ДНЕВНИКИ «СЕПАРАТИСТОВ» Луганск 2016

ДНЕВНИКИ «СЕПАРАТИСТОВ» Луганск 2015

В книге собраны воспоминания жителей города Луганска о военных событиях лета 2014 года. В ней отображены реальные события, реальные чувства и судьбы людей, переживших общую беду в Луганске и за его пределами.

 

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ

Идея этой книги возникла неслучайно.

В начале «военного» учебного года на филологическом факультете Луганского университета имени Тараса Шевченко был проведен конкурс творческих работ с весьма прозаическим названием «Лето 2014». Студентам было предложено поделиться своими воспоминаниями о «самых необычных каникулах» прошедшего года. Результаты конкурса не просто удивили, а произвели эффект разорвавшейся бомбы: то, что было представлено в студенческих эссе, скорее напоминало исповедь. В них слились воедино горечь и слезы, любовь и ненависть, страх и самоирония, сострадание и непонимание реальности происходящего…

Когда мы читали эти откровения вчерашних детей, которые становились взрослее на годы с каждым «прилетом» мины, звуком пролетевшего над головой града или смерча, на глазах выступали слезы, а душу охватывал дикий холод. Все работы были объединены общей фразой: «БЫЛ ДЕНЬ, КОГДА Я СТАРЫЙ ПОГИБ…, ЧТОБЫ ВМЕСТЕ СО СВОИМ ГОРОДОМ, КАК ФЕНИКС, ВОЗРОДИТЬСЯ ИЗ ПЕПЛА». Именно эта несокрушимая жажда жить, жить вопреки войне, смерти, пропагандистской лжи и психологическому давлению воинствующих представителей «єдиної країни» стала толчком к созданию этого сборника, в который вошли самые проникновенные воспоминания наших детей. Они дополнились дневниковыми записями школьников, преподавателей университета и обычных жителей Луганска, города, пережившего ужасы артиллерийских обстрелов, полной блокады и ставшего за эти дни для нас, его жителей, настоящим ГЕРОЕМ.

В этом сборнике мы старались максимально точно отобразить переживания, эмоции авторов и их восприятие военной действительности, поэтому была выбрана форма дневника, позволяющая сохранить настоящие имена авторов и подчеркнуть РЕАЛЬНОСТЬ ПРОИСХОДЯЩЕГО. Это не художественное произведение. ЭТО ХРОНИКА. Хроника нашей вчерашней жизни, которая продолжается сегодня.

 

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

МАРИЯ

О войне в Донбассе уже сейчас много написано. К сожалению, эта тема очень популярна, и я уверена, будет актуальна еще не один десяток лет…

Но записей реальных очевидцев войны, наверное, будет не очень много. Почему? Да потому, что в погребе, как, впрочем, и в любой другой час ти дома, нет света, а свечку или фонарик, с целью экономии, используют только при острой необходимости. Да потому, что в перерывах между перестрелками нужно успеть запастись водой из колонки, выстоять очередь за хлебушком и гуманитарной помощью и при этом успеть на последнюю маршрутку до 12 часов дня. Да потому, что мысли, к сожалению, заняты не творчеством, а размышлениями о том, на чем можно сэкономить, чтобы еще неизвестно сколько продержаться без стипендии, зарплаты или пенсии.…

И таких «да потому…» очень и очень много. И о них еще обязательно напишут. О любимом городе Луганске, который бомбили на наших глазах, о судьбах до недавнего времени счастливых людей, которые тоже рушились на наших глазах.

Напишут такие же, как я, жители Донбасса, пережившие эту войну, не покинув свой дом…

 

РВАНЫЕ ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ…

ТАТЬЯНА

Я ничего не буду писать о военных действиях, о Нац гвардии и ополченцах, о том, кто прав, а кто виноват, кто герой, а кто подлец. В моих заметках не будет политики. Это просто наблюдения человека, живущего в условиях военных действий. Я пишу их для себя и для самых близких друзей: и тех, кто все это пережил, и тех, кто был далеко, но душой оставался со мной, переживал за меня.

Простите меня за рваность мыслей, стиль, отсутствие четкого сюжета. Это не литературное произведение, это кусок моей жизни – самый жуткий и самый незабываемый…

Мы живем на войне… Уже больше двух месяцев… Звучит дико: в двадцать первом веке, в цент ре Европы граждане цивилизованного государства убивают друг друга. Армия, на которую нас призывали жертвовать SMS-ками по пять гривен, разрушает регион, дававший львиную долю национального дохода. Не знаю, как эту войну назовут через пару лет, как ее будут описывать в учебниках и монографиях (а желающие появятся, даже диссертации клепать будут, я уверена)… Я решила записать свои мысли об этой войне. Превратятся ли они в книгу или так и останутся обрывочными фрагментами – не важно. Это должно остаться в памяти. Хотя бы моих друзей.

ВЕРА

Сегодня уезжает брат и племянник. В поисках выхода из мышеловки они делают попытку на электричке добраться до Алчевска, а затем дальше, пока в блокаде только Луганск…

Уезжая, брат настоятельно рекомендует мне вести дневник, что я и пытаюсь делать с этого дня.

К своим заботам прибавляются хлопоты родственников, знакомых, соседей с каждым днем покидающих город.

Вот и еще одни соседи заехали на час, забрали вещи, со слезами на глазах выдали нам мешок почти размороженного мяса и уехали. К двум опустевшим дворам прибавился еще один с садом, большим огородом, курами, двумя котами и грозным псом Семеном.

Город опустел… Оставшиеся жители – чужие, но объе диненные общей бедой – стали ближе друг к другу. Очереди отличаются от довоенных: люди делятся новостями, подсказывают, где можно раздобыть хлеб и воду, никто не ругается, не скандалит, отчасти и потому, что прислушиваются к каж дому звуку. Мне кажется, что люди стали добрее.

Освободилось время и место, но стало пусто и грустно. Воды нет вторые сутки, света – пятые. В холодильнике погибают остатки еды.

Снова утро. Ночь не сняла усталости. Пока тихо, прохладно, пока…

ЮЛИЯ

К сожалению, так поздно начинаю писать дневник. Надеясь на лучшее, думала: всё запомню и ЭТО всё быстро закончится. Но к сожалению … Но я не с того начала. СЛАВА БОГУ – Я ЖИВА! Нахожусь в своем доме, в своей квартире.

Родители уехали, когда я была в отпуске. Даже звучит ненормально, резко резонирующее мирное слово. Уехали 18 июня, утром, рано, такси на Изварино. Перед отъездом все, конечно, перенервничали, расставание было напряженным и скоротечным. Я не хотела, чтобы они уезжали. Пережив эти уже 6 недель без них, я понимаю: хорошо, что их здесь нет… Всё что здесь происходит – это очень страшно. ВОЙНА!!! Это страшное слово и ещё страшнее реальность бытия в ней.

Я заметила, что дни стали считаться по-другому: продержался с ночи до ночи – выжил. Так продолжалось «активно» до 2.00, потом «пассивно» до 4.00. А в 5.00 – начали бомбить, казалось, очень близко – и до 10 утра. Каждый день… Часы тоже стали считаться по-другому: развилось особое чувство времени, когда чувствуешь начало каждого часа, не хочется – а смотришь на часы. Срабатывают биологические часы выживания. И все это в новом звуковом пространстве, страшном, нереальном – как будто летают межгалактические космические ракеты…

НАТАЛЬЯ

Пытаясь осмыслить сегодня события этого лета по прошествии полугода, вычленить причины и предпосылки постигшей нас катастрофы, сложить из мозаики отдельных событий свою собственнную историю, наталкиваюсь на невозможность воспроизвести хоть сколько-нибудь целостную картину случившегося. Ее составляют скорее разрозненные воспоминания, картинки-ассоциации, эмоции и чувства, отражения…

…Недоумение, нежелание верить даже очевидному. На фоне зарождающегося политического хаоса, первых военизированных столкновений в Славянске и Краматорске, одесской трагедии привычной становится бесконечно повторяющаяся в сознании каждого луганчанина наивная мантра: «Это не может случиться с нами. Этого не может быть никогда. Не в самом центре Европы, не в цивилизованном государстве, не в начале ХХІ века…». Новая страница в новейшей истории Украины началась, тем не менее, с новейшего варварства. Война прошлась бороздой по душам, судьбам, семьям, навсегда разделив нашу жизнь на «до» и «после», лишив работы и крова, друзей и близких, взорвав осколками снарядов уклад привычной и размеренной жизни.

