Река Жизни, Томас Сюгру - Глава 13

По Брод-стрит бежал мужчина, на руках у которого кричал ребенок. Он свернул за угол, выбежал на Даллас-авеню.

Распахнулись двери и окна. Было холодное пасмурное январское утро, и большинство жителей Селмы, городка в штате Алабама, находилось дома. Пронзительные отчаянные крики ребенка заставили всех выглянуть на улицу. Когда мужчина добрался до приемной офтальмолога доктора Юджина Каллавея, тот уже вышел навстречу. Он провел незнакомца в помещение, крикнув двум врачам, появившимся на пороге своих офисов на противоположной стороне улицы: “Зайдите!”

Когда они вошли, незнакомец объяснял, что произошло, пытаясь перекричать визжащего ребенка.

- Это порох для вспышки. Я обнаружил его на полу в рабочей комнате. Он, наверное, собрал его в большую кучу и сунул туда спичку. Порох взорвался, попав ему прямо в лицо.

Они пытались осмотреть ребенка, но его невозможно было заставить сидеть спокойно. Наконец им удалось наложить ему на глаза повязку.

Незнакомец взял ребенка на руки и пошел обратно. Люди, собравшиеся на улице, с сочувствием смотрели ему вслед.

- Это фотограф Эдгар Кейси со своим сынишкой Хью Линном,- шепотом сообщали они вновь прибывшим.- Мальчонка сжег себе глаза порохом для вспышки.

В студии, выходившей окнами на Брод-стрит, их ждала Гертруда. Они прошли в ее комнату, где Эдгар уложил свою ношу на постель. Немного погодя при-шли врачи. Совещание проводили в приемной. Ни у одного из них не было надежды на то, что зрение удастся сохранить.

Прошла неделя. Хью Линну стало хуже. Один из врачей предложил удалить глаз, чтобы спасти жизнь ребенка. Остальные выразили согласие. Они попросили Эдгара сказать об этом мальчику. Он пошел в спальню, врачи неуверенно последовали за ним, было ощущение, что они присутствуют на похоронах.

- Врачи говорят, что тебе придется удалить один глаз, Хью Линн,- сказал Эдгар.

Голова Хью Линна была обмотана бинтами. Он ничего не видел, но знал, что врачи находятся здесь. Он обратился прямо к ним.

- Если бы у вас был маленький сын, вы бы не стали удалять ему глаз, ведь правда?- спросил он.

- Если бы это зависело от меня, я ни за что не стал бы удалять глаза маленьким мальчикам,- сказал один из врачей.- Мы пытаемся сделать тебе как можно лучше.

- Только папа знает, что для меня лучше,- заявил Хью Линн.- Когда мой папа засыпает, он становится лучшим в мире врачом.

Он потянулся к отцовской руке.

- Пожалуйста, папочка, засни и посмотри, чем мне можно помочь,- попросил он.

Эдгар взглянул на доктора Каллавея. Тот кивнул.

- Что ж, давайте,- сказал он.- Нам нечего предложить. Послушаем вас и сделаем все, что в наших силах.

Через час провели диагностирование. Слух об этом распространился мгновенно. В студии собралось больше тридцати человек. Многие из них были членами христианской церкви, которую посещал Кейси. Один из присутствующих предложил молиться. Пока Эдгар спал, они приглушенными голосами читали молитву.

Было сделано внушение. Эдгар заговорил. Он видел тело. Зрение не пропало. То, что уже делали врачи, могло помочь, но, помимо этого, необходимо было использовать дубильную кислоту. Требовалось также как можно чаще менять повязки, их нужно было накладывать в течение пятнадцати дней, и все это время тело должно было находиться в темном помещении. После этого зрение должно восстановиться.

Когда Эдгар проснулся, врачи сказали, что дубильная кислота - слишком сильное вещество для глаз. Тем не менее они были совершенно уверены, что зрение уже утрачено, и их возражения носили чисто формальный характер. Они согласились приготовить раствор и попробовать его. Операцию решили отложить.

Как только на глаза была наложена новая повязка, Хью Линн сказал:

- Наверное, это папино лекарство. От него ничего не болит.

