Граф М. В. Толстой Рассказы из истории Русской Церкви 34 страница

[25] Феодор Адашев (отец любимца) сказал умирающему государю: "Мы, до твоего возраста, испили чашу бед от правления боярского. Не хотим служить Захарьиным-Юрьевым!" Священник Сильвестр также клонился на сторону князя Владимира.

[26] Иоанну внушали, что не только Сильвестр, но и Алексей Адашев тайно держали сторону князя Владимира. Всего хуже было то, что ближние советники царя подверглись неприязни царицы, которая думала, что они хотели пожертвовать ею, сыном и братьями ее своему честолюбию.

[27] Преподобный Максим Грек переведен в 1551 году из Тверского Отроча монастыря в Лавру Сергиеву, наслаждался здесь полною свободою, но был изможден недугами старости после долгих страданий. Здесь он пробыл на покое еще 5 лет, преставился в 1556 году и погребен у северо-западного угла церкви Сошествия Святого Духа. Часовня над гробницею его сооружена митрополитом Московским Платоном. Святость страдальца за веру и правду ознаменована чудесами: 20 исцелений описаны в одной рукописи библиотеки В. М. Ундольского (Максима Грека житие и избранные творения, полуустав XVIII века, № 338). Последнее из описанных здесь чудес относится к 1721 году.

ГЛАВА II

Святители, современные первой половине царствования Иоанна IV: митрополиты святой Иоасаф и Макарий; святитель Гурий Казанский и сотрудники его Варсонофий и Герман. Преподобные иноки - подвижники: Даниил Переяславский, Герман Болдинский, Арсений Комельский, Адриан Ондрусовский, Геннадий и Никифор Важеозерские, Антоний Сийский, Нил Столбенский, святой Василий, юродивый Московский.

Обозрев церковные события в первой, достославной половине царствования первого царя Московской Руси, обратим благоговейный взор на те благодатные звезды, которые светили тогда на небосклоне русском, озаряя собою тьму глубокого невежества. В числе их были великие святители, "правоправившие слово Твоея истины" были и смиренные отшельники, уединенно подвизавшиеся в пустынях.

Митрополит Иоасаф, из дворянского рода Скрипицыных, принял пострижение в Лавре Сергиевой и с 1529 года был там игуменом. Близкий к любителю иноков и иночества великому князю Василию Иоанновичу при жизни его, он крестил сына и наследника его Иоанна у раки преподобного Сергия. Во время малолетства царя, при буйном управлении бояр, митрополит Даниил принужден был сложить с себя сан первосвятительский, и на место его избран игумен Иоасаф. В своем исповедании веры нареченный митрополит писал: "Во всем следую святейшим патриархам, соблюдающим истинную непорочную веру христианскую, установленную святыми апостолами и преподанную богоносными отцами, а не ту, которую принес Исидор с несвященного латинского Собора, просиявшего злочестием. К тому же обещаюсь не делать ничего из одного угождения великому князю или многим князьям, хотя бы грозили мне смертию, принуждая сделать что-либо вопреки божественным и священным правилам". Блаженный Иоасаф выполнил обещание свое с полною твердостию.

В эту эпоху совершенного безначалия и неистовых злодейств, которыми особенно отличались Шуйские, новый первосвятитель, заботясь о прекращении беспорядков, испросил свободу заточенному князю Бельскому, и действительно, добрый боярин, заняв место в думе правителей государства, умел остановить грабежи и насилия. Но князь Иван Шуйский схватил и отправил Бельского на Белоозеро, где его и удушили. Тогда толпы неистовых едва не убили святителя: в келью его бросали камни; во дворце самого великого князя он не нашел защиты; на Троицком подворье готовы были растерзать его. Именем преподобного Сергия игумен Алексий умолил пощадить жизнь первосвятителя. Святой Иоасаф выпросил себе милость провести последние годы на месте иноческого обета. С ним и здесь были неприятности: с ним жили тогда люди, которые сами по себе мало хотели жить в монастыре и которых загнали туда только беды жизни мирской: они часто оскорбляли блаженного Иоасафа припадками своего мирского своеволия. Невольными и вольными скорбями святитель очищал душу свою для светлых радостей неба и мирно почил 27 июля 1555 года [1].

