Печальная история ДжиллиБодкина

1

УчастьЗейнаФоммата

В рассказе этом сказку или шутку

Ты даже и не думай углядеть:

Что пишется на стенах за минутку,

Потом весьма непросто оттереть!

 

Ни карандаш, ни краска и ни маркер

Поверхности касаться не должны!

Нельзя писать ни на скамейке в парке,

Ни посреди побеленной стены.

 

Не скажут люди, на рисунок глядя:

"Ах, Он Был Здесь! Ах, как прекрасно! Ах!"

Художник, что писал потехи ради,

Конечно, не останется в веках.

 

Поставь на полку кисточки и краски,

Сложи в пенал свои карандаши.

Не то и в жизни, а не только в сказке,

Судьба тебя настигнуть поспешит.

 

           Это был тихий, серый вторник; рождественские каникулы подходили к концу. Индейки уже были поглощены, подарки – вручены, и остатки праздничного настроения тихо таяли в обычных январских буднях. Родители выискивали в зарослях ковра последнюю еловую иголочку и обещали себе сесть на диету. Что касается детей, то они жаловались, что в их новых игрушках сели батарейки. На Святочной неделе всех охватили недовольство, разочарование и крах иллюзий. Веселье, смех и сказочные огни же должны были вернуться лишь через целый, долгий год.

           Но ничто из этого не беспокоило мистера Баусина, повторявшего всё тот же ежедневный ритуал, что он был приставлен исполнять во вневременном мире Миддлчестерского Музея: отпереть главный вход, взглянуть на центральные датчики отопления, пощёлкать переключателем сигнализации, проверяя её работу, и убрать ряды цветных брошюр и папок с информационного столика. Святки приходили и уходили; ему не было до них дело – музей был его миром. Он жил замкнуто и самодостаточно жил в квартирке на втором этаже, пользуясь полным доверием администраторов и кураторов. Мистер Баусин был полностью предан своей работе в качестве смотрителя Миддлчестерского Музея. Его тёмные, мутные глаза пылали от гнева, когда он, вооружившись растворителем и нейлоновой губкой, начал оттирать граффити-надпись, нанесённую на итальянскую мраморную колонну:

           «ЗМЕЙ-ФАНТОМ РУЛИТ!»

           Он упустил его. Его гнев был направлен не на автора надписи, а на самого себя – за ненадлежащую зоркость. Стерев всю чёрную авто-эмаль, мистер Баусин улыбнулся тёмной, тайной улыбкой. Какое-то шестое чувство говорило ему, что уже скоро, может быть, даже сегодня, в этот тусклый, будничный вторник, он наконец встретит своего заклятого врага.

           Змей-Фантом, всего одно и то же имя. Это началось около двух лет назад; имя стало появляться по всему его любимому музею. Иногда написанное фломастером, иногда – синим водостойким маркером, но чаще всего – трудноудаляемой аэрозольной краской, быстро сохнущей на воздухе.

           Змей-Фантом!

           Это имя было на стеклянных витринах, буклетах, указателях, мраморных статуях, на полу, стенах, дверях и лестницах. Однажды оно было найдено в левом углу бесценной ширмы эпохи возрождения – главный куратор был в ярости. Пришлось вызывать экспертов за огромные деньги, чтобы убрать наглую подпись и восстановить древнюю вещь в её прежнем, первозданном величии. Когда это произошло, мистер Баусин получил выговор от администрации. В тот день он принёс клятву своим тайным и тёмным богам: однажды он положит конец выходкам Змея-Фантома раз и навсегда.

           Тем не менее, граффити продолжали появляться, и Баусин старался держаться подальше от сердитой администрации, быстро стирая всё, что находил. И теперь, когда в музее открылась Египетская Экспозиция, мистер Баусин очень боялся, что священные реликвии из седой древности станут мишенью для бесчинств Змея-Фантома. Если только он что-нибудь не предпримет! Стоять на страже бесценных артефактов Древнего Египта было для него делом чести.

           Покончив с граффити, мистер Баусин бродил по Египетской Экспозиции, любовно проверяя каждый стенд: свитки папируса, модели тростниковых лодок, вазы и урны, священные скарабеи и украшенные амулеты. Мягко ступая, он пошёл вдоль стены-барельефа, исписанной иероглифами, вокруг саркофага мальчика-короля Ахминрахена. Не защищённая стеклянной витриной, фигура лежала в своём уединённом великолепии, а цвета, в которые был раскрашен её открытый гроб, уже давно выцвели. Вся сцена была выполнена в виде внутреннего святилища какой-то из пирамид-гробниц Долины Царей, с моделями древних богов, стоящих на песчаном полу – Сетом, Анубисом, Гором и Озирисом, стерегущих место упокоения. Мистер Баусин медленно обошёл их, и, наконец, с облегчением выдохнул, начал заниматься своими обязанностями. А также – следить и ждать Змей-Фантом.

               

           Зейн Фоммат с шумом втянул через трубочку остатки своего молочного коктейля, сидя и глядя на жителей Миддлчестера, идущих по своим обычным делам. Сквозь витрину кафе он мог видеть полисменов, домохозяек, водителей автобусов и снегоуборочных машин – достойных членов общества, выполняющих свои привычные обязанности. Все они пребывали в блаженном неведении того, что за ними наблюдает Змей-Фантом. Онмысленноусмехнулся. ЗейнФоммат, Змей-Фантом. Он писал анаграмму из своего собственного имени, писал, чтобы все её увидели, но никто из них не смог её разгадать. Он был на высоте. Ему были известны другие граффитисты – полные идиоты, двое из которых учились в одном с ним классе, и все они выводили по всему городу свои имена. Порой он поражался тому, как они дожили до такого почтенного возраста – тринадцати лет – и до сих пор остались набитыми дураками. Их легко поймали, и они быстро ощутили на себе гнев родителей, учителей, социальных работников и даже полиции. Но никто по сию пору так и не узнал, кто же такой Змей-Фантом. Ни один из них не было достаточно умён для того, чтобы понять, что это – анаграмма из его имени.

           Зейн тихонько вывел ручкой свою подпись на пластиковой стойке, прежде, чем спуститься с высокого сидения и отправиться в монотонный, зябкий послеобеденный вторник. Он бродил по центру города, отмечая каждое из мест своего триумфа. Его подпись красовалась на бронзовой ягодице водной нимфы, стоящей в городском фонтане. В центре рекламы сиропа от кашля была ещё одна, в комплекте с витыми усиками под носом маленькой девочки, чья мать как раз вливала ей в рот нужную дозу. Затем была та, что на ступеньках ратуши – по букве на каждую. Они дважды стирали надпись, но он неизменно её восстанавливал. Никто не мог поймать Змея-Фантома. Зейн подумал о том, что, может, стоит сменить свой логотип на рисунок змеи с буквой «З» на голове и «Ф» на хвосте. Затем он отверг идею – это будет недоступно пониманию флегматичных, лишённых воображения взрослых Миддлчестера. Тихо, незаметно и как бы бочком он подобрался к большому лимузину, припаркованному у отеля «Королевская голова». Он был белым. Девственно белым!

           Зейн принял вид восторженного школьника, разглядывающего новый Роллс-Ройс. Через тонированные окна он глядел на приборную панель из грецкого ореха с сафьяновой обивкой, прежде, чем скользнуть к выступу капота. Никто не смотрел. Он наклонился, как бы разглядывая летающую леди, фигурку на решётке радиатора. Сняв колпачок со своего красного водостойкого маркера, он быстро написал «Змей-Фантом» на белом блестящем кузове. Делобылосделано!

           Быстренько шмыгнув прочь, он уселся на скамейку перед библиотекой, откуда мог наблюдать за делом рук своих. Из отеля вышел человек и, не заметив надписи, сел прямо в Роллс-Ройс и завёл мотор. Зейнвнутреннеусмехнулся. Близорукийидиот! Ничего, уже скоро он поймёт, что Змей-Фантом снова нанёс свой удар.

           Скамья перед библиотекой не слишком радовала: подпись, вырезанная на её деревянной поверхности острым ножом, была сделана уже очень давно. Зейн разгуливал, чувствуя себя слегка не в своей тарелке. Всё выходило слишком легко, и он уже исписал все наиболее известные и важные места в городе. Скользя вверх по эскалатору в торговом центре, он услышал беседу двух дам, стоящих перед ним:

           - Только погляди на это, Лили. Намалёвано «Змей-Фантом» белым по всей эскалаторной ленте! Это позор, если хочешь знать моё мнение.