Постепенно студия опустела. Эдгар не двигался. Он сидел на краешке кушетки и смотрел в окно на медленно текущие воды Алабамы.

Немного погодя в комнату вошла Гертруда и села рядом с ним.

- Он заснул,- сообщила она.

Молча они наблюдали за тем, что происходило на Брод-стрит. Городок Селма оказался спокойным и приятным. Им нравилась его атмосфера, его жители, его широкие зеленые улицы. Они были здесь счастливы.

Шел 1914 год. Прошло два года с тех пор, как Эдгар приехал в этот кипевший деловой жизнью городок с населением в двадцать тысяч. Именно в тот год началась круглогодичная навигация на реке Алабама. Селма была когда-то арсеналом Конфедерации. Теперь она превратилась в важный торговый центр и столицу округа Даллас. На ее улицах шумно разворачивалась торговая жизнь богатого сельскохозяйственного района. Целые кварталы были застроены огромными складами, в доках постоянно разгружались и загружались речные пароходы.

Когда Эдгар приехал в город, он начал работать агентом компании Тресслера. Он открыл для компании студию, а через год приобрел ее для себя. Весной 1913 года доктор Джексон объявил, что Гертруда здорова и может осенью переехать на юг. Ей, так же как и Эдгару, Селма очень понравилась, и они решили здесь остаться. Эдгар уже начал посещать христианскую церковь и вел занятия в воскресной школе. В школьном реестре значился седьмой класс, который вскоре приобрел популярность, так как многие молодые люди из других церквей присоединились к нему. В классе издавалась еженедельная газета, которую с удовольствием читали в городе.

Слухи о диагностировании не проникли сюда из Хопкинсвилла. Гертруда проводила “контрольные чтения”, записи которых регулярно отсылались в Хопкинсвилл друзьям и родственникам. До приезда Гертруды “чтения” проводил ее брат Линн. Он работал в Аннистоне на железной дороге Луисвилл - Нашвилл и приезжал в Селму по выходным.

Врачи, которые заботились о них в Селме - офтальмолог Каллавей и доктор С. Гай, в прошлом военный хирург,- в конце концов узнали о “чтениях” и иногда прислушивались к их советам. Но они никак не выражали своего отношения к этому.

Что они скажут, если на этот раз рекомендации окажутся правильными?

Эдгар и Гертруда поднялись с кушетки. Их пронзила одна и та же мысль: а вдруг полученные во время сеанса советы все же были ошибочными?

- Пойду приготовлю обед,- сказала Гертруда.

Дни тянулись медленно. На шестнадцатый день после сеанса были сняты бинты и вместе с ними отошла какая-то белая масса. Пара карих глаз взглянула на два тревожных лица.

- Я могу видеть,- сказал Хью Линн.

Они дали ему темные очки и заставили провести еще одну неделю дома. Ему было запрещено появляться в мастерской.

Это было не так трудно. В доме нашлось достаточно места для игр. Студия занимала весь второй и третий этаж дома на Брод-стрит, 21 1/2. На втором этаже размещалась огромная гостиная с витринами, столами, легкими стульями и большим рабочим столом. Рядом с ней располагались мастерская и кладовка. Небольшая лестница вела в жилые помещения. Наверху находились маленькая спаленка Хью Линна, спальня побольше для его родителей, столовая и кухня. Главная лестница вела в большую комнату с застекленной крышей, где проводились фотосъемки. За ней располагалась темная комната, а дальше шла большая прихожая. Она идеально подходила для игры в ковбоев и индейцев.

Внизу, над входом со стороны улицы, висели большие часы. Они могли идти без завода восемь дней. Обычно Эдгар развешивал фотографии своих клиентов на часовом циферблате, и все ждали, когда часы остановятся. Те клиенты, на чьи фотографии указывали стрелки остановившихся часов, получали приз. Никто не хотел упустить свой шанс, и жители городка охотно делали фотографии.

