Экономическая политика самодержавия

Конец XIX - начало XX в., как и пореформенная эпоха в целом, явились для России эпохой быстрого развития капитализма, развития, прерванного социальным катаклизмом 1917 г. Однако, несмотря на интенсивную капиталистическую трансформацию российской экономики, последняя и на рубеже столетий представляла собой сложный и противоречивый комплекс хозяйственных укладов, отличавшихся друг от друга целями производства, способами использования прибавочной стоимости и т.п. Господствующее положение занимал уже капиталистический уклад, увязывающий все прочие в некую более или менее единую систему. Наряду с ним, однако, продолжал существовать и унаследованный от прошлого полукрепостнический, представленный прежде всего помещичьим отработочным хозяйством в деревне. При характеристике российской экономики на рубеже веков выделяют и такие уклады, как общинный, кооперативный, мелкотоварный и т.п. Важную роль в народном хозяйстве страны играл весьма развитый государственный сектор. Так, протяженность железных дорог, принадлежавших казне, составляла около 70% общей протяженности железнодорожной сети империи. Государству принадлежал ряд предприятий, обслуживавших нужды армии и флота (например, оружейные заводы - Тульский, Сестрорецкий, Ижевский, Пермский, Адмиралтейский и Балтийский и пр.).

Существенное влияние на развитие народного хозяйства России оказывала экономическая политика царского правительства. В 1890-е гг. самодержавие взяло курс на форсированную индустриализацию экономики. Эта политика была связана прежде всего с именем С.Ю. Витте - одного из крупнейших государственных деятелей последних десятилетий существования Российской империи, занимавшего в 1892-1903 гг. пост министра финансов.

Линия Витте на всемерное содействие промышленному развитию не была принципиально новым явлением. В какой-то мере она опиралась и на традиции еще Петровской эпохи и опыт экономической политики последующих периодов.

Правительство, по мнению Витте, должно было способствовать "настолько прочному и широкому развитию всех отраслей перерабатывающей промышленности, чтобы произведения их не только удовлетворяли внутреннему спросу, но и могли успешно соперничать за пределами России с произведениями других стран". Именно в государственном вмешательстве в экономику Витте видел фактор, могущий обеспечить ускоренный рост отечественной индустрии, превратить Россию в промышленно развитую державу. "При необходимости быстрого приспособления обширного, еще недавно патриархального русского народного хозяйства к требованиям современной промышленной и торговой культуры, успешное завершение великой задачи постановки отечественного хозяйства на самостоятельный путь может произойти лишь при широком и разностороннем положительном руководстве развитием промышленности со стороны правительства", - отмечал министр финансов. И это "положительное руководство" при Витте действительно осуществлялось. Государство активно "насаждало" промышленность, оказывая административную и финансовую поддержку тем или иным предприятиям.

Важнейшей составной частью "системы" Витте являлась таможенная защита отечественной промышленности от иностранной конкуренции с помощью высоких пошлин на импортируемые товары. Основы этой политики были заложены еще принятым при предшественнике Витте на посту министра финансов И.А. Вышнеградском таможенным тарифом 1891 г., который, по компетентному свидетельству современника, превосходил "все, что когда-либо было сделано в Европе в смысле таможенной охраны". Возглавив финансовое ведомство, Витте весной 1893 г. добился издания закона, в соответствии с которым министр финансов получал право (по соглашению с министром иностранных дел и с разрешения царя) повышать в случае надобности ставки, введенные тарифом 1891 г., для товаров из стран, не оказывающих России наибольшего благоприятствования в торговле. Разразившаяся вскоре "таможенная война" между Россией и Германией завершилась, правда, заключением базировавшегося на взаимных уступках торгового договора 1894 г. Однако в целом Германии не удалось склонить Россию к отказу от протекционистского курса по отношению к отечественной промышленности. Торговые соглашения, схожие по характеру с русско-германским договором 1894 г., были впоследствии заключены с Францией, Австро-Венгрией и некоторыми другими государствами.

Политика таможенного протекционизма, способствуя развитию отечественной промышленности, вместе с тем оказывалась весьма обременительной для населения, которое вынуждено было "покупать иностранные изделия по ценам, повышенным вследствие пошлин, и почти столько же приплачивать и за изделия внутреннего производства". Однако, полагал Витте, "великие задачи (т.е. создание мощной национальной промышленности. - Авт.) требуют и великих жертв".

Находясь на посту министра финансов, Витте всемерно содействовал широкому привлечению в российскую экономику иностранных инвестиций. Уменьшить жертвы, приносившиеся населением на алтарь индустриализации, можно было, по его мнению, лишь всемерно ее ускорив, что, естественно, требовало крупных капиталовложений в промышленность. Необходимыми внутренними ресурсами Россия, однако, не обладала. Способствовать решению проблемы финансирования ускоренного развития отечественной промышленности и должны были зарубежные инвесторы. Правда, Витте не удалось добиться отмены различного рода ограничений, которые законодательство накладывало на деятельность в России иностранных предпринимателей. И все же импорт капиталов при нем существенно возрос. За время пребывания Витте на посту министра финансов иностранные инвестиции в российскую экономику существенно увеличились, и это обстоятельство во многом обеспечило высокие темпы развития отечественной промышленности в 1890-е гг.

С именем Витте связано проведение ряда крупных преобразований, способствовавших осуществлению взятого им курса на форсированную индустриализацию российской экономики. Большое значение в этом отношении имел переход в 1897 г. к золотому денежному обращению, которое к концу XIX в. было уже введено в крупнейших европейских государствах.

Министерство финансов приступило к подготовке реформы еще до того, как его возглавил Витте. Последний в данном случае завершил дело, начатое его предшественниками. Реформа предусматривала уменьшение золотого содержания рубля на 1/3. Кредитный рубль отныне равнялся 66 2/з коп. золота. Государственный банк, который должен был разменивать кредитные билеты на золотую монету без ограничения суммы, превратился в эмиссионное учреждение и получил право выпуска банкнот. Кредитных билетов, не обеспеченных золотом, он мог выпускать не более, чем на сумму в 300 млн. руб. Выпускавшиеся же в обращение сверх этой суммы, должны были обеспечиваться золотом рубль за рубль, что, естественно, требовало наличия большого золотого запаса. В целом денежная реформа 1897 г., способствовавшая стабилизации рубля, стимулировала экономический рост, содействуя, помимо прочего, привлечению в Россию иностранных капиталов.

В 1898 г. вступил в силу подготовленный Министерством финансов закон о промысловом налоге, т.е. налоге на предпринимательскую деятельность. Объектом обложения согласно этому закону являлся не предприниматель, как было прежде, а предприятие, что способствовало большей уравнительности и пропорциональности обложения и увеличению доходов казны.

При Витте была введена государственная винная монополия. Хотя винокурением по-прежнему занимались на частных предприятиях, однако сырой спирт приобретала казна. Его очистка и изготовление водки производились только по заказам государства. Что же касается продажи спирта, вина и водочных изделий, то это отныне являлось исключительным правом казны. От винной монополии государство получило огромные доходы: в 1900 г. - 117,9 млн. руб. (вся доходная часть бюджета тогда равнялась 1704,1 млн. руб.), а в 1913 г. - 899,3 млн. руб. (при общей сумме доходов в 3417,4 млн. руб.).

В целом "система" Витте отличалась противоречивостью. Активное вмешательство государства в хозяйственную жизнь, способствуя быстрому росту отечественной индустрии, с другой стороны, препятствовало естественному становлению буржуазных структур. Власть стремилась жестко контролировать ситуацию, складывавшуюся в экономике, что тормозило развитие частной инициативы.

