Человек как правовое существо

Рассмотренные определения сущности и понятия права в его различении и совпадении с законом позволяют охарактеризовать право под углом зрения онтологии (учения о бытии), гносеологии (учения о познании) и аксиологии (учения о ценностях).

В контексте развиваемого нами юридического правопонима-ния в общем виде можно сказать, что учение (концепция) о праве в его различении с законом это и есть онтология права.

Бытие права (его объективная природа и собственная сущ­ность) представлено в принципе формального равенства, включает в себя и выражает всю совокупность внутренне взаимосвязанных и предполагающих друг друга объективных свойств и сущностных характеристик права как всеобщей и необходимой формы равенст­ва, свободы и справедливости в общественной жизни людей.

Право исторично. Этот историзм относится как к бытию права, так и формам его проявлений. Право опосредовано социально-исто­рическим опытом, и в этом смысле оно апостериорно, а не априорно.

Поэтому природу права (социально-исторический смысл и со­держание бытия права, его сущности и существования) не следует смешивать ни с правом природы (с природной данностью права), ни с природой разума (с априорной данностью права из чистого разу­ма), хотя и разум, и природа играют существенную роль в истори­ческом процессе генезиса и развития права.

Конечно, по аналогии с аристотелевским положением о том, что "человек, по природе своей, — существо политическое" (Ари­стотель. Политика. I, 1, 9, 1253а 16), можно сказать, что человек, по природе своей, — существо правовое. Но подобные суждения вовсе не означают априорности, природной данности, прирожденности человеку политической или правовой сущности, политических или правовых свойств и качеств.

Если бы человек, как считал Руссо, рождался уже свободным¹ (и уже от природы люди были бы свободными и равными), то он нигде не был бы в оковах, и со свободой, равенством, правом, спра­ведливостью у человечества вообще не было бы никаких проблем.

В том-то и дело, что вектор движения прямо противополож­ный: человек и человечество развиваются к свободе, праву, равен­ству, справедливости из ситуации их отсутствия. И речь должна идти лишь о том, что человек (и целые народы) по своей природе (интеллектуальной и волевой), в отличие от других живых существ, может, потенциально способен путем своего совершенствования и

Глава 4. Правовая онтология

41

¹ Это знаменитое положение из трактата Руссо "Об общественном договоре" зву­чит так: "Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах" (Руссо Ж. Ж. Трактаты. М., 1969. С. 152). -., •- '- ^

развития прийти к политическим и правовым формам организации социальной жизни.

Такого завершения генезиса человеческой природы, отмечал для своего времени (IV в. до н. э.) Аристотель, достигли лишь греки; другие же народы (варвары) как люди с неразвитой (нравственно и умственно) природой живут в дополитических и доправовых усло­виях деспотизма и рабства. Поэтому, согласно Аристотелю, "вар­вар и раб, по природе своей, — понятия тождественные" (Аристо­тель. Политика, I, 1, 5,1252Ь 17).

И спустя два с половиной тысячелетия приходится констати­ровать, что многие люди и образуемые ими народы еще так и не завершили, говоря словами Аристотеля, генезис своей политиче­ской и правовой природы, не достигли высот того политического и правового общения, которое на современном языке называется пра­вовым государством, господством права, правами и свободами че­ловека и гражданина. И из прошлого и современного опыта нашей страны мы хорошо знаем о тех трудностях и огромных усилиях, которые требуются даже для минимального продвижения вперед на пути от рабства, деспотизма и тоталитаризма к свободе, праву и справедливости.

Генезис права как социально-исторический процесс, в частно­сти, означает, что становление сущности права и возникновение правовых явлений и отношений происходят одновременно и в рам­ках одного процесса. Дело, следовательно, обстоит не так, что спер­ва откуда-то (от природы или свыше) дана некая готовая сущность права (принцип права, идея права, умопостигаемое бытие права) и лишь из нее затем появляются эмпирические правовые явления, правовая реальность. Такова, например, логика соотношения чис­тых идей (истинного бытия) и эмпирической реальности как их от­ражения в философии Платона. Как ни парадоксально, но пример­но по такой же схеме изображают легисты связь между законом и жизнью.

