Антон Нестеров. Алхимическое богословие Джона Донна

---------------------------------------------------------------------------- Перевод и комментарии О. Седаковой John Donne. Devotions upon Emergent Occasions, and Severall Steps in my Sickness Deaths Duel, or, a Consolation to the Soul, against the Dying Life, and Living Death of the Body Джон Донн. По ком звонит колокол. Обращения к Господу в час нужды и бедствий. Схватка Смерти, или Утешение душе, ввиду смертельной жизни и живой смерти нашего тела М., Enigma, 2004 OCR Бычков М.Н.---------------------------------------------------------------------------- В поэтике Донна существует мощный образный пласт, практическиускользающий от современного читателя: это образность, связанная салхимическими и герметическими символиками. Между тем современники Доннавоспринимали их как реальную, хоть и специфическую, область знания. Ксравнениям из области алхимии прибегали авторы трактатов по поэтике{Puttenham George. The arte of English poesie, 1589 (English linguistics,1500-1800: a collection of facsimile reprints; no. 110). Menston, 1968. P.254-255.} и проповедники. Сам Донн, будучи настоятелем собора Св. Павла,порой говорил со своими прихожанами на языке алхимии {См. прим. f к "МолитвеVI" из "Обращений к Господу в час нужды и бедствий". См. также: Zimmer, MaryE. "In whom love wrought new Alchimie": The Inversion of Christian SpiritualResurrection in John Donne's "A nocturnall upon S. Lucies day" //Christianity and Literature. Summer 2002. Volume 51. Issue 4. P. 559-564.}.Сам факт употребления алхимической образности в _проповеди_ показывает,насколько понятен был в ту эпоху символический язык алхимии даже вполнерядовым прихожанам собора Св. Павла. И действительно, в конце XVI - началеXVII вв. европейские типографии выдают из-под пресса множество алхимическихи герметических трактатов и компендиумов - всевозможные Ars Chemica, MuseumHermeticum, Rosarium Philosophorum и т. п. Лучшие умы Европы: Пико деллаМирандола и Марсилио Фичино, Джордано Бруно и Ян Коменский, Кеплер и Ньютон,Роберт Фладд и Джон Ди - наперебой рассуждают о герметической философии иКамне философов, символизме Каббалы и алхимических фигурах {См. Yates F. A.Giordano Bruno and the Hermetic Tradition, Chicago, 1964.}. В бумагахГосударственной Канцелярии Ее Величества Королевы Елизаветы I содержитсяболее 30 документов, посвященных работе алхимиков при королевском дворе, -работе, пользовавшейся высочайшим вниманием и покровительством. Следы этого"алхимического бума" обнаруживаются и в литературе, причем не только науровне простых упоминаний алембика или Меркурия философов, но в сложных иприхотливых сравнениях и образах. Современный же читатель, не представляющийсебе ни истинных целей алхимии, ни стоящей за ней философии и практики,многого просто не замечает в текстах XVI - XVII вв., а многое воспринимает вискаженном виде. Для русскоязычного читателя положение осложняется еще итем, что в России алхимическая и герметическая традиция никогда не достигалаевропейской укорененности и обыденному сознанию была практически неизвестна,поэтому соответствующие аллюзии в литературном тексте чаще всего неулавливаются ни переводчиками, ни, естественно, читателями переводов {Запоследние 5-7 лет картина начала существенно меняться, прежде всегоблагодаря публикации переводов таких книг Ф.А Йейтс, как "Искусство памяти"(СПб., 1997), "Розенкрейцерское Просвещение" (М., 1999), "Джордано Бруно игерметическая традиция" (М., 2000). Укажем также на публикацию на русскомязыке таких собственно алхимических трактатов, как "Тайны готическихсоборов" Фулканелли (б.м., 1996), "Алхимия" Эжена Канселье (М., 2002) идр.}. Именно поэтому мы сочли целесообразным особенно подробно остановитьсяна анализе некоторых текстов Донна, ориентированных на алхимическуютрадицию. Между тем сочетание "Донн и алхимия" постепенно становится привычным,по крайней мере, для западных специалистов. Если еще в 1962 г. исследовательисточников донновской образности М. Рудготт охарактеризовал один изалхимических фрагментов в проповедях Донна как "шарлатанское мумбо-юмбо"{Rudgott M.A. Donne's imagery. A Study in Creative Sources. New York, 1962.P. 61}, то за последние три с половиной десятилетия положение существенноизменилось. Надо сказать, что изучение связей творчества Донна с алхимией игерметикой началось практически сразу за публикацией донновскогостихотворного корпуса, подготовленного профессором Грирсоном: в 1917 г. быланапечатана серьезная монография Мари Патон Рамсей "Средневековые доктрины уДонна, английского поэта-метафизика" {Ramsay Mary Parton. Les doctrinesmedievales chez Donne, Le Poete Metaphysicien de L'Angletere. Oxford,1917.}. Французская исследовательница предприняла попытку проследить, изкаких источников поэт черпал свои образы и сравнения, и, в частности,указала среди таковых алхимическую медицину Парацельса. Но всерьез разработка темы "Донн и алхимия" началась только с 70-х гг.XX века. К этому времени произошла своего рода качественная эволюция в том,что касается самого подхода к эпохе Возрождения. Во многом благодаря усилиямФ.А. Йейтс, после публикации ею ряда блестящих монографий, посвященных ролигерметических идей в формировании Ренессанса, в 1970-е гг. имеет местомягкий, но решительный пересмотр представлений о движущих силах философииВозрождения, осознается магическая основа Ренессансного гуманизма - и,соответственно, натурфилософские, герметические, алхимические инеоплатонические влияния на Донна рассматриваются как единый пучок. Так, в самом начале 70-х гг. появляется монография Раймера Йемлиха"Образность в лирике сэра Филипа Сидни, Майкла Драйтона и Джона Донна.("Астрофил и Стелла", "Идея", "Песни и сонеты")" {Jemlich Reimer. DieBildichkeit in der Leibeslyrik Sir Philip Sydneys, Michael Draytons und JohnDonnes. ("Astrophcbrand Stella", "Idea", "Song and Sonnets"). Kiel:Christian - Albrechts - Universitat zu Kiel, 1970.}. Сравнивая источникивдохновения трех поэтов: "Греческую антологию", Овидия, богословие,неоплатонизм и герметическую философию, а также структуры применяемых имиметафор и "языковую стратегию", Йемлих приходит к выводу, что особенностьюпоэтики Донна является крайне частотное использование "рационализированных"метафор, в основе которых лежит алхимическая образность, - именно этосвойство резко выделяет его среди современников {Ibid, P. 36-37, 183-185.}.Особого внимания заслуживает статья Элюнеда Крэшо "Элементы герметическойфилософии в поэтическом воображении Донна" {Crashaw E. Hermetic Elements inDonne's Poetic Vision / John Donne. Essays in Celebration. (Ed. by A.J.Smith). London, 1972. P. 324-348.}, отличающаяся редкостной эрудицией вобласти алхимии. Эта работа значительно расширяет список алхимическихавторов, традиционно привлекаемых для комментирования Донна. Так, Крэшо былодним из первых исследователей, обративших внимание на тот факт, скольплодотворно использование для интерпретации литературы конца XVII - началаXVIII вв. поздних алхимических и герметических сочинений, созданных уже в1630-1680 г., ибо, как это часто бывает на закате какой-либо традиции,авторы, стоящие в конце таковой, суммируют на небольшом пространстве текставесь предшествующий опыт. Особое внимание Крэшо уделяет работам Томаса Воэна- одного из самых почитаемых адептов алхимии, писавшего под псевдонимомИриней Филалет. Немаловажно, что Томас был братом-близнецом поэта ГенриВоэна - последнего из крупных английских поэтов-метафизиков, унаследовавшихДжону Донну. Интересы братьев во многом совпадали (так, Томас привлекалГенри для перевода некоторых алхимических сочинений {См: Pettet E.C. OfParadise and Light a study of Vaugharis Silex scinitillans. Cambridge,1960.