Старая династия дом Таргариенов 21 страница

Рыцарь кивнул.

– Я поклялся служить вашему величеству и охранять вас, куда бы вы ни направились. Мое место рядом с вами, в Королевской Гавани или здесь… но место вашего величества там, в Вестеросе, на отцовском Железном Троне. Гиздара зо Лорака Вестерос никогда не признает своим королем.

– А Миэрин не признаёт королевой Дейенерис Таргариен. В этом Зеленая Благодать права: мне нужен король-гискарец. Иначе во мне всегда будут видеть неотесанную варварку, проломившую их ворота, посадившую на колья их родичей и очистившую их сундуки.

– В Вестеросе вы станете вновь обретенной дочерью, чье возвращение радует отцовское сердце. Все добрые люди будут приветствовать вас на улицах и любить.

– Вестерос далеко.

– Промедление его не приблизит. Чем скорее мы уйдем из этого города…

– Знаю. Знаю. – Как заставить его понять? Вестерос влечет Дени не меньше, чем сира Барристана, но сначала она должна уладить дела здесь, в Миэрине. – Девяносто дней – долгий срок. Может быть, у Гиздара ничего и не выйдет, но его старания дадут мне время заключить с кем-то союз, укрепить оборону…

– А если выйдет? Как поступит ваше величество в таком случае?

– Исполню свой долг. – Это слово оледенило ей рот. – Вы были на свадьбе моего брата. Как женился Рейегар – по любви или по расчету?

– Принцесса Элия была хорошая женщина, – сказал, помедлив, сир Барристан. – Добрая, умная, не чуждая шутке. Принц был очень к ней привязан, я знаю.

«Привязан». Это стоит многих томов. Быть может, и Дени привяжется к Гиздару зо Лораку… спустя какое-то время.

– Я присутствовал также на свадьбе ваших родителей, – продолжал сир Барристан. – Между ними, уж простите, нежных чувств не было – и страна дорого поплатилась за это.

– Зачем же они в таком случае поженились?

– Так приказал ваш дед. Лесная ведьма предрекла ему, что от этого брака родится обещанный принц.

– Лесная ведьма? – повторила изумленная Дени.

– Ее привезла ко двору Дженни из Старых Камней. Маленькая, скрюченная карлица, глядеть не на что, но леди Дженни любила ее и уверяла, что та – Дитя Леса.

– Что с ней стало потом?

– Летний Замок.

Дени вздохнула, услышав эти роковые слова.

– Я устала. Пожалуйста, оставьте меня.

– Слушаюсь. – Сир Барристан откланялся, но остановился у двери. – Простите, совсем забыл… к вашему величеству посетитель. Сказать, чтобы он пришел завтра?

– Кто это?

– Нахарис. Вороны-Буревестники сегодня вернулись в город.

«Даарио!» Сердце Дени затрепетало в груди.

– Давно ли он… когда… – Больше она ни слова не могла вымолвить.

– Ваше величество ужинали со жрицей, когда он прибыл. Беспокоить вас я не счел нужным: его новости могут подождать и до завтра.

– Нет! – Как ей уснуть, когда ее капитан где-то рядом? – Пусть сейчас же поднимется. Вечером вы больше мне не понадобитесь, с Даарио я в безопасности. Пришлите сюда, пожалуйста, Ирри, Чхику и Миссандею. – «Надо переодеться, надо быть красивой как никогда». Так она и сказала служанкам.

– Что ваше величество желает надеть? – спросила Миссандея.

«Звездный свет и морскую пену… легкий шелк, обнажающий левую грудь… цветы в волосах». В пути от Юнкая до Миэрина капитан каждый день приносил ей цветы.

– Серое полотняное платье с жемчугом. И мою львиную шкуру. – Она всегда чувствовала себя увереннее, закутавшись в подаренный Дрого мех.

Она приняла Даарио на террасе, сидя на резной скамье под грушевым деревом. Над городом светила половинка луны, окруженная тысячезвездной свитой. Нахарис вошел вразвалку – он расставлял ноги, даже когда стоял. Полосатые панталоны заправлены в высокие пурпурные сапоги, белая шелковая рубашка, безрукавка из золотых колец. Половина длинных локонов фиолетовая, как бородка-трезубец, половина золотая под стать усам. На одном бедре стилет, на другом дотракийский аракх.