ТАТЬЯНА

На войне страшно всем. Неважно, голосовал ли ты на референдуме 11 мая или нет, кого ты считаешь своим – Порошенко или Путина, кто для тебя «наши» – ополченцы или нацгвардия… Война не щадит ни тех, ни других.

Любая война – это смерть. На нашей войне она тоже есть. Но страшна уже не сама смерть, а ее обыденность. Когда 2 июня сбросили бомбу на облгосадминистрацию и погибло 11 человек – ужасались все. А сегодня каждый день гибнут люди – в очереди за водой, за гуманитаркой, во дворе, в своей квартире – мы уже не ужасаемся, мы привыкли к смерти рядом с нами – и это самое ужасное.

Не хочу обвинять тех, кто уехал. У большинства были причины: маленькие дети, больные родители, выбитые окна. Кто-то просто не смог справиться с эмоциями и уехал, посчитав, что вернется через пару недель, когда «все утрясется». Эти лю ди – не трусы, да и не все оставшиеся в Луганске – герои.

Моя соседка недавно сказала: «Хорошо, что нет связи, а то бы пришлось отвечать на дурацкие вопросы – «ну как вы там?» Я ее понимаю. Как рассказать по телефону даже близким людям, сидящим в Киеве, Харькове или Крыму, что каждый вечер ты стелешь две постели: на диване и в коридоре, за капитальной стенкой?

ЮЛИЯ

Ночью «бахало» и близко, и далеко. Что-то горит. Запах дыма в квартире невозможный, въелся в горло, в волосы. И комары гудят))) Уж лучше комары, чем мины. Дурацкий юмор (((Вот такая спокойная ночь, как пел Цой…

Утро. Слава Богу, я жива и нахожусь в своей квартире. Опять полетели мины, свист – разрыв … Воспитанная в патриотическом духе, я всегда с уважением относилась к военным, офицерам, защитникам Родины. Слова «долг» и «честь», никогда не были для меня просто словами. Внучка, дочь и жена (хоть и бывшая) офицеров.

Сейчас я ненавижу всё придуманное человечеством оружие. Можно спасти человека от неизлечимой болезни, а можно усовершенствовать «Катюшу» до «Града», «Смерч» до «Урагана». Все эти Нонны, Васильки, Гвоздики, Тюльпаны, Топольки, БМП, БТР, САУ, танки вызывают неописуемый страх.

Страх – очень сильное чувство, которое захватывает волю и парализует человека. Развивается фатализм. Но сильнейшим инстинктом человека есть самосохранение. Поэтому, по-звериному быстро можно оказаться в коридоре (там самое безопасное место). Не спать несколько ночей подряд, не есть и молить Бога о сохранении жизни и жилища.

ДАРЬЯ

Да, на войне страшно всем, но невозможно сказать, что было самым страшным. Страшно было каждую минуту, каждую секунду, до одури страшно…

Страшно, когда ничком падаешь в коридоре квартиры и закрываешь голову дрожащими руками, а под тобой дрожит земля. Страшно, когда осколок пробивает газовую трубу дома, – и ты вместе с остальными жителями выбегаешь на улицу, молясь, чтобы дом не взлетел на воздух, а каждая комната тем временем наполняется едким газом и становится трудно дышать.

Страшно в темном и сыром подвале, где, закрыв глаза и затаив дыхание, прислушиваешься; куда падают снаряды. И медленно сходишь с ума в этом замкнутом пространстве: попадет – не попадет? Страшно, когда родители идут на «ручеек» за водой, потому что дома ее уже не осталось, а над их головами летят снаряды. Сначала ты слышишь залпы «Града», потом свист и взрыв. В реальности это происходит за доли секунды, но в твоем сознании они тянутся целую вечность… Страшно за близких. Страшно не проснуться. До одури страшно.

Война, которая всегда была для нас чем-то далеким и нереальным, никого из нас не спросив, пришла в наш дом, а вместе с ней – слезы, боль, потери, страх…

НАТАЛЬЯ

…Слепоглухонемой город. Из четырехсот жителей многоквартирного дома в самом сердце Луганска осталось лишь около тридцати. Непрекращающиеся обстрелы, пытающиеся уехать, бежать от войны люди. Ощущение постоянного, липкого страха и абсолютной беспомощности, какой-то абсурдной и страшной фантасмагории, в которой волею судьбы принимаешь участие. Ежедневной необходимостью становится практически двухкилометровый путь вглубь частного сектора, где из подземных скважин можно набрать воды. Известная всем местным «дорога жизни».

Время как будто замерло, пространство ограничено пределами собственной квартиры и двора, где непривычно тихими для лета вечерами собираются соседи, чтобы под треск добытого из балконных недр радиоприемника послушать последние новости «из большого мира». Тем ярче и острее на фоне всепоглощающей тревоги и страха оживает в памяти образ маленького тихого Ангела нашего двора, единственного на весь квартал ребенка, оставшегося в осажденном городе. Он стал для нас негласным талисманом, воплощением хрупкого биения настоящей жизни, надежды и так необходимого для нас тогда ответа на вопрос «для чего?» – выжить, выстоять, сохранить себя, свой дом и самое дорогое, самое ценное в жизни человека.

ЮЛИЯ

За это время население, к сожалению, по звуку научилось отличать «Град», мины, гранатометы и т.д. Звуки страшные – как будто космические ракеты летают. Никогда в жизни не хочу это слышать!

В 17.00 ТАК БАХНУЛО!!!, Это было самое страшное в моей жизни. Я сидела у окна на кухне, в два шага (какие-то животные инстинкты просыпаются) оказалась в коридоре. Свист летящей мины не перепутать ни с чем. Потом резкий хлопок, разрыв и взрыв. «Прилетело» в соседний дом. Итог – выгорело 6 квартир. У остальных окна, балконы, подъезд ные пролеты. Прошло 2 часа… Слышен звук заколачиваемых окон под «баханье» вдали…

Вышла на улицу (впервые за два дня), обошла дом (не полностью – только с торца – далеко ходить опасно), увиденное – страшное зрелище. Слава Богу – никто не погиб. Не было людей в квартирах: кто выехал, кто по подвалам сидит.

Позвонила сестре (она в Луганске на другом конце города), связь как-то прорвалась – чудо. Позвонила родителям – папа впервые серьезно сказал: «Уезжай при любой возможности!». Я испугалась… ХОЧУ МИР!!! БУДЕТ МИР!!! ЕСТЬ МИР…

ТАТЬЯНА

Если меня когда-то потом спросят, страшно ли было в эти дни в Луганске, однозначно ответить не смогу. Сначала было очень страшно – от ужаса пекло в груди. Было очень страшно с сестрой и псом Джемом бежать в подвал и слышать, как за спиной рвется снаряд. Было страшно выходить наверх и ожидать, что увидишь свой разрушенный дом. Было страшно подниматься в квартиру, чтобы посмотреть, жива ли лежачая мама и целы ли окна…

Были дни, которые стали переломом: в эти дни особенно активно обстреливали центр и наш квартал Алексеева. И, наверное, в это время страх закончился. Страх залез куда-то глубоко-глубоко, даже когда совсем близко рвется снаряд или мина, – он не успевает вылезти. Да и Джем мой уже так не боится. Я думала, быстро привыкают только к хорошему. Оказалось, и к плохому тоже привыкают быстро. Неужели наступит время и тишина будет постоянной? Но после обеда обстрелы усиливаются, а к четырем часам нас начинают «поливать» вражеские «Грады». Наша доблестная украинская армия самоотверженно направляет свои орудия на город, где живут люди второго сорта, которые их не интересуют.

