Глава 33. Автономная археология в историческом синтезе 1 страница

И эмергентизм

 

1. На руинах "археологии обитания". В 1947 г. на конференции в Гамбурге собравшимся немецким археологам было сказано:

"Сегодня наша преистория прежде всего стоит перед задачей привести в порядок спасённые находки и восстановить музеи. Не стоит жалеть, что на большие раскопки пока что денег не хватит – наличный материал и так выдвигает достаточно проблем, которые требуют, чтобы за них взялись. Не следует также ни в коем случае озадачиваться тем, что наши границы теперь будут гораздо прочнее и дольше замкнуты, чем после Первой мировой войны. Полёту мыслей нет предела. Когда немецкая преистория в начале своего пути более ста лет назад создавала представление о рядовых могильниках меровингского периода, она работала исключительно на иностранном материале. В пору беды можно обойтись без аутопсии" (Wahle 1947/1964: 247).

Эти слова произнес 58-летний гейдельбергский профессор Эрнст Вале (Ernst Wahle, 1889 – 1981), ставший на несколько десятилетий духовным лидером западногерманской археологии (рис. 1). Его доклад назывался "Спрашивать ли и дальше протоисторию?" и имел характерный подзаголовок: "К положению науки с дурной наследственностью".

Когда после войны говорили о дурной наследственности немецкий археологии, то имели в виду ее недавнее нацистское прошлое, ее роль в утверждении нацистской идеологии, тесную связь с расовой теорией и агрессивной геополитикой – словом, груз тяжелой вины, порочные установки и навыки, которые необходимо было преодолевать. Предтеча нацистской археологии Густав Косинна умер в 1931 г., но созданная им "археология обитания" (Siedlungsarchäologie) в слегка преобразованном виде вошла в структуру нацистской идеологии как историческое освящение и научное обоснование претензий германского империализма на мировое господство. Эта "чрезвычайно национальная наука", как называл ее Косинна, пропагандировала извечную культуртрегерскую миссию германцев, отстаивала "первородство" немцев среди "индогерманских" народов, оправдывала современные территориальные захваты широтой древнейшего обитания германцев и воспевала неолитические завоевательные походы германских предков как пример потомкам. Преподавание "чрезвычайно национальной" археологии было введено в средние школы и солдатские курсы. В составе идеологического сектора партийного руководства НСДАП было создано Главное управление преистории (Hauptstelle Vorgeschichte) во главе с последователем Косинны Гансом Рейнертом, которому были подчинены все археологи страны. А в составе СС была учреждена мощная ассоциация "Наследие предков" ("Ahnenerbe") под патронажем Гиммлера, куда вошел ряд виднейших археологов.

Всё это здание рухнуло в 1945.

"Вторая мировая война, - пишет археолог Гельмут Прейдель, - не только передвинула политические границы, она также устранила некоторые духовные ограничения, которые до сих пор сужали наш кругозор, она отрезвила и очистила всю атмосферу. Полюбившаяся и ставшая родною картина мира зашаталась, мы утратили всякую твердую основу и вдруг узнали, как непрочен и далек от действительности был наш мир идей, в котором мы до того жили" (Preidel 1954: 7).

Науку предстояло строить заново, и Вале в своем гамбургском докладе старательно выискивал среди того, что выжило за годы фашизма и уцелело от военной катастрофы, традиции, на которые можно было бы опереться. Всё-таки изучались не только древние германцы; некоторые археологи, отходя от запросов и требований Главного управления преистории, пытались бесхитростно описывать и обобщать материал; были даже критические выступления против некоторых методических догм Косинны.

Слушатели Вале знали: наиболее острое из таких выступлений предпринял он сам в 1941 году. Это его знаменитая в Германии работа "К этническому истолкованию раннеисторических культурных провинций. Границы протоисторического познания". Будучи и сам учеником Косинны, впрочем рано отошедшим от "мэтра", он подверг фундаментальной ревизии одну из главных догм Косинны – "уравнение" археологической культуры с этносом, культурной преемственности – с этнической, передвижек культур – с переселениями народов. Удар был нанесен по одному из важнейших методических устоев "археологии обитания" – в умах тех, кто думал, пошатнулась вся концепция. Критика этого положения Косинны раздавалась и раньше, и не только из-за рубежа. Выступал с ней автор общего систематического немецкого руководства по первобытной археологии К. Г. Якоб-Фризен (1928), затем В. Ла Бом и Г. Цейсс (оба в 1930). Но выступление Вале было наиболее развернутым и притом под властью нацистов.