}), поэтому алхимические работы Томаса Воэна-Филалета во многомпроливают свет на некоторые особенности представлений о мире, характерныхдля английской метафизической школы поэзии. К достоинствам работы Крэшоследует отнести и то, что ученый не ограничивается анализом одного-двухстихотворений, как то делало большинство его предшественников, арассматривает в алхимическом контексте около полутора десятков донновскихстихотворных текстов. Среди публикаций такого типа можно назвать обстоятельную, оперирующуючрезвычайно интересным фактическим материалом статью Джона Фрессеро"Донновское "Прощание, запрещающее грусть"" {Freccero John. Donne's"Valediction: forbidding mourning"/ Essential Articles to the Study of JohnDonne's Poetry. Ed. by J.R. Roberts. Hamden, 1975. P. 279-304.} и работуТомаса Хайеса "Алхимическая образность в "Ноктюрне в день Св. Люси" ДжонаДонна" {Hayes Thomas W. Alchemical Imagery in John Donne's "A Nocturnal uponSant Lucies' Day" // Ambix. The journal of the Society for the Study ofAlchemy and Early Chemistry. Vol. 24, Part 1, March 1977. P. 55-62.}. Вработе Вик Садлер Линн "Связь между алхимией и поэтикой в эпоху Возрожденияи в XVII веке в применении к Донну и Мильтону" {Sadler Lynn Veach. Relationsbetween alchemy and poetics in the Renaissance and seventeenth century, withspecial glances at Donne and Milton // Ambix. The journal of the Society forthe Study of Alchemy and Early Chemistry. Vol 24, Part 2, July 1977. P.69-76.} прослежены любопытнейшие структурные, лингвистические и философскиепараллели между рядом авторитетных поэтик XVI-XVII в.: "Апологии поэзии"Сидни, "Искусством английской поэзии" Паттенхама - реальной поэтическойпрактикой Донна, Бена Джонсона и Мильтона - и учением и языком алхимическихтрактатов. В.Л. Садлер показывает, что алхимик и поэт движимы одним и тем жестремлением: искусством превзойти природу и облегчить участь человека вмире, а потому их "социально-лингвистические" ниши во многом сходны, язык жетеоретических описаний деятельности - един, они пользуются общими метафорамии словарем. На сегодняшний день своеобразным итогом этих исследований являетсямонография Дж. Линдена Стэнтона "Темная иероглифика: алхимия в английскойлитературе со времен Чосера до эпохи Реставрации" {Linden Stanton J. DarkeHierogliphics: alchemy in English literature from Chaucer to theRestoration. Lexington, 1996.}. Прослеживая "алхимическую линию" втворчестве английских писателей, Линден Стантон отмечает, что до Доннаалхимия в литературе присутствовала внутри жанров, связанных исключительно ссатирой. "У Чосера, Эразма, Джонсона и Самюэля Батлера занятие алхимиейсвидетельствовало о порочности человеческой природы. При этом не занятиеалхимией разрушало личность, а само таящееся в глубине человека зло толкалотого заняться алхимией... Алхимия позволяла необычайно ярко выявитьморальную трансформацию и трансмутацию личности: порой - от зла к добру, нотакже и от добра ко злу, или от потенциального добра ко злу, - и именно этопревращало алхимию в предмет сатиры... Со времен Чосера до алхимических драмБена Джонсона в английской литературе доминировал образ алхимика-шарлатана,с его абсурдными притязаниями и апломбом, однако именно эта категория"псевдоискателей истины" вызывала серьезнейшие нарекания и жалобы алхимиковподлинных" {Ibid, P. 24-26.}. Чтобы пояснить последнее, приведем лишь парувысказываний из уст самих алхимиков. Артур Ди (кстати, около двадцати летпроведший в России в качестве главного придворного врача царя МихаилаФедоровича {Подробнее см.: Figurovski N. A. The Alchemist and PhysicianArthur Dee (Artemii Ivanovich Dii). An Episode in the History of Chemistryand Medicine in Russia // Ambix. The journal of the Society for the Study ofAlchemy and Early Chemistry. Vol. XIII, February 1965, # 1. P. 35-51.}) впредисловии к своему алхимическому трактату "Fasciculus Chemicus" с горечьюзамечает: "Искусство Химии слишком скомпрометировано, обесславлено иподвергнуто бесчестию мошенническими действиями самозванцев и обманщиков,его практикующих, - и в глазах публики отмечено недобрыми стигматами" {DeeArthur. Fasciculus chemicus. Garland reference library of the humanities.English Renaissance hermeticism. Vol. 6. New York, 1997. P. 17.}, а егоиздатель, сэр Элиас Ашмол, один из эрудированнейших людей XVII в., много летотдавший собиранию и изданию алхимических рукописей, вторит этим словам:"Среди пишущих о священном Искусстве есть люди различные... Последнюю инаихудшую категорию составляют те из них, кто выпускает в свет ложные советыи исполненные фальши руководства, движимые намерением затмить и заслонитьсвет, распространяемый истинными Философами, - и не достойны они иногоимени, кроме имени обманщиков." {Ibid, P. 2.} Творчество Донна, пишет ЛинденСтэнтон, было поворотной вехой, "открывшей новые направления использованияалхимической образности, став свидетельством богатства и разнообразияалхимической символики в качестве источника поэтического вдохновения.... Втворчестве Донна алхимия предстала в обновленном разнообразии форм, образови возможностей использования... Алхимические отсылки стали привычны в егопоэзии, при этом большинство из них вовсе не носило сатирического характера,тогда как до Донна обращение к алхимии вне сатирического контекста: у Дэвисав его "Nosce Teipsum", в некоторых сонетах и пьесах Шекспира - были редкимиисключениями..." {Linden Stanton J. Darke Hierogliphics: alchemy in Englishliterature from Chaucer to the Restoration. Lexington, 1996. P. 154-155.}.Линден Стэнтон прослеживает глубокое влияние, оказанное Донном напоследующие поколения поэтов - не только на метафизиков, но и на Мильтона иБлейка, привлекает обширный алхимический материал, однако намеренно уходитот рассмотрения вопроса, каким именно из алхимических авторов Донн обязанзнанием своего предмета (при этом во всех иных случаях Линден Стантонстремится указать непосредственные алхимические источники, затронувшие тогоили иного поэта). Нужно добавить, что переизданный в 1967 г. "Theatrum ChemicumBritannicum" {Theatrum Chemicum Britannicum: containing severall poeticallpices of our famous English philosophers, who have written the hermetiquemysteries in their owne ancient language. The Sources of science; # 39. NewYork, London, 1967.}, составленный сэром Ашмолом во второй половине XVII в.и дающий представление о поэтическом творчестве самих алхимиков, рифмовавшихсвои трактаты, чтобы облегчить запоминание и избежать искажений текста, атакже недавняя публикация тома "Алхимическая поэзия, 1575-1700: из непубликовавшихся прежде манускриптов" {Alchemical Poetry, 1575-1700: frompreviously unpublished manuscripts. Ed by Robert M. Schuler. Garlandreference library of the humanities. English Renaissance hermeticism. Vol.5. London, New York, 1995.}, подготовленного к изданию Робертом М. Шалером иснабженного его подробным предисловием и комментариями, значительнорасширяют наше представление о "прикладной, ученой" поэзии XVI-XVII вв.,существовавшей рядом с "поэзией высокой" и ее подпитывавшей. При этомследует помнить ту особенность произведений барокко, сформулированную А. В.Михайловым, что в них "научное и "художественное" сближено, и различия междуними, как предстают они в текстах, упираются в возможную неявность,неоткрытость того, что можно было бы назвать (условно) художественнымзамыслом текста; поэтому различия шатки, а "все "художественное"демонстрирует тайну тем, что уподобляется знанию и миру - миру какнепременно включающему в себя тайное, непознанное и непознаваемое" {МихайловА. В. Поэтика барокко; завершение исторической эпохи / Михайлов А. В. Языкикультуры. М., 1997. С. 120.