Кстати, обстреливали наш квартал братья-поляки из чешских гаубиц. Вот это я понимаю – евроинтеграция в действии!!!

НАТАЛЬЯ

…Полные тихой мольбы «береги себя» глаза мамы, провожающей меня под бомбежкой на последний автобус из города, и фоном – пронзительный женский крик, заламывающий в отчаянии руки водитель, рослый и сильный мужчина, под непрекращающимся ни на минуту обстрелом пытающийся объяснить, что маленький автобус переполнен и он не в состоянии взять больше пассажиров, ведь по проселочным песчаным дорогам мы не проедем…

Удивительно, как в состоянии максимального психологического напряжения обнажаются все грани человечности, оттеняя страх, боль и ненависть ощущением сопричастности, общности, искрен ности: изнурительная августовская жара, запах гари, тяжелый пеший переход с вещами по раскаленному песку до блокпоста – и помощь совершенно посторонних людей, единственная на автобус бутылка минеральной воды, поделенная поровну между всеми пассажирами, и тихое мужество молодой матери с двухлетней дочкой на руках, которой она на протяжении всех 6 часов пути рассказывала сказки, пытаясь успокоить, отвлечь ребенка…

ЮЛИЯ

Свечи экономлю. Ничего не зажигаю, пишу на ощупь. Пасмурно, плохо видно, в 20.00 – уже темень.

Грады, мины … дом трясся так, что в подъезде пыль стоит, всё ходит ходуном. Посыпались стекла, у кого вчера не успели выпасть. И опять полетели мины. Отвратительный свист. В этот момент каждый раз вся жизнь проносится за миг. И ждешь разрыва … Опять тихо. Говорят, Луганск в кольце. Украинское радио сообщает: бой идет за Острую Могилу.

Спасибо тебе, Господи, за новый день, за жизнь, за тишину, за сохраненное жилище. В квартире прохладно и полумрак. Два месяца живу с открытыми окнами, заклеенными крест-накрест.

За ночь прилетело в три соседних дома, разрушения страшные: вываленные стены, балконы, пожар – всё валяется кругом. Слава Богу, люди на ночь пошли в подвалы, более комфортные – женские (сухие и чистые), похуже – мужские, а где-то вообще общежитие – люди и животные.

Сплю уже неделю в коридоре, одетая, сумки собраны (документы, деньги, вещи, лекарства, сухпай). Ночь была страшная. Не то что спать, стоять-сидеть невозможно – постоянно подбрасывает и «золотой дождь» на полнеба. Светло, как днём.

ВЛАДИМИР

Был день, когда Старый Я погиб.

Мы сидели с дедом в саду, разговаривали о чём-то и слушали улицу. И вдруг – самый страшный звук в моей жизни. Будто пробка резво выстреливает из бутылки шампанского, бутылки на твои похороны, а потом свист, перерастающий в визг…

Уже вскакиваешь из кресла, хватаешь деда за руку. Стёкла разлетаются. Уши заложило. Бежишь, ищешь маму, бабушку. Вместе бежим в погреб. У каждого своя роль: кто берёт куртки, кто фонари (в доме нет света, а в погреб спускаться без света – можно неплохо упасть). Ещё взрыв. Штукатурка падает.

Молишься. Молишься. Молишься. Пытаешься успокоить родителей, а, попутно, и себя. Третий выстрел, чёртов визг. Взрыв. Так близко. Ждёшь 10 минут. Вылез сам, осмотрелся, дом смотрел. Слава Богу, держим окна открытыми 24 часа в сутки, а то бы окон не было уже. Помогаешь родителям выбраться.

Выбегаешь на улицу, а там…

Дым, соседка еле бежит, всё лицо в крови. Мама побежала за йодом, бинтами. Бежим с соседом дядей Володей в дом, с дырой в крыше в 1,5 на 2 метра, как минимум. Обломки, по саду валяются куски крыши, окна выбиты, всё покорёжено. И запах. Запах гари, гнилых груш, и чего-то ещё. Чего-то отвратного, мерзкого…

Забегаем. Тётя Оля, соседка, рыдает. Это дом её сестры. Показывает рукой в сторону комнат. Крыши и потолка нет. То, что осталось, устилает пол. Лезем, туда, смотрим, ищем. Тётю Люду, сестру тёти Оли. Ничего не видно. За дверью собака, живая, но сильно прибитая взрывной волной. Человек, не знающий никого из нас, просто шедший по улице и зашедший помочь, забирает собаку, чтобы позаботиться о ней. Смотрю: лестница, лежащая на полу, вздымается. Начинаем быстро разбирать. Находим ещё одну собаку, пытаемся поднять, а под ней уже лужа крови. «Мы ей уже не поможем», – говорит дядя Володя. Никак не можем найти тётю Люду. Думаем, слава Богу, ушла до взрыва. И тут я вижу руку, кисть, порванную, обугленную, окровавленную. Ногу, кажется, без ступни. И лицо. Тяжело смотреть, не могу смотреть…

Весь район собрался, все помощь предлагают. Никто не приезжает – ни скорая, ни милиция. Кто знал, что скорая приедет через полчаса и констатирует факт: «Мертва». Кто знал, что на следующий день мне придётся фотографировать труп женщины, которую мы знали всю жизнь, для судмедэкспертизы. Кто знал, что труп будет лежать там ещё 3 дня, на жаре, пока морг, наконец, не вышлет машину. Кто знал, что это будет только начало?

ТАТЬЯНА

Как описать свои эмоции при виде умирающего парня 22 – 23 лет, которому оторвало ногу, какими словами описать его серое лицо и подернутые дымкой смерти глаза? Я бежала в МЧС сообщить о нем, надеясь на чудо, но через два часа увидела его там же, уже с закрытым курткой лицом. Он пролежал в соседнем дворе больше суток… При нем не было документов. Красивый молодой мальчик! Нашли ли его близкие в морге?

Вчера в соседний двор приходила мать погибшего парня. Оказывается, все это время она его искала. Ему 31 год, мама – врач. Похоронили без родных. Дай Бог, чтобы она нашла его могилу. Просила показать место, где он лежал. Я его запомнила и с тех пор никогда не хожу мимо – все время вспоминаю его лицо и глаза, как будто подернутые пеплом…

Теперь я всегда беру с собой паспорт. Даже если иду по хлеб, кладу его в файл и прячу в сумку. Туда же – маленькую иконку Божьей Матери. На ноги – обязательно удобную обувь: вдруг придется бежать. Паспорт – для идентификации личности: не хочется лежать неопознанным телом в морге…

Я вообще удивляюсь, как я до сих пор не сломалась. Если представить меня визуально – я как Волк из «Ну, погоди», решивший поднять штангу. Я ее держу, а судьба цепляет все новые и новые «блины». Меня шатает из стороны в сторону, позвоночник гнется, но почему-то не сыплется в трусы. Считаем «блины»:

1. Лежащая, ничего не понимающая мама.
2. Сиделка, попавшая под машину.
3. Отсутствие зарплаты и каких-либо денежных поступлений.
4. Отключенные электричество и вода.
5. Отсутствие какой-либо связи.
6. Тетя, от которой сбежала сиделка, и необходимость дважды в день идти к ней на 10-й этаж, мыть и пытаться накормить (и это на фоне обстрелов).
7. Выбитые у подруги в квартире окна, которые нужно заделать.
8. Дубль два – снова выбитые там же окна.
9. Обстрел квартала Алексеева, под который мы с сестрой и Джемом едва не попали, успев прыгнуть в подвал.
10. Смерть тети, которую нужно похоронить по- людски, что практически невозможно.
11. Стекла по всему городу и масса одичавших собак, что усложняет выгул Джема. Все остальное – это мелкие брызги.

