От правящего класса до мирового правительства 4 страница

Им стал Чарльз Райт Миллс¹, великий бунтарь американской социологии, оказавшийся в итоге едва ли не самым цитируемым ее классиком. Б истории науки он так и остался одиночкой, создавшим собственный социологический метод — «критический радикализм», — но не оставивший после себя научной школы¹, Тем не менее за свою короткую жизнь Райт Миллс сделал больше, чем любой другой социолог XX века; в своей «стратификационной трилогии»³ он подробно проанализировал современное ему американское общество, а в наиболее цитируемой своей книге — «Социологическое воображение» — обосновал собственный взгляд на социологию как науку, не оставив камня на камне от господствующих в те годы структурно-функционального и эмпирического подходов. Локализация и анализ правящего класса такой развитой страны, как США, требовали усилий именно такого ученого — ие признающего никаких авторитетов, самостоятельно ставящего перед собой масштабные научные задачи и находящего необычные способы их решения,

«Человеческая» биография Райта Миллса выглядит типичной для ученого XX века: родился в семье из среднего класса (отец — страховой агент, мать — домохозяйка), учился сначала в школе (Даллас), затем в университетах (сначала в Техасском университете в Остине, потом в Висконсинском университете в Мэдисоне), получил степень Ph.D по социологии, и дальше работал социологом — сначала как профессор Мэрилендского университета

^J Чарльз Райт Миллс (1916-1962) — американский социолог и пу блицист левых убеждений, критически настроенный по отношению как к США, так и к СССР, автор грех знаменитых книг — «Белый воротничок», «Бластная элита» и «Социологическое воображение».

² Не только из-за ранней смерти в 1962 году, но и по причине неприемлемости его подхода для всего американского социологического истеблишмента. Единственным даже не учеником, а последователем Миллса считается английский социолог Ральф Милибэнд (1924-1994), помимо всего прочего отец лидера лейбористской партии в 2010-2015 годах. Эдварда Милибэнда (не правда ли, неплохая иллюстрация того, как правящий класс работает с инакомыслящими?),

³ «Новые люди власти» (1948) — о рабочих и профсоюзных лидерах, «Белый воротничок» (1951) — об американском среднем классе, «Властвующая элита» (1956) — о высших классах Америки, (1942), потом — в знаменитом Бюро прикладных социальных исследований при Колумбийском университете (Нью-Йорк), и в самом Колумбийском университете. Никакого выходящего за рамки академической среды жизненного опыта (в отличие от Хантера), никаких видимых поводов быть недовольным. Но за фасадом этого внешнего благополучия скрывался личный бунт Чарльза Райта ±Миллса против буржуазного общества, с устройством которого он никак не желал смириться¹.

Академическая карьера ±\1иллса началась в Висконсине с эпизода, типичного для современной науки, но все же неприятно поразившего совсем еще молодого (24 года) ученого. В 1940 году вместе со своим научным руководителем, Говардом Беккером, Миллс написал рецензию на только что вышедшие «Основы социологии» Ландберга. Разумеется, опубликована она была за подписью одного только Беккера («Пределы социологического позитивизма», 1941 г.) [Geary, 2009, р. 27]. К чести Миллса стоит заметить, что он с первого раза понял, как устроено научное сообщество, и больше не допускал подобных ошибок. С Беккером теперь не о чем было говорить^{498 499}, и.Миллс сосредоточился на собственной работе — в области социологии знаний.

В начале 40-х годов это была модная гема, на английском совсем недавно вышел перевод «Идеологии и утопии» Мангейма¹, вызвав многочисленные дискуссии о критериях объективности научного знания. Бот здесь-то ±\1иллс впервые проявил себя радикальным критиком: в ноябре 1940 года в «Американском социологическом журнале» вышла его статья «Методологические следствия социологии знаний». В отличие от большинства социологов, полагавших, что некий научный метод способен обеспечить объективность результатов, Миллс прямо указал, что сами эти методы возникают в реальном обществе, и не столько являются, сколько считаются надежными’. Миллс даже употребил в своей статье слово «парадигма» (набор стандартов для научных рассуждений), которое позднее социолог науки Кун прославил на весь мир. Радикализм Миллса принес неожиданный результат: статья вызвала интерес Роберта Мертона*, который хоть и не согласился с выводом Миллса об отсутствии объективной истины, но высоко оценил его аргументацию и кругозор³.

Практик. Социология и теория власти — это, конечно, не математика, и объективных критериев истины там нет. Их уже даже в физике нет (на поиск бозона Хиггса потрачено столько денег, что он точно найдется), хотя еще не так давно такие критерии ^{500 501 502} были (бомба либо взорвется, либо не взорвется). Так вот, в теории Власти есть более или менее объективные критерии, но они отсрочены (как и в случае с бомбой). До 2003-го можно было строить разные социологические предположения о том, кто «круче» с точки зрения близости к мировым элитам, Ходорковский или Кофи Аннан, но после 2003 года ответ на этот вопрос стал очевиден.