Но неверно представлять себе дело и так, будто сперва какое-то время существовала правовая жизнь и функционировали право­вые отношения между свободными субъектами и лишь затем поя­вились сущность, принцип, бытие права. Такой подход, внешне ка­жущийся весьма реалистичным, при ближайшем рассмотрении оказывается внутренне противоречивым: он отрывает существова­ние права от сущности права и в то же время некое неопределен­ное существование (без правовой сущности) характеризует как пра­вовое. Что же в таком случае дает основание вообще говорить о Правовом характере соответствующих эмпирических феноменов, лишенных правовой сущности, правового качества? Этот напраши­вающийся здесь вопрос остается без ответа.

Между тем ясно, что, если мы применительно к праву говорим ⁰ сущности и существовании, это значит, что сущность права про-

42

Раздел I. Общие проблемы философии права

является в формах его существования, а в последних присутствует правовая сущность.

Абстрагированный от фактичности, формализованный мир права со своими особыми условиями и условностями, со своими персонами (правовыми масками), ролями, правилами поведения, процедурами и т. д. нередко сравнивают с театром, имея в виду его игровой характер, театральные условности, абстрагированность те­атрального действа от действительности и т. д. В подобных сравне­ниях есть доля правды ("человек играющий" проявляется везде — и в быту, и в праве, и в театре, и в религии, и в других сферах жизни), тем более что театр (и прежде всего — драматический театр) многое перенял из области права, правовых коллизий и про­цедур, правовой трактовки реальных ситуаций, организации и про­ведения судебного процесса, словом — из драм и драматургии пра­вовой жизни.

Но условности театра так и остаются в условном мире — за занавесом театра, а между правом и жизнью нет такого занавеса и в условностях правовой формы бурлит невыдуманная драма самой жизни с подлинными приобретениями и потерями, и мертвые здесь не воскресают.

С точки зрения генезиса правовой природы человека (и вместе с тем утверждения начал права и правопорядка в жизни целых народов), определяющее значение имеет осознание как раз того обстоятельства, что в абстракциях права за внешней условностью речь идет о самом главном и существенном в жизни индивида и всего социума — о свободе, справедливости, равенстве, что право­вые условности — это на самом деле абсолютно необходимые усло­вия достойной человека жизни всех и каждого. А такой развитости и зрелости в организации жизни невозможно достигнуть без освое­ния и Практического утверждения людьми требований права как императивных велений своей собственной человеческой природы, своего разума, совести и воли.

Без овладения правом как математикой свободы люди и наро­ды обречены прозябать под гнетом и произволом деспотизма, тира­нии и тоталитаризма.

Существенное значение нравственной зрелости человека (и народов), его внутренней моральной зрелости и подготовленности для жизни по праву и закону после Аристотеля наиболее вырази­тельно сформулировал уже в XVIII в. (в духовном и социально-историческом контексте отсталой, по европейским меркам, феодаль­ной Германии) Кант в своих знаменитых категорических импера­тивах, где веления индивидуального морального сознания по своей нормативной сути совпадают с требованиями правового принципа всеобщего формального равенства. Развитое состояние мораль­ности — необходимое условие для утверждения правовой легаль­ности.

Глава 4. Правовая онтология

43

Исторический процесс генезиса права, его бытия и существо­вания, протекает в контексте общекультурного формирования и развития человека и человеческого рода.

Право как культурный феномен — часть общечеловеческой культуры. Правовая культура — это весь правовой космос, охваты­вающий все моменты правовой формы общественной жизни людей. Культура здесь как раз и состоит в способности и умении жить по этой форме, которой противостоит неоформленная (неопределен­ная, неупорядоченная, хаотичная, а потому и произвольная) фак­тичность, т. е. та докультурная и некультурная непосредствен­ность (не опосредованность правовой формой) и простота, которая, по пословице, хуже воровства.

