Журналистика Отечественной войны 1812 года

Вечером 5 июля 1812 года между восемью и девятью часами три роты легкой пехоты "Великой армии" Наполеона на лодках переправились через Неман и без выстрелов направились к городу Ковно. Затем ночью по трем понтонным мостам, наведенным у Понемуня, 1-я дивизия французской армии перешла через Неман и утвердилась на правом берегу реки.

Так началась Отечественная война 1812 года. Она резко сократила и без того незначительное число русских периодических изданий. В годы войны выходило лишь три журнала консервативного направления - "Чтение в Беседе любителей русского слова" А.С.Шишкова, "Вестник Европы" М.Т.Каченовского и "Русский вестник" С.Н.Глинки. Война рассматривалась ими как защита Православия, самодержавной Руси и престола. Тема патриотизма, подъем национального самосознания позволил авторам этих изданий уйти от острых социальных проблем внутренней жизни.

В противовес им выступал журнал "Сын Отечества", который начал издаваться в Санкт-Петербурге с октября 1812 года Н.И.Гречем. Причем, с доброго согласия самого Александра Первого: правительство считало необходимым иметь в столице полуофициальный общественно-политический журнал. Гражданское свободомыслие "Сына Отечества" проявилось в характеристике войны как борьбы за национальную независимость Родины. "Умрем свободными и в свободном Отечестве! "- таков был лейтмотив всех материалов журнала.

Отметим, что по количеству информации "Сын Отечества" соперничал даже с газетами. А с 1813 года при нем стала выходить и газета - бюллетень последних новостей "Политический листок".

Н.И.Греч ввел в свой журнал интересное новшество - иллюстрации содержание которых подчинялось общей патриотической цели журнала. Основной жанр иллюстраций - политическая карикатура, высмеивающая Наполеона и его сподвижников. Рисовали для "Сына Отечества" известнейшие художники А.Г.Венецианов и И.И.Теребенев.

Зачастую тематика этих карикатур перекликалась с сатирическими баснями И.А.Крылова "Обоз", "Ворона и курица", "Волк на псарне" и других, печатавшихся в "Сыне Отечества".

Кстати, позже журнал удивил читателей еще одним интересным нововведением: публикацией ежегодных обозрений литературы. Впервые этот жанр попал на страницы "Сына Отечества" вскоре после войны, в 1815 году. А затем, с 1820-х годов, прочно утвердился в русской журналистике, - например, у А.А.Бестужева в "Полярной звезде", у Н.А.Полевого в "Московском телеграфе", у В.Г.Белинского в "Отечественные записках" и "Современнике".

История русской публицистики 1812 - 1814 годов знаменита и тем, что часто произведения, оказывавшие глубокое воздействие на современников, переиздавались отдельными брошюрами. И конечно же в течение короткого срока расходились огромными тиражами. В основном это были статьи из "Сына Отечества". Они переводились на французский, английский и немецкий языки для иноземных читателей и пользовались у них огромным успехом.

Самым знаменитым среди них стал очерк З.Пфуля "Отступление французов", первоначально увидевший свет в начале января 1813 года в первых двух книжках "Сына Отечества". Потом он был напечатан в Германии, Италии, Англии, Польше, Швеции, Голландии и других странах Западной Европы.

Трудно сказать, почему он стал так популярен. Возможно потому, что это был первый в русской публицистике общий очерк отечественной войны 1812 года. До него выходили статьи и публицистические выступления лишь об отдельных военных эпизодах. И только "Отступление французов" решается дать целостное описание контрнаступления русской армии и последоватьно раскрыть руководящую роль М.И.Кутузова в Отечественной войне начиная от Бородина и до изгнания "Великой армии" за пределы России.

В годы Отечественной войны выходили не только тыловые издания. Идея создания при штабе армии агитационно-пропагандистского центра возникла, видимо, сразу же после начала военных действий. Первые его шаги были связаны с публикацией пропагандистских материалов, обращенных к солдатам противника: листовок, прокламаций, публицистических брошюр.

Дело в том, что наши солдаты уже получали подобные листовки и воззвания, отпечатанные агитационным центром армии Наполеона, и требовалось начать контрпропаганду.

А когда с июня 1812 года стал выходить "Бюллетень Великой армии", пытавшийся противостоять акциям русского агитационно-пропагандистского центра, появилась необходимость в регулярном периодическом издании. И уже в июле 1812 года походная типография Главной квартиры штаба русской армии пытается наладить выпуск своей газеты. Но "Россиянин" вышел всего один раз, с русским и параллельным немецким текстами. В газете упоминались военные действия в Испании, подводились итоги войны с Турцией и подчеркивался народный характер войны с Наполеоном. Выход газеты был приурочен к подписанию мира с Турцией.

Среди листовок Главной квартиры - воззвание к народам Европы "Официальные известия из армии", провозгласившее принцип политической независимости европейских государств; прокламации, призывавшие народы Европы подняться на борьбу с Наполеоном; обращения к солдатам "Великой армии" с призывом сложить оружие.

Типографии приходилось работать в сложных походных условиях. Тем не менее, ее директор - А.С.Кайсаров - принимал все меры к оперативному выпуску изданий. Скажем, листовка, посвященная Бородинскому сражению, была написана и отпечатана непосредственно в ночь, последовавшую за боем. Автор листовки, не зная, что произойдет утром следующего дня, допустил неточности в своих предположениях о маневрах русской армий.

Агитационная публицистика типографии Главной квартиры включает в себя "Журналы военных действий" - официальные документы штаба; публицистические листовки и брошюры; литературные произведения, издававшиеся в штабе Кутузова.

С конца 1812 года, когда в Главную квартиру приезжает император Александр, существенно, меняется политическая направленность изданий походной типографии. Вместо активной поддержки народных ополчений и партизанских отрядов листовки объявляют спасителем Отечества государя императора. Отныне доблесть защитников Родины проверяется через верность престолу и вере.

Что же касается прокламаций, предназначенных для европейского читателя, они по-прежнему разоблачали все акции французской военной пропаганды, оперативно откликаясь на "Бюллетени Великой армии". Эти прокламации перепечатывались в иностранных газетах точно так же, как и известия из французской армии.

Конечно, как вы сами понимаете, до нас дошли далеко не все издания походной типографии. Но об общем направлении этих изданий мы все же можем судить по перепечаткам в тыловой прессе. Гражданская печать систематически пользуется материалами военных изданий. И здесь вновь отличается "Сын Отечества". По сравнению с другими неправительственными изданиями того времени он очень оперативно публикует материалы "Журнала военных действий", публицистические воззвания и военные известия, печатавшиеся в походной типографии.

Почти одновременно Главная квартира и "Сын Отечества" обнародовали "Список пленных французских генералов", а воззвание М.И.Кутузова к жителям Пруссии "Сын Отечества" опубликовал на пять дней раньше официального издания штабом. В 1812 году в Москве и Санкт-Петербурге, по самым скромным подсчетам, вышло около полусотни публицистических брошюр, которые по своим жанровым особенностям соприкасаются с тем материалом, который печатался в "Сыне Отечества": воззвания, проповеди, антинаполеоновские памфлеты, политические рассуждения... Тематика большинства их касалась в основном московских событий. Поэтому появление в русской гражданской публицистике известий с линии Фронта было чрезвычайно важно для поднятия общего духа русского народа.

Значительным свидетельством тесной связи "Сына Отечества" с походной типографией стал некролог А.С.Кайсарова, погибшего в одном из майских сражений 1813 года. Это был, по сути, первый биографический очерк об организаторе и директоре походной типографии Главной квартиры штаба русской армии, однополчанине В.А.Жуковского, талантливом публицисте. По-видимому именно он и снабжал журнал, самой свежей информацией, позволяя "Сыну Отечества" опережать даже официальные источники.