}. Насколько серьезна и важна такая "научная", аточнее - "натурфилософская" подпитка, видно из анализа одной из самыхпопулярных эпиграмм Донна, написанной им после участия в морской экспедицииграфа Эссекса, где ситуация морского сражения изящно сжата до несколькихрифмованных строк - если не знать одного подтекста: The Burnt Ship Out of a fired ship, which, by no way But drawing, could be rescued from the flame, Some men leap'd forth, and ever as they came Neer the foes ships, did by their shot decay; So all were lost, which in the ship were found, They in the sea being burnt, they in the burnt ship drown'd. [Из охваченного пламенем корабля, которому остается лишь / затонуть,некоторые, чтобы спастись от огня, / бросались в воду, но лишь подплывали /к вражеским судам, как находили свой конец; / и так погибли все, бывшие натом судне / они горели в море и тонули в пылающем корабле.] Перед нами, казалось бы, парадоксальная, однако вполне реалистическаязарисовка. Но не будем спешить. В алхимических трактатах процесс поисковКамня часто описывался как странствие - или плавание {Головин Е. ФрансуаРабле: алхимический вояж к Дионису // Литературное обозрение. 1994, Э 3-4.С. 26-32.}. Об этом особо говорит такой авторитетный адепт, живший уже внашем столетии, как Фулканелли, интерпретируя изображение корабля иплавающего в океане Философского камня, представленное на барельефе фонтанаво дворике парижской Консерватории искусств и ремесел {Fulcanelli. LesDemeures philosophales et le symbolisme hermetique. Paris, 19.. III. XXVIII.P. 34-43.}. Мы же укажем на два современных Донну текста: "Тонкую аллегорию,посвященную тайнам алхимии" Михаэля Майера {Maier Michael. The subtleallegory concerning the secrets of alchemic / Concerning the Secrets ofAlchemie and Other Tracts from "Hermetic Museum". Llanlerh, 1989. P.36-59.}, где получение Камня представленно как многотрудное и полноеопасностей путешествие, и "Краткое изложение Философии Природы" ТомасаКарнока, созданное, очевидно, во второй половине XVI в. У Карнока мы читаем: All which tyme to Land we shall not passe, No although our Ship be made of Glasse, But all tempest of the Aire we must abide, And in dangerous roades many tymes to ride; Bread we shall have none, nor yet other foode, But only faire water descending from a Cloude: The Moone shall us burn so in processe of tyme, That we shall be as black as men of Inde: But shortly we shall passe into another Clymate, Where we shall receive a more purer estate; For this our Sinns we make our Purgatory, For the which we shall receive a Spirituall body: A body I say which if it should be sould, Truly I say it is worth his weight in Gold {*}. {* The Breviary of Natural Philosophy. Compiled by the unletteredScholar Thomas Charnock / Theatrum Chemicum Britannicum: containing several!poeticall pieces of our famous English Philosophers, who have written thehermetique mysteries in their own ancient language. Reprint of the Londonedition 1652. New York, London, 1967. P. 292.} [Все это время мы не должны приближаться к земле, / Хотя корабль нашсделан из стекла, / Однако должны избегать мы всячески воздушных бурь, / Имногократно следовать опасными путями;/ Ни хлеба не должно быть с собою унас, ни иной еды, / А лишь пламенеющая вода, что нисходит из облаков: / Лунастоль обожжет нас за это время, / Что мы почернеем, как индусы: / Но вскореприбудем мы туда, где климат иной, / И там мы получим очищение; / Ибо этоиз-за грехов наших мы создали сие Чистилище, / Чтобы получить в нем духовноетело: / Тело, которое, как сказано мной, если / Истинны мои слова, ценно,как слиток золота.] Здесь кораблем назван сам алхимический сосуд - алембик, и упоминается"пламенеющая вода". Этот кажущийся оксюморон кочует в алхимии из текста втекст. Так, у медика, алхимика и астролога Саймона Формана (1552-1611),больше известного историкам английской литературы тем, что в его дневнике1611 г. содержится единственное дошедшее до нас аутентичное описаниешекспировских постановок в театре "Глобус", в алхимическом стихотворномтрактате "О разделении Хаоса" говорится: "The water to the fire is most Enemie; Therefore, kepe fier in water, and moisten that is drie..." {*} {* Forman Simon. Of the Division of the Chaos / Alchemical poetry,1575-1700: from previously unpublished manuscripts. New York, London, 1995.P. 58.} [Вода - главный враг огню; / Потому сохраняй огонь в воде и увлажняйсухое...] В другом алхимическом трактате XVII в., "Гидролит, или Водяной КаменьМудрых", мы читаем: "Мудрецы многое говорили о выпаривающем огне, которыйназывали они огнем мудрости, - он не материален и не имеет отношения кстихии огня, а сущностей и несотворен. Также они называли сие пламя"божественным пламенем", или меркуриальной водой" {The Sophie Hydrolith; or,Water Stone of the Wise / The Glory of the World and other Alchemical Tractsfrom "The Hermetic Museum". Dyfed, Wales, 1987. P. 98.}. Весьма часто этазагадочная пламенеющая вода называется, как в трактате "Тайнырозенкрейцеров", приписываемому Джону Ди {Атрибутация эта весьмасомнительна, и собственно, имеет смысл говорить об трактате "псевдо-Ди", какговорят о сочинениях "псевдо-Аристотеля".}, и в ряде других алхимическихтекстов, "небесной водой, что не мочит рук" {Dee John. The RosicrucianSecrets: their excelent method of making medicines of metals also theirlawes and mysteries. Wellingborough, 1985. P. 55.}. А такой известный любомуалхимику текст, как "Rosarium Philosophorum", учит: "Сжигай в воде, топи впламени. Многократно делай влажным и каждый раз прокаливай. Умерщвляйпеременчивое и оживляй, и воскрешай из смерти. И так воистину обретешьчаемое. И если ты знаешь режим огня, Меркурий и огонь - все, что тебенужно". Парадокс Донна прочитывался современниками именно в этом контексте."Сгорать в воде" и "омываться пламенем" были для них вполне узнаваемыми изнакомыми словосочетаниями. И основная посылка донновской эпиграммы, как рази порождающая иронично-комический эффект, понималась примерно как: "И мы,вдали от столичной жизни, гния на корабельной палубе, знаем кое-что из вашейалхимической философии, - но знаем и реальность, вам в столицах не ведомую". Среди поэтического наследия Донна можно выделить весьма значительноечисло текстов, непосредственно связанных с алхимической образностью: это"The Dissolution", "A Valediction: forbidding mourning", "The Canonization","Loves Alchemic", "A Nocturnal upon S. Lucies day" из "Песен и сонетов","Elegie on the Lady Marcham", "An Anathomy of the World" и "The SecondAnniversarie" и ряд стихотворных посланий. Если мы присмотримся к этомусписку, то обнаружим, что большинство текстов написано либо для заказчика,как "Анатомия...", "Годовщина", "Элегия на смерть...", либо являютсястихотворными посланиями конкретному адресату или патрону, вроде"Ноктюрна...". Исключение составляют лишь "Канонизация" ииронично-ерническая "Алхимия любви". То есть алхимическая образностьпоявляется в созданных для узкого круга ценителей текстах, связанных страдицией ученой поэзии и не претендующих на "массовую популярность". "Алхимия любви" отчасти соотносима с традицией "алхимической сатиры", окоторой мы говорили в связи с монографией Линдена Стантона. Однако связь этавесьма сложная и противоречивая. Стихотворение открывается характернымобразом: Some that have deeper digg'd loves Myne then I... [Кто далее меня копнул рудник любви...] Оставим в стороне яркую фривольность этого образа и вспомним ВасилияВалентина: "Все, что извлечено из рудников и выставлено на продажу, имеетсвою цену, но, будучи извращенным, оно становится нечистым" {BasileValentine. Les ouze clefs de la philosophiie (Traductio, Introduction, Noteset Explication des Images par Eugene Canseliet). Paris, 1956. P. 107.