Теоретик. Тем временем Миллс подружился с прибывшим в Висконсин осенью 1940 года Хансом Герцем — известным немецким социологом, последователем Вебера и учеником Мангейма. 1ёрц недостаточно владел английским, чтобы самостоятельно писать воспринимаемые американскими социологами тексты, и Миллс на несколько лет стал его редактором, переводчиком и соавтором. Почти сразу же Миллс с Герцем начали писать совместную теоретическую книгу¹; одновременно Миллс увлеченно работал над собственной докторской диссертацией^, оправдывая полученное им в последующие годы прозвище «24-часового социолога». В конце 1941-го, сразу же после выхода очередного бестселлера модного в те годы Бернхэма («Менеджерское общество»), Миллс и Герц написали на нее хлесткую и полемическую рецензию — «Маркс для менеджеров» (1942),

Уже понимая, как много значит в научном сообществе благосклонность «звезд», Миллс без ложной скромности заказал в издательстве десятки оттисков «Маркса для менеджеров» и разослал их самым известным интеллектуалам Америки^{503 504 505} [Geary, 2009, р. 56]. Адресная реклама сработала — на Миллса обратили внимание Дуайт Макдональд, редактор влиятельного левого журнала «Partisan

Review», и Дэниел Белл⁵⁰⁶, редактор другого влиятельного журнала, «New Reader». Миллс начинает регулярно публиковать заметки в этих журналах (несмотря на критику Герца, полагавшего, что ученому не следует опускаться до публицистики), и в конце 1942 года ему сопутствует новый успех — статья «Коллективизм и смешанная экономика»^{507 508}, опубликованная в New Leader, пришлась по вкусу не только Роберту Мертону (охарактеризовавшему ее как «блестящее достижение»), но и профессору Колумбийского университета Роберту Линду^{509 510}, сразу же пригласившего Миллса еще в один журнал, «New Republic». С этого момента Миллс прочно вошел в американскую социологическую элиту (знал там всех, и все знали его), и в 1944 году ему достаточно было написать Мертону письмо с просьбой о трудоустройстве в Колумбийском университете, чтобы уже осенью того же года получить официальное приглашение!

Наш Практик сказал бы, что такая ситуация почти наверняка означает, что Миллс был очень завуалированным членом какой-то крайне влиятельной группировки, которая использовала его как «жука в муравейнике» и в обиду не давала, одновременно предоставляя полную свободу действий. Мы даже можем предположить, что это была за группировка, но всего на свете в одной книге не расскажешь!

В возрасте 28 лет Миллс достиг всего, о чем мог только мечтать американский социолог* — работы в самом престижном гуманитарном университете и прочной научной репутации. Что же дальше? Куда приложить энергию «24-час о в ого социолога»? Для достижения какой цели использовать достигнутую популярность? Приступая к работе в Колумбийском университете, Миллс уже знал точный ответ на этот вопрос. Единственной достойной настоящего интеллектуала целью он считал достижение политической власти, о чем тут же и заявил открытым текстом.

В январе 1944 года Миллс направил Дуайту Макдональду, редактору недавно созданного журнала «Politics», письмо о своей новой работе: «Надеюсь, она Вам понравится, как и всем, кому я ее показывал; я знаю, что это мой лучший текст из когда-либо написанных» [Summers, 2008, р.13]. Миллс говорил о статье, первоначально называвшейся «Политика правды», и вышедшей в «Politics» под заголовком «Безвластные люди: Роль интеллектуалов в обществе». Правда, которую Миллс хотел донести до своих коллег, заключалась в том, что в американском обществе 1940-х интеллектуалы лишены какого-либо влияния на государственную политику', и такое их бедственное положение не случайно, а имеет весомые социальные причины. Положение интеллектуалов в американском² обществе — это положение наемных работников, зависящих от владеющего «средствами интеллектуального ^{511 506} производства» (университеты, журналы, общественные организации) крупного капитала. В этом качестве интеллектуалы вынуждены подстраиваться под интересы своих нанимателей:

«...те, кто принимает решения, и те, кто становится основными выгодоприобретателями, прибегают ко всеобщему обману. Все больше интеллектуалов работает внутри властной бюрократии и на тех немногих, кто принимает решения. Даже если интеллектуал не нанят этими структурами открыто, шаг за гиагом, разными способами обманывая самого себя, ом стремится сделать так j чтобы в печати его мнения соответствовали ограничениям, наложенным такими организациями и их сотрудниками» / Миллс. 2014].

Как же быть интеллектуалу в столь неподвластном обществе? Разумеется, приложить свои знания и умения к его