Мирча Элиаде и фантастический реализм XX века 19 страница

— Откуда ты знаешь, что ожидается свадьба? — заинтересовалась доамна Замфиреску.

«Сейчас все и прояснится», — поняла вдруг она. Но Андроник поглядел на нее с улыбкой и пожал плечами. Говорить он собирался вовсе не с ней…

— Кто будет счастливой невестой? — спросил он снова, стараясь говорить с улыбкой и придать своим словам вид шутки.

Капитан Мануилэ быстро взглянул на Дорину и увидел, что она порозовела, потупив взгляд. И это немало поспособствовало его решимости.

— Вы нескромны, господин Андроник! — воскликнул он, смягчая любезностью тона нелюбезность слов.

— Стало быть, прошу меня извинить, господин капитан, — мгновенно откликнулся Андроник. — Но я не собирался выдавать тайну, я хотел только сказать, что все случившееся — добрый знак… Эта ночь в монастыре и знак, который нам неожиданно был явлен…

Он рассмеялся, и даже громко, но смех его ничуть не развеселил сидящих в комнате. Все по-прежнему жались по стенкам, растерянно поглядывая друг на друга в надежде встретить понимание и сочувствие. Казалось, каждый боится оступиться в пустоту, потерять сознание. Один Стере, стоящий на пороге, под дуновением свежего воздуха, наверное, жил наяву. И ему и впрямь пошел на пользу смех Андроника. Видно, паренек-то заморочил всем головы и теперь в лицо смеется…

— Кто бы ни была счастливая невеста, я хочу выпить за ее здоровье, — сказал Андроник.

И на самом деле отправился в соседнюю комнату и вернулся со стаканом, полным ало-рубинового вина.

Все с любопытством следили за ним, словно у них на глазах происходило что-то необыкновенное.

Молодой человек залпом выпил вино до дна.

— Жду, что и другие последуют моему примеру, — прибавил он.

Но никто не отважился пить. Барышня Замфиреску изумленно смотрела на Андроника.

Она ничего не поняла из того, что произошло. Ею овладевал сон, тяжелый сон усталости и болезненного бессилия.

— Кто хочет погулять и подышать немного свежим воздухом? — снова спросил Андроник.

Кое-кто повернулся к двери, но ночь внушила им робость. Только Владимир и Стамате сделали шаг к двери. Надо, надо. Там, снаружи, свежий воздух. «Мы не пойдем в лес, мы даже не спустимся во двор, постоим на крыльце, подышим свежим воздухом…»

— Свежий воздух, — сказал капитан Мануилэ. — Чудесная мысль. А чем намерены заняться дамы?

Он взглянул на Дорину. Глаза их встретились, и девушка порозовела. Теперь знают все. Знает и капитан, какие сказки ей снились, страшные сказки…

— Спать очень хочется, — с трудом вымолвила Дорина.

Капитан Мануилэ вздрогнул. Как изменился Доринин голос, нет, не стоит оставлять ее в таком состоянии.

— И все-таки я бы вам не советовал немедленно ложиться в постель, милая барышня, — сказал он нежно. — Как бы не приснились дурные сны!..

Андроник остановил его, взяв за руку.

— Не говорите ничего, что могло бы напугать ее, — прошептал он. — Оставим дам лучше на несколько минут одних… Все само собой образуется…

Владимир, Стамате и Рири вышли во двор. Луна добралась почти до середины неба. Ночь была мирной, тихой и ничуть не таинственной.

— Я и теперь хорошенько не понимаю, что все-таки с нами было, — сказал Владимир. — Был змей или его не было?

— Змея я видел собственными глазами, — ответил капитан Мануилэ. — Большой водяной змей… Интересно только, откуда его взял Андроник?.

Андроник несколько надулся и ответил, пожимая плечами:

— Я его ниоткуда не брал. Позвал, чтобы отогнать подальше, опасаясь для нас для всех какой-нибудь несчастной случайности… И он меня послушался, теперь, думаю, плывет по озеру, торопясь добраться до острова, во-он того…

Он махнул рукой, показывая через стену на озеро.