Когда Хью Линну наконец-то разрешили посещать школу и играть днем на улице, мальчик смог вернуться к тому, что любил больше всего,- к реке. Он любил сидеть и считать пароходы в доке, тюки с хлопком и делал это до тех пор, пока не сбивался со счета. Летом, когда река мелела, он бродил по берегу, возился в песке. Весной, когда река становилась полноводной, он отправлялся со своим отцом на мост и фотографировал вешние воды. В это время года вода затопляла небольшие островки на реке. А по дороге в школу, проходя мимо домов из красного кирпича, принадлежавших старинным семьям города, мальчик любовался цветущими магнолиями и вдыхал сладкий аромат распускавшихся почек.

Летом вместе с матерью он отправлялся в Хопкинсвилл, чтобы погостить в Хилле, а его отец проводил жаркие месяцы один, консервируя фрукты и овощи на зиму. Он любил это занятие почти так же, как фотографирование, и зимой у них всегда была масса вкусных припасов.

В Хилле он играл со своими кузенами, Томми Хаузом и Греем Солтером. Он их очень любил и все же с огромной радостью возвращался в Селму к отцу, ему нравилась осень, когда мальчишки постарше играли в футбол, а в фотостудии было много посетителей.

Через несколько недель после выздоровления Хью Линна у Эдгара появились признаки аппендицита. Доктор Гай, лечивший его, сказал, что в операции нет необходимости. Рентген показал, что операция не нужна. Но боль не проходила, и восьмого марта провели “чтение”, из которого следовало, что аппендицит нужно немедленно удалять, поскольку существует угроза смертельного исхода.

- Вы прооперируете? - спросил Эдгар Гая.

- Это моя профессия,- ответил Гай.- Если у вас есть деньги, я сделаю операцию.

Доктор Гай был доброжелательный человек с небольшим брюшком, худым лицом, редкими седыми волосами; очки, сильно увеличивавшие его глаза, придавали им блеск.

- Сегодня же и сделаем,- добавил он. Операция прошла успешно. Диагноз, поставленный во время “чтения”, подтвердился.

Выздоравливавшие Хью Линн и Эдгар наслаждались весной. Хью Линн превратился в заправского игрока в шашки и при поддержке Эдгара принял участие в чемпионате на Брод-стрит. Он выиграл все матчи.

Эдгар подбадривал его, давал советы и в итоге потерял голос. Он попросил одного из своих приятелей провести “чтение”: в тот день Гертруда была в Аннистоне. Делая Эдгару внушение, приятель перепутал номер дома, в котором находится тело, и назвал дом напротив.

- Там тела нет,- сообщил Эдгар.

- Тело там,- сказал делавший внушение приятель, не сводя глаз с Эдгара.

- Его там нет,- повторил Эдгар.

- Опишите комнату,- приказал тот.

Эдгар подчинился. Описанная комната вовсе не напоминала студию. Приятель подошел к письменному столу, взглянул на бланк фотостудии и понял свою ошибку. Когда описание комнаты в доме напротив было завершено, он попросил найти тело в доме 21 1/2.

- Да, теперь мы наблюдаем тело,- сказал Эдгар.- Оно нам знакомо. Мы видим…

Когда Эдгар проснулся, делавший внушение приятель рассказал ему о происшедшем и показал описание комнаты на втором этаже в доме напротив, которое сделал Эдгар. С того места, где они стояли, можно было видеть его окна. Они спустились по лестнице, пересекли улицу и вошли в дом 22 1/2.

Наверху, в комнате, которая в точности соответствовала описанию Эдгара, работал бухгалтер. Его внешность, включая цвет костюма, была дана безошибочно.

Теперь сеансы проводились довольно редко. Обычно их устраивали для друзей, для знакомых друзей, и, как правило, за них никто не платил, да этого и не требовалось. Эдгара и Гертруду такое положение вещей устраивало больше. Они зарабатывали себе на жизнь, как все честные люди. Кроме того, они помогали нуждающимся, как все порядочные христиане. Такая жизнь приносила им счастье.