Правовую культуру можно условно назвать "второй приро­дой" ("второй натурой"). Но эта "вторая природа" не механическая пристройка к базовой "первой природе", а культурная трансфор­мация, культуризация и культивация всей (единой) природы от­дельных людей и народов. Так что право — это не культурный плод на диком дереве, а плод окультуренного дерева.

Поэтому людям и народам, возжелавшим вкусить такой ред­кий плод, надо в трудах и муках, упорно и настойчиво, осознанно и терпеливо возделывать в себе, для себя и у себя свой сад правовой культуры, растить свое дерево свободы. Чужими плодами здесь сыт не будешь.,._>|t

2. Бытие и существование права f>

Бытие права — это качественно определенное бытие формаль­ного равенства, которое (исходно и по определению) имеет смысл лишь как равенство свободных и в таком своем качестве и всеоб­щем значении идентично справедливости.

Поэтому соотношение бытия и существования права, сущно­сти права и правовых явлений — это, по сути дела, соотношение правового принципа формального равенства и форм его осуществ­ления. Везде, где есть этот принцип формального равенства (во всех явлениях, в которых он признается, закрепляется, учитывается, соблюдается, проявляется и т. д.), там мы имеем дело с правовыми явлениями, т. е. с формами существования (и осуществления) сущ­ности (и бытия) права. К этим формам относятся, следовательно, все феномены с правовым качеством, все равно, идет ли речь о правовом законе (всех источниках действующего права, соответст­вующих требованиям принципа права) или о правовой норме, пра­вовом субъекте, правовом статусе, правовом сознании, правовом отношении, правовой процедуре, правовом решении и т. д.

Право, как известно, само не действует, действуют люди и именно свободные люди, люди со свободой воли, которые в своих взаимоотношениях выступают как субъекты права. Здесь право-

44

Раздел I. Общие проблемы философии права

Глава 4. Правовая онтология

45

способность и правосубъектность людей выступают не только как правовые характеристики свободных индивидов в их отношениях (в правовых отношениях), но и как необходимые формы осуществ­ления этой свободы людей (т. е. сущности и бытия права).

Особо следует отметить, что и в плане сущности права, и в плоскости его существования имеются в виду свобода, правоспо­собность и правосубъектность прежде всего именно индивидов, физических лиц, а не надиндивидуальных объединений, институ­тов, формирований. И это принципиально важно, поскольку только на такой исходной основе и только там, где свободные индивиды (физические лица) выступают в качестве независимых субъектов права и правового типа отношений, возможны и другие субъекты права, так называемые "юридические лица", возможны право, пра­вовое равенство и свобода в организации, функционировании и взаи­моотношениях разного рода союзов, ассоциаций и в целом социаль­ных, политических, национальных и государственных образований.

Этот момент выражения индивидуальной свободы в виде пра­вовой личности (субъекта права) выступает в гегелевской "Филосо­фии права" как исходный пункт саморазвития понятия права от абстрактных форм его осуществления к более конкретным формам. "В себе и для себя свободная воля" — это непосредственно "еди­ничная воля субъекта"¹ — правовой личности. "Личность, — под­черкивает Гегель, — содержит вообще правоспособность и состав­ляет понятие и саму абстрактную основу абстрактного и потому формального права. Отсюда веление права гласит: будь лицом и уважай других в качестве лиц"².

Исходный характер субъекта права не следует, конечно, сме­шивать с его внеправовой данностью. Напротив, личность, субъект права, д абстрактной форме персонифицирует бытие (сущность) права в сфере его существования. Правосубъектность — это, так сказать, человеческое измерение и выражение процесса осуществ­ления принципа формального равенства. Субъект (личность, лицо) только потому и является правовым субъектом (правовой лично­стью, правовым лицом), что олицетворяет правовое бытие, принцип права и выступает его активным носителем и реализатором. Фигу­ра субъекта права предполагает наличие права, действительность бытия права и реальную возможность его осуществления. Ведь и у Гегеля понятие личности и абстрактного права включает в себя (в абстрактной форме) все последующие определения более конкрет­ных форм права, т. е. предполагает их наличие. Вне соответствую­щей правовой ситуации бессмыслен и субъект права.