Отставка Витте с поста министра финансов не привела к пересмотру основ политики самодержавия в области промышленности. Разумеется, достигнутый к 1900-м гг. уровень экономического развития России, русско-японская война и революция 1905-1907 гг., расстроившие государственные финансы, перемены в общественно-политической жизни страны, вызванные революцией, - все это вынуждало правительство вносить коррективы в тот курс, который в свое время осуществлял Витте. Так, государство отказалось от прямого "насаждения" промышленности, не вполне учитывавшего рыночную конъюнктуру. Тем не менее поскольку задача ускоренного развития отечественной индустрии сохраняла актуальность, постольку проводившаяся царским правительством промышленная политика (вплоть до начала Первой мировой войны) являлась продолжением политики Витте в таких ее существенных аспектах, как таможенное покровительство, привлечение иностранного капитала и пр.

§ 2. Промышленное развитие в конце XIX - начале XX в.

1890-е гг. стали для России временем промышленного подъема невиданной прежде продолжительности и интенсивности. С большим размахом велось железнодорожное строительство, способствовавшее расширению внутреннего рынка, росту спроса на промышленные изделия. Протяженность железнодорожной сети увеличилась за годы подъема на 22 тыс. верст, т.е. больше, чем за 20 предыдущих лет. Высокими темпами росла российская индустрия. За период с 1891 по 1900 г. объем промышленного производства увеличился более чем вдвое. При этом производство средств производства утроилось. Исключительно бурными темпами развивалась тяжелая промышленность Юга, давшая 60% прироста выплавки металла. Если в 1870 г. внутреннее производство покрывало только 35% потребляемого в стране металла, то в 1900 г. уже 86%.

Экономический подъем сменился острым промышленным кризисом, первые симптомы которого обозначились в самом конце 1890-х гг. Кризис продолжался до 1903 г. Прирост промышленного производства в эти годы сократился до минимума (в 1902 г. он составил лишь 0,1%), однако в силу разновременности охвата кризисом отдельных отраслей промышленности, уменьшения общего объема выпускаемой продукции не наблюдалось. В целом первое десятилетие XX в. было для отечественной промышленности неблагоприятным временем. Русско-японская война поначалу способствовала преодолению кризиса, стимулировав рост спроса на промышленные товары. Однако в конечном счете, вызвав расстройство государственных финансов, она оказала негативное влияние на экономическую конъюнктуру. Тяжелым испытанием для российской индустрии стала и революция 1905-1907 гг. В 1905 г. объем промышленного производства сократился на 3,3%, а в самой крупной отрасли - хлопчатобумажной - на 18,6%.

Правда, уже в 1906 г. промышленность явственно обнаружила признаки оживления. И все же экономическая конъюнктура на протяжении нескольких лет оставалась неблагоприятной. Положительная тенденция обозначилась лишь осенью 1909 г., а с 1910 г. страна вступила в период нового промышленного подъема, продолжавшегося до начала Первой мировой войны. Факторами, способствовавшими преодолению депрессивных тенденций в экономике, явились внутриполитическая стабилизация, укрепление финансовой системы, хорошие урожаи 1909, 1910 и 1913 гг., крупные казенные заказы, связанные, в частности, с реализацией принятых тогда правительством программ развития армии и флота. Под влиянием революции 1905-1907 гг. власти вынуждены были пойти на отмену выкупных платежей с крестьян, а предприниматели - повысить заработную плату рабочим, что обусловило увеличение покупательной способности широких слоев населения и соответственно увеличение спроса на промышленные изделия. В целом среднегодовой прирост промышленной продукции равнялся в 1910-1913 гг. приблизительно 11%. Отрасли, производящие средства производства, увеличили за этот же период выпуск продукции на 83%, а отрасли легкой промышленности - на 35,3%. При этом до начала Первой мировой войны еще не успели дать должного эффекта существенно возросшие в годы подъема капиталовложения в промышленность и ее техническая модернизация.

Итоги развития отечественной индустрии в конце XIX - начале XX в. и за весь пореформенный период в целом выглядели в общем довольно внушительно. В 1913 г. Россия занимала 5-е место в мире (после США, Германии, Англии и Франции) по объему промышленного производства. По этому показателю она, правда, по-прежнему существенно уступала трем ведущим индустриальным державам - США, Германии и Англии (их доля в мировом промышленном производстве равнялась соответственно 35,8%, 15,7% и 14%, тогда как России - 5,3%). Однако Францию по выплавке стали, производству проката, машиностроению Россия опережала и находилась на 4-м месте в мире. По добыче же нефти Россия в 1913 г. уступала только США.

И все же процесс индустриализации российской экономики был еще весьма далек от завершения. В 1913 г. стоимость продукции, произведенной в сельскохозяйственном секторе, составляла по одним подсчетам 54, а по другим 55,7% общей величины народного дохода. Вклад промышленности и строительства был гораздо более скромным - примерно 29%. Несмотря на впечатляющие успехи в развитии промышленности, Россия являлась аграрно-индустриальной страной. При этом немалая доля промышленной продукции по-прежнему изготовлялась ремесленниками и кустарями, т.е. доиндустриальными методами (в 1913 г. - примерно 35%). Весьма значительно Россия отставала от наиболее развитых государств по производству промышленных товаров на душу населения. Превращение России в индустриальную державу совершилось уже в советский период отечественной истории.

Монополистические объединения в российской промышленности. С конца XIX в. в хозяйственной жизни России обозначились те же самые тенденции, которые были свойственны в это время экономике передовых стран. В промышленности шли процессы концентрации производства. В 1890 г. крупные предприятия (с годовым производством на сумму от 100 тыс. руб. и выше) преобладали в 8 от раслях, доля которых в валовой продукции промышленного производства составляла 42,4%, а в 1908 г. - в 23, производивших около 87% всей промышленной продукции. По уровню концентрации производства российская промышленность занимала ведущее место в мире. Однако высокая концентрация производства в России являлась в значительной степени результатом высокой концентрации легкой (прежде всего - текстильной) индустрии, чья доля в общем объеме промышленного производства превосходила долю тяжелой. Крупные предприятия существовали здесь, так сказать, изначально. С другой стороны, высокая концентрация тяжелой промышленности, в частности машиностроения, была во многом обусловлена отсутствием на внутреннем рынке достаточного спроса на ее продукцию. Это обстоятельство вынуждало владельцев заводов выпускать самый разнообразный ассортимент товаров, что было под силу только очень крупным предприятиям. Таким образом, высокая концентрация промышленности в значительной степени отражала недостаточно интенсивное экономическое развитие страны. Известную роль здесь играло, впрочем, также и использование накопленного на Западе опыта организации промышленности.

Концентрация производства была тесно связана с концентрацией и централизацией капитала. Конец XIX - начало XX в. стали временем бурного развития в России акционерно-паевых предприятий. К 1900-м гг. они прочно доминировали в отраслях промышленности, выпускавших 2/з всей продукции. Чрезвычайно большого размаха акционерное учредительство достигло в период предвоенного промышленного подъема (было открыто 757 обществ с капиталом в 1112 млн. руб.).