И, как ни странно, я эту штангу пока держу. Значит, позвоночник у меня крепче, чем я думала.

ВЕРА

Всю ночь гремела канонада. Взрывалось гдето не очень далеко. В черном небе вспыхивали и медленно догорали сигнальные ракеты. Едкий дым пожаров покрыл весь город… Ночь была шумной, но сладкий сон затянул в подушку – так и не стали спускаться в подвал.

Утром небольшое затишье. Забежала к соседским зверюгам с мисками каши. Они, скучающие по уехавшим хозяевам, не хотят меня отпускать. Уходя, перекрестила четвероногих: «Оставайтесь с Богом!».

Воскресный день. До храма доходим в тишине. Маленькая чистенькая церквушка словно непробиваемый купол – заходишь за ограду и становится спокойно. Совсем еще молоденький священник отец Николай служит искренне и с любовью, кажется, что его совсем не страшат трудности, а он даже рад испытаниям.

К середине службы начинается обстрел. К концу – снова затишье.

По дороге домой замечаю, как быстро и аккуратно на главных улицах латают дыры от разорвавшихся снарядов.

День жаркий и тягостно-депрессивный. В полу расплавленном состоянии доплелись до дома. Уничтожающая жара…

Вернувшись домой, обнаружили в панике мечущихся соседей: пока мы были в храме, наш район активно обстреливали. Один снаряд угодил во двор соседей с теперь уже нашими животными. Терзаясь страшными картинами, долго не решалась пойти к разбомбленному дому. Даже были мысли, чем и как придется добивать умирающую в муках собаку, будка которой находится по середине двора, а она на цепи. Пока меня кошмарили дурные мысли, мужчины общими усилиями открыли заклинившую калитку, перекрыли газ. Сложно было определить эпицентр взрыва, который явно был во дворе в двух-трех метрах от будки. Весь двор сметен, срезаны деревья, вспахан асфальт, осколками посечена крыша, выбиты окна, металлическая входная дверь как решето, но дом к счастью цел. В воздухе удушающая примесь газа – на углу дома стояли баллоны с газом, чудо, что они не взорвались! Нашей радости и удивлению не было предела! Мне на встречу по осколкам пробирался перепуганный кот, а с цепи обеспокоенным, но вполне здоровым лаем встречала собака. Как им удалось выжить? Вот уж действительно, остались с Богом!

А еще один оставленный пес Семен от тоски за хозяевами ничего не ест. Хожу вокруг него, упрашиваю не кончать жизнь самоубийством…

ТАТЬЯНА

Война проявляет истинное лицо человека.

Сиделка моей тети оказалась крысой, сбежав от нас и не предупредив, что уезжает, но «наколов» при этом на тысячу. Как хочется посмотреть ей в глаза и сказать все, что я думаю, с использованием отглагольных прилагательных. А чужой мужик, когда я искала солярку для катафалка, дал мне 7 лит ров по той же цене, по которой покупал сам. Если бы не он, мы бы не смогли похоронить тетю…

Война вернула порождение советских времен – очереди. Причем, самые длинные по хлеб, водой и собачье-кошачьим кормом. Последнее внушает оптимизм: люди не черствеют душой, их любимцы, как и раньше, им не безразличны. Но, увы, не всем! Я видела на улицах выброшенного стаффа, московскую сторожевую, сиамскую кошку. Особенно впечатлил шарпей: в шлейке, с поводком и воткнутой за шлейку запиской. Соседи сказали, что его высадил мужик из черного «мерса». Конечно, такому очень сложно было пристроить собаку в хорошие руки. К счастью, шарпея забрали себе МЧС-ники.

Одни своих собак выбрасывают на улицу, а другие подбирают чужих. Девочка-соседка завела себе щенка. Это еще одно подтверждение моей надежды на то, что все будет хорошо: она его считает не обузой, а радостью!

ВЕРА

Первым делом спускаюсь в переулок, чтобы покормить зверюг-погорельцев. Явно располневшая собака, еще недавно проглатывающая на лету недозревшие груши, на пятый день потекших холодильников весело подкатывется к миске с двойной порцией мяса, а кот все печальнее вылавливает из каши куриные головы с душком. Заглядываю к отчаявшемуся Семену. Еда не тронута. Остаток дня хожу, молюсь: «Господи, придумай что-нибудь!».

Вечером муж не выдерживает и идет в соседний двор искать Семена. Обнаружился горемыка, упавшим в подвал кухни. Большому псу самому не выбраться, а нам спус каться страшновато – собака серьезная, зубастая. И оставлять так нельзя. Что делать? Оглядываюсь: на гвозде висит старый зонт с ручкой-крючком. Мой муж Дмитрий поддел крючком зонта за ошейник, медленно заставляя зверюгу подтянуться кверху. И вот они вместе, в жарких объятьях, повалились на землю. Благодарная зубастая псина сразу дала понять, что отныне мы друзья навек. А я не могла поверить своему счастью: во-первых, все живы, во-вторых, в кухне, которая была нам недоступна из-за грозного пса, обнаружились большие запасы воды. Вечером, разделив 8 литров «трофейной» воды на 2 грязных тела, позволили себе немного поплескаться.

ЮЛИЯ

Я плохо подготовилась к войне: свечей мало, бутылок для воды мало, тележки, по воду ходить, – нет(((. Сосед принес две свечки (по 20 гривен) – спасибо большое.

Стала выходить на улицу исключительно возле дома. Людей очень мало: нас в доме (хрущовка 5-этажная, 6 подъездов) осталось 33 человека в двадцати квартирах. В нашем микрорайоне осталось человек 100 – 150, а в хорошие мирные времена было около 4 тысяч. Много пожилых, неходячих, больных…

Из источников информации появился телевизор с каналом «Россия 24» от аккумулятора легковой машины (один добрый человек транслирует) – сбор в 17.00 у его машины. Второе окно в мир – в 20.00 украинское радио в одном месте ловит. Так что выбор есть.

У нас образовался комендант – из афганцев. Теперь гарантирует порядок. Особенно это нужно на раздаче воды – нервы-то у всех никакие. Начали давать гуманитарку. Особо активные пенсионеры поехали её добывать. Дают по паспорту: по 1 кг риса и гречки, 1 л растительного, 1 пачка сливочного масла.

Вчера разбили мою школу, снаряд попал в крышу и прошил всё здание с 1-го по 4-й этажи. Школы больше нет… Заветные слова: МИР- ЖИЗНЬ-ТИШИНА.

ТАТЬЯНА

Отдельно напишу о личном водоснабжении.

Кое-каким районам повезло: например, на Городке завода ОР вода самотеком шла на нижние этажи. А мы уже через несколько часов после отключения света почувствовали всю прелесть безводной жизни. Я, правда, девушка запасливая, наполнила полванны и, к тому же, у меня на лоджии в ожидании подобных ситуаций уже стояли баллоны с водой.

Первое время вода в ванне очень меня выручала. Вот, правда, мыться приходилось, проявляя смекалку и чудеса изворотливости. На пол в ванной ставился тазик (соответственно, весь пол был занят). За порогом оставались одежда и тапки. Я становилась в тазик и обливалась сверху водой. Весь фокус был в том, чтобы вся стекающая с меня вода попала в тазик. А учитывая отдельные выступающие фрагменты моей фигуры, это было не — просто. Поэтому после помывки я при свете фонарика собирала тряпкой с пола воду и выливала ее в ведерко. Вода из тазика шла в туалет, а из ведерка – на полив цветов на балконе. Пардон за такие подробности, но процесс помывки и правда был очень трудоемким.

Можно себе представить, как я была рада и даже счастлива, когда вода в ванне закончилась и я наконец-то смогла купаться в ней.

ЮЛИЯ

Открывается сезон охоты на воду. Все организовано бегают по воду, я пишу «бегают» и это правда, и 70 – 80-летние тоже, еле передвигаются бабульки и дедульки тянут эти 5-л бутылки из последних сил.

