Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.

Лица Победы.

От Амура до Дуная: боевой путь военврача Евдокии Кузнецовой (Филь).

Кисленко Юлия Борисовна,

старший научный сотрудник Лабинского музея

Все дальше в историю уходит Великая Отечественная война. Редеют ряды ветеранов… и тем ценнее становятся воспоминания о войне, о том трагическом и героическом времени, через которое им пришлось пройти. Увидеть войну глазами очевидцев, услышать уникальные воспоминания, почувствовать свою сопричастность с общей героической историей страны – вот что мы получаем от общения с фронтовиками. Слушая рассказы седых ветеранов, погружаясь в то время, мы пытаемся примерить его на себя, и неизменно встает внутренний вопрос: «А как бы я? Смог бы терпеть лишения, преодолевать страх, и, всем смертям назло, сражаться во имя общей Победы?»… У каждого ветерана своя история о войне, но все вместе эти рассказы вплетаются в общую ткань эпохи, воссоздавая время великих трагедий и великих Побед.

Одному из славных солдат Победы и посвящена эта работа.

Живет в Лабинске ветеран Великой Отечественной войны, военврач Евдокия Яковлевна Кузнецова. Многие в городе знают эту маленькую хрупкую женщину, неизменно одетую в военный китель с боевыми наградами на груди. Евдокия Яковлевна, несмотря на свой почтенный возраст (а ей уже далеко за 90), очень открыта и доброжелательна. Она с удовольствием встречается с молодежью, делится своими фронтовыми воспоминаниями.

Родилась Дуся Филь 26 июля 1920 года в станице Незамаевской Тихорецкого района Краснодарского (бывшего Азово-Черноморского) края в семье крестья­нина. После окончания девтилетки девушка поступила на медико-санитарный факультет Ростовского института железнодорожного транспор­та. Получив диплом санитарного врача с отличием, была на­правлена в дорсанотдел (дорожный санитарный отдел) города Хабаровска. По прибытию на место службы, молодой специалист в составе госпиталя, расположенного в санитарном поезде, был тут же откомандирован в район боевых действий на озере Хасан. После полученного ранения в ногу и последующего излечения военврач Евдокия Филь еще в течение трех лет продолжила служить на пограничной заставе. В начале 1941 года командование направило девушку в кавалерийскую дивизию. В марте дивизия была переброшена под Тулу, а спустя два месяца их передислоцировали в г. Морозовск Ростовской области. Там их и застала Великая Отечественная война.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.

22 июня, воскресенье было, я пошла на рынок купить помидор. Я купила помидор, в платочек завязала, иду и вдруг громкоговоритель – «шляпа» это объявляет… Я услыхала, что началась война, у меня руки расслабли, уронила я эти помидоры с платочком – бегом в часть. И начали готовиться к приему раненых. Война уже шла. Отпросилась сходить в город - сфотографироваться. Та фотография первых дней войны так у меня и хранится.

Немцы уже бомбили Ростов. И, надо ж было, осколок попал мне в живот. Ранена тяжело была. Положили меня в госпиталь и тут же началась эвакуация. Вот это было мое начало войны. Отвезли меня в северный Казахстан, город Акмолинск. Там я пролежала с открытой раной три месяца. В Казахстане тогда формировалась 29-я Сибирская пехотная дивизия. Меня после госпиталя комиссовали инвалидом 3-ей группы и отправили в эту часть.

В последствии дивизию, в которой служила Дуся Филь, переформировали в 72-ю стрелковую дивизию 64-й армии. В августе 1942-го года подразделение пере­бросили под Сталинград. Разгружались на станции Абганерово. Гитле­ровцы беспрерывно бомбили станцию. Дивизия несла тяжелые потери от бомбежки.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

29 августа 42-го года мы с нашей частью прибыли в Сталинградскую область. Уже война в Сталинграде. Вошли в село Донская Балка. Там такая красивая балка была, где мы и разместились. Разложили наши палатки - здесь и приемная, и сортировочная, и операционно-перевязочная. Приготовились: столы операционные, перевозочный материал… А сами вышли посмотреть. Было 9 часов утра, солнце такое красивое было... И вдруг потемнело все. Потемнело все, как бывает затмение солнца. И тут приказ: быстро свернуться и по машинам. И куда ехать – темно: не слышно ни гула, ничего…Темнота такая страшная. Такой темноты, наверно, никогда не было. И шла эта темнота с 9 утра до 5 вечера. И когда они начали в этой темноте пикировать и бомбить, это было, наверное, конец света. Кажется, что миллион вражеских самолетов летело на Сталинград.