Концентрация производства, концентрация и централизация капитала закладывали в принципе базу для возникновения промышленных монополий. Правда, не всякая концентрация производства вела с необходимостью к их образованию. Так, высококонцентрированная московская текстильная промышленность, занимавшая по объему доминирующие позиции в отечественной индустрии, оказалась сравнительно слабо затронута процессом монополизации. Функционировавшие в этой отрасли крупные предприятия, имея перед собой огромный рынок, не испытывали затруднений со сбытом и не ощущали сколько-нибудь остро потребности в объединении. Вместе с тем в ряде отраслей тяжелой промышленности наличие небольшого числа крупных предприятий создавало благоприятные условия для возникновения монополий, несмотря на относительно невысокий уровень развития этих отраслей. Деятельность монополистических объединений в России была запрещена законом. Однако царские власти, как правило, не применяли против них карательных мер, хотя нередко отношения бюрократии с монополиями складывались далеко не идиллически.

Первые монополистические объединения в форме картелей и синдикатов появились в России еще в 1880-е гг. Важным этапом в процессе монополизации отечественной промышленности стали 1900- 1910 гг. В условиях неблагоприятной экономической конъюнктуры монополистические объединения (главным образом в виде синдикатов) создавались в различных отраслях промышленности ("Предмета" - в металлургической, "Продуголь" - в угольной и т.п.). Особенно быстрыми темпами монополизация промышленности пошла в годы предвоенного экономического подъема, когда укрепление позиций старых объединений сочеталось с интенсивным созданием новых. В этот период в России появляются монополии высшего типа - тресты и концерны. Впрочем, вплоть до начала Первой мировой войны среди монополистических объединений количественно по-прежнему преобладали картели и синдикаты, что свидетельствовало о сравнительно низком уровне развития монополистического капитализма.

Банки и промышленность. Формирование финансового капитала. 1890-е гг. стали важнейшим этапом в развитии акционерных коммерческих банков и складывании банковской системы в России. За десятилетие капиталы и все пассивы коммерческих банков увеличились более чем в два раза. Особенно заметно возросла финансовая мощь петербургских банков, которые приобрели действительно всероссийское значение.

Экономический подъем 1890-х гг. подтолкнул российские, прежде всего петербургские, банки к финансированию промышленности, что положило начало процессу сращивания банковского и промышленного капитала. Крупнейшие банки обзаводились своими сферами интересов в промышленности. Так, к 1900 г. Петербургский Международный банк был заинтересован более чем в 30, а Петербургский учетный и ссудный банк - почти в 30 предприятиях. В деятельности различных промышленных обществ активно участвовали такие банки, как Русский для внешней торговли, Русский торгово-промышленный, Петербургский частный. На основе совместного финансирования промышленности начали складываться банковские группы. В 1890-е гг. связи банков с промышленностью были еще очень непрочными. Большую роль в развитии процесса сращивания банковского и промышленного капиталов сыграл экономический кризис начала столетия. В условиях крайне неблагоприятной хозяйственной конъюнктуры банки стремились порвать контакты с предприятиями, в финансировании которых они участвовали в годы подъема. Однако сделать это удавалось далеко не всегда. Более того, зачастую приходилось поддерживать такие предприятия новыми кредитами. В результате в период кризиса при количественном сокращении связей банков с промышленностью прочность уцелевших контактов повысилась.

Процесс слияния банков с промышленностью и формирования финансового капитала приобрел значительный размах в годы предвоенного экономического подъема. В 1914 г. Россия обладала высокоразвитой банковской системой, главную роль в которой играли Государственный банк и акционерные коммерческие банки (активы последних достигали почти 5 млрд. руб.). В 1914 г. в стране насчитывалось 53 акционерных коммерческих банка, имевших 778 филиалов, из которых 574 принадлежало петербургским банкам. В годы подъема в России сложились мощные банковские монополии. Пять крупнейших банков (Русско-Азиатский, Петербургский Международный, Русский для внешней торговли, Азовско-Донской и Русский торгово-промышленный) к 1914 г. сосредоточили в своих руках почти половину ресурсов и активных операций всех российских акционерных коммерческих банков. Впрочем, растущая монополизация банковского дела сочеталась в предвоенной России с исключительно быстрым увеличением числа провинциальных банков (обществ взаимного кредита), кредитной кооперации.

Активно внедряясь в 1910-1914 гг. в промышленность, банки стали той силой, которая обусловила рост монополистических объединений. Русско-Азиатский банк выступил в роли организатора мощного военно-промышленного концерна из восьми контролируемых им металлообрабатывающих предприятий с общим акционерным капиталом в 85 млн. руб. Эта группа сосредоточила в своих руках все частное производство артиллерии в России, часть производства судов для Балтийского флота, значительную долю выпуска снарядов и мин. Под эгидой Международного коммерческого банка были созданы объединения: "Коломна - Сормово", монополизировавшее судостроение в бассейне Волги, и "Наваль - Руссуд", осуществлявшее сооружение кораблей для Черноморского флота. Помимо собственно промышленности, влияние банков распространилось на железнодорожные и страховые общества, пароходства и т.п.

Процесс сращивания банковского и промышленного капиталов затронул главным образом отрасли тяжелой индустрии. На основе внедрения в эти отрасли банков, прежде всего петербургских, и шел процесс формирования финансового капитала, складывалась российская финансовая олигархия. В цитадели отечественного промышленного капитализма - московской текстильной промышленности - ситуация была иной. Действовавшие здесь предприниматели (некоторые из них имели свои банки), получая особо большую прибыль (она, например, в 14 раз превышала валовую прибыль всех угольных предприятий Донецкого бассейна) и располагая крупными личными состояниями, расширяли свои заведения за счет собственных средств или средств родственников. В этой связи основа для внедрения банковского капитала в текстильную промышленность отсутствовала. Таким образом, обозначившиеся с конца XIX в. изменения в отношениях банков с промышленностью еще не затронули крупнейшую отрасль отечественной индустрии.

Иностранные капиталы в России. Экспорт российских капиталов. К концу XIX в. в Западной Европе имелось немало свободных капиталов, искавших приложения. Более низкая, чем на Западе, стоимость рабочей силы делала Россию весьма подходящим объектом для инвестиций в глазах зарубежных вкладчиков. Царское правительство, как уже отмечалось, стремилось создать благоприятные условия для иностранных вложений в российскую экономику, пытаясь тем самым возместить нехватку отечественных капиталов. Иностранные капиталы использовались с двоякими целями - для развития производительных сил (вложения в народное хозяйство) и для покрытия бюджетных дефицитов (государственные займы). При этом производительные вложения реализовывались в двух формах: предпринимательской (акционерной) и в ссудной (облигационной). Капиталы импортировались в Россию в основном из Франции, Англии, Германии и Бельгии.

Усилившийся к концу XIX в. приток иностранных капиталов в российскую экономику направлялся в промышленность, главным образом в тяжелую, в отраслях которой зарубежные инвестиции достигали 3/5 всей суммы капиталовложений, в банковское дело и т.п. В советской исторической литературе с 1930-х гг. (под влиянием соответствующих оценок И.В. Сталина) утвердилось представление о превращении России в начале XX в. в полуколонию западноевропейских держав. Исследования, проводившиеся во второй половине 1950 - начале 1960-х гг., показали необоснованность этого тезиса. Действительно, иностранные капиталы, направлявшиеся в колониальные и полуколониальные страны, приспосабливали местную экономику к нуждам метрополии. В России же была совершенно иная ситуация. Предприятия, куда вкладывались зарубежные капиталы, становились органической частью российской экономики, а не филиалами заграничных монополий, как это имело место в колониях и полуколониях. Устремлявшийся в народное хозяйство России иностранный капитал был представлен различными финансовыми группировками, между которыми шла острая конкурентная борьба. Используя это обстоятельство, российский капитал, при всей своей относительной слабости, мог выступать в роли более или менее равноправного партнера зарубежных финансовых центров. Вообще после экономического кризиса 1900-1903 гг., нанесшего чувствительный ущерб действовавшим в России иностранным акционерным обществам, зарубежные вкладчики стали направлять свои инвестиции в российские компании, в рамках которых осуществлялось широкое сотрудничество местной и иностранной буржуазии. В период предвоенного экономического подъема удельный вес российского капитала повысился практически во всех отраслях промышленности.