Воды нет 4-е сутки. Говорят на Горводоканале разбомбило бак 600л с маслом: теперь ни масла, ни воды. Со светом то же самое: высоковольтные линии перебило, ремонтировать, пока бои идут, никто не будет.

В 7.30 иду на ручеек по воду. В двух сумках бутылки – 17 литров. На ручейке народу много, очередь большая, я набирала в пруду, там стоячая вода, но лягушки водятся, значит брать можно. Ходила два раза. Спина и руки отваливаются от тя жестей.

«Надыбала» воду в подвале одного из домов, доб рые люди подсказали, пошла без фонаря, на ощупь. Этот подъезд (где в подвал спуститься можно) вчера обстреляли, дырки в стенах. Газа у них в доме нет – в трубу попало. Сходила по воду в подвал. После обеда другие «добрые люди» кран прикрыли. Где теперь воду брать, непонятно. На ручеек – опасно, уже погибло трое людей и ранены несколько. Там заминировано. Один мужчина мертвый лежал сутки, пока искать не кинулись…

Говорят, питьевую воду должны привезти…

О! Новый источник. На нашей котельной можно разжиться водичкой. Она конечно странная, какая-то, но всё равно – ВОДА!!!

На обратном пути опять под обстрел попала. Повалялась немного…

Магазины все закрыты. Гуманитарку привезли – давали по три наименования в руки. Хлеб возят через день. Я не беру, у меня сухари, и то не ем. Вчера возле хлебного киоска убило одного пенсионера, другой ранен в ногу.

В 14.00 привезли питьевую воду. Некоторые женщины истерят, плачут – паника в общем тоже страшная вещь. Пока воду ждали было очень страшно, потому что уже не раз было – обстреливают людей «на воде».

На ручейке тоже продолжают гибнуть люди. Уже не понятно сколько народу там полегло, а все равно продолжают туда ходить: моются прямо там и воду берут и на минах подрываются так, что хоронить нечего. Приехал экскаватор «засыпал» – всё, что осталось в общую могилу, вот и похороны… Царствие Небесное всем ВАМ!

На обстрелы уже никто не обращает внимания. Война … Нужно постоянно куда-то бежать, или за чем-нибудь, или прятаться…

Продолжается охота на воду… На проходной продают воду: 1,5 л – 9.00 грн., 5 л – 17 грн. О как! Кому война, а кому мать родна!..

ТАТЬЯНА

На следующей неделе будем праздновать маленький юбилей – месяц без света и воды. Если со светом вопрос можно было решить, не выходя из дома (фонарики, свечи уже были заготовлены на всякий случай), то с водой было не так просто. Пополнение запасов воды – каждодневная задача. Первое время, мы брали воду в пожарке – стояли в очереди к гидранту по 4 – 5 часов. Потом эти водяные очереди стали обстреливать, были погибшие – и пожарные перестали выставлять гидрант. Мы стали ходить к колонкам.

Два наших маршрута: 1) на Гусиновку к церкви или чуть ближе, на Московскую. Если нет людей, операция занимает полтора часа и идешь по асфальту. 2) на ул. Лермонтова – по времени быстрее, 45 – 50 минут, но полдороги – это камни и щебенка. Тележкой ехать очень тяжело. Зато быстро, что в военное время очень важно.

За один раз, в тележке и рюкзаке, я привозила 25 литров воды. Если удавалось за день обернуться дважды – 50. Мой личный рекорд – 30 литров за раз. Колени загробила на фиг! Про остеохондроз можно даже не говорить! Зато купалась, мыла голову, стирала, а периодически даже мыла полы. Да и цветочки свои тоже поливаю, хотя петуньями на балконе пришлось пожертвовать.

ВЕРА

Знойный день полон забот. На грядках поспели помидоры – пора подумать о консервации. Без воды процедура выглядит безрадостной. Сегодня собрала созревшие помидоры со всех вверенных мне дворов – такого урожая не было давно! Часть оставила на угощение, остальные перемолола на томат (будет, чем утешить вернувшихся соседей, – ведь столько труда было вложено).

У соседей стоком, тонкой струйкой течет вода, если она закончится, будет совсем печально – поблизости нет скважин.

Воздух плавиться от жары – просто испепеляющий зной. Нет воды, света, связи. Нет лекарств в аптеках – да они и закрыты давно. От давления спасаю мужа мокрыми тряпками и дыхательной гимнастикой.

Мытье посуды в мисках занимает большую часть вечера, зато вторую половину венчает чаепитие при свечах. Как ни странно это звучит, война внесла в нашу жизнь и положительные коррективы. Раньше я часто обижалась на мужа за бесконечное пропадание в интернете, а он на меня – за нескончаемые разговоры по телефону. И вот, пожалуйста, нет ни интернета, ни телефона, да и людей почти нет. Только Он и Я – Романтика!

ЮЛИЯ

Тишина… Тишина пугает очень сильно. Непонятно что будет после неё – подсознательно готовишься к …., не хочу писать ничего ужасного, не хочу отрицательно заряжать пространство вокруг себя и в себе.

Утро слезливое… Думаю о родителях, сестре и племяннице: где Вы мои родные, мне без Вас очень плохо, одиноко, простите меня за всё. Смотрю на ваши фотографии, разговариваю с вами. Я вас очень люблю и хочу, чтобы мы были вместе и сами решали, когда и куда нам ехать, где жить и с кем. А слёзы уже и не солёные… Прошу Боженьку каждый день, чтобы быстрее все ЭТО закончилось, чтобы я осталась жива, и мы встретились. Дай Бог!

Сегодня впервые за две недели была в городе. Была в университете. Работаем… В городе тоже нет ни воды, ни света, ни связи. Люди ходят, даже двоих детей видела, лет пяти примерно.

Вернулась домой, а ко мне сестра приехала, собрали кое-какие вещи для родителей. Пока сидели, наступил полдень – время обстрела, а мы две «блондинки» засиделись. Пока шли на остановку, попали под минометный обстрел, валялись на асфальте. Проводила её до середины дороги и расстались… Связи нет – переживаю, как она, добралась ли? Верю, что она еще сможет уехать в мирную жизнь!

ВЕРА

Наслаждаемся редкой тишиной. Никогда не могла себе представить, что короткие моменты затишья будут столь драгоценными.

Стук в калитку. Неожиданная, но приятная встреча – пробравшийся из деревни отец Александр. Быстро, не реагируя на наши попытки отказаться от выгружаемых из машины продуктов, благословляет – и машина растворяется в раскаленной пыли как мираж… Разбираем подарки: просфоры, 3 банки куриной тушенки, немного домашних яиц.

Позже заходил Палыч, принес бутылку кваса и радовался, как ребенок, что смог меня удивить. Воды нет, а тут – квас! Роскошь. Рассказал, что утром к очереди у местного магазина подъехали ополченцы и раздали детям ситро, взрослым – квас.

Благодаря еще одним уехавшим соседям, оставшиеся обедали по-царски: зажаренное мясо, сочные розовые помидоры, черный ароматный чай, бутылка красного вина – остатки довоенной жизни.

На обратной дороге забегаю покормить зверюг-погорельцев, и снова начинается обстрел. Пулей мчусь домой, но планирую вернуться и хоть немного навести там порядок – создать видимость жизни.

ЮЛИЯ

Цивилизация возвращается и народ тоже. На рынке не протолкнуться, всё подорожало. Окунулась чуть-чуть в мирную жизнь, её подобие. Вышла на охоту по воду. Вокруг что-то происходит: где-то начался пожар – столб огромный черный, где-то работали «Грады» с разных сторон… Разошлись по домам… В 17.00 погудела машина, все сбежались, человек 45 – 50. И вдруг резкий свист, хлопок, все попадали на асфальт… Я (как настоящая блондинка) красиво присела (страх парализовал). Второй залп… Меня кто-то толкнул, чтобы я легла. Лежим, вжавшись в асфальт, а мины всё летят и летят эти…

Рушатся дома, слышно не только звон стекла, но и как стены и потолки проваливаются, деревья падают. Прекратилось вроде… Начали очухиваться.. Побежала домой, на бегу увидела в одном из домов вздыбленная плита между 5 и 4 этажами, проваленные крыши, срубленные огромные тополя. В моем доме взрывной волной повыбивало стекла в старых окнах, где они ещё уцелели. Страшно было в толпе охваченной страхом и паникой. Постоянно шептала: Господи, помилуй! Потом на два часа впала в ступор: не говорила, не ходила, просто сидела в пустой, темной квартире одна, как и всё это время… Наказание это или испытание – не знаю. Надо жить! Будем жить! С нами БОГ!

