Начинается разговор о березовых книгах 2 страница

В самом дальнем углу я заметил Галю. Она была так же беззаботна, как и все остальные. Она и не подозревала, какой тяжелый разговор только что велся в кабинете директора.

– Привести класс в походное положение! – скомандовал Николай Викторович.

И тотчас же начались, наверное, уже много раз повторенные, почти бесшумные маневры с партами – четыре передние поставили у стен, учительский стол убрали в угол. Все тесно расселись вокруг по ближним партам. Николай Викторович положил прямо на пол большой зеленый лист.

Голоса смолкли, ребячьи шеи вытянулись, головы наклонились. Николай Викторович сел на корточки перед этим листом Товарищи, вот карта! Мы начинаем обсуждение маршрута нашего похода, – сказал он и нагнулся

– В поход! В поход! С палатками, с компасом, с большущими рюкзаками! – Черноглазый мальчик, которого звали Миша, видимо сверх меры переполненный жизненной энергией, выскочил из-за парты и, расталкивая всех, лег на живот посреди пола.

Следом за Мишей сорвались другие мальчики, сели на пол вокруг карты.

Вскочили и девочки, но, увы, все лучшие места уже были заняты, и девочки столпились сзади.

– Вечно мальчишки лезут вперед! – обидчиво бросила Лариса Примерная и демонстративно села за парту во втором ряду.

Хорошо бродить по родной стране с тяжелым рюкзаком за плечами, но и хорошо помечтать о будущем походе, глядя на карту. Зеленые пятна – это леса, черные линии – это дороги, синие извилистые ниточки – это реки, большие многоугольники – города, маленькие кружки и точки – деревни… Николай Викторович начал прикидывать линейкой по карте и так и эдак, мерял, диктовал Ларисе Примерной цифры; та множила и делила. Ребята заспорили – хотелось побольше пешком, поменьше по железной дороге.

В конце концов после длительных обсуждений «за» и «против» мы наметили примерный маршрут: от Москвы до Владимира поездом, далее пешком – через города Суздаль, Юрьев-Польской[1], Ростов и до Ярославля. А из Ярославля до Москвы снова поездом. Мы прошагаем двести с лишним километров или больше. Если нападем на следы березовых книг, то свернем по этим следам куда-нибудь в сторону.

– Ну как, ребята, дойдем? – оглядел всех Николай Викторович. – На каждый день уж не так много придется.

– Дойдем! Непременно дойдем!

– Итак, обсуждение закончено, – торжественно объявил Николай Викторович, – сейчас доктор будет нам рассказывать о березовых книгах.

Все вскочили, отряхнулись, бесшумно и быстро сдвинули парты на прежние места и сели.

Теперь, после бесед с Тычинкой, я знал древнюю русскую историю назубок. Невольно подражая Тычинке, я так же принялся расхаживать по комнате и говорить особенным, торжественным голосом.

Все сидели тихо. Лариса Примерная усердно записывала. Я рассказал о Владимиро-Суздальском княжестве и его могучих государях – Андрее Боголюбском, его младшем брате Всеволоде, за свое многочисленное потомство прозванном Большим Гнездом, о старшем сыне Всеволода – Константине Мудром и его бесследно исчезнувшей библиотеке.

Ребята меня слушали внимательно, и я начал рассказывать о недавно открытых при новгородских раскопках берестяных грамотах и о никогда и нигде еще не найденных березовых книгах.

Когда я кончил, сразу все зашумели. Больше всех был возбужден черноглазый Миша. Николай Викторович дал ему слово; он вскочил, тяжело дыша:

– Ребята! Ребята! Мы непременно… мы… – Видно, он хотел сказать очень много, но от волнения не смог продолжать, покраснел и сел на место.

Бедняжка Галя была увлечена и возбуждена не меньше других. Она тоже попыталась что-то сказать, но от смущения замолкла.