О большем они и не мечтали. Эдгар полностью отдавался работе в воскресной школе. Его группа “Христианской инициативы” насчитывала самое большое количество “младших экспертов”, когда-либо известное этому движению. Он этим очень гордился, так же как и постоянным ростом слушателей седьмого класса. Его радовали письма, которые он получал от своих прежних учеников в Хопкинсвилле. Многие из них стали миссионерами, и они рассказывали ему о своей работе. Часто они обращались с просьбой провести диагностирование для самих себя, для своих друзей или подопечных. Именно по просьбе бывших учеников был проведен сеанс для людей, находившихся за границей. Эдгара обрадовало то, что он с такой же легкостью мог найти адресата в Мексике или Англии, с какой он делал это в Штатах. Однажды его попросили найти “сеньору Аделаиду Альбанесе Рагьерро, пьяцца дель Фалде Пеллегрино, Виллино Альбанесе, Палермо, Сицилия… дом на северо-востоке… первый этаж”.

Если бы указали комнату, на поиски вряд ли ушло бы меньше времени. Вскоре Эдгар говорил: “Состояние этого тела свидетельствует о торжестве разума над материей, это тело черпает силы в основном в деятельности мозга… заболевание вызвано тем нарушением, которое образовалось некоторое время тому назад в области таза, а также в выводном протоке… в нервах и рефлексах… почек…”

В конце концов все друзья Эдгара в Селме узнали о “чтениях”, и многие просили провести сеансы для себя и членов своих семей. Один из таких сеансов долгое время служил темой для разговоров в городе.

Сестра одного из учеников Эдгара из воскресной школы неожиданно потеряла рассудок. Диагностирование показало, что это временное явление, вызванное непроросшим зубом мудрости. Нужно принимать успокоительные и удалить зуб. Девушку отправили в Тускалусу, где в присутствии ее тети был сделан рентгеновский снимок. При этом присутствовал хирург. При помощи рентгена зуб был обнаружен и удален. Через восемь дней к девушке вернулся рассудок.

Большинство больных, нуждавшихся в повторных “чтениях”, страдали сложными заболеваниями, требовавшими длительного и всестороннего лечения. Как правило, оно включало диету, прием лекарств, массаж или другие способы стимуляции пораженных районов со слабым кровообращением. Часто требовалось остеопатическое лечение; иногда пациентам советовали принимать лекарства и процедуры циклически, в определенные дни недели или через определенные интервалы.

Эдгар никогда не знал, выполнялись ли его указания. Пациенты писали, что чувствуют себя лучше, что некоторые лекарства находят особенно эффективными, что собираются вскоре начать всестороннее лечение. Совершенно очевидно, некоторые из них нуждались в постоянном наблюдении, другим нужна была конкретная помощь. Лишь немногие точно следовали указаниям и получали ожидаемые результаты. Ничего невозможно было доказать, поскольку почти никто до конца не вылечивался. Эдгар вспоминал о Кетчуме, который, если и ошибался в методах, все-таки был прав в главном; вспоминал Фрэнка Мора и больницу, которую он начал строить в Нортонвилле.

Но все это было уже в прошлом. Наконец-то он жил той жизнью, о которой мечтал. Возврат к былому разрушит его счастье. И все же ему постоянно напоминали о нем.

Однажды это сделал доктор Гай. Весной 1915 года у Гертруды появились признаки аппендицита, и Гай приготовился к операции. За день до того, как Гертруда должна была лечь в больницу, было проведено диагностирование. Оно показало, что операция не нужна, было высказано предположение, что вместе с таблетками, выписанными Гаем, нужно принимать 1/6 часть еще одной таблетки, это было основное лечение. Так как боль была не очень острой, Гай решил последовать данной рекомендации. Через неделю симптомы аппендицита пропали.

- Ты нарочно это делаешь,- добродушно заметил Гай.- Думаю, твое подсознание любит подшутить.

Он сел и снял очки.