— Где плывет? — спросила Дорина.

Только теперь все заметили, что и Дорина вышла на порог, стоит с ними и слушает Андроника. Рири подошла к ней, но ничего не сказала. Андроник спокойно посмотрел на Дорину и, снова махнув рукой, повторил:

— По озеру к острову, барышня. Там ему некого жалить…

Дорина безучастно его выслушала. Сообщение Андроника, что змей никого не ужалит, оставило ее равнодушной.

— Тебе не холодно? — спросил Стере.

— Здесь мне лучше, — ответила девушка. — Я испугалась плохого…

— Вам показалось, — успокоил ее Андроник. — Ничего не бойтесь… Все это должно было произойти, обязательно…

— Правда, правда, — отозвалась Дорина, как во сне.

— Что должно было произойти обязательно? — беспокойно спросил Мануилэ.

— Сказка со змеем, — ответил Андроник. — Все так и вышло. Я сразу почувствовал, что он хочет прийти к нам… Но не хотел портить настроение за ужином… А когда сказал, то получилось, что несколько поторопился… — Он засмеялся и поглядел на каждого в отдельности. — …Но дело шло к полуночи, — прибавил он неуверенно, словно бы опасаясь, что признание его сочтут неискренним. — А после полуночи я не имею над ним никакой власти…

Он внезапно умолк и нахмурился. Молчали и остальные, растерянно переглядываясь.

— Должно быть, трудно выучиться этому ремеслу, — сказал наконец Мануилэ.

— Какому ремеслу? — недоуменно переспросил Стере.

— Колдовству со змеем, — разъяснил Мануилэ. — Ясно, что дело это нелегкое…

Андроник заколебался: он неохотно говорил о своих тайнах.

— Я и не помню, когда ему выучился, — сказал он, избегая прямого ответа, — давным-давно. Я много всякого умею и знаю, а кто и когда научил — понятия не имею. Лучшее доказательство — история Аргиры, которую я вам рассказывал, в монастыре о ней никто и понятия не имеет…

Ни Стере, ни Дорина не слышали истории Аргиры, но и не любопытствовали ее узнать. Им было достаточно того, что сказал Андроник, сейчас ничто уже не казалось им любопытным, таинственным, загадочным, ничто не влекло разгадать, понять.

— А я и представить себе не могу, чтобы вы… так близко… — сказала Рири, и сказала она это для себя неожиданно, от полноты впечатления, но слово «змей» произнести не решилась.

— Я обо всем расскажу вам завтра, — улыбнулся Андроник. — Я не могу говорить об этом в темноте.

Дорина вздрогнула. Рири, и не поглядев на нее, сразу же взяла ее за руку.

— Не могу, потому что боюсь вам повредить, — продолжал Андроник. — Я уже понял, до чего вы впечатлительны…

Он повернулся к Дорине и со значением посмотрел ей в глаза. Девушка побледнела.

— Понять совсем не трудно, — прошептал Андроник. — Особенно когда готовишься к такому значительному событию.

Наконец-то показался на пороге и домнул Соломон. Наконец-то и он, кажется, опамятовался.

— Кто хочет ложиться спать, — сказал он, — пусть позаботится о постелях. Кто хочет кофе, пусть поднимет руку!

чувствовали такую усталость, что хотели только спать.

— Кажется, я все-таки испортил вам праздник, — произнес Андроник, глядя в глаза капитану.

 

 

Час спустя все уже улеглись. Уговоры Андроника выйти всем из дома и погулять по парку не имели успеха.

Никому не хотелось говорить. Кофе тоже пили через силу: что-то вроде тяжелого похмелья сковывало и одурманивало всех. Ни у кого не хватило сил устроить и постели как следует. Однако кровати сдвинули и подняли шторы на окнах. Для мужчин в соседней комнате положили тюфяки прямо на пол, и многие так и легли, не раздеваясь. Даже Андроник отказался от мысли отыскать себе пижаму. Он сдвинул две скамьи и заявил, что выспится на них куда лучше, чем на полу.