Эти соображения значимы и для правильного понимания и верной оценки встречающихся в юридической литературе опреде-

лений субъекта права, правоотношений, правовой нормы, право­сознания и т. д.

В данной связи представляет интерес позиция такого ортодок­сального марксистского теоретика права, как Е.Б. Пашуканис. В ходе критики буржуазного права как исторически последнего, по его марксистским представлениям, типа права он писал: "Юриди­ческое отношение — это первичная клеточка правовой ткани, и только в ней право совершает свое реальное движение. Право как совокупность норм наряду с этим есть не более как безжизненная абстракция"¹. Характеризуя это юридическое отношение как отно­шение между субъектами, он добавляет: "Субъект — это атом юри­дической теории, простейший, неразложимый далее элемент"².

В этих положениях абсолютизируются теоретические услов­ности, навеянные схемой построения гегелевской философии пра­ва, очередностью освещения в ней различных правовых феноме­нов, определяемой саморазвитием понятия права от абстрактных определений права (и форм его внешнего осуществления, объекти­вации) до все более и более конкретных.

Но весь этот мир правовых явлений (правоотношения, субъект права, правовая норма и т. д.) — лишь различные проявления прин­ципа формального равенства и все они, независимо от приемов их философско-правовой и теоретической систематизации, являются одинаково формализованными по одному и тому же основанию. Так что характеристики типа "атом", "простейший элемент", "первич­ная клеточка" и т. д. относятся, скорее, к принципу формального равенства как наиболее абстрактному определению и выражению права, а не к субъекту, правовому отношению, правовой норме и другим однопорядковым правовым явлениям, которые как раз и не являются "первичными" и "простейшими" потому, что в них уже присутствует качество правовой формальности, принцип правового равенства, без чего они и не были бы правовыми феноменами.

С точки зрения интересующих нас здесь проблем правовой онтологии следует отметить и неадекватность характеристики "права как совокупности норм" в качестве "безжизненной абстракции" — в противоположность юридическому отношению как некой живой реальности. Характеристика "безжизненная абстракция", если под ней имеются в виду формальность права, его абстрагированность от жизненной фактичности, в равной степени относится и ко всем остальным юридическим феноменам (юридическому отношению, субъекту права и т. д.), да и ко всему праву в целом. И эти свойства права (абстрактность, формальность) не только не обесценивают право, правовую норму и т. д., но, напротив (вопреки негативной

Гегель. Философия права. М., 1990. С. 96.

Там же. С. 98. •;- -nw*

Пашуканис Е.Б. Избранные произведения по общей теории права и государства. М., 1980. С. 78. Там же. С. 102..у». ~> -аак»и •

46

Раздел I. Общие проблемы философии права

формулировке Пашуканиса), позволяют праву быть формой выра­жения наиболее существенных сторон человеческой жизни.

Ведь объективность права и объективность существования права состоят как раз в его абстрактности, формальности и т. д., в том, что право — абстрактная форма фактических социальных от­ношений, социальной жизни, а вовсе не в отождествлении право­вых отношений и права в целом с самими фактическими отноше­ниями, с непосредственной (внеправовой) социальностью. И именно в этом (формальном) смысле и следует понимать распространен­ную характеристику права как социального явления.

Иная трактовка социальности и объективности права, лежа­щая в основе неверной характеристики соотношения правовой нор­мы и правового отношения, представлена у Пашуканиса. "Право как объективное социальное явление, — писал он, — не может ис­черпываться нормой или правилом, все равно записанным или не­записанным. Норма как таковая, т. е. логическое содержание, или прямо выводится из существующих уже отношений, или, если она издана как государственный закон, представляет собой только сим­птом, по которому можно судить с некоторой долей вероятности о возникновении в ближайшем будущем соответствующих отноше­ний. Но, для того чтобы утверждать объективное существование права, нам недостаточно знать его нормативное содержание, но нужно знать, осуществляется ли это нормативное содержание в жизни, т. е. в социальных отношениях"¹.

