Глава 14. На стыке двух дивизий 3 страница

Политрук тоже чувствовал свою вину. Эти люди шли с ним вместе (были в его подчинении). Политрук за них отвечал.

— Стянем где-нибудь у славян — сказал он вслух.

Я был недоволен. Солдаты понимали, что причиной тут не щит. Я смотрел на высоту, и высота беспокоила меня. Что я скажу в штабе армии? Почему мы покинули высоту?

С солдата чего взять. А с командира роты за отход с высоты можно и могут спросить. (Вон) Политрука, высота совсем не беспокоит. Он знает, что отвечать буду я.

Я поставил стереотрубу и навел её на бугор, где мы сидели. (Из-за кустов и деревьев, что росли на болоте, её не всю, но большую часть было видно. Почему) Я смотрел на высоту и молчал (понимал и политрук и солдаты. Он знал, что его не будут таскать. Его дело сторона, что прикажут).

Доказывать, что мы (они) без потерь оставили высоту, придётся мне (лейтенанту).

— "Пулемётчики должны были стоять насмерть." — скажут ему в штабе.

Никого не интересует с пользой или без пользы погиб тут солдаты. (Важно, что он погиб и не оставил позиции). На то и командир роты, что бы заставить своих солдат стоять насмерть. А если он не обеспечил, его нужно судить. Всё элементарно просто и ясно!

Я махнул головой солдату, чтоб убрал стереотрубу и подал команду строиться. Солдаты нехотя поднялись, и рота пошла вдоль опушки леса. Я взял направление на дорогу, что огибала болото. (с той стороны и по которой к высоте подвезли сорокапятку). Я думал, что на выходе из леса (на дорогу) мы увидим тот самый полк, который нас сунул на бугор.

Пройдя с километра два, я велел поставить мне стереотрубу. Солдаты подумали, что я хочу их снова вести через болото на высоту, но меня в данный момент привлекла другая картина.

Немцы, заняв наш бугор, дальше не пошли. Они стояли и что-то поджидали. Дорога от бугра обходила по краю болото и упиралась в опушку леса. В это время от опушки леса оторвались два наших тяжелых танка KB. Они шли по дороге навстречу немцам. Если бы танки остались на опушке леса, немецкие пикировщики их не увидели, и проход для немецкой колоны был бы закрыт. Послав танки вперёд по открытой местности, наши совершили роковую ошибку. Они не подумали, что наши танки попадут под удар пикировщиков. И действительно, как только танки выползли на открытый участок дороги, в небе появились немецкие самолёты.

В трубу было видно, как медленно и неторопливо подвигались по дороге два наших тяжелых танка, и как пикировщики скользя на крыло боком рассматривали их. | как бы одним глазом |.

Наши танкисты не видели пикировщиков. Люки на башнях были закрыты. Танки спокойно подвигались вперёд. И вот первый пикировщик кинулся вниз. Он освободился от груза, и его свечой выбросило ввысь. Бомба пошла точно к намеченной цели. Над танком блеснула вспышка, и до нас долетел металлический скрежет и гул. Облако пыли окутало передний танк.

За первым самолётом вниз кинулись сразу два пикировщика, а остальные переваливаясь с крыла на крыло кружили на высоте. Из построенной в небе карусели отвернули ещё двое. Они перевернулись через голову и с рёвом бросились вниз.

Ни одного выстрела из зенитки. Ни одного нашего истребителя над дорогой. Немцы летали, ничего не боясь. Они (демонстрировали технику пикирования. Как) неторопливо и с наглым расчётом рвали всё живое на земле. Два наших танка остались стоять неподвижно.

После такого удара (бомбежки подумал я) по дороге можно ехать на бричке, подумал я. (не на танках прячась за них с автоматами. Щас бы нам открытый тарантас, обитый коврами, на таком как ездил Карамушко). Если бы нас прикрыли с воздуха пикировщики, мы бы не только Белый, мы бы и Смоленск проехали бы на рысях с песней "Шумел камыш…"

Когда я взглянул ещё раз на дорогу, где должны были стоять наши подбитые танки, то кроме груды (железных) стальных обломков ничего не увидел.