Мы выехали под Цимлянскую, а под Цимлянской как раз бои шли самые жаркие. Мы прямо в поле развернулись и принимали раненных. Фашисты хотели там прорваться и через Цимлянское водохранилище попасть на Волгу. Там нас не удержали. Был приказ уезжать. Быстро свернулись. Ехали в темноте. Командир батальона сам вел первую машину, фонариком карманным светил на компас, смотрел, правильно ли едем. Ну и приехали в сад Лапшина – это уже Сталинград. Мы развернулись в роще, и все 6 месяцев Сталинградской битвы там простояли. Наш медсамбат был как в охранении: ни один снаряд к нам не попал. Жили мы в блиндажах в три наката, землянки такие приказывали делать, обогревались «буржуйками». Волга была не вдалеке, но воду с нее мы не брали… Она розовая была, дюже много убитых и раненных.

Оперировать вренврачу Филь самой не приходилось. Шесть месяцев дни и ночи она ассистировала в опе­рационной, спасая раненых бойцов и командиров.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

Раненых было через край много. Так жалко их было. Они лежат и ждут. Просят: «Помогите!» Мы по трое суток ни евши, ни пивши стояли у операционного стола. Не успевали заделывать, затомпонировать, зашить, а уже везут следующего… Я в паре была с майором Скат, Андреем Михайловичем. Такой был хороший врач: бывало одним глазом глянет, а я уже знаю, что надо готовить. Так он один раз достоялся, что вена у него лопнула на ноге. Он говорит, что у него в сапоге что-то жарко стало. Девчата посмотрели, говорят: полный сапог крови уже. Он сказал: «Перевяжите мне бедро, пока не кончим операцию, я не отойду». Вот так вот было дело. Мы того раненого спасали-спасали, наркоз стал отходить, сердце остановилось. Так мы все плакали, и доктор плакал. Плакали за тем, что 2 часа, что могли делали, а не спасли. Так что и плакать приходилось, не только не евши быть.

Дивизия Евдокии Филь оказалась почти в самом центре событий пленения штаба генерала фон Паулюса. 2 февраля 1943 года окруженная 330-тысячная группировка фашист­ского вермахта начала сдаваться в плен.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

Когда объявили, что 2 февраля Паулюс вышел из бункера с 22-мя генералами, тишина такая в Сталинграде была. Мы вышли из палаток, а мороз хороший, снега много. Ну, война кончилась. А немцев дорогой гонят на стальгрессовские дома, они замерзают и идут в тряпках. В тех домах не топили ничего. Немцев загоняли туда, чтобы в затишок. Ну, короче, которые замерзали, их выкидали в окна. А нам медикам медсанбата приказали легко раненых обрабатывать. Также была и палатка операционная, была перевязочная. Мы весь февраль немцев обрабатывали. Попадались и наши солдаты. Наших мы дюже жалели. А немцев прямо-таки со злостью, с болью в душе. Один, значит, раненный в руку, разнесло ее, и пуля там находится. Я ему, значит, объясняю – наркоз. А он кричит: «Никс, никс». Я ему так начала резать. Он хоть бы дернулся. Вытащила пулю, затянула двумя скобками, говорю ему: «Иди отсюда». А он еще глянул так, я подумала, что еще и вдарит кулаком. Вот так мы обрабатывали только легкораненых, чтобы они потом Сталинград расчищали, вернее кирпичи разбирали.

Сталинград был, для меня допустим, самый коварный, самый страшный, самый трудный период войны. И не даром оценили, что повернули войну вспять, и мы победили с командующими Рокоссовским и Жуковым.