Отечественная война 1812 года способствовала развитию новых форм печати, которой позже воспользуются и декабристы: "летучие" листки-воззвания, оперативно откликающиеся на события. Так что не только рост национального самосознания позволил М.И.Муравьеву сказать от имени всех декабристов: "Мы были дети 1812 года".

 

 

. Русские памфлеты 1812-1815 годов.

 

После вторжения в Россию армии «двунадесяти язык» русская печать и официальная пропаганда возвращаются к стилистике эпохи коалиционных войн. Наполеона вновь называют «Бонапарте», «тиран», «похититель престола». Массовое издание памфлетов в виде отдельных брошюр начинается в 1813 году и продолжается вплоть до окончательного разгрома Наполеона. В 1815 году, после «Ста дней» выходит инструкция председателя Санкт-Петербургского цензурного комитета графа С.С.Уварова: «Журналисты, писавшие в 1812 г., должны иначе писать в 1815 г., мало-помалу согласоваться с намерениями правительства и содействовать распространению мирных сношений, следуя, таким образом, общему стремлению к новому и прочному порядку вещей». В частности, журналистам рекомендовалось смягчить «грубый тон в суждениях о других народах» [164]. Это был сигнал к прекращению антинаполеоновской и антифранцузской кампании в российской прессе и литературе.

 

В 1812-1815 гг. русская патриотическая пропаганда вышла на новый уровень по сравнению с предшествующим периодом. Правительством был создан специальный фонд, из которого производились щедрые выплаты писателям и публицистам[165]. Если в памфлетной литературе 1806-1807 гг. преобладали переводные сочинения, то в 1812-1815 гг. мы имеем дело уже почти исключительно с отечественными памфлетами. В числе сочинителей привлеченных к делу антинаполеоновской пропаганды были те, кто уже имел опыт соответствующей работы в 1806-1807 гг. – «русские немцы» Н.И.Греч и Ф.Шредер, - но появились и новые имена: профессор А.С.Кайсаров, адмирал А.С.Шишков, граф С.С.Уваров[166], немецкий поэт Э.М.Арндт.

 

Русские памфлетисты рассматриваемого периода мало что добавили к тем характеристикам Наполеона, которые мы встречали в памфлетах первого десятилетия XIX века. Мы зачастую сталкиваемся с откровенным плагиатом, переписыванием целых фраз и отрывков из дотильзитских переводных памфлетов. Несомненно, имело место и влияние иностранной литературы, выходившей в тот же период (1812-1815гг.), в частности, произведений французских роялистов. В русских памфлетах этих лет образ Наполеона предстает еще в более мрачных красках, чем в рассмотренных выше памфлетах предшествующего периода, приобретая иногда почти что инфернальные черты. Большинство сочинителей уже не видят принципиальной разницы между двумя задачами – демонизацией самой личности Наполеона и разоблачением его «преступной политики» (а прежними памфлетистами эта разница все-таки осознавалась[167]). Сказывалось, конечно, патриотическое негодование против завоевателя, покусившегося на сей раз не просто на «европейский мир и безопасность», а на свободу и независимость самой России. В 1813-1814 гг. задачей войны была уже не просто нейтрализация агрессивных устремлений наполеоновской Франции, заключение справедливого мира, а окончательное низложение «нового Аттилы»[168]. Поэтому памфлетисты совершенно не стеснялись в выражениях по адресу неприятеля, примирение с которым даже теоретически не было возможно.

 

Надо сказать, тема «Наполеон и Россия», тема войны 1812 года далеко не во всех памфлетах является ведущей. Конечно, никто из отечественных памфлетистов не забыл упомянуть о злодеяниях, совершенных армией Наполеона на русской земле, но, при этом, не меньше внимания уделялось притеснениям, которым подвергались под властью Наполеона немцы, испанской эпопее Наполеона и, наконец, как выразился бы советский публицист, преступлениям бонапартистского режима против самого французского народа. В подобном «интернациональном подходе», конечно же, проявился подражательный характер русской памфлетной литературы по отношению к иностранной, но можно также видеть в нем отражение официальной идеологической линии, вытекавшей из настроения и мировоззрения Александра I. По словам А.Г.Тартаковского, у Александра I с 1812 годом связывались «тяжкие впечатления»[169]. В период 1812 года царь не проявил выдающихся полководческих способностей, в его адрес раздавалась критика, под влиянием общественного мнения он был вынужден назначить нелюбимого им Кутузова, получившего лавры победителя Наполеона. Зато истинным торжеством Александра был заграничный поход и последовавший за ним Венский конгресс, когда русский император стал во главе европейской политики. Как мы увидим далее, присущая политике Александра идеология «монархического интернационализма» очень ярко проявилась в памфлетах.

 

Помимо правительственного вознаграждения (а, как уже говорилось, для этой цели тогда существовал специальный фонд), сочинители антинаполеоновских памфлетов могли рассчитывать на чисто коммерческий успех. Интерес к личности Наполеона после 1812 года был, вероятно, у публики еще большим, чем в первое десятилетие XIX века. Об успехе памфлета «Дух Наполеона Бонапарте…», изданного в 1813 году[170], свидетельствует тот факт, что через год он был переиздан в расширенном и дополненном виде[171].

 

Данный памфлет – один из самых больших по объему. С точки зрения содержания он представляет собой как бы квинтэссенцию всех основных идей, которые в тех или иных вариациях повторяются в большинстве русских и зарубежных памфлетов. Они изложены здесь в наиболее последовательном и систематизированном виде. По форме вся книга представляет собой как бы теорему с развернутым доказательством. В первой главе автор после рассуждений о бедствиях Франции, вызванных революцией и последовавшей за ней тиранией, перечисляет «свойства Бонапарте»: «Ужаснейший урок народам! Бонапарте, иноземец, сын нищеты, питомец сострадания и благотворительности, не имеющий никакой веры, гнуснейший лицемер, каковые когда-либо существовали на свете, предприимчивый, надменный и дерзкий властолюбец, муж честолюбивый, неблагодарный, развратный, мстительный, основывающий славу свою на одной только войне, но не всегда счастливый, нарушитель трактатов и, наконец, грабитель чужих держав, бич обольщенных им народов, надевает на себя корону Бурбонов, столь дорого стоившую Людовику XVI и раздает родственникам и другим соумышленникам своим похищенные им разнодержавные престолы!!!»[172]. Каждая из последующих глав посвящена доказательству наличия у Бонапарта одного из вышеперечисленных «свойств», начиная от главы II «Бонапарте иноземец», кончая главой XVI «Бонапарте раздает родственникам и соумышленникам своим похищенные им разнодержавные престолы». Доказательства строятся на основе примеров и фактов из жизни Бонапарта, частью общеизвестных, частью непроверенных и больше похожих на сплетни. Книги, на которые автор чаще всего ссылается, и откуда заимствована большая часть приводимых им фактов и «анекдотов»: «Тайная история нового французского двора», «Исторические письма о Франции в 1805 и 1806 годах», «Наполеон Бонапарте и народ французский» Г. Шлабрендорфа. Ощущается также сильное влияние памфлета «Вот каковы Бонапарте и народ французский», откуда многие пассажи переписаны почти что дословно[173]. Таким образом, с точки зрения подбора биографического материала «Дух Наполеона» представляет собой компиляцию из иностранных памфлетов, причем написанных не позднее 1807 года. Создается впечатление, что автор почти что не знаком с источниками более позднего происхождения. Разумеется, он не мог умолчать о таких известных событиях, как, например, война в Испании, в книге есть упоминания и о событиях Отечественной войны 1812 года, в период которых она, скорее всего, писалась. Но все же основные события и «анекдоты», изложенные в книге относятся ко времени до 1807 года. Яркий пример, подтверждающий неосведомленность автора о более позднем периоде – в главе «Бонапарте развратен»[174], приводя доказательства безнравственности Наполеона, его родственников и приближенных, сочинитель рассказывает несколько пикантных историй (как тогда говорили, «анекдотов»), но ни слова не говорит о разводе императора с Жозефиной и его повторной женитьбе. Вывод может быть только один – автор попросту об этом не знал. Если бы знал, то, конечно, не обошел бы молчанием данного факта, сопроводив его длинной моральной сентенцией.