В уединении блаженный Иоасаф еще потрудился для Церкви, рассматривая присылаемые к нему рассуждения Стоглавого Собора [2], и усердно занимался исправлением книг для пользы общей. В сборнике его читаем: "Божиею благодатию и Пречистой Богородицы помощию переписал житие святой преподобный отец. Писал же с разных списков, тщася обрести правый. И обретох в списках много не исправлено. И елика возможна моему худому разуму, сия исправлял, а яже невозможна, сия оставих, да имущий разум больший нас, тии исправят неисправленная и пополнят недостаточная" [3].

Достойный преемник его, митрополит Макарий, поставленный из архимандритов Лужецкого монастыря на кафедру Новгородской архиепископии (в 1526 г.), был избран на митрополию в 1542 году и, как мы уже видели прежде, председательствовал на нескольких Соборах. Забота его об уменьшении заблуждений и суеверий в народе и о распространении просвещения - одна эта забота уже дает ему почетное место между великими учителями Церкви. Множество письменных трудов, учреждение типографии, попечение о лучшем устройстве иноческой жизни, о распространении христианства на северных и восточных окраинах Руси, наконец, благотворное влияние на молодого царя делают навсегда незабвенным имя первосвятителя Макария.

Определение Собора 1551 года о необходимости пересмотра книг, очевидно, вело к тому, чтобы большинство людей осознало на опыте, в каком печальном положении находятся богослужебные книги. После такого опыта должно было согласиться, что против повреждения книг рукописных надобно воспользоваться тем средством, которым давно уже пользовались в южной Русской митрополии - надобно ввести печатание книг. Царь Иоанн просил датского короля прислать в Москву книгопечатников, и в 1552 году прислан был королем типограф Ганс. Впрочем, и в Москве святитель Макарий нашел русских, знающих дело типографское. Диакон Иоанн Федоров и Петр Тимофеев приняли на себя приготовить все нужное для типографии. В Новгороде сыскался резчик букв Василий Никифоров. Первые опыты печати, как и во всем, были неудачны: не прежде как в 1564 году напечатана была первая книга - Апостол [4], уже по кончине Макария.

Обратимся к словесным произведениям приснопамятного святителя. Он владел блистательным даром красноречия. Речи его к царю - при браке его, пред походом царя на Казань и по возвращении из Казани - написаны с одушевлением и красноречиво. Таковы же увещательное его послание к войску в Свияжске пред началом Казанского похода и пространное послание к царю от 17 июля 1552 года с увещанием идти смело против врагов Христовых [5], учительные послания о молитве против разных ересей, в Водскую пятину об искоренении язычества [6] и многие другие. Глубоко умилительно духовное завещание святителя [7].

Весьма замечательны труды блаженного Макария на поприще истории. Красноречивый слог, каким описаны в Степенной книге 26 лет царствования Иоанна, скромность, с какою коснулись здесь действий митрополита Макария и опустили речи и послания его к царю, показывают, что труд митрополита Киприана в составлении Степенных книг продолжен был самим Макарием. Несомненно и то, что он дополнил труд Киприана внесением житий святых [8]. "Великая книга Минеи-Четьи" - блистательный памятник трудов Макария и самый богатый подарок для истории. Это целая библиотека сочинений исторических, поучительных и назидательных, состоящая из 12 огромных фолиантов. Над составлением ее проведено двенадцать лет. За основание приняты синаксари, или, как несправедливо называли их, прологи; потом помещены не только полные жизнеописания, не только слова на дни святых и на праздники, но и целые обширные сочинения учителей Церкви [9].

Незабвенны для иночества заботы Макария об устройстве общежития в обителях. Тогда как многие из московских монастырей, по учреждению святого Алексия и преподобного Сергия сохраняли чин общежития, почти все новгородские монастыри, в том числе и Антониев, до 1527 года не имели сего чина. "Каждый. - говорит летопись, - в своей келье имел трапезу, все отягчались житейскими печалями". Некоторые монастыри имели у себя приходы наравне с церквами приходскими. В 1528 году архиепископ Макарий собрал к себе игуменов обителей новгородских и предложил им принять устав строгого общежития. Из 18 обителей в Новгороде и близ него только две отказались принять этот устав: "в том бесчинии обыкош жити". Во всех прочих стали вводить строгое общежитие. Следствия сего скоро замечены. "Когда устроились общежития, - говорит летописец, - тогда начала умножаться благодать Божия, благочиние усилилось, число братий увеличилось! Тогда же владыка назначил для инокинь особые монастыри, поставив над ними игумений, а игуменов, дотоле заведовавших женскими обителями, вывел в мужские обители. Тем монастырям, которые изъявляли желание принять строгое общежитие, архиепископ давал грамоту благословения с объяснением чина общежития [10].

