Б. В. Бирюков, Ф. В. Широков

О «Сумме технологии», об эволюции, о человеке и роботах, о науке...

Опыт оценки

 

 

Пролог

 

Итак, читатель, ты перевернул последнюю страницу и хотел было отложить книгу. Но тут ты заметил послесловие. Не досадуй, мы ведь тоже были читателями, только несколько раньше тебя! Поговорим же о книге. Нам поневоле придется делать ссылки на текст, за что мы приносим тебе свои извинения.

Имя Станислава Лема, конечно, тебе известно. Это – польский писатель, фантаст, многие его романы и рассказы переведены на русский язык. Здесь и «Магелланово облако», и «Астронавты», и «Вторжение с Альдебарана» и многое другое. Однако думал ли ты, что в этих произведениях, помимо увлекательного сюжета, необычайных фантастических реалий, роботов с характерами людей, а подчас и людей с психикой роботов, помимо всех этих литературных «изобретений», есть еще и некая общая идея, некая концепция. Руководствуясь ею, Лем, как мастер-кукольник, расставляет по сцене своих марионеток. В этом – секрет успеха, в этом – секрет самого творчества.

Эта общая концепция в виде довольно пухлой книги лежит сейчас перед тобой, читатель!

Вскоре мы займемся ее разбором, а пока заметим, что у Лема есть еще и оформление сцены, так сказать бутафория, декорации. Как он не похож этими декорациями на многих других фантастов! У тех они просто «наполнитель», ведь нужно же дать герою какую-нибудь профессию, во что-то одеть его, посадить на какой-то корабль... У Лема, если уж профессия-то, значит, о ней говорят в научных кругах, ее ждут и предчувствуют; если одежда – то из таких загустевающих в воздухе хлопьев, в которые нас завтра оденет химия; если корабль, то, хотя, быть может, и не в точности такой, который завтра понесет экипаж к Марсу, но все же – один из «реальных» проектов, опубликованных в общенаучном журнале... Это именно корабль, а не фантастический «наполнитель»!

Творчество Лема глубоко уходит своими корнями в современную науку, в тот новый мир, в котором начинает жить человечество. Лем не пугается никакой науки; врач по образованию, он «не страшится» биологии, но задумывается и над астрономией, пытается проникнуть в физику и даже заглядывает в Храм Абстракции, у врат коего меч математики преграждает путь профану... Но оставим этот панегирик и перейдем к разбору самой книги.

 

О названии

 

Прежде всего – о названии: «Сумма технологии». Не передразнивает ли автор Фому Аквината? Его «Сумму теологии»? Фому, этого крупнейшего средневекового богослова, который был уверен, что в божественном откровении предначертано развитие Вселенной и человеческого рода, что в нем заключена вся истина о прошлом, все сведения о настоящем и все предвидение будущего.

 

Прогнозирование

 

Однако что же кроется за этим названием, что представляет собой книга Лема по существу?

Автор говорит, что когда он писал «Сумму», названия «футурология» – наука о будущем – не существовало. Сейчас этот термин установился и книгу Лема можно отнести к этой дисциплине. По-видимому, писателю-фантасту с философским складом ума вполне естественно взяться за книгу именно по футурологии. Впрочем «Сумму технологии» не так-то легко классифицировать, здесь на широком полотне Лем крупными мазками набросал картину возможного развития человечества. Книга его примыкает к тем исследованиям, которые получили ныне название науковедения.[131] Она примыкает и к другим направлениям, пока еще безымянным. Мы имеем в виду, скажем, книгу И. С. Шкловского «Вселенная, жизнь, разум» – книгу о жизни в космосе и о космических цивилизациях.

Итак, «Сумма технологии» посвящена прогнозированию. Опираясь на сегодняшнюю науку, автор бросает взгляд на развитие техники, науки и некоторых сторон общественной жизни в будущем.

 

Причины «Суммы»

 

Но почему же он это делает? Во все времена отыскивались пророки будущего, иногда удачливые, но чаще – неудавшиеся. Поражает обилие методов прорицания и простота утвари. В дело шли и дым благовоний, и внутренности животных, и знамения небес...

Люди мечтали и о предсказании будущего, но средства у них были не вполне пригодные, да и прогресс шел тогда медленно. Будущее было почти равно настоящему. Биологический процесс жизни протекал быстрее, чем процесс накопления знаний, и предсказание будущего при всей его заманчивости не стало еще общественной необходимостью.