— Что-то ко мне сон не идет, — сказал он, видя, как остальные приготовляются спать и прикручивают лампу, — может, кто-то пойдет со мной прогуляться?

Компанию ему составил лишь капитан Мануилэ. Хоть и он тоже устал, не мог сосредоточиться, чувствовал, что воля его подавлена, но, побежденный Андроником, он не мог оставить его одного. Они вышли во двор.

— Вам я могу сказать, — начал Андроник. — Мне очень неприятно, что я испортил всем праздник… И не будь этого проклятого, мы бы покатались теперь на лодке по озеру…

— Ну уж не по озеру, — отозвался Мануилэ. — Время совсем неподходящее. После него какая-то зябкость осталась, чувствуете?

— Зябкости не чувствую, — ответил Андроник, поднимая голову и глядя на небо. — А чувствую подмывающее желание совершить что-нибудь из ряда вон… Влезть на дерево, прыгать с ветки на ветку, купаться в заколдованном озере…

С удивлением и даже с некоторой завистью слушал его капитан Мануилэ. Разумеется, он из тех, проклятых, если не колдун в полном смысле этого слова. Иначе откуда в нем такая сумасшедшая сила, жизнеспособность, фантазия?

— После полуночи, — продолжал Андроник, — сам не знаю, что со мной творится… То мне чудится, что я птица, то барсук, то обезьяна… Смешно, не правда ли? — спросил он, обращаясь к своему сотоварищу.

— Нисколько, — серьезно отвечал капитан.

— А наутро я ничего не помню и не знаю, где провел ночь.

— Вот теперь и впрямь есть чему посмеяться, — с тою же серьезностью сказал капитан.

Андроник грустно улыбнулся:

— Вы ошибаетесь, если имеете в виду женщин и, как принято это называть, любовь. Ночное колдовство для меня в другом… Поглядите-ка, — он протянул руку к небу, — вот лес, который куда могущественнее любви. И значимей…

Он умолк, словно испугавшись, и несколько мгновений стоял неподвижно, уставившись в пустоту.

— …Значимей, потому, что не ведаем, откуда оно, где начало и где конец… Любовь, женщина, они перед тобой, на твоей постели, и ты видишь, как зарождается любовь и как она умирает… А все это?..

Он обвел руками ночное небо и большие уснувшие деревья и словно бы сам почувствовал испуг и трепет. Мануилэ явственно ощущал волнение Андроника. Все вокруг и в самом деле казалось иным, чем всегда…

— И если бы мы согласились с радостью слушаться их власти, — вновь заговорил Андроник. — Но нет… Постоянные перемены, помрачения, а иной раз и безумие… Я говорил об этом…

— Я понял, — устало проговорил Мануилэ. — Это похоже на отраву…

— Нет, не на отраву, — живо прервал его Андроник. — Это у нас в крови, но не родители виной тому, что в нас такая кровь. Однако я вижу, что вы меня не слушаете, — прибавил он с мягкой улыбкой.

Капитан глядел перед собой дремотно и бессмысленно. Каждое слово молодого человека, казалось, добавляло ему усталости, наводя все гуще и гуще дрему.

— Да, — признался он, — и прошу меня извинить. Едва держусь на ногах. У меня был тяжелый день… И вдобавок столько странностей…

Андроник пожал ему руку и с улыбкой смотрел, как тот поднимается по ступенькам. Капитан был похож на пьяного, спотыкался на каждой ступеньке. Мануилэ, войдя в комнату, даже не искал себе места, одетый, он повалился на первое попавшееся. Все вокруг спали тяжелым сном.

 

Оставшись в одиночестве, Андроник задумчиво прошелся вдоль келий. Нигде ни шороха, ни дуновения. Неестественный покой, казалось, охватил и лес. Андроник не спеша побрел вдоль аллеи, что вела от ворот к монастырю. Огромные деревья высились справа и слева, но вдруг попадался и кустик акации или шиповника, случайно выросший здесь. В призрачном свете луны все спало глубоким сном. Андроник услышал громкое щебетание в одном из кустов и резко остановился.

