Особенности процессов формирования церковного землевладения в домонгольской Руси.

Вопрос о времени возникновения земельной собственности духовенства вызвал противоречивые суждения еще в до­революционной историографии. Согласно М.Горчакову, «самые первые христианские русские князья, св.Владимир и Ярослав, предоставили митрополиту всея России право владеть земельными имуществами».
Идеи М.Горчакова разделял крупнейший специалист по истории русской православной церкви Е.Голубинский.
По мнению же В.Милютина, церковное землевладение сделалось ощутимым только со второй по­ловины XI в. Его соображение было поддержано рядом историков.
Что касается Б.Д.Грекова, то он сначала земельные приобретения церковников отнес на несколько десятилетий позже, принимая древнейшей из подлинных дошедших до нас жалованных грамот жалованную Мстислава и его сына Всеволода новгородскому Юрьеву монастырю.
Впоследствии Б.Д.Греков резко изменил собственные представления. «Церковь на Руси с момента своей организации, — убеждает он, — начинает владеть недвижимым имуществом».
В унисон с Б.Д.Грековым высказывался С.В.Юшков.
Новейший исследо­ватель Я.Н.Щапов получил более убедительные результаты. Он пишет: «Возникновение церковного землевладения на Руси может быть отнесено ко второй половине XI в. В системе феодальной собственности на Руси X — XII вв. церковь, следовательно, занимает место сравнительно поздно, когда другие институты — княжеское, боярское землевладение — уже существовали и были результатом относительно долгого внутреннего развития восточнославянского общества».

Первые известия относительно земельных владений духовенства касаются Печерского монастыря.«Что касается до Печерского монастыря, — утверждал Голубинский, — то мы не знаем всех недвижимых имений, которыми он владел в период домонгольский, но во всяком случае и из того, что знаем, следует, что он был наделен ими весьма щедро. Князь Ярополк Изяславич, умерший в 1086 г., вдал Печерскому монастырю «всю жизнь свою, Небльскую волость и Деревьскую и Лучьскую и около Киева». Выражение «всю жизнь свою» должно понимать или так, что Ярополк отдал монастырю все свои частные недвижимые имения, которые имел, или так, что он отдал те из них, в которых были его лучшие хозяйственные заведения». Советские историки Б.Д.Греков, С.В.Юшков и Я.Н.Щапов занимают в сущности ту же позицию. М.Н.Тихомиров судит осторожнее: «Неизвестно, получил ли монастырь Небльскую волость в полное владение, может быть, речь идет только о доходе с нее». Однако и он фразу «всю жизнь свою» переводит как «все свое имущество».. Передачу волостей нужно понимать как уступку права сбора доходов с них.

Переход права сбора доходов с волости в руки монастыря «давал возможность для превращения черных земель в феодальную собственность».Это наблюдение выглядит еще более убедительным в сопоставлении с аналогичными явлениями на Западе. Например, королевское пожалование земли в бокленд открывало «возможность захватить свободную деревню, присваивать уплачивавшиеся ее населением подати и другие доходы, а в дальнейшем, по мере укрепления его власти над крестьянами, закрепостить их и превратить их земли в свою собственность». В Хорватии то же: «Передача верховным правителем отдельным лицам права сбора налогов со свободного населения предполагает и появление возможности превращения суверенитета в верховную собственность на землю, принадлежащую этому населению».

Таким образом, передача князьями земель монастырям с правом сбора доходов не являлась актом феодального пожалования. Она создавала лишь возможность эволюции пожалованной земли в феодальную собственность. И тут духовенство шло впереди князей, которые из-за частых переездов и смены столов не успевали сконцентрировать свои частновладельческие усилия на каком-нибудь постоянном объекте — волости или группе волостей. Так было, по крайней мере, до середины XII в. Монастырь же, получив волость, постепенно подрывал ее свободу. Его наступление встречало энергичный отпор крестьянства. Поэтому оно затянулось надолго. Сначала устанавливалась верховная собственность на землю волости, носившая скорее номинальный характер, нежели действительный. На данной стадии между вотчинником и крестьянским миром нет никаких или почти никаких экономических связей. Это — два самостоятельных организма, скрепленных политически. Медленно, шаг за шагом, владелец приближается к волости, и, наконец, внедряется в общественную ткань, подрывает общину и устанавливает над ней господство — завязывается феодальное хозяйство. Чем меньше объект пожалования, тем легче и быстрее идет процесс перерождения свободной общины в комплекс зависимых хозяйств. Но при самых оптимальных условиях для вотчинника он растягивается на длительный период.

Хотя иерархи церкви села и держали, земельный фонд не стал пока основой их благополучия, из чего можно заключить о сравнительно слабом развитии землевладения древнерусской церкви в домонгольский период. Потому что, например, есть упоминания о том, что первый на Руси митрополит, приглашенный из Царьграда, получил Переяславль. Б.Д.Греков видит в этом наделение митрополита недвижимым имуществом. Предположение Б.Д.Грекова не может быть принято, поскольку Русь X — XII вв. не знает владения крупными городами на частном праве. История самого Переяслав-ля довольно внятно рассказывает о большом свободном городе — сначала центре земли, а потом княжества. Подобно Киеву и Чернигову, Переяславль не мог принадлежать частному владельцу.

Итак, подводя итог рассмотрению материального обеспечения церкви в домонгольский период, можно сделать вывод о решающем преобладании внеземельных доходов над земельной собственностью. Крупным землевладельцем церковь станет уже за пределами древнерусского периода. Следовательно, зависимость от общины наблюдалась и в экономической сфере.