- Если серьезно,- сказал он,- я часто думаю об этом. В прошлом году я точно знал, что тебе не нужно вырезать аппендицит, а на прошлой неделе был уверен что твоей жене это необходимо. Даже рентген это показал. И все же оба раза я ошибался, и ты смог мне сказать об этом, погрузившись в сон. Оказалось, что аппендицит нужно было срочно удалить, иначе бы ты умер. Когда же я дал твоей жене предложенное тобой лекарство, она поправилась. Глаза вашего мальчик в полном порядке. Но если бы не ты, мы бы не стали добавлять дубильную кислоту в раствор и могли бы удалить глаз. Ты знаешь, что это такое, как все происходит?

Эдгар повторил объяснение, которое он, по словам Кетчума, однажды дал во сне. Гай улыбнулся.

- Да уж, перед нами действие какого-то закона,- сказал он,- или его противодействие. Что-то где-то испортилось, и это прет из тебя так же, как вода хлещет в прорвавшейся дамбе. Ощущение такое, что все вокруг нас насыщено информацией, надо только знать, как ее получить. Кажется, дело обстоит именно так.

Он вздохнул.

- Будь я помоложе, я бы серьезно занялся всем этим и во всем разобрался. Но сомневаюсь, что в моем возрасте мне хватит на это ума.

Он опять нацепил очки.

- Но кто-то же должен это сделать, и надеюсь, что сделает когда-нибудь. Оно того стоит.

Он постоянно получал просьбы провести диагностирование от людей, которые сталкивались с Дитрихами. Одна из них пришла осенью 1914 года от торговца древесиной В. Л. Делани, проживавшего в Лексингтоне, штат Кентукки. Делани просил Эдгара приехать в Лексингтон и провести сеанс для миссис Делани, которая была больна уже в течение многих лет. Он просил Эдгара по возможности привезти с собой врача, который бы записал показания и дал согласие на лечение.

Эдгар телеграфировал Блэкберну и заехал за ним в Боулинг-Грин. Блэкберн с радостью согласился, но в последний момент вынужден был отказаться от поездки из-за срочной операции. Эдгар поехал в Лексингтон один.

Семья Делани проживала в тупике улицы Хемптон-корт. Пациентка миссис Делани, приятная женщина, страдала болезнью, которую весьма туманно определили как опухолевидный артрит. Ее суставы были увеличены, а паралич разбил так сильно, что уже в течение трех лет она не могла самостоятельно есть и последние семь лет не могла сама себя причесать. Она лежала на растяжках, любое прикосновение к телу причиняло невыносимую боль.

Маленький и спокойный мистер Делани проводил “чтение”, записывая только названия лекарств и предполагаемое лечение. Здесь же присутствовал врач. Проснувшись, Эдгар спросил о результатах.

- Вы много чего наговорили,- сказал Делани.- Не забыли даже про раковину в кухне. Вы обследовали каждый дюйм ее тела. Если мы проделаем все это, что-то должно же измениться.

Эдгар приехал еще раз через шесть месяцев для повторного сеанса. Его встретила миссис Делани и с гордостью показала ему, как она сама причесывается. Она медленно выздоравливала. Затем неожиданно все ее тело покрылось сыпью. Контрольное “чтение”, проведенное в Селме, показало, что в лекарство забыли добавить один компонент - черную серу. Именно ее отсутствие вызвало сыпь.

Эдгар приехал снова через шесть месяцев - осенью 1915 года. К этому времени миссис Делани начала потихоньку ходить, и вся верхняя часть ее тела могла нормально двигаться. Сыпь пропала.

Во время этого визита Эдгар был представлен семье Канов, жившей неподалеку. Это были евреи-реформисты. Глава семьи Соломон держал продуктовую лавку, все дети ему помогали. Их было восемь: Дэвид, Джулиан, Дебора, Раймонд, Йетра, Хазель, Леон и Джо. Мать семейства Фанни, высокая красивая женщина с арабскими чертами лица, разговорилась как-то с мистером и миссис Делани и попросила провести “чтение” для Леона, который был не совсем здоров. Эдгар провел полночи с собравшейся вокруг него семьей, рассказывая им истории и отвечая на вопросы. Особенно любознательным оказался старший мальчик Дэвид. Ему было восемнадцать лет, он учился в университете в Лексингтоне.