ТАТЬЯНА

Военный рацион… Я далека от того, чтобы сравнивать наше питание с тем, что было у людей во время Оте чественной войны. Упаси Боже! Мы не голодали. Просто меню стало весьма своеобразным с учетом отсутствия холодильника.

Если я утром варила гречневую кашу, мы все втроем (мама, Джем и я) ели ее целый день. Если я покупала кусок курицы, то из нее варился бульон для мамы; основную часть мяса лопал Джем, мне доставались остатки, но я могла догнаться, например, бутербродом с сыром или хлебом с вареньем.

Нередким было сочетание малосочетаемых блюд: остатки манной каши от завтрака и жареная салака – это был обед. Холодный обеденный рис с майонезом – ужин. Овсянка с помидорами, гречка и виноград, суп и хлеб с майонезом… По количеству калорий, вероятно, недобора не было, но постоянный стресс и очень малое количество сладкого (почему-то впервые в жизни его не хотелось) сделали свое дело. То, чего я безуспешно добивалась последние два года, произошло: я похудела на 6 кг. Это при том, что хлеба стала есть гораздо больше, чем раньше. Ура, я влезла в джинсы, которые тосковали без меня уже четыре года…

ВЕРА

К обеду ждем в гости соседей, чтобы как-то празднично утилизировать многострадальные остатки пищи из холодильника, думаю, холодильник теперь должен называться иначе, «просто шкафчик». Поставила в духовку большой яблочный пирог (благо яблок в соседних садах валом). Пора привыкать к чаю без конфет… Но я нашла еще один плюс в нынешнем положении: можно безнаказанно трескать сгущенку, припасенную в хорошие времена.

Пришел отец – и все вместе мы расположились во дворе, под раскидистыми яблонями. Был какой-то особенный тихий день, и ничто не напоминало о войне. Мужчины решали хозяйственные вопросы, а мы с соседкой наслаждались редкой тишиной, летом, россыпью душистых цветов и тем, что не надо ломать голову над приготовлением обеда.

Отец, словно сбросив два десятка лет, оживленно рассказывал о годах, проведенных на севере в экспедиции.

Мы славно провели этот день.

К вечеру стали слышны далекие гулкие взрывы. Пару раз напомнил о себе «Град». Вечером разразилась гроза… Дождь, правда, был символическим, но на закате – потрясающе красивое небо и широченная на полнеба радуга… «Слава Богу за все!»

С дождем, как по команде, вступили в перепалку тяжелые орудия. Да и «свидомые» минометчики с удовольствием использовали момент шумовой завесы. Было жутко. Мне точно. Если бы не невозмутимый вид хозяина дома, я бы уже сидела в подвале. Но, преодолевая страх и вздрагивая после каждого раската, пришлось составить ему компанию.

Раскаты грома перекрывали работу гаубиц и «Градов». Метрах в 20-ти от нашего дома в сарай попала мина, к счастью, никто не пострадал. Ополченцы тут же вычислили минометчика, некоторое время были слышны удаляющиеся отголоски погони.

Выйдя утром из дома, возле ближайшей девятиэтажки замечаем первую воронку – последствия вчерашнего обстрела, через 50 метров – вторую, немного недотянувшую до газового распределителя. Осколками повредило магазин. Еще метрах в 30 – догорающие остатки двухэтажного дома… Сердце сжалось, голову моментально перетянул обруч боли, может, это дурной сон? Скорей бы проснуться.

Только ступили на порог дома – опять началась канонада. Вместе с котами спускаемся в подвал. Чтобы не падать духом, думаю о блокадном Ленинграде. Мы сейчас в несравнимо лучших условиях, нам вообще грех жаловаться!

ВЕРА

Собираемся на праздник – первый Спас под перекличку орудий, ожидая, что скоро, как всегда, начнется и минометный обстрел. Мака нет, меда – тоже, но я все-таки собрала букет из мелких садовых цветов соседского сада – праздник же! Выходим из дома под залпы тяжелых орудий: не успели отойти, как проснулись вражеские минометчики. Пара снарядов пролетает над головами и падает на территорию завода, оглушив нас противным металли ческим взрывом, третий тупо плюхнулся, не разорвавшись, значительно ближе. Ускоряем шаг, инстинктивно ощупывая глазами каждый выступ дороги, чтобы в случае необходимости было куда упасть. Но идти все равно надо: Господи, спаси нас!

И только в храме ощущаешь себя в полной безопасности: зарядившись оптимизмом от молодого священника, отправляемся домой. По дороге, во дворе многоэтажки замечаю девочку лет шести, которая оживленно что-то рассказывает маме, нашей соседке. Вдруг раздается залп из тяжелых орудий. Вздрагиваю, оглядываюсь. Девочка, даже не моргнув, спокойно продолжает что-то рассказывать. Мне даже неловко стало, а ее мама, заметив это, говорит: «Да Оля знает, что это ополченцы, и не боится».

ЮЛИЯ

Раннее утро. День авиации. Я сижу перед открытым окном. Птицы и те не поют, кричит какая-то одинокая птица вдали, но этот крик песней назвать никак нельзя(((

В 6.00 утра – «приветствие» жителей бывшего летного училища штурманов начинается залпами из разных орудий. Днем «прилетело» в подвал дома, где импровизированное «бомбоубежище», – провалилось одно перекрытие. Бабули перепугались… Слава Богу, все живы! С праздником вас, люди добрые. С Днём авиации!

С учетом того, что я живу в бывшем военном городке, где стоял полк авиации, звучит особенно цинично. Папа, я тебя люблю и поздравляю! Как хорошо, что ты, летчик, этого не видишь. Помнишь, год назад, мы праздновали у нас на детской площадке: кулеш, людей много – а главное мы ВМЕС ТЕ были. После праздника в этом году останется аллергия на салют – будет до конца жизни!

Человек, конечно, ко всему привыкает, приспосабливается, но в 21 веке, в центре Европы обре кать людей на лишения, убивать и уничтожать города – это противоес тественно, недопустимо, страшно, безбожно! Боже Всемогущий – запрети войну, убийства, страдания. Прошу тебя сделай так, чтобы был МИР!!!

ТАТЬЯНА

Удивительно, но свободного времени совершенно нет (при том, что я не работаю и встаю в 5 утра). Куда оно девается? Попыталась определить: 1) привоз воды – от часа до трех; 2) рынок, магазины – тоже пара часов (приходится бегать по разным точкам, стоять в очередях (как не вспомнить былые 90-е?), пока купишь самое необходимое; 3) попытки дозвониться – от полутора до трех; 4) приготовление пищи и мытье посуды, при отсутствии воды, тоже занимает уйму времени. А поскольку нет холодильника, готовить впрок не получается – готовлю каждый день; 5) ма мулька – два часа (мытье, кормление, обработка ран и пр.) Это не считая некаждодневных дел типа уборки, стирки и т.д. А если учесть. что в 7 вечера день в принципе заканчивается (темнеет), то и выходит, что свободного времени нет вообще.