           - Верно, я всегда недоумевала, о чём только думают его родители. Я бы ему такого Змея-Фантома показала! Если бы это был мой сын, я бы с него семь шкур спустила.

           - Иятоже. «Найдитевсенадписииуничтожьтеих, юныйхулиган!». Такогоникогданебыловнашидни. Мывелисебяхорошо. Конечно, тогда ведь всё было иначе.

           Зейн последовал за ними, облизывая одну из своих заготовленных наклеек. И, как только представился случай, он налепил её на спину той даме, которую звали Лили.

           - Упс! Простите. Извинитеменя, так неудобно вышло, честное слово.

           Они неловко кивнули друг другу, Лили снисходительно улыбнулась вежливому молодому человеку, а затем тот вырвался вперёд и ушёл. Лили продолжила сплетничать со своей подругой, даже не подозревая, что наклейка Змея-Фантома красуется прямо на её спине.

           Зейн повернулся, чтобы посмотреть на них, понимающе качая головой. На самом деле, это было слишком просто, и количество надписей по всему торговому центру было лишним тому подтверждением.

           Он уже наполовину завершил большую и сложную подпись на табличке «Январские скидки» возле магазинчика, когда рука продавщицы опустилась на его плечо:

           - Попался, молодой чело...

           Он инстинктивно расслабился и упал на пол раньше, чем женщина успела схватить его покрепче. Петляя, он вбежал в толпу покупателей. Женщина, бежавшая позади, кричала:

           - Ты очистишь это! Немедленно вернись!

           Она вопила и показывала пальцем на Зейна; с другой стороны прямо к нему побежал охранник; люди оборачивались, чтобы посмотреть на него. С дико колотящимся сердцем Зейн бросился к эскалатору – но тот поднимался, а не спускался! Не обращая внимания на изумлённых людей, поднимающихся вверх, он отвоёвывал свой путь вниз, неуклюже прыгая по движущимся ступенькам. Охранник вытащил свою рацию; нажав пару кнопок, он отдал своим коллегам какие-то распоряжения.

           Добравшись до первого этажа, Зейн споткнулся и упал. Взрослые застыли, разинув рты, когда он вскочил на ноги и помчался, петляя и поворачивая, среди искателей выгодных цен, по ярко освящённым рядам магазинчиков и игровых залов. Он свернул направо, потом быстро нырнул налево, потом опять направо, а затем внезапно шмыгнул в открытые двери ресторанчика самообслуживания. Тут же замедлив свой головокружительный темп, он как ни в чём не бывало присоединился к очереди посетителей, успокаивая своё дыхание так, чтобы оно звучало нормально, хотя его грудь всё ещё вздымалась, а руки слегка тряслись. Взяв себе пончик с кремом и стакан апельсинового сока, Зейн сел за столик, где уже сидела какая-то семейная группа. Почти все места были заняты, так что это не привлекло внимания.

           Слизывая крем с пальцев, Зейн следил за охранником по ту сторону окна. К нему присоединился ещё один. Они посмотрели в проходах и обменялись парой фраз, а затем, нажав кнопки на своих рациях, направились в разные стороны.

           Миг опасности остался позади, и Зейн расслабился. Покончив со своим апельсиновым соком, он встал и подхватил две набитые продуктовые сумки, принадлежащие женщине с младенцем в коляске. Вместе они вышли на автостоянку, и он помог ей сложить коляску, убрав её вместе с сумками на заднее сидение её машины, маленькой легковушки. Зейн уходил в полной безопасности, и в его ушах всё ещё звучали слова её благодарности. Никто не мог поймать Змея-Фантома!

           Зейна начало покалывать иголочками странное волнение. Вместо того, чтобы выбить его из колеи, рискованный побег возымел противоположный эффект. Он почувствовал себя безрассудным и смелым, готовым к большим приключениям. Но где и как? Ответ был получен у ближайшего щита с рекламой местных мероприятий.

 

«МИДДЛЧЕСТЕРСКИЙ МУЗЕЙ.

 

ЕГИПЕТСКАЯ ЭКСПОЗИЦИЯ!

 

С 9.30 до 17.00.

 

С понедельника по пятницу весь январь. Вход свободный.»

 

           Конечноже!Зейнпоспешилпринятьновыйвызов. Сколько раз он успевал вывести логотип прямо перед появлением своего лучшего противника, бдительного старого служителя.

           Стоя с краю лужайки перед музеем, Зейн наблюдал за группой, которую пас седовласый, смуглолицый Баусин. Затем он начал свои приготовления. Как тореадор перед корридой, Зейн совершил ритуал внутреннего настраивания на верный лад. Хорошенько встряхнув баллончик с краской-спреем, он уложил его в мешковатый карман на молнии. Затем снял крышки с красного и синего перманентных маркеров. Работая быстро, он закатал рукава куртки и сунул оба маркера под эластичные браслеты, позаботившись о том, чтобы рукава свисали чуть вниз, маскируя их. Два фломастера, один зелёный, другой чёрный, перекочевали в задний карман его джинсов вместе с шариковой ручкой, как и подписанные наклейки. Зейн Фоммат был готов. Скучный послерождественский вторник становился всё ярче!

           Мистер Баусин приметил юношу, который прибился к группе, ведомой им по египетской экспозиции. Их глаза ненадолго встретились, а затем каждый отвёл взгляд с тайной улыбкой. Смотритель серьёзно кашлянул и начал свою экскурсию:

           - Многие авторитетные специалисты считают, что жизнь зародилась на Востоке, и, разумеется, есть неопровержимые документальные доказательства того, что за тысячи лет до рождения Христа существовала огромная процветающая цивилизация – в Египте, в Земле Царей...

           Голос бубнил, пока люди вчитывались в брошюрки, ища соответствующее место. Зейн смерил взглядом проход, ведущий в усыпальницу, и его хитроумный мозг заработал. Там была незащищённая терракотовая ваза – к ней подошёл бы чёрный фломастер. А как насчёт наклейки в центр стеклянной витрины? Там она будет окружена четырьмя священными скарабеями. Зейн стоял позади группы, возле возвышающихся на стене фигур-барельефов из смолы, образующих вход в погребальную камеру. Он быстро работал фломастером, пока монотонный голос увещевал внимающую публику:

           - Ра, дающий жизнь, бог Солнца; Гор с головой ястреба; Сэт в облике кота – распространённые фигуры в египетской религии и мифологии. Все они играли важную роль в храмахКарнака. Но, по моему мнению, самым могущественным божеством Египта является Анубис, человек с головой шакала...

           Змей-Фантом уже нанёс первый удар!

           Подпись была быстро нацарапана прямо на спине змеи, изображённой на смоляной стене. Зейн увидел, как мистер Баусин смотрит прямо на него, и дерзко поглядел в ответ. Возможно, служитель не видел, как он писал, ведь его заслонили спины пожилой пары. Группа двинулась дальше.

           Зейн был слегка озадачен; Баусин поглядел прямо на него. Этот взгляд сказал всё: он знал, что Зейн и есть Змей-Фантом. Тем не менее, чувство, которое охватило Зейна, не было беспокойством – это был вызов, ощущение того, что его тайный талант художника был замечен, но не оценён по достоинству. Это было совсем не то же самое, что и какая-то дама из магазинчика, которая чуть не поймала его лишь по чистой случайности. Это было настоящее соревнование по остроумию и хитрости.

           Зейн решил держать противника на расстоянии. Он остался с группой, отметив пару новых возможностей, но пока ничего не предпринимая. Его одолевало всё большее раздражение, когда служитель почувствовал это и начал его игнорировать.

           Призрачного Змея нельзя было скидывать со счетов!

           Зейн небрежно отделился от группы и вернулся в другую часть музея. Он твёрдо решил, что его враг надолго запомнит скучный январский вторник, когда его святая святых было захвачено настоящим специалистом. Зейн распылил краску по рёбрам большого динозавра, а затем расписался красным маркером поверх быстро высохшей краски – там, где подпись нельзя было не увидеть. Перепрыгиваячерездвеступеньки, онподнялсянаверхнийэтаж. Там он расписался снова, на сей раз – на атласном сидении двуколки. Вид стеклянной витрины с бабочками вызвал у него прилив вдохновения, и он не спешил, тщательно выписывая буквы в виде маленьких мотыльков красно-синего цвета с небольшими вкраплениями зелёного и чёрного. Превосходно! Он отступил назад и бросил на свою работу оценивающий взгляд.

