Понятие, источники и виды права, исходя из психологической теории права Л.И. Петражицкого

Лев Иосифович Петражицкий исходил из того, что право коренится в психике индивида. Юрист поступит ошибочно, утверждал он, если станет отыскивать правовой феномен «где-то в пространстве над или между людьми, в социальной среде и т.п., между тем как этот феномен происходит у него самого, в голове, в его же психике, и только там». Интерпретация права с позиции психологии индивида, считал Петражицкий, позволяет поставить юридическую [c. 505] науку на почву достоверных знаний, полученных путем самонаблюдения (методом интроспекции) либо наблюдений за поступками других лиц.

Источником права, по убеждению теоретика, выступают эмоции человека. Свою концепцию Петражицкий называл «эмоциональной теорией» и противопоставлял ее иным психологическим трактовкам права, исходившим из таких понятий, как воля или коллективные переживания в сознании индивидов.[7]

Эмоции служат главным побудительным элементом психики. Именно они заставляют людей совершать поступки. Петражицкий различал два вида эмоций, определяющих отношения между людьми: моральные и правовые. Моральные эмоции являются односторонними и связанными с осознанием человеком своей обязанности, или долга. Нормы морали – это внутренние императивы. Если мы подаем из чувства долга милостыню, приводил пример Петражицкий, то у нас не возникает представлений, что нищий вправе требовать какие-то деньги. Совершенно иное дело – правовые эмоции. Чувство долга (обязанности) сопровождается в них представлением о правомочиях других лиц, и наоборот. «Наше право есть не что иное, как закрепленный за нами, принадлежащий нам – как наше добро – долг другого лица». Правовые эмоции являются двусторонними, а возникающие из них правовые нормы носят атрибутивно-императивный (предоставительно-обязывающий) характер. Теория Петражицкого безгранично расширяла понятие права. Он считал правовыми любые эмоциональные переживания, связанные с представлениями о взаимных правах и обязанностях. Петражицкий относил к правовым нормам правила различных игр, в том числе детских, правила вежливости, этикета и т.п. В его сочинениях специально оговаривалось, что правовые нормы создаются не путем согласования эмоций участников общественных отношений, а каждым индивидом в отдельности: “Переживания, которые имеются в психике лишь одного индивида и не встречают признания со стороны других, не перестают быть правом”. На этом основании Петражицкий допускал существование правовых отношений с неодушевленными предметами, животными и нереальными субъектами, такими, как бог или дьявол.[8] Лев Иосифович стремился найти универсальную формулу права, которая охватывала бы различные типы правопонимания, известные истории (включая договоры с богом и дьяволом в правовых системах прошлого). Его концепция явилась одной из первых попыток, теоретически во многом незрелой, проследить формирование юридических норм в правосознании. Многочисленные правовые нормы, создаваемые индивидами, неизбежно вступают в противоречия друг с другом, указывал Петражицкий. На ранних этапах истории способом их обеспечения выступало самоуправство, т.е. защита нарушенного права самим индивидом или группой близких ему лиц. С развитием культуры правовая защита и репрессия упорядочиваются: возникает система фиксированных юридических норм в форме обычаев и законов, появляются учреждения общественной власти (суд, органы исполнения наказаний и т.п.). Монополизируя функции принуждения, государственная власть способствует «определенности права». Развитие обычаев и законодательства вместе с тем не вытесняет полностью индивидуальные правовые переживания, утверждал Петражицкий. В современных государствах наряду с официально признанным правом существует, по его мнению, множество систем интуитивного права, как, например, право зажиточных слоев, мещанское право, крестьянское, пролетарское, право преступных организаций. Психологическая теория в этом отношении приближалась к идеям правового плюрализма, однако право социальных классов и групп в ней было истолковано индивидуалистически. «Интуитивных прав столько, сколько индивидов», – подчеркивал Петражицкий. Соотношение интуитивного и официального права, по теории Петражицкого, в каждой стране зависит от уровня развития культуры, состояния народной психики. Россия является «царством интуитивного права по преимуществу». В ее состав входят народы, стоящие на разных ступенях развития, с множеством национальных правовых систем и религий. К тому же, полагал ученый, российское законодательство находится в неудовлетворительном состоянии, а его применение сплошь и рядом подменяется официальным действием интуитивно-правовых убеждений. Петражицкий ратовал за проведение в стране унификации позитивного права, создание полного свода российских законов. Передовое законодательство, по его словам, ускоряет развитие менее культурных слоев общества.[9] Общественно-политические идеалы Петражицкого были близки к этическому социализму, получившему распространение в России на рубеже XIX–XX вв. Для современной эпохи, отмечал он, характерны процессы «социализации производства», замены «деспотического режима системой государственного и общинного самоуправления». В будущем право изживет себя и уступит место нормам нравственного поведения. «Вообще право существует из-за невоспитанности, дефектности человеческой психики, и его задача состоит в том, чтобы сделать себя лишним и быть упраздненным».