Немецкие танки медленно тронулись от высоты и через некоторое время подошли к опушке леса. Над лесом уже ревела новая партия пикировщиков.

Несколько хлёстких раскатистых выстрелов увидел я со стороны леса. Передний немецкий танк остановился, выплюнул в ту сторону три снаряда подряд, и немцы тронулись снова. Вскоре они подошли к опушке леса и скрылись за ней.

Я велел убрать трубу. Солдат сложил её, отвернул треногу, засунул её в чехол и взвалил на плечо.

Передо мной стоял вопрос, куда вести солдат и где их накормить. Любая воинская часть, куда бы я не обратился, выделить нам продукты откажется (тут же отказалась бы. Они просто так не) Могут дать (даже) хлеба.

Мы шли по ничейной территории. Эта полоса земли могла быть занята немцами в любую минуту. Но я не очень боялся этого. У нас четыре станковых: пулемёта и нам никакая пехота не страшна.

Впереди за опушкой лежал большой лесной массив. Дорог в лесу пока не было видно. Так, узкие тропинки обходили топкие места. Карты местности у меня не было. Командирам рот в то время (под Белым) карт (вообще) не выдавали.

В глухом лесу много разных дорог. Выбирай любую из них и иди, успевай поворачивать. Если смотреть на компас, то вначале она вроде в нужном направлению бежит. Потом неожиданно закрутит и пошла совсем в другую сторону.

Нам нужно было держаться строго на север, пересечь Брагинские болота и выйти к реке Лучесе. Где-то в районе деревни Замошье должен был находиться наш штаб армии.

Мы шли долго через лес, проходили болотами и наконец вышли на лесную дорогу, которая шла нужном направлении.

В середине леса мы неожиданно попали под бомбёжку. (Мы попали под наши Илы. Они) Самолеты шли на небольшой высоте и сыпали бомбы как попало. (Возможно, они приняли нас за просочившихся немцев. Мы махали им пилотками, трясли кулаками, что мы мол свои. Но когда бомбы стали рваться совсем рядом, пришлось уткнуться в серую, болотистую землю.)

Опять грязные как черти! — подумал я, посмотрев на своих солдат.

После хорошего грохота человек теряет ориентировку. В лесу где перёд, а где зад не различишь. Мне пришлось собирать своих солдат. Одни кинулись в одну сторону, другие побежали в противоположную.

Я собрал всех на дороге, проверил направление по компасу, и мы тронулись в путь. Пока тащились по лесу, незаметно стемнело. Когда стало совсем темно, рота вышла к какой-то реке[159]. Здесь на берегу реки и решили остановиться.

Летняя ночь короткая, как одно мгновение. Не успел закрыть глаза, а кругом уже светло. (После стольких переживаний и напряжения, ткнулись в темноте под деревья и тут же уснули).

 

Было совсем светло, когда я открыл глаза. Кто-то из моих солдат натолкнулся на телефонный провод, который шел вдоль берега (шел куда-то в обе стороны). Я поднял роту и повел вдоль линии связи. Провод был наш.

Над рекой стоял туман, ночью было холодно. Мы шли, одев шинели. На тропе я увидел связистов. Они шли по проводу и посматривали на него. От связистов я узнал, где примерно искать армейское начальство.

Связисты были в курсе событий в отношении разгрома нашей дивизии. Они сказали нам как короче выйти на большак и где найти командный пункт 22 армии.

Их было трое. Все трое имели награды. У двоих — медали "За отвагу" у одного медаль "За боевые заслуги." Солдаты пулемётчики стояли и смотрели на награждённых. Пулемётчикам медалей не давали. Им даже не выдали гвардейские значки. Вот как бывает!

 

Через некоторое время я вывел своих солдат на дорогу. Мы пошли по ней, посматривая налево и направо, чтобы во время свернуть на Нелидовский большак.