– Как возможно, что пресветлая королева стала еще прекраснее без меня?

Королева привыкла к лести, но лесть из уст Даарио была почему-то приятнее, чем комплименты Резнака, Ксаро или Гиздара.

– Я получила ваше известие из Лхазарина. Вы хорошо послужили нам, капитан. – «Я так по тебе скучала…»

– Ваш капитан живет лишь ради того, чтобы служить своей жестокой властительнице.

– Жестокой?

В его глазах мерцала луна.

– Он поскакал вперед, чтобы скорее узреть ее лик, но его заставили ждать, пока она вкушала барашка и фиги с какой-то старухой.

Ей не доложили о нем, иначе бы она прикинулась дурочкой и послала за ним немедленно.

– С Зеленой Благодатью. – О Гиздаре Дени решила не поминать. – Мне настоятельно требовался ее мудрый совет.

– Мне настоятельно требуется только одно: Дейенерис.

– Не приказать ли, чтобы вам принесли поесть? Вы, должно быть, проголодались.

– Два дня не ел, но вашей красоты мне довольно, чтобы насытиться.

– Красотой сыт не будешь. – Дени бросила ему сорванную с дерева грушу. – Держите.

– Слушаю и повинуюсь. – Он надкусил плод, блеснув золотым зубом. Сок потек по фиолетовой бороде.

Живущей в Дени девочке до боли хотелось поцеловать его – поцелуи Даарио должны быть глубокими, и он не остановится, даже если она попросит, – но королева сдерживалась.

– Расскажите о своем путешествии.

Он небрежно повел плечами.

– Юнкайцы послали на Хизайский перевал каких-то наемников, именующих себя Длинными Копьями. Мы атаковали их ночью и некоторое число отправили в ад. В Лхазарине я убил двух своих – сержантов, которые замышляли украсть золотую посуду и драгоценности, предназначенные моей королевой в дар народу ягнят. В остальном все шло так, как я и предвидел.

– Сколько человек вы потеряли в бою?

– Девятерых… но двенадцать длиннокопейных решили стать Воронами-Буревестниками, так что у нас теперь на трех бойцов больше. Я сказал им, что на стороне драконов они проживут дольше, чем в другом лагере, и они прониклись мудростью моих слов.

– А что, если это шпионы Юнкая? – насторожилась Дени.

– В шпионы они за недостатком ума не годятся.

– Вы же совсем их не знаете. Они чем-то заслужили ваше доверие?

– Я всем своим доверяю… на длину моего плевка. – Даарио выплюнул семечко и улыбнулся подозрениям Дени. – Прикажете принести вам их головы? Я готов. Один из них лыс, у двух косы, еще у одного четырехцветная борода. Станет шпион носить такую, скажите на милость? Один может попасть из пращи в глаз комару с сорока шагов, урод понимает в лошадях, но если моя королева прикажет их умертвить…

– Этого я не приказывала. Присматривайте за ними, и все тут. – При Даарио она всегда чувствовала себя глупой неуклюжей девчонкой. Что он о ней подумает? Дени поспешила сменить разговор. – Ягнячьи люди пришлют нам провизию?

– Зерно отправят на барже по Скахазадхану, моя королева, а прочие товары – караваном через Хизай.

– Только не по реке. Она перекрыта, и море тоже. Вы ведь видели галеи в заливе? Квартийцы разогнали треть нашей рыболовной флотилии, еще треть захватили, а остальные просто боятся выходить в море. Даже той торговле, которую мы еще умудрялись вести, положен конец.

Даарио выбросил грушевый черенок.

– У квартийцев в жилах молоко, а не кровь. Покажите им ваших драконов, и они сразу улепетнут.