После победных действий под Сталинградом 72-я дивизия была удостоена почетного звания «Гвардейской». Военврача Евдокию Филь наградили медалями «За боевые заслуги» и «За оборону Сталинграда».

В 1943 году, после окончания Сталинградской битвы в Советской армии были введены погоны. Новую форму лейтенанта медицинской службы с погонами заказали и для Евдокии Филь. Из-за маленького роста дивизионного военврача долго не могли подобрать нужного размера, так что для нее пришлось шить форму на заказ.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

После Сталинграда мне старшина по моему росту заказал новую военную форму: китель с юбкой. В этой форме я приняла награждения: медали «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда» (19 мая 1943 г.) и Гвардейский знак.

С тех пор, с 43-го года и в дождь, и холод и куда я только в ней не ходила. А, когда вернулась с госпиталя домой, тоже военную форму не снимала, одеваться ведь не во что было. Я в ней даже на рынок ходила и ничего. Мама редиской торговала. Я ее подменяла и стояла у прилавка.

У кителя хороший пошивочный материал, только вот внутреннюю подкладку пришлось поменять. Я его уже больше 70 лет ношу.

Так до сих пор и носит Евдокия Яковлевна ту военную форму. Китель изнутри весь в заплатках на изъеденных от пота местах. А на фронтовой юбке можно рассмотреть две маленькие латки на дырочках от сквозной снайперской пули…

А еще со Сталинградской битвы по всем дорогам войны прошли с Дусей Филь ее санитарная сумка и вещмешок. По сей день ветеран бережно хранит эти напоминающие о войне реликвии.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

После Сталинградской битвы нашему госпиталю разрешили свернуться, погрузиться и отправили на отдых в село 8 марта Сталинградской области. Как же мы мечтали отоспаться! Думали, что спать будем до последнего. По двое суток не будем просыпаться. Старшина достал где-то шоколад, припасов разных… Но мы тогда всего немного постояли… Опять приказ: госпиталь свернулся и был отправлен на Орлово-Курскую дугу 2-м Украинским фронтом.

Евдокия Яковлевна не может без слез вспоминать ужас кровопролитных боев на Орлово-Курском выступе. Там она получила сквозное ранение от пули снайпера. Был задет седалищный нерв правой ноги.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

Я была в артиллеристском полку врачом. На Орлово-Курской дуге уже вроде тише стали артподготовки. В те последние дни боев меня и подстрелил немецкий снайпер. Пуля сквозная, ногу на вылет прошла. Я была в лесу одна, лежала окровавленная на земле. Долго там кричала, кричала страшно.

После этого нога два месяца в гипсе была, пока врачи определяли, что со мной делать.

Опять госпиталь. На сей раз в Туркмении, городе Ашхабаде,. Врачи хотели ампутировать ногу, но Евдокия наотрез отказалась.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

Когда уже в Ашхабадском госпитале мне сняли гипс, а там черви - они объели все. Два лоточка набрали. Врачи говорят: «Нога спасена, потому что у тебя были бактерии хорошие. Они объели все, чистая рана».

С операцией затянули, говорили про ампутацию. Я отказалась. Гипс наложили большой по пояс. За 10 мес. все срослось. Я решила выправлять свою ногу сама. Вот так бинтом ее натяну (подтяну) вверх, в сапог вдену и легче. И я ведь без палки ходила.

Меня комиссовали. Дали третью группу с прибываем на фронте. Свою часть догоняла на попутных машинах. Догнала уже за Харьковом. По Харькову шла: разбитый был весь город. И встретился наш начдив, да как хватил он меня за ногу: «Ты, что с деревяшкой?». Думал, что с ампутированной ногой. А я ему: «Нет, не далась. Я приехала со своей ногой». И подала документ, что меня хотя и с третье группой, но отправили на фронте. «Ай, яй-яй, что же они тебя такую прислали». А я ему: «Ничего, повоюем-увидим». И так я с этой ногой до сих пор мучаюсь: боль такая нервная, повреждение так и осталось. До сих пор косточки выходят – осколки.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