}. Вотона, точка отсчета. I should not finde that hidden mysterie; Oh, 'tis imposture all: And as no chymique yet th'Elixar got, But glorifies his pregnant pot, If by the way to him befall Some odoriferous thing, or medicinall, So, lovers dreame a rich and long delight, But get a winter-seeming summers night. [Я не нашел этой сокрытой тайны; / Все это сплошное надувательство: / Икак ни один химик не получил Эликсира, / но славит свой беременный горшок, /коли случится, что обнаружит в оном / нечто вонючее или какое лекарство, /так и мечты влюбленных <преисполнены> роскошных и длительных радостей,/ нооборачиваются <короткой> летней ночью, подобной зимней стуже.] Во времена королевы Елизаветы проводилось весьма тонкое различие междудвумя категориями людей, практиковавших занятия алхимией. К первойпринадлежали подлинные искатели знания, бескорыстные адепты, именовавшиесебя "children of Science" - "детьми Науки", "sages" - "мудрецами" и"philosophers" - "философами", ко второй - прагматики и практики, мечтавшиеоб обогащении, - их презрительно именовали "souflers" - "раздувателямигорна", и "chemists" - "химиками". Алхимические трактаты обращались к первымиз них. Вторых уличали в подделке золота и прочих металлов. У Донна речьидет именно о "суфлере", шарлатане (в глазах людей той эпохи) "поопределению". Обращает на себя внимание и другое словечко: "pot". Во всехалхимических сочинениях сосуду, в котором происходит варка ФилософскогоКамня, уделялось чрезвычайное внимание, он был окружен крайним пиететом иименовался "athanor" - "атанором", "alembick" - "алембиком", "cucurbit" -"перегонным кубом" или же "vessel" - "чашей". У Донна алхимический сосудвполне под стать его хозяину. И тот, и другой не достойны ничего, кромепрезрения. "Двойное жало" иронии в этом стихотворении направлено не противлюбви и не против алхимии, но против любви плотской и алхимии как подделкиметалла. Недаром же все комментаторы Донна, как один, рядом с "Алхимиейлюбви" всегда вспоминают "Экстаз" - стихотворение о духовном соединениивозлюбленных. Осмеивание морока любви-вожделения и тоска по любвисовершенной у Донна - лишь две стороны единой медали. "The Dissolution" - одно из самых пронзительных любовных стихотворенийДонна. Как мы видим, уже само название отсылает к алхимической операциирастворения, нисхождения в Хаос. В труде Джованни Лациния "CollectaneaLacinii ex Arnoldo de Villa Nova" мы читаем описание последовательностиопераций для получения Философского Камня, извлеченное нашим автором изсочинений Вилла Новы, якобы обладавшего Великой Тайной: "Первейшая наша физическая задача - растворить Камень в Меркурии,первоматерии всех металлов. Растворение тела происходит под воздействиемдуха и сопровождается сгущением духа. Затем тело смешивается с духом, а дух- с телом. Четыре главных метода нашего Магистерия: растворение, очищение,редукция и фиксация. Растворить - значит сделать грубое тонким; очистить -сделать темное светлым; редуцировать - из влажного извлечь сухое; фиксацияже достигается высвобождением духа и сгущением его в его собственном теле,или - твердой субстанции. Растворение Камня и погребение его во прахе -таков первый режим. Второй же режим: омовение и очищение черной, ущербной,зловонной материи, чтобы та могла стать светлой, чистой, лишенной порока, -каковое очищение достигается разделением Камня на четыре его элемента иочищением каждого из элементов" {Lacini Jovani. Pretiosa margaritanovella..., Venecie, 1546 [без пагинации].}. Следуя за натурфилософамидревности, алхимики полагали, что всякая сущность трехсоставна: в нейприсутствуют тело, душа и дух Тело же, в свою очередь, состоит из четверицыэлементов-стихий: земли, воды, воздуха и огня. Но при этом из нечистогонельзя получить чистое, а так как все в мире отмечено печатью грехопадения,то алхимик, начиная свое делание, Opus Magnum, должен сперва вернуться кХаосу, предшествующему Творению, к первооснове, не ведающей греха, ибо оначужда дихотомии зла и добра, - и из нее уже создавать свое Совершенство -Камень. Лишь приведя падшую материю к исходному Хаосу, "распустив" ее досостояния, в коем она пребывала в самом начале творения, можно затемпроводить с ней дальнейшие операции. "Всякую плоть, происходящую от земли,должно разложить на элементы и вновь свести к персти земной; тогда земнаясоль породит новое поколение, которое воскреснет в жизни небесной, - пишетВасилий Валентин. - Ибо в нашем Делании там, где нет первичной земли, нетвоскресения. В земле заключен бальзам Природы и соль Мудрецов" {BasileValentine. Les ouze clefs de la philosophiie (Traductio, Introduction, Noteset Explication des Images par Eugene Canscliet). Paris, 1956. P. 131-132;Basil Valentine. The Twelve Keys/ The Book of Lambspring and the GoldenTripod. Dyfed (Wales), 1987. P. 59.}. Материя подвергается мучению иумерщвлению, чернеет и разлагается: "Если пшеничное зерно, пав в землю неумрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода" (Ин 12,24). The dissolution Shee'is dead; And all which die To their first Elements resolve; And wee were mutual Element to us, And made of one another. My body then doth hers involve And those things werefore I consist, hereby In me abudant grow and burdenous And nourish not but smother. My fire of Passion, sighes of ayre, Water of teares, and earthly sad despaire, Which my materialls bee, But neere worne out by loves securitie, She, to my losse, doth by her death repaire, And I might live long wretched so But that my fire doth with my fuel grow. Now as those Active Kings Whose foraine conquest treasure brings, Receive more, and spend more, and soonest breake: This (which I am amaz'd that I can speake) This death, hath with my store My use encreas'd. And so my soule more earnestly releas'd, With outstrip hers; As bullets flowen before A latter bullet may o'rtake, the pouder being more. [Она мертва; А все, что умирает, / возвращается к своим первостихиям; /Мы же были друг для друга общей стихией, состоя один из другого. / И вот моетело приняло ее, и тем самым все, из чего состоял я, / многократно во мневыросло и отяжелило меня / и напитало, едва ли не придавив своей тяжестью: /Мое пламя Страсти, вздохи Воздуха, / Воды слез и земное горестное Отчаянье,из которых я состоял, / И что было почти израсходовано любовью, / Она,опустошив меня, возместила то своей смертью; я мог бы жить дальше,несчастный. / Но огонь <сжигающий меня> разгорелся <сильней>, ибо топливастало больше, / И теперь, как те воинственные Царьки, / Кому завоеваниечужих земель приносит сокровища, / И получая больше, они больше тратят - итем скорее падут: / Эта смерть (о чем говорю с удивлением), / Дав мне<столько>, / увеличила мой расход <жизни>. / И вот моя душа тем ближе косвобождению, / обгоняя ее <душу>: Так пушечное ядро, посланное первым, /может быть настигнуто другим, если пушкари положили больше пороха.] Как мы видим, Донн оперирует четверицей гераклитовыхпервоэлементов-стихий. Греческий философ учил, что: "Первое превращениесубстанции: путем сплочения - из огня в воздух, второе - из воздуха в водутретье - в результате еще большего, пропорционального сплочения воды вземлю. Земля, в свою очередь, разлагается и тает; так происходит первоеразжижение в воду второе из воды в воздух, а третье и последнее - в огонь"{Фрагменты ранних греческих философов. Часть 1. М.: Наука, 1989. С. 220. Фр.33 (31DK) (пер. А.В. Лебедева).}. Учение это было аккумулировано алхимией.Так, в уже упоминавшемся нами трактате по оперативной алхимии - "RosariumPhilosophorum" - мы читаем: "Камень заключает в себе четыре стихии. Когдапроизведено растворение, то воду называют первой стихией, когда жепроизведена очистка тела, то мы имеем дело со второй стихией, называемойземлей, после того, как земля подвергнута кальцинированию, она зоветсяогнем, а когда Камень растворен опять, то речь идет уже о воздухе"{Опубликовано как приложение в: "De Alchemia Opuscula complura veterumphilosophorum...". Frankfurt, 1550 [без пагинации].}. У Донна возлюбленнаясоединяется с поэтом после смерти, ее элементы входят в его состав.Напомним, однако, что таинство изготовления Философского Камня "заключаетсяв соединении мужского и женского, активного и пассивного элементов... и нижея опять подтверждаю это многообразными цитатами Мудрых", - пишет ЭдвардКелли. Затем следует "цитатник" - Асканий: "Соединение двух подобнобракосочетанию мужа и жены, от объятия коих рождается золотая вода".