 

Исходя из всех особенностей данного сочинения, нельзя согласиться с мнением М.Г.Муравьевой о том, что автором «Духа Наполеона» являлся граф С.С.Уваров, полиглот, высокообразованный человек, близкий к высшим политическим сферам[175]. Другое дело, что Уваров задавал общее направление тогдашней антинаполеоновской пропаганды, характерные черты которой очень ярко проявились в рассматриваемом памфлете (о собственном сочинении Уварова «Император Всероссийский и Бонапарте» пойдет речь ниже).

 

Давая название своему произведению, анонимный русский памфлетист просто-напросто переиначил заглавие хвалебной брошюры о Наполеоне 1803 года издания, рассмотренной в первом разделе данной главы, «Анекдоты и характеристические черты из жизни Бонапарте, открывающие дух и свойства его» (выделено мной – И.А.). Неизвестный немецкий сочинитель пользовался тем же методом компиляции, только выбор «анекдотов» у него был подчинен иной цели – возвеличиванию Бонапарта. Может даже возникнуть мысль, что обе книги написаны одним и тем же самым автором, изменившим, в соответствии с духом времени, собственное видение «духа Бонапарте». Но все же составитель «Анекдотов…» отличался большей любознательностью и большим разнообразием в подборе источников, проявляя, в частности, интерес к текущей прессе[176]. Тем не менее, чувствуется большое влияние в стиле и манере изложения. Перечисление «свойств Бонапарте» в первой главе «Духа…», весьма напоминает приводимую в «Анекдотах» характеристику Бонапарта (Тита Фламиния) из «Die Romer in Griechenland»[177]. Таким образом, мы можем говорить об опосредованном влиянии на русского сочинителя древнейшего из антинаполеоновских памфлетов.

 

Как и «Анекдоты», «Дух Наполеона» можно назвать произведением весьма удачным с точки зрения тех критериев, которые предъявляются к литературе легкого чтения. В нем есть все, что можно встретить в романах того времени: ужасные злодеяния, от которых читатель должен «содрогнуться»[178], авантюрные похождения и любовные истории, комические эпизоды и сатирические описания, а также обязательные нравоучения и, в конце концов, наказание порока и торжество добродетели (т.е. окончательное поражение Наполеона от России и ее союзников, еще не наступившее, но уже близкое). Короче говоря, увлекательное чтиво о жизни «величайшего злодея всех времен и народов». Ориентируясь на куртуазный стиль «Тайной истории» Стьюартона, автор, где нужно, вставляет в текст патетические тирады из резких обличительных памфлетов.

 

Форма сочинения – разбор личности Бонапарта по его свойствам – очевидно, объясняется влиянием на автора литературных произведений эпохи классицизма, в которых те или иные персонажи рассматриваются, прежде всего, как носители определенных пороков или добродетелей. В той же классической традиции сделано другое произведение того же писателя – «Мысли Наполеона при вступлении в Москву или Разговор Совести с различными его страстями»[179](о том, что автор «Духа» и «Мыслей» - один и тот же, свидетельствуют сходство стиля, перечисление одних и тех же преступлений и жертв Наполеона, и, наконец, буквальное совпадение целых фраз и пассажей[180]). В памфлете, написанном в форме диалога, Совесть ведет спор с такими пороками Наполеона, как Коварство, Честолюбие, Бесстыдство, Наглость, Дерзость, Властолюбие, Неблагодарность, Вероломство, Мстительность, Кровожадность, Развращение, Грабительство и, наконец, Безбожие – то есть с теми же, которым посвящены отдельные главы «Духа Наполеона». Совесть обличает Наполеона за его злодеяния, «страсти» же, напротив, похваляются тем, как они помогли ему достичь вершин власти и могущества. Здесь мы имеем дело с приемом, характерным как для классической литературы, так и вообще для памфлетного жанра – вкладывать в уста разоблачаемого злодея «откровенные признания» в собственных пороках и преступлениях. С этим же приемом мы встретимся в памфлете «Письменное наставление Наполеона своему историографу, как он должен писать его историю»[181]. В целом, литературные и стилистические приемы, используемые авторами памфлетов, довольно стандартны. Самые распространенные из них – гротеск, гипербола и ирония, типичные приемы памфлетной литературы. С гиперболой и гротеском читатель встречается повсюду, где речь идет о пороках и злодеяниях Бонапарта. Что касается иронии, то она, как правило, не отличается особой тонкостью. Просто говорится нечто заведомо противоположное здравому смыслу и фактам, приводимым автором, чем достигается комический эффект. Например: «Столь благоучрежденное правительство, как французское, назидаемое таким достойнейшим Монархом, каков Бонапарте, взирает на все жертвы, невинно закалаемые для насыщения необузданной мстительности и кровожадности беспредельного честолюбца, с великим равнодушием»[182].

 

«Здесь с ужасом и омерзением взирает человечество на плоды его мудрой, непроницаемой политики, рушительницы спокойствия смертных - его благородной попечительности о благоденствии народов, нового способа разорять и грабить народы – обетований свободы, чистой оговорки рабства – покровительства, предлога неправедно что себе присвоить»[183].

 

С точки зрения литературных достоинств и фактологической достоверности большая часть русских памфлетов стоит не выше «Духа Наполеона», а многие даже ниже его.

 

Памфлет «Наполеон Бонапарте, мнимый завоеватель света» по объему примерно такой же, как «Дух Наполеона», однако не отличается той же занимательностью и легкостью стиля. Зато по силе ненависти к Бонапарту автор этого памфлета далеко превзошел сочинителя «Духа Наполеона». Если для последнего Бонапарт - это, если можно так выразиться, великий человек со знаком минус, великий злодей и тиран, то автор «Мнимого завоевателя всеми силами стремится опровергнуть мнение о величии и выдающихся талантах Наполеона. Он решительно отрицает его политический и военный гений. Бонапарт для него «счастливый временщик, сын случая, которого военные и политические деяния безрассудны и дерзки, которого все предприятия и бестолковы, и необдуманны, которого успехи в самом начале своем долженствовали бы произвесть самые пагубные последствия»[184]. Вся первая глава посвящена разбору военных кампаний с Австрией, Пруссией и Россией в 1805, 1806 и 1807 гг. с целью доказательства того, что «ни одна победа Наполеона не была следствием его искусства, он проиграл бы все свои сражения, если б неприятельские генералы умели употреблять в свою пользу безрассудную его дерзость»[185]. То есть единственное качество, благодаря которому Наполеон побеждал – это его дерзость, иначе говоря, наглость, приводившая в замешательство врагов, его победы не могут быть названы настоящими победами, так как одержаны не по правилам военного искусства. Главная же причина успехов Наполеона состоит в том, что «Австрийские и Прусские генералы, сражавшиеся с ним, были или трусы, или невежи, или стеснены в своих действиях затруднительными предписаниями, или необдуманными придворными планами»[186]. Вся вторая часть книги посвящена испанской эпопее Наполеона. Понятно, что цель автора заключается в том, чтобы доказать, что Наполеон вовсе не непобедим, что ему и до 1812 года случалось терпеть серьезные поражения.

