Язык сформировался как сигнальная система.

Язык как сигнал, то есть как стимул, спо­собный вызывать эмоциональную или дви­гательную реакцию. Это начальная фаза.

 

Язык как знак, то есть как символи­ческий заменитель действительности. Следующий этап развития языка (этого этапа нет у животных).

Говорящий ожи­дает не действия, а другого высказывания, которое принимает или отрицает первое или ставит его под вопрос.

Диалог, в кото­ром язык берется с точки зрения его значе­ния, представляющего определенный смысл, не может быть обнаружен в животных способах коммуника­ции, относящихся лишь к сфере информа­ции.

Именно в этом смысле можно сказать, что человечество началось с диалога.

 

Но благодаря чему язык от начальной формы как сигнальная система перешел в более развитую фазу стал системой коммуникации – это не только переда информации, но и общение, диалог?

Почему этого мы не наблюдаем у животных. Ведь животные различных видов не общаются между собой. Внутри вида есть система коммуникации – сигнальная система, а сигнальной системы между различными видами животных нет.

Язык возникает как система коммуникации между элементами системы. Если элементов много, то и язык должен быть разнообразным и многообразным. Что обеспечивает количество элементов в системе. У животных и насекомых – это примитивное разделение труда: насекомые выполняют разные функции охрана, труд, забота о потомстве. Это мы наблюдаем у пчел, муравьев, термитов. Аналогичная структура у животных.

 

Клод Леви-Стросс (1908-1990) – представитель структурализма и философской антропологии.

Он высказал предположение, что основу развития общества и его фундаментальное отличие от животных положило разделение общества по половому признаку: на мужчин и женщин. Самки выполняли свою работу, а самцы свою. Это разделение труда, но разделение не по выполняемым обязанностям, а по половому признаку.

Настоящее разделение труда у людей произошло позднее, когда язык сформировался. Это разделение на скотоводство и земледелие.

 

Разделение людей по половому признаку породило новые элементы системы, которых не было ранее: это структуры родства характерные для всех человеческих обществ: брат/сестра, муж/жена, отец/сын, дядя по матери/сын сестры и т.д. Структура родства и есть новые элементы системы.

Отношения между различными структурами родства разные, не одинаковые. Отношение матери и отца не такое как брата и сестры и т.д.

Затем необходимость брать в жены женщину не родственницу привело к контактам с другим племенем и т.д. Структуры родства дробятся, делятся и порождают новые отношения между членами общества отличные от разделения труда и как следствие новые элементы коммуникации, т.е. развитие языка.

 

Независимо от природных условий существования человека структура родства спонтанно создает новые элементы в первобытном обществе. Новые элементы общества требуют новой коммуникации. Поле коммуникации расширяется.

Структуры родства обеспечили переход от природно-инстиктивного к примитивно-культурному человеку.

 

Язык человека отличен от простой системы сигналов. Язык – это не просто система знаков, а система репрезентативных знаков. Репрезентация – это представление, само представляемое.

Система знаков требует действия, двигательной, физической реакции или эмоциональной реакции (издание устрашающих звуков – у животных).

А язык несет в себе не только физическую реакцию, но осмысление того, что знак означает. Знак может быть интерпретирован не как сигнал или стимул, побуждение, а представление, осмысление того, что он представляет. То есть язык выступает как система репрезентативных знаков.

Поэтому живопись (наскальные рисунки), танцы с этой точки зрения являются языком.

 

Поскольку язык имеет репрезентативную значимость, он может члениться на пред­ложения, способные быть истинными или ложными, такие, как "крылатые кони суще­ствуют".

В общем возникает метафоричность языка, истинность или ложность (логическая, а нелингвистическая проблема), в итоге формируется мышление человека, его рефлексия.

 

Слоги и фонемы являются простым материалом языка. Их количество конечно. Из этого конечного материала формируются многочисленные (по сути бесконечные) смыслы и их интерпретации.

Изначальных ос­новных фонем совсем мало – от двадцати до тридцати в каждом из ныне известных и исследованных языков.

Значение знаков языка сложилось как подражание и имитация явлениям природы. Название животных давались как повторение тех звуков, которое животное издавало.

Люди повторяли, имитировали природу. Так же сложилась и иероглифическая письменность.

Например один из иероглифов – это изображение головы быка. Соответственно этот знак и обозначает быка.

Можно сказать, что фонема возникла как чувствен­ное ощущение цвета, очертаний, звука, запаха.

В дальнейшем лингви­стические знаки нагружаются привходящи­ми элементами и модифицируются, теряя при этом свое первоначальное значение – связь с природными явлениями. В большинстве случаев очень трудно вскрыть имитационно значимый источник, всегда затушеванный и утерян­ный в повседневном использовании языка.В любом сложном языке значе­ние слов устанавливается лишь обычаем, традицией, привычкой, которая приучает связывать слово с определенным смыслом (а не с природным явлением).