С этих позиций Пашуканис критиковал нормативизм Кельзе-на и вообще "способ мышления юриста-догматика, для которого понятие действующей нормы имеет свой специфический смысл, не совпадающий с тем, что социолог или историк понимает под объек­тивным существованием права"².

Однако эта критика во многом бьет мимо цели, поскольку она страдает смешением понятий. Пашуканис смешивает и валит в одну кучу две разные проблемы: онтологическую проблему бытия и су­ществования права (включая сюда все правовые феномены, в том числе правовую норму, правоотношение и т. д.) как формы соци­альных отношений и совсем другую (тоже важную, но на своем месте) проблему о социальных последствиях, социальном эффекте, социальной эффективности действия права.

С точки зрения первой (онтологической) проблемы объектив­ность бытия и существования права — это принцип формального равенства и его формообразования, формы его проявления, право­вые феномены (правовой субъект, правоотношения, правовая нор­ма и т. д.), т. е. объективность мира правовых формальностей. Все эти правовые феномены равноценны в этой своей формальности и

Там же. С. 79—80. ¹ Там же. С. 80.

Глава 4. Правовая онтология

47

абстрагированности от социальных реалий и фактов. Поэтому ни одна из этих правовых форм (в том числе и правовое отношение) не может выступать, как это имеет место у Пашуканиса, в качестве социального факта и доказательства социальной (в смысле фактич­ности, а не формальности) объективности существования права.

Когда Пашуканис с позиций "социологика или историка" и критика подхода "юриста-догматика" говорит о том, что "научное, т. е. теоретическое, изучение может считаться только с фактами"¹, он имеет в виду не юридические факты (не факты формально-пра­вового мира), а непосредственно социальные факты, внеправовые социальные явления.

Вторая из названных проблем относится к характеристике со­циальных последствий действия норм права и тех фактических изменений в социальной реальности, которые Пашуканис весьма неадекватно именует "объективным существованием права".

При рассмотрении обеих проблем прежде всего необходимо с позиций различения и соотношения права и закона определить, о существовании и о действии каких именно норм идет речь — право­вых норм или норм (правил) правонарушающего закона. Если речь идет о правовых нормах, то очевидно, что в рамках рассматриваемо­го права как системы правовых норм тем же правовым качеством отмечены и другие правовые формы (субъект права, правовое отно­шение, правовое сознание и т. д.). И с этих позиций юридического правопонимания следует критиковать, например, теорию Кельзена или подход "юриста-догматика" именно за их легистское правопони-мание, за отождествление правовой нормы и противоправной нормы закона, а вовсе не за характеристику права как системы норм, не за нормативизм как таковой, поскольку нормы и нормативизм могут быть как правовыми, так и противоправно-легистскими. Вместо этого Па­шуканис с позиций социологизма необоснованно критикует их за то, что вопрос о существовании права они трактуют под углом зрения не социальных факторов, а "формальной значимости норм", что они отождествляют "право и норму"². Столь же неадекватной является критика Пашуканисом нормативной теории права там, где Кельзен, имея в виду правовое отношение, писал: "Отношение есть отношение к правопорядку, вернее — внутри правопорядка, но не отношение между субъектами, противостоящими правопорядку"³. И здесь под­ход Кельзена заслуживает критики не за то, что он совершенно вер­но отличает правовое отношение от фактических социальных отно­шений, а за то, что под "правопорядком" он в силу отождествления права и закона имеет в виду любой (в том числе и произвольный) "законопорядок", которому некритично приписывает правовое каче-

¹ Там же.

² Там же. С. 78, 80. Там же. С. 78.

48

Раздел I. Общие проблемы философии права

ство. Поэтому и существование норм права у него — это существова­ние норм закона, и нормативизм у него законнический, легистский, а не правовой.