Наконец слово взяла Лариса Примерная. Она неторопливо встала и, сверкая очками, начала говорить так долго и так нудно, что я не понял, как она предлагала организовать поиски березовых книг.

Собрание кончилось. Все с шумом выбежали из класса. Я спустился по лестнице, окруженный толпой ребят. Миша теребил меня за рукав, снова пытаясь сказать что-то необыкновенно важное, но только заикался от волнения.

Мы обменялись телефонами с Николаем Викторовичем, крепко пожали друг другу руки и договорились, что он мне позвонит в начале июля, когда вернется из летнего лагеря, – дня за четыре до нашего отъезда во Владимир. Будущие изыскатели березовых книг что-то возбужденно мне рассказывали. Мы вышли на улицу, вновь меня окружила толпа.

– Галя, мне нужно с тобой поговорить, – услышал я за спиной тихий, но твердый голос Николая Викторовича.

Издали я увидел, как будущий начальник похода и Галя остановились на крыльце школы. Галя стояла низко опустив голову, а Николай Викторович что-то ей доказывал.

 

Глава четвертая

РАССКАЗ О РЮКЗАКАХ

 

В середине июля наконец раздался долгожданный звонок Николая Викторовича:

– Доктор, не раздумали ехать?

– Нет, нет, что вы! Я весь месяц мечтаю о нашем будущем походе.

– То-то же, – засмеялся Николай Викторович.

– Как отдыхали? – спросил я.

– А мы не только отдыхали. Деньги в колхозе на весь поход заработали, – похвалился он и повесил трубку.

Всю организационную подготовку к походу Николай Викторович взвалил на свои выдерживающие любой груз плечи. Каждый день он мне звонил и рассказывал:

– Оформили путевку в детской туристской станции. Закупили продукты и перевезли их в школу…

Наконец он радостно объявил:

– Взяли тридцать один билет до Владимира, завтра в шесть часов вечера выезжаем.

На следующий день я был готов отправиться в путь. В соломенной шляпе, в белых кедах, с громадным рюкзаком за плечами я вышел на площадку лестницы. Меня провожала вся наша квартира.

– Я надеюсь, что ваша расторопность и природная сметка… – горячо пожал мне руку Тычинка. (Где это он откопал во мне такие качества?) – Я надеюсь, принесут большую пользу исторической науке.

– Берегись дождя, – кинула жена, когда я спускался по лестнице.

Сбор всех участников похода был назначен в школе. Там, в просторной прихожей, толпилось двадцать девять изыскателей, двадцать девять изыскательских мамаш да еще сколько-то папаш, учительниц и нянечек. Взрослые разговаривали, спорили, цыкали на ребят, а те носились без толку взад и вперед, прыгали, хохотали.

 

Все пришли, кроме Гали.

Вдоль стены валялись распотрошенные рюкзаки; в углу громоздились горы консервных банок, мешочки с крупами, сахаром, макаронами, батоны лежали на скамейках, как штабели дров; темно-зеленые эмалированные ведра выстроились в ряд, на столе стояла огромная кастрюля.

В дальнем углу сидел Николай Викторович, всклокоченный, потный, даже не красный, а лилово-багровый, словно он только что выскочил из бани.

Один за другим подходили к нему мальчики и девочки со своими рюкзаками, и он выдавал каждому по нескольку банок консервов и какие-то мешочки. Возле него стоял, поставив ногу на табуретку, завхоз – длинноногий горбоносый Вася, нахохлившийся, важный, похожий на аиста. Он держал на колене кожаную, набитую до отказа полевую сумку и время от времени что-то записывал.

– До поезда два часа! Я в четвертый раз спрашиваю, кто взял четвертый топор? – Зычный баритон Николая Викторовича перекричал остальные голоса.

Вася бросился трясти подряд все рюкзаки и обнаружил четвертый топор вместе с третьим – у Танечки.

– Ни капельки не тяжело! Донесу, мама, донесу! – уверяла раскрасневшаяся Танечка. Танина мама с негодованием подняла дочкин рюкзак.