К полудню мы подошли к оврагу, который охраняли автоматчики. Эти тоже были при медалях и орденах. Меня выслушали, но в овраг не пустили, сказали, что доложат о нашем прибытии (кому надо). Я отвел роту на обочину, дороги и солдаты легли под кусты.

Через некоторое время из оврага вышли двое. Один из них капитан, а звание другого я не разобрал. Капитан остался на дороге, а тот другой вернулся в овраг, чтобы доложить о нас.

Капитан был с нашей дивизии. Я спросил его, давно ли они здесь.

— Мы ночью группой в пять человек сумели проскочить через шоссе и уйти в болото. Потом вышли ещё трое. Они вынесли знамя дивизии. Двое суток они проблуждали в этом лесу. Два дня назад они прибыли на командный пункт. Здесь их встретил полковой комиссар Шершин. Он приехал на КП армии за несколько дней до немецкого наступления. А когда он узнал, что штабы и тылы полков и дивизии разбиты и отрезаны, стал здесь собирать бегущих из окружения людей.

Капитан продолжал свой рассказ. Когда их группа пришла на КП, и те трое вынесли знамя дивизии, Шершин доложил командующему армии, что дивизия спасена.

"Дивизия будет расформирована! — ответил тот. Я вижу перед собой неорганизованный сброд людей, солдат и беглых офицеров. Посмотрите на их внешний вид. Они явились сюда без документов к без ремней, некоторые потеряли свои головные уборы. Что вы полковой комиссар называете дивизией? Этот сброд паникёров и трусов! Покажите мне одно боеспособное к бою подразделение! Дивизия ваша будет расформирована! Березин и вы пойдёте под суд!"

— Ваша рота пришла вовремя, в самую критическую минуту. Вы понимаете лейтенант? Очень хорошо, что вы сюда подоспели!

— Вы какого полка?

— Мы не из полка. Мы отдельная пулемётная рота, приданная штабу дивизии.

— Мы стояли в стыке на правом фланге дивизии.

— Это хорошо, что вы сюда подоспели!

— Мы от города отходили вместе с соседями. Нас поставили в заслон на дороге Белый — Пушкари. Мы два дня держали дорогу у подножья высоты 201,5. Вот показал я по карте капитана. Два дня держали танки и пехоту пока не появились немецкие пикировщики.

— Здесь на КП говорили, что немцы стоят у подножья высоты. Но никто не знал, что там происходит. Все думали, что дорогу успели заминировать.

В это время не тропинке из оврага показался пожилой военный.

— Это полковой комиссар Шершин! Вы знаете его?

— Нет! — покачал я головой, — Первый раз вижу!

Хотя это была вторая встреча. Первая произошла 14-го декабря сорок первого. Когда я из-под Марьино — Щербинино мы вышли двое живыми после расстрела зенитками. Помню он пришел в санвзвод взглянуть на меня. Мы сидели с солдатом у сарая. Когда в дивизию доложили, что всех людей побили, он не поверил и по заданию Березина прикатил в санвзвод. От санвзвода до передовой было по крайней мере не менее пяти, шести километров.

Капитан повернулся и пошел навстречу Шершину. Они на полпути остановились и о чем-то переговорили. Я тем временем поднял своих солдат, подал команду строиться и ждал подхода начальства.

Внешний вид у моих солдат был неказистый. На одежде после болотной воды и жижи остались тёмные подтёки. Рожи у солдат были не бритые, заросшие щетиной, руки грязные, под ногтями торф и земля, коленки измазаны глиной и землей. К Этому моменту одежда несколько подсохла и сморщилась, но на плечах у солдат лежало тяжелое и грозное оружие — пулемёты, на шеях скатки, на поясных ремнях в чехлах лопаты.

В общем, солдаты мои стояли грязные, уставшие и голодные, но могучим своим видом предстали перед тыловым начальством.