Если зависимость народного хозяйства России от иностранных капиталов обнаруживала тенденцию к ослаблению, то финансовая зависимость царского правительства от крупнейших держав, напротив, возрастала. К 1914 г. внешний государственный долг страны составил 5,4 млрд руб. Главным кредитором России являлась Франция, спасшая самодержавие с помощью огромного займа (843 750 тыс. руб.) от финансового краха во время революции 1905-1907 гг.

Необходимо отметить, что, являясь сама объектом ввоза иностранного капитала, Россия вместе с тем также экспортировала капиталы за рубеж, прежде всего - в отсталые государства Востока (Китай, Персия). Впрочем, вывозились преимущественно государственные или даже заемные капиталы. Их размещение в соответствующих странах обусловливалось не столько экономическими, сколько военно-политическими соображениями, а также стремлением "застолбить" на будущее внешние рынки для частного капитала. Важную роль в проведении этой линии играли созданные в 1890-е гг. Учетно-ссудный банк Персии (фактически филиал Государственного банка) и Русско-Китайский банк, который был основан на казенные и иностранные деньги и контролировался правительством. В целом достигнутый страной уровень экономического развития еще не позволял частному капиталу активно действовать на зарубежных рынках.

§ 3. Аграрное развитие России на рубеже двух веков.

На рубеже XIX и XX вв. основой экономики России, как и прежде, являлся аграрный сектор. По общему объему сельскохозяйственного производства Россия занимала первое место в мире. На Россию приходилось 50% мировых сборов ржи, 20% пшеницы и в целом - четверть мирового сбора зерна и четверть его мирового экспорта. Производство зерновых на душу населения к концу 1880-х гг. увеличилось по сравнению с 1830-и гг. с 432 кг до 475 кг. Россия являлась одним из главных экспортеров хлеба, с успехом конкурируя на мировых рынках с США.

И все же ситуация, складывавшаяся к исходу XIX в. в аграрном секторе российской экономики, была весьма непростой. Правда, по сравнению с первыми пореформенными десятилетиями доходы крестьян несколько возросли, однако в целом жизненный уровень основной массы сельского населения оставался низким. Положение крестьянских хозяйств, как и прежде, в сильнейшей мере зависело от капризов погоды. Страшная засуха 1891 г., охватившая 29 губерний, стала подлинной трагедией для российской деревни. Неурожай и сопутствовавшая ему эпидемия холеры унесли по различным подсчетам от 375 до 500 тыс человеческих жизней.

К началу XX в. особую остроту приобрела проблема крестьянского малоземелья. Пореформенная деревня переживала демографический взрыв, вызванный во многом снижением детской смертности в результате улучшения медицинского обслуживания и внедрения в быт элементарных гигиенических норм. С 1863 по 1897 г. численность сельского населения Европейской России увеличилась на 26323 тыс. человек. В результате во многих местностях, в первую очередь в черноземной зоне, крестьянские наделы все более и более мельчали. Правда, в последние десятилетия XIX в. площадь земельных угодий, принадлежавших крестьянам, в целом неуклонно увеличивалась. Так, в конце 1880 - начале 1890-х гг. крестьяне приобрели 1/3 продававшихся земель и к 1905 г. владели 2/3 всех обрабатывавшихся площадей. Тем не менее в среднем по Европейской России за четыре пореформенных десятилетия размер душевого надела уменьшился почти в два раза.

По официальным данным, в 1905 г. в Европейской России при общей площади земельных угодий в 350 млн. десятин для нужд сельского хозяйства могло использоваться 280 млн. При этом государству, городам и церкви принадлежало 154,6 млн. десятин (39,1% общего количества). Площадь надельных крестьянских земель равнялась 138,7 млн. десятин (35,1%), а частновладельческих - 101,7 млн. десятин (25,8%), из которых 53,1 млн. десятин принадлежали дворянам, 20,4 млн. - горожанам, 13,2 млн. - крестьянам, 7,6 млн. - крестьянским товариществам, а 3,7 млн. - сельским обществам. Экстенсивный по преимуществу характер крестьянского земледелия предполагал введение в оборот новых и новых угодий по мере увеличения численности претендентов на надел. В этой связи даже передача крестьянам всех пригодных для обработки земель сама по себе не решала проблему аграрного перенаселения (во всяком случае в долгосрочном плане), поскольку в условиях демографического взрыва эффект от полученной прирезки довольно скоро стал бы нулевым. Чтобы качественно изменить ситуацию в принципе, необходимо было перевести крестьянское земледелие на интенсивный путь развития, предусматривающий повышение продуктивности сельскохозяйственных угодий, и, разумеется, обеспечить перемещение избыточной рабочей силы из аграрного сектора в иные сектора экономики. За период с 1863 по 1897 г. 3 млн крестьян пополнили ряды промышленных рабочих. Однако "переварить" избыточное население деревни неаграрная сфера не могла. Переводу же крестьянских хозяйств на интенсивный путь развития, на что в любом случае требовалось время, мешали многие факторы (отсутствие у крестьян необходимых средств, низкий культурный уровень сельского населения и пр.). Господствовавшие в деревне и консервировавшиеся до революции 1905-1907 гг. самодержавием общинные порядки равным образом зачастую не создавали благоприятных условий для более продуктивного использования принадлежавшей крестьянам земли. Впрочем, роль общины в этом отношении была весьма и весьма неоднозначной. Община могла и способствовать прогрессу в сфере аграрного производства Например, в 1890-е гг. крестьяне ряда губерний нечерноземной полосы "всем миром" начали переходить к многопольным севооборотам с высевом кормовых трав, отказываясь от архаичной трехпольной системы земледелия.

Так или иначе, но, стремясь жить лучше или по крайней мере не хуже, чем они жили, крестьяне в основной массе видели один способ добиться желаемого - дополнительное наделение их землей, прежде всего, за счет помещичьих имений. В результате в русской деревне на рубеже веков сложилась взрывоопасная ситуация.

§ 4. Население России. Российское общество в конце XIX - начале XX в.

Конец XIX - начало XX в. были отмечены быстрым увеличением численности населения Российской империи. За период с 1897 г. (когда была проведена первая всероссийская перепись) по 1913 г. оно возросло на 1/3, приблизительно с 126,6 млн. человек (без Финляндии) до 166,7 млн. человек. Такой значительный рост был достигнут за счет высокого уровня рождаемости (в 1909-1913 гг. на тысячу населения приходилось 44 родившихся) и снижения смертности (с 35,4 умерших на тысячу человек в 1880-е гг. до 30,2 в 1900-е гг.). Впрочем, смертность в России по-прежнему была существенно выше, чем в наиболее экономически благополучных странах. Так, в Дании в начале XX в. на тысячу человек приходилось 12,9 умерших, в Норвегии - 13,5, в Голландии - 13,6. Соответственно ожидаемая средняя продолжительность жизни населения России была невелика - 32,4 года для мужчин и 34,5 года для женщин.