Авиценна: "По отдельности очисти мужа и жену, с тем чтобы могли онисоединиться в отсутствие посторонних, ибо если не очистить их, не смогут онилюбить друг друга. Соединив эти две природы, ты получишь природу чистую исветоносную" {Kelly Edward Angli tractatus duo cgrcgii, De LapidePhilosophorum, Una cum Theatre astronomiae terrcstri, cum Figuris, ingratiam filiorum Hermetis nunc primum in lucem editi, curante J. L. M. C.[Johanne Lange Medicin Candidate]., Hamburg, 1676 [без пагинации].}.Приведенных параллелей достаточно, чтобы увидеть: контекст, в котором"работает" стихотворение Донна, гораздо шире, чем просто представление очетверице стихий как основе мира - таковое было "общим местом" для всейфилософии Средневековья и Ренессанса. У Донна же именно алхимическийконтекст задает высокий трагизм стихотворения. В результате описанныхопераций алхимик получает чаемое - Камень. Но лирический герой Донна вовсене "трансмутирует" в Совершеннейшее Творение. Со смертью возлюбленной онлишь стремительнее движется к закату - ибо там, за гранью видимости, егоожидает соединение с ней. Донн не столько "перелагает" Opus alchemicumстихами, сколько отталкивается от него, за счет этого создавая напряженную,предельную трагичность стихотворения. А алхимическая образность служит здесьлишь материалом для порождения метафоры. Крайне важна алхимическая образность для стихотворения "Nocturnall uponS. Lucies day, being the shortest day". В этом стихотворении космология иалхимия сплетены воедино. День Св. Люси - своего рода полночная кульминациягодового цикла - самый короткий день года, точка зимнего солнцестояния. Св.Люция, погибшая во времена Диоклетиановых гонений на церковь, почиталасьпокровительницей зрения, а само имя ее ассоциировалось со светом. Однаконазвание донновского стихотворения: "Ноктюрн" - парадоксальным образомотсылает к ночному времени суток, ибо "ноктюрном" ранние христиане называлиночной молебен, который служили в полночь {The Catholic Encyclopedia / ed.Charles G. Heberman. New York, 1911. XI, 87.}. В основе стихотворения, понаблюдениям исследователей, лежит форма литании Деве Марии {Miller ClarenceH. Donne's "A Nocturnal upon S. Lucies Day" and the Nocturns of Matins //Essential Articles for the Study of John Donne's Poetry / ed. by Roberts J.R. Hamden: Archon Books, 1975. P. 305-310; Gardner Helen. Preface/JohnDonne. The Divine Poems. Oxford Claredon Press, 1952. P. XXVIII; Zimmer,Mary E. "In whom love wrought new Alchimie": The Inversion of ChristianSpiritual Resurrection in John Donne's "A nocturnall upon S. Lucies day"//Christianity and Literature. Summer 2002. Volume 51. Issue 4. P. 553-570.},и литургическая торжественность тона создает очень сильный эффект: This is the years midnight, and it is the dayes, Lucies, who scarce seaven houres herself unmakes, The sun is spent, and now his flasks Send forth light squibs, no constant rayes; The whorlds whole sap is sunke: The generall balme th'hydrotique earth hath drunk, Whither, as to beds-feet, life is shrunke, Dead and enterr'd; yet all these seeme to laugh, Compar'd with mee, who am their Epitath. [Полночь года, и дни / Люси, едва ли на семь часов прорезающей тьму, /Солнце ушло, и лишь его отблески / отражены небесными светилами {В эпохуДонна считалось, что свет звезд - отраженный свет Солнца. См.: HeydonChristopher, Sir. An Astrological Discourse. London, 1650 [first published1608]. P. 2.}, но нет солнечных лучей; / Жизненный сок мира сошел на нет /животворящий бальзам выпит отсасывающей жидкость землей, / и будто на одресмертном жизнь - она усохла, / - она мертва и предана земле, но все этокажется достойным смеха / в сравнении со мной, ибо я - их эпитафия.] Обратим внимание на упоминаемый здесь "животворящий бальзам". ПослеПарацельса это сочетание стало синонимом "жизненного эликсира", и самопонятие ассоциировалось более с алхимическими, нежели с медицинскимипрактиками. Алхимические аллюзии крайне важны для понимания этогостихотворения, как мы увидим ниже. Пока же укажем на одну немаловажнуюастрологическую деталь - абсолютно внятную современникам Донна, - ибо знаниеазов астрологии входило тогда в самое "неспециальное" образование {НестеровА. Астрологические контексты елизаветинской поэзии / Власть, судьба,интерпретация культурных кодов. Саратов, 2003. С. 209-260.}. Зимнеесолнцестояние происходит в знаке Козерога. Знак этот является домом Сатурна.В общераспространенной символике той эпохи Сатурн олицетворял разрушительнуюработу времени {Klibansky R., Panofsky E, Saxl F. Saturn and Melancholy.London, 1964.}, а в алхимии связывался со стадией nigredo - "распусканияматерии" до первовещества, о чем мы уже упоминали выше. Среди алхимическихопераций, обязательных для этой стадии, присутствует и операция кальцинации- прокаливания до шлакообразного вещества, призванная получить чистую,беспримесную материю, соотносимую со стихией "земли", в которой отсутствуетмалейшая примесь стихии "воды". Таким образом, мы видим, что "мертвая" земляв разбираемом стихотворении - не столько порожденный фантазией поэта образ,сколько вполне конкретная алхимическая аллюзия. В следующей строфе алхимическая образность получает дальнейшееразвитие: Study me then, you, who shall lovers bee At the next world, that is, at the next Spring: For I am every dead thing, In whom love wrought new alchemic. For his art did expresse. A quinessence even from nothingnesse, From dull privations, and I am re-begot Of absence, darknesse, death; things which are not. [Что ж - посмотрите внимательно на меня, вы, кто будете любовниками / вследующем мире, то есть следующей весной: / ибо я - всецело мертв/ и во мнелюбовь творит новый алхимический процесс, / который выражает искусствоСмерти. / Я - квинтэссенция ничто, / <извлеченная> из лишенности чего бы тони было, возрожденный, <я состою> / из отсутствия, тьмы, смерти; из того,что не имеет бытия.] Как мы говорили выше, алхимик проводит материю через смерть ивоскрешает ее обновленной и исцеленной -такой, которой она предстанет послеВторого Пришествия, в мире, где "новое небо и новая земля, ибо прежнее небои прежняя земля миновали" (Откр. 21, 1). Мысль Донна продолжает развиватьсяв алхимически-религиозном контексте - именно он позволяет дерзновенноуравнять пришествие Христа и возвращение весны. Однако дальше Донн поясняет,что речь идет об особой алхимии, - происходящая с ним трансмутация ведет нек вечной жизни, но - к смерти. Продукт алхимических операций - ФилософскийКамень, являющийся квинтэссенцией четырех стихий: "земли", "воды", "воздуха"и "огня". Лирический же герой "Ноктюрна" есть квинтэссенция четырех вещей,не обладающих самостоятельным бытием: "лишенности, отсутствия, тьмы исмерти". Донн продолжает развертку этой алхимической метафоры в следующейстрофе: All others, from all things, draw all that's good, Life, soule, forme, spirit, whence they being have; I, by loves lembecke, am the grave Of all, that's nothing. Oft a flood Have we two wept, and so Drownd the whole world, us two; oft did we grow To be two Chaosses, when did we show Care to ought else; and made us carcasses. [Все остальные - они из всего извлекают благо, / Жизнь, душу, форму,дух - покуда обладают бытием; / Я же, алембик {Алхимический сосуд.