Несомненно, это выступление было в 1941 году актом гражданского мужества. В обстановке войны "предательство" Вале вызвало нападки нацистов, а другой ученик Косинны, Мартин Ян, ответил Эрнсту Вале короткой отповедью "В тупике ли преисторическая наука?". Работа Вале была переиздана через 11 лет – к этому времени она уже служила отправным пунктом оживленной деятельности западнонемецких археологов по критическому пересмотру принципов "археологии обитания".

(Как это ни странно, А. Я. Брюсов и в 1956 г. опирался при специальном разборе соотношений культуры с этносом на новую работу Яна (1953), предлагавшую смягченный вариант уравнений Косинны, и ни словом не упомянул о существовании работ Э. Вале, Ю. Эггерса, Г. Прейделя и других критиков Косинны, что сильно сузило выводы.)

В нашей историографии была показана живучесть националистических традиций в западногерманской исторической науке, прослежено возрождение милитаристских концепций и рассмотрена их роль в создании опасных реваншистских настроений в западногерманском обществе (Салов 1968; Пашуто 1971). Когда сегодня мы всё же наблюдаем заметные сдвиги в политике Германии и в настроениях немецкого общества, то кроме изменения ситуации в мире и социальных сил в Германии, надлежит оценить и ту позитивную деятельность по очищению духовной атмосферы, которую проводили в эту беспокойную половину века немецкие ученые. Отмечены заслуги ряда историков, работавших в этом направлении (см. Салов 1968: 26, 51 – 52, 55 – 58; Пашуто 1971: 130 – 144). Однако по влиятельности в профессиональной науке и образовании этой группе отводят сравнительно скромное место. Надо признать, что соотношение тенденций оказывается разным в разных отраслях общественно-исторических наук. Археология в этом смысле сильно отличается от истории. Здесь преодоление прошлого оказывается наиболее радикальным.

Чем это объяснить – вопрос сложный. В какой-то мере, видимо, сказалось естественное отсутствие у археологии тех прямых непосредственных выходов в современную политику, которые обильны у истории. Сказалась, вероятно, и реакция исследователей на ту особенно грубую профанацию, которой именно археология, облюбованная нацистскими идеологами, подвергалась в Третьем Рейхе. Однако немалую роль сыграли и личные качества наиболее компетентных ученых – пример таких деятелей, как Геро Мерхарт фон Бернег, К. Г. Якоб-Фризен, Л. Берсу и др., которые пронесли сквозь гонения и мытарства научную честность, отвращение к шовинизму и милитаризму, уважение к науке и народам других стран. Сам Вале указывал, что продолжает линию англичанина Гордона Чайлда и финна А. М. Тальгрена в отказе от формально-типологического вещеведения и уравнения культур с народами.

Показателен факт: в то время как многие историки, занимавшие при нацизме ведущие позиции в нацистских ученых организациях и учреждениях, сохранили свою влиятельность и авторитетность в ученом мире ФРГ и Западного Берлина, у археологов этого не произошло. Остались в живых и "рейхсфюрер" археологии Ганс Рейнерт и другой вождь "чрезвычайно национальной" археологии пресловутый воитель за восточные территории Болько фон Рихтгофен, но оба они практически оказались за бортом профессиональной археологии, вне сообщества археологов. Правда, крупные археологи, работавшие в эсэсовском "Наследии предков" ("Ahnenerbe"), получили хорошие места в археологии ФРГ (как Янкун), но было учтено, что многие из них использовали Аненэрбе просто как место укрытия от грубого диктата Рейнерта и продолжали там профессиональную работу над своим материалом.