Дени не хотелось говорить о драконах. Крестьяне продолжали приносить ей горелые кости и жаловаться на пропажу овец, а Дрогон до сих пор не вернулся в город. Иногда его видели к северу от реки, над травами Дотракийского моря. Визерион перегрыз одну их своих цепей, и оба они с каждым днем становились злее. Безупречные докладывали, что однажды железные двери в подземелье так раскалились, что к ним сутки не смели притронуться.

– Астапор осажден, как и мы.

– Это я знаю. Один длиннокопейный перед смертью успел сообщить, что в Красном Городе началось людоедство и что скоро придет черед Миэрина. Я вырезал ему язык и дал желтому псу. Всем известно, что язык лжеца ни одна собака не тронет, но желтый съел, и я заключил, что наемник говорил правду.

– В самом городе тоже идет война. – Дени рассказала о Сынах Гарпии, Бронзовых Бестиях и крови на кирпичах. – Враги повсюду – как за стенами, так и внутри них.

– Надо атаковать, – тут же сказал Даарио. – Оборона в окружении врагов попросту невозможна. Пока ты отбиваешься от меча, тебя ударят топором в спину. Тут выход один: сразить слабейшего и бежать.

– Но куда?

– Ко мне в постель. В мои объятия. В мое сердце. – Даарио с завлекательной улыбкой провел большими пальцами по золотым нагим женщинам на рукоятках своих клинков.

Кровь бросилась в лицо Дени, как будто он ласкал не их, а ее. Он, верно, думает, что она распутна, если так говорит? Ну и пусть думает, что за важность. Ах, не надо было с ним видеться наедине – он слишком опасен.

– Зеленая Благодать полагает, что мне нужен супруг-гискарец. Хочет, чтобы я вышла за благородного Гиздара зо Лорака.

– За этого? – усмехнулся Даарио. – Почему бы не за Серого Червя, он тоже евнух. Вам так нужен король?

«Мне нужен ты, и никто больше».

– Мне нужен мир. Я дала Гиздару девяносто дней, чтобы покончить с резней. Если он это сделает, мы поженимся.

– Возьмите лучше меня. Я с ней покончу за девять.

«Ты же знаешь, что я не могу», – чуть не сказала Дени.

– Вы боретесь с тенями, а не с людьми, которые их отбрасывают, – продолжал капитан. – Перебейте их всех и заберите себе их имущество. Шепните только, и ваш Даарио сложит из их голов пирамиду повыше этой.

– Если б я знала, кто они…

– Цхаки, Пали, Мерреки и прочие великие господа. Кто ж еще.

«Какой он смелый… и какой кровожадный».

– У нас нет доказательств, что они замешаны в этом. Хотите, чтобы я убивала собственных подданных?

– Ваши подданные охотно убили бы вас.

Его так долго не было, она успела забыть, каков он. «Наемники – предатели по природе своей», – напомнила себе Дени. Неверное, зверски жестокое племя. Даарио уже не переделать; королей лепят совсем из другого теста.

– Пирамиды хорошо укреплены, – объяснила она. – Их можно взять лишь ценой огромных потерь. Как только мы начнем штурмовать одну, против нас восстанут все остальные.

– Так выманите их из пирамид под любым предлогом. Свадьба, к примеру – почему бы и нет? Обещайте свою руку Гиздару. Все великие господа придут в Храм Благодати ради такого события – тут-то мы их и накроем.

«Да он просто чудовище, – поразилась Дени. – Галантное, очаровательное чудовище».

– Вы принимаете меня за короля-мясника?

– Мясником быть лучше, чем мясом. Короли всегда мясники – разве королевы другие?

– Эта королева, во всяком случае, да.

– У большинства королев цель в жизни одна, – пожал плечами Даарио, – греть постель своему королю и рожать ему сыновей. Хотите быть такой, выходите за Гиздара.

– Вы забываете, кто я! – в гневе вскричала Дени.

– Я нет. А вы?

Визерис отрубил бы ему голову за подобную наглость.

– Я от крови дракона. Не дерзайте меня учить. – Дени поднялась так резко, что львиная шкура соскользнула у нее с плеч. – Оставьте меня.

– Повинуюсь, – склонился Даарио.

Когда он ушел, Дени вновь призвала сира Барристана к себе.