 

Как мы видели, и автор «Духа Наполеона», и автор «Мнимого завоевателя» в доказательство собственных тезисов прибегали к определенного рода аргументации, пусть и не всегда убедительной, на страницах их памфлетов ведется как бы постоянный спор с почитателями Наполеона. Но были авторы, которые поступали проще. Они просто обрушивали на голову читателей собрание самых черных слухов и сплетен, какие распространялись в Европе о Наполеоне и его приближенных. По этому принципу составлены брошюры: «Наполеон, его родственники и исполнители воли его» (с подзаголовком «Историческое известие, взятое из тайного французского кабинета»)[187] и другая, подобная ей по форме и по содержанию – «Наполеон с причетом своим»[188]. По форме обе книжки представляют собой справочник, содержащий биографические сведения о французском императоре, его семье и окружении. Какого рода эти сведения, можно видеть уже на примере первой статьи, посвященной самому Наполеону (из книги о «родственниках и исполнителях»): «Наполеон Бонапарте – похититель Престола, называемый Император Французов, Король Италианский, примиритель Швейцарии и Протектор Рейнского союза – вторый сын Карла Бонапарта, публичного Нотариуса города Аяччио. Настоящим его отцом, по достоверным известиям, был Граф Марбёф, Губернатор Корсики.

 

Наивеличайший убийца; в неистовстве, в злодействе, в хитрой ядовитости, в адском мщении сей всемирный бич превосходит всех известных извергов Древней и Новой истории. По справедливому удостоверению Генерала Дюпона, первое смертоубийство сделал он на шестнадцатом году, отравив ядом в городе Бриенне одну молодую девицу, им обольщенную»[189].

 

Далее читатель узнает, что мать Наполеона, его старшая и средняя сестры побывали в публичном доме, что Наполеон был любовником своих средней и младшей сестер[190], а также имел связь со своей падчерицей Гортензией[191]. Почти все государственные чиновники и генералы Наполеона представлены как отъявленные злодеи, кроме того, как люди «с самыми посредственными дарованиями и малыми знаниями».

 

Книга «Наполеон с причетом своим» в целом аналогична по содержанию, только чуть более пространна по объему. Автор несколько менее категоричен в своих оценках и приводимые им «факты» чуть менее скандальны. Ничего не сказано об убийстве будто бы совершенном Наполеоном в шестнадцать лет, его мать и сестры просто «распутные женщины»[192] (об их пребывании в публичном доме ничего не говорится). В остальном в книгах много общего, создается впечатление, что оба «справочных издания» составлены на основе одного иностранного сочинения, возможно, это памфлет какого-то озлобленного роялиста. В книге «Наполеон с причетом своим» на страницах 3 и 9 присутствуют ссылки на «Дух Наполеона Бонапарте». Видно, что эта книга пользовалась популярностью. Справочник «Наполеон, его родственники и исполнители воли его», кроме издания отдельной книгой, был также помещен в качестве приложения к брошюре «Поход Наполеона в Россию и бегство его из оной»[193].

 

Среди огромного количества русских памфлетов рассматриваемого периода мы встречаем два произведения, обозначенные как перевод с немецкого. При этом, как ни странно, именно в них наиболее сильно звучит русский патриотический мотив. Это – «Глас истины»[194] - единственная обнаруженная автором этих строк памфлетная брошюра, изданная в самом 1812 году, и опубликованная двумя годами позже «Краткая и справедливая повесть о пагубных Наполеона Бонапарте помыслах, о войнах его с Гишпаниею и Россиею, о истреблении войск его и о важности нынешней Немецкой войны»[195].

 

«Глас истины» - гневная филиппика против Наполеона – разорителя и опустошителя России и Москвы. Французский император рисуется ничем иным, как исчадием ада, и проклятия в его адрес соседствуют с торжеством по поводу победы над «грозным разрушителем царств»[196]. Брошюра написана явно уже после коренного перелома в войне, автор уже видит россиян «подвизающимися за свободу и честь всея Европы»[197].Он вспоминает о славных страницах российской истории, призывает на помощь в борьбе с врагом православных святых и национальных героев. Невозможно поверить, чтобы такие, например, строки принадлежали немцу, а не русскому православному человеку: «Восстают Георгий и Ольга, Владимир и Александр Невский, Иоанн Грозный и Петр Великий, Суворов и Екатерина и вопиют: горе! горе тебе! Восстают души благочестивых отцев святых, служителей церкви, достославных мужей всея земли Руския и вопиют: горе тебе! Восстают живущие: восстают матери, лишившиеся сыновей, сестры, лишившиеся братьев, девы, лишившиеся любимцев, сыны, лишившиеся отцев своих: все они, облеченные тобою в одежду горести и отчаяния, воздвигают длани свои к небу, карающему рано или поздно всякое злодеяние, и вопиют: горе! трикраты горе тебе!»[198].

 

Перу явно того же автора принадлежит «Краткая и справедливая повесть». На титульном листе указано, что книга переведена с немецкого Александром Шишковым. В «Предуведомлении от трудившегося в переводе» сказано, что сочинена она была «в Дрездене в апреле 1813 года…Автор ея неизвестен».[199] В «Краткой повести» большое место отводится описанию событий Отечественной войны 1812 года. Патриотический пафос тот же, что и в «Гласе истины». Автор прославляет мужество и благочестие русских людей[200]. Некоторые выражения и фразы почти буквально совпадают.[201] «Краткая и справедливая повесть» при всей своей русофильской направленности взывает одновременно к национальным чувствам немцев. Автор – «немец» - идентифицирует себя не с каким-либо отдельным германским государством, а со всей немецкой нацией. Он сторонник восстановления германского единства, объединения Германии в единую империю[202]. «Немецкий патриотизм» сочинителя проявляется и в том, что из русских военачальников он называет самым выдающимся немца Витгенштейна[203]. Как следует из названия подзаголовка («…о важности нынешней Немецкой войны. Книжка в утешение и наставление немецкому народу сочиненная»), цель памфлета - побудить народы немецких государств к активному участию в освободительной войне против Наполеона в союзе с Россией. Война с наполеоновской Францией, по мнению автора, должна вызвать в немецком народе подъем самосознания, пробудить «немецкую честь»[204].

 

Тем не менее, анализ текста книги, проведенный М.Г.Муравьевой, показывает, что она принадлежит не немецкому, а русскому автору[205]. Нельзя не заметить, что «немецкий патриотизм» автора «Краткой повести» является точным воспроизведением взглядов А.С.Шишкова, обозначившего себя как «переводчик». Памфлетист противопоставляет «немецкие добродетели» французскому легкомыслию и безбожию, выступает в защиту «прекрасного, благозвучного, богатого» немецкого языка, против подражания «легкомысленному и лжеблестящему чужеязычию»[206]. Французский язык, распространенный в высшем обществе, он называет «лживым, соблазнительным и сладострастным»[207]. Как мы знаем, Шишков и его соратники по «Беседе любителей русского слова» именно так относились к французскому языку и культуре, противопоставляя им не немецкие, конечно, а отечественные обычаи и язык[208]. Отрывки из «Краткой и справедливой повести» читались на последнем, 19 Чтении в «Беседе…», состоявшемся в марте 1815 года[209].

 

А.С.Шишков занимал с 9 апреля 1812 года пост государственного секретаря[210]. Его перу принадлежат все царские манифесты периода Отечественной войны 1812 года. В одном из этих манифестов говорилось, что душа французского народа воспитана в «соблазне от общего и долговременно разливающегося яда безверия и развращения»[211]. Сравним это с отрывком из «Краткой повести»: «За сто лет до сего появилось во Франции богомерзкое скопище кощунов и сластолюбцев, которые всему насмехались, что было человеку свято и почтенно…Яд сих непотребных людей разливался по всем странам, достиг и в наше отечество, в Немецкую землю»[212] (курсив в обеих цитатах мой – И.А.). Высокопарный торжественный язык «Гласа истины», изобилующий церковнославянизмами еще более сходен с языком шишковских манифестов, писавшихся в это же время.