Основная масса населения страны (более 3/4) проживала на территории Европейской России. Однако и здесь его плотность была невысока (28,8 жителя на квадратную версту). Как известно, Российская империя являла собой многонациональное государство. На его территории к началу XX в. проживало более 200 народов, говоривших на 146 языках и наречиях. Русские (великороссы) составляли 47,8% населения страны, украинцы (малороссы) - 19%, белорусы - 6,1%. Весьма пестрой была и конфессиональная карта Российской империи. 76% населения исповедовали православие, 11,9% - ислам, 3,1% - иудаизм, 2% - различные течения протестантизма, 1,2% - католичество, а остальные - буддизм, шаманизм и пр.

Ускоренное движение страны по пути индустриализации сопровождалось быстрым ростом численности городского населения, хотя его удельный вес был по-прежнему невелик. В 1913 г. в городах проживало 15% населения империи.

Социальная структура российского общества отражала еще не завершившийся процесс индустриализации страны. Многоукладный характер экономики обусловливал обилие социальных слоев и групп, большое количество лиц с временным социальным статусом.

Самым многочисленным классом по-прежнему оставалось крестьянство. В состав зажиточных верхов деревни входили как представители непроизводительного капитала (лавочники, ростовщики и пр.), так и представители собственно аграрного капитализма. Немалую долю населения российской деревни составляли пауперы. Вместе с тем продолжала увеличиваться в абсолютных размерах и численность середняков. Полярные социальные группы в деревне в полной мере еще не оформились.

Как уже отмечалось, жизненный уровень основной массы крестьян был весьма невысок. Средний душевой доход от сельского хозяйства равнялся в 1901 г. 30 руб. в год. В 1913 г. он несколько возрос, составив примерно 43 руб. При этом налогов (с души) крестьяне уплачивали в 1901 г. на сумму около 9 руб., а в 1913 г. - примерно 10 руб. Впрочем, источником доходов для многих крестьян являлось не только сельское хозяйство. В Нечерноземье, где почва была малоплодородна и где в силу климатических условий крестьяне в течение 6-8 месяцев в году не могли заниматься сельским трудом, развивались кустарные промыслы. В местностях, примыкавших к большим городам, являвшим собой крупные рынки сбыта на изготовленные кустарным способом изделия, доходы от промыслов составляли до 76% крестьянского бюджета (в Московской губернии). О том, что положение крестьян, несмотря на проблемы аграрного развития страны, постепенно улучшалось, свидетельствовало неуклонное увеличение размеров крестьянских вкладов в сберегательные кассы.

Быстрый рост российской индустрии в конце XIX - начале XX в. сопровождался ростом численности рабочего класса. Если в 1880- 1890-е гг. фабрично-заводских, горных и железнодорожных рабочих в стране насчитывалось 1,5 млн чел., то в 1913 г. - уже 4,2 млн. Состав рабочего класса России был весьма неоднороден. В строительстве, на водном транспорте и т.п. трудилось немало недавних выходцев из деревни. В крупной промышленности преобладали потомственные рабочие. В целом связь рабочих с сельским хозяйством неуклонно ослабевала И все же, например, среди поступивших на работу на предприятия металлургической промышленности в 1906-1913 гг. 22,6% имели земельные участки.

Средняя годовая оплата труда в промышленности в 1910-1913 гг. составила 264 руб. При этом металлисты, металлурги могли получать 600 рублей и более. Оплата же труда, например, текстильщиков была существенно ниже - 215 руб. На железнодорожном транспорте машинисты получали до 1000 руб. и более. В целом доля высококвалифицированных и высокооплачиваемых рабочих (с заработком свыше 700 руб.) была невелика (2-4% общего числа занятых в фабрично-заводской промышленности).

Продолжительность рабочего дня на рубеже XIX-XX вв. постепенно сокращалась. На фабриках и заводах к 1905 г. она равнялась в среднем 10,2 часа, а к 1913 г. - 9,9 часа. При этом, однако, интенсификация труда имела тенденцию к повышению: в предвоенные годы увеличивалось число станков, обслуживавшихся одним рабочим, ускорялся их ход и т.п. На мелких предприятиях (с числом занятых от 2 до 15 человек) трудовой день составлял 11-12 часов и более.

Основная масса фабрично-заводских рабочих концентрировалась в немногих промышленных центрах, которые одновременно являлись и политическими центрами империи. В 1910-1912 гг. рабочие составляли в Петербурге и Москве 42-43% общей численности самодеятельного населения обеих столиц. Сосредоточение значительных масс фабрично-заводского люда в жизненно важных центрах империи превращало рабочих в силу, имевшую возможность оказывать существенное воздействие на ситуацию, складывавшуюся в стране в целом.

На рубеже столетий положение первого сословия империи по-прежнему занимало дворянство, сохранившее свой привилегированный статус. К концу XIX в. в России насчитывалось примерно 1,2 млн. человек потомственных и около 0,6 млн. человек личных дворян. Социальный облик первого сословия постепенно менялся. Площадь помещичьего землевладения, традиционно являвшегося основой материального благополучия российского дворянства, неуклонно уменьшалась. Удельный вес помещиков в общей массе дворян сокращался и равнялся 56% в 1877 г., 40% в 1895 г. и 30% в 1905 г. При этом увеличивался процент мелкопоместных имений (размером менее 100 десятин). В 1905 г. их было около 60 тыс. (почти 50% общего числа имений), причем примерно 33 тыс. мелкопоместных дворян владели земельными участками площадью менее 20 десятин. По существу, эти лица помещиками уже не являлись. "Положение их, - отмечалось в одном правительственном документе, - весьма тяжелое. Фактически существуя при тех же условиях, что и крестьяне, они, однако, не имеют какого-либо административного устройства и лишены даже тех преимуществ, которыми пользуется сельское население в виде помощи на обсеменение или пособие в трудные годы неурожая. Экономически многие из них беднее крестьян, но тем не менее и земства, и администрация отказывают им в помощи, обращая их к дворянским сословным органам. Дворянские же общества помочь им не могут".

Для многих беспоместных дворян единственным источником дохода становилась государственная служба. Дворянский же земельный фонд концентрировался в руках немногочисленных владельцев крупных и крупнейших имений (свыше 500 десятин), на которые в 1905 г. приходилось 83% общей площади земель, принадлежавших помещикам. Экономическая дифференциация в дворянской среде заявляла о себе все громче. Некоторые представители высшего сословия активно включались в предпринимательскую деятельность. Так, наиболее богатые помещики являлись сплошь и рядом владельцами заводов (главным образом, горных, а также по переработке сельскохозяйственной продукции).

Быстрая капиталистическая эволюция народного хозяйства превратила буржуазию в наиболее мощный в экономическом отношении класс российского общества. Слой средних предпринимателей при этом был весьма тонок, а сама капиталистическая элита - немногочисленна. К началу Первой мировой войны годовой доход от различных видов предпринимательской деятельности на сумму свыше 10 тыс. руб. получало 35-40 тыс. человек (с членами семей - 250- 300 тыс. человек).

Начиная с середины 1890-х гг. облик российской деловой элиты претерпевает заметные изменения. По наблюдениям современного исследователя, "традиционный буржуа - купец хотя и сохранил позиции в верхнем эшелоне класса, но ему все чаще приходилось содействовать и сотрудничать с теми, кто не прошел длительный процесс исторического развития на основе постепенного накопления капитала и последовательного расширения единолично-семейного дела". Так, "мощно и напористо утверждали себя дельцы, которые не были "обременены" ни солидными личными капиталами, ни семейными предпринимательскими традициями. Деловая хватка и умелое манипулирование фиктивным капиталом довольно быстро превращало их в действительных хозяев, возглавлявших ведущие монополистические объединения и принимавших важнейшие экономические решения".