– Отправьте Ворон-Буревестников назад в поле.

– Но они только что вернулись, ваше величество…

– Ничего. Пусть несут дозор на юнкайской границе и обеспечивают защиту караванам, проходящим через Хизай. Отныне Даарио будет докладывать лично вам. Воздайте ему должные почести и проследите, чтобы его людям хорошо заплатили, но ни в коем случае не допускайте его ко мне.

– Слушаюсь, ваше величество.

Всю ночь она проворочалась, не в силах уснуть. Даже Ирри к себе позвала, надеясь обрести покой в ее ласках, но вскоре велела ей уходить. Ирри, при всей ее нежности и умении, все-таки не Даарио.

Что же она натворила? Так долго ждала его, а теперь отсылает прочь. «Он сделал бы из меня чудовище, – шептала Дени, – королеву-мясничиху». Но как же улетевший Дрогон и те двое в яме? На ее руках тоже кровь. Между ней и Даарио разница не столь велика – оба они чудовища.

 

ЛОРД-ИЗГНАННИК

 

«Что ж он так долго?» – спрашивал себя Грифф, расхаживая по палубе. Неужели они и Хелдона потеряют, как Тириона Ланнистера? Может, волантинцы его схватили? Надо было послать с ним Утку. На одного Хелдона надежда плоха: он доказал это, упустив в Селхорисе карлика.

«Робкая дева» стояла на одном из самых убогих участков длинной гавани – между накренившейся плоскодонкой, торчащей здесь много лет, и ярко разукрашенным кораблем скоморохов. Шумные соседи читали вслух свои роли и чаще бывали пьяными, нежели трезвыми.

В Валан-Терисе, как и везде после выхода из Горестей, стояла удушающая жара, но это беспокоило Гриффа меньше всего. Золотые Мечи встали лагерем к югу от города и далеко к северу от того места, где он ожидал; триарх Малакуо выступил на север с пятью тысячами пехоты и тысячей конницы, чтобы отрезать их от дороги на дельту. Дейенерис Таргариен все еще на другом конце света, а Тирион Ланнистер может быть где угодно. По милости богов его голову уже везут в Королевскую Гавань, но скорее всего он живехонек, пьян в доску и замышляет новую пакость.

– Где Хелдон? В какую из семи преисподних он провалился? – воскликнул Грифф, обращаясь к леди Леморе. – Сколько нужно времени на покупку трех лошадей?

Она пожала плечами:

– Не безопаснее ли будет оставить мальчика здесь на лодке, милорд?

– Безопаснее ли? Да. Разумно ли это? Нет. Он уже взрослый, и перед ним лежит путь, для которого он рожден. – Гриффу опротивели эти разговоры, опротивело прятаться, опротивело ждать.

– Мы так старались скрывать принца Эйегона все эти годы, – напомнила женщина. – Я знаю, скоро он должен будет смыть краску с волос и объявить о себе, но время еще не приспело. Нельзя делать это в лагере, полном наемников.

– Если Гарри Стрикленд замышляет недоброе, принц не спасется и на борту «Робкой девы». У Стрикленда десять тысяч мечей, а у нас один Утка. Эйегон – принц, о котором можно только мечтать, и воинство Стрикленда должно видеть это собственными глазами. Они, в конце концов, его люди.

– Его, потому что им заплатили. Десять тысяч совершенно чужих людей, не считая маркитантов и лагерных шлюх, а чтобы погубить весь наш замысел, достаточно одного. Если голова Хутора стоит лордства, сколько Серсея Ланнистер даст за полноправного наследника Железного Трона? Вы не знаете этих солдат, милорд. Прошло двенадцать лет с тех пор, как вы с ними расстались, и ваш старый друг уже мертв.

Милс Тойн, Черное Сердце… Он был так полон жизни – трудно поверить, что его больше нет. Золотой череп на шесте и Бездомный Гарри Стрикленд вместо него. Права Лемора: Золотые Мечи, кем бы их предки ни были, всего лишь наемники, а наемникам доверять нельзя. И все же…

Прошлой ночью ему опять снилась Каменная Септа. Один, с мечом в руке, он бегал от дома к дому, вышибал двери, носился по лестницам, прыгал с крыши на крышу, и в ушах его гудел колокольный звон. Голова разламывалась от низких тонов бронзы и серебряных переливов – еще немного, и лопнет.