Сравнение с сообществами животных, с одной стороны, и явно имитативный ха­рактер у человека первоначальных языковых знаков, установленный археологическими исследованиями и этнографическими наблюдения­ми, с другой – дают возможность сделать вывод о том, каким мог быть язык в пер­вых человеческих обществах:

Легко понять, что язык, не многим более утонченный, чем язык ворон или обезьян: нечленораздельные кри­ки, много жестов и несколько звукопод­ражательных шумов должны были долгое время составлять всеобщий язык.

Исходная база человеческого языка состо­ит, следовательно, из сигналов и имитаци­онных знаков, понимаемых непосредствен­но, то есть без необходимости обращения к какому-либо соглашению для их установ­ления или понимания.

И трудность заключается как раз в объяснении перехода от первоначальных языков, по-видимому, очень близких к способам коммуникации живот­ных, к членораздельной речи.

Как объяснить разницу между тем, что слово “мышь” обозначает и словом “ышь”, которое словом не является – это всего лишь звук.

1.Происходит дробление языка на значимые элементы (слова, знаки) и элементы ничего не значащие.

2.Затем происходит переход от знака имитационного типа к собственно языково­му знаку, в соответствии с законами удоб­ного произношения не всякая последовательность фонем возможна.

3. Язык никогда не слы­шится и, следовательно, никогда не произ­носится детьми в точности так, как их ро­дителями.

4. В эво­люции и структурировании языков действу­ет закон экономии, или наименьшего дей­ствия, в соответствии с которым наиболь­шее количество дифференцированных знаков получается из наименьшего количе­ства составляющих элементов.

Не­обходимость коммуникации требует того, чтобы с большим удобством всякое имя можно было приладить ко всякой вещи.

 

Вообще язык выступает в трех основных формах – жестовой, гра­фической и звуковой, каждая из которых поддается процессу членения и обладает возможностью развития.

 

1.Жесты.

Примитивная форма языка жестов — это имитативный танец (африканская и индейская культура). Более сложные танцы – у народов Индии. Жесты ру­ками и телом получают условное значение, понятное лишь внутри ограничен­ного культурного круга.

 

2. Вторая форма имитационного языка — это графический язык. Как живопись, он является целостно значимой имитацией.

Последовательность изображений, составляющих рассказ, рас­члененный на значимые единицы, как в средневековых витражах или в пикто­граммах американских индейцев.

В дальнейшем происходит графическая символиза­ция звукового языка – египетские иероглифы. Затем идет формирование алфавита.

Алфавит – совокупность графических изображений, соответствую­щих элементарным фонемам звукового языка

 

Китайская письменность пред­ставляет собой скорее графическую транскрипцию языка жестов. Такой язык удобен для общения между несколькими народами.

 

Буквенное письмо имеет преимущество перед иероглифическим и идеографичес­ким (способ письма обозначающий одним знаком целое понятие, слово), заключающееся в том, что оно со­храняет способность к абстракции, при­обретенную при обучении аналитической письменности, и в то же время образует идеограммы, обычно узнаваемые с первого взгляда.

Это обстоятельство проливает свет на проблемы реформы орфографии.

Без сомнения, для обучения письму упро­щение орфографии может показаться жела­тельным.

Но для быстроты и правильности чтения важно, чтобы слова были тем более легко различимы, чем более они близки между собой.

Тем самым оправдываются удвоение согласных, лишние буквы и вся­кие орфографические сложности (суффиксы, приставки, сложные суффиксы), которые раздражают педантичных людей, смешива­ющих свой упрощенческий инстинкт с ра­ционализмом.

Таким образом, прежде чем упрощать орфографические сложности, не­обходимо выяснить, не компенсируется ли впоследствии с лихвой большей быстротой чтения то время, которое затрачивается на обучение трудному письму.

Поэтому упрощение языка ни к чему хорошему не приведет. Как язык сложился, так он и должен существовать дальше. Постижение сложности языка компенсируется развитием воображения, фантазии, увеличению скорости чтения.

 

Две разновидности языка: письменная и устная.

Харак­теризуются разными приемами выражения.

 

3.Звуковая форма – третья форма выражения языка.

Речь, представляя собой последовательность зву­ков, может разворачиваться лишьво вре­мени. Она требует времени для сообщения, тогда как письмо – особенно если зна­чимые термины в нем схватываются с пер­вого взгляда как идеограммы – позволяет использовать пространственное расположение знаков.

Устойчивость письменной речи – это не только ее пре­имущество перед устной речью – она об­лекает мысль в застывшую, омертвевшую форму, в то время как устная речь выра­жает ее изменчиво и ж иво.

Мысль — это не что иное, как внутренняя речь, осуществляемая словами, хотя они и не высказываются вслух.

Физиологические исследования показали, что при любой деятель­ности внутренней мысли голосовые и ар­тикуляционные аппараты приходят в дви­жение, даже если их активность не проявля­ется во внешне заметном слове.

Мысль есть не что иное, как набросок речи или подражание ей.

Анализ абстрактного мышления также подтверждает, что оно не постижимо вне существования языка.

Любой язык содержит скрытую метафизи­ку.