           Внизу, на Египетской Экспозиции, мистер Баусин завершал свою экскурсию. Сообразив, что мальчишка покинул группу, он ускорил свой рассказ об артефактах Баусин был уверен, что Зейн не уходил из музея; он чуял это всем нутром. Сохраняя удивительное спокойствие, служитель уделил всё пристальное внимание своих обязанностям и своей публике. Завершив все комментарии, он пошёл с группой к дверям. Отказавшись от чаепития с молодой парой, он легко отдал честь, пока все покидали здание, повторяя свои обычные фразы и автоматически улыбаясь:

           - Спасибо, приходите ещё. Спасибо, до свидания.

           Когда скрылся последней, он улыбнулся – улыбкой холодной и мрачной, как сырая могильная плита. Мистер Баусин закрыл высокие двойные двери. Их грохот эхом разнёсся по всему музею. Он повернул в замке ключ и задвинул хорошо смазанные стальные задвижки. Затем он направился прямо к лестнице, и его каблуки зловеще стучали по отполированному гранитному полу.

           А Зейн Фоммат наверху наслаждался и был полностью доволен собой. Он наносил последние штрихи на чёрно-сине-красный шедевр, расположенный на мавританском щите толедской стали, когда услышал глухой стук захлопывающихся дверей. Миновав коридор на пути в другой зал, он подошёл к окну как раз вовремя для того, чтобы увидеть как посетители спускаются и тают в усиливающемся вечернем мраке. Зейн ощутил спинным мозгом непередаваемо восхитительное чувство опасности и неминуемого риска. Его кроссовки не издавали почти ни звука, когда он спешил к лестнице, ведущей вниз, прислушиваясь к стуку приближающихся каблуков. Высунув голову из-за угла, он следил за тем, как смотритель начинает подниматься наверх. Набравшись наглости, он размашисто написал на полу лестничной клетки:

           «ЗМЕЙ-ФАНТОМ РУЛИТ НАВСЕГДА!»

           Метнувшись в полную экспонатов залу, он распластался под чиппендейловским креслом, стараясь ужаться до минимума на деревянном полированном полу и вглядываясь в двери.

           Мистер Баусин медленно вошёл в комнату. Он внимательно огляделся, подмечая каждую надпись, каждое осквернение священного музея и его драгоценных экспонатов. Стоя в дверном проёме, он выкрикнул нараспев, будто обращаясь к непослушному ребёнку:

           - Выходи, я знаю, что ты здесь!

           Зейн лежал, недвижим, зная, что смотритель не мог увидеть его. Он смотрел прямо на задники башмаков Баусина – тот не поворачивался так, чтобы заметить его; это был блеф. Мистер Баусин шагнул дальше в залу, сначала свернув налево, затем направо. Наконец, он подошёл к окну и остановился, как это недавно делал Зейн. Снаружи лился мрачный сумрак, чуть дальше превращающийся в январскую тьму.

           Зейн выкатился из-под кресла, будто кошка. Он бесшумно поднялся на ноги. Украдкой, на цыпочках выходя из комнаты, он посмотрел через плечо на дежурного смотрителя, всё ещё стоящего к нему спиной и глядящего в окно. Прежде, чем спуститься вниз, Зейн по-змеиному махнул рукой в спину противнику.

           Мистер Баусин улыбнулся одними губами; его глаза оставались как цитрины, когда он смотрел на отражение мальчика в тёмном оконном стекле. Неторопливо пройдя к выходу, он погасил свет и запер двери ключами из связки, что всегда находилась у него на поясе.

           Зейн вернулся вниз. Тихонько двинувшись вперёд, он подбежал к дверям и потрогал ручки, чтобы убедиться, что выход заперт. Его колени дрожали, когда он услышал, как его преследователь спускается вниз по лестнице, отчётливо щёлкая каблуками. Зейн укрылся за одной из рифлёных колонн – та была слишком тонкой, чтобы заслонить его целиком, но это было единственное укрытие, до которого он успел бы добраться. Теперь Баусин был уже почти внизу. Зейн затаил дыхание, надеясь, что его не увидят. Паника уже почти вырвалась иканием из его горла когда шаги застыли. Он выдохнул, наполовину с облегчением, наполовину с отвращением к себе за то, что так перепугался. Щурясь из-за колонны, он наблюдал, как Баусин вновь поднимается по лестнице и входит в боковую комнату на мезонине.

           Угрюмый сторож изучил комнату, в которой находились доисторические окаменелости, расположенные на настенных стендах. Центральной частью экспозиции был поддельный птеродактиль, подвешенный к потолку на тонких проводках. Удовлетворённый тем, что среди открытой экспозиции не было ни одного тайного укрытия, Баусин вышел, позаботившись о том, чтобы запереть дверь за собой.Отрезав таким образом ещё одно место, куда мог просочиться Змей-Фантом.

           Зейн воспользовался отлучкой своего преследователя. Покинув ненадёжную безопасность внутренних колонн, он быстро поглядел направо и налево, изо всех сил стараясь перехитрить своего оппонента. Держась слева от главного холла, он поспешил в комнату Чудес Паровой Эпохи. Позади него раздавались шаги – это смотритель спускался по лестнице. Зейн быстро нырнул за бронзовую статую Королевы Виктории в полный рост, зная, если Баусин поглядит влево от подножия лестницы, он сразу же увидит, есть ли кто-то в зале. Услышав, что шаги охотника устремились не влево, а вправо, Зейн едва не рассмеялся вслух. Какие шансы были у смотрителя против него, Змея-Фантома, способного ускользнуть из любой ловушки? Он найдёт раскрытое окно, пожарный выход, незапертую дверь и сбежит. Он слегка расслабился, поглядев вверх и обнаружив, что смотрит прямо в левую ноздрю Королевы Виктории; та определённо была не в восторге! Впрочем, Зейн Фоммат разделил её чувства, когда мгновение спустя, после щелчка главного рубильника, погасли огни, погрузив весь Миддлчестерский музей в жуткую тьму.

           Мистер Баусин щёлкнул фонариком и повернул ключи в дверях пожарного выхода, отрезав таким образом всю правую половину музея. Поле боя быстро уменьшалось. В свете фонаря он закрепил охранную цепь в нижней части лестницы – это не остановило бы преследуемую им жертву, но могло сработать в темноте, где цепь нельзя было разглядеть. Насвистывая старинную египетскую народную мелодию, он направился влево, перебирая ключи в поисках того, что от зала Чудес Паровой Эпохи. Ещё одно проверенное место; ещё одна запертая дверь; ещё одна комната, где нельзя спрятаться.

           Продвигаясь всё дальше по коридору, Зейн отметил, что стены уж слишком гладкие, а окна уж слишком высоко расположены, чтобы до них дотянуться. Если судить по той скудной толике света, что просачивалась сквозь пыльные стёкла, их не открывали вот уже много лет. Проигнорировав Египетскую Экспозицию, он направился прямо в комнату напротив. Нервы чуть не подвели Зейна, когда он врезался в огромную фигуру – это королевский гусар глядел на него в тусклом свете поверх закрученных вощёных усов.

           Зейну понадобилась пара секунд, чтобы вернуть себе самообладание, а затем он тихо фыркнул. Вообразите, что вы испугались тупой куклы, одетой в ветхое старьё минувших веков – это не то, как подобает вести себя знаменитому Змею-Фантому. Он уже почти открыл свой водостойкий маркер, когда вдруг вздрогнул, заметив движение в другой стороне зала. Кто-то действительно следил за ним. Руки Зейна начали непроизвольно дрожать; маркер выпал из оцепеневших пальцев. Он медленно собрал последние остатки мужества и повернулся лицом к призрачной фигуре в тёмном углу комнаты.

           Этобылозеркало!

           Глупое, тупое, дурацкое длинное армейское зеркало, подобранное в ненужном хламе, оставшемся от каких-нибудь давно померших офицеров! Его напугало собственное отражение. Переполненный отвращением к себе самому, он наклонился, чтобы подобрать выпавший маркер. А затем раздался звук. Жуткое пение пронеслось в тишине безо всякого предупреждения.

           Оно поднималось и падало, отражаясь мерным бормочущим ритмом от музейных стен. С паническим всхлипыванием Зейн бросился вниз по коридору; его кроссовки громко стучали по плиткам.