Семнадцать лет прошло с Колокольной битвы, а у него все еще сводит нутро от звона колоколов. Многие полагают, что государство погибло, когда Роберт убил принца Рейегара молотом на Трезубце, так вот: до этого не дошло бы, убей грифон оленя в Каменной Септе. Колокола в тот день звонили по ним: по Эйерису с его королевой, по Элии Дорнийской и ее маленькой дочке, по всем честным людям Семи Королевств. И по серебряному принцу, по Эйегону.

– Согласно нашему плану, принца следовало раскрыть лишь перед королевой Дейенерис.

– Это когда мы думали, что девчушка пойдет на запад. Наша драконья королева обратила этот план в пепел, а мы, по милости толстого пентошийского дурня, ухватили дракониху за хвост и сожгли себе пальцы.

– Не мог же Иллирио знать, что девочка останется в заливе Работорговцев.

– Как и того, что Король-Попрошайка умрет молодым, а кхал Дрого сойдет в могилу вскоре после него. Очень немногие из замыслов толстяка осуществились на деле. – Грифф хлопнул рукой в перчатке по рукояти меча. – Я годами плясал под его дудку, Лемора, и к чему это нас привело? Принц вырос. Его время…

– Грифф, – позвал Яндри, перекрикивая колокол лицедеев, – Хелдон идет.

Полумейстер в самом деле шагал по набережной в пропотевшем насквозь хитоне – не менее несчастный, чем в Селхорисе, когда пришел заявить о пропаже карлика. Лошадей он, однако, купил и вел за собой.

– Посмотрите, готов ли мальчик, – сказал Грифф Леморе.

– Хорошо, – вздохнула она.

Вот и отлично. Он полюбил Лемору, но это еще не значит, что ему требуется ее одобрение. Ее задачей было религиозное воспитание принца, с коим она успешно и справилась. Но молитвы его на Железный Трон не посадят – это уж дело Гриффа. В прошлом он подвел принца Рейегара, но его сына не подведет. Жизнь за него положит.

Купленные Хелдоном кони его не удовлетворили.

– Получше ничего не нашел?

– Нет, – сварливо ответил тот, – и лучше не спрашивай, сколько они нам стоили. Дотракийцы за рекой, половина Валан-Териса желает убраться как можно дальше, лошади с каждым днем дорожают.

Надо было пойти самому. После Селхориса Грифф уже не полагался на Хелдона так, как бывало раньше. Дал карлику себя уболтать, отпустил его в бардак одного, а сам торчал как дурак на площади. Хозяин заведения уверял, что карлика увели насильно, но Грифф не до конца в это верил. У Беса вполне бы хватило ума нанять того пьяницу, который якобы похитил его. С себя Грифф тоже вины не снимал. Он ослабил бдительность, когда карлик заслонил Эйегона от каменного, и не перерезал Бесу глотку при первой же встрече.

– Ладно, сойдут, – сказал он Хелдону. – Лагерь всего в трех милях от нас. – «Робкая дева» доставила бы их туда гораздо быстрее, но Грифф не хотел, чтобы Гарри Стрикленд знал о постоянном местопребывании принца. Кроме того, идти вброд по отмелям и лезть на илистый берег прилично наемнику и его сыну, но никак не принцу со знатным лордом.

Парня, вышедшего из каюты с Леморой, Грифф оглядел с головы до ног. Меч, кинжал, черные сапоги, начищенные до блеска, черный плащ на шелковой кроваво-красной подкладке. Вымытые, подстриженные волосы заново окрашены в густой темно-синий цвет, чтобы глаза тоже казались синими. На шее три больших квадратных рубина на черной чугунной цепи, дар магистра Иллирио. Красное и черное, драконьи цвета.

– Настоящий принц, – сказал Грифф. – Твой отец гордился бы, увидев тебя сейчас.