Иначе обстоит дело сейчас. Быстрый бег современного общества, огромный рост энергии, информации и вещества, подвластных людям, стремительное усложнение всех общественных явлений – все это вызвало к жизни научное прогнозирование.

И теперь у «предсказателей» уже не старая «утварь», в их распоряжении – большие вычислительные машины, модели, математические методы...

 

Лем как «прорицатель»

 

Таким образом, Ст. Лем вовсе не прорицатель-одиночка, и все же его «прогностика» своеобразна. Ведь он – писатель-фантаст и, должно быть, поэтому относит свой анализ к весьма далекому будущему. К тому, которое прогнозу на вычислительной машине не поддается. Здесь простор для фантазий или полуфантазий, их ценность – научно-познавательная и мировоззренческая. Здесь можно дойти до пределов возможного, с точки зрения наших нынешних представлений. Такие пределы старались указать А. Кларк и Дж. Томсон.[132] В отличие от этих авторов Лема интересуют не конкретные научные открытия, а сам «генератор прогресса науки».

 

Типы прогнозов

 

Прогноз, особенно количественная оценка или конкретное предсказание, очень часто оказывается «ненадежным», даже если это прогноз на десятилетия. Артур Кларк в своей книге привел примеры таких прогнозов, прогнозов развития «по прямой линии», которые сейчас кажутся нам смешными. Будущее непокорно, его не уложишь в рамки столь простой «геометрии», оно поражает людей внезапными рывками, которых никто или почти никто не предвидел. И все же прогнозы возможны и необходимы; общество все чаще прибегает к сознательным решениям в противовес стихийному развитию. Прогнозы особенно нужны тому обществу, которое как единое целое владеет средствами производства и вносит плановое начало в хозяйство и культуру.

Можно выделить (Г. М. Добров, op. cit.) три «эшелона» прогнозов.

К первому «эшелону» относятся прогнозы на 15-20 лет. Собственно, это просто предплановые и притом количественные оценки. Во втором – идут более далекие прогнозы, скажем, прогнозы, на первое десятилетие будущего века. Они уже чисто качественные. Прогнозы на столетие вперед (третий «эшелон»), как правило, гипотетичны.

 

Четвертый «эшелон»

 

В какую же группу попадают прогнозы Лема? Ни в одну! Это – прогнозы «четвертого эшелона», попытка заглянуть вперед на сотни столетий. Здесь вместо количественных или качественных ограничений на сцену выходят иные – самые общие ограничения практики и познания.

Но ведь при такой общности прогнозов автора может подстерегать пустота! Поясним наши страхи. При близком прогнозе, например при попытке представить себе прогресс телевидения, будущее кажется нам почти «осязаемым». В те годы, когда идея иконоскопа лишь зародилась, А. Толстой уже написал «Аэлиту», и как реалию завтрашнего дня люди увидели мир, оплетенный сетью телевизионных каналов, большие экраны, по которым проносятся вспышки событий. Сегодня эта реалия стала реальностью, а завтра вновь родившееся поколение уже не сможет представить себе мир без Единой Телевизионной Сети. И «Аэлита» утратит какую-то частицу своей таинственной прелести. А через тысячу лет техническая фантазия писателя будет казаться наивной, столь же наивной, как «техническая» фантазия Лукиана, у которого шквал, подхватив суденышко, унес его на Луну.

Так вот, «осязаемы» ли виденья далекого будущего и есть ли здесь вообще о чем думать? Да, есть! Лем развертывает перед нами серию проблем, тематических проблем, по которым можно писать и футурологические работы вроде «Суммы», и увлекательные научно-фантастические романы, повести и рассказы. В этом – один из источников художественного творчества Лема. Здесь и сравнение био– и техноэволюции, и астроинженерное дело, и биотехническая деятельность цивилизаций, и автоэволюция человека; здесь же и вопросы морали...

Ко всем этим вопросам Лем подходит с единой позиции; он называет ее «позицией Конструктора». Он оптимист, и в отличие от многих писателей и ученых Запада говорит, что всего этого можно достигнуть. Он обсуждает возможные пути и следствия. Его основной тезис – «Догнать и перегнать Природу!».