           Баусин лежал, распростёршись на полу, раскинув руки и раскрыв ладони, и пел последнюю строфу тайного ритуала-обращения к древним богам и мумии мальчика-фараона. Его голос вновь взметнулся ввысь – и упал, когда он поклялся отомстить на самых сокровенных сокровищах Карнака, умоляя тёмных и забытых божеств помочь ему. Довольный тем, что выполнил свой долг, он поднялся, подобрал фонарик и продолжил свой обход. Обыскав полковую комнату, он убедился, что его жертвы там нет, и уже закрывая дверь, наткнулся ногой на что-то... на красный пластиковый колпачок от водостойкого маркера. Положив его в карман, он запер дверь.

           Баусин продолжал идти вниз по коридору, оставив двери Египетской Экспозиции широко открытыми. Не спеша, он добрался до конца коридора; теперь был только один путь. Вниз. Выхватывая фонариком чёрные мраморные перила, ведущие в подвал музея, он медленно начал спускаться, прислушиваясь к звукам, издаваемым его жертвой, Зейном, блуждавшим где-то в недрах здания. Развернувшись, он протянул охранную цепь через нижние ступеньки, и лишь затем продолжил спуск. Круглое золотистое пятно света от его фонарика прыгало и плясало по ступенькам, словно крошечное дитя великого Ра, Бога Солнца, направляющего его.

           Хотя вспотеть промозглой январской ночью и было непривычно, Зейн ощутил, как по его лбу сбегают капли пота; он почувствовал, как они капают ему на губы и нервно облизал их. Комнаты, в которые он заглядывал, были слишком маленькими и открытыми, чтобы спрятаться, кроме второй справа. Там был котёл центрального отопления на жидком топливе, который издавал мягкий шум и слабое красное свечение; рядом в углу стояли стол и кресло. У Зейна, услышавшего очередной стук подошвы по направлению к нему, не оставалось выбора. Он нырнул под стол и сжался, будто загнанный зверёк. Баусин продвигался вперёд, медленно и беспощадно, проверяя каждую комнату перед тем, как запереть её. Первая справа, затем первая слева, теперь вторая справа. Войдявкомнату, онощутилприсутствиесвоейцели.

           Баусин намеренно подошёл к котлу и пощёлкал манометрами – будто бы для того, чтобы проверить их, но на деле он слушал Зейна, выползающего из комнатки у него за спиной. Смотритель обыскивал и запирал каждую комнату, пока весь подвал не был полностью проверен. Услышав, как Зейн споткнулся об охранную цепь на верхней ступеньке, он довольно кивнул. Теперь ловушка была готова. У Змея-Фантома оставалось одно-единственное место, где он мог укрыться.

           Когда Зейн входил в зал Египетской Экспозиции, у него было две мысли. Первая – куда бы ускользнуть от Баусина. Вторая – где бы раздобыть телефон, чтобы позвонить в полицию. Придумать хорошую отмазку было достаточно просто: бродил по музею, забыл о времени, случайно оказался заперт, очень жаль, что доставил какие-то неудобства. Он заглянул в темноту, пытаясь разглядеть тёмные фигуры в натуральную величину. Вот эта должна была быть Гором, божеством с головой сокола, он прочёл это на табличке сегодня, когда был здесь.

           Клац, клац, клац, клац.

           Медленные, размеренные шаги Баусина приближались. Зейн сжался за стендом со скарабеем. Шаги остановились, и Зейн затаил дыхание. Должно быть, сейчас он запрёт дверь... или нет. Вот старый дурень, с чем он там возится?

           Полная тишина. А что, если он ушёл, оставив Зейна тонуть в собственном страхе? Нет, у такого старого шута, как он, на это не хватит остроумия и воображения. Может, он решил перехитрить Змея-Фантома, или затаиться, чтобы тому надоело ждать? Секунды ползли, словно минуты, а минуты, казалось, растянулись в часы. Раз или два Зейн был вынужден изменить своё скрюченное положение, но в ответ не раздавалось ни звука.

           Зейн Фоммат принял отчаянное решение; он должен выбежать! Если смотрителя там нет – что ж, тем лучше, он сможет поискать телефон. Ну а если он всё ещё там – Зейн бросится на него, вырвет ключи, собьёт с ног и убежит прочь; короче, было много вариантов. Выкарабкавшись из-под стенда со скарабеями, Томас вытянул затёкшие руки и ноги. Встав в спортивную стойку, он пробормотал сквозь зубы:

           - На старт... внимание... марш!

           И – совсейвозможнойскоростьюЗейнринулсявдвернойпроём. Он не мог заставить себя остановиться, пока перед ним не возник тёмный силуэт. Вопль ужаса смешался с жутким рыком, издаваемым тварью. Огромное тело, нависшее над Зейном, пахло грязью и мускусом. Он почувствовал, как стальные пальцы сжимают его, будто тиски, лишая последних сил и надежды на спасение. А когда Зейн разглядел черты лица своего преследователя, капельки пота на его лице превратились в лёд. Это был не человек – у создания была голова огромного бойцовского пса. Шакальи глаза пылали голодным огнём; с больших жёлтых клыков капала слюна; горячее дыхание обдувало ноздри Зейна. Морда с чёрным носом ткнулась ему в щёку, и Зейн упал в обморок.

           Когда мозг Зейна возвращался в сознание, продираясь сквозь красный туман боли, голос бормотал:

           - О великий Фараон, прими как раба и слугу в подземном мире того, кто оскорбил твои святыни. Он выполнит любую твою прихоть и исполнит любой приказ, ведь разве не его раса увезла тебя из Карнака, Долины Царей, места упокоения твоих могущественных предков? Омой господин, это я, Анубис, всегда следил за тобой!

           Зейн Фоммат не мог подвинуться ни на дюйм, не мог моргнуть глазами, хотя они были широко открыты. Его руки, ноги и туловище были туго замотаны бинтами, с шеи до пят; в рот был вставлен кляп. Баусин продолжал напевать, раскладывая иглы и флаконы с древними бальзамирующими средствами. Лишь одинокая слезинка смогла выкатиться из глаз жертвы, слушающей человека с головой шакала.

           - О Правитель Египта, теперь твой раб присоединится к тебе в подземном мире. Я наполню его вены мистической жидкостью, что была введена тебе в смерти долгие столетия назад. Прими моё приношение и пребывай в покое в доме мёртвых, пока Ра, Бог Солнца, бежит по небесам в своей огненной колеснице.

           Страх и неописуемый ужас охватили ЗейнаФоммата, вместе с невыносимой тоской по его последнему дню в этом мире, в виде обычного человеческого мальчишки, хоть это и был всего лишь скучный послерождественский вторник. Он ощутил, как игла ужалила его в шею, а затем всё тело стало холодным, словно лёд. С его безмолвных уст сняли кляп и положили на язык что-то холодное.

           - Возьми эту монету и заплати лодочнику тёмной реки, чтобы он перевёз твоего повелителя в подземный мир.

           Голова Зейна моталась из стороны в сторону, когда Анубис оборачивал гладкие полотняные бинты всё выше и выше, аккуратно обрабатывая её от шеи и до самой макушки.

           Высвободив скрытый крючок, Анубис разделил саркофаг мальчика-фараона на две части. Он поместил мумифицированную фигуру ЗейнаФоммата в нижнюю часть, а затем вернул верхнюю на место. Ловушка защёлкнулась, навсегда скрывая от мира следы художника-граффитиста.

           Администрацией музея было принято решение защитить мумию мальчика-фараона стеклянной витриной. Допустить даже возможность вандализма было немыслимо. Однако, казалось, поток граффити наконец-то затих, особенно тех, что были подписаны «Змей-Фантом». Стояла глухая ночь, когда в музее появилось последнее граффити-сообщение. Оно было вырезано у основания статуи Анубиса, так что его не заметил никто из музейных работников или публики. Мистер Баусин выбивал его влюбовью и осторожность.

           ЗМЕЙ-ФАНТОМ БОЛЬШЕ НЕ РУЛИТ.

 

           БАУСИН – АНУБИС!

               

2

Джейми и вампиры

 

Первой буквой воет ветер, завывает чёрный мрак,

А вторая – крик того, кто в нём узрел великий страх.

Третья – мыканье безумца, потерявшего слова.

«П-п-помогите!» - заикнуться лишь успеет он едва,

То четвёртый звук раздался из его дрожащих уст.

Пятый – писк его предсмертный, что прервёт кошмарный хруст.

И довольное рычанье звуком прозвучит шестым...

Через миг всё стихнет, только снова кружит чёрный дым.

Скажет всяк, услышав эти буквы стройной чередой.