Шершин приблизился. Я подтянул ремень. Двумя большими пальцами привычным движением руки расправил складки под ремнём на гимнастёрке и шагнув навстречу, доложил:

— Пулемётная рота 17 гвардейской дивизии в составе двух взводов, с четырьмя пулемётами построена!

— Докладывает лей…

— Вижу-вижу! — прервал он мой доклад.

— Вижу какие молодцы! Шершин подошел ко мне, развел руки в стороны и обняв поцеловал меня.

— Целую за всех вашего лейтенанта! — обратился он к солдатам.

— Слышал про вас!

— Молодец лейтенант! Вы спасли номер и честь нашей дивизии!

— Солдаты пусть останутся здесь, а ты пойдёшь со мной к командующему!

— Ты ему сам обо всём доложи.

Комиссар повернулся, показал часовым на меня и стал спускаться по тропинке в овраг. Я последовал за ним, охрана меня пропустила.

— Доложи генералу подробно где стояла ваша рота, как держала танки на дороге — это важно сейчас! Я остановился у двери большого блиндажа, врытого в крутой берег оврага. У входной двери стояли ещё двое с автоматами.

— Я сейчас — сказал Шершин и скрылся за дверью.

Я остался стоять и осмотрелся кругом. Телефонные провода пучком уходили в бревенчатую стену. Из-под земли над стеной торчало четыре наката толстых брёвен.

— Мощное сооружение! — подумал я. Стокилограммовая не возьмёт!

Перед блиндажом была ровная небольшая площадка, по другую сторону которой начинался лес. В стороне, под большими елями дымила кухня. Это не походная кухня как у нас в полках с котлом на колёсах. Это рубленный бревенчатый сарай из еловых натесанных брёвен. Сверху крыша в два наката и сверху слой дёрна.

Их кухни шел запах съестного. Потянешь носом, душу выворачивает. Я глотнул слюну и, сплюнув, отвернулся. Перед моими глазами стояли часовые. Мордастые, беззвучные физиономии.

Я хотел спросить у них закурить. Махорка в роте вчера кончилась, Но посмотрев на их важные физиомордии, решил не обращаться к ним.

Дверь блиндажа скрипнула и на пороге появилась молодая деваха в военной форме. На груди у неё болталась начищенная до блеска медаль "За боевые заслуги". Она вышла посмотреть на мальчишку лейтенанта, который у высоты 201,5 держал немецкие танки. Она с порога глянула на меня, потом окинула взглядом небо, и как бы прикидывая, не пойдёт ли дождь, перешагнула через порог. На лице её было спокойствие и уверенность. Она пружинистым шагом прошла мимо меня и направилась к кухне.

Дверь в блиндаж снова скрипнула, и на пороге появился полковник артиллерист. Он покрутил головой, взглянул на деваху и уставился на меня.

Затем в дверях показался наш полковой комиссар и пригласил меня войти в блиндаж. Я шел за ним. Сначала мы прошли по нешироким проходом где сидели связисты. Потом через две, три двери попали в большую просторную комнату блиндажа. В середине строганный стол из досок, заваленный картами и бумагами. Вокруг стола стояли и сидели офицеры со шпалами. Большая карта района боевых действий армии лекала в самом низу. Она была изрисована цветными карандашами. Прямые и изогнутые линии, кружки и дуги изображали положение наших войск.

В конце стола в окружении полковников стоял генерал. Меня подтолкнули к нему, и я доложил о своём прибытии с пулемётной ротой.

Генерал посмотрел на меня, нахмурил брови и велел приблизиться ближе.

— Можешь показать по карте где проходи линия разграничения наших и немецких войск?

— Мне можно подойти к карте? — спросил я.

— Подойди!

Я сделал несколько шагов вперед и нагнулся над столом, мне нужно было сориентироваться по этой карте и отыскать дорогу Белый — Пушкари. Окинув взглядом карту и увидев изображение Белого, я показал на дорогу, болото и высоту 201,5.