– Чтобы моя детка тащила такую несусветную тяжесть! Николай Викторович тут же переложил из Танечкиного рюкзака в свой часть вещей. И мама успокоилась.

Со мной торопливо поздоровалась Вера Ильинична. Она заметно нервничала, подходила то к одному, то к другому, гладила по голове, говорила не то ободряющие, не то сердитые слова…

– До поезда один час! – загремел Николай Викторович.

Пора было ехать на вокзал. Миша обладал исключительной способностью дудеть в кулак, подражая пионерскому горну. Трель переливалась, звенела, раскатывалась весело и призывно.

Ребята отцепились от своих мамаш, надели рюкзаки и, толкаясь, вышли во двор; взрослые поспешили вслед за ними.

Будущие изыскатели березовых книг выстроились по росту в один ряд, все в одинаковых синих куртках и шароварах, все в белых кедах. Они отрывисто кидали один другому:

– Двадцатый… Двадцать первый… Двадцать второй… Очевидно, Гриша несколько дней специально репетировал.

До чего же здорово он подскочил к Николаю Викторовичу!

– Товарищ начальник похода, отряд в количестве двадцати девяти человек выстроен! – звонко отрапортовал он, отчеканивая каждое слово. – Разрешите начать поход?

– Снять рюкзаки! – скомандовал Николай Викторович. Вперед вышла Вера Ильинична. Она говорила совсем не по-директорски, а как любящая мать, отпускающая своих дорогих деток в далекое странствие.

– Ну, ребятки, счастливого вам пути! Набирайтесь сил, возвращайтесь домой такие же бодрые и веселые, какими я вижу вас сегодня. И старших слушайтесь… – Она замолкла, вдруг спохватилась и помахала рукой. – Да, и эти самые книжки непременно найдите.

Меня очень обидела последняя фраза – «книжки», да еще «эти самые».

– Отряд, рюкзаки за плечи! В поход за березовыми книгами шагом марш! – скомандовал Николай Викторович.

Эти слова мне очень понравились.

Николай Викторович пошел направляющим, Миша – замыкающим, я – сзади всех. Гурьбой торопились мамы. Меня догнала Вера Ильинична.

– Я вас очень прошу, – взволнованно заговорила она, – вы видите, какой Николай Викторович? Я его люблю и ценю, но иногда он еще сам как маленький ребенок. Пожалуйста, очень вас прошу…

– Да, да, – ответил я, не совсем понимая, что от меня требуется.

Мы приехали на Курский вокзал, вышли на перрон, с шумом забрались в вагон и заняли несколько скамеек. Николай Викторович и мальчики закинули рюкзаки на багажные сетки.

Ребятам не сиделось на месте. Они то выскакивали на платформу к родителям, то снова вбегали в вагон.

Наконец до отправления поезда осталось пять минут. Путешественники в последний раз обнялись с родителями, вскочили в вагон и тотчас же высунулись в открытые окна…

– Ура-а-а! Поехали!

Родители замахали руками и платочками, побежали вдоль поезда, но скоро отстали.

– Все! Уф! – Николай Викторович в полном изнеможении сел на скамью. – Теперь можно отдохнуть. Вася, дай полевую сумку.

Он взял у Васи сумку и показал мне большой разноцветный бланк с печатями. Это был наш путевой лист. Я прочел: «Цель похода – поиски старинных рукописей. Руководитель похода – Николай Викторович… Научный консультант…» Ого! Это я – научный консультант. Ниже был список всех ребят; фамилию бедной Гали кто-то зачеркнул жирной синей чертой.

Против меня села Лариса Примерная и вынула тетрадку. Оказывается, ей поручено было вести дневник похода с самого начала и до самого конца. Штаб ее освободил от всех дежурств.

– А почему ты одна будешь вести дневник, а не все по очереди?