«Ты его увидишь только под покровом тьмы ночной».

Ну так кто же я такой?

 

- Джеймиииии!

Джейми уже почти пересёк лужайку и готовился перескочить через живую изгородь, когда окрик матери остановил его. Онвозвёлглазакнебесам.

- Джейми! Только посмей перепрыгнуть! Вернись сию же минуту! Не приближайся к клумбам. Что твой отец твердил тебе только лишь вчера вечером? Он твердил – не приближайся к клумбам! Почему ты не можешь идти по дорожке, как все нормальные люди – о, мне никогда этого не понять!

Джейми покорно застыл, гадая, почему голос его матери звучит как ржавый, вечно текущий кран.

- Мои слова ведь пролетели мимо твоих ушей, а, голубчик? – продолжала она, - А сейчас немедленно вернись и надень чистую рубашку. Бог знает, что должны подумать обо мне соседи, увидев, что я позволяю тебе бегать в рванье, как настоящему бродяге! Этой рубашке нужна хорошая стирка.

Он лишь поморщился, когда мать схватила его и увлекла в дом, на ходу продолжая ворчать. Теперь тон её голоса изменился с крана на пресс для металла, который непрерывно дробил две тонны железа.

- Ты только погляди на цвет свой шеи! Хорошо ещё, что я не дала тебе улизнуть, молодой человек. Эта шея сегодня ещё не встречалась ни с мылом, ни с водой, ни с чистой одеждой – я за всю свою жизнь не видела таких подтёков! Итыпринялсвоитаблетки? Нет, тыинеподумал. Эти зубы могли бы быть и почище. Что ты только делаешь со всей этой пастой? Поедаешьеё? Нотыужточнонечистишьейзубы, явэтомуверена. Вспомни о том, что сказал доктор Хэнли: если ты не примешь таблетки, аллергия разыграется вновь, и ты будешь чихать на нас с отцом! Когда это начнётся, ты отправишься в постель и там останешься. Вытри ноги прежде, чем войти; я вовсе не служанка, чтобы отчищать ковры от твоих грязных следов по всему дому. Тыбылучшесмотрелсявзоопарке...

В течение следующих десяти минут лицо, шея, щёки и уши Джейми были вымыты, а затем настала очередь его рук. Рубашка была стянута и заменена на чистую. В карман поместили свежий платок, а в его протестующий рот засунули таблетки и влили глоток воды. Зубы были почищены вторично, на ноги натянуты чистые носки, а ботинки отполированы. Он рвался к двери всё то время, пока его волосы причёсывались – до тех пор, пока на глазах не выступили слёзы боли и не заболела голова. Но мать крепко держала его, делая уголком фартука что-то совсем непотребное с его левой ноздрёй и не уставая увещевать его во время пыток.

- Теперь у тебя в кармане лежит чистый носовой платок – так используй его, хотя бы для блага ближних! И вот ещё: не дай Бог я услышу, что ты опять шатался с этой бандой из пассажа. Постарайся оставаться чистым хотя бы первые пять минут, и не опоздай к обеду. Ты вообще слушаешь, что я говорю? Не сбивай носки ботинок, неизвестно, когда мы сможем достать тебе новую пару – с нынешними-то ценами. А что насчёт твоего домашнего задания? Готова поспорить, ты к нему даже не прикасался. Одно то, что сейчас начало выходных, ещё не означает, что ты можешь забрасывать домашние задания. Попомни мои слова, или ты закончишь, как этот Монагэн, тупой, как полено, что слоняется по улицам...

Его мать скрутила угол фартука, и Джейми представил, как она запихивает получившийся жгут в его ухо – и протягивает его через второе, в качестве операции по одновременной прочистке ушей и мозга. Отчаянно извернувшись, он выкрутился из материнского захвата и рванул через лужайку, чтобы перескочить через садовую изгородь одним летящим прыжком. Труся вниз по дороге, он продолжал слышать голос своей матери, вырвавшийся вместе с ним в летний бриз, ставший на октаву выше и звучащий теперь как бешеная бензопила.

- Ну, погоди только, голубчик, когда вернётся отец! Вопиющее непослушание – вот что это такое! Однажды ты сломаешь себе шею во время одно из этих прыжков и выучишь свой урок, но будет слишком поздно. Что ж, во всяком случае, завтра ты вполне можешь остаться дома и заняться своими уроками, а я понаблюдаю за этом. Ужможешьбытьуверен, молодойчеловек...

Лишь добежав до кладбища, Джейми перешёл на шаг. Беспорядочно разлохматив свои волосы, он попрыгал в пыли, пока ещё не высохший лак для обуви не покрылся достаточным её слоем. Затем он запрокинул голову к солнцу и завопил:

- Йа-а-а-ааа, матери!

Да кому они нужны? Он мечтательно представил себе свою жизнь без матери, карабкаясь на высокие кладбищенские ворота. Незаправленная кровать была бы куда приятнее – ведь в складках одеяла можно было бы держать много разных вещей: солдатиков, танки и всё такое, прямо как военный лагерь в горах. Без матери его отец уходил бы на работу каждое утро, и он бы возвращался в постель. А почему нет, в чём была бы проблема? Пить можно было бы колу прямо из холодильника, а есть какие-нибудь крекеры, если ты не умеешь готовить. А что насчёт консервированных бобов? Он любил есть холодные бобы ложкой прямо из банки – они были очень хороши. Он мог бы носить чёрную одежду – ту, что не нуждается в чистке. Мог бы бросить школу, а если бы ему захотелось приготовленного мяса, он пошёл бы в фаст-фуд. Можно было бы слушать кассеты без наушников, глядеть телек, сколько хочется, а помыться можно и в бассейне, в спортзале...

- Джейми, сюда!

Выбросив из головы проблему матерей, он помчался, перепрыгивая через надгробия и кресты, заросшие рододендронами, за часовню.Монагэн и вся прочая банда уже ждала его там. Джейми плюхнулся и прислонился спиной к стене, скрытой зарослями рододендронов. Это было идеальное место для встреч банды. По окружающим его лицам он мог легко догадаться, что вот-вот что-то произойдёт.

- Итак, чего новенького?

Келли Энн хихикнула:

- Мыдолжнысказатьему?

Она раздражала Джейми; он полагал, что она вырастет такой же, как и его мать. Наступила выжидающая тишина. Монагэн сцарапал ногтём мох со стены часовни, и объявил тоном, никак не соотносящимся с его словами:

- Мы нашли могилу вампира.

Заслонив глаза от солнца, Джейми поглядел на лидера банды:

- Вы... Чего?

Келли Эн многозначительно закивала головой.

- Мы нашли могилу вампира. А ты бы никогда не нашёл, потому что ты там не бываешь.

Джейми проигнорировал её. Ему не хотелось начинать перепалку с Келли Энн, потому что она всегда одерживала над ним верх при помощи своего запаса умных фразочек. Он заговорил непосредственно с Монагэном.

- Это правда?

- Угу.

- Настоящуюмогилувампира!

- Точно.

Джейми недоумённо покачал головой. Он улыбнулся сквозь растрёпанные прядки:

- Да вы разыгрываете меня.

Маленький Клиффи наслюнявил палец и пару раз быстро перекрестил им свой живот:

- Мы не шутим, клянусь своим сердцем, чтоб мне околеть.

Джейми сузил глаза:

- Ну, где же эта могила вампира?

Келли Энн картинно показала туда, где разрушенная кладбищенская ограда встречалась с разрастающимся лесом.

- Она прямо там, в кустах, где никто никогда не ходит.

Монагэн вынул сломанный перочинный ножик и начал выцарапывать не стене часовни свои инициалы.

- Хочешь, я покажу её тебе?

Джейми встал.

- Тогда пошли, я не боюсь.

Пока они шли через кладбище, Паула и Гэри, оставшиеся члены банды, пояснили Джейми:

- Мы прошли через лес этим утром и полезли через дальнюю часть кладбища.

- Ага, и вы, должно быть, увидели там могилы, и все иностранные. Венгерские, наверное. Вампиры ведь родом из Венгерии, верно?

- Не из Венгерии, дурачок, а из Венгрии, - фыркнула Келли Энн.

Джейми притормозил у мраморного ангела с расправленными крыльями:

- Откуда тебе знать, что они из Венгрии, если все могилы иностранные, а, умница?

- На некоторых из них было написано «Мадьяр». А мадьяры – в Венгрии, так говорится в альбоме с марками моего старшего брата. Сам умник!