Когда Макарий возведен был на митрополию, он стал заботиться, чтоб и во всей митрополии обители иноческие подчинились уставу общежития. Намерения святителя были приведены в исполнение, но не повсюду, - привычка к старому обычаю была слишком сильна.

Наконец, попечения об исправлении юного царя и о руководстве его на пути правды и добра составляют также великую заслугу приснопамятного святителя. Священник Сильвестр, пробудивший совесть Иоанна после великого пожара и с того времени имевший сильное влияние на царя, был, без сомнения, известен Макарию еще в Новгороде и им переведен в Москву. Блаженная кончина великого святителя последовала 31 декабря 1563 года, когда царь Иоанн уже совратился с доброго пути, но не успел еще сделаться ужасом человечества [11].

Ко времени первосвятительства Макария относится начало апостольских трудов в покоренном царстве Казанском. Нет сомнения, что выбор архипастыря для новой паствы и достойных его сотрудников принадлежит митрополиту Макарию. Святитель Гурий, в крещении Григорий, родился в Радонежском городке, где жил некогда преподобный Сергий в родной семье своей, до удаления в пустыню. Родителями Григория были дворяне Руготины, бедные и малоизвестные. В доме благочестивого отца сын получил и благочестивое воспитание, и обучен был читать и писать. Сыновья незнатных дворян обыкновенно служили тогда, если не в службе великого князя, то при домах богатых княжеских фамилий. Так служил в доме князя Ивана Пенькова и Григорий Руготин. Григорий был умен и деятелен, нрава кроткого и послушливого, честности неподкупной; он любил ходить в храм Божий на молитву, молился и в доме; любил целомудрие и, охраняя его, держал пост, подавал нищим милостыню, какую только мог. Ум, строгая честность и благочестивая жизнь Григория приобрели особенное доверие к нему князя и его супруги: Григорию поручено было все правление по княжескому дому. Товарищи Григория стали завидовать его счастию и оклеветали чистого юношу в преступной связи с княгинею. Гневный князь придумал жестокую месть: была выкопана яма и в нее опущен сруб, сюда заперли Григория. Только малое отверстие сверху темницы пропускало в нее свет, и в то же окошко бросали Григорию на пять дней по снопу овса и опускали немного воды. Тяжко было положение невинного страдальца; природа отвращается от страдания и неправды. Но благочестивая душа его скоро помирилась с темницею. "Мученики, - думал Григорий, - терпели и не то при всей своей святости; темница избавила меня от соблазна и тревог мирских. Это уединение оставляет мне полную свободу готовиться к вечности, а для чего и жить на земле, если не для вечности?" И вот блаженный Григорий "в таковой беде наипаче простирается на славословие Божие, терпя и благодаря Бога о всем". Уже проходил второй год заключения, когда один из товарищей по княжескому дому, бывший другом Григорию, упросил сурового сторожа дозволить подойти к окну темницы и поговорить с заключенным; расспросив о состоянии заключенного, он вызвался доставлять ему приличную пищу. Григорий поблагодарил друга за участие и сказал: "Без наказания, которое терплю я, душа моя могла остаться неисцеленною; благодарение Богу за все! В пище не имею я нужды; а прошу тебя приносить чернила и бумагу: я стану писать азбуки, а ты будешь продавать их и деньги после покупки бумаги станешь раздавать нищим". Так Григорий и в темнице хотел, чтобы дети учились закону Божию, так же как хотел помогать бедным, сам терпя крайнюю нужду. Спустя два года неожиданно в дверях темницы блеснул свет. Григорий, сотворив молитву, толкнул дверь, она отворилась. Страдалец понял, что Господь посылает ему свободу. Он взял икону Божией Матери, бывшую с ним в темнице, и пошел оттуда прямо в обитель преподобного Иосифа Волоколамского, известную тогда по строгой жизни иноков. Там он и постригся с именем Гурия.

После многолетних подвигов в посте, безмолвии и богомыслии, к которым приучился еще в темнице, Гурий был возведен на игуменство в Иосифовом монастыре; потом, по воле царя, принял на себя настоятельство Селижаровской обители [12].