Под влиянием его идей происходило формирование взглядов многих представителей немарксистского социализма в России того времени (Г.Д. Гурвич, П.А. Сорокин и др.). Сближению психологической концепции права с марксизмом способствовал М.А. Рейснер, один из первых советских правоведов. Восприятие марксистами учения Петражицкого о воспитательной роли права облегчалось тем, что в документах российской социал-демократии и в Конституции РСФСР 1918 г. социализм определялся как безгосударственный строй (с утверждением сталинизма и теории советского социалистического государства последователи Рейснера были подвергнуты идеологическому шельмованию за пропаганду надклассовой этики).[10] В начале XX в. крупным научным событием не только в русской, но и европейской литературе стало опубликование Теории права и государства в связи с теорией нравственности (1907) Льва Иосифовича Петражицкого (1867—1931). В гносеологическом и методологическом отношении он следовал началам позитивной философии, но при этом проявил большую самостоятельность и оригинальность в освещении правовых явлений и самой природы права.

Он понимал право как разновидность субъективных переживаний и проводил различение между правом позитивным и правом интуитивным. Позитивное право для него шаблонно и догматично, оно не поддается ситуативному совершенствованию. Интуитивное право легко может приспособиться к конкретной ситуации и образует основу и побудительную силу для корректировки права позитивного. При этом возможны три варианта отношений между ними: интуитивное право согласуется с позитивным; интуитивное право опережает позитивное; позитивное право опережает интуитивное. Лев Иосифович также проводил различие между социально-служебным правом (своеобразная модификация права публичного) и правом, не обремененным служебной обязанностью. Первое он называл также правом централизации, второе — правом децентрализации. Правовое общение, как и любое другое (моральное, властное и т. д.), сопровождается переживаниями, которые бывают пассивными (ощущение чувства страдания и удовольствия) либо активными (волевая целеустремленность). Право в его регулятивном воздействии сопровождается одновременно пассивными и активными переживаниями, и эти переживания («эмоции») составляют, согласно Петражицкому, главную причину поведения, внешних поступков человека. Наши права суть закрепленные за нами, принадлежащие нам долги других. Право предполагает в данном случае одновременно, с одной стороны, пассив (обременение, обязанность) и, с другой стороны, актив (возможность применить правовые требования с вполне определенной, отмеренной гарантией их выполнения).[11] В этом смысле право есть также отношения (правоотношения) между той и другой стороной определенного комплекса пассивно-активных взаимных связей, образующих само право. Право вместе с тем есть и моральное переживание. Общим моментом для того и другого является не только их эмоциональный, но также сходный интеллектуальный состав. Так, например, требования «не лги», «не убивай», «помогай нуждающимся» можно переживать и как правовые, и как моральные требования. Но моральное переживание, в отличие от права, предстает переживанием односторонним, оно есть лишь чувство обязанности, не снабженное гарантированным исполнением. Единство правомочия и обязанности, присущее только праву, обычно закреплено в правовой норме, которая, по сути дела, двойственна по своей психологической природе: она имеет одновременно императивную (обязывающую) часть и атрибутивную (управомочивающую на требование с гарантированным исполнением) часть.