Лариса молча пожала плечами, и я догадался – это пожатие означало: «Неужели вы не понимаете, что лучше меня никто не сможет выполнить такую ответственную задачу?»

Подошла Танечка:

– Я хочу посоветоваться с доктором.

Лариса поморщилась, но уступила место. Танечка мягко, по-кошачьему, подсела ко мне, открыла санитарную сумку и начала вынимать по очереди все, что ей надавал школьный врач. Тут были: жгут для остановки кровотечения, грелка для живота, индивидуальные пакеты, бинты двойной и тройной ширины, скальпель, пинцет, шприц, множество пузырьков и пакетов с лекарствами… Танечка увлеченно показывала, объясняла, поминутно вскидывая на меня свои большие черные глаза.

Поезд начал тормозить.

– Первая остановка! Сейчас будет первая остановка! – загремел Миша и побежал через весь вагон.

Все тотчас же вскочили и побежали в тамбур. Только один самый маленький и щупленький мальчик Ленечка остался сидеть, аккуратно держа ладошки на коленях. Он читал «Капитан Сорвиголова».

Сразу наступила тишина.

– Слава те господи! Угомонились! – облегченно вздохнула в углу старушка в пестрой шали.

Николай Викторович сел против меня.

– Смотрите, они просто кипят весельем. И ведь ни один не вспомнит о Гале. Я думал, она провожать нас придет. Не пришла – видно, с утра уткнулась в подушку…

Поезд остановился.

– Ура-а-а! Ура-а-а! – заорали ребята, столпившись в тамбуре.

– Безобразники, право слово! – рассердилась какая-то женщина.

Она вошла в вагон только сейчас и с трудом пробралась с двумя чемоданами сквозь толпу ребят.

– Пойти навести порядок, что ли? – Николай Викторович было привстал, но раздумал, махнул рукой и остался сидеть. – Ладно, пусть лучше в тамбуре беснуются, чем в вагоне.

Мы с ним потихоньку задремали…

Нас разбудили бесцеремонные мальчишки. Они притащили какой-то большой коричневый рюкзак, вспрыгнули на скамейку, скинули несколько рюкзаков, а этот, коричневый, сунули под самый низ на сетку, заложили его сверху остальными вещами и вновь с хохотом выбежали в тамбур. Оттуда опять послышались приглушенные крики и смех.

 

– Кто тут старший над этими туристами? – Грозное предупреждение железнодорожника снова заставило нас открыть глаза.

– Я старший, – поднялся Николай Викторович. – А что такое?

– А то, что пассажиры жалуются!

Николай Викторович вскочил, выбежал в тамбур…

И вдруг воцарилась полная тишина, такая, как в лесу перед грозой…

Николай Викторович быстро вернулся в вагон; он вел за собой…

– Не может быть! – невольно вырвалось у меня. Николай Викторович тащил за руку… Галю.

Ленечка, сидевший против меня, выронил книжку, снял очки и разинул рот. Кажется, я тоже открыл рот почти так же широко, как Ленечка.

Николай Викторович с силой взял Галю за плечи и поставил ее в проходе между скамейками. Сам он встал напротив нее, скрестив руки на груди. Он глядел на Галю в упор, и Галя глядела на него также в упор. Эта кудрявая тринадцатилетняя девчонка, не моргая, выдержала взгляд своего пионервожатого.

В полном молчании ребята столпились вокруг и ждали, что будет. Все пассажиры, не понимая, что происходит, с любопытством глядели на Николая Викторовича и на Галю.

Николай Викторович молчал.

Галя была одета в такие же, как и мы, синие шаровары и куртку, обута в такие же белые кеды. Она первой начала говорить, слова произносила медленно, с расстановкой, но без запинки. Одновременно она протянула Николаю Викторовичу конверт и деньги:

– Вот вам от мамы письмо, а вот вам десять рублей семьдесят копеек. Десять – это мама передает, а семьдесят копеек я сама накопила.