– Обрыдла уже эта краска. – Молодой Грифф запустил пальцы в волосы. – Смыть бы ее.

– Скоро смоешь. – Грифф сам охотно бы это сделал, хотя его когда-то рыжая голова теперь поседела. Он хлопнул юношу по плечу. – Ну что, поехали? Твое войско ждет своего вождя.

– Мое войско… здорово все-таки. – Улыбка прошла по лицу парня и тут же пропала. – Но ведь это наемники. Йолло учил меня не доверять никому.

– Умно, – признал Грифф. Будь во главе, как прежде, Черное Сердце, дело иное, но Милса Тойна четыре года как нет, а Гарри Стрикленд – совсем другой человек. Парню он об этом не скажет: карлик и без того заронил немало сомнений в юную голову. – Не всякий человек таков, каким кажется, и у принца особенно много причин соблюдать осторожность, но излишняя подозрительность отравляет душу и делает тебя боязливым. – С королем Эйерисом именно так и случилось – даже Рейегар под конец это понял. – Лучше всего придерживаться золотой середины. Доверие приобретается верной службой, но будь открыт и щедр со своими людьми, пока они приобретают его.

Мальчик кивнул.

– Я запомню.

Принцу дали лучшего из трех скакунов, большого сивого мерина. Грифф и Хелдон ехали рядом с ним. Южная дорога, первые полмили бегущая под белой стеной Валан-Териса, далее следовала извивам Ройна и вела сквозь ивовые заросли и маковые поля мимо старого деревянного ветряка, чьи лопасти скрипели, как старые кости.

К Золотым Мечам они прибыли, когда солнце уже понемногу клонилось к западу. Лагерь наемников, аккуратный и хорошо укрепленный, одобрил бы сам Эртур Дейн. Вокруг глубокий ров, во рву острые колья. Палатки стоят рядами, между ними широкие проходы. Отхожие места расположены у реки, и нечистоты уносит течением. Над конскими загонами в северной стороне пасутся дюжины две слонов, дергая хоботами тростник. Грифф смотрел на них уважительно: ни один боевой конь в Вестеросе не выстоит против таких.

По всей окружности лагеря, под парчовыми боевыми штандартами на длинных шестах, совершали обход часовые в доспехах, с копьями и арбалетами. Грифф опасался, как бы отряд не распустился при Гарри Стрикленде, больше занятом полезными связями, нежели дисциплиной, – но беспокойство его, похоже, было напрасным.

Сержант, с которым Хелдон поговорил у ворот, послал гонца к капитану. Тот ничуть не похорошел с тех пор, как Грифф в последний раз его видел: то же громадное брюхо и многократно зашитое лицо со старыми шрамами. Правое ухо не иначе как собака жевала, левого вовсе нет.

– Стало быть, ты теперь капитан, Флауэрс? – сказал Грифф. – Как низко пали Золотые Мечи.

– Все еще хуже, чем ты думаешь, старый хрен: меня и в рыцари посвятили. – Воин заключил Гриффа в медвежьи объятия. – Вид у тебя жуткий даже для того, кто дюжину лет как помер. И патлы синие! Когда Гарри сказал, что ты к нам скоро пожалуешь, я чуть не обосрался. Здорово, Хелдон, сосулька этакая! Так и ходишь с аршином в заднице? А это кто ж будет?

– Мой оруженосец, – ответил Грифф. – А это Франклин Флауэрс, парень.

– Флауэрс – имя бастардов с Простора… – заметил принц.

– Точно. Мать была прачкой в Яблочном, вот кто-то из сыновей милорда и обрюхатил ее – стало быть, я из Фоссовеев бурого яблочка. Ладно, пошли со мной. Стрикленд всех офицеров созвал к себе: проклятые волантинцы потрясают копьями и хотят знать, каковы наши намерения.