С помощью “чтения” было определено лечение. Когда Эдгар зашел, чтобы попрощаться, Фанни собрала всю семью и обратилась к детям.

- Мы стали свидетелями чуда,- сказала она.- Я хочу, чтобы вы, дети, обещали мне, что всегда будете помнить этого человека. Дэвид, ты самый старший. Обещай мне, что посвятишь часть своей жизни тому, чтобы сделать деятельность этого человека известной всему миру. Человечество нуждается в этом.

- Обещаю,- ответил Дэвид.

В поезде по пути домой Эдгар с удивлением вспоминал эту сцену. Еще в Хопкинсвилле было проведено несколько “чтений”, чтобы узнать, как нужно вести дело и рекламировать его. Одно из “чтений” показало, что дело пойдет успешно, если в нем будет участвовать еврей. В окружении Эдгара никогда не было евреев. Но с того дня он стал подыскивать подходящую кандидатуру, пытаясь представить, кто бы это мог быть. Вдохновенное лицо Дэвида Кана запомнилось Эдгару. Был ли он тем самым человеком?

Селма, подобно наркотику, порождала сладкие грезы, окутанные романтической дымкой: однажды, мечтал Эдгар, он проведет сеанс для таинственного незнакомца, который укажет только свой адрес и имя. Этот незнакомец окажется филантропом, ищущим, куда бы вложить свои деньги. Он построит в Селме огромную больницу, и, после того как многие, для кого он проводил “чтения”, в ней вылечатся, сюда съедутся врачи со всего мира, чтобы изучать методы лечения и диагнозы тех болезней, по которым они специализируются. Иногда Эдгара посещала мысль о том, что он сам должен отправиться на поиски такого филантропа, но он отмахивался от нее под тем предлогом, что у него на руках жена и сын, которых он не может оставить. Только молодой, свободный от таких обязанностей человек, например Дэвид Кан, мог бы отправиться на поиски богатого покровителя.

Между тем Эдгар выполнял ту работу, которая входила в его обязанности. Он проводил диагностирования для всех, кто просил его об этом, активно работал в церкви, был добропорядочным соседом, честным христианином, хотя и далеким от совершенства. И так он будет жить до тех пор, пока от него не потребуется нечто большее.

Война, в которую страна вступила в 1917 году, заставила многих его молодых друзей оказаться во Франции. Среди них был и Дэвид Кан. Наблюдая за своими учениками из воскресной школы, отправлявшимися воевать, Эдгар понял, что он стареет - ему уже сорок. Он также осознал, насколько привязался к своим молодым друзьям. Именно к ним обращался он в своих мечтах и помыслах в надежде, что они помогут ему эти мечты осуществить. Он никогда не делился с ними своими планами, стыдясь их. Но именно молодежь питала, его мечты.

Они писали ему из окопов, рассказывая, как помогали им в критические минуты те знания Библии и уроки христианского милосердия, которые он им дал. Один из учеников поведал следующее: однажды по пути на передовую его грузовик с боеприпасами попал под вражеский артобстрел; он страшно испугался и, чтобы как-то взбодриться, начал громко петь любимый гимн седьмого класса “Я люблю рассказывать эту историю”. Его пение сопровождалось взрывами. Неожиданно мелодию подхватили другие солдаты. Он не был одинок. По обеим сторонам от него гимн пели как строевую песню, а когда атака прекратилась и вокруг все стихло, он продолжал звучать в ночи. Грузовик с боеприпасами благополучно добрался до места назначения.

Война закончилась, и страна стала наполняться беспокойной энергией, которая искала выхода. Возвращались домой солдаты, они искали работу. Некоторые хотели заняться прежним делом, другие, долгое время оторванные от родных мест, искали лучшей доли. Не было ли это время всеобщего беспокойства наиболее благоприятным для того, чтобы сделать что-то для “чтений”? Например, построить больницу?

Сам Эдгар более чем прежде зависел от семьи. 9 февраля 1918 года Гертруда родила еще одного сына. Эдгара Эванса Кейси. За дело должен был взяться кто-то другой. И все-таки им овладела нестерпимая жажда действий. Старые раны зажили.