Николай Викторович по-прежнему стоял, скрестив руки на груди, и по-прежнему молчал.

– Я с мамой до первой остановки на электричке проехала, а потом меня мама к вам в вагон посадила. А в моем рюкзаке килограмм колбасы ветчинно-рубленой, очень хорошей… А где мой рюкзак? – Галя вдруг спохватилась, беспокойно оглядела ребят.

– Цел, цел твой рюкзак, – шепнул Миша. Невыносимое молчание Николая Викторовича длилось уже несколько минут.

– А как же Галя сюда попала? Значит, она тоже пойдет с нами в поход? – вдруг выскочил Ленечка.

Гриша щелкнул его по носу.

Николай Викторович все еще удручающе молчал. Наконец, не говоря ни слова, он протянул руку, взял от Гали письмо. Она хотела передать ему деньги… Он отмахнулся, будто от горящих углей, и начал читать письмо про себя, потом молча передал листок мне.

Я прочел:

 

Дорогой Николай Викторович, простите, пожалуйста, но иначе поступить я не могла. Вера Ильинична меня не хочет и слушать, а я убеждена, что ваше замечательное путешествие послужит только на пользу моей дочери. Никогда она ничем особенным не болела. Если бы вы знали, как безумно она хочет идти в поход! Посылаю с ней…

 

Затем шли две строчки про колбасу.

Я дочитал письмо и отдал его Николаю Викторовичу.

– Вы как считаете, может ли она идти с нами в поход или нет? – Николай Викторович пристально взглянул на меня.

– Мм-м, с одной стороны, нельзя не считаться с мнением школьного врача, – начал я, – но, с другой стороны, мать утверждает, что ее дочь совершенно здорова, а шум в сердце достаточно частое явление среди детей переходного возраста, с третьей стороны, медицинские инструкции, случается, разрешают, а случается – не разрешают…

– Вы мне ответьте прямо: может Галя идти с нами в поход или не может? – очень невежливо перебил меня Николай Викторович. – Иначе я высажу ее на следующей остановке.

Многие ребята ахнули.

– И что это Галкино сердце вдруг вздумало шуметь?! – воскликнула Танечка.

– Я вам дам ответ после того, как самым внимательным образом выслушаю Галю, – стараясь быть каменно-твердым, ответил я.

– Так это же очень просто сделать! – обрадовалась Танечка. – Мы вытащим из рюкзаков одеяла, девочки встанут с ними на скамейки – вот здесь и здесь, все загородят, и получится прехорошенькая комнатка.

Николай Викторович одобрительно кивнул головой, но я горячо запротестовал:

– Нельзя выслушивать сердце на ходу поезда.

В конце концов договорились: Галя едет с нами до Владимира, там я ее осматриваю и решаю, взять ли ее с собой в поход или безжалостно отправить в Москву.

Я оглядел ребят. Впереди стояли Лариса Примерная, Танечка, Миша, Гриша, Вова… Галя успела уже спрятаться за спины подруг – ее не было видно. Только невозмутимый Ленечка вновь уселся в сторонке со своим «Капитаном Сорвиголова». Он, видимо, пришел к убеждению, что весь переполох благополучно разрешился.

– Как эти книги найдем, ничего ему не скажем. Пускай возвращается с пустым рюкзаком. – Эти угрожающие слова Миша явно бросил в мой огород.

Ух, как они на меня неприязненно смотрели! Неужели это те самые мальчики и девочки, которые совсем недавно вместе со мной с таким увлечением мечтали о походе?!

«Наш поход вот-вот сорвется, – с ужасом подумал я. – А вообще, кто меня связал со школой? Она».

И мне сделалось нестерпимо жалко девочку, но как врач я знал, что не имею права ее жалеть.

Ко мне обратилась Танечка:

– Доктор, милый, я стану за ней ухаживать. Мы ее будем так беречь, только пустите ее…

Лариса Примерная сняла очки, и я впервые увидел ее серые живые глаза. Обычно сдержанная, даже суховатая, сейчас она волновалась, смотрела на меня так выразительно.