— Ты еще не спишь? Ну-ка иди сюда!

Он протянул руку и подождал. Быстрый шорох, качание веток, и маленькая пичужка робко уселась у него на ладони. Андроник осторожно поднес ее к своему лицу. Птичка встрепенулась, но не улетела.

— Что это с тобой? — притворился удивленным Андроник. — Я еще понимаю, стоял бы день…

Другой рукой он осторожно погладил птичку по головке. Птичка встрепенулась и весело принялась охорашиваться.

— Советую тебе немедленно лечь спать, а то как бы и ты не влюбилась!..

Он вытянул руку, и птичка без всякой опаски послушно взлетела, даже не чирикнув. Юноша постоял еще, внимательно разглядывая листву, словно желая убедиться, что его и впрямь послушались.

Затем оглянулся, не зная, куда бы ему направиться, и пошел по аллее, но вскоре передумал, решив навестить озеро. Проходя мимо келий, он еще раз прислушался, не проснулся ли кто-нибудь. Та же мертвая тишина заколдованной крепости. Но стоило ему выйти из монастырских стен, направляясь к озеру, как он утонул в море звуков. Цикады, кузнечики, лягушки, ночные птицы, которые просыпаются при луне и пронзительно вскрикивают, — нет, здесь не возникало сомнений, что жизнь кипит всегда и не скудеет, несмотря на сон.

 

«Успокойся! Не плачь больше! Ничего не было!» — шептал ей Андроник почти в самое ухо. Доамна Соломон заплакала еще горше, ощутив тепло его мускулистого стройного тела, услышав его слова, произнесенные с такой неподдельной страстью. «Прошу тебя!» — умолял Андроник, и его губы коснулись ее уха. Никогда не испытывала доамна Соломон ничего подобного. Она словно бы вмиг растаяла от одного, но огненного прикосновения. Хотела отстраниться, но руки Андроника обняли ее так крепко. «Думаю, в этом лесу прячется не один сатир», — страстно шептал он. Доамна Соломон рассмеялась. «Кто тебе позволил читать мои мысли? — спросила она, желая защитить себя и поставить его на место. — Пойдем посмотрим, чем заняты остальные!» — прибавила она торопливо. «Они спят, — шептал Андроник, — не беспокойся. И потом, разве ты не видишь, что зажигалка погасла, это знак, залог, фант…» Доамна Соломон пыталась высвободиться из его объятий, но тепло его тела пьянило ее, околдовывало. «Только бы не зажег кто-нибудь огня, только бы нас не увидели», — вздохнула она…

Лиза снова слышала голос Стере: «Следующий!» — на этот раз вдалеке, глухо, настойчиво, так что она скорее догадалась, чем расслышала это слово. «Теперь его очередь, — подумала она, стараясь успокоиться. И все-таки дрожала. — А что, если первым приползет змей?» Но боялась она напрасно. Андроник бесшумно скользил между деревьями. «Ты меня ждешь?» — спросил он, улыбнувшись. «Да. И хочу сказать тебе, что это я погасила зажигалку…» И, показывая, Лиза протянула руку к дуплу, но Андроник и не взглянул туда. Ничуть не робея, он подошел к ней и обнял. Лиза вздрогнула, но мужское тело было таким сильным, таким влекущим, что она замерла. «Отдай мне фант!» — прошептал Андроник. Лиза попыталась высвободиться из его объятий, — ведь было бы еще слаще, если бы он гонялся за ней по лесу и наконец яростно схватил крепкими горячими руками. Но не смогла. Андроник не отпускал и шептал ей на ухо. «Ты его видела?» — спрашивал он. Лиза чувствовала, как лицо ей заливает краска, но ей приятны были эти его дерзкие, бесстыдные слова. «Ты его не боишься?» — спрашивал Андроник. Лиза стыдливо покачала головой и хотела спрятать лицо на плече юноши, но он закрыл ей рот поцелуем и не отпускал, для и для свой огненный поцелуй и не давая вздохнуть. И от разымающей сладкой истомы, доходящей до смертной жути, Лиза стала терять сознание и, теряя его и повернув испуганно голову, увидела в сжатом кулаке Андроника змею…