Нашим командиром дивизии еще со Сталинграда был назначен Лосев. Так он до Праги и дошел. Не разу не был раненным. Но как-то, это было на Украине, перед Днепром, заболел он очень тяжелой ангиной. Тут было дело такое – надо было контратаку делать, наступление было такое сильное, без командующего нельзя, а он командовать не мог, и матюкаться уже не мог, то он матюкался здорово. Он уже дышать не мог, посинел весь. Я взяла катетеры поставила ему в нос. И вызвали с вертолетом двух профессоров с армейского госпиталя. От катеров прорвало, и командир начал дышать. Он в одних кальсонах на печки лежал: там нажарили так, чтобы он пропотел хорошо. Ну, прилетели эти профессора, я им: «Стойте, не надо сюда» (ну хоть одеть надо командира, что же он в одних кальсонах). А они прямо быстро так заходят со своими чемоданчиками. Я им говорю: «Уже дышит-дышит», - и вышла. Спасли они нашего командира. Вот это только одно у него было со здоровьем. Он четвертого года рождения был. Мы его «батей» звали. Добрый был человек…

72-я дивизия с боя продвигалась по Украине, освобождая многострадальную землю. С боями прошли Харьков, Кировоград.На пути лежала бескрайняя водная преграда – Днепр. В составе передового батальона военврач Филь форсировала реку.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

Приказ был форсировать реку Днепро. Нашу пушку поставили 76-ти миллиметровку на плот, сумели переправить через Днепро. А плацдарм за рекой был маленький пятикилометровый всего. И командир дивизии был, и я там оказалась, батарея прибыла. Три дня я побыла, а генерал видит, что немцы кружатся кругом. Били беспрерывно. Перебираться можно было только пригнувшись. Раненных было дюже много, спускать их к реке с обрыва было трудно. Ну, справлялись.

Был там сарайчик небольшой. Вышел из него капитан от артиллеристов, и ему осколком пол-лица разрезало. Я стала перевязывать, а он кричит. Я ему: «Не кричите, здесь кричать не надо». Капитану ведь не прикажешь, чтобы не кричал. А он кричит: «Глаз, глаз…». Я говорю: «Глаз целый. Щека сильно разрезана, надо, чтобы язык не выскочил. Давай, молчи». Перевязываю, а генерал зашел: «А ну-ка бери его на руки и спускайся на плот и уезжай назад». Я говорю, что Днепро не переплыву, я плавать не умею. Потом говорю, что приказ начальника санитарной службы дивизии я не буду нарушать, бросать вас. Он ответил: «Я старший. Приказываю».

А оказывается немцы хотели меня украсть, но вообщем живую, как Зою Космодемьянскую… А генерал крикнул только: «Я Зою Космодемьянскую повторять не хочу. Марш отсюда». Ну, матюком меня поругал. Он просто побоялся за меня, пожалел иначе. Ну, пришлось покинуть передовую. Плоты сделали сами. На досках трое раненных и я – с ними переплыла. Я так жалела, что пришлось покинуть передовую: лучше б умерла, или убило меня, но, конечно, на издевательство я не согласна была. Страшно, как издевались немцы над нами, особенно над девушками. Ну, судьба значит моя такая: пошла дальше воевать.

В результате взятия плацдарма, получила наша 72-я дивизия 25 Героев Советского Союза. Вместо меня послали тогда фельдшера – Бойкова Виктора. И он стал Героем Советского Союза. А мне за Днепро дали орден Красной Звезды.

Нелегко достались бои в Карпатах в составе отдельного артполка 39 стрел­ковой дивизии. Приходилось помогать артиллеристам тащить пушки в гору. В горах и ущельях на специальных приспособлениях, по канатам поднимали раненых. В боях в Ясско-Кишиневской операции пришлось преодолевать мощные бетонные укрепления. В дивизию были направлены 300 моряков-штрафников и тяжелая 400-мм артиллерия.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

Пошли мы дальше. Переправились через бурливую горную реку Грон и в Бессарабию попали. Как раз первый день Пасхи был. 44-й год. Немцы бомбили пристань, где мы выгружались, где подплывали по Грону. И я потеряла одну подводу с двумя ездовыми. Водолазы не поймали пару лошадей и три ящика с медикаментами. Я до сих пор жалею. Они у меня такие были санитары хорошие, и покладистые и умные, и пожилые… Я до сих пор их жалею…