– Доктор, не выгоняйте Галю, – попросила она.

– А я никаких книг искать не буду, – пробурчал про себя беловолосый Вова.

Темнело. Мы закрыли окна. Постепенно ребята успокоились, расселись по скамьям. Галя безмятежно дремала на плече Танечки. Лариса Примерная неистово строчила в свой дневник.

Да, сейчас ей придется наверняка не меньше пяти страниц накатать.

Николай Викторович подозвал Гришу:

– Знали вы про Галю?

Гриша молчал и ерошил свой чубчик.

– Ты мой ближайший помощник, давай признавайся.

– Знали, только Ленечке побоялись рассказать, – ухмыльнулся Гриша.

– Ах вот как! У вас настоящий заговор был? – притворно повысил голос Николай Викторович.

Кажется, сам он больше, чем ребята, хотел, чтобы Галя пошла с нами в поход…

А поезд все мчался, колеса вагона мерно стучали. За окном в полной тьме мелькал совсем черный лес. Ребята спали, кто сидя, кто лежа на скамьях…

 

Глава пятая

ГОРОД ВЛАДИМИР

 

Еще перед нашим отъездом Николай Викторович связался по телефону с Владимирской областной туристской станцией. Там устроимся ночевать.

Мы приехали во Владимир ночью. Вокзальная площадь была пустынна, дремали темные автобусы, молчаливые дома стояли один за другим… Немногие случайные прохожие объяснили нам, как пройти. Мы двигались молча, беспорядочной толпой, хотелось спать. Лида ковыляла сзади всех с закрытыми глазами. Слева и справа стояли дома, большей частью белые, каменные, с магазинами в нижних этажах.

Идти ночью по обезлюдевшим улицам незнакомого города было немного страшно и вместе с тем любопытно.

Прямо посреди улицы неожиданно возникло перед нами большое белое, не похожее ни на какие другие постройки здание.

Высокая арка соединяла две могучие башни с маленькими оконцами. Эту не то церковь, не то сказочный терем из тридевятого царства венчал золотой купол, исчезавший в высоте, в таинственной тьме ночи.

Такова была знаменитая крепость двенадцатого века – Золотые Ворота, построенные еще Андреем Боголюбским. Ни один враг никогда не сумел взять их приступом. Даже в страшные дни татарского нашествия, когда хан Батый жег Владимир, здесь, в башнях Золотых Ворот, грудью оборонялись отважные русские дружинники и выстояли против полчищ завоевателей.

 

Наконец после долгих блужданий мы нашли в тихом полутемном переулочке туристскую станцию. Молчаливая, заспанная старушка открыла нам дверь, зажгла свет, показала две комнаты. В каждой комнате стояли в два ряда койки, покрытые серыми одеялами.

– Девочки, – крикнул Николай Викторович, – быстренько заходите и сейчас же спать! Если начнете хихикать…

Какое там хихикать – половина девочек спала стоя. Мы с мальчиками направились в соседнюю комнату.

– Нас семнадцать, а коек пятнадцать… Кому-то придется спать на полу. – Николай Викторович оглядел ребят.

Черноглазый Миша выскочил вперед, поднял руку:

– Можно, я буду спать на полу?

За Мишей выдвинулся белобрысый Вова, за Вовой – еще двое.

– Я тоже хочу на полу!..

– И я!..

– И я!..

Все мальчики, кроме Гриши, Васи и Ленечки, решили устроиться на полу. Гриша и Вася, как начальники, выбрали самые лучшие места у дальнего окна.

А Ленечка удивленно пожал плечами и изрек бесспорную истину:

– Зачем я буду спать на полу, когда столько свободных кроватей?

Остальные мальчики сдвинули койки к одной стене, сняли с них матрасы и прочее, устроили себе на полу постели и улеглись все подряд.

