Судьи конституционного Суда Российской Федерации. Проголосовав против принятия Конституционным Судом Российской Федерации Определения от 15 мая 2012 года n 880-о Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы

С.Д. КНЯЗЕВА

Проголосовав против принятия Конституционным Судом Российской Федерации Определения от 15 мая 2012 года N 880-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан Ч.П. и Ч.Ю. на нарушение их конституционных прав положениями пункта 4 статьи 51 Семейного кодекса Российской Федерации и пункта 5 статьи 16 Федерального закона "Об актах гражданского состояния", считаю необходимым объяснить свою позицию по вопросу, поднятому заявителями.

Согласно Конституции Российской Федерации, объявившей Российскую Федерацию социальным государством, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека, в Российской Федерации гарантируется государственная поддержка семьи, материнства, отцовства и детства; материнство и детство, семья находятся под защитой государства; забота о детях, их воспитание - равное право и обязанность родителей (статья 7; статья 38, части 1 и 2). Во взаимосвязи с положениями статей 17 (часть 1), 21 (часть 1) и 72 (пункт "ж" части 1) Конституции Российской Федерации это означает, что, определяя правовые параметры социальной политики в сфере защиты семьи, материнства, отцовства и детства, законодательная власть обязана заботиться о том, чтобы осуществление прав и свобод человека и гражданина не приводило к нарушению прав и свобод других лиц, и не допускать умаления достоинства личности, охраняемого государством.

Соответствие положений пункта 4 статьи 51 Семейного кодекса Российской Федерации и пункта 5 статьи 16 Федерального закона "Об актах гражданского состояния" упомянутым конституционным требованиям вызывает большие сомнения. По сути, закрепляя исключительную прерогативу суррогатной матери в разрешении вопроса о наделении генетических (биологических) родителей материнскими и отцовскими правами, законодатель остается безучастным к интересам лиц, чьи половые клетки использовались для оплодотворения женщины, вынашивающей плод. Тем самым создается легальная почва для нарушения баланса конституционных ценностей и умаления прав и законных интересов не только генетических родителей, но и ребенка, рожденного в результате применения соответствующей вспомогательной репродуктивной технологии.

С медико-биологической точки зрения рождение ребенка с использованием указанной технологии предполагает "соучастие" генетических родителей и суррогатной матери. Вследствие этого сами по себе вынашивание и роды не могут служить достаточным основанием признания за последней неограниченной свободы усмотрения в определении обладателей родительских прав. Очевидно, что отказ суррогатной матери от исполнения своих обязательств перед лицами, являющимися биологическими родителями ребенка, не может перечеркнуть их "природных" прав.

Следует принять во внимание и то обстоятельство, что целью суррогатного материнства как метода лечения бесплодия является предоставление состоящим в браке мужчине и женщине, которые не в силах самостоятельно реализовать репродуктивные права, возможности стать родителями своего генетического ребенка. В этой связи неминуемо возникает вопрос о том, насколько избранный законодателем вариант правового регулирования, снимающий, по мнению многих экспертов, в интересах детей даже потенциальную возможность споров по поводу прав на ребенка между суррогатной матерью и генетическими родителями, соответствует целевому предназначению института суррогатного материнства.

Не отрицая того, что вынашивание плода неизбежно порождает кровную связь между ребенком и суррогатной матерью, все же важно учитывать, что изначальной основой жизни рожденного таким образом человека является эмбрион, полученный путем экстракорпорального оплодотворения половых клеток генетических родителей. В силу этого безусловный приоритет родительских притязаний суррогатной матери далеко не бесспорен и, по крайней мере, нуждается в оценке на предмет соответствия статье 38 (части 1 и 2) Конституции Российской Федерации, в том числе во взаимосвязи с ее статьей 19 (части 1 и 2).

Защита и государственная поддержка материнства, отцовства и детства увязывается Конституцией Российской Федерации с приоритетами интересов семьи. И это понятно, так как только в семье создаются наилучшие условия для реализации прав и законных интересов родителей и детей. Понятно также и то, что наиболее благоприятной для психофизиологического комфорта семейного общежития, в особенности исходя из интересов ребенка, является полная семья. Вследствие этого трудно, если последовательно руководствоваться упоминавшимися конституционными нормами, тем более понять, почему, разрешая прибегать к услугам суррогатных матерей лишь лицам, состоящим в браке, закон абсолютно безучастно относится к тому, что решение суррогатной матери относительно юридического определения родителей ребенка во всех случаях является окончательным, даже если его следствием будет воспитание ребенка в неполной семье. Это тем более существенно потому, что согласно пункту 10 статьи 55 Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" на роль суррогатной матери может претендовать только женщина, имеющая не менее одного здорового собственного ребенка.