Пошарив рукой наугад в потемках, Владимир обнаружил рядом с собой Лизу. И растерялся, не решаясь спросить, как она попала к нему в постель. «Да это вовсе не твоя постель!» — воскликнула Лиза, отвечая на его безмолвный вопрос. И действительно, с молчаливым удивлением Владимир обнаружил, что он проснулся вовсе не у себя в комнате, а в какой-то длинной, незнакомой, заставленной цветами в горшках. «А кто зажег свечу?» — спросил он вдруг. «Никакой свечи нет, тебе почудилось, — ответила Лиза. — Луна светит». И улыбнулась. И стала пристально и призывно глядеть ему в глаза. «Это грех, — сказал Владимир. — Что скажет Стере?» Лиза придвинулась к нему близко-близко и прошептала: «А что ты делал в лесу? Искал змея, да?» Владимир испуганно вздрогнул. И увидел с испугом, как изменилось Лизино лицо: отвратительная уродина злорадно смеялась огромным лягушачьим ртом. Он заслонился от нее руками. Дышать стало тяжело, била дрожь. И все полз и полз липкий нелепый страх, смешанный с отвращением… «А ты не бойся, — снова услышал он женский голос, — пойдем лучше посмотрим, как там остальные»… Раскрыв глаза, Владимир с удивлением обнаружил перед собой Аглаю. «Они убили его, — сообщила она с улыбкой. — Все разом набросились и убили!» Она говорила о змее, он понял и вздохнул с облегчением. «Не бог весть что такое он и был, — продолжала доамна Соломон. — Вот все, что от него осталось». И она показала часы. Циферблат их был теперь усыпан блестящими бусинами. «Только бы не опоздать, — подумал Владимир. — Наступает мой черед». Они ждали вдвоем, когда раздастся сигнал. Доамна Соломон придвигалась к нему все ближе, обняла за талию, прижалась грудью. Владимир чувствовал, как обнимает его сладкий хмель, нежит благоуханное тепло, и вздрогнул. «Нет, этого нельзя, нет, нет», — повторял он и услышал крик Стере: «Следующий» — и вырвался из объятий женщины, и яростно кинулся в ночь, ставшую доброй и ласковой душой леса.

 

 

Только успела Дорина заснуть, как кто-то тронул ее за плечо и сказал:

— Вставай! Уже утро!

Дорина изумилась:

— Как? Уже?.. А остальные? Они так и останутся тут, в монастыре?

— Да это же было давным-давно и к тому же во сне снилось… Неужели ты о них еще помнишь?

Дорина улыбнулась: и правда. Все же во сне снилось: и тягостный праздник у четы Соломон, и игра в лесу, и змей…

— Только никогда не произноси этого слова вслух, — сказала ей та, что ее разбудила, словно прочитав ее мысли. — Ты ведь не будешь его говорить, потому что не хочешь, чтобы…

— Конечно не буду, я запомню, что не надо… Но если все-таки…

Женщина, которая ее разбудила и теперь сидела возле нее, огорченно нахмурилась:

— Вот уже девять лет никто его не видел… Искали по всему свету, но так и не встретили…

— Кого? — вздрогнула Дорина.

— Твоего жениха. Может, он и про свадьбу забыл, а свадьба сегодня…

— Так скоро? — робко спросила Дорина. — Но ведь даже не рассвело еще…

— Он человек, только покуда нет солнца… А как оно покажется, он спрячется и никто его не увидит…

Дорина осмотрелась вокруг. Какая просторная, какая роскошная комната, сводчатый потолок, золотые стены. Подумать только: она проспала тут всю ночь и даже не подозревала о такой красоте…

— Вставай, вставай быстрее, — торопила ее женщина. — Тебя уже ждут с подвенечным платьем…

— Но я должна сначала поговорить с мамой, — воспротивилась Дорина.

Женщина снисходительно улыбнулась. Взяла Дорину за руку и кивнула в глубь комнаты, и там словно бы открылась еще одна комната, и еще, и не было им конца, как в зеркале.