 

Интересно, что в каталоге Российской национальной библиотеки и «Глас истины», и «Краткая и справедливая повесть» значатся как произведения Эрнста Арндта (на основании каких источников ему приписано авторство, не указано). «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» сообщает, что Эрнст-Мориц Арндт, «немецкий поэт и патриот», действительно жил в 1812 году в Петербурге, куда прибыл по приглашению барона Г.Штейна (руководившего тогда русской пропагандой на Германию[213]), который призвал его «с целью воспользоваться его литературным сотрудничеством для борьбы с Наполеоном... Когда Наполеон вынужден был отступить, Арндт вместе со Штейном поспешил вернуться в Германию, где воодушевлял свой народ к борьбе с Наполеоном в стихотворениях, полных энтузиазма и в летучих листках»[214]. О.Ю.Пленков в своей книге «Мифы нации против мифов демократии» характеризует Э.М.Арндта как одного из ведущих теоретиков, стоявших у истоков «немецкого романтического национализма» (наряду с Новалисом, Ф.Шлегелем, И.Фихте, Ф.Л.Яном). «Арндт поднял «немечество» в своей антинаполеоновской публицистике до высшей моральной категории. Поклоняясь национальному, Арндт нападал на вырожденческий либерализм, космополитизм, раздувал антисемитизм чуть ли не до расовой доктрины»[215]. За исключением «расового антисемитизма», все перечисленные мировоззренческие позиции присутствуют в «Краткой повести». Вероятно, Э.М.Арндт действительно имел какое-то отношение к ее созданию. В одном из номеров «Русского архива» за 1871 год опубликован отрывок из воспоминаний Э.М.Арндта, где он повествует о своем пребывании в России в 1812 году и, в частности о сотрудничестве с Г.Штейном и А.С.Шишковым. По свидетельству германского публициста, Шишков «весьма мало понимал по-немецки». Следовательно, он не мог быть переводчиком немецкого памфлета. Арндт, в свою очередь, «не понимал по-русски», однако помогал Шишкову в составлении патриотических манифестов и воззваний. Помощь эта осуществлялась весьма своеобразно: «Он (Шишков – И.А.) искал энергических и величавых выражений и оборотов и переводил мне свои фразы на плохой французский язык. Я же должен был изложить их на немецком языке; затем, по возможности, с усилением выразительности и пафоса, перевести на французский язык, вероятно еще более плохой; он же пытался воспользоваться этою версиею для усиления своего русского текста»[216]. Можно предположить, что таким же образом Э.М.Арндт помогал А.С.Шишкову при написании «Гласа истины» и «Краткой повести». В 1813 году А.С.Шишков, также как и Э.М.Арндт, находился в Германии, сопровождая императора в заграничном походе. Идейные установки, заявленные в «Краткой повести» (общенемецкий патриотизм + пророссийская ориентация), соответствовали тогдашним позициям германского публициста и поэта. Возможно, в 1813 году в Дрездене действительно была опубликована немецкая версия данного памфлета – плод совместного творчества двух авторов. Подобная книга могла бы с успехом служить целям русской пропаганды, которая в то время активно работала в германских землях[217]. Затем, при публикации русского варианта, Шишков мог внести существенные изменения и дополнения с тем, чтобы книга была «поучительна» для российского читателя (в таком случае мы имеем ситуацию, сходную с ситуацией 1806-1807 годов, когда Ф.Шредер и Н.И.Греч писали брошюры одновременно на французском и русском языках – для внешнего и внутреннего употребления).

 

Еще один памфлет с ярко выраженной национально-патриотической направленностью – это «Русские и Наполеон Бонапарте»[218], как ныне установлено, сочинение, принадлежащее А.Я.Булгакову, человеку, близкому к кругу Ф.В.Ростопчина[219]. Памфлет, описывающий события 1812 года, проникнут идеей исключительности, особой миссии русского народа, ставшего после победы над Наполеоном освободителем всей Европы.

 

Изданная в 1813 и затем переизданная в 1815 году книга «Поход Наполеона в Россию и бегство его из оной» [220], представляет собой одновременно памфлет и документальное повествование о войне 1812 года. В книге приведены подлинные речи и прокламации Наполеона, указана численность русских и французских войск, подробно описаны сражения и прочие обстоятельства войны. Предисловие, комментарии к документам, оценки действий Наполеона выдержаны в обычной для памфлетов стилистике, но в целом в книге преобладает объективный повествовательный тон.

 

Единственный из рассматриваемых нами памфлетов, который подписан именем автора, - это брошюра С.С.Уварова «Император Всероссийский и Бонапарте»[221]. Посвящена книга «Ея Императорскому Величеству Государыне Императрице Марии Федоровне». Как и в анонимных памфлетах, в работе Уварова чувствуется влияние иностранной памфлетной литературы и публицистики. В предисловии автор признается, что «мысль к начертанию сих строк» подало «последнее сочинение Шатобриана»[222]. Имеется в виду вышедший в 1814 году, сразу после занятия союзниками Парижа, роялистский памфлет Ф.Р. Шатобриана «О Бонапарте и Бурбонах»[223]. В целом, тон уваровской брошюры напоминает общую интонацию антинаполеоновских памфлетов, но у Уварова больше ясности и аргументированности в изложении, «изящества в выражениях». В уваровском памфлете присутствует продуманная философско-политическая концепция, основанная на идеях легитимизма и христианского провиденциализма. Много рассуждает автор о значении Божественного промысла в истории царств и народов. [224] Как видно уже из названия, книга Уварова представляет собой одновременно памфлет против Наполеона и панегирик императору Александру. Наполеону – алчному завоевателю и нарушителю международного мира – противопоставляется Александр – освободитель народов и восстановитель европейского равновесия. Все завоевания Наполеона рассматриваются автором как плод его неукротимого славолюбия. «Бонапарте, нимало не обращая внимания на внутреннее управление Франции, занялся единственно личною славою»[225]. Александр же, напротив, «с самого вступления на престол… изъявлял пламенное желание восстановить порядок дел в Европе» и одновременно «обратил все внимание на внутреннее благоустройство обширного государства своего»[226].

 

Сочинение С.С.Уварова было написано уже после занятия союзниками Парижа и первого низложения Наполеона, но до «Ста дней». Низвержение Бонапарта, по утверждению автора, должно открыть эру благоденствия и процветания европейских народов под властью законных государей. «Государи и народы принесут на могиле Бонапарта взаимную жертву самовластия и народного безначалия»[227], то есть повсеместно будет установлен конституционный строй. Автор выдвигает идею европейского единства, даже употребляет выражение «Европейская республика»[228]. Он выражает уверенность, что отныне «безумное тиранство не будет противиться усилиям разума человеческого…, торговля соединит все народы»[229]. Вся эта либерально-монархическая утопия есть не что иное, как политическая программа Александра I, которую он выдвигал в те годы. Русский император вплоть до начала 1820-х годов не оставлял своих либерально-конституционных мечтаний. Так и не введя конституцию в России, он способствовал принятию Людовиком XVIII в 1814 году либеральной Хартии, ограничивавшей власть французского монарха. Замышляя Священный Союз, Александр 1 «похищал» у Наполеона идею единой Европы. По словам С.М.Соловьева российский государь «стремился в Священном союзе создать общее европейское правительство, которому должно было принадлежать право устранять столкновения между частными правительствами и их подданными, утверждая всюду начала религии, нравственности и правосудия»[230]. Как впоследствии при Николае 1, Уваров в александровское царствование выполнял функции государственного идеолога. В.Г.Сироткин обратил внимание на другую работу Уварова, изданную в 1813 году на французском языке (объемом более 100 страниц), «Мысли о том, что Великая Держава, соединенная великой Умеренностью, может осуществить для блага Человечества». Это теоретический трактат, где изложена «по существу идеологическая программа будущего Священного союза монархов и народов»[231]. Некоторые основные идеи этой программы присутствуют и в рассматриваемом нами памфлете.