Социологизированный (в духе марксистской идеологии) подход Пашуканиса к нормативизму и юридической догматике, которую можно оценить как критику "с точностью до наоборот", получил в дальнейшем широкое распространение и развитие в советской юри­дической науке, где неправовой легизм подкреплялся правоотри-цающей социальностью и освящался антиправовой идеологией.

Несуразность такой критики "буржуазного нормативизма и юридического догматизма" со стороны советского легизма, который уже по объективным причинам своего места и времени не мог быть ни последовательным (в духе Кельзена) нормативизмом, ни юриди­ческой догматикой (в духе аналитической юриспруденции), состоя­ла в том, что эта критика, за неимением лучшего, велась с правоот-рицающих позиций, независимо от того, шла ли речь о сущности, существовании или социальном смысле права.

Причем критика "буржуазного нормативизма" сочеталась с апологетикой советского социалистического права в качестве "сис­темы норм", тогда как в действительности речь шла о конгломера­те (в существенной части — засекреченном) тоталитарно-силовых установлений и приказных правил антиправового закона. Слово "норма" служило неким юридическим флером для всей этой не­правовой материи, а в сочетании с "системой" придавало классовой воле пролетариата (народа, государства, законодателя) безуслов­ность, подкрепленную условиями гулаговской системы репрессий.

В этом контексте весь "правовой" смысл антиправового закона был сосредоточен во внешне юридически звучащей "правовой нор­ме", которая в этом отношении выгодно отличалась от откровенно неправовых, крайне идеологизированных и социологизированных определений "сущности права", "принципов права" и т. д. Причем логическое содержание нормы (норма как абстрактно-всеобщее дол­женствование и т. д.) было вытеснено политико-классовой трактов­кой ее как властно-приказного установления (правила), обеспечен­ного государственным принуждением (санкцией). В таком качестве прямого выражения официально-правовых начал норма закона стала трактоваться в советской юридической науке как показатель суще­ствования права вообще, как нечто первичное и определяющее по отношению ко всем остальным правовым явлениям и формам:—

Впрочем, такова логика всех вариантов легизма, по которой норма закона под видом нормы права подменяет собой сущность и принцип права, присваивает их общеправовой смысл и функции, заполняет собой все пространство бытия и существования права. Суть извращения здесь в том, что за право (с его качественно опре­деленным смыслом и принципом) выдается (или может выдавать­ся) любое произвольное официально-властное установление.

Глава 4. Правовая онтология

49

Формы существования права

Подмена правового закона неправовым законом означает, что место правовых форм и явлений занимают соответствующие фаб­рикации произвольного закона. Так, правовая норма подменяется нормой закона, правоотношение — законоотношением, правосозна­ние — законосознанием, правотворчество — законодательством, субъект права, правовой договор, правонарушение и т. д. — их про­извольными замещениями.

Такая подмена искажает как логику соотношения сущности права с формами ее проявления (осуществления), так и характер взаимосвязей между самими этими правовыми формами (правовы­ми явлениями).

Правовые феномены внутренне однородны, обладают одним и тем же объективным правовым качеством (сущностным свойством), представленным в бытии права и в его принципе. Поэтому различ­ные правовые явления (правовая норма, правовое отношение, пра­вовое сознание и т. д.) — это разные формы проявления одного и того же принципа права, т. е. равноценные модусы (способы осу­ществления и существования) одной и той же сущности права.

Соотношение же соответствующих неправовых феноменов за­кона лишено такой объективной основы и подчинено субъективно-властным определениям. Ведь у неправового закона нет объектив­ного правового бытия, сущности и принципа; его сущностью, быти­ем и принципом оказывается само властное установление в виде общеобязательных норм. Поэтому, согласно легизму, правоотноше­ние, правосознание и другие правовые явления производны от нор­мы закона и в "правовом" смысле значимы лишь как законоотно-шение, законосознание и т. д., поскольку "право" существует лишь как норма закона.

Против такого подхода в нашей литературе были высказаны различные мнения о том, что право существует не только в форме правовой нормы, но и в таких формах, как правоотношение и пра­восознание. Причем некоторые авторы считают аксиомой права положение о том, что право существует только в этих трех формах (т. е. как правовая норма, правоотношение и правосознание), а чет­вертой формы не дано.