Утром Миша оглушительно продудел «подъем» в свой кулак-рожок. Все умчались во двор на утреннюю зарядку; я повернулся на другой бок и задремал.

Не успел я забыться, как все девочки с пронзительным визгом, хлопая дверью, влетели в нашу спальню.

– Доктор спит, не видите, что ли! – крикнул на всю комнату Вова.

– Он нам так нужен, – с дрожью в голосе ответила одна из девочек.

Я сразу понял: они прибегали узнать, скоро ли я встану, и, наверное, хотели еще раз замолвить словечко за свою подругу. Они снова затопали босыми ногами мимо моей койки и выскочили в коридор.

Делать нечего, придется вставать.

Я неторопливо оделся, умылся в сенях из рукомойника и вошел в соседнюю комнату.

За длинным столом сидели все наши и, собираясь завтракать, о чем-то возбужденно разговаривали. Как только я вошел, все моментально стихли.

Я поздоровался; мне сдержанно ответили и сказали, что бабушка-сторожиха любезно предоставила для медицинского осмотра свою комнату.

Мы пошли: бабушка впереди, потом очень бледная Галя, потом я, потом Танечка как консультант.

Николай Викторович кинул мне вслед:

– Вы не очень-то верьте этой болтушке. Учтите: она врет больше, чем все наши девочки, вместе взятые.

– Пожалейте девчоночку, – улыбаясь, прошептала сморщенная бабушка-сторожиха, закрывая за нами дверь.

Выслушивая Галю, я понял, почему школьный врач запретила ей идти в поход. Дело было не только в безопасном «функциональном» шуме в сердце. Просто девочка была слабенькая, малокровная, узкогрудая. Да ведь таким-то туристский поход особенно полезен. К сожалению, не все врачи это сознают. Правда, меня несколько смущала Галина простуда – сильный насморк. Но Галя давала честное пионерское, что насморк у нее начался только вчера. «От сильных переживаний», как она старалась меня уверить.

И я решился: буду за Галей следить, и вернется она из похода неузнаваемо окрепшая.

Я нарочно сделал сердитое лицо и заворчал:

– Не мочить ног, не бегать босиком, не перегреваться на солнце, не ходить в мокрой одежде, без моего разрешения не купаться.

Галя, глядя на меня своими лучистыми, безмерно счастливыми глазами, покорно повторяла:

– Обещаю, обещаю…

Мы вернулись к своим. Они по-прежнему сидели за столом; перед каждым была миска. По нашим сияющим лицам все тотчас же догадались, как решилась Галина судьба.

Какими ликующими криками и смехом встретили нас ребята, иные девочки даже повскакивали с мест и бросились обнимать подругу.

– Ура-аа-а! Галя с нами пойдет! – закричал Миша.

– Николай Викторович, у меня колбаса может испортиться, – неожиданно сказала Галя.

– Ах, да-да-да! Ты хвасталась, у тебя колбаса мировая, – засмеялся Николай Викторович.

Миша и Вася бросились к вещам, сложенным в кучу, выкопали снизу коричневый рюкзак, бесцеремонно залезли в него. Гриша стал резать колбасу.

– Николай Викторович, а деньги у меня возьмете? – попросила Галя.

– А как же! Давай сюда десятку, а семьдесят копеек оставь себе на мороженое.

Насупившаяся Лида между тем раздавала манную кашу из ведра.

– Вам каши побольше положить?

– Да, пожалуйста, – ответил я и протянул миску Лиде. Манную кашу я вообще очень люблю, а сегодня она имела такой заманчивый кофейный оттенок.

Но когда я проглотил первую ложку, то понял происхождение этого оттенка. Каша безнадежно подгорела, и вторая ложка застряла на полдороге между миской и моим ртом.

– Вот видишь, доктор тоже морщится. – Николай Викторович гневно взглянул на Лиду.

Взглянул на Лиду и я. Она была вся пунцовая. Я пожалел оплошавшую дежурную и через силу начал есть. Все ребята молча жевали один хлеб.