Прямо как и его мать, Келли Энн нашла аргументы и ответы на всё. Остаток пути Джейми прошёл в тишине.

Монагэн указал сломанным лезвием своего ножика на ветхий деревянный крест на заросшем участке кладбища.

- Вон один из них, гляди. ЗилиборЗорбигович, или как-то так. Видишьтесмешныебуквы? Онумерв 1902. А вон там есть ещё один, каменный серый крест, под ним лежат двое, они умерли в 1895 и 1898.

Джейми сдул с глаз прядку волос, изучая камень.

- Это ещё не делает их вампирами, верно? Одно лишь то, что они приехали из Венгрии и давно умерли.

Келли Энн отодвинула край густых зарослей сирени:

- Ну, тогда взгляни на вот это, мистер Всезнайка!

Это была не могила – это был склеп. Тёмные, затянутые мохом кирпичи, между которыми пробивались сорняки и лозы. К бронзовой двери, от возраста ставшей зеленовато-медной, вели две широкие ступени. Джейми, выпучив глаза, глядел на зловещую каменную громаду. Она напоминала небольшой храм, квадратной формы, с уступами и колоннами в виде коленопреклонённых ангелов на каждом углу. Даже при полуденном летнем солнце это было жуткое зрелище. Монагэн постучал сломанным лезвием по бронзовой двери:

- Утебяестьидеи, чтоэтотакое?

Джейми уставился на изображение птицы, отлитое на металле.

- Этоорёл, развенет?

Келли Энн поджала губы и скрестила руки на груди.

- Показывает, как много ты знаешь. Боже, даже маленький Клиффи знает, что это. Давай, Клиффи, скажиему.

- Этолетучаямышь, мышь-вампир!

Джейми взял нож Монагэна и поцарапал бронзу. Повернувшись, он пожал плечами, пытаясь оправдаться в глазах банды.

- Трудно сказать, оно такое старое. Полагаю, оно может быть и мышью.

Монагэн сложил ножик.

- Это совершенно точно летучая мышь, я видел таких в книге. Погляди вниз, здесь большими буквами написано «мадьяр», а здесь что-то вроде круга. Похоже на полную луну, если ты хочешь знать моё мнение.

Джейми кивнул, соглашаясь с ним. Что бы ни сказал Монагэн, всегда лучше было кивнуть – он был самым большим и сильным из всей банды.

- А, ну да, верно. Ты можешь разобрать имена покойников?

- Не-а, вся эта зелень вокруг букв слишком толстая. Но все они точно венгры, и вот, погляди, что Паула нашла на ступеньках.

Паула поморщилась, нервно теребя руки.

- Бли-ин! Я не притронусь к этой штуке.

Гэри раздвинул ногой длинную траву.

- Вотона.

Этобыламёртваялетучаямышь, крохотныйнетопырёк. Видя, как все таращатся на эту жалкую тушку, Джейми не смог удержаться от улыбки.

- Ха-ха, она как-то маловата для вампира, вы не находите?

Келли Энн фыркнула.

- А ты был как-то маловат для мальчишки, когда родился, жаль, что твой мозг так и не подрос.

Монагэн и прочие взорвались хриплым смехом. Щёки Джейми зарделись, и он немедленно перешёл в защиту:

- По крайней мере, я не боюсь, как вы все. Я не пугаюсь маленькой дохлой мышки на какой-то старой плесневелой иностранной могиле!

- Ты боишься!

- Нет, я не боюсь!

- Да!

- Нет!

- Ладно, - вмешался Монагэн, - Если ты не боишься, то давай посмотрим, просидишь ли ты один на этих ступеньках десять минут.

Джейми решительно плюхнулся перед ним на верхнюю ступеньку и с силой врезался спиной в бронзовую дверь.

- Вот. Гляди!

Монагэн засунул руки глубоко в карманы и наклонился, пристально глядя на Джейми.

- Идёт! Тыостанешьсяздесьнаполныхдесятьминут. А мы прогуляемся до пассажа и обратно – это как раз займёт нужное время, более или менее.

- Но у меня нет часов! Как я узнаю, когда десять минут истекут?

Выход подсказала Келли Энн. Джейми почему-то знал, что это будет именно она.

- В минуте шестьдесят секунд, так что если ты сосчитаешь до шестисот, пройдёт как раз ровно десять минут. Или ты не можешь до стольки сосчитать?

Джейми агрессивно поднял подбородок:

- Конечно же, я могу!

- Так сделай же это!

Она вновь получила в споре последнее слово; Джейми оставалось лишь гадать, не является ли она дальней родственницей его матери.

 

Оставшись наедине со своими мыслями, Джейми сидел на ступеньке склепа. Металлическая дверь казалась его спине настоящим льдом... Ему казалось, что она вот-вот распахнётся. Он видел подобное в фильмах по телевизору. Двинувшись вперёд, он пересел на нижнюю ступеньку, бормоча нарочито спокойным тоном:

- Готов поспорить, вся эта зелёная грязь на моей рубашке сзади заставит мою мамашу громко распинаться об этом. Ого, да я и на обед опоздал, и на второй приём моих таблеток. Она, наверное, будет вне себя, когда я вернусь домой. Что это за звук?

Из ближайших кустов раздался утробный стон.

Хотя на дворе стоял жаркий день, Джейми почувствовал, как его лоб покрывается ледяной испариной. Уже собравшись вскочить на ноги и отпрыгнуть от склепа, он услышал из зарослей сдавленное хихиканье. Быстрый взгляд успел уловить, как промелькнуло что-то в розовой футболке.

КеллиЭнн!

Он тут же расслабился. Банда просто пыталась разыграть какую-то шутку. Но он решил подождать.

Крошечная мёртвая летучая мышка, вылетев из густой листвы, приземлилась прямо у него ног.

Джейми решил, что покажет им всем. Мысленно улыбаясь, он широко зевнул и притулился на ступеньках, делая вид, что спит.

- Джеееееееееймииииииоооооооооууу!

Это был голос Монагэна, он узнал бы его где угодно. Неподвижно лежащий на ступеньках Джейми прислушался к шёпоту, исходящему из зарослей.

- Он притворился, что спит, дурак, - это была Келли Энн.

- Ты уверена? Он всё ещё выглядит напуганным, - маленький Клиффи.

- Вот, это должно заставить его сняться с места! – Монагэн.

Джейми заставил себя оставаться на месте, даже когда камешек, брошенный Монагэном, стукнул его по руке.

- Видите? Яжеговорил, чточто-тонетак. Онслишкомнеподвижный, - Клиффи.

- Ох, небудьтупицей. Разве ты не видишь, что он притворяется? – Келли Энн, кто ж ещё.

- Клиффи прав, мы не должны были оставлять его одного. Он лежит слишком долго, мне это не нравится, - старый добрый Гэри.

Джейми услышал, как они выползают из своего укрытия. Они приблизились к месту, где он лежал.

- Спорим, когда мы его перевернём, у него на шее будут две дырочки, и кровь? – голос маленького Клиффи звучал очень обеспокоенно.

Они двинулись вперёд, испуганно и настороженно. Джейми выждал точный момент и вскочил с воплем:

- Аааааааааааааггррррхххх!

Всевдикойпаникеотпрыгнули и, столкнувшись друг с другом, рухнули в кусты, даже Келли Энн. Джейми сел и серьёзно поглядел на них.

- Пятьсот девяносто восемь, пятьсот девяносто девять, шестьсот! Ну вот, я здесь, банда, не бойтесь.

Маленький Клиффи, Паула и Гэри смущённо заулыбались. Но Келли Энн и Монагэн вскипели. Прислонившись к бронзовой двери в склеп, Джейми громко рассмеялся, с насмешкой указывая на них.

- Ха-ха-ха-ха! Выбывиделисвоилица! Что за куча старушек, что за толпа простофиль! Ха-ха-ха-ха!

Маленький Клиффи засмеялся вместе с ним – просто от облегчения.

- Эм, ха-ха, ты хочешь сказать, что вообще не испугался?

Джейми пнул носком дохлую мышь; та полетела в ближайшие кусты.

- Яиспугался? Ты, должнобыть, шутишь. Чего мне было пугаться? Кучки камня с бессмысленными надписями на нём? Ха! Точно нет.

Монагэн пожал плечами.

- Спорим, если бы тут было темно, ты бы испугался.

Джейми не заметил, как Монагэн и Келли Энн перемигнулись. Разразившись самоуверенной тирадой, он загнал себя прямо в расставленную ловушку.