Для завоеванного Казанского царства Собор определил избрать архиепископа. Это место служения в тогдашнее время было чрезвычайно важно; здесь надлежало быть мужу с апостольскою ревностию и чистотою души, чтобы благоплодно проповедовать святую веру незнающим ее. Поэтому и избрание архипастыря происходило необыкновенным образом. По совершении молебного пения митрополитом из четырех жребиев взят был с престола один, и это был жребий Гурия; потом взят один из двух, и это был опять жребий того же избранника. В 1555 году святой Гурий Собором архипастырей рукоположен в сан архиепископа Казанского. Отправясь из Москвы водою, архипастырь в каждом городе встречаем был молебствиями и сам совершал молебствия, так что все путешествие святителя до Казани, продолжавшееся два месяца, было почти непрерывным молением.

Первопрестольнику Казанскому даны были два достойных помощника для многотрудного его служения: Герман, бывший архимандрит Старицкого монастыря, бывший на покое в Иосифовом монастыре [13], и Варсонофий, игумен Песношский; первый определен архимандритом в Успенский монастырь города Свияжск, а последнему предназначена была архимандрия в новой обители Преображенской, которую он должен был сам еще основать в Казани. Варсонофий был сыном Серпуховского иерея Василия и сам получил в крещении то же имя. В 1512 году сыновья хана Менгли-Гирея опустошили берега реки Ока и захватили многих в плен; в том числе и юного Василия. Горько было положение пленника! Зная на память псалмы Давидовы, он взывал к Богу отцов своих: "Отец мой еси Ты, Бог мой и заступник спасения моего (Пс. 88:27); избави мя от руки чуждых" (Пс. 143:7). Молитва и богомыслие не только облегчали скорбь его, но доставляли сердцу его такое утешение, какого не чувствовал он в доме родительском. В нем росла любовь к Богу, а с нею и преданность воле Его. В таком расположении души молодой Василий работал на неверных со всем усердием и обучался послушанию безответному, терпению и незлобию. Пост, сперва невольный, обратился в дело воли его. Утомительные работы невольника занимали у него все время дня, и он посвящал ночь молитве. Всегдашняя готовность к услугам, верность и жизнь чистая смягчили сердце варваров; на другом году плена облегчили ему тягость трудов и дали некоторую свободу. Василий изучил разговорный язык татарский; по своей даровитости он узнал его настолько, что мог излагать мысли свои на письме, изучал основания магометанского зловерия, так что мог ясно говорить о заблуждениях учения Магометова. Основательным познанием языка и веры татар исполнилась премудрая цель, для которой Господь попустил рабу своему быть в плену. И вот спустя три года плена отец нашел средства выкупить дорогого сына из неволи татарской.

Василий возвратился на родину, но сердце его уже не могло увлечься земными радостями. Раб Божий покорил сам себя игу Христову в Андроньевской обители и в монашестве был наречен Варсонофием. Потом жил он при Тверском епископе Акакии в сане иеродиакона. Там и здесь совершаемы им были иноческие подвиги с полным усердием. Слух о духовной жизни его дошел до митрополита Макария, и в 1544 году он был посвящен в игумена Песношской обители.

Много трудов предстояло на новом поприще святителю Гурию, бодрому духом, но изнуренному плотию (темничная жизнь навсегда расстроила его здоровье). Хотя существовали начатки христианства в земле Казанской, уже напоенной кровию мучеников Христовых [14], но ревностный святитель и сотрудники его должны были неусыпно трудиться: прежде всего поучать духовенство, новокрещенных утверждать в вере и благочестии, магометан и язычников обращать к святой вере убеждениями, не прибегая к насилиям, за магометанина и язычника, осуждаемого судом за преступление, но принимающего святую веру, ходатайствовать пред начальством о прощении вины его. Святитель, выполняя эти правила, присовокуплял для успехов веры молитву и милосердие: в доме его находили себе пищу и помощь всякая бедность и нужда. Неверующие видели, что вся жизнь его - любовь святая, любовь благотворительная для всех без различия. На втором году служения своего святитель начал строить близ Казани Зилантов монастырь. По уставу святителя, иноки этой обители занимались обучением детей чтению и письму, преимущественно же - закону Божию. Благочестивое желание знакомить детей с верою и правилами христианскими, пробудившееся еще в темнице, теперь развилось в святом Гурии с особенною силою [15]. И труды евангельского проповедника в стране мрака были благоплодны: "Божественный муж, - как свидетельствует Гермоген, один из преемников его, - учением своим привел ко Христу множество душ".