– За такой завтрак надо строгий выговор, – проворчал Гриша.

– Я не виновата, это электроплитка… никогда в жизни… – Голос Лиды задрожал, она готова была разрыдаться.

– Пока не доедите каши, не встанете из-за стола. Что это такое – колбасу за две минуты, а кашу и не начинали? – повысил голос Николай Викторович. – Имейте в виду, каша стынет и с каждой минутой делается все более невкусной.

– Девочки, давайте есть, ничего не поделаешь, – вздохнула Лариса Примерная и наклонилась над миской.

Кое-кто, бурча себе под нос, тоже стал шевелить ложкой в каше. Со всех мест послышалось негромкое позвякивание ложками. Первой встала Лариса Примерная. Лицо ее одновременно выражало и страдание и самодовольство. Дескать, посмотрите на меня, какая я хорошая, я силком заставила себя проглотить такую невкусную кашу.

В конце концов, грустно вздыхая, доели кашу все, кроме Гали. Она даже не дотронулась до миски.

Николай Викторович пересел на другое место, напротив Гали.

– Ты что? И не начинала?

Галя взглянула на него и молча опустила глаза.

– Все тебя ждут.

– Галька, давай кончай как-нибудь, – сказал Миша.

Галя только подняла одну бровь, взглянула на Мишу и вновь опустила глаза.

– Я никогда не ела, даже с изюмом, а тут эту подгорелую, – негромко, но упрямо бросила Галя.

– А ты что доктору обещала? – строго спросил Николай Викторович.

– Так это я про мокрые ноги, про купание, а насчет манной каши мы не договаривались.

– Будешь есть манную кашу?

– Нет, не буду.

– Будешь?

– Не буду.

– Ребята, придется нам подождать, пока наша Принцесса не кончит завтракать. – Николай Викторович встал. – Иду звонить в музей.

Как только он вышел из комнаты, Миша крикнул:

– Лидка, выручай.

Лида кротко вздохнула, села за стол и взяла ложку. Николай Викторович вернулся.

– Экскурсовод нас ждет, будет показывать музей.

Вдруг он увидел невозмутимо чавкающую Лиду. Он на миг остановился, кашлянул.

– Гриша, давай команду строиться! – приказал Николай Викторович, искоса взглянул на Галю и вышел во двор.

За ним последовали мы все.

Николай Викторович вызвал вперед Галю и деревянным голосом начал:

– За отказ съесть завтрак, который все остальные нашли очень вкусным, объявляю выговор и предупреждаю, что в случае повторения подобных капризов будут приняты более строгие меры.

Галя как ни в чем не бывало вернулась в строй. Ее лицо не выражало ничего.

В эту минуту вышла на крыльцо Лида, вытирая губы платочком и облизываясь. Николай Викторович посмотрел на нее и продолжал тем же деревянным голосом:

– За нерадивое отношение к своим обязанностям ответственного дежурного, выразившееся в изготовлении недоброкачественного завтрака, объявляю выговор. – Николай Викторович на секунду остановился. – Одновременно за добровольное уничтожение подгорелой манной каши объявляю благодарность, – закончил он.

Громкий хохот всех ребят приветствовал Лиду.

– Отряд, в музей! Шагом марш! – крикнул Гриша.

 

* * *

 

Молодая, сухощавая брюнетка-экскурсовод рассказывала просто и понятно и сумела нас увлечь. Ребята шли за нею, не отставая, по залам музея, внимательно слушали объяснения.

Вся история города Владимира прошла перед нашими глазами. В первой витрине мы увидели древнейшие глиняные черепки, кремниевые ножи, наконечники для стрел и многое другое, найденное в раскопанных курганах и городищах. А в последнем зале стоял настоящий, очень чистенький, свежевыкрашенный трактор.

– Пойдемте смотреть старину, – сказала экскурсовод и повела нас к выходу из музея.