Солдаты у палаток пили, играли в кости и отмахивались от мух. Многие ли из них знают, кто такой Грифф? Вряд ли: двенадцать лет – долгий срок. Даже те, кто воевал вместе с ним, могут не узнать рыжебородого лорда Коннингтона в бритом, морщинистом и крашеном Гриффе. В отряде пустили слух, что Коннингтон, с позором отчисленный из Мечей за покражу казенных денег, упился до смерти в Лиссе. Он до сих пор морщился при мысли об этом гнусном поклепе, на котором настоял Варис. «Никаких историй о благородном изгнаннике, – просюсюкал евнух. – Тех, кто погиб геройской смертью, помнят чересчур долго, а воров, трусов и пьяниц вымарывают из памяти».

Что знает евнух о чести воина? Грифф скрепя сердце согласился на его выдумку ради мальчика. Ничего, дайте срок: когда принц взойдет на Железный Трон, Варис поплатится и за эту пощечину, и за другие свои дела. Посмотрим тогда, кого вымарают из памяти.

Парчовый шатер верховного капитана был окружен частоколом с золочеными черепами. Один больше других, уродливой формы, под ним совсем маленький, с кулачок: Мейелис-Чудище и его безымянный брат. Остальные почти все одинаковые, многие с трещинами и вмятинами от смертельных ударов, да у кого-то подпиленные острые зубы.

– Который тут Милс? – неожиданно для себя спросил Грифф.

– Вон, на том краю, – показал Флауэрс. – Пойду доложу о тебе. – Он ушел в шатер, оставив Гриффа созерцать позолоченный череп старого друга. При жизни сир Милс Тойн был страшен как смертный грех, не в пример своему легендарному предку. Красота Терренса даже королевскую наложницу покорила, а Милс был лопоухий, с кривой челюстью, и такого здорового носа, как у него, Коннингтон никогда не встречал – но обо всем этом забывалось, стоило ему улыбнуться. Черным Сердцем его прозвали из-за эмблемы на щите, и Милс очень любил это прозвище. «Командира должны бояться как чужие, так и свои, – однажды признался он. – Это только к лучшему, когда твои люди считают тебя бессердечным злодеем». На деле он был совсем другой: солдат до мозга костей, но при этом кристально честный, отец своим подчиненным и великодушный покровитель опального лорда.

Смерть лишила его и носа, и ушей, и тепла, а улыбка преобразилась в оскал, сверкающий золотом. Черепа ухмылялись все до единого, даже Жгучий Клинок на высоком колу в середине. Чему, спрашивается? Он умер на чужбине, побежденный и одинокий. На смертном одре сир Эйегор Риверс, как известно, приказал выварить свой череп, покрыть его золотом и возить перед отрядом, пока Золотые Мечи не завоюют Вестерос вновь. Все его преемники следовали примеру первого командира.

Джон Коннингтон мог быть среди них, не обернись его судьба по-другому. Он пять лет воевал в отряде, выслужился из рядовых, занял почетное место по правую руку Тойна. После гибели Милса командиром вполне могли выбрать его, а не Гарри, но Грифф ни о чем не жалел. На родину он вернется не в виде черепа на шесте.

– Заходите, – позвал их вышедший из шатра Флауэрс.

Офицеры поднялись с походных стульев и табуретов. Старые друзья улыбались Гриффу и обнимали его, новенькие вели себя сдержаннее. За некоторыми улыбками он чуял ножи и понимал, что не все ему так рады, как стараются показать. До недавних пор почти все они полагали, что лорд Джон Коннингтон пребывает в могиле, – так и надо, не воруй у своих. Грифф на их месте, наверное, думал бы то же самое.

Сир Франклин занялся представлениями. Некоторые из капитанов звались как бастарды – Риверс, Хилл, Стоун; другие называли имена, прославленные в истории Семи Королевств. Грифф насчитал двух Стронгов, трех Пеков, Мадда, Мандрака, Лотстона, пару Колей. Имена они могли и придумать – в вольных отрядах человек может называться как пожелает, – но роскошью блистали все как один. Наемники, как водится в их ремесле, носили все свое достояние на себе: мечи с драгоценными камнями в эфесе, доспехи с инкрустациями, нашейные обручи, дорогие шелка, а уж на золотые браслеты каждого можно было лорда из плена выкупить. Каждый такой браслет знаменовал год службы в рядах Золотых Мечей. У рябого Марка Мандрака с дырой на щеке (где раньше было клеймо раба) имелась, кроме того, цепь из золотых черепов.