— Здесь рота держала немецкие танки. Здесь вдоль дороги проходит передовая линия немцев.

Я рассказал, как нам удалось пулемётным огнём отбить от танков пехоту, загнать её в самый конец колоны и задержать колону танков на узком участке дороги до второй бомбёжки. Я рассказал так же, как были разбиты с воздуха два наших KB и что мы двое суток не ели.

— Нам нужно где-то продукты получить.

— Накормим! Накормим! — сказал генерал рассматривая на карте дорогу.

— Ты покажи мне своих солдат, лейтенант. Хочу посмотреть на их лица!

— Охрана не пускает, товарищ генерал! Они там стоят у дороги. Генерал повернулся к полковнику и сказал:

— Нужно пропустить! Полковник подошел к телефону, отдал распоряжение и доложил что охрана в курсе дела. Я понял, что он звонил в соседнюю комнату где сидели связисты и дежурный (охраны) КП.

— Построй своих солдат у блиндажа и доложи мне! — сказал генерал. Я вышел из блиндажа и пошел на дорогу. На тропинке меня нагнал тот самый капитан.

— Ну как дела? Как решили на счет нашей дивизии? Что сказал генерал-лейтенант?

— Велел вести солдат. Хочет сам взглянуть на пулемётчиков.

 

Я подал команду — Подъем! Пулемётчики тяжело поднялись, взвалили на плечи своё оружие и цепочкой стали спускаться в овраг.

Я построил роту перед блиндажом и доложил генералу. Командующий остался доволен посмотрев на солдат. Рота стояла в полном снаряжении. Разобранные пулемёты солдаты держали на плечах. У каждого винтовка, скатка, противогаз, саперная лопата, в руках коробки с лентами, запасные банки патрон. Солдаты широкоплечие с обветренными и небритыми лицами. Внешний вид грязноват, но такое наше ремесло, народ не какой-то тыловой комендантской охраны. Посмотришь на них, эти и под танки лягут!

Уходя обратно в блиндаж, генерал обернулся и сказал полковнику, по-видимому начальнику штаба.

— Роту поставить в оборону вокруг КП, лейтенанта назначаю комендантом охраны! Займетесь этим делом полковник!

— Организуешь круговую оборону!

— Начальник штаба с тобой детали обговорит!

— Кормиться будешь на нашей кухне! Генерал ушел, разошлись сопровождавшие его полковники. Я отвел своих солдат под ели и велел собирать пулемёты.

— Снаряжение сложить в одно место, чтобы все знали и не бросать как попало!

Вскоре пришел полковник, и я последовал за ним. Мы обошли овраг, наметили где будут стоять пулемёты. Вскоре я вернулся назад. Меня с нетерпением ждал политрук Соков.

— Нужно продукты получить на роту.

— Продукты не нужны, солдаты и мы будем питаться готовой пищей с генеральской кухни.

Пётр Иваныч на генеральский смотр роты не попал. Они по дороге где-то приметили повозку с разобранным станковым пулемётом. С ним пошел старшина Фомичев и вызвался обтяпать это дело (Парамошин) Они вдвоем отправились добывать утерянный щит.

— Щит достали! — сказал он мне.

— Теперь я Петя комендант штаба армии! Без моего разрешения сюда никто не войдёт и не выйдет. Иди к повару и закажи кормёжку на всех, а я оборудую себе командный пункт и лежанку под этими тремя мощными елями.

Я позвал солдата и велел ему принести пустые ящики и поставить как надо.

— Там за кухней валяется целый ворох из под консерв!

— Здесь будет мой кабинет и лежанка. Пока политрук толкался на кухне, я со старшиной развёл пулемётные расчёты и поставил им боевую задачу.

— На постах не спать! Соображать надо! Кругом начальство! Службу нести, как следует! Это вам не танки под высотой!

Солдаты поняли что от них требуется.

— Будьте спокойны товарищ лейтенант! Не подведём! Сами понимаем!