На судьбах учения Косинны сказался и географический фактор. Школа Косинны большей частью располагалась в Восточной Германии и те ученики его, которые остались на своих местах, попали под власть ГДР. Естественно, им пришлось перестроиться и подчиняться марксистской идеологии, по крайней мере не перечить ей, а из косинновского наследства развивать только те положения, которые использовались в советской науке (а в послевоенное время такие были). В Западной Германии в основном была влиятельна школа Шухардта, который не стал одиозной фигурой, а как соперник Косинны даже обрел нимб святого, хотя на деле от Косинны мало отличался. Его школа и продолжала сохранять некоторое время влияние в ФРГ, но оттесняемая новыми учениями. Археологи же, некогда работавшие на отобранных у Германии землях к востоку от Одера и Нейсе (среди них был Эггерс), не стали культивировать в археологии ностальгическую память о германстве этих земель (что действительно было бы возможно и без аутопсии), а занялись приведением в порядок и разработкой богатого археологического хозяйства ФРГ и осмыслением своей методологии.

В нашей литературе можно было встретить критические указания на отдельные рецидивы косинновского подхода, например, в книге Монгайта (1963: 55 – 56) о книге Ф. Бена 1948 года. Но эти рецидивы в сочинениях некоторых старых профессоров уже не отражали основных линий теоретического развития западногерманской археологии. Наша критика, сосредоточившись на этих ненавистных пережитках, начисто проглядела новые идеи и явления, а они-то и определили основные направления развития археологии ФРГ.

В 1952 г. А. Л. Монгайт (Предисловие к книге Чайлда, с. 17) так оценивал ситуацию: "Реакционные идеи Косинны объявляются неким идеалом, к которому должна стремиться наука. Миграционизм в его худшем виде, националистические расистские идеи особенно усердно культивируются в среде австрийских и западногерманских ученых". Уже тогда это было анахронизмом. В 1967 г. Монгайт подробно и сочувственно изложил доводы западногерманских критиков Косинны (Эрнста Вале, Ганса-Юргена Эггерса), выдвигавшиеся ими как раз в 1950-52 гг. и позже, и противопоставил их точке зрения таких исследователей, как А. Я. Брюсов, как раз методологически близкие косинновским.

Однако при всей симпатичности критической части и при всей ценности фактической аргументации Монгайта, эти положения, взятые им в отрыве от цельной системы взглядов западногерманских археологов второй половины ХХ века, не могут быть оценены всесторонне. Требуется внимательное изучение и анализ всей системы взглядов, теоретических основ концепции.

Принципиальные установки Вале складывались в его работах задолго до того, как овладели умами ряда западногерманских археологов – еще в 20-е – 30-е годы, но тогда не встретили признания. Теперь многие из этих давних работ переизданы без изменений – вещь редкостная в археологии, где материал растет быстро и обобщения скоро устаревают.

 

2. Биография Вале. Эрнсту Вале, который и сам написал "Историю преисторических исследований", не повезло в историографии. В историях археологии Даниела и ряде других имени Вале вообще нет. В "Истории археологической мысли" Триггера упоминается лишь одна ранняя работа Вале (1915 года) - как пример распространения идей Градмана. В истории центрально-европейской археологии Скленаржа есть упоминание о выступлении Вале против Косинны – и это всё. В пятитомной энциклопедии истории археологии нет статьи о Вале, и упоминается он всего в двух местах – в статье Фейта об истории немецкой первобытной археологии (только как автор такой истории) и в моей статье о Косинне. Только в моих историографических работах Вале рассматривается с 1974 года и, разумеется в основанных на моей историографии книгах Малины и Вашичка,. Затем в сборнике Гахмана (1987 г.) есть очерк о Вале, и Гахман пишет следующее: "Наряду с Косинной и Рейнеке, Мерхартом и Менгином, Вале является, собственно, интереснейшим исследователем из всего круга немецких ученых, рассмотренных в этом томе" (Hachmann 1987: 197).

Между тем, специальная литература о Вале, хотя и скудная, есть (Kirchner 1964; Würdigung 1966; Bernard 1987), есть автобиография (Wahle 1980), хотя и скучноватая, по-стариковски сентиментальная и мелочная.

Эрнст Вале на год младше Менгина, на год старше Уилера, на три года – Чайлда. Это то поколение, молодость которого пришлась на Первую мировую войну, а с конца Второй мировой забрезжила их старость. Деятельность их в основном уложилась в межвоенное время.