Зато выспалась на месяц вперед: спать приходится ложиться около девяти. Сначала спала без просыпу, в последнее время в три – полчетвертого просыпаюсь – выспалась… А первое время, в июне-июле, днем все время спала, ходила, как сонная муха. Нет, пусть уж лучше времени не хватает, а то отупеешь и превратишься в овощ… Кстати, у сестры после того, как прекратились обстрелы Луганска, началась бессонница: она все время прислушивается, ждет выстрела. Думаю, она не одна такая…

ВЕРА

Со стороны г. Счастье, подконтрольного украинской армии, регулярно обстреливают жилые кварталы, а «желто-голубые» «патриоты-минометчики» метят в очереди по хлеб и воду, автобусные остановки, рынки, школы…

Жара!!! Все вокруг подыхает (самое подходящее слово), земля превратилась в камень, небо не голубое, а мутно-белое. Третьи сутки не прекращаются обстрелы. Воды при этом не предвидится, да и водитель каждый раз меняет место привоза. Но все равно иду в разведку по воду. Во дворе 9-ти этажки – толпа ожидающих, говорят шепотом, опоздавшие передвигаются на цыпочках, даже животные подкрадываются. Накануне только в нашем районе минометчики расстреляли 2 машины с водой. Но все равно, как всегда вдруг, начинается минометный обстрел – и все расползаются с пустой тарой по домам. Несколько минут – и людей нет: улица вымерла.

У меня не укладывается в голове: как можно вести охоту на людей, обычных людей, стоящих в очереди по хлеб, воду? Людей, лишенных покоя, сна, не знающих, что с близкими, живущими даже в другом конце города? Те, кто называет себя патриотами Украины, просто не считают нас за людей, наверное, так легче нажимать на курок. Что ими движет? Не любовь к Родине – это точно.

ТАТЬЯНА

Природа пустоты не терпит – я в этом убеждалась не раз. Сейчас это подтвердилось в отношении друзей. Никогда еще я так не радовалась, если встречаю на улице знакомого. Коллега, шапочный знакомый, бывший сосед – все превращаются практически в любимых родственников. Лестничные площадки в подъездах стали клубами по интересам. В тех домах, где электроплиты, жильцы на костре готовят коллективные обеды и совместно их потреб ляют. Интересно, после войны эти отношения сохранятся? Или мы опять влезем в свои скорлупки?

Когда пытаешься анализировать свое внутреннее состояние – поражает почти полное отсутствие эмоций. Ты как будто замороженный, говорят, это эмоциональное выгорание. Я нахожусь в состоянии какого-то эмоционального отупения: не скучаю за подругами, не жалею себя, почти не боюсь обстрелов. Мозг отказывается анализировать ситуацию и выдавать прогнозы. Стараюсь не думать о будущем. Да и как о нем думать, если не знаешь, что с тобой будет через час. А я так всегда любила планировать…

В отношении некоторых моих знакомых произошла переоценка. К счастью, больше в лучшую, чем в худшую сторону. Одна моя, как я думала, подруга (нашим отношениям более 30 лет), пока была связь, не удосужилась позвонить из добровольной эмиграции и спросить: «Тань, ты там жива? Может, нужна помощь?» А шапочная знакомая из Полтавы (мы пару раз пересекались на конференциях) звонила постоянно, предлагала помощь. Меня до слез растрогало ее предложение: «Может быть, тебе нужны деньги? У меня есть 500 гривен». И я знаю, что эти деньги у нее не лишние, она бы оторвала их от себя, чтобы мне послать, если бы я согласилась…

Подруга детства, живущая теперь в Москве, звонила каждый день, пока была связь. Мой старый друг по аспирантуре нашел меня по городскому телефону и звонил трижды в день, пытаясь поднять мне настроение. И, конечно, прошли проверку этой войной две мои лучшие подруги.

Наступит мир, обязательно. И отношения с друзьями будут опираться на пережитое. Судя по всему, их количество не уменьшится, вместо одной выпавшей из обоймы появилось несколько новых. Может быть, вашими молитвами, ребята, я и жива…

И глубоко-глубоко внутри ощущение, что все будет хорошо. Что это значит – не могу объяснить, даже если очень попросят. Просто знаю – будет хорошо…

ВЕРА

Сегодня покапал долгожданный дождик и я даже успела собрать немного воды, благодаря которой переделала кучу дел: постирала смену белья, этой же водой сделала влажную уборку и остатками ее же полила еле живые огурцы. Чистота! Принесла в дом два букета из садовых цветов. Стало легче дышать. Поставив крест на попытке раздобыть хлеба, из остатков муки ставлю пирог с розочками из теста. Война войной – а красота по расписанию!

Готовясь к празднику Преображения собираю по соседским дворам яблоки, груши и виноград, украшаю корзинку цветами. Праздничная служба светла и торжественна. Были очень рады встретить в храме Татьяну, ведь сейчас каждая встреча со знакомыми – событие и праздник: человек жив! Такое чувство, что все мы, оставшиеся здесь, как четки, связанные невидимой нитью. Каждый говорит «Господи, помилуй!» – и мы уже держим друг друга и получаем незримую помощь. Со слов одного из священников, что скоро будет легче, я делаю вывод, что конца этой войне еще не видно. Главное, сейчас не думать: кто виноват и кто первый начал, а воспринимать все, как испытание. Нужно пройти его и не превратиться в злобную человекоподобную тварь…

НАДЕЖДА

Незабываемым в этом году был мой День рождения. Не было рядом со мной моих друзей, не было никакого праздничного настроения, ведь всю ночь не прекращались обстрелы. Но когда пришли гости, в основном оставшиеся соседи, которые принесли мне праздничный торт в виде булочки со вставленными в нее праздничными свечками, я на миг забыла о выстрелах. Это было трогательно до слез. Все желали мне не банальных вещей, а мирного неба над головой, ведь это самое главное не только сейчас, но и всегда.

А после мы все вместе, при свете керосиновой лампы, слушали рассказы моей сестры Оли, которая работает на почте в отделе телеграмм:

«Вчера одна старушка, мать сына, попавшего в армию во время мобилизации, со слезами диктовала текст телеграммы: «Сашенька, брат твой старший в ополчение ушел. За что судьба такая мне и нашему краю?»

«На днях беременная женщина с пятилетним сыном, дрожащими руками вписывала текст: «У нас все хорошо. Любим. Ждем» А мальчик теребит маму за подол и спрашивает, пойдут ли они сегодня водичку в бутылочки набирать…»

«А девчонки красят губы, целуют письма, кладут их в конверты «для незнакомого ополченца», и, смеясь идут домой…

ТАТЬЯНА

3 сентября… Очень специфический юбилей: город месяц живет без света и воды. Уже очень напрягает. Воду приходится искать (многие колонки, к которым я ездила, перестали работать). А темнеет все раньше. Приходится ложиться спать в 9 часов. А через пару недель что – в восемь буду укладываться? Мне стала все время сниться мирная жизнь: свет в квартире, разговоры по телефону, подруги… Как же я соскучилась по всему этому! Днем не признаюсь в этом сама себе, а по ночам подсознание выдает.

Люди стали возвращаться в Луганск. Заработало шесть школ, детские садики, вузы. Приехавшие удивляются, что в городе, на первый взгляд, все нормально: на улицах не валяются трупы, нет развалин. Они приехали тогда, когда город стал восстанавливаться, не видели зияющих пустотой выбитых окон, переломанных осколками деревьев, дыма от горевшего Центрального рынка, пятен крови на асфальте. Только те, кто пережил здесь эти страшные месяцы, глядя на Луганск, залечивающий раны, помнит места, где они были.

На улицах уже как во время первомайской демонстрации (правда, только в первой половине дня). На рынке прибавилось как продавцов, так и покупателей. Луганск готовится ко Дню города: парки, улицы приводятся в порядок. Хоть бы к этому дню дали свет и воду!

ВЕРА

Сегодня день города. Обещанные к празднику свет и воду так и не дали. Слишком много повреждений, да и материалов, как и специалистов, не хватает.