Я вернулся к себе. (Солдат поставил пустые ящики вверх дном, получилась лежанка что надо). Я бросил на ящики свою короткую до колен шинель и прилёг для пробы. Лежать было удобно и сухо. Даже ноги лежали на ящиках и не болтались над землёй. Я не спал третьи сутки, глаза сами закрылись, и я забылся во сне.

Через час меня разбудили. Старшине Фомичеву нужно было решить какой-то вопрос. Лежанкой я был вполне доволен. С трёх сторон она была прикрыта толстыми стволами елей. Ответив старшине, я поднялся на ноги и решил пойти к повару на кухню. Отведаю горячей похлёбки и досыта поем черного хлеба. За себя оставлю дежурить политрука, а сам после еды лягу спать. Надо успеть до ночи как следует выспаться. Ночью сам буду проверять посты и пулемётные расчёты.

Я видел, как штабные входили под навес на кухню (и выходили оттуда отобедав). Они после обеда оставались на воздухе, кто подышать, кто покурить, кто просто поболтать о погоде. Курили они папиросы (не махорку, как мы а доставали из пачек папиросы). Махорки на армейском складе не было. Солдаты охраны, как я успел заметить, тоже курили папиросы. Вздохнув от мысли, что и я сейчас направлю на кухню свои стопы, я повернулся и глазом прицелился на повара. Но в это время меня нагнал солдат (с жалобой, что он отвернулся и у него стащили хлебную пайку. Он её хотел прибрать на ночь). Я пошел с солдатом в пулемётный расчёт.

В это время к елям прибежал связной из блиндажа. Не найдя меня он наткнулся на Сокова.

— Полковник вызывает! Я искал лейтенанта, а его нет.

— Он в пулемётный расчет ушел.

— Тогда идите вы.

Политрук вытер губы и пошел за солдатом. Когда политрук предстал перед полковником, тот ему сказал. Возьмите с собой человек пять солдат и отправляйтесь в разведку! Нужно срочно выяснить стоят ли соседи на месте. Политрук почуял беду и забеспокоился. Он лихорадочно думал как ему отбодаться от этого. Он боялся напороться на немцев, а тут кухня, покой и жратва, и он сразу напустил на себя бестолковость.

— Я политработник! Я по карте ходить не умею!

— А я вам карту и не дам! Пойдете по дороге! Дойдете до частей соседней армии и вернётесь назад!

— Я на местности не ориентируюсь! В этой деле у нас грамотный лейтенант. Он окончил военное училище. А у меня три месяца курсов политруков, И у Пети затряслась нижняя губа.

Полковник посмотрел на него и добавил:

— Ладно идите! Разыщите лейтенанта и срочно пошлите его ко мне!

Ну уж это дело политрук взялся сделать с охотой, (и немедленно) Политрука первый раз пригласили в штабной блиндаж и он был страшно рад, что так легко и быстро отделался.

— Лейтенант тебя вызывают! — бежал навстречу мне политрук.

— Зачем?

— Велели срочно найти и передать чтобы ты явился! Нужно идти в разведку!

— Я по глазам вижу, что ты Петя словчил! Ты это дело спихнул на меня. Небось неграмотным прикинулся. Политрук насупился и молчал.

— Полковник приказал, чтобы ты явился. Я покачал головой, вздохнул, посмотрел ему в глаза, как будто первый (в первый) раз я вижу его. На его круглом лице появилось довольное выражение.

— Ты всегда сидишь за чужой спиной. За моей, за солдатской. Зато ты на кухне первый!

— Но ведь я же не военный!

— Солдаты тоже с гражданки!

— Ты прекрасно знаешь, что я третьи сутки не спал. Тебе давал отдых. Держал, так сказать, в резерве. Совесть у тебя есть?

Политрук понимал и ситуацию, и справедливость. Но страх его был выше моральных взглядов на вещи. И он молчал.

Я посмотрел ещё раз на него, покачал головой, сплюнул и пошёл в штабной блиндаж к полковнику.