- Темнота меня не испугает. Я приду сюда когда угодно!

Келли Энн уцепилась за эти слова так же быстро, как кошка поймала бы крысу:

- Спорим, ты не придёшь сюда в полночь!

- Угу, десять, одиннадцать, полночь, мне всё равно, - беспечно ответил Джейми.

Монагэн торжествующе ощерился.

- Ладно, тогда я держу с тобой пари, что ты не осмелишься прийти сюда в полночь, когда пробьёт церковный колокол.

Джейми мог увидеть по лицам Келли Энн и Монагэна, что он с головой попался в их западню. И с трудом поверил своим собственным ушам, когда услышал, как отвечает – всё ещё достаточно дерзким голосом:

- Отлично, держу пари!

Мысленно отвешивая себе тумаков под зад, он положил ладонь на холодный камень склепа и продекламировал торжественную клятву банды:

- При всех вызываюсь исполнить обет.

Коль слов не сдержу – оправдания нет!

Вовек эту клятву нарушить не сметь -

Клянусь своим сердцем, чтоб мне околеть!

Смоченные пальцы перекрестили шею и сердце. Сказать больше было нечего, и все молча разошлись.

Джейми тащился домой с недобрым ощущением в животе. Каким же глупцом он был, позволяя так себя одурачить. Теперь же было никакого способа нарушить жуткие клятву и пари. Монагэн и Келли Энн условились о деталях: они будут ждать его у кладбищенских ворот, и дали серьёзную клятву не следовать за ним вглубь погоста. Джейми должен был просидеть на ступеньках склепа десять минут – пока часы не пробьют полночь. По крайней мере, он мог утешиться, зная, что на этот раз не будет никаких дурацких трюков, чтобы напугать его. Нополночь! Емуследует найти способ ускользнуть из дома, ведь мать и отец никогда не позволят ему разгуливать в такой поздний час. Это было в порядке вещей для таких, как Монагэн или Келли Энн, это они могли торчать на улице сколько душе угодно или идти куда захочется, зная, что их родители и не почешутся. Может, его мать была права насчёт того, что не стоило шататься с бандой из пассажа? На сей раз Джейми не стал прыгать через изгородь и пересекать газон. Вместо этого он поплёлся по дорожке, туда, где его уже ждала мать – поджавшая губы, уперевшая руки в боки и уже готовая начать твою тираду.

- Тызнаешь, скольковремени? Обедостылужеполчасаназад. Чудесный домашний куриный суп теперь весь склизкий и холодный. Только взгляни на свои ботинки, можно подумать, что они не чистились ни разу с тех пор, как я их купила. И что ты сделал со своими волосами? Они выглядят так, будто птица свила в них гнездо. Ещё пять минут, голубчик, и я заявилась бы в этот ваш пассаж со стаканом воды и таблетками от аллергии, можешь в этом не сомневаться! Ты маленький грязный зверёк, что это зазелёная дрянь размазана по спине твоей рубашки? Я стираю свои пальцы до костей, мою, глажу, пытаюсь заставить тебя выглядеть прилично. Поглядинасебя! Тыпростопозордлясемьи...

Джейми поднялся в свою комнату, а его мать шла за ним по пятам, качая пальцем и завывая, как стая волков, преследующая производителя сосисок.

- Ну хорошо, раз уж ты так! Ты останешься в своей комнате весь остаток дня. Я тебе покажу. И не думай, что ты сможешь улизнуть, пока не съешь мой прекрасный куриный суп. Я разогрею его для тебя. А сейчас ты займёшься уборкой своей комнаты: она похожа на поле боя. Затем ты сядешь и будешь делать уроки. И не тешь себя мыслями о том, чтобы ускользнуть и пойти слоняться с этой пассажной шайкой, голубчик. Ты останешься здесь на весь вечер. Если я скажу твоему отцу о том, как ты себя ведёшь, у него, конечно же, найдётся что сказать тебе, он, конечно же...

Джейми захлопнул дверь спальни, и говорящая машина направилась вниз по лестнице, всё ещё продолжая гудеть, как проигрыватель со сломанной иглой.

- Я знаю множество детей, которые были бы счастливы иметь чистый, уютный дом и любящих, заботливых родителей. Твоя беда, молодой человек, в том, что тебе всё достаётся слишком просто, в десять раз проще, чем доставалось мне в твоём возрасте, намного проще, уж поверь...

Плюхнувшись на кровать, Джейми попытался вообразить себе мать в своём возрасте. Это, по его мнению, оказалось практически невозможным, хотя он и готов был поспорить, что даже тогда она ходила всюду с метлой и совком, да с пузырьком таблеток от аллергии, и выхватывала детей из колясок, скручивала угол своего фартука, и... Брр!

Он оторвался от представления малолетних матерей и попытался сосредоточиться на стоявшей перед ним проблеме. Кладбище в полночь. Через полчаса его богатое воображение подсказало ему решение. Ситуациямогла обернуться против Келли Энн и Монагэна. Они посылали его на кладбище, чтобы посмеяться над его страхом? Что ж, он собирался выйти оттуда и напугать этих маленьких остряков точно так же, как они хотели напугать его!

Наступила половина двенадцатого. Вынырнув из постели и одевшись, Джейми услышал звук поздней телепрограммы из гостиной на первом этаже. Проверив своё специальное снаряжение, он осторожно завернул его в бумажный пакет и сунул в карман. Если повезёт, он вернётся в половине первого, прежде, чем закончится фильм и его отец запрёт дверь на всю ночь. Проходя мимо двери в гостиную, он услышал свою мать. Отец, видимо, дремал или был поглощён фильмом, но это не было большой помехой для говорящей машины в её порыве красноречия, пытающейся получить олимпийскую золотую медаль в разряде «заболтай противника до смерти».

- Одному Богу известно, почему ты должен курить эту старую грязную трубку! Мне приходится вставать рано утром и опрыскивать комнату освежителем воздуха перед завтраком. Это плохо сказывается на твоём здоровье. Не понимаю, почему они крутят один и тот же рекламный ролик вновь и вновь. Почему бы им не переключить на фильм? Тогда порядочные люди смогли бы побыстрее добраться до своих постелей, вместо того, чтобы смотреть, как Антибакторикс отмывает всё в десять раз чище, чем другие моющие средства. Если ты продолжишь наступать на задник своих синих тапочек, то испортись их, а ещё упадёшь и сломаешь шею...

Джейми тихо прикрыл входную дверь, убедится, что окно распахнуто для его возвращения и прокрался через лужайку. Перепрыгнув через изгородь и зашагав по дороге, он почувствовал себя намного лучше – ведь теперь у него был план, как посрамить Монагэна и Келли Энн. Они ждали его у ворот кладбища. Монагэн вынырнул из тени.

- Ладно, ты готов?

- Разумеется.

Келли Энн была непривычно тихой, и Джейми не удержался от лёгкой подколки.

- Ха! Ты выглядишь слегка напуганной.

- Я и вполовину не так напугана, как будешь напуган ты, сидя в полночь возле гробницы вампира.

- Да ну! Вампиры ничуть меня не волнуют.

- И правда? Ну, поглядим.

Перелезая через тяжёлые чёрные кованные ворота, Джейми чувствовал себя возбуждённым, взволнованным, но вовсе не испуганным. Монагэнобъявилусловия:

- Итак, всегоутебяровно пятнадцатьминут. Десять – чтобы сидеть на ступеньках, и пять – чтобы добраться до склепа и обратно. Иди!

Внебе, нафонебыстронесущихсяоблаков, виселполумесяц; лёгкий ветерок раскачивал кусты, создавая мерцающие бесформенные тени на дорожках из гравия. Джейми сжал кулаки, заставляя свои ноги идти вперёд, шаг за шагом. Белые каменные ангелы, казалось, следили за ним своими незрячими глазами сквозь сомкнутые ряды крестов и гранитных надгробий; густые тучи на какое-то мгновение скрыли луну. Джейми признался про себя: вне всякого сомнения, теперь он был напуган. Так напуган, что не мог заставить себя повернуть голову и взглянуть назад, на ворота, где стояли и наблюдали за ним Монагэн и Келли Энн.

Не смотря на то, что он пытался ступать очень осторожно, гравий под его ногами шумно шуршал. Он кинул быстрый взгляд назад, но всё, что он увидел – жёлтый свет уличного фонаря, освещающий дорогу от кладбища. Повернувшись обратно, он был вынужден поморгать, чтобы развеять яркие световые пятна перед глазами. Джейми споткнулся на тропинке, запнувшись о краеугольный камень. Поднявшись, он запрыгал, потирая ушибленное колено - и въехал боком в кусты.