Утро солнечное, но холодное. Последние теплые деньки … Навестили свекровь. Нам удалось раздобыть настоящего хлеба. И это уже праздник. Бережно выкладывая серую ароматную буханку, вспомнила бабушкины слова «Хлеб всему голова!» Позже, нарезая его тонкими ломтиками к ужину, я вспоминала каждый выброшенный мною, в мирное время, зачерствевший или покрывшийся плесенью кусок. Свекровь получила гуманитарку и мы, разобрав пакеты с продуктами, все вместе пировали макаронами по-флотски с русской тушенкой.

Сегодня ровно три месяца нашим республикам. Звучит еще непривычно. До войны летели дни, месяцы, годы…Военный день совсем другой, иной по своему составу, звуку и запаху. Пробудившись ото сна, еще не открыв глаза, благодаришь Бога за еще одну ночь и собираешься прожить новый день. Самые обыденные дела готовишься совершать, а по окончании радуешься, что получилось. Любое, даже самое простое дело, как подвиг. Каждый час жизни осмыслен…

ТАТЬЯНА

Во время войны меняются ценности. Тебе уже не нужны новые наряды, не так важна новая стрижка. Ты радуешься, если удалось с утра набрать воды на колонке без очереди или купить свежий батон, простояв всего 10 минут.

Понятия «красота», «макияж» тоже претерпели изменения. Помоешь голову – уже красавица. Красить ресницы тушью нельзя – вечером нечем будет смывать. Поэтому с утра обозначаешь карандашом глаза (пусть знают, что они есть), перед выходом на улицу красишь губы. И как неизжитая привычка мирного времени – духи. Если взглянуть со стороны, наверное, смешно. Одевалась так, чтобы не жалко было упасть на землю при обстреле: футболочка, соответственно, мятенькая, джинсы поглажены солдатским методом (под матрацем) – и при этом благоухаю «Шанелью» или «Диором». Да, красиво жить не запретишь!..

За время войны очень изменился характер луганчан. Если вначале нередко вспыхивали скандалы и свары в очереди в аптеке, по воду, по хлеб, то сейчас я их уже не слышу. После обстрелов центра Луганска все живущие там, как-то сроднились, все здороваются в очереди по воду, помогают друг другу. Уже не раз ловила себя на том, что заговариваю с незнакомыми – и они охотно мне отвечают.

ВЛАДИМИР

Все, кто остался в городе во время войны, невероятно изменились. Да, это было самое страшное время для Луганска. Время, когда украинский Луганск погиб, чтобы восстать, другим, обновлённым, подобно Фениксу – из своего пепла.

Этим летом я увидел столько ужаса, что, пожалуй, хватило бы на 10 жизней. Я видел, как погибали люди, хорошие люди, которые имели любящие семьи, друзей, увлечения, свой смысл жизни. И всё это было стёрто в одну секунду: миной, осколком, пулей, артиллерийским снарядом, кассетной бомбой… Был человек – нет человека. Я помню, как начала появляться связь. Всего в двух точках в моём районе. Это было счастье, можно было узнать, что там с твоими близкими, сказать самые главные слова. «Я Жив». Или что-то, что не успел сказать до войны. Так вот, там тоже погибали люди, порой, не успев дозвониться до своих родных. Туда тоже били миномётчики, в людей, которые просто хотели написать или сказать всего одну-две фразы людям, которых они любят. Видя то, как погибают люди, которых мы знали, уважали, любили, даже те, кого мы недолюбливали, не любили или просто не успели узнать до войны, мы умерли сами. Внутри… Умерли, чтобы родиться заново, вместе со своим городом…

ТАТЬЯНА

Я никогда не думала, что в городе столько людей, готовых бесплатно работать волонтерами. Одна из девушек-волонтеров (по профессии финансист), разносившая гуманитарную помощь лежачим, рассказала, что после того, как их фирма закрылась, «чтобы не сойти с ума дома, я пошла в волонтеры». И таких достаточно много.

За время войны я освоила новую профессию – мусорщика-ассенизатора. После двукратного посещения горисполкома наконец приехала мусорка. Но мусора перед ящиками оказалось навалом. И я лично, своими ручечками, вспомнив опыт археологических работ, набросала совковой лопатой три контейнера всякой дряни. Как ни странно, мой повышенный рвотный рефлекс куда-то подевался, да и обычную свою брезгливость я засунула подальше. Зато теперь у нас во дворе почти чисто. Остальное добросали через день. Кстати, когда мы позвали на помощь трех мужиков (а ассенизировали мы с тремя соседками) из соседнего дома, они на нас посмотрели как на дур. Короче, мусор убирали одни бабы. Видели бы меня мои друзья, метающую лопатой стекло и всякую фигню в помойку и перебивающую запахи помойки ароматом «Сады Нила» от Гермеса.

Так вот, о героизме… Это слово, мне кажется, имеет несколько уровней восприятия. Общепринятый: герой – тот, кто совершил выходящий из ряда вон смелый поступок, вытащил ребенка из огня или бабушку из проруби, бросился на амбразуру и т.д.

Такие герои, конечно, есть и на нашей войне. Но я хочу написать о другом понимании героизма – непарадном, обыденном. Сегодня героев в этом понимании в Луганске очень много.

Герой – это и человек, который, идя по воду своей семье, возьмёт несколько бутылей и для своей пожилой соседки, кто поделится едой, кровом с нуждающимся человеком в то времена, когда самому тяжело.

Героями сейчас стали те, кто не бросил свою работу и делает ее под обстрелами: водители маршруток, дворники, электрики и, конечно, водовозы, медики и МЧС-ники. Сколько их уже ранено, а кое- кто и убит. Эти люди работают без зарплаты. То, что они делают, спасает жизнь всему городу, это уже не работа, это – подвиг.

Я себя к таковым не причисляю: иногда что-то сделаю для бабулек со двора, но это ерунда, так и должно быть.

А те, кого я имею в виду, должны быть после войны отмечены: премиями, наградами, людским уважением. Боюсь, что ничего этого они не получат. Но обычные жители, надеюсь, считают их героями. Я – точно!!!

ВЕРА

Вчера случайно встретились со знакомым водителем «скорой», который рассказал, как после каждого обстрела их машина курсирует по городу в поисках раненых. Так как связь отсутствует, люди просто выходят на дорогу и останавливают проезжающую машину «скорой» или авто с ополченцами, которые часто и сами доставляют раненых горожан в ближайшую больницу.

Каждый день врачи «скорой» готовы вновь и вновь патрулировать разбитые улицы, а оставшиеся в городе врачи – оказывать необходимую помощь. Меня поражают эти люди. Измотанные, уставшие, с красными от недосыпания глазами, вынужденные работать почти круглосуточно из-за отсутствия специалистов. Ведь многие покинули город, а те, кто остался, несут на себе весь этот груз блокадной жизни. Прибавив к этому отсутствие всех коммуникаций и постоянные обстрелы – и задача кажется просто невыполнимой. Но они справляются, не выражая при этом ни раздражения, ни пренебрежения, что нередко встречалось в прежней мирной жизни. В этих условиях никто из них не утратил чувство сострадания, элементарной человеческой порядочности. По-моему, все, кто остался здесь и, в таких условиях, и не стал зверем, заботящимся только о себе, – заслуживает уважения.

ВЛАДИМИР

Все это время мы были одной семьёй – те, кто оставались здесь, стояли со мной по воду, на водяной колонке. Ведь воды, как света и связи не было более 40 дней. Стояли стойко, не ссорились друг с другом, а шутили и общались. Несмотря на то, что над нами, порой, летали снаряды и, в любой момент нас могло разорвать в клочья миной, которые «доблестные» диверсанты любили пускать в скопления людей. Однажды, меня с мамой и соседями чуть не убило в такой очереди по воду. Мы ушли за 10 минут до…

Ведь, как оказалось, террористы-сепаратисты не достойны права пить воду. Следует пояснить, что «террористы-сепаратисты» – это люди, которые остались здесь из-за любви к городу, своему дому вне зависимости от их политических взглядов и мировоззрений.

Действительно, подумаешь, всего-то несколько женщин, мужчи