 

«Начинается новый период Истории – да именуется он Александровым,»[232] - такими словами завершает Уваров свое описание светлого будущего Европы, которое должно наступить сразу после изгнания Наполеона. Наполеон же, видя «зрелище всеобщего благоденствия», должен «трепетать от ярости» и, «сидя на скале дикой», мучиться угрызениями совести. «Умерший для Франции и света, живой, он будет слышать произносимые над могилою его проклятия истории»[233].

 

Русская памфлетная литература 1812-1815 гг. является в значительной степени подражательной по отношению к литературе иностранной. Большинство памфлетов представляет собой литературную продукцию невысокого качества, будучи творением газетных журналистов или довольно посредственных литераторов. От памфлетов, изданных в 1806-1807 гг. их отличает, как правило, более резкий тон по отношению к Наполеону. Памфлетисты этого периода чаще затрагивают тему личной жизни Наполеона, обвиняя его во всевозможных истинных и мнимых пороках. В памфлетах появляется тема России – победительницы Наполеона и спасительницы Европы. С особенной силой она звучит в произведениях А.С.Шишкова и А.Я.Булгакова.

 

Общий дух памфлетной литературы с ее карикатуризацией облика Наполеона, ханжески-нравоучительным или ура-патриотическим пафосом значительно отличался от духа военной публицистики 1812 года, для которой был характерен «высокий и своеобычный», «мужественный и энергичный» слог[234], трезвая оценка сил и возможностей «гордого неприятеля»[235]. Тем не менее, памфлеты успешно выполняли возложенную на них пропагандистскую задачу – дискредитацию Наполеона и популяризацию той идеологии, под знаменем которой шло сплочение антинаполеоновских сил в Европе в 1813-1815 годах. Эта идеология была консервативно-монархической и легитимистской, но в ней присутствовал и «освободительный» элемент. Александр I желал быть одновременно и освободителем народов от тирана и поработителя, и восстановителем прав законных европейских династий. Освобожденную Европу российский император хотел видеть избавленной от двух крайностей – «самовластия и народного безначалия», объединенной на новых гуманных принципах. Поэтому обе тенденции, характерные для памфлетной литературы первого периода (консервативно-охранительная и «просветительская», тираноборческая) сохраняются и в памфлетной литературе 1813-1815 гг., хотя первая уже заметно преобладает над второй.

 

 

Российская пресса периода Отечественной войны 1812 года

(№15 [137] 17.08.2006)

Автор: Галина Щербакова

Галина Щербакова

 

Журнал «Сын Отечества» появился в Петербурге в 1812 году на волне патриотического подъема, охватившего русское общество во время войны с Наполеоном. Н.И. Греч, создатель журнала, вспоминал, что его «сумасшедшая» идея была поддержана сначала С.С. Уваровым, товарищем министра народного просвещения, а затем и царской семьей, которая оказала начинающему журналисту финансовую поддержку в 1000 руб. (т.е. два годовых жалования рядового чиновника). В каждом номере «Сына Отечества» публиковались воззвания и статьи, укреплявшие дух патриотизма, гордости за героические традиции России. Образ противника рисовался в сатирической окраске, что подчеркивалось публикацией политических карикатур художника Венецианова. Потребность в оперативности обусловила еженедельную периодичность. Журнал отличало разнообразие жанров: помимо сводок с театра войны здесь печатались художественные произведения, главным образом, военно-патриотической тематики. Журнал был тепло принят русской литературной общественностью и читателями. Идейно-тематическая направленность журнала оказалась настолько продуктивной, что через полгода вызвала к жизни новое периодическое издание - газету «Русский инвалид», в чем Греч увидел недобросовестную конкуренцию.

 

Первый номер газеты вышел 1 февраля 1813 г., она была основана П.П. Памианом-Пезаровиусом с благотворительной целью: «Русский инвалид» не только передавал свой доход в пользу раненых, но и выступал организатором многочисленных пожертвований в пользу героев Отечественной войны 1812 года. «Русскому инвалиду» была дарована привилегия первой публикации военных сводок, что обеспечило ему растущий интерес публики. Газета первое время выходила на шести полосах формата чуть большего, чем современный А4. На первых трех полосах располагались российские и иностранные известия, а последние три полосы носили название «Прибавлений», где помещались «Разные известия», сведения о пожертвованиях» и «Отчеты о состоянии кассы журнала «Русский инвалид». После войны Пезаровиус расширил формат газеты: она приблизилась к современному А3, а ее тематический спектр стал более разнообразным: появились рубрики «Новости», «Устные известия», а также фельетоны и театральные рецензии, авторами которых был известный в то время поэт И.Козлов.

Растущий успех «Русского инвалида» знаменовало и размещение конторы на Невском проспекте, и сотрудничество с известным издателем А. Плюшаром, важен был сам факт, что газета печаталась в Сенатской типографии. Все это вызвало неудовольствие Н. Греча, который считал, что Пезаровиус воспользовался его идеей патриотического журнала, которую Н. Греч воплотил на полгода раньше в «Сыне Отечества». Между изданиями началось соревнование в патриотизме и верноподданичестве, которое означало борьбу за покровительство власти и внимание публики.

 

«Сын Отечества» первоначально менее тяготел к официозу, нежели его конкурент, что и позволило «Русскому инвалиду» занять информационную нишу, находящуюся ближе к власти, а «Сыну Отечества» через год пришлось двигаться в ином направлении. Редактор стал усиленно развивать в нем литературную составляющую. С 1814 г. журнал преимущественно становится литературным, что обусловило его взлет в преддекабристский период. Н.И. Греч вместе со всей образованной Россией был исполнен симпатии к реформаторским идеям, вот почему он предоставил страницы своего издания будущим декабристам и их единомышленникам. В Петербурге – столице империи – рождались проекты нового развития России. Их опорной точкой стала тема народного героизма, на базе которой развивались более радикальные идеи. Примером такого расширения смысла можно считать статью Ф. Глинки «Рассуждения о необходимости иметь историю Отечественной войны в 1812 году» (СО, 1816,№4), где автор подчеркивал обязанность историков отразить победу в войне как результат совокупных усилий всего народа. Другим направлением публицистики была тема народа и власти, с программными статьями по ней выступил профессор Царскосельского лицея Куницын. Одна из них анализировала взаимосвязь экономики государства с правовым и материальным положением крестьян, другая была посвящена конституции как институту ограничения привилегий одних и охраны прав других социальных слоев. Статьи Куницына были написаны под сильным влиянием Н.И. Тургенева, петербургского аристократа и мецената, исповедовавшего радикальные идеи. Еще одним признаком оппозиционности журнала являлась его ориентация на романтизм как эстетику, декларировавшую свободу личности, призыв к избавлению от культа условностей. Все ведущие романтики, «родившиеся на брегах Невы», были постоянными авторами журнала: А. Грибоедов, А. Дельвиг, П. Катенин, В. Кюхельбекер, П. Плетнев, будущий ректор Петербургского университета, и А.С. Пушкин.