} любви, -могила / Всего, я - ничто. Часто наши слезы оборачивались наводнением,/Затопляющим весь мир, часто мы взращивали / Два хаоса, которыми сами же ибыли, когда нам надлежало бы проявить / заботу о прочих <живущих>; и мыпревращались в два бездушных тела.] Упоминаемый здесь алембик, герметично запечатываемый сосуд изогнеупорного стекла, вводит нас в область оперативной алхимии. Осоответствии Хаоса и Первоматерии алхимического процесса мы уже говориливыше. "Бездушные тела", в таком случае, соотнесены с той стадиейалхимических операций, когда происходит отделение духа от материи - с темчтобы впоследствии соединить его с материей, подвергшейся очищению инетронутой первородным грехом, исказившим весь строй бытия. Спецификаграмматического времени, используемого здесь Донном - Present Perfect, -позволяет говорить о том, что возлюбленные неоднократно познали и тосостояние совершенства, которое связано с "алхимическим браком" безгрешнойматерии и духа. (Заметим, что в известной мере Донн ссылается здесь надругое свое стихотворение - "Экстаз", описывающий слияние душ возлюбленных,покинувших их тела. Насколько нам известно, связь этих двух текстовисследователями не отмечалась.) But I am by her death, (which word wrongs her) Of the first nothing, the Elixer grown; Where I a man, that I were one, I needs must know; I should preferre, If I was any beast, Some ends, some means; Yea plants, yea stones detest, And love; All, all some properties invest; If I an ordinary nothing were, As shadow, a light, and body must be here. [Но я ее смертью (слово это по отношению к ней ошибочно) / взращен изперво-ничто, став его Эликсиром; / Будь я человеком, каким я и был / Я зналбы, в чем мне нужда; Я бы предпочитал, / Будь просто живой тварью, / однимцелям иные, одним средствам достижения таковых - другие; Будь растением,будь камнем, я все же питал бы отвращение / И любовь к чему-либо; Все сущеенаделено теми или иными качествами; / И будь я просто ничем, будь я в этомподобен тени, - тогда были бы свет и настоящее тело, <которое теньотбрасывает>.] Рассуждение Донна о тварях живых, растениях и камнях явно восходят кПарацельсу, писавшему о животворящих все сущее духах следующее: "Есть духинебесные и адские, духи человеков, металлов, камней и т. д. Из этого выможете заключить, что дух, воистину, есть, жизнь и бальзам всякого творения,что обладает телом" {Цит. по: Murray W. A. Donne and Paracelsus: An Essay inInterpretation / Essential Articles for the Study of John Donne Poetry (ed.by J. R. Robert). Hamden, 1975. P. 125.}. Однако герой стихотворения стольопустошен потерей возлюбленной (связано это с ее смертью или нет - до сихпор является предметом спором комментаторов: слова о том, что "понятие"смерть" приложимо <к возлюбленной> лишь по ошибке" можно пониматьпо-разному), что становится эликсиром, квинтэссенцией пустоты,существовавшей до Творения. Мотив этот уже звучал в стихотворении, но егоподчеркнутый повтор вводит важные пояснения. Зимнее солнцестояние - точка, вкоторой солнце как бы "замирает", - чтобы повернуть на лето. Этот поворотсвязан с естественным течением времени в будущее, то есть - вэсхатологической перспективе - ко Второму Пришествию и обретению райскогосостояния. Но время героя стихотворения течет в противоположном направлении- в прошлое: через воспоминания о возлюбленной - к воспоминанию о том, чтоон и она носили в себе Хаос, - а отсюда делается и следующий шаг - кпустоте, предшествующей Творению. И понятно, почему тогда финальная строфаутверждает: But I am None; nor will my Sunne renew. You lovers, for whose sake, the lesser Sunne At this time to the Goat is runne To fetch new lust, and give it you, Enjoy your summer all; Since she enjoyes her long night festivall, Let mee prepare towards her, and let mee call This houre her Vigill, and her Eve, since this Both the yeares, and dayes deep midnight is. [Но я - Ничто; мое Солнце не обновится. / Вы, любовники, ради когоумаленное ныне Солнце / пересекает сейчас знак Козерога, / чтобы питатьновые страсти и дарить вас ими, / Вы отпразднуете лето сполна; / Она жесправляет свой долгий ночной праздник, / Дайте же мне подготовиться к тому,чтобы <перейти> к ней, и дайте мне назвать / Этот час полночной службой в еечесть, ее кануном, ибо это / Глубокая полночь и года, и дня.] Внутренне мертвый, впустивший в себя смерть - и из смерти и ничтосостоящий герой стихотворения совершает ночной молебен ушедшей (умершей?)возлюбленной. Данная строфа почти на грани святотатства отсылает читателя кевангельскому: "Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своихмертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие" (Лк. 9, 60). Собственно,стихотворение - с его литургическими интонациями - есть литургия во славусмерти. (Заметим, что тут возникает еще одна интересная алхимическаяаллюзия. Фулканелли в своем сочинении "Тайны соборов", посвященномвзаимосвязи убранства европейских церквей и символизма алхимии, упоминает оЧерной Богоматери, специфическая форма поклонения которой существовала воФранции в Средние века Фулканелли прослеживает некоторые мотивы этого культаи параллельные им алхимические представления о первоматерии {Fulcanelli:Master Alchemist. Le Mystere des Cathedrales. Esoteric interpretation of theHermetic Symbols of the Great Work. London, 1971. P. 56-62.}. Во временаДонна культы эти были еще живы, и он мог столкнуться с ними во время своегопребывания в Париже; возможно связь алхимии и литургики в "Ноктюрне в деньсвятой Люси" объясняется именно этим.) На сквозной алхимической метафоре построено и стихотворение "AValediction: forbidding mourning". Встречающееся в "Прощании..." сравнениевлюбленных с ножками циркуля в сознании современных любителей поэзии сталоедва ли не "знаковой чертой" поэтики Донна, а сам текст неоднократноподвергался истолкованиям {См., в частности: Fressero John. Donne's"Valediction: Forbidding Mourning" / Essential Articles for the Study ofJohn Donne Poetry. (Ed. by J. R. Robert). Hamden, 1975. P. 279-304.Английский текст и подстрочный перевод этого стихотворения приведен нами встатье "Циркуль и окружность. К вопросу о датировке - "Прощания.запрещающего грусть" Джона Донна" в настоящем издании.}. Однако наскольконам известно, никем еще не делались попытки провести параллели между этимтекстом и современной ему алхимической иконографией. При том, что ещеФренсис Амелия Йейтс в своей работе "Розенкрейцерское Просвещение",анализируя известный алхимический трактат Михаэля Майера "УбегающаяАталанта", заметила, что "метафизическая поэзия Джона Донна служит своегорода эквивалентом Майеровых эмблем, выражая сходные религиозные ифилософские воззрения" {Йейтс Ф. А. Розенкрейцеровское просвещение. М.,1999. С. 405-406.}, почти никто из исследователей поэзии Донна к этомузамечанию не прислушался. Понимание этого текста требует определенного комментария. Одним из топосов алхимии, как мы уже сказали, является представление об"алхимическом браке", когда из соединения "Короля" и "Королевы" рождаетсяалхимический Андрогин. Процесс соединения описывается как "слияние"новобрачных, ведущее к их "растворению" в друг друге. Отталкиваясь именно отэтих образов и от глагола "to melt" - "сливаться", "расплавляться", закоторым следует напоминание о золоте, Джон Фрессеро в своей работе"Донновское "Прощание, запрещающее грусть"" интерпретирует интересующее насстихотворение как текст, восходящий к алхимии {Freccero John. Donne's"Valediction, forbidding mourning" / Essential Articles to the Study of JohnDonne's Poetry. Ed by J.R. Roberts. Hamden, 1975. P. 279-304. См. особо: С.298-303.}. Нам бы хотелось подкрепить его интерпретацию рядом другихсоображений. В алхимической символике золото и Солнце изображались одним знаком:кругом с точкой в центре (знак этот и сегодня принят астрономами дляСолнца). Выбор знака предопределило не в последнюю очередь то, что кругмыслился как совершенная фигура. Естественно, что неподверженное ржавчине итлению золото, получаемое при помощи Камня, наделенного божественнымиатрибутами, символизировалось совершеннейшей из форм. Круг такжесимволизировал оба Космоса: и Макрокосм Мироздания, и Микрокосм человека.Именно таков смысл знаменитого рисунка Леонардо, изображающего человека,вписанного в круг {В этом отношении особенно показателен трактат. Fludd,Robert. Utriusque Cosmi Maioris scilicet et Minoris Metaphisica. Oppenheim,1617. Особый интерес представляет сама титульная гравюра этой книги, ккоторой мы и отсылаем читателя.