Ревностно помогал наставнику своему блаженный Варсонофий. Вместе с добрыми иноками, взятыми им из Песноши, он устроил в Казани новую общежительную обитель Преображенскую [16], и неутомимо трудился в обращении мусульман. В этом подвиге помогали ему знание языка и веры татар и искусство врачевать болезни. Знание татарского языка помогло ему войти в близкие отношения с татарами, а основательное знание учения Магометова и его глубокий ум подкрепляли обличения его мусульманства неотразимыми доводами. Уменье лечить болезни привлекало к нему больных всякого рода, тогда как болезнь сама отворяет душу для лучших чувств, а следовательно, и для принятия мыслей христианских; к тому же терпеливое и бескорыстное лечение со стороны Варсонофия внушало доверие к безвозмездному врачу не только в больных, но и в здоровых.

Другой сотрудник святого Гурия, блаженный Герман, устроил обитель иноческую в Свияжске, учил детей, во множестве крестил магометан и язычников в струях Волги и усердно выполнял поручения святителя по епархии. Со своей стороны, святой Гурий оказывал ему особенное доверие, поручил суду его все сельские церковные причты Свияжского уезда, а монастырь его освободил от своего суда.

Последние три года жизни святитель Гурий лежал на одре болезни и не мог совершать служение и даже ходить в храм. Но дух его молился и молитвою низводил благодать небесную на его паству. В великие праздники носили его к литургии в соборный храм Благовещения Богоматери, построенный им; здесь сидел он или даже лежал, слушая службу Божию; душа его горела желанием молиться вместе с паствою своею в дни общей хвалы и молитвы. Блаженная кончина его последовала 4 декабря 1563 года. Преемником его кафедры стал святой Герман.

Вскоре после того (в 1567 г.) святой Варсонофий рукоположен был в сан святительский на Тверскую кафедру; но спустя четыре года, отягченный старостию, отказался от управления епархиею и возвратился в Казанский Преображенский монастырь.

В обители продолжал он подвижническую жизнь. Когда от дряхлости не мог он ходить в церковь, ученики возили его на тележке к богослужению: так любил он молитву и славословие храма! Блаженная кончина его последовала 11 апреля 1567 года на 86 году жизни его [17].

Между тем как равноапостольные святители Казанские просвещали светом истинного богопознания страну, погруженную во мрак язычества и магометанства, в пустынных обителях земли Русской ярко сияли светильники благочестия, а на стогнах Москвы один дивный труженик подвизался в юродстве Христа ради.

Преподобный Даниил, Переяславский чудотворец, в мире Димитрий, еще в юных летах обнаруживал порывы души к строгим подвигам. Услышав при чтении жития преподобного Симеона Столпника, что тот тайно обвил себя веревкою для усмирения плоти, отрок отрезал себе конец веревки, которою рыбаки привязывали к берегу ладью, обвил ею стан свой и так крепко, что веревка по времени стала въедаться в тело; родители увидели у спящего мучительный пояс и поспешили снять его. Воспитанный потом для жизни иноческой в Никитском монастыре, он тайно ушел в обитель преподобного Пафнутия Боровского и, приняв пострижение с именем Даниила, пользовался наставлениями опытного старца Левкия [18].

По смерти родителей блаженный Даниил возвратился в Переяславль и поселился в Успенской обители, что на Горицах; архимандрит Антоний, родственник его, зная чистоту его жизни, убедил его принять сан священства. Тут совершал он особенный подвиг любви к ближним: умерших странников, убитых, замерзших и утопших бедняков на своих руках переносил в скудельницу; он просил и других сказывать ему, если увидят где застигнутого внезапною смертию, и ночью шел отпевать покойного. Так продолжал он не один год. По ночам, смотря из Горицкой кельи на скудельницу (божедомье), он думал: "Сколько тайных рабов Божиих лежит, быть может, в этой скудельнице, попав туда только от того, что не хотели они быть известными миру ни при жизни, ни по смерти!" Эта мысль особенно часто стала посещать его после того, как один странный человек, не сказавший о себе, кто он, но часто находивший у Даниила в келье покой себе, зимней ночью найден был им уже умершим и похоронен в скудельнице. По временам преподобный Даниил видел в скудельнице огонь и до слуха его оттуда доносилось пение. В блаженном подвижнике родилась мысль построить храм в божедомье, и Богу угодно было желание смиренного раба Его. Бояре Челяднины, избавленные молитвами преподобного Даниила от княжеской опалы, представили его лично великому князю Василию Ивановичу, выпросили ему дозволение иметь в своем распоряжении божедомье и построить там храм. Тогда же стали поступать приношения для построения храма, и появились желающие поселиться при нем, так что на божедомье неожиданно составилась обитель иноческая. Новые подвижники стали жить под руководством преподобного Даниила. Он обнес божедомье оградою, дал правила монашеского жития и каждый день ходил из Гориц совершать службу в божедомском храме. Великий князь Василий, уважавший преподобного Даниила, восприемника от святой купели сына его Иоанна, посетив однажды бедную обитель, назначил для нее ежегодный отпуск хлеба.