В подобных суждениях антилегистские моменты причудливо сочетаются с легистскими представлениями. Прежде всего не ясно, о трех формах существования какого "права" идет речь: права в его различении с законом, права в его совпадении с законом или "позитивного права" в его противоречии праву (т. е. правонару-шающего закона). А без ясности в этом ключевом вопросе о бытии, сущности и понятии рассматриваемого права указанные формы существования права оказываются как раз без той правовой сущ­ности, на выражение которой они претендуют.

50

Раздел I. Общие проблемы философии права

Очевидно, например, что формы существования антиправово­го закона не могут быть признаны формами существования права. В такой ситуации господства антиправового закона (например, в условиях тоталитаризма) право как должное (как принцип фор­мального равенства с соответствующими требованиями) существу­ет в двояком смысле — и как отрицание антиправового закона, и как отрицаемое этим законом.

Уже само официальное отрицание (непризнание, игнорирова­ние и т. д.) объективной природы права и его принципа, во-первых, в негативной форме признает наличие отрицаемого, а во-вторых, не означает уничтожения отрицаемого, подобно тому как ложь (в отличие от ошибки), отрицающая правду, знает о ее существова­нии и не в силах ее уничтожить.

Противоправность закона не может отменить объективной, не зависящей от субъективной воли законодателя, правовой матема­тики свободы. Правовой принцип равенства, справедливости и сво­боды людей в любой ситуации сохраняет свою объективную обще­значимость и выступает и как единственное надлежащее основа­ние и масштаб для критики насилия и произвола, и как единствен­ный подлинный ориентир для искомой правовой перспективы.

Если же речь идет о формах существования права в его официальной признанности и позитивированности, т. е. в виде правового закона и узаконенного права, то здесь все правовые феномены (не только правовые нормы, отношение и сознание, но и, скажем, правоспо­собность и правосубъектность, правовой статус и правовой режим, правовой договор, иск и обвинение, судебное и административное решение даже в условиях отсутствия прецедентного права, право­вые процедуры и процессуальные формы и т. д.) являются форма­ми выражения, осуществления и существования уже качественно определенной для данного социального времени и пространства сущности права, принципа формального равенства. Все эти формы существования права — равнокачественные формальности в плос­кости конкретизации смысла и значений принципа формального равенства, а вовсе не сами по себе фактичности жизни, не непо­средственные социальные факты. И к сущности права они не при­бавляют какого-то нового правового качества, которое отсутствова­ло бы в правовом принципе формального равенства.

Ведь не следует забывать, что здесь, при рассмотрении про­блемы сущности и существования права, речь идет не о происхож­дении права, а об онтологии уже возникшего и развивающегося права — в контексте его официально-властного утверждения или отрицания.

Различие этих правовых форм носит, следовательно, функ­циональный, а не сущностный характер. Смысл единого принци­па формального равенства выражается (и существует), напри­мер, в правовой норме — в виде правил поведения субъектов

Глава 4. Правовая онтология

51

права (в форме долженствования определенной модели поведе­ния субъектов права), в правовом отношении — в виде взаимо­отношений формально равных, свободных и независимых друг от друга субъектов права, в правосознании — в форме осозна­ния смысла и требований принципа права (в его различении и соотношении с законом) членами данного правового сообщества, в правосубъектности — в форме признания индивидов (их объ­единений, союзов и т. д.) формально равными, свободными и не­зависимыми друг от друга субъектами правового типа общения, в правовых процедурах — в форме равного и справедливого порядка приобретения и реализации прав и обязанностей всеми субъектами, разрешения спора о праве и т. д.

Так что право существует во всех этих правовых формах, а не только в одной форме (правовой норме) или в трех формах (право­вой норме, правовом отношении, правосознании). И вообще право существует везде, во всех тех случаях и формах, где соблюдается и применяется принцип формального равенства.