 

Два издания с одинаковой направленностью плохо уживались на тесном информационном поле, каждое стремилось найти свою нишу, стать интересным своей читательской группе. С 1816 г. газета Пезаровиуса стала именоваться «Русский инвалид или военные ведомости», ее логотип украсился виньеткой, символизирующей переход издания в ведение Комитета о раненых. Объем газеты уменьшился до 4 полос, но зато периодичность стала ежедневной, кроме понедельника. В «Русском инвалиде» печатались распоряжения императора, а в рубрике «Российская военная история» - биографии известных военачальников, отличившихся воинов и рецензии на книги военных историков. В середине 1822 года появляется рубрика «Заграничные известия», что было связано с назначением нового редактора: в последней декаде марта в газете было напечатано объявление, где сообщалось, что с «высочайшего соизволения Коллежский советник Войеков принял издательство и признал за полезное сделать в газете перемены». Новый редактор, взявший «Русский инвалид» в аренду, особо подчеркнул, что в газете будут помещаться следующие статьи: «Высочайшие приказы по армиям и флотам, которые более ни в каких ведомостях помещаться не будут». Кроме того, Войеков обещал печатать топографические, статистические и исторические описания разных частей России и других государств, новости литературные, в том числе небольшие лучшие стихотворения и прозаические произведения, библиографию, особенно книг по военному искусству, новости наук, искусств и художеств, исторические анекдоты и путешествия. Очевидно, что новый редактор сделал попытку «объять необъятное» и выйти за рамки ранее заявленного типа издания. Но увеличение конкуренции (с 1825 г. стали выходить издания со столь же широкой программой: «Московский телеграф» и «СП», и запрет на публикацию политических и заграничных известий) не дали реализоваться планам Войекова, чье издание ввязалось в затяжную, основанную на личных счетах войну почти со всеми крупными литераторами, что окончательно отвратило публику.

 

Греч тоже вынужден был скорректировать редакционную политику, опасаясь за журнал из-за резкого поворота Александра I вправо в 1818 году. Из прежних приоритетов на страницах «Сына Отечества» сохранилась лишь приверженность романтизму. С 1825 г. соредактором стал Ф.В. Булгарин, добившийся соединения «Сына Отечества» в 1829 г. со своим «Северным архивом». Этот союз негативно сказался на репутации журнала «Сына Отечества». Про Греча можно сказать, что он всегда к кому-нибудь присоединялся, но в данном случае он стал неразличим на фоне колоритной эпатажности компаньона настолько, что их стали воспринимать как «грачей-разбойников». Вплоть до 1845 г. журнал старался выжить, о чем говорит лихорадочная смена периодичности: в 1825-1828г. – 2 раза в месяц, в 1829-1836г. – еженедельно, в 1837 – 2 раза в месяц, в 1838-1840 - ежемесячно, в 1841 – еженедельно, в 1842-1844 – ежемесячно. О том же говорит смена редакторов: Н. Греч, Ф. Булгарин, Н. Полевой, О. Сенковский, К. Масальский. В журнальных обозрениях начала 1840-х годов В.Г. Белинский лишь изредка упоминал «Сына Отечества», почитая его за «литературного мертвеца». С 1852 г. журнал под редакцией Масальского выходил нерегулярно, а с 1854 прекратил свое существование.

 

После смерти Войекова в 1840 г. редактором «Русского инвалида» опять становится Пезаровиус, он оставляет претензии на универсальность издания, тем более, что спектр русской журналистики, в том числе специализированной, постоянно расширяется. Символично даже то, что он перевел контору с Невского проспекта, т.е. из центральной и престижной части столицы, разместив ее у Полицейского моста в магазине книготорговца Ю.А. Юнгмейстера, где она оставалась почти 20 лет. Пезаровиус старался поддерживать невысокую цену на издание – 15 рублей (тогда как у Войекова ранее было 35 рублей, а у Булгарина в «Северной пчеле» – 40 рублей), издавая ежедневную газету объемом в 4 страницы. Более половины нижней части трех первых страниц занимал подвал, где печатались «Журнальные заметки», «Смесь» и «Библиография», в основной части размещались «Высочайшие приказы»: о назначениях и переводах, наградах и увольнениях, а также «Внутренние» и «Иностранные известия».

 

Помещая столь разнородную информацию, редактор пытался в одной упряжке соединить «коня и трепетную лань», однако при поддержке военного министерства газета дожила до бурных 1860-х гг. Этот период общественного подъема и государственного реформирования вызвал к жизни немало новых изданий и придал силы старым. В 1861 г. «Русский инвалид» значительно изменился, стал другим его логотип: на смену суровому рубленому шрифту пришла славянская вязь, формат увеличился до А2, что говорило о заявке на публицистику, во всем содержании видны симпатии к демократическим преобразованиям. В первой половине 1861 г. газета дает публицистические отклики на отмену крепостного права, и в их числе – выступлениям известного ученого и журналиста, бывшего крепостного, М. Погодина, тогда же газета с сочувствием пишет о смерти Т. Шевченко или об учреждении «Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым»; многие фельетоны посвящены критике сословного чванства, в качестве положительных героев изображаются разночинцы, студенты, «люди с идеями». 1 сентября 1861 г. печатается объявление об изменении формата газеты при сохранении цены, о новом составе редакции и ее переезде на угол Невского проспекта и Адмиралтейской площади, неподалеку от Генерального штаба.

Под редакцией Н. Писаревского «Русский инвалид» получил новый подзаголовок: «Газета военная, политическая, литературная и ученая», что отражало стремление усилить общественное значение издания и вполне соответствовало либеральным настроениям как в правительстве в целом, так и в Генштабе. Но полученные привилегии редакция использует осторожно, одной из первых применяя принцип разделения факта и мнения, для осуществления чего при «Русском инвалиде» была учреждена газета «Современное слово», в которую была почти полностью выведена собственно публицистика, а в «Русском инвалиде» осталась фактическая составляющая: «Высочайшие приказы» по разным военным ведомствам, затем «Заграничная военная хроника» и «Казенные объявления», и это при том, что газета получила право печатать частные объявления. Попытка совместить две тактики оказалась неудачной, вернее, несвоевременной: во второй половине 1862 г. правительство перехватило у общества инициативу, а начавшееся польское восстание придало другое направление патриотическим настроениям: на смену самокритике пришло недоверие к вольнодумцам, подталкивающим империю к развалу.

 

С отстранением Н. Писаревского для «Русского инвалида» настали другие времена – газета-спутник закрылась, демократическим настроениям был прекращен доступ на страницы издания, которое получило новый подзаголовок: «официальная газета военного министерства», а с 1869 года стало просто «Газетой военной». В логотип вернулся рубленый шрифт под стать сухому официозу изложения; газета меняет периодичность: она выходит уже не ежедневно, а 3 раза в неделю: воскресенье, вторник, четверг, но ее объем увеличивается до 8 страниц, хотя это происходит за счет уменьшения формата до А3. Газета выходит в «связке» с «Военным сборником», подписка на два издания сразу сулит значительные (до 50 %) скидки, что означает серьезное намерение Военного министерства усилить пропагандистскую работу в армии. У «Русского инвалида» уже нет намерений расширять аудиторию за счет материалов, интересных для других слоев общества, окончательно устанавливается тип издания – специализированная газета, имеющая четкую целевую аудиторию. Цельность программы видна в системе рубрик, где уже нет места литературным или театральным новостям, где нет публицистики, а преобладают информационные заметки, официальные сообщения, сведения телеграфных агентств, отчеты, приказы, инструкции. Подробно освещаются «Высочайшие указы по Военному ведомству», внутренняя политика, последствия международных событий для русской армии, например, печатаются известия об открытии Суэцкого канала и его военном значении, о проекте Женевского договора о помощи раненым и т.д. Только на последней, восьмой странице, размещаются объявления о продаже книг или подписке на другие журналы. Этот тип газета сохранила и после отсоединения от «Военного сборника» в 1869 г. вплоть до самой революции 1917 г.