Не все капитаны происходили из Вестероса. Летниец Балак, черный как сажа, но с белыми волосами – он, как и при Милсе, командовал лучниками, – щеголял в великолепном плаще из зеленых и оранжевых перьев. Похожий на труп волантинец Горис Эдориен заменил Стрикленда на посту казначея; этот носил на одном плече леопардовую шкуру, и его намасленные длинные кудри были кроваво-красными, а остроконечная борода – черной. Мастером над шпионами стал лиссениец Лиссоно Маар, которого Грифф прежде не знал: глаза сиреневые, волосы белые с золотом, а пухлости его губ позавидовали бы многие шлюхи – с первого взгляда Грифф едва не принял его за женщину. Ногти он красил в пурпурный цвет, в уши вдевал аметисты и жемчуга.

«Лживые призраки, – думал Грифф, обводя их взглядом. – Призраки забытых войн, проигранных замыслов, подавленных мятежей, братство падших, опозоренных, лишенных наследства. Вот оно, мое войско, вот все, на что мы можем надеяться».

Бездомный Гарри был похож на воина меньше всех. Дородный, с мягкими серыми глазами, редеющие волосы на большой голове зачесаны набок, чтобы скрыть лысину. Сидя на походном стуле, он мочил ноги в соленой воде.

– Прости, что не встаю, – сказал он вместо приветствия. – Мозоли натер в походе, просто мучение.

«Что ж ты как старуха…» Стрикленды состояли в отряде со дня его основания: прадед Гарри лишился своих земель, примкнув к Черному Дракону во время первого Восстания Черного Пламени. «Золотые в четырех поколениях», – хвастался Гарри, словно четыре поколения изгнания и поражений могли быть предметом гордости.

– Могу предложить бальзам, – сказал Хелдон, – и минеральные соли, чтобы кожа не была такой нежной.

– Благодарю, буду рад. Налей вина нашим друзьям, Уоткин, – приказал Стрикленд оруженосцу.

– Спасибо, не надо, – сказал Грифф. – Мы будем пить воду.

– Хорошо, как хотите. А это, должно быть, твой сын, – улыбнулся принцу Стрикленд.

«Неужели он знает? Что рассказывал ему Милс?» Варис настаивал на полнейшей секретности – о планах, которые строили евнух, Иллирио и Черное Сердце, не знал больше ни один человек, и вряд ли эти трое могли проболтаться.

Теперь это, впрочем, уже не имело значения.

– Ни один отец не мог бы пожелать более достойного сына, но этот мальчик родился не от меня, и его имя не Грифф. Представляю вам, милорды, Эйегона Таргариена, перворожденного сына Рейегара, принца Драконьего Камня, и жены его Элии Дорнийской. С вашей помощью этот юноша скоро станет Эйегоном Шестым, королем андалов, ройнаров и Первых Людей, правителем Семи Королевств.

В шатре настала полная тишина. Кто-то кашлянул, один из Колей подлил себе вина в чашу, Горис Эдориен играл локоном, бормоча что-то на своем языке, Ласвелл Пек переглянулся с Мандраком и Лотстоном. «Они знают, – понял Грифф. – Давно уже знают».

– Когда ты сказал им? – спросил он Стрикленда.

– Когда мы вышли к реке, – сказал тот, шевеля в лохани стертыми пальцами. – Люди волновались, не понимая, чего ради мы отказались от легкой кампании в Спорных Землях и маемся на этой треклятой жаре, глядя, как тают наши деньги, ржавеют клинки и отвергаются выгодные контракты.

Грифф покрылся гусиной кожей, услышав это.

– С кем?

– С Юнкаем. Посол, прибывший охмурять Волантис, уже отправил в залив Работорговцев три вольных отряда. Он хочет, чтобы мы стали четвертыми, и предлагает вдвое против того, что нам платил Мир, а в придачу одну рабыню каждому из солдат, десять каждому офицеру и сто юных девственниц мне.