Между тем иноки Горицкие упросили преподобного Даниила быть архимандритом их обители. "Если настояли вы на том, чтобы я был вашим настоятелем, - говорил Даниил братии, - то должны слушаться меня". - "Желаем повиноваться", - отвечали иноки. "У вас есть обычай, - говорил настоятель, - ходить из монастыря на торг без благословения настоятеля; ходите в мирские дома и там пируете и ночуете по несколько суток. Прошу вас вперед не делать так". Иноки обещались исполнить волю настоятеля. "Вы ходите в бани, - продолжал настоятель, - и там бываете вместе с мирскими людьми. Этому не должно быть". Согласились и на то иноки. Преподобный Даниил продолжал: "В праздники, именины, в поминовение родных созываете вы к себе родных, друзей, знакомых с женами и детьми, и они гостят у вас по несколько дней и ночей. Вперед не только не должно быть пиров, не только не должен никто из женского пола ночевать в кельях ваших, но женщин никогда не должны вы принимать в кельи". Тяжело было на это согласиться монахам, но согласились. "Кельи у вас очень высоки, с высокими крыльцами, как у вельмож, - сказал еще преподобный, - это неприлично монашескому смирению". Братьям неприятно было это замечание, но прекословить не могли. Впрочем, не прошло и года, как преподобный Даниил отказался от настоятельства Горицкого и перешел жить в новую обитель на божедомье, где в 1530 году построил каменный храм Святой Троицы иждивением великого князя Василия.

Во время голода обитель Даниила, где уже было до 70 братии, питала страдавших от голода. Раз сказали преподобному, что муки так мало осталось, что ее не хватит для братии и на неделю. Даниил пошел посмотреть, и в то же время подошла вдова с детьми, изнуренная голодом, и просит помощи. Он дал ей муки и приказал отпустить оставшуюся муку всем нуждающимся по их просьбе. В продолжение 8 месяцев в обители Даниила доставало всем хлеба. И после голодного времени многие, зная любовь святого старца к несчастным, бросали у ворот монастыря больных, увечных и не имевших, чем кормиться. Угодник Божий с радостию принимал их в монастырь, лечил и кормил, одевал и покоил. Будучи образцом христианской любви к ближним, он до гроба был и образцом смиренного подвижничества. Он воспитал и в учениках своих любовь к подвигам. Инок Нил, родом немец, постриженный преподобным Даниилом, соблюдал такой пост, что довольствовался только хлебом и водою и то в меру.

Пред концом земной жизни своей богоносный старец посетил крестника своего, великого князя Иоанна Васильевича, и сообщил ему, что переяславские храмы святого Предтечи и святого Николая, стоящие у городских ворот, очень обветшали, так что необходимо построить новые; при этом преподобный Даниил сказал, что у ветхого храма святого Николая в земле лежат мощи святого князя Андрея Смоленского, которому в прежние времена, как он твердо помнит и знает, была служба со стихирами и каноном и лик его писали на иконах; почему ныне не отправляется пение, неизвестно. Об этом же доложил он и святителю Иоасафу. Великий князь и митрополит приказали построить новые храмы и дозволили преподобному Даниилу вместе с местным духовенством осмотреть гроб святого князя Андрея. После молебна разобрали надгробный памятник и начали копать могилу, открыли гроб и в нем мощи, обвернутые берестою, мощи нетленные и издававшие благоухание: волосы русые и долгие, одежда с медными пуговицами цела, загнута на сторону. Крупицы бересты, осыпавшиеся при отгребании земли, с верою брали недужные и исцелялись. Преподобный Даниил послал священника Константина известить о том митрополита и великого князя. Из Москвы присланы Чудовский архимандрит Иона (впоследствии Суздальский епископ) и Успенский протопоп Гурий для проверки донесения и перенесения мощей в храм. Они вздумали спросить святого старца: с чьего дозволения решился он отыскивать мощи? - и объявили, будто бы "владыка митрополит ничего не знает о том и ничего не приказывал". Старец заплакал и сказал: "Не будем искушать Духа Святого, действующего в чудных рабах Своих. Не говорите также, будто ничего не известно великому отцу нашему и святителю. Бог мне свидетель, что извещал я его сам и не только его, но и благочестивого самодержца и по их воле осмелился я, недостойный, отрыть святые мощи".