При всяком далеком прогнозировании надо отвлекаться от «реалий» сегодняшней науки и техники, от каких-то характерных черт сегодняшнего общества. В сущности это значит – вводить некоторые упрощающие постулаты; при этом надо лишь четко представлять себе, от чего мы отвлеклись, что упростили и огрубили. После построения прогноза эта четкость позволит оценить его «силу», т.е. вероятность его реализации. Иначе прогнозист рискует попасть впросак – придать прогнозу большую значимость, чем он того заслуживает.

 

Три постулата

 

Каковы же постулаты Лема? Быть может, они противоречат современной науке? И все его построения – чистейшая фантазия? А если это не так, если построения автора согласуются с наукой, то какой период истории общества он стремится осветить?

Можно выделить три ключевых постулата.

Во-первых, Лем предполагает, что основные антагонизмы современности уже разрешены:   человечество объединилось в масштабах всей планеты; войны и прочие конфликты – блокада на пути цивилизации – исключены, а «глобальное единство» создало необычайные условия для дальнейшего прогресса.

Общество, о котором пишет Ст. Лем, уже удовлетворило основные потребности: продовольствия, одежды и жилищ – достаточно. Созданы совершенные средства сообщения, достигнуто справедливое распределение благ, решена биологическая проблема здоровья... Короче говоря, Лем предполагает, что достигнуты предварительные условия, при которых цивилизация может поставить вопрос «что же дальше?» и перед нею откроется свобода в выборе дальнейших путей.

Мы видим в этой отправной точке Лема общество, которое «сможет написать на своем знамени: каждый по способностям, каждому по потребностям»[133], общество, возникновение которого будет означать «скачок человечества из царства необходимости в царство свободы».[134]

Во-вторых, Лем отвлекается   – в общем и целом – от социальных аспектов будущего развития цивилизации.  

Правомерна ли эта абстракция? Безусловно, да! И вот почему. Научное исследование общества началось недавно, гораздо позже, чем исследование природы. Между тем общественные отношения – один из наиболее сложных предметов познания. Точные методы, скажем математические, в социологии лишь зарождаются. А ведь необходимость в них осознана уже давно – о ней говорил еще К. Маркс. Чему ж удивляться, если социальные отношения в наше время едва поддаются количественному прогнозу, даже на короткий период. Эта трудность непомерно возрастает для отрезков времени, сравнимых по длительности хотя бы с историей человечества. Вот почему Лем решил отвлечься от социальных прогнозов в пользу технологии и науки. Его интересует отношение человека к природе, «космические перспективы» разума, связь естественного и искусственного в развитии цивилизации.

В-третьих, Лем предполагает, что современный тип человека – т.е. человек, обладающий логическим мышлением, – сохранится и в будущем.   Лем исходит даже из предпосылки, что этот тип человека и творимой им культуры – «максимально рационалистический тип» – будет все более преобладать.

Попросту говоря, автор считает, что наши потомки будут по меньшей мере столь же разумны, как и мы. Мы не станем разъяснять читателю этот постулат, он вполне ясен.

Вместо этого мы разъясним некоторые понятия и принципы, используемые Лемом: «технологию», «цивилизацию» и «бритву Оккама».

 

Технология

 

«Сумма технологии», «технология», «технологические аспекты»... – эти слова часто встречаются на страницах книги. Автор рассуждает о путях, по которым пойдет «развитие технологии», и о влиянии, которое оно окажет на человеческую культуру. Технология – основа построений Лема, но что же следует понимать под самим этим словом?

Озадаченные, мы заглянули в «Словарь иностранных слов» и прочли в нем следующее:[135]

«Технология – совокупность знаний о способах и средствах проведения производственных процессов, напр. т. металлов, химическая т., т. строительных работ и т.д., а также самые процессы – технологические процессы, при которых происходит качественное изменение обрабатываемого объекта».

Увы, «технологии» польского писателя не становятся в один ряд со способами производства серной кислоты или выделки кирпича. Не годится и понимание «технологии» как синонима «техники» вообще, которое попадается в зарубежной литературе.

Лем понимает «технологию» в философском смысле как «обусловленные состоянием знаний и общественной эффективностью способы достижения целей, поставленных обществом». Это определение – достаточно емкое, оно позволяет охватить и биоконструирование, и автоэволюцию человека, и т.п. Конечно, «способы» могут меняться от цивилизации к цивилизации, от эпохи к эпохе и от одного обитаемого мира – к другому, и поэтому Лем говорит о различных «технологиях».