Таким образом, право по своей природе есть прежде всего явление эмоциональное (переживательное). В этом его главная и фундаментальная особенность. В деле сплочения людей, их дисциплинирования право гораздо важнее морали, что является следствием его двусторонней (одновременно предоставительно-обязывающей или, говоря иначе, атрибутивно-императивной) природы. Юридическая норма — это проекция (вариант) императивно-атрибутивных переживаний; это как бы скрепы, без которых ни одна социальная группа не может существовать.

Мораль иногда становится упорядочивающим и дисциплинирующим фактором в тех областях общественной жизни, где право не выполняет этой регулирующей роли и даже не может ее выполнять (например, в делах, где требования совести могут оказаться и фактически оказываются сильнее требований действующего права).[12] Подобное истолкование природы права и морали сильно расходится с позитивистской теорией права, которая считает главным создателем и оформителем права государство (суверена, власть). Согласно представлениям Петражицкого, право есть более сложное и многогранное явление. По своему генезису и фактическому существованию оно распадается и обособляется на две разновидности —на право официальное (положительное, государственной властью сформулированное и поддержанное) и право интуитивное, отношения между которыми изменчивы.

Еще одним последствием этого новаторского подхода стало компромиссное уточнение традиционного со времен римских юристов деления права на публичное и частное делением права на лично-свободное и социально-служебное. По существу получается, что разграничение публичного и частного права пребывает в зависимости от того, чьи интересы преследуются в том или ином правоотношении. В своем воздействии на социальное поведение особо заметными делаются такие специальные функции права, которые Петражицкий именует «распределительною» и «организационною». Так, в частности, дистрибутивная (распределительная) функция в области народного (и международного) хозяйства может отличаться от функции распределения частей плодородной почвы, средств и орудий производства, предметов потребления, вообще хозяйственных благ между индивидами и группами. Основной тип и главный базис распределения хозяйственных благ, а вместе с тем и основной базис экономической и социальной жизни вообще представляет собой явление собственности (в частнохозяйственном укладе, в условиях «капиталистического» социального строя —индивидуальной собственности, в условиях первобытного или другого коллективистского строя —коллективной).

К числу несомненных заслуг создателя психологической теории права относят обычно решительное и безусловное освобождение теории права от узкого юридического догматизма; В этом вопросе Петражицкий создал своеобразное учение о многообразии нормативных фактов и видов положительного права. Отказавшись от сложившихся вариантов догматического истолкования источников права и стремясь охватить все известные факты из истории права и современного его состояния, Петражицкий насчитал целых 15 видов положительного права, неизвестных, по его оценке, современной науке или же не признаваемых ею.[13] Среди них он помимо официального права (законодательства) различает книжное право, для которого нормативным фактом служит авторитет книги, преимущественно юридического содержания (имеются в виду священные книги, сборники обычного права, научные трактаты и Свод законов Юстиниана); далее следует «право принятых в науке мнений», «право учений отдельных юристов или групп их», «право юридической экспертизы» (сюда же отнесены знаменитые «ответы» римских юристов); отдельно выделено «право изречений религиозно-этических авторитетов: основателей религий, пророков, апостолов, святых, отцов Церкви и т. д.; и «право религиозно-авторитетных примеров, образцов поведения». Своеобразное семейство образуется из «договорного права», «права односторонних обещаний» (например, государственных органов и частных лиц), «программного права» (программное заявление органов государственной власти), «признанного права» (признание известных прав и обязанностей одной из сторон юридического отношения). «Прецедентное право» усматривается в деятельности государственных учреждений и в международном праве. Различается также «общенародное право, как везде существующее право» (нормативным фактом для него служат ссылки на то, что «так принято во всем мире», «у всех народов»). Отсюда становится понятным соседствующее с прецедентным и общенародным «право юридических поговорок и пословиц».

Л.И. Петражицкому принадлежит весьма точная и по-своему конструктивная критика юридической ментальности, в которой «власть» и «господство» имеют характер не научно содержательных и фиксированных смысловых терминов, а скорее характер слов для всевозможного и необременительного употребления в различных областях правосознания без ясно определенного смысла. Он писал в своей «Теории права и государства» (1907).

II. Глава