Особое место в этом ряду правовой нормы обусловлено чрез­вычайно широким объемом понятия "правовая норма", по сути сов­падающим с объемом всего действующего (официального, позитив­ного) права. Такое положение стало складываться со времен абсо­лютизма в процессе возвышения роли государства, усиления его регулятивных функций и вмешательства во все сферы жизни, ут­верждения монопольных позиций государственного законотворче­ства в системе источников права и во всем объеме действующего права. Новые реалии, новый объем и новый смысл государственно­го регулирования (от латинского regulдre — подчинять правилу, regula) поведения людей, всех сторон жизни в стране посредством общеобязательных актов (по преимуществу исполнительной вла­сти), определившие радикальную этатизацию и инструментализа-цию права, нашли свое отражение и в новом понимании права ка^ совокупности властно устанавливаемых правил (regulae) для соот-* ветствующего регулирования. ^г

Именно такое, этатистски-инструментально понимаемое пра^ вило и стали обозначать как правовую норму. '•

Чтобы по достоинству оценить радикальность такой метамор­фозы в пользовании понятием "правило", следует обратиться к римскому праву, где оно имело прямо противоположный смысл. Авторитетное на этот счет суждение юриста Павла звучит так: "Не из правила (regula) выводится право, но из существующего права Должно быть создано правило" (Д.50.17.1).

Для приверженцев легизма и властного нормотворчества, на­против, именно из правила выводится существующее право. Толь­ко существование правила, т. е. властное установление нормы (пра­вил, предписаний), и порождает право, дает начало его существо­ванию. В таком этатистско-легистском контексте все официально

52

Раздел I. Общие проблемы философии права

действующее (позитивное) право состоит из норм (т. е. правил вла­стного регулирования), совокупность которых и есть право. Данная тавтология и есть восхваляемая легистами нормативность права, которая по существу выражает лишь момент единства власти как творца права и властного характера сотворенных ею правил-норм, из которых только и состоит такое право.

Подобное "право" и "нормативный материал", как его обычно именуют, одно и то же. Да и источники современного "позитивного права" (за исключением, пожалуй, англосаксонской системы, при­знающей в качестве одного из источников права судебные преце­денты) — это так называемые "нормативные акты" различных ор­ганов власти. Так что властное нормотворчество и легистский нор­мативизм на практике и в теории дополняют и подкрепляют друг друга.

Резюмируя сказанное, можно констатировать, что процесс эта-тизации и инструментализации права, сопровождавшийся игнори­рованием и отрицанием его объективной природы и сущности, осу­ществлялся в форме его легистской нормативизации. Норма (пра­вило) закона стала не только официальной счетной единицей и "ато­мом" действующего позитивного права, но и качественным крите­рием наличия или отсутствия самого права.

С позиций правового закона, задача состоит не в денормати-визации права, а в юридизации нормы закона. Только как одна из форм выражения объективной природы и принципа права норма правового закона — в соотношении, взаимосвязи и взаимодействии с другими необходимыми правовыми формами — может занять свое надлежащее место в общеправовом пространстве. Трансформацию при этом смысла и значения нормы можно выразить так: в услови­ях неп]эавового закона норма — средство и итог властного форми­рования права, в контексте правового закона норма — способ вла­стного формулирования права. Речь, следовательно, идет о каче­ственном изменении роли и содержания нормы в общем русле пре­образования отношений между правом и властью, юридизации смыс­ла и существа официального нормотворчества в рамках социально-исторического процесса перехода от абсолютизма, авторитаризма и тоталитаризма к правлению права и правовой государственности. При этом из властного установления права норма преобразуется в правовое установление власти. Произвол власти заменяется вла­стью права.

В условиях правового государства и господства правового за­кона роль исходного правового начала, определяющего объектив­ный смысл и значение всех правовых явлений и форм, включая и правовую норму, играет уже сам принцип права, которому должны соответствовать и все нормативные акты, все источники действую­щего права, все формы его существования.

Глава 5. Правовая аксиология

•уч т „,..,,,. «•?

53