В результате могут серьезно пострадать интересы "суррогатного" ребенка, который благодаря законодательной "заботе" о приоритетах выносившей и родившей его матери не только лишается возможности воспитываться в семье своих генетических родителей, но и объективно подвергается риску стать "безотцовщиной" и, как следствие, не получить родительской любви в той степени, в какой она могла бы достаться ему от биологических матери и отца. Все это заставляет серьезно задуматься об этических основаниях оспариваемых законоположений, а также о том, насколько они согласуются со статьей 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, в соответствии с которой права и свободы человека и гражданина (включая права родителей и детей) могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

Уместно будет напомнить и о Конвенции ООН о правах ребенка, согласно которой во всех действиях в отношении детей независимо от того, предпринимаются ли они учреждениями, судами, административными или законодательными органами, первоочередное внимание должно уделяться наилучшему обеспечению интересов ребенка (пункт 1 статьи 3). К сожалению, веские основания утверждать, что отечественный законодатель следует данным конвенционным требованиям, являющимся в силу статьи 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации составной частью российской правовой системы, в ситуации с суррогатным материнством отсутствуют.

Особо следует сказать и о защите конституционных интересов генетических отцов. В самом деле, как бы цинично это ни выглядело, когда речь идет о "конкуренции" материнских прав, она действительно имеет объективные предпосылки. Однако применительно к отцовству ребенка, рожденного суррогатной матерью, да еще к тому же не состоящей в браке (как это и имело место в деле заявителей), лишение генетического отца родительских прав исключительно "по прихоти" суррогатной матери оставляет открытым целый ряд вопросов. По понятным причинам наибольшее беспокойство среди них вызывает проблема соответствия избранного отечественным законодателем подхода требованиям статей 19 (часть 3) и 38 (часть 2) Конституции Российской Федерации, гарантирующих равенство родительских прав и обязанностей мужчин и женщин и равные возможности для их реализации.

Изложенное свидетельствует, что положения пункта 4 статьи 51 Семейного кодекса Российской Федерации и пункта 5 статьи 16 Федерального закона "Об актах гражданского состояния", как допускающие возможность регистрации генетических родителей в книге записи рождения в качестве родителей ребенка, рожденного суррогатной матерью, только при наличии ее согласия на совершение такой записи, обнаруживают неопределенность в вопросе их соответствия Конституции Российской Федерации, ее статьям 7, 15 (часть 4), 19, 38 (части 1 и 2) и 55 (часть 3), поскольку не обеспечивают возможность сбалансированного учета интересов ребенка, генетических родителей, суррогатной матери и членов ее семьи.

Конечно, разрешение поднятого в жалобе граждан Ч.П. и Ч.Ю. вопроса крайне затруднительно без оценки конституционности института суррогатного материнства в целом, особенно с учетом того, что на юридической карте мира усилиями национальных парламентов и органов конституционной юстиции уже зафиксировано принципиально противоположенное отношение к суррогатному материнству - от полного неприятия до его ограниченного либо полного признания в том или ином национальном формате. Понятно также, что перечень потенциально возможных претензий к наличному законодательному оформлению данного института в Российской Федерации вовсе не исчерпывается теми, что обозначены в жалобе.

При таких обстоятельствах перед Конституционным Судом России заявителями фактически поставлена задача, не касаясь исследования существа и значения суррогатного материнства, снять (или подтвердить) подозрения относительно неконституционности отдельно взятого его аспекта. Очевидно, что сделать это (независимо от результата) и вместе с тем, пусть даже косвенно, не засвидетельствовать "толерантное" отношение к соответствующей вспомогательной репродуктивной технологии чрезвычайно затруднительно. Однако, несмотря на возможность подобного рода издержек, Конституционный Суд все-таки не должен был отказывать заявителям в принятии их обращения к рассмотрению.

МНЕНИЕ