Ну и после этого началась Бессарабия, потом - Румыния. И горы Карпаты пошли. Местные жители, румыны, были настроены против нас. Простояли мы под Уром (укреп район Румынии) шесть месяцев: никак не могли взять их дзоты. Поставили наши 120-миллимитровки, а они не тронули даже и бетон. Тогда привезли на тягачах 400-миллимитровки, поставили напрямую – один ударил и сделал пробой. Это такое сильное оружие, что румыны и не ожидали. Ну, а потом штурмом штрафная морская бригада по балке прошли и взяли этот укрепрайон. Но много из них подорвалось на минах. Урский укрепрайон сдался нам и румыны сдались. Они осознали, что мы освободили их от немецких захватчиков и стали немцев бить с нами.

Румыния вышла из войны с Советским Союзом и объявила войну Германии. Ру­мынский полковник вышел на связь с командиром советского артполка и договорились об условиях сдачи в плен.

Далее были тяжелые бои за Венгрию и Чехословакии

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

Потом была Венгрия. Венгры очень злые были, чуть ни немцы такие. Потом Чехословакия была. Здесь уже шли немного легче: равнина была хорошая, да и раненых мало. У них оказывается хорошие плантации виноградников были. Потом Австрия началась. Австрия – это те же немцы. Такие же злые, ненавистные. Не разрешали на постой становиться. Мы поселков не занимали – лучше отдельно в поле где-нибудь заночуем. В города заходили, если надо было только проскочить. Мирные жители оставались в напряжении, чтоб нас не допустить дальше.

На подступах к Праге завершилась боевая биография военврача Филь. Столкнувшись с вероломным предательством противника, дивизия понесла большие потери. В том столкновении Евдокия получила тяжелейшее ранение в голову, физические страдания от которого сопровождают всю ее последующую жизнь.

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

Ну, а потом опять кусочек Чехословакии был. Братиславу взяли, а там 80 километров и Прага. А тут уже 2 мая. Наши пушки поставили напрямую. На пути у нас речушка. Если мы эту речушку одолеем, то мы пойдем пешком, ну, это считалось, что боев сильных не будет. Немцы флажки выкинули маленькие беленькие. Командир третьего дивизиона как раз поставил эти пушки, я со своими санитарными подводами подъехала, развернулась. Радовались. Все: конец войне. А они, оказывается, обманули. Увидели, что мы остановились и напрямую обстреляли, сильно самоходками нашу батарею. И вот тут я больше не живая: ранило меня в голову. Многие погибли. Сталинградские ветераны особенно: оставили головы там. А меня с похоронной команды нашла и сказали: «Она теплая. Не будем ее пока брать». Отвезли в медсанбад. Возле меня сложили вещмешок и санитарную сумку. Потом отправили в Братиславу, в госпиталь. Я семь суток не приходила в себя. Но повезло. Профессора посчитали, что, во что бы то ни стало надо меня вывести из шока. Очнулась я на седьмые сутки, и мутно так показалось, что где-то я и не помню... А медсестра сидела рядом и говорит: «Раечка, война кончилась». Еле шевеля языком, я ей ответила, что «я, не Рая, а Дуся». И опять потеряла сознание.

Держали меня два месяца в Братиславе. Потом решили в Россию отправить. У меня то появится сознание, то потеряется. Больше я войны не знала.

Отвезли меня в город Баку. Там я год пролежала. И глядят, что никаких улучшений нету: речь не приходит, хоть и учили меня разговаривать, я не разговаривала. С медсестрой меня прислали к папе, маме в Лабинск. И я с 46-го года, почти 70 лет ношу эту тяжесть в голове. Припадки были тяжелые и долгие. 15 лет меня пытались спасти. Пока время не пришло. В 48-м вышла замуж. Взял меня Ваня, глупышка. Я ему говорю: «Ваня, давай ищи девчонку, вон их как много, я ж – больная». А он в Японии воевал - Ваня Кузнецов. Мне он ответил, что ему один японец гадал про больную жену, но счастливую семью. «Ничего – сказал мне Ваня, - поживем, увидим». Так мы вместе и прожили 48 лет.