— Ну разве есть у тебя время возвращаться? Это же было так давно… Никто и не помнит уже, когда это было…

Дорина взглянула на анфиладу комнат, которая, кажется, терялась где-то в другом измерении, но не огорчилась. Она постаралась припомнить что-то из своей былой жизни. И поняла, что и впрямь прошло очень много времени, и вернуть ничего невозможно, и никто не в силах сделать так, как было.

— Надень кольцо, — напомнила ей женщина. — И не снимай до тех пор, пока не будешь стоять напротив него.

— Напротив Андроника? — робким шепотом осмелилась спросить Дорина, вздрогнув от волнения.

— Вы его называете Андроником…

Женщина посмотрела Дорине в глаза и грустно улыбнулась.

— Ты знаешь его?

— Я его видела, и тоже, как ты, ночью, — ответила женщина. — Он был тогда красивым мужчиной…

— И как ты его называла? — снова спросила Дорина.

— Тебе его так называть не следует…

Дорине стало не по себе от странного взгляда женщины, которую она видела первый раз в жизни.

— Идем! Нас ждут…

Ее взяли за руку и почти силком повели к дверям. Но возле порога Дорина, дрожа, остановилась. Ей показалось, что за порогом — вода. Вода глубокая, черная, ледяная, которую неискушенный взгляд легко принял бы за ковер.

— Мне страшно, — прошептала она.

— Не бойся, не утонешь, — успокоила ее женщина. — Со мной не утонешь…

Женщина опять взяла ее за руку, Дорина закрыла глаза, но нога ее не погрузилась в воду. Она скользнула будто по стеклу. Зато ступнями она чувствовала, какая эта вода холодная. Дыхание у Дорины перехватило, и оно застряло где-то в глубине груди.

— Вдохни поглубже, — приказала женщина. — И ни о чем не беспокойся, потом привыкнешь жить и под водой…

— А сейчас мы где? — испуганно спросила Дорина.

— У него во дворце…

— А как же могут попадать сюда солнечные лучи? — продолжала спрашивать Дорина, озабоченно оглядываясь по сторонам.

— Да потому что весь-весь дворец стеклянный… Взгляни…

Женщина указала рукою вверх. Вверху было небо. Далеко-далеко, стеклянное, серебряное. И робкий, рассеянный свет сочился, может быть, с того света. А яркий свет сиял и сверкал где-то впереди.

— Нас ждут… И будут сердиться, если мы задержимся…

Женщина крепко держала Дорину за руку, ускорила шаг. Дорина завороженно смотрела на сияние, разгорающееся впереди. Она слышала гул множества голосов и странные нежные звуки скрипок, словно кто-то едва-едва касался струн. Перед ними белели ступени, похожие на мраморные. Встав на первую, Дорина остановилась в нерешительности.

— Поднимайся! Поднимайся! — властно приказала ей спутница.

Как же было тяжело подниматься. Словно бы неведомая сила противилась ей на каждом шагу, и под тяжестью ее Дорина изнемогала.

— Поднимайся! Поднимайся! — послышались голоса сверху.

Дорина вновь почувствовала, что ее тянут за руку. Она крепко зажмурила глаза, чтобы не плакать, и сделала еще один шаг. Немыслимая тяжесть усилий доводила до головокружения.

— Почему же так тяжело? — прошептала она.

— И ему было не лете. Забыла, сколько времени он не мог сдвинуть с места лодку? Вы ведь долго сидели на берегу, а лодка все никак не отчаливала…

— Да, да, не отчаливала, — вспомнила Дорина.

Вспомнила она и пламенные глаза Андроника. И его руку, горячую, сильную, которая ее тогда поддерживала, давно, во сне…

— Поднимайся, поднимайся, — вновь услышала она голоса сверху.

— А это кто? — спросила Дорина.

— Остальные. Их много. И все они поднялись сюда… Тебе ведь очень тяжело, правда?

Глядя на мучения Дорины, она невесело улыбнулась.

— Много их еще? — спросила Дорина.

— Если любишь, то нет.