Вале родился и провел раннее детство в Магдебурге, в городке Делич близ Халле окончил реальную школу, в которой директором был его отец, затем учился в университете Халле-Виттенберг. Еще во время учебы он раскопал урновый могильник под Деличем, так что уже в 1908 - 09 гг. вышли первые печатные работы 20-летнего автора – две о самом могильнике, одна – о его месте в преистории Средней Германии. Еще тогда ему попалась в руки книга Софуса Мюллера, которого он считал "самым значительным преисториком, которого Скандинавия имела до сего дня" (Wahle 1980: 23), и он получил свой настрой против типологии и вещеведения в духе Монтелиуса.

Директор музея пускал его в музей заниматься в залах и библиотеке. Посещал он и музеи в соседних городах. Как вспоминает Вале, в Веймаре директор тамошнего музея представил его "незадолго до того прибывшему невысокому человеку в дорожной одежде, которым был не кто иной как Косинна … Я старался продлить это пребывание вечером с профессором из Берлина как можно дольше…Вечер был для меня тем особенно поучителен, что я уже давно готовился перебраться в Берлин" (Wahle 1980: 19 – 20). Последующие четыре семестра он учился уже в Берлине у Косинны, а также антропологии у Лушана (в целом в Берлине 1908 – 1911). Позже, в 1913 г. появится его рецензия на косинновскую книжечку о кладе Эберсвальде, где ученик встает горой за своего учителя, против Шухардта.

Как одно из памятных переживаний вспоминает Вале поездку вместе с Косинной на конгресс в Стокгольм по приглашению Монтелиуса – Косинна выпросил разрешение явиться вместе с тремя учениками.

"Монтелиус был повсюду, и, поскольку он бегло говорил по-немецки, с ним было легко поддерживать беседу. … Как если бы это было только вчера, я еще вспоминаю, что там услышал впервые слово "Фатьяново" и об особом положении одиночных погребений позднего неолита. Высшим пунктом поучительности стало для меня совершенно частное знакомство с профессором Рутгером Сернандером в вагоне на обратном пути из экскурсии в Упсалу. Речь шла о передвижках побережий и колебаниях климата на неолитическом поселении, стало быть, о главе исторической географии; и еще позже я долгое время переписывался с ним" (Wahle 1980: 20).

Это был знаменитый соавтор схемы Блитта – Сернандера, установившей последовательность европейских климатов. А Вале, человек тихий и стеснительный, после этой встречи несколько охладел к Косинне, с его фанфарным стилем, да и тот его отстранил от себя. Вале вспоминает:

"Хорошим учителем Косинна не был, и это многих молодых от него удерживало. Он был по природе очень раздражителен. … Раздражительность и чрезвычайное тщеславие – тем и другим он наделал себе много врагов и затруднял себе жизнь. Поэтому большинство его учеников от него уходило. И я принадлежу к числу таких, но все мы не имели с ним никаких научных споров. Некоторые из нас, которые советовали ему сдержанность, отделились от него в борьбе. Других, например, меня, он удалял от себя по-тихому, так что они и не знали, почему. Что я избрал себе собственное направление …, он, пожалуй, и не заметил" (письмо автору от 22 февраля 1971 г.).

Вале сильно заинтересовался географическим подходом и в 1910 г. перебрался в Гейдельбергский университет. Его учителем стал крупный географ Альфред Хеттнер, учился он там и геологии. Большое впечатление на него произвела книга Эдуарда Гана о раннем земледелии и появлении домашних животных и культурных растений, а также работы географа Роберта Градмана о соотношении степи и леса и значении этого соотношения для географического распределения культуры. В 1915 г. появилась статья Вале "Первобытный лес и открытое пространство в их значении для культурного развития". Это было освоение "теории степей и пустошей" Градмана, при чем в этом Вале действовал одновременно с англичанами, зачинателями географического направления (энвайронментализма) в археологии (статья Флёра вышла тоже в 1915 г.). Работы с развитием идей Градмана продолжали у Вале выходить в основном до 1924 г., хотя отзвук общей позиции Градмана можно найти у Вале и позже.