Вспоминая о своей боевой юности, Евдокия Яковлевна рассказала нам, об одном из героических эпизодов ее фронтовой жизни. Их госпиталь приблизился тогда к линии фронта. В какой-то момент из-за леса показались немецкие самоходные орудия. На руках у военврача Филь было много раненых. Положение складывалось критическое.

 

Из воспоминаний ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

У меня было 13 раненных, трое из них - тяжелых, лежали на носилках. И стояла наша батарея. Там была большая машина с пушкой на прицепе. Я по рации попросила: «Кто у рации? Снимите пушку. Раненых мне надо вывезти, иначе уже две немецкие самоходки появились в начале села. Они нас сейчас обстреляют». А это у рации был сам Шумилов. Я ругнулася, сильно. Говорю: «Снимите, пожалуйста, пушку. Пусть стреляет по немцам, а я раненых завезу за поворот крутой». Он ругался. И все-таки дал распоряжение. Командир расчета отцепил пушку, и я отъехала. А вскорости немцы напала на медсамбат. Мы успели скрыться. Я выгрузила раненых. А пушка, оказывается, отбила немецкие самоходки.

Через три месяца произошла моя встреча с Шумиловым. Я только что закончила снимать пробу на обед. Сварили такой хороший суп, мясом разжились. Смотрю: идут два генерала. Они подходят, я докладывать своему командиру: «Товарищ, генерал-майор, разрешите доложить: кухня опробована, и обед можно принимать». Мой командир показывает на своего товарища и говорит: «Это командующий 64-й армии Шумилов. А это,- показывая на меня, – лейтенант медицинской службы. Она у нас в полку все делает». Шумилов подошел ко мне: «Так это ты, пигалица, меня материла?». Я провались пропадом, испугалась, думаю: сейчас получу штрафную и разжалуют. А он такой большой, пузатый, подошел ко мне, по голове погладил. Я ему: «Ну, Вы меня простите». А он гладит меня по голове: «Молодец-молодец. И я бы мог там быть между ранеными».

Мы задали ветерану вопрос: «А стрелять на войне ей приходилось?». И вот, что она ответила.

Из рассказа ветерана войны Кузнецовой Е.Я.:

Стрелять мне не приходилось. Шприцы, скальпель и пинцеты – вот чем я воевала. Старалась как могла: поскорее отправить раненых.

Но стрелять я умела и хорошо стреляла. Я со студенчества была «Ворошиловским стрелком», у меня и значок был. Попадала в «девятку», в «десятку». С детства я научилась стрелять – папаша был охотник. Мне даже на фронте подарили дамский браунинг – маленький такой пистолет. Но на войне не приходилось мне в кого-то стрелять, убивать. Нет. Наша профессия другая. Наша профессия спасать была.

Вот такая она героическая женщина – ветеран и инвалид войны, старший лейтенант медицинской службы Евдокия Яковлевна Кузнецова (Филь). Последствия тяжелых ранений пронесла она через всю свою жизнь. Зимой и летом пожилая женщина неизменно обута в специальные ортопедические зимние сапоги, которые позволяют ей ходить и не падать. Вязаная шапочка – также является необходимостью после тяжелого ранения в голову. Но, не смотря на все проблемы со здоровьем, Евдокия Яковлевна, в свои почтенные 93 года самостоятельно управляется с домашними делами. Она много встречается с молодежью, рассказывая о войне.

22 июня, в день Памяти и Скорби, и в день Победы она в неизменной военной форме всегда идет в колонне ветеранов. На кителе боевые награды: Гвардейский знак, орден Отечественной войны I степени, орден Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», памятный знак «25-летию Победы» и еще десяток медалей. И хотя путь до мемориала Победы не близкий (и многие ветераны проезжают его на автобусах и машинах) эта маленькая хрупкая женщина проходит его всегда пешком. Этим геройством она хочет почтить память погибших однополчан, родных и близких, всех погибших в той страшной войне.

Лабинск, февраль 2014 года.