И в начале XX в. в составе российской буржуазии торговые элементы преобладали над промышленными. Сама предпринимательская элита страны была весьма неоднородна. На роль лидеров российского делового мира успешно претендовала московская буржуазия, представители которой накопили свои капиталы преимущественно в сфере легкой промышленности и торговли. Они являлись потомственными предпринимателями (например, Рябушинские, Морозовы, Мамонтовы и пр.), владельцами крупных семейных фирм, постепенно превращавшихся с конца XIX в. в акционерные общества с узким кругом участников (паевые товарищества). Петербургская же промышленная буржуазия, оперировавшая главным образом в сфере тяжелой индустрии, включала в свой состав много выходцев из среды чиновничества, технической интеллигенции и т.п. Эти представители делового мира были теснейшим образом связаны с царской бюрократией.

Несмотря на всю экономическую мощь российской буржуазии, ее положение в обществе было весьма непростым. Прагматизм, расчетливость, индивидуализм - эти и другие черты, присущие предпринимателю, не соответствовали национальной традиции, формировавшейся под влиянием православия, и с трудом приживались на русской почве. "Деловые люди" как таковые не являлись в общественном сознании героями, примерами для подражания. Это было характерно и для сознания вполне европеизированных слоев, культура которых внешне ничуть не напоминала традиционную. Не случайно один из видных представителей делового мира Москвы начала XX в. П.А. Бурышкин отмечал в своих воспоминаниях, что "и в дворянстве, и в чиновничестве, и в кругах интеллигенции, как правой, так и левой, отношение к "толстосумам" было, в общем, малодружелюбным, насмешливым и немного "свысока", и в России "не было того культа" богатых людей, который наблюдается в западных странах".

Характеризуя российское общество рассматриваемого времени в целом, необходимо отметить одну его существенную особенность. К началу XX в. отнюдь не был изжит порожденный петровскими реформами раскол, раскол единой прежде русской цивилизации на две - "цивилизацию" европеизированных образованных слоев и "цивилизацию" слабо затронутых просвещением низов, прежде всего многомиллионного крестьянства. "Мир господствующих привилегированных классов, - писал Н.А. Бердяев, -...их культура, их нравы, их внешний облик, даже их язык был совершенно чужд народу - крестьянству, воспринимался как мир другой расы, иностранцев". Скажем, представления о собственности у дворян не совпадали с таковыми у крестьян (с точки зрения последних, собственностью мог быть лишь такой объект, который является продуктом человеческого труда, а значит, например, лес, выросший "сам по себе", принадлежать кому-либо не может, он для всех). Последствия цивилизационного раскола России весьма громко заявили о себе в начале XX столетия.

§ 5. Рабочее и крестьянское движение накануне революции 1905-1907 гг. Радикальные политические организации.

С самого начала нового столетия явственно обозначились симптомы назревания в стране революционного кризиса. Недовольство существующими порядками охватывало широкие слои населения. Поводов для такого недовольства российская действительность давала немало. Между тем население менее, чем когда-либо прежде, было склонно с этим мириться. "Начиная с Нового времени, - пишет современный исследователь, - во всех обществах наблюдается драматическая тенденция: притязания людей растут быстрее их реальных возможностей". В начале XX в. эта "драматическая тенденция", таящая в себе угрозу общественной стабильности, отчетливо обозначилась и в России. С конца XIX в. важнейшую роль в революционном движении начинает играть российский пролетариат. Выступления рабочего класса (забастовки, демонстрации) становятся постоянным и существеннейшим фактором внутриполитического развития страны. "Промышленная война" в Петербурге (массовые стачки рабочих столицы в 1896 г.) показала силу рабочего движения. Начало XX в. ознаменовалось дальнейшим ростом выступлений российского пролетариата, повышением уровня его организованности. Стачки и демонстрации приобретали все более политический характер. В феврале - марте 1901 г. в Петербурге, Москве, Харькове прошли студенческие и рабочие манифестации. Первомайская стачка рабочих Обуховского завода вылилась в прямое столкновение с войсками и полицией (Обуховская оборона). В 1902 г. прошли забастовка и политическая демонстрация в Сормово и крупная стачка-демонстрация в Ростове-на-Дону. Широкомасштабный характер приобрела всеобщая стачка на Юге России в 1903 г., охватившая Баку, Одессу, Киев и другие города. Серьезную опасность для самодержавия представляло и крестьянское движение. В 1902 г. в Полтавской и Харьковской губерниях прошли массовые выступления, в ходе которых крестьяне громили помещичьи усадьбы, захватывали хлеб и корм для скота, самочинно распахивали помещичьи земли. На подавление волнений было брошено более 10 тыс. солдат. В той или иной степени движение распространилось на Киевскую, Пензенскую, Орловскую, Саратовскую, Новгородскую и Черниговскую губернии, на Кубань и Кавказ.

Рост недовольства широких слоев населения создавал благоприятные условия для выхода на политическую арену радикально настроенных революционных партии. Конец XIX - начало XX. в. стал важнейшим этапом в развитии российского социал-демократического движения, К концу 1890-х гг. социал-демократические кружки и группы существовали более чем в 50 городах России. Моделью для создания общероссийской социал-демократической партии стал Союз борьбы за освобождение рабочего класса, основанный в 1895 г. в Петербурге В.И. Лениным. В 1898 г. в Минске собрался I съезд российской социал-демократии, положивший начало РСДРП. Становление организационных структур партии, разработка ее программы, однако, затянулись, будучи объектами острой полемики между различными течениями в социал-демократическом движении. Так называемые экономисты (Е.Д. Кускова, С.Н. Прокопович, А.С. Мартынов и др.), находясь под влиянием идей Э. Бернштейна, представляли реформистское крыло российской социал-демократии и выступали против лозунга диктатуры пролетариата Противоположную позицию в этих вопросах занимало радикальное течение, взгляды которого наиболее последовательно отражал Ленин. Рупором его идей стала газета "Искра", которая выходила за рубежом с 1900 г. Партию Ленин мыслил как организацию сознательного революционного меньшинства, призванную покончить со стихийностью в рабочем движении и построенную на принципах строгой централизации и жесткой дисциплины. Эти взгляды Ленина нашли наиболее полное отражение в его книге "Что делать?" (1902).

II съезд РСДРП (1903) принял после острых дискуссий программу, провозгласившую конечной целью партии осуществление социалистической революции и установление диктатуры пролетариата (программу-максимум) и ближайшими задачами (программу-минимум) - свержение самодержавия и завоевание демократических свобод, введение 8-часового рабочего дня, возвращение крестьянам отрезков и т.п. Съезд принял также устав, первый параграф которого вопреки позиции Ленина не предусматривал непременного участия членов партии в работе партийных организаций, и сформировал руководящие органы РСДРП. Наметившийся на съезде раскол между сторонниками Ленина и их оппонентами окончательно оформился в ходе выборов ЦК и редакции "Искры". Приверженцы Ленина, одержавшие на выборах победу, стали именоваться большевиками, а их противники - меньшевиками. Если, по наблюдению Н.А. Бердяева, "русские революционеры и в прошлом всегда были тотальны" и "революция была для них религией и философией, а не только борьбой...", то в лице большевизма возникло марксистское течение, соответствующее "этому революционному типу и этому тоталитарному инстинкту", воспринявшее в отличие от меньшевизма и западноевропейской социал-демократии "прежде всего не... эволюционную, научную сторону марксизма, а его... мифотворческую религиозную сторону... выдвигающую на первый план революционную борьбу пролетариата, руководимую организованным меньшинством...".