Услышав доклад студента по преистории, руководитель семинара для учителей, готовивший новое издание своего методического руководства по немецкой истории, летом 1913 г. предложил ему только что сдавшему докторский экзамен, написать преисторическое введение к учебнику. Вале приготовил 17 страниц - "Немецкая преистория, родина и древнейшее распространение германцев". Тема была косинновская, но мнение Косинны о принадлежности неолитических культур Центральной Европы германцам приведено как гипотеза, вопрос оставлен открытым. Вале увидел свой раздел напечатанным, но только в 1918 г., потому что разразилась Первая мировая война, и он был мобилизован. После ранения и пребывания в госпитале, вернулся в Гейдельберг. Здесь он в 1920 г. защитил под руководством географа Хеттнера диссертацию "Восточная Германия в поздненеолитическое время, преисторически-географический опыт", сделанную еще в 1914 г. и напечатанную книгой в 1918, а в 1920 г. он начал в Гейдельбергском университете работать, с 1922 г. читать лекции.

В 1924 г. лейпцигское издательство выпустило книжку Вале "Преистория немецкого народа", с посвящением учителю, но не Косинне, а географу Хеттнеру. Книга резко отличалась от всех книг по археологии. В ней не было никаких иллюстраций. Автор не хотел их давать. Он презирал увлечение типологическими штудиями, считая их лишь подсобным средством. Основным же для него было представление исторической картины, установление причинно-следственной связи событий, выяснение природных и хозяйственных условий исторического процесса. Позже он писал, что стремился понять не вещи, а те исторические явления, которые скрывались за вещами. У такого формалиста, как я, сразу встает вопрос: а каким путем можно познать то, что скрывается за вещами, если не через вещи? Но у Вале этот вопрос не возникал.

И уж совсем не лезло ни в какие ворота его решение "индогерманского" вопроса. Вопреки патриотической концепции его учителя Косинны, выводившего теперь все индоевропейские народы из Северной Европы (а Шухардт только расширял территорию прародины на всю Центральную Европу), 34-летний доцент Вале, вдохновленный апологией степей у Градмана, выводил индоевропейцев из восточноевропейских степей – следуя в этом фольклористу Бенфею и языковеду Шрадеру. Он был первым из археологов, присоединившимся к этой идее – уже следом за ним это повторили Майрс в 1925 г., Чайлд в 1926 и 1950, Мария Гимбутас в ряде работ с 1956 по 1970-е годы.

Через 10 лет, в 1932 г., издательство выпустило второе, расширенное издание. Автор снабдил его хронологическими таблицами и картами, но по-прежнему отказался делать иллюстрации изображениями вещей. Издательство было богатым, оно предлагало дать хорошие изображения археологических объектов, поместить сравнительно-типологические таблицы, но автор это отверг по принципиальным соображениям. В конце концов согласился дать три десятка изображений отдельных предметов. Не изменил он и свою концепцию происхождения индогерманцев. Он говорил об "индогерманизации Европы".

А время было уже другое. В 1933 г. нацисты пришли к власти. Государственное управление (Reichsstelle) по развитию немецкой печати распространило по книготорговле следующее постановление о книге Вале:

"В описании немецкой преистории автор идет собственными путями, почти полностью игнорируя задачу изображения находок и ограничиваясь чисто историческими описаниями. Так что у его труда отсутствует необходимая основа, как и живая наглядность; его предпочтением является, напротив, выработка исторических взаимосвязей, которые из древнейших свидетельств человеческой культуры открыты на немецкой почве вплоть до времен меровингов и восточнонемецких колонистов. Представление, что родина индогерманцев лежит в степных странах Востока, противоречит результатам исследований памятников. Эпоха бронзы и железа оказывается в изображении слишком короткой. Приходится остро возразить против изображения на обложке, передающего картинку 1828 г., на которой показан германский воин с гуннскими чертами лица, одетый в шкуры и украшенный головой зверя, тем самым невольно способствуя распространению ложного представления о германской культуре варварства. Книга не может быть востребована" (Wahle 1980: 53).