Девушка зажмурилась, закусила губу и напрягла последние силы. Одна ступенька, еще одна…

— А он не может помочь мне?

— На этой лестнице — нет, это не его лестница…

Голосов сверху больше не было слышно, не было слышно и скрипок. Куда же делись все эти люди, которые так ждали ее и так внимательно за ней следили? — спросила себя Дорина.

— Никуда не делись, — ответила женщина. — Они тебя ждут. Взгляни!..

И Дорина очутилась вдруг посреди огромного зала, залитого ярким светом, сверкающего зеркалами. Где она? Неужели в сказке? Вокруг нарядные женщины в старинных платьях, мужчины в шитых золотом мундирах, с длинными палашами и в шлемах.

— Ни с кем не говори! — быстро шепнула ей спутница.

Ослепленная великолепием, Дорина робко шла по великолепной зале, которой, казалось, не будет конца. На нее смотрели холодно, отчужденно и все-таки словно бы старались задержать. Круг вокруг нее сжимался все теснее. И каждый манил ее рукой и показывал что-то удивительное: невиданную золотую птицу, бокал с драгоценными камнями, хрустальную туфельку. У Дорины закружилась голова, и она закрыла глаза руками.

— Только не отвечай, что бы тебе ни говорили, — услышала она опять шепот проводницы.

И Дорину еще более властно потащили за руку.

— Взгляни на Аргиру, красавицу, — кричал Дорине юноша, преградив ей дорогу и указывая на спрятанный в углу трон.

Дорина невольно повернулась. Вдалеке в потоке света сидела бледная девушка с черными косами и широко открытыми глазами.

— Она тоже была невестой, — прибавил юноша, улыбаясь. — Она тоже пришла оттуда, откуда и ты. Посмотри на нее!

Дорина вздрогнула. Девушка казалась мертвой: ома сидела словно каменная, с белым лицом, неподвижными и немигающими глазами.

— Три дня он знался с ней! — снопа закричал юноша, по-прежнему преграждая ей дорогу. — Теперь она мертвая, давно уже мертвая. Погляди на псе хорошенько!..

Даже не скажи ни слова неизвестный юноша, Дорима смотрела бы и смотрела на девушку, застывшую на троне. Холодная задумчивая печаль, застывшая на ее неподвижном лице, казалась ей все таинственней.

— Идем же, — прошептала ее спутница и вновь взяла ее за руку.

— Кто это? — спросила Дорина. — Она тоже была невестой и потом умерла?

Женщина замялась и ничего не ответила. Она старалась, чтобы Дорина шла к ней поближе, и торопилась вывести ее из этой толпы, которая смотрела на них с той же отчужденностью.

— Вглядись в нее хорошенько, и ты поймешь, кто она, — вновь заговорил юноша. — Она тоже одета в подвенечное платье, разве ты не видишь?

Дорина вдруг остановилась и вздрогнула. Девушка на троне показалась ей знакомой: широко раскрытые глаза, сжатый рот…

— Разве ты не видишь, что это ты?! — торжествующе вскричал юноша.

Скрипки смолкли, словно повинуясь мановению невидимой руки. Мертвая тишина сковала зал. Дорина застыла с широко открытыми глазами, застонала и упала как подкошенная.

Мало-помалу она поняла, где находится. Комнату заливал колдовской лунный свет. Она услышала громкий храп, прерываемый вздохами. И еще другие, не такие понятные звуки: что-то вроде протяжных всхлипов и невнятного стрекотания невидимых кузнечиков. Девушка провела ладонью по лицу, пытаясь понять, что же произошло с ней. Различила тяжелое дыхание по соседству. Легонько повернула голову и взглянула: неловко запрокинув голову, спала Лиза. В другом конце, положив кулачок под щеку, уютно спала Рири. В комнате было на удивление светло, освещены были и самые укромные уголки, но луна не глядела в окно. В окне призрачно голубел маленький кусочек неба.

— Мне приснился сон, — прошептала вслух Дорина, чтобы успокоиться.