Весьма влиятельной силой на левом фланге российского политического спектра была партия социалистов-революционеров (эсеров). Еще в 1890-е гг. возник ряд организаций, ставивших своей задачей возрождение традиций революционного народничества (Северный Союз социалистов-революционеров, Южная партия социалистов-революционеров и др.). В 1902 г. на базе этих организаций и была создана партия социалистов-революционеров. Программа эсеров являла собой сочетание марксистских и народнических установок. Эсеры выступали за реорганизацию общества на социалистических началах и уничтожение частной собственности. Бижайшие требования их программы совпадали с программой-минимум РСДРП, однако в отличие от социал-демократов они выступали за национализацию земли и уравнительное землепользование. Движущими силами революционных преобразований эсеры считали пролетариат, трудовое крестьянство и революционную интеллигенцию.

К числу важнейших средств политической борьбы эсеры относили террор. Еще в 1901 г., т.е. до оформления партии, один из ее основателей, Г.А. Гершуни, приступил к созданию боевой организации. Под руководством Гершуни, а после его ареста - Е.Ф. Азефа, являвшегося, впрочем, провокатором и ведшего двойную игру, эсеры осуществили накануне Первой русской революции ряд успешных террористических актов (убийство в 1902 г. министра внутренних дел Д.С. Сипягина, а в 1904 г. - его преемника В.К. Плеве и др.).

Рубеж XIX-XX вв. стал в известном отношении поворотным пунктом в развитии либерально-оппозиционного движения в России. На политическую сцену вышел так называемый новый либерализм, утративший, в частности, свойственный либерализму первых пореформенных десятилетий преимущественно земско-дворянский характер. Быстрая модернизация страны обусловила рост численности интеллигенции, которая, включаясь в оппозиционное движение, и стала носительницей идей "нового либерализма". В отличие от "старых" "новые либералы" были более радикальны в своих программных и тактических лозунгах, менее склонны к соглашению с властью. Именно их имел в виду выдающийся русский философ С.Л. Франк, отмечая такие характерные для умонастроения представителей либеральной оппозиции начала XX в. и роднящие их с социалистами черты, как готовность считать "всех управляемых добрыми и только правителей злыми", нежелание осознавать "зависимость всякой власти от духовного и культурного уровня общества и, следовательно, ответственности общества за свою власть", веру "в легкую осуществимость механических внешних реформ чисто отрицательного характера и целительность простого освобождения народа от внешнего гнета власти..."

На рубеже веков оппозиционные круги активно пытались консолидировать свои силы в рамках тайных политических организаций. Еще в конце 1890-х гг. в Москве возникает полуконспиративный кружок "Беседа".

В его состав входили земские деятели, придерживавшиеся весьма различных взглядов. Среди них были и собственно либералы - сторонники конституционной монархии (Ф.А. Головин, Д.И. Шаховской и др.), выступавшие за ограничение власти императора парламентом, и поборники "истинного самодержавия" (Д.Н. Шипов, Н.А. Хомяков и др.), которые ратовали за создание при самодержавном царе представительного органа с совещательными функциями, призванного ликвидировать "бюрократическое средостение" между монархом и народом.

Большую роль в консолидации сил либеральной оппозиции сыграл журнал "Освобождение", который начал издаваться в Штутгарте под редакцией П.Б. Струве в 1902 г. В ноябре 1903 г. в Москве прошел съезд земских деятелей - сторонников конституционной монархии, принявший решение о создании Союза земцев-конституционалистов. Еще летом 1903 г. в Швейцарии состоялось совещание группы земцев, основавших и субсидировавших "Освобождение", а также бывших легальных марксистов и народников (Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Е.Д. Кускова и др.). Участники совещания пришли к выводу о необходимости создания в России нелегальной организации, способной объединить в своих рядах всех противников самодержавия. В январе 1904 г. в Петербурге прошел учредительный съезд этой организации, которая стала называться Союзом освобождения. Освобожденцы пытались, хотя и без особого успеха, сотрудничать с революционными партиями. Осенью 1904 г. в Париже состоялась конференция, на которой присутствовали представители различных революционных и оппозиционных сил. Помимо освобожденцев в работе конференции участвовали эсеры, а также делегаты ряда национальных партий. Большую роль в подготовке конференции сыграла, в частности, финляндская оппозиция, которая получила финансовую поддержку японского правительства, стремившегося в условиях начавшейся войны с Россией создать самодержавию внутриполитические затруднения. Решения Парижской конференции не имели большого практического значения. Однако сам факт ее проведения свидетельствовал о существенной радикализации позиций российских либералов.

В ноябре 1904 г. в Петербурге собрался съезд земских деятелей, которые, подняв вопрос о политических реформах, значительным большинством голосов высказались за переход к конституционно-монархическому правлению. Своевременное осуществление такого шага казалось либералам средством, способным предотвратить народную революцию, приближение которой все более ощущалось на фоне непопулярной и неудачной для России войны с Японией, растущего недовольства широких слоев населения. Для давления на власть в соответствии с планом Союза освобождения в ноябре - декабре 1904 г. была организована так называемая банкетная кампания, приуроченная к 40-летию судебной реформы. Посвященные этому событию банкеты прошли в различных городах страны. На банкетах принимались резолюции в поддержку решений земского съезда, резко критиковалась политика правительства. Всего в этой кампании приняло участие около 50 тыс. человек, т.е. ненамного меньше числа участников рабочих забастовок за весь 1904 г. (около 83 тыс. человек). "Банкетная кампания" стала одним из ярких симптомов революционного кризиса, переживавшегося страной накануне 1905 г.

§ 6. Самодержавие накануне революции 1905-1907 гг.

Либеральные реформы 1860-1870-х гг. не затронули, как известно, основ системы государственного управления империи. К началу XX в. Россия оставалась неограниченной монархией. Статья 1 Свода Основных государственных законов, утвержденного еще Николаем I и сохранявшего силу до 1906 г., гласила: "Император Всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной его власти не токмо за страх, но и совесть сам Бог повелевает". Разумеется, самодержавие на рубеже XIX-XX вв. во многих отношениях существенно отличалось, например, от самодержавия первой половины XVIII в. Обозначившийся, как отмечалось, еще в Екатерининскую эпоху процесс освобождения власти от "примесов тиранства" зашел довольно далеко. В ст. 47 Свода Основных законов специально подчеркивалось: "Империя Российская управляется на твердых основаниях положительных законов, уставов и учреждений, от самодержавной власти исходящих". Наличие этой статьи как бы обязывало монархов вершить государственные дела не по произволу, а в соответствии с законами, которые, впрочем, самодержцы могли издавать, изменять и отменять по своему усмотрению. На практике носители верховной власти, принимая те или иные решения, отнюдь не всегда считались с действовавшими правовыми нормами. Однако и простой декларацией ст. 47 равным образом никогда не являлась.

В управлении империей царь опирался на разветвленный бюрократический аппарат. На протяжении XIX в. общая численность чиновников различных рангов увеличилась примерно в 7 раз и составляла к началу XX столетия приблизительно 385 тыс. человек. Всего же (т.е. вместе с канцелярскими служителями) в аппарате управления было тогда занято около 500 тыс. человек, что было по тем временам значительной цифрой, хотя и отнюдь не уникальной, если сравнивать в этом отношении ситуацию, складывавшуюся в России, с ситуацией в других странах. Так, например, во Франции, численность населения которой (даже вместе с населением ее колоний) значительно уступала численности населения Российской империи, в государственном аппарате служило 468 тыс. человек.