Книга была удалена с витрин, продажа ее сократилась (а остаток был уничтожен в 1943 г. во время налета англо-американской авиации на Лейпциг). В 1934 г. Вале получил задание создать в Гейдельберге кафедру по пре- и протоистории, но профессором не был назначен. Возведение Вале в профессорское звание очень затянулось. К этому времени (1935 – 1939) относится короткий роман Вале с национал-социалистической идеологией: появляются его статьи с названиями: "Германский вождь" ("Der germanische Führer"), "Чужая кровь в германском дворянстве раннеисторического времени", "Преистория как созидательная сила".

Наконец, в 1938 г. уже 49-летний доцент получил звание профессора, но только экстраординарного (внештатного), и заведование кафедрой (в Гейдельберге называвшейся Институтом).

Тем не менее в 1939 г. упрямый Вале сделал в провинциальной гейдельбергской Академии наук доклад, явно направленный против учения Косинны – доклад о возможностях этнического определения археологических культур и о границах археологического познания. Доклад этот был напечатан в 1941 г. и стал самой известной и самой цитируемой работой Вале. В том же 1939 г. в Дармштадте в местном историческом обществе он сделал еще один доклад "Раннеисторическое прошлое в сложении национальной воли". Председательствующий пастор перед докладом просил его быть смелым, но осторожным, В докладе Вале критиковал грубо националистические построения литовца-эмигранта Балодиса. После доклада пастор пожал ему руку и сказал: "Там, где вы говорили о Литве, люди думали о Германии, а где звучало имя Балодис, – об одном из наших маститых…" (Wahle 1980: 109).

Это очень похоже на один из наших методов чтения между строк, который я обозначил как "подмену мишени" – 7-ой из 12 методов эзопова языка советского времени в моем обзоре в "Феномене советской археологии" (Клейн 1993: 85).

С 1942 г. некоторые ученые пытались выхлопотать для Вале и для кафедры ставку ординарного (штатного) профессора, но ректорат и министерство не решались на это, учитывая его опасные взгляды. А после войны, когда его книги переиздавались и выходили сборники его трудов и ему посвященные, административный аппарат по-прежнему тормозил эти хлопоты: Вале объясняет это тем, что там сидели те же старые аппаратчики. Но, возможно, действовало представление, что Вале – не настоящий археолог, что он не в курсе новейших западных течений. В 1958 г., когда Вале подошел к возрастному пределу работы, Гейдельбергскому университету была, наконец, дана штатная профессорская ставка, но не для Вале, а для хорватского эмигранта Владимира Милойчича, которому Вале и передал кафедру, а в 1959 г. ушел на пенсию. Ему еще оставалось жить 23 года.

Когда я в начале 1970-х годов договорился с редактором восточногерманского издания Германом Беренсом о помещении моей огромной статьи о Косинне, он, родом из Западной Германии, сообщил о ней Эрнсту Вале. Тот, учитывая, что ему за восемьдесят, попросил прислать ему мою рукопись до напечатания, потому что он может ведь не дожить до публикации. Беренс с моего разрешения, решил это сделать. Мы, конечно, оба рисковали, граница между ФРГ и ГДР была тогда очень суровой, но нужно было уважить старика, а мне страсть как хотелось узнать мнение ученика Косины. Вале очень высоко оценил мою работу, выше, чем немецкие работы, а у нас еще раньше завязалась переписка. Он подробно отвечал на мои вопросы о себе и о Косинне, и я использую его сведения в этом курсе.

Когда в 1981 г. Вале умер, в его списке насчитывалось более 640 печатных работ. Из всего этого списка сам Вале, судя по его автобиографии, считал главным делом своей жизни "Немецкую преисторию", неоднократно переиздававшуюся. Вся биография построена как взбирание по лестнице всё совершенствующихся переизданий этой книги (рис. 2), а вся предшествующая жизнь рассматривается как приуготовление к этой великой работе, хотя на деле самыми интересными являются другие его работы.