Его подсознание тоже жаждало деятельности. Однажды, в марте 1919 года, погрузившись в сон, чтоб после длительного перерыва поставить диагноз, он непроизвольно поставил еще восемь. Семь из них проверили, и оказалось, что просьбы о них содержались в письмах. Восьмой диагноз был для нового пациента, письмо от которого только что получили и еще не распечатали. Им оказалась одна из кузин Эдгара, жившая в Хопкинсвилле. Она ждала ребенка. Во время “чтения” выяснилось, что ребенок родится и выживет, но матери придется очень тяжело, и, возможно, роды станут для нее фатальными. Требовалась особая осторожность. Ребенок, девочка, родился в положенный срок. Мать умерла.

Наконец из Франции вернулся Дэвид Кан. Он отправил Эдгару телеграмму с приглашением навестить его в Лексингтоне. Когда Эдгар приехал туда, он увидел, что в семье к Дэвиду относятся как к герою. Дэвид был в чине капитана, и военная форма очень шла ему. У него имелась масса планов на будущее, как для себя, так и для Эдгара. Мать полностью его поддерживала. Она твердо верила в “чтения”. У нее появилась еще одна дочь, Элеонор, но Леон умер, так как врачи отказывались выполнять предписания Эдгара должным образом.

- Я не хочу, чтобы такая участь постигла других, людей,- сказала она.

- Что нам нужно для того, чтобы твое дело стало приносить людям пользу? - спросил Дэвид у Эдгара.- Прежде всего нужны деньги. Именно об этом я все время думаю. Нам нужно достать денег.

- Чтобы построить свою больницу,- подхватил Эдгар. Он точно знал, чего хочет; он точно знал, что надо.- Больницу, где мы сможем проводить лечение, предписанное на сеансах,- сказал он.- Если бы у нас было место, где можно было следить за диетой, проводить нужные электрические и остеопатические процедуры, и проводить их своевременно, давать лекарства, тогда мы смогли бы кое-чего добиться. Если бы у нас были деньги, мы смогли бы сделать лечение бесплатным.

- Деньги есть везде,- заметил Дэвид.- Например, запасы нефти, открытые в Техасе! Я собираюсь отправиться туда и все разведать. Это не составит труда. Любой согласится пожертвовать деньги на такое дело. У меня есть друг из Атланты…

- Мы бы могли хранить копии всех “чтений”, тщательно вести записи, экспериментировать с лекарствами, пробовать разные методы лечения,- продолжал Эдгар.- Мы могли бы проводить специальные “чтения” для определенных заболеваний…

- Я рассказал товарищам, с которыми служил, о вас, и они очень заинтересовались,- перебил Дэвид.- Они живут в разных частях страны. Мы могли бы побывать в разных городах и показать, что мы можем, их жителям…

Они проговорили всю ночь, каждый говорил о своем, но у них не было разногласий. Они вместе покинули Лексингтон и отправились в Атланту. Дэвид - Для Эдгара он теперь стал Дейвом - излучал энергию, энтузиазм и оптимизм. Они заработают миллионы, построят больницу и будут лечить бесплатно. Они сделают из психического феномена научный факт, они создадут новые лекарства и сделают медицинские открытия, которые принесут пользу всему человечеству.

Из Атланты они отправились в Бирмингем, из Бирмингема приехали в Селму, где Эдгар принялся упаковывать вещи, пока Дейв объяснял Гертруде их намерения. Она была ошеломлена.

- А кто будет заниматься студией? - спросила она.

- Из Хопкинсвилла приедет отец, он будет управляющим,- объяснил Эдгар.- А я найду нового фотографа для него.

- И куда вы едете?

- В Техас.

Хью Линн с восхищением смотрел на своего отца.

- Ты будешь ковбоем? - спросил он. Отец похлопал его по плечу.

- Нет, мы хотим найти нефть, заработать кучу денег и построить больницу, куда смогут приезжать на лечение больные.

- А сколько денег вы собираетесь заработать?

- Ну, около миллиона долларов. Хью Линн улыбнулся.

- А ты купишь мне пони? - спросил он.