}. Отсюда понятно, почему получение"философского золота" есть восстановление изначальной гармонии Микро- иМакрокосма, а обладание философским камнем трансмутирует самое существоадепта. Так, Ириней Филалет учит: "Наш Камень есть микрокосм, малый мир, ибо онсостоит из активного и пассивного, движущего и движимого, фиксированного итекучего, зрелого и сырого, - которые, будучи приведены в равновесие,помогают друг другу и совершенствуют один другого". Алхимия имеет дело сживым, пульсирующим бытием, пронизанным бесчисленными соответствиями малогои великого. Цель алхимии - приведение в равновесие композиции четырехэлементов путем conjunctio oppositorum, слияния "мужского" и "женского"начал в алхимического андрогина. (Напомним, что когда в "Пире" (183E-193D)Платон описывает изначального человека - он говорит о нем как о двуполомсуществе сферической формы.) Отмеченные нами ассоциации, связанные с крутом, будут важны для"Прощания, запрещающего грусть". Заметим, что в "Прощании..." упоминание о золоте предшествует образуциркуля. Подчеркнем ход развития донновского образа: золото - циркуль - круг- завершение круга, конец которого совпадает с его началом. А теперьпозволим себе обратиться к весьма известному алхимическому трактату:сочинению Михаэля Майера "Atalanta fugiens", изданному в 1618 г. {См.репринтное издание: Maier Michael Atalanla Fugiens, hoc esl Emblemata novade Secretis Naturae Chymica. Oppenheim: J. Th. de Bry (Reprint Kassel /Basel, 1964). S. 79. Cp. также гравюру на с. 305.} На одной из гравюр (ЭXXI) изображен алхимик, описывающий циркулем круг около треугольника, вкоторый, в свою очередь, вписан квадрат, а в тот - еще один малый круг, гдеизображены Адам и Ева. Подпись под гравюрой гласит: "Сотвори из мужчины иженщины Круг, из Круга - Квадрат, а из Квадрата - Треугольник. Изтреугольника вновь создай крут - и обретешь Камень Философов" {Weigel V.Inroductio hominis in Philosophia Mystica. Neustadt, 1618.}. Далее следуетразъяснение "Философы древности" под кругом понимали простейшее тело,квадрат означал четыре элемента-стихии... Квадрат должен быть редуцирован втреугольник, то есть в тело, дух и душу. Эти трое появляются в трех цветах,которые предшествуют красноте: тело или земля в черноте Сатурна; дух влунной белизне, как вода, и душа или воздух в солнечно-желтом. Тогдатреугольник будет совершенным, но в свою очередь он должен преобразоваться вкруг, то есть в неизменную красноту, и тогда женщина преобразится в мужчинуи станет с ним единым целым, <...> двое вновь вернутся к единству, в котором- Покой и вечный мир". Сходная формула обнаруживается и в более раннем трактате "RosariumPhilosophorum": "Сотвори круг из мужчины и женщины, извлеки из него квадрат,а из того - треугольник, обрати последний в круг - и получишь ФилософскийКамень". Особенно важно для нас, что круг начинает и завершает АлхимическоеДелание. Именно это мы видим и в последних строках донновскогостихотворения: "Thy firmnes make my circle just, / And makes me end, where Ibegunne". Завершение Великого Делания позволяет адепту привести в гармониюмикро- и макрокосм. Характерно, что в философской эмблематике XVII в. круг,очерченный циркулем, символизировал пределы, положенные человеку как маломумиру, - ср. гравюры в труде В. Вейгеля "Введение человеческое в философиюмистическую" (1618) {Комментарий, касающийся символизма этих геометрическихфигур в приложении к алхимии, см.: Heninger S. K. Jr. The CosmographicalGlass. Renaissance Diagrams of the Universe. San Marino, California, 1977.}и Р. Фладда "О сверхъестественной истории обоих миров." (1621) {Fludd R.Utriusque Cosmi. Vol. II. Frankfurt 1621.}. Понимая это, мы поймем посылкудонновской метафоры: возлюбленная есть центр микро- и макрокосма поэта,смысл и корень его существования. Так сухая геометрия наполняется предельнойтеплотой и нежностью. Именно алхимическая аллюзия придает многомерностьдонновским строкам. Перед нами "компрессия" мысли, когда отдельныелогические звенья опускаются, как слишком очевидные, за счет чего нарастает"удельный вес" каждого слова. Алхимия служит здесь лишь исходным импульсомдля поэтического образа. В этом смысле весьма характерно, что о золоте сказано у Донна "gold toayery thinnesse beate": "откованное до воздушной тонкости". Комментируя этоместо, И. Шайтанов видит здесь чисто ремесленный аспект ювелирных операций исчитает "внедрение в любовный текст технического термина" знаком"метафизического стиля" {Шайтянов И. Уравнение с двумя неизвестными.Поэты-метафизики Джон Донн и Иосиф Бродский // Вопросы литературы. 1998.Ноябрь-декабрь. С. 25.}. На наш взгляд, речь здесь идет не столько о чистотехнической терминологии, сколько о специфически-герметическом понятии"мучения материи во имя высвобождения духа". Так, один из крупнейшихзнатоков алхимии, Ю. Эвола, пишет в своей книге "Герметическая традиция":"Как известно, "семя" или "золото профанов" символизирует непреображеннуюличность. Это -"король, не являющийся королем", ибо он "не предстоит Небу,но - повержен"... И в этом состоянии падения мы должны помнить, что душаподвержена воздействию животного начала - страстям и инстинктам...Герметическая максима "Убей живое" имеет в виду в первую очередь именно этипорывы - все, что связано с элементом Марса [то есть железом. - А. Н.], изолотом, запертым в темнице "я", ограниченного телом. Именно на этот аспектличности распространяются в герметических трактатах метафоры ковки, битья иплющения; Пламя же Искусства, воздействию которого Материя Деланияподвергается на данном этапе, символизируется любым орудием, способнымранить: мечом, копьем, ножницами, молотом, серпом и т. п." {Evola Julius.The Hermetic Tradition. Symbols and Teachings of the Royal Art. Rochester:Inner Tradition International, 1994. P. 86.} После этого комментарияпонятно, что появление образа "отковываемого золота" неумолимо-логичноследует за словами о подлунных любовниках, "наделенных лишь чувственноюдушой", которые не могут "допустить отсутствия [возлюбленного], ибо с нимуходит то, что составляло суть [их любви]". Специфика языка поэзииметафизиков состоит не в использовании технической или "ученой"терминологии, а в том, что таковое использование предполагает обязательноеналичие за этой терминологией неких духовных практик: "То, что внизу,подобно тому, что вверху". Укажем также на еще одно возможную иконографическую аллюзию,присутствующую в донновском "Прощании...": в 1601 г. в Лондоне выходит"Трактат против предсказательной астрологии" Джона Чамбера. Титульный листэтого весьма нашумевшего в те годы сочинения украшает эмблема - раскрытыйциркуль в поле щита, обрамленного девизом "Lahore et constantia" ("Трудом ипостоянством") {Подробнее см. нашу статью "Циркуль и окружность. К вопросу одатировке "Прощания, запрещающего грусть" Джона Донна" в настоящемиздании.}. Весь круг ассоциаций, порождаемый этой титульной страницей:оборот циркуля, постоянство, зависимость/независимость судеб живущих вподлунном мире от движения светил - довольно точно соответствует мотивамдонновского стихотворения. Эффективность привлечения алхимической иконографии для интерпретациидонновских текстов можно продемонстрировать, анализируя одно из поздних"теологических" стихотворений Донна, на первый взгляд, уже в силу самойсвоей тематики от алхимии далекое. Однако в донновском "Resurrection" -"Воскресении" - центральный образ стихотворения строится на уподоблениимертвого Христа, ждущего Воскресения, золоту, спящему в земле: [His body] For these three days become a mineral; He was all gold when he lay down, but rose All tincture and doth not alone dispose Leaden and iron wills to good, but is Of power to make even sinful flesh like his. ["Его тело] на три эти дня стало минералом; / Он был золотом, когда лег[в могилу], но восстал / Тинктурой всего, обладая не только/ Волей олова ижелеза преобразиться в совершенный металл (т. е. - золото. - А. Н.), / Новластью преобразить даже нашу грешную плоть"]. Алхимический контекст данной метафоры был указан Э. Крэшо {Crashaw E.Hermetic Elements in Donne's Poetic Vision / John Donne. Essays inCelebration (ed. by A. J. Smith). London, 1972. P. 347-348.