Фррррррррт!

Джейми заорал и отскочил назад, когда потревоженный дрозд упорхнул в ночь. Стиснув зубы, он заставил себя упрямо тащиться вперёд, туда, где стояли иностранные могилы.

Бонг! Бонг! Бонг! Бонг!

Церковный колокол как раз пробил полночь, когда он добрался до места назначения.

Замаячила бронзово-зелёная дверь склепа, холодя и отталкивая в лунном свете. Ветер скорбно вздыхал в кустах рододендрона, а облака неслись по небу, словно изорванные саваны древних трупов. Джейми направился к ступенькам, пытаясь сохранить трезвость мысли на следующие десять минут, чтобы выполнить первую часть своего плана. Мысль о мести парочке за воротами несколько успокоила его нервы. Усевшись на ступеньках склепа, он достал смятый бумажный пакет и, мысленно считая до шестисот, он начал наводить свой макияж. Слегка смочив своё лицо, Джейми окунул его в муку, так глубоко, что она осталась даже на его волосах; ветер слегка сдул её, но осталось всё равно ещё достаточно. Он тихо усмехнулся про себя, представляя, как он идёт обратно по тропинке примерно через восемь минут. Скатавизжёлтой глины два маленьких комочка, он прикрепил их сбоку к своей шее. Осторожно обведя комочки пурпурным фломастером, он сбрызнул их красным пищевым красителем его матери, придавая им вид укуса от вампирских клыков. Оставалось около шести минут. Джейми намалевал себе круги вокруг глаз какой-то тушью, позаимствованной из туалетного столика матери, а затем навёл финальный штрих, проведя по губам тёмно-синим карандашом для глаз. Он посветил себе на лицо пальчиковым фонариком, внося исправления при помощи карманного зеркальца его матери и хихикая при виде ужасного зрелища, которое ему в нём открывалось. Чёрт возьми! Они должны пуститься наутёк, когда он, пошатываясь и стеная, выйдет к ним.

Бронзовая дверь за его спиной заскрипела и застонала, начиная отворяться.

Волоски на затылке Джейми встали дыбом. Кровь в его венах обернулась ледяной водой; сердце безумно заколотилось, словно отбойный молоток, пытающийся пробиться в его рот. Бледно-голубоватый свет, излучаемый склепом, осветил его дрожащую фигуру. Рука, схватившая Джейми за плечо, не была ни большой, ни волосатой, но она была холодной, словно промёрзшее железо, белой и тонкой, и обладавшей неземной силой. Зелёные ногти с почерневшими краями немилосердно вонзились в его плоть, когда его подняли на ноги. Все силы ушли из тела Джейми, когда рука с силой развернула его лицом к открытой двери гробницы.

При свете из могилы Джейми увидел, что он стоит лицом к лицу с мальчишкой примерно своих лет. Его испуганные глаза метались по злобному облику странного мальчишки. Тот был одет в длинный, тёмный ниспадающий плащ, закреплённый на шее алым шёлковым шнуром. Его лицо было белее первого снега. Жестокие тонкие серые губы мальчишки приподнялись, обнажая пару острых клыков цвета янтаря. Его глаза, не имевшие белков, они горели красным светом, как у какого-то дикого животного.

Джейми совершенно застыл от ужаса, когда мальчик-вампир схватил его за волосы и откинул голову назад, открывая мучительно пульсирующую кожу шеи. Облизывая губы чёрным змеиным языком, вампир с дьявольским удовольствием искоса поглядел на свою окаменевшую жертву. Полностью парализованный, Джейми почуял вампирское дыхание – затхлое, сладковатое, как у давно засохших цветов – когда иглообразные клыки приблизились к его незащищённой шее.

- Йаааааааарргх! Владимир!

Внезапно из склепа выскочила огромнаявампирша и отбросила тело Джейми в кусты. Его глаза, расширенные от страха, не могли оторваться от сцены перед ним. Высокаявампирша схватила мальчика-вампира за его воскообразное заострённое ухо и яростно встряхнула его.

- Владимир! Что я говорила тебе насчёт питья несвежей крови? Разве ты не видишь, что маленького грязного негодника уже укусил другой вампир – погляди на следы на его шее. Неизвестно, что ты мог бы подхватить, выпив кровь из заражённой шеи. Отвратительно! Вот что случается, когда ты болтаешься с бандой оборотней в лесу. Просто подожди, когда пробудится твой отец, голубчик, у него найдётся, что сказать тебе. Я знаю, что тебе всего сто пятьдесят лет, но ты должен иметь больше здравомыслия. Ад и преисподняя! Только погляди, в каком беспорядке этот отличный плащ. Стой спокойно, пока я чищу его.

Она повернула к Джейми свой сверкающий взгляд.

- Аты! Убирайсяиумирайгде-нибудьещё, давай, пошёл! Не дай мне поймать тебя блуждающим вокруг этого кладбища. И держись подальше от моего Владимира. Он покоится в приличном каменном склепе с бронзовой дверью, а не в какой-нибудь старой общей могиле. Пошёл прочь!

Джейми, спотыкаясь, поковылял по тропинке, а завывания вампирши неслись впереди него на ночном ветру.

- Ты просто позор для семьи, юный Влад. Можешь забыть о любых фантазиях насчёт каникул в Трансильвании в этом году. Погляди на эти зубы, они почти белые. Стой смирно, пока я смажу их зеленью с двери склепа. Ты в последнее время практиковался в полёте летучей мыши? Нет, я готова поспорить, ты этого не делал. Ну так ты можешь остаться этой ночью в склепе и заняться домашними заданиями...

Монагэн изо всех сил вглядывался за кованые железные ворота, чтобы разглядеть тропинку, покрытую гравием. Келли Энн за его спиной обкусывала ногти, её голос почти перешёл в рыдания:

- Уже больше двадцати минут, как он туда вошёл. Ты не видишь, он ещё не идёт? Что мы скажем его матери, если он не появится?

Монагэн поднял руку, заставляя её замолчать. Он напряжённо вглядывался несколько минут, прежде чем повернуться к Келли Энн с выражением недоумения на лице.

- Ага, теперь я могу увидеть его, он пытается отчистить что-то со своего лица. Он сидит на могильном камне на полпути сюда... Кажется, он сошёл с ума – он, похоже, болтает с каменным ангелом!

- Что он говорит?

- Не знаю, я не могу его услышать.

Келли Энн грубо отдёрнула Монагэна от ворот.

- Вот, я узнаю, о чём он там говорит.

Она просунула свою голову в широкое пространство между коваными прутьями и, оперевшись на одну сторону, внимательно прислушалась.

Монагэн засунул руки поглубже в карманы, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

- Ну, ты можешь услышать его? Что он говорит?

- Он продолжает бурно смеяться и повторяет одну вещь снова и снова. Теперь я уверена, что он слетел с катушек.

- Да неважно, просто скажи мне, что он говорит, давай же!

- Ну, когда он не смеётся, то всё, что он произносит – «Прямо как моя мама, прямо как моя мама!».

 

3

 

Алли и Альма

 

Коль тебе повезёт - что, конечно, не факт -

Ты сумеешь дожить до седых до волос.

Если юный и свежий уходит во мрак,

То никто не расскажет про это без слёз.

Ну а ты... ты почуешь, что яркость в глазах

Утекла, как и слух, изошедший на нет;

Зимний холод теперь в тебе вызовет страх -

Кровь не греет тебя после всех этих лет.

Но покуда живи - и добрей к старикам

Отнесясь, помогай им, где можешь, порой:

Сделав это, возможно, себя же ты сам

Вдруг да выручишь в старости, о молодой!

Про девицу одну ты сегодня прочти.

За собой она разве признает вину?

Кто-то Альмой в купели её окрестил -

Имя скучное, аж так и тянет ко сну.

И теперь, чтоб взбодриться, играет она -

Альма, Алли? Где кто? А поди разбери!

Ты смешался, читатель? Отгадка нужна?

Так не мешкай и книгу мою отвори!

 

           Альма Бадлей терпеть не могла своё имя. Её фамилия Бадлей ей просто не нравилась, в то время, как имя Альма, данное ей при крещении, она решительно ненавидела. Оно было плоским, старомодным и просто ужасным. Зачем навязывать его