Даниил сказал потом, что противодействующие святому делу будут наказаны [19]: митрополит лишится престола, архимандрит и протоиереи жестоко пострадают. Это слово сперва смутило следователей [20], но потом они приняли его за плод дряхлой старости. Впрочем, очевидность дела вынудила кончить неуместный спор. Мощи блаженного князя положили в новый гроб и совершили службу.

Преподобный Даниил преставился 7 апреля 1540 года, достигнув почти 90-летней старости [21].

В том же Переяславле-Залесском, где подвизался преподобный Даниил, родился другой подвижник - преподобный Герасим Болдинский, в миру Григорий. Еще в юных летах он усердно ходил в храм Божий; святая жизнь преподобного Даниила особенно увлекла его душу и на 13-м году он уже со слезами просил старца принять его к себе. Даниил принял отрока к себе послушником; это было еще тогда, когда старец жил в Горицком монастыре. Герасим был сапожником и по воле старца усердно служил ремеслом своим бедной братии божедомья; на время оставлял он старца, чтобы слушать наставления других подвижников и по их совету возвратясь к Даниилу, принял пострижение от рук его. Это было в то время, когда Даниил начал жить в Троицкой обители. Новоначальный инок Герасим ревностно совершал подвиги поста и молитвы; принимал пищу через день и через два, постоянно выполнял келейное правило, а иногда всю ночь стоял на молитве. Преподобному старцу усердно служил он в заботах его о новой обители, особенно при построении храмов и келий. Чистою и подвижническою жизнию Герасим снискал себе общее уважение не только в обители, но и за оградою ее; он стал известен и в Москве. Эта слава тяготила его; он желал безмолвного уединения. Прожив до 26 лет под руководством преподобного Даниила, он вышел из обители его с желанием работать Господу в уединении.

В 1528 году поселился он в Дорогобужском округе, в таком диком лесном месте, что, кроме змей и диких зверей, никого там не жило; по временам же скрывались там разбойники, так как невдалеке проходила большая дорога, на которой они занимались своим промыслом. Блаженный Герасим поставил себе хижину и в ней стал подвизаться; разбойники не раз били его, стараясь прогнать из своего соседства, но пустынник терпел и молился. В хижине своей он жил, как птица, без печалей и забот житейских, хранимый и питаемый Господом. Впоследствии появился у него сторож - ворон; если недобрый человек подходил к хижине, ворон поднимал крик и, летая, бил крыльями по лицу нежеланного гостя; то же было с хищным зверем: тому клевал он глаза, пока не заставлял обратиться в бегство. По особенному видению перешел Герасим на Болдину гору, где над потоком Болдиным стоял огромный дуб. Отсюда хотели прогнать его поселяне и отвели в Дорогобуж к наместнику, который велел посадить подвижника в тюрьму, как бродягу. Но внезапно явилась помощь: входит к наместнику царский посланный из Москвы. Увидав преподобного Герасима, которого видел вместе с преподобным Даниилом у царя, он с глубоким уважением поклонился ему и просил благословения. Наместник испугался и с честию отпустил подвижника. С того времени имя святого старца стало в уважении, и в пустыню его начали приходить ревнители благочестия. Сперва построена была молитвенная храмина для общих молитв и поставлена хижина. Потом преподобный Герасим отправился в Москву и там получил позволение на построение обители. Мало-помалу построены были храм Святой Троицы и келии для братии с трапезою. Преподобный Герасим сам трудился при постройках, трудился потом и для общежития вместе с другими: молол жерновом рожь, даже и за других, пек хлебы, рубил и носил дрова, мыл для братии свитки, прислуживал больным. Спал он мало и никогда - лежа. Пищей его был хлеб с водою.