При всей диффузности лемовской «технологии» все же видно, что ее ядром служат орудия труда, средства производства в рамках общественных отношений. И вполне понятно, что Лем – в согласии с материалистическим пониманием истории – смотрит на технологию как на основу общественных систем и говорит, что источником изменений общественного строя служат изменения средств производства, т.е. технологии.

 

Цивилизация

 

Лем много говорит и о «цивилизациях»... В философском словаре Генриха Шмидта[136], к которому мы обратились теперь за справкой, нашли такую дефиницию:

«Цивилизация – следующая за варварством ступень культуры, которая постепенно приучает человека к плановым упорядоченным совместным действиям с себе подобными, что создает важнейшую предпосылку культуры».

Нам вспомнился почему-то circulus vitiosus[137] формальной логики, и этот призрак стал почти материальным, когда Шмидт меланхолически добавил, что «во французском и немецком языках слово “цивилизация” равнозначно слову “культура”». Это понимание, увы, также не годилось.

Лем понимает термин «цивилизация» в широком, «космическом» смысле. Для него это – бытие общества (не обязательно земного) в отличие от бытия биологического вида. Цивилизация возникает вместе с обществом и с появлением первых технологий. На Земле – с палеолитом.

Такое понимание вполне оправдано. Сейчас, когда человек выходит в космос, когда начат поиск космических цивилизаций, такое употребление этого термина, пожалуй, напрашивается само собой. Да и вряд ли можно «обвинить» автора в том, что он ввел это употребление. Он попросту им воспользовался, а до него термин «цивилизация» в том же смысле употребляли другие авторы, например И. С. Шкловский. Само же обсуждение вопроса о космических цивилизациях началось еще во времена святой инквизиции...

Но вернемся к нашей теме. Автор хочет рассмотреть различные аспекты будущей цивилизации: те, которые поддаются описанию уже сегодня. При этом он стремится следовать научной методологии и поэтому отрицает особое положение Земли и ее космического окружения. Отказ от иных гипотез о жизни в Космосе он мотивирует принципом, который в истории науки и философии получил название «бритвы Оккама». Что это за принцип?

 

Уильям Оккам

 

В XIV столетии начинается распад схоластической философии. В университетах Парижа, Оксфорда и Кембриджа зарождается новая мысль. И словно возгорающиеся факелы, в других городах Европы возникают университеты: 1303 г. – Рим, 1306 г. – Орлеан, 1308 г. – Коимбра, 1339 г. – Гренобль, 1347 г. – Прага, 1349 г. – Флоренция, 1357 г. – Сиена, 1364 г. – Краков, 1379 г. – Эрфурт, 1385 г. – Кельн, 1386 г. – Гейдельберг и т.д.

Перенесемся во вторую четверть XIV столетия. Мы видим, как в Париже и Оксфорде появляется группа блестящих мыслителей. Это течение мысли назовут номинализмом и концептуализмом, оно будет противостоять традиционной схоластике. Его свяжут в первую очередь с именем Уильяма Оккама. Оппозиция этих мыслителей традиционной схоластике приведет к тому, что лишь в XX веке медиевисты вскроют их оригинальные идеи и начнут издавать уцелевшие фрагменты их сочинений...

Уильям Оккам родился где-то между 1290 и 1300 гг. в деревне Оккам в графстве Сэррей. Он вступил в орден францисканцев, учился в Оксфорде (1312-1318 гг.) у Дунса Скота, а затем в течение двух лет комментировал там одно из наиболее известных сочинений средневековой схоластики – теологический сборник, составленный Петром Ломбардом.

Рамки чисто академической карьеры были тесны Оккаму и он вступил в борьбу с папой Бонифацием VIII, а затем и с Иоанном XXII, против которого он выпустил манифест. В 1324 г. этот папа вызвал его в Авиньон, где Оккаму предстояло ответить на выдвинутые против него обвинения. Следствие длилось четыре года. Опасаясь обвинительного приговора, Оккам бежал из Авиньона в Пизу искать убежища при дворе императора Людовика Баварского, который враждовал с папой. Папа отлучил Оккама от церкви (1328 г.), а затем та же участь постигла и его покровителя. В 1330 г., последовав за Людовиком, философ отправился в Мюнхен, где началась их совместная борьба с папой. «Tu me defendas gladio, ego te defendam calamo»[138], – говорил он Людовику.

Умер У. Оккам в Мюнхене около 1350 г., по-видимому, от чумы.