 

3. Учение Вале. Ранние работы Вале примечательны тем, что это было самое начало географического подхода. Вале выступил одновременно с аналогичными работами англичан. Уже это знаменовало отход Вале от Косинны, и, собственно, учеником Косины Вале был только формально. Он скорее был учеником географа Хеттнера и антрополога Лушана. Уже это, а также позиция Софуса Мюллера в его споре с Монтелиусом обусловили неприязнь Вале к типологическим штудиям, которые, казалось ему, отвлекают археологов от истинно интересных проблем – больших движений истории, соотношений природных условий с формированием культуры. Он хотел изучать не чем люди пользовались (горшки, ножи, украшения), а чем они жили (адаптация к трудностям, проблемы жизнеобеспечения, происхождение и преемственность). Эта неприязнь к вещеведению и типологическим штудиям, даже к системе трех веков четко проступает в его книге 1924 г.

Как пишет Гахман,

"только Г. Янкун в немецком языковом пространстве реализовал то, что инициировал Вале. Но ему пионерская роль Вале уже вряд ли была видна; во всяком случае казалась ему не стоящей упоминания. Тем не менее необходимо признать тот факт, что Вале в Германии был настоящим основателем исследовательского подхода, которому сам он не дал никакого особого названия, и который Янкун, переинтерпретировав название Косинны, обозначил как Siedlungsarchäologie ("археология обитания" или "заселения"), но которое у англичан называется "Environmental archaeology" и которое в немецком языке лучше всего было бы называть Эко-Археологией" (Hachmann 1987: 199).

Как и англичане, Вале развил свои воззрения о необходимости изучать функционирование живого общества (как взаимодействует культура с природной средой) под влиянием функционализма. Только для Вале источником ознакомления с этим этнологическим учением выступил не Малиновский или Рэдклиф-Браун, а немец Рихард Турнвальд, разрабатывавший функционалистские идеи даже раньше английских ученых. С Турнвальдом Вале вместе работал над составлением статей "торговля " и "хозяйство" для лексикона Макса Эберта. Но у Вале функционализм сочетался с интересом к истории.

В общем Вале принимал диффузию с Востока и, следовательно, древнее опережение восточной цивилизации по сравнению с европейскими культурами. "Городское развитие прибыло в Европу в готовом виде" (Wahle in Ebert 1929: 363). Это уже клало рубеж между ним и Косинной, но не образовывало методологической основы для концепции, потому что диффузию он воспринимал просто как доказанный другими факт (то есть так, как ее воспринимаем мы сейчас). Впрочем, одна методологическая новация диффузионистского плана уже в ранних его работах проскальзывает. В 1926 г в словаре Эберта он дал определение "культурного круга", которое схоже с корреляционным пониманием археологической культуры у Чайлда, но сформулировано на несколько лет раньше (у Чайлда только в 1929). Вот определение Вале:

"Сравнительное рассмотрение археологического материала учит …, что хронологически и пространственно ограниченной области определенной формы вещи точно соответствует распространение других предметов; постоянное сочетание (предметов) … определенного формообразования в замкнутых комплексах ведет к познанию некоторого "культурного круга", и верность разграничения таких кругов подтверждается и углубляется наблюдением совпадений, соотв. различий в устройстве поселений, формах погребений и проч." (Wahle et al. in Ebert 1926: 37).

Здесь начало рассуждения еще как у Косинны – связь через территорию, но дальше рассуждение переходит к сочетанию в комплексах. Вполне возможно, что эта идея повлияла на Чайлда (словарь Макса Эберта он, конечно, читал).

В том же 1926 году вышла книга норвежского археолога А. В. Брёггера (A. W. Brögger) "Культурная история норвежской древности". Вале с радостью увидел в Брёггере единомышленника. В рецензии 1930 г. он с энтузиазмом отметил, что Брёггер не погружен в типологические штудии, а пишет историю края, что он не сводит ее к истории вещей, как Чайлд, не строит ее в эволюционистском духе как смену уровней культуры, а рассматривает ее как отражение воздействий природной среды. Вале в этой рецензии вступает против скандинавизма (под которым он имеет в виду типологический метод и типологию в духе Монтелиуса - ведь и Софус Мюллер и Брёггер скандинавы). Вале одобрительно оценивает то, что Брёггер не отстаивает "культурную высоту" норвежцев, не принимает волны культуры за переселения народов (это всё камешки в огород Косинны – опять "подмена мишени"). Брёггер также призывал быть реалистичным и историчным, оценивать исторически возможное – скажем не предполагать письменность в неолите. Книга Брёггера оказала сильное воздействие на Вале.