Социальный облик царской бюрократии на рубеже столетий отражал реалии тогдашней российской жизни. Удельный вес потомственных дворян по происхождению в общей массе чиновничества неуклонно уменьшался. К 1897 г. они занимали только 30,7% всех классных должностей. На высших ступенях чиновничьей лестницы ситуация, правда, была иной. Здесь более 2/з всех должностей в том же 1897 г. было занято потомственными дворянами по происхождению. Однако даже чиновничья элита России оказывалась все менее связанной с поместным землевладением. В 1901 г. 70% чиновников I- IV классов Табели о рангах либо вовсе не имело земли, либо владело поместьями размером менее 100 десятин. Прогрессировавшее усложнение общественной жизни инициировало процесс профессионализации управленческой деятельности и требовало привлечения на государственную службу лиц, получивших специальную подготовку, в таком количестве, какого поместное дворянство дать не могло. Управление империей все более сосредоточивалось в руках чиновников-профессионалов, главным (а чаще всего и единственным) источником дохода для которых являлось жалованье. О всесилии бюрократии, о фактической узурпации ею прерогатив короны писали еще в начале XX в. многие. Так, один из виднейших представителей консервативно-монархического течения в русской публицистике (в прошлом - народоволец) Л.А. Тихомиров сетовал на то, что "бюрократия получает тенденцию фактически освободиться от верховной власти и даже подчинить ее себе". Известные основания для суждений такого рода имелись. Усложнение стоявших перед государством задач вынуждало носителя верховной власти при принятии тех или иных решений все больше считаться с мнением профессиональных чиновников, служивших в соответствующих бюрократических структурах.

Политический курс самодержавия вырабатывался в острой борьбе различных придворно-бюрократических группировках. В России вплоть до 1905 г. отсутствовало правительство (в юридическом смысле), т.е. не было высшего коллегиального исполнительного органа, призванного осуществлять непосредственное управление страной. Руководители центральных звеньев государственного аппарата - министерств - действовали совершенно самостоятельно, мало считаясь друг с другом и подчиняясь только царским указаниям Министры не были объединены общей политической программой. Ведомственная разобщенность в результате достигла значительных масштабов, что негативно сказывалось на функционировании государственной машины. Впрочем, для общества, для подданных конфликты между отдельными звеньями этой машины могли, напротив, иметь благие последствия. Как отмечал еще в середине XIX в. один проницательный наблюдатель, "при самовластии наших правителей разъединение их служит часто единственным ограждением [населения] от притеснения [властей], предоставляя возможность [просителю] уходить от одной власти под покровительство другой".

Кризисность ситуации, складывавшейся в стране в канун революции 1905-1907 гг., в той или иной степени осознавалась многими представителями правящих кругов. Однако вопрос о путях предотвращения революционного взрыва являлся объектом острых разногласий. Часть представителей высшей бюрократии видели выход в "увенчании" здания реформ 1860-1870-х гг. совещательным представительным органом, в проведении ряда других преобразований, призванных модернизировать существующий строй, и в соглашении на этой основе с умеренными элементами либеральной оппозиции. Наиболее консервативные круги в верхах противились, однако, такого рода уступкам, полагая необходимым во имя предотвращения революции решительно пресекать любые "игры в конституцию". Эти взгляды, источником которых служила, помимо прочего, сознававшаяся верхами слабость российского либерализма, его неспособность контролировать поведение народной стихии, были близки Николаю II, вступившему на трон в 1894 г. после смерти Александра III.

Всемерную защиту унаследованной им от предков власти новый император, человек глубоко и искренне верующий, считал своим нравственно-религиозным долгом. Взгляды Николая II полностью соответствовали провозглашенной в начале царствования его отца концепции "народного самодержавия", которую следующим образом охарактеризовал в своих мемуарах директор канцелярии Министерства двора А.А. Мосолов: "Царь любит народ... Он желает блага народу. Он располагает почти неограниченными возможностями для выполнения этого желания... что может препятствовать его благодеяниям. Нужно лишь одно условие - точно знать, что народу необходимо. И подданные любят своего государя: он является источником всех благ и надежд.

Бюрократия, включая министров, представляет одну из преград, отделяющих государя от народа. Бюрократия - каста, имеющая свои собственные интересы, далеко не всегда совпадающие с интересами страны и ее государя...

Другая преграда - так называемая интеллигенция, люди, не достигшие власти, но чающие ее захвата. Для этой категории лиц прямой исход - революция.

Средостение - это бюрократия и интеллигенция, другими словами - люди, достигнувшие целей и стремившиеся их сменить... Эти две силы построили вокруг царя истинную стену, настоящую тюрьму. Стена эта препятствовала императору обратиться непосредственно к своему народу, сказать ему, как равный равному, сколь он его любит. Та же стена мешала искренним верноподданным государя... сказать царю, сколь есть им подобных, простых, благодарных и привязанных к нему людей".

Эту идею Николай II исповедовал до последних дней своего царствования. В самодержавии он видел форму правления, способную наилучшим образом обеспечить благополучие подданных, наиболее отвечающую настроениям широких слоев населения. "Мужик конституции не поймет, - заметил как-то Николай II, - а поймет только одно, что царю связали руки, а тогда - я вас поздравляю, господа".

В преддверии революции 1905-1907 гг. особое беспокойство в правящих кругах вызывала ситуация, складывавшаяся в деревне. Нараставшее недовольство "свободных сельских обывателей" своим положением, низкий уровень платежеспособности основной массы их хозяйств, негативно сказывавшийся и на состоянии государственных финансов - все это свидетельствовало как минимум о необходимости серьезной корректировки политики самодержавия по отношению к крестьянству. Во второй половине 90-х гг. были приняты некоторые меры, призванные способствовать переселению страдавших от "земельной тесноты" крестьян Европейской России за Урал. 1 января 1895 г. вступили в силу новые паспортные правила, в соответствии с которыми крестьянам предоставлялась возможность более свободного передвижения по территории империи. В начале 1902 г. под председательством СЮ. Витте было образовано Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Оно и занялось поиском рецептов решения крестьянского вопроса, опираясь при этом на содействие созданных тогда же местных сельскохозяйственных комитетов (губернских и уездных). Особое совещание просуществовало около трех лет и было ликвидировано в начале 1905 г., уже во время революции, так и не завершив свою работу. Однако Совещание все же успело ясно заявить о необходимости радикального пересмотра политики самодержавия в отношении крестьянства, высказавшись, в частности, за принятие мер, направленных на постепенную ликвидацию общины и насаждение индивидуальной крестьянской собственности на землю. Соответствующие рекомендации Особого совещания, таким образом, в основном предвосхищали основные положения столыпинской аграрной реформы. Крестьянская проблема обсуждалась накануне революции 1905- 1907 гг. не только в Особом совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Параллельно ему функционировала образованная также в 1902 г. Редакционная комиссия при Министерстве внутренних дел. В отличие от Особого совещания комиссия (она закончила свою работу осенью 1903 г.) высказывалась лишь за некоторую корректировку традиционной правительственной политики в отношении деревни, считая, в частности, необходимым консервацию существующих форм землевладения.

Таким образом, к 1905 г. различные группировки в правящих кругах так и не смогли выработать общего подхода к решению крестьянского вопроса. Выбор того или иного варианта аграрной реформы оставался