} и Дж. ЛинденомСтантоном {Linden Stanton J. Daike Hierigliphics: alchemy in EnglishLiterature from Chaucer to Restoration. Lexington, 1996. P. 189-190.},однако исследователи проигнорировали ряд иных алхимических аллюзий,присутствующих в стихотворении. Текст Донна начинается следующим образом: Sleep, sleep, old sun, you canst have not repassed As yet, the wound thou took'st on Friday last; Sleep then, and rest; the world may bear the stay, A better son rose before thee today, Who, not content to enlighten all that dwell On earth's face, as thou, enlightened hell, And made the dark fires languish in that vale, As, at the presence here, our fires grow pale. [Спи, спи старое солнце, ты еще не смогло оправиться / от раны,полученной в [Страстную] Пятницу; / Спи же и отдыхай; мир сможет вынеститвое промедление: / Лучшее Солнце взошло сегодня прежде тебя, / - Тот, Ктоне удовлетворится лишь тем, чтобы озарять все, сущее / на лице земли, какты, но озаривший Ад / И заставивший угаснуть темные огни в долине [скорби],/ А наше пламя - взметнуться ярче, ибо Он - здесь]. Отталкиваясь от фонетической омонимии слов Sun - "Солнце" и Son -"Сын", Донн добивается удивительной суггестии смыслов. В Евангелии от Лукисказано, что когда Иисус испустил дух, "померкло солнце, и завеса в храмераздралась по средине" (Лук 23, 45). Уподобив потемнение Солнца, поражениеего света, ранам Христа, а сошествие Солнца за горизонт - пребыванию Христав гробнице, Донн лишь "овеществил" каноническую метафору "Христос - Солнцежизни" - тем самым возвратив ей пронзительную новизну. В алхимической иконографии весьма часто можно встретить изображениетриумфального окончания "Великого делания" - получение Философского Камня -в образе Христа, встающего из гроба,... или же поднимающегося из гробницысияющего Солнца. Нет никаких сомнений, что здесь алхимия лишь следуетхристианству, привлекая для изъяснения своих практик его образность. Однаков алхимических трактатах мы встречаемся также и с иным родом изображений, накоторых присутствуют два солнца: черное, пораженное солнце, садящееся загоризонт - и восходящее "солнце живое". Особый интерес - в силу ихнеобычайной красоты -представляют для нас миниатюры XVI в., иллюстрирующиетрактат Соломона Трисмозина "Splendor Solis" - ныне этот манускрипт хранитсяв Британском музее. На первой из них черное солнце погружается в воды озера.Мрачное светило символизирует пораженный аспект природы, чье "темное,пожирающее пламя" ведет все сущее к распаду и смерти. В анонимномтеософско-алхимическом трактате XV в. с псевдо-богословским названием "КнигаСвятой Троицы" говорится, что после грехопадения Адама основой природычеловека стал "темный огонь солнца". На языке "оперативной" алхимии, большеозабоченной практическими, нежели духовными, аспектами Великого Делания,"черная тень солнца" символизировала несовершенство природного золота {Обалхимическом образе "темной тени Солнца" в английской поэзии XVI-XVII вв.см.: Abraham Lyndy. Harriot's gift to Arthur Dec: literary images from analchemic manuscript. Thomas Harriot Seminar. Occasional paper. # 10. Durham,1993. P. 20-33; Abracham Lyndy. Alchemical imagery. Cambridge, 1998. P.186.}, которое должно быть очищено алхимиком и преображено в "золотофилософов". Воды озера на интересующей нас миниатюре олицетворяютПервоматерию, через растворение в которой только и возможно дальнейшеепреображение. В некоторых случаях "черное солнце" алхимики именуют"подземным солнцем" или "адским светилом" - в этом качестве оно представленона известной гравюре в алхимическом компендиуме Стольция "ViridariumChimicum" (1624). Другая миниатюра из "Splendor Solis" изображает алое сияющее солнце,встающее над идиллическим пейзажем с городом и рекой на заднем плане. Оносимволизирует предмет чаяний алхимика - lapis. В других трактатаханалогичная фаза Великого Делания изображается красным крылатым львом,возносящим солнце в своих лапах. Об этом льве у Никола Фламмеля сказано: "Онвырывает человека из долины скорби и дарует освобождение: освобождение ототчаянья бедности, от болезней, на крыльях своих, которые есть честь ислава, возносит он его прочь от этих стоячих вод египетских, имя которым -забота смертного о хлебе насущном". Как мы видим, здесь алхимия разрабатывает уже свои собственныепредставления о мироздании, параллельные христианству, но вместе с темвесьма далекие от его канонической догматики. Однако при сопоставлении этихалхимических образов с интересующим нас фрагментом Донна проявляется ихнеобычайное сходство. Более того, избегая вопроса о влиянии на Донна, присоздании стихотворения "Воскресение", конкретных алхимических трактатов, мыможем с большой долей уверенности сказать, что "прозрачная" алхимическаяметафора в тексте, с которой мы начали анализ, появляется здесь именнопотому, что она поддержана и спровоцирована алхимическими аллюзиями первойстрофы. Заметим, что для Донна в принципе характерна разработка единойсквозной метафоры на протяжении всего стихотворения. Появление алхимическойобразности в религиозном стихотворении не должно нас удивлять. Более того -алхимические аллюзии встречаются у Донна значительно чаще в религиозныхстихах и "Посланиях", ориентированных на вдумчивого и образованногочитателя, чем в светских стихотворениях, составивших основу "Песен исонетов", адресованных более массовой аудитории. Рассмотрим еще один "алхимический" текст Донна: Elegie on the Lady Markham Man is the World, and death th'Ocean, To which God gives the lover parts of man. This Sea invirons all, and though as yet God hath set markes, and bounds, twixt us and it, Yet doth it rore, and gnaw, and still pretend, And breaks our banks, when ere it takes a friend. Then our land waters (tears of passion) vent; Our waters, then, above our firmament, (Teares which our Soule doth for her sins let fall) Take all a brackish last, and Funerall, And even these teares, which should wash sin, are sin. We, after Gods Noe, drowne our word againe. Nothing but man of all invenom'd things Doth work upon ftselfe, with inborne stings. Teares are false Spectacles, we cannot see Through passion mist, what wee are, or what shee. In her this sea of death hath made no breach, But as she tide doth wash the slimie beach, And leaves embroder'd workes upon the sand, So is her flesh refin'd by death cold hand. As men of China, after an ages stay, Do Take up Procelane, where they buried Clay; So at this grave, her limbecke, which refines The Diamonds, Rubies, Saphires, Pearls, and Mines, Of which this flesh was, her soule shall inspire Flesh of such stuffe, as God, when his last fire Annuls this world, to recompence it, shall, Make and name then, th'Elixar of this All. They say, the sea, when it gaines, lothes too; If carnall Death (the younger brother) doe Usurpe the body, our soul, which subject is To th'elder death, by sinne, is freed by this; They perish both, when they attemt the just; For, graves our trophies are, and both death just; So, unobnoxious now, she'hath buried both; For, none to death sinnes, that to sinne is loth, Nor doe they die, which are not loth to die; So hath she this, and that virginity. Grace was in her extremely diligent, That kept her from sinne, yet made her repent. Of what small spots pure white complaines! Alas, How little poyson cracks a christall glasse! She sinn'd, but just enough to let us see That God's word must be true, All, sinners be. So much did zeale her concsience rarefie, That, extreme truth lack'd little of a lye, Making omissions, acts; laying the touch Of sinne, on things that sometimes may be such. As Moses Cherubines, whose natures doe Surpasse all speed, by him are winged too: So would her soule, already'in heaven, seeme then, To clyme by teares, the common staires of men. How fit she was for God, I am content To speake, that Death his vaine hast may repent. How fit for us, how even and how sweet, How good in al