Но ей все-таки было страшно — одной бодрствующей среди стольких спящих. Шум, который она слышала, казался ей таинственным, колдовским, непонятным. Потом она догадалась, что слышит, как квакают вдалеке лягушки. Она на секунду задумалась. Да, она в монастыре. Ей приснился сон. Все, что происходило, привиделось ей во сне…

Но тут она вспомнила об Андронике, и у нее снова перехватило дыхание. Что же, и он был только наваждением? И змей тоже?..

Она сидела с открытыми глазами, стараясь припомнить все, что было. Но ничего не могла представить себе отчетливо. Прохладный лунный свет смотрел на нее глазами Андроника. И она словно бы чувствовала его близость и особенно остро — запах свежести, исходящий от сильного юного тела, и еще убийственную нежность взгляда и могучих рук… А змей?.. Дорина покраснела и крепко, до боли, зажмурила глаза. Несказанное омерзение, страх и болезненный соблазн вновь ожили в ее растревоженной памяти. То одно, то другое воскрешала перед ней намять, мысли вспыхивали расплывчатые, неотчетливые, не умеющие зацепиться одна за другую. И были все они болезненными, томительными и все равно непонятными. Но змеиные чары не рассеялись, змеиные и Андроника. Успокаивал ее только сам Андроник, когда она вспоминала его и видела прекрасным, полным жизни и невероятно мужественным.

Дорина довольно долго выбиралась из сновидений и воспоминаний. Храп из соседней комнаты доносился по временам с пугающей отчетливостью. В комнате по-прежнему было светло и лунно. В раскрытое окно тянуло свежестью, но холодно не было. Спящие женщины тяжело дышали. Все они спали с приоткрытым ртом, свернувшись, прижав к себе руки. Дорина смотрела, как поднимается и опускается у них грудь, напрягаются мускулы, маслянисто поблескивают лица. Никогда еще ей не приходилось видеть столько смертельно усталых спящих женщин. Никогда еще не был так ясновидящ ее рассудок, и никогда еще не был он так болезненно уязвим, готовый под воздействием страха подчиниться любому наваждению. Дорина сидела с открытыми глазами, потом закрыла их и неожиданно заснула, как будто мягко соскользнула в бездонное озеро.

 

 

Андроник довольно долго шел лесом, не слишком спеша повернуть назад к озеру. Добравшись до опушки, где несколько часов назад все так увлеченно играли, он замедлил шаг и запел. Поначалу голос звучал робко, печально, но мало-помалу окреп, сделался громче, любовный зов тоже сперва нежен, а потом страстен. Пел он без слов, но иногда в его песне мелькало вдруг девичье имя. Лес, казалось, дремотно слушал его, порой трепетно вздрагивал и снова успокаивался. Но сверху то и дело слышался испуганный шелест, листья, дрожа, прижимались один к другому, и, казалось, тревожила их невидимо беспокойная торопливая рука. Песня Андроника уносилась вдаль, обтекая стволы, отталкиваясь от листьев.

— О-о-о — и-и-и, ана-а-а-а!..

Лунный свет пробирался между веток, стелился по траве, будил цветы, и они открывались ему навстречу влажно и робко. Андроник, опасаясь их потревожить, внимательно осматривался, прежде чем сделать шаг. Песня его смолкла, ее впитала земля, и в лесу раздавалось только невнятное бормотание. Похоже было, будто листья тянутся вслед за Андроником, растревоженные его присутствием и теплым глубоким голосом. Просыпались птицы в гнездах, глухо встряхивали крыльями, коротко испуганно вскрикивали. Андроник останавливался и, с улыбкой глядя вверх, манил их рукой:

— Не угомонились еще, красавицы?

Щебетание вскоре смолкало, растворившись в смутном шепоте листвы. Пустилось в полет несколько больших ночных бабочек, ветер подхватил их, будто на гребень волны, собираясь опрокинуть, но они осторожно уселись на шершавый ствол и сложили крылышки. Андроник проследил за ними, глаза его поблескивали в темноте двумя угольками. Улыбаясь неведомой радости, он шел дальше и мурлыкал что-то потихоньку себе под нос.