 

Новая страница в истории «Сына Отечества» также началась с восхождения на престол Александра II, с 1856 года. Хотя требования к журналистике смягчились, все еще трудно было добиться разрешения на новое издание, вот почему А.В. Старчевский вспомнил о впавшем в «летаргический сон» журнале. Адальберт Викентьевич Старчевский, историк по образованию, уже 8 лет исполнял обязанности помощника редактора «Библиотеки для чтения». Стремясь к самостоятельной деятельности, он уговорил К. Масальского уступить ему права на «Сына Отечества». В воспоминаниях Греча говорится, что К. Масальский испытывал почти те же сомнения, как и гоголевские помещики в ответ на предложение продать «мертвые души», но его материальные обстоятельства были настолько стеснены, что он рискнул пойти на сделку и с удивлением узнал, что его права на бренд еще действенны. Став хозяином «Сына Отечества», Старчевский сумел применить на практике знания, полученные у Сенковского, не ограничивая себя «устарелыми» моральными эстетическими взглядами учителя, а также воспользовался его связями. Объявление в первом номере обновленного «Сына Отечества» извещало, что «контора журнала находится в Санкт-Петербурге при книжном магазине Придворного книгопродавца А. Смирдина», то есть в центральной части Невского проспекта – престижном и многолюдном месте. Успеху издания содействовала и рационально высчитанная ценовая политика: Старчевский снизил стоимость подписки более чем в 10 раз по сравнению с однотипными изданиями: «подписная цена за год 4 р. сер. По Петербургу, с доставкою на дом- 5 р. сер.». Редактор сделал издание доступным средним слоям населения, среди которых стало много грамотных людей, интересующихся положением дел в предреформенной России. Компромиссным был и тип издания: сохраняя старое звание журнала, «Сын Отечества» на самом деле превратился в газету. День выхода тоже был выбран удачно – воскресенье, день, свободный от службы, что гарантировало изданию внимание разных слоев аудитории и перспективы обсуждения в семейном и дружеском кругу, что должно было подогревать интерес публики. Содержание было разнообразным, что также было рассчитано на широкие круги. Наряду с постоянными рубриками были и сменные. Если постоянные демонстрировали приоритеты редакции: «Внутренние известия», «Иностранные известия», «Провинциальная хроника», «Библиографические известия», «Словесность», то сменные рубрики акцентировали новости, а их название передавало отношение редакции. Старчевский пошел на смелый ход: не имея спецкоров и собкоров, он стал перепечатывать самые острые и важные новости из других газет: «Северной пчелы», «Санкт-Петербургских ведомостей», «Русского инвалида», предлагая читателю своеобразный дайджест самых интересных публикаций из недоступных по цене или содержательному уровню изданий. Этот прием насторожил редакторов-конкурентов, но первым стал защищать свои представления об авторском праве Ф. Булгарин, имевший большой опыт журнальных войн. Он ввязался в драку, когда увидел, что в подвале первой полосы появились «Листки Барона Брамбеуса», где стал печатать свои фельетоны О.И. Сенковский. Последний всегда остро чувствовал духовные запросы аудитории, а его креативность как редактора была абсолютно признанной и потому опасной для конкурентов. Попытка Булгарина высмеять журналиста успеха не имела, а журнальная склока лишь придала известности молодому изданию.

 

«Сын Отечества» динамично увеличивал свою аудиторию: за 1856-1857 гг. тираж составил 6 тыс., концу 1858 г. – 8 тыс., в 1860-1861 г. еще удвоился и продолжал расти, самым высоким показателем станет тираж в 26 тыс. В 1862 г. Старчевский переводит газету на ежедневный формат. В программной статье, опубликованной в «Русском инвалиде»(28.08.1861), он заявил, что темпы развития общества в связи с производимыми реформами таковы, что еженедельные газеты не успевают освещать картину действительности и поневоле должны уступить место ежедневным. Кроме того, он утверждал, что большинство ежедневных газет придерживаются старой информационной модели и не все их внимание «обращено на Россию, когда приводится в исполнение великий крестьянский вопрос». Старческий предложил читателю новую модель: в будние дни газета будет носить информационный, а в воскресенье - аналитический и культурно-просветительский характер, также редактор впервые в истории периодической печати пообещал, что «выход газеты не будет прекращаться и в праздничные дни». Старчевский продолжал лидировать по дешевизне подписки: «Сын Отечества» выходил в будни объемом 1 п.л., в воскресенье - 3 п.л., «таким образом, читатель получал в год вместо 160 п.л. – 470 п.л., т.е. в три раза больше за 6 руб. сер. по Петербургу и 7 руб. по России».

Формат газеты был чуть больше современного А3, полоса делилась на три колонки. Объем статей был большим, рассчитанным не на просматривание, а на внимательное чтение. Полосы выглядели скучновато, зато на последней странице печатались карикатуры, без которых уже не мыслилась общественно-политическая газета.

 

«Сын Отечества» выбрал своей целевой аудиторией средний класс, обычно отличающийся политическим и эстетическим консерватизмом. Газета была далеко не оппозиционным изданием, это видно по негативным отзывам в 1863 г. на публикацию в «Современнике» романа Чернышевского «Что делать?» Установка на согласие с правительственной политикой видна и на протяжении 1863-1864 гг. во время польского восстания. Почти каждый номер начинался с материалов из Польши и Литвы, что показывает, какое значение редакция придавала этим событиям. Оценка действий польских повстанцев выдержана в имперском духе. «Сын Отечества» сочувственно отзывается о выступлениях «Московских ведомостей» М.Н. Каткова по польскому вопросу, были случаи перепечатки оттуда статей. Подводя итог своей журналистской деятельности в период реформ, Старчевский писал, что «Сын Отечества» стремился к полноте сообщаемых фактов, не забегал вперед, не имел претензий быть предсказателем», старался выдержать баланс между событиями разного масштаба и, наряду с информацией об идущих в стране преобразованиях, рассказывал об их влиянии на быт людей, уделял много внимания реформе образования. Ориентацию на массового читателя Старческий стремился сохранить на всем протяжении своего редакторства, даже перестав быть издателем «Сына отечества».

Старчевский был одним из первых петербургских медиа-предпринимателей. Будучи учеником Сенковского, он в некоторых отношениях повторил и его судьбу. Долго и упорно сколачивая капитал на собственное дело, скитаясь по убогим квартиркам, он за пять лет издания «Сына Отечества» становится владельцем дома в центральной части Петербурга и в качестве местонахождение конторы указывает собственный дом сначала «у Почтамтского висячего моста на набережной реки Мойки, 48», затем «у Почтамтского моста в Прачечном переулке,4». Одни из современников помнят его «блестящим богатым барином» (П. Быков), другие (С.Н. Шубинский) – постаревшим, нуждающимся журналистом, распродающим автографы знаменитых корреспондентов. Его архив в Пушкинском Доме содержит кипы долговых расписок, вызовов в полицию за неуплату долгов, квитанций от ростовщиков - все приметы литературного быта, знакомые современному читателю по романам Достоевского.

 

Российская печать к концу XIX века представляла широко разветвленную типологическую систему, и закрепление за «Русским инвалидом» постоянной информационной ниши – среднего и высшего военного состава – было целесообразным и оправданным, только однажды название места издания изменилось: со времени вступления России в мировую войну в 1914 г. редакция печатала – Петроград вместо Петербург.

Труд издателя периодической прессы всегда был нелегким, огромным и далеко не всегда вознаграждаемым, а надежды на прибыль часто таяли из-за переменчивости общественных настроений. Даже высокотиражные издания искали либо правительственные субсидии (как «Русский инвалид»), либо покровительства мецената (как «Сын Отечества», которого отдал за векселя Старчевский богатому мукомольному фабриканту, отказавшись со временем и от редактуры). Надежнее было изучение запросов публики, потому что только так журналистика могла обрести свое место в общественной жизни страны, но на пути к успехам независимых газет лежало усвоение опыта разных изданий, в том числе «Русского инвалида» и «Сына Отечества».

 

Русский инвалид

[править | править вики-текст]Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, провер