 

Полковник по карте мне показал маршрут движения, рассказал суть задания и велел отправляться. Мы должны были идти в направлении деревни Гривы.

Я сказал ему, что мне нужно поесть.

— Поедите потом! Генерал срочно требует данных разведки. Я велел солдатам заполнить подсумки патронами, взять винтовки гранаты (скатки и саперные лопаты).

— Пойдём налегке! Скатки не брать! Думаю, что до вечера вернёмся!

Мы долго, не торопясь, шли по лесной дороге, часто останавливались, осматривали прогалки и открытые места. Мы могли в любую минуту напороться на немцев. Реальной обстановки в штабе армии никто точно не знал. Ползти по дороге бессмысленно. Идти в открытую, нарвёшься на пули. Интересна психика человека.

Когда мы покинули бугор, прошли болото и вошли в лес, направляясь к себе в тыл, чтобы найти штаб 22 армии, тогда мы не думали встретить немцев, мы как бы уходили от них. А теперь мы шли тем же лесом, но в другую сторону, теперь мы опасались (боялись) попасть в засаду.

Неизвестное всегда (давит тебе на мозги) настораживает.

 

Пространство между деревьями то расширялось, то сужалось. Дорога то ползла в гору, то сползала вниз. Лес был заболочен и труднопроходим. Главное осознать мозгами, что здесь может случиться. Это и подсказало мне, что немцы в заболоченный лес не пойдут. Лесная дорога для танков непроходима. Без танков немцы сюда не сунуться. Так что можно идти спокойно и не таращить глаза.

Часа через два мы увидели славян копающих яму у дороги. Две повозки стояли на пригорке.

— Из командиров кто-нибудь есть? — спросил я солдат.

— Вон там старший лейтенант!

У повозок стояли солдаты и один в портупеи. Я поздоровался с ним и спросил:

— Вы не с 29 армии?

— Да! А что?

— Мы ваши соседи!

Мы поговорили с ним о делах на фронте и о немцах.

— Они вас не очень беспокоят? — спросил я.

— Да нет! Сидят тихо!

— Ну ладно, пока! — сказал я и повернул обратно.

Задание я выполнил. 29-ая стояла на месте.

Я шел ходко. Солдаты едва поспевали за мной. Обратно дошли мы быстрее. Я отпустил солдат и пошел с докладом в блиндаж. Полковник выслушал и в конце разговора добавил:

— Приходил повар и спрашивал про тебя. — Можешь идти! Ты свободен!

Я вышел из блиндажа и пошел на кухню. Повар — пожилой солдат сидел на пороге и курил папироску. Он лениво поднялся и велел мне садиться за стол, поставил передо мной миску и спросил:

— Не холодная? Давай подогрею!

— Не надо! — сказал я отламывая кусок хлеба.

— Подожди! Сначала плесну тебе немного в кружку! И он налил мне грамм стопятьдесят.

— Ты приходи после всех! У нас всегда чего-нибудь найдётся разговеться!

Я мотнул головой в знак согласия. В штабе армии кормили ничего. За месяц тут можно шею наесть и животик. Я вышел из кухни и направился к трём елям. Теперь нужно лечь и выспаться, решил я.

Навстречу шел политрук Соков.

— Пойдём лейтенант, посмотришь! Взгляни на свою шинель!

— На какую шинель?

— На свою короткую!

— А что на неё смотреть?

— Придём, увидишь и сразу поймёшь! А ты не хотел идти в разведку! — Причём здесь шинель и разведка?

— Ты же на ящиках хотел завалиться и спать.

— Ну и что?

— Судьбе видно угодно, чтобы ты ушел в разведку. Я, можно сказать, спас тебя. Иди, иди! Сейчас увидишь!

Мы подошли к ящикам и трем толстым елям. Ящики были разбросаны и разбиты, а моя короткая шинель была разорвана и пробита осколками. Прямое попадание немецкого снаряда калибром 106 мм.

Я посмотрел на дырявую шинель и вспомнил кровавые куски солдатской одежды висевшие на ветках, там на дороге.

— Ты ушел. Прошло немного времени. Я сидел со старшиной вон там. И вдруг артналёт. Слышим, на подходе зашипели снаряды. Немцы пустили всего один залп. Разрывы ударили кругом. Пострадала только твоя шинель, солдат и охрану не задело. Не уйди ты в разведку, от тебя бы сейчас остались одни лоскуты. Твоё счастье, что я тебя подсунул. Ты обязательно бы завалился спать.

— Судьба, так судьба! Но ты признайся, что сделал свинство.

— Признаюсь! Жизнь дороже, чем мелочные счёты!

— В наказание политрук ты будешь дежурить сейчас, а я лягу спать, пусть принесут новые ящики. В одно место снаряд не попадает дважды. Если полковник будет спрашивать, скажи, что я не спал.

 

Жизнь солдат незаметно зашла в спокойное русло. Дни стали похожи один на другой. Провели ротное мероприятие — постирали бельё, устроили баню, почистили сапоги, подтянули ремни. Караульная служба без стрельбы и без войны, регулярное кормление до сыта, показалось раем. Так можно было жить!

Между прочим, из немецкого окружения продолжали выходить небольшие группы гвардейцев. Они шли ночами. Днём отсиживались в лесах. Солдат среди них было мало. В основном офицеры. Окруженцев разместили в лесу километрах в трёх от командного пункта. Сюда в овраг их не допускали.

Офицеры и политработники спали прямо на земле. Строить им землянку было не кому, а на земле они спать были непривычны. Питались они из походной кухне, которую им выделила какая-то часть. Офицеры и солдаты выходящие из окружения проходили собеседования. Они давали объяснения, кто где и откуда бежал. Из сотни вышедших, солдат было с десяток. В основном это были штабные писаря, денщики и связисты. Из стрелковых рот солдат я не видал.

Я иногда ходил в лес, смотрел на пеструю сходку и первобытное кочевье. Офицеры, побросав своих солдат, болтались в лесу, томились в безделии. Им бы опять занять свои места и штатные единицы. А воевать на передовую людей всегда найдут. Десяток маршевых рот и дело в порядке.

Важно офицерский состав сохранить. Уж они теперь постараются! Им бы сейчас подчинённых. Они бы заставили их строить землянки и блиндажи, а то лежишь в лесу как дезертир, ни должности у тебя, ни твердого положения.

Капитан, тот, что вышел ко мне тогда навстречу с Шершиным, тоже сидел в лесу. Шершин исчез на третий день после моего доклада генералу. Его куда-то увезли.

— А где Шершин? — спросил капитан.

— Увезли на машине в штаб фронта.

— Что слышно о Березине?

— Березин говорят у немцев.

— Всех беспокоит один вопрос, когда командующий вынесет своё решение? Когда начнут формирование нашей дивизии? Если бы появился Березин, то с этим вопросом не стали бы тянуть.

— Не обольщайте себя капитан! Березин здесь никогда не появиться.

— Это почему?

— Ему не меньше расстрела дадут. Я могу сказать только одно. Я видел сам, как Шершина под охраной впихнули в машину и в тыл увезли. Его могут тоже к стенке поставить.

— А его то за что?

— Вы же знаете, что под удар была поставлена не только наша дивизия, в котел попала целая армия и кавкорпус.

— Это я знал.

— А чего же спрашивайте?

— Но позвольте! Последнее время дивизией командовал полковник Горбунов[160].

— Да так. Но только вы учтите. Горбунов принял дивизию неделю назад. А Березин обрёк её гораздо раньше, когда первый раз сдали Демидки. Вы же из штаба дивизии и лучше меня знаете подоплёку разгрома дивизии. Я видел собственными глазами, как роты и батальоны солдат поднимали руки и сдавались немцам в плен. Вы же знали, что наша оборона держалась на одних винтовках. Окопы в одну линию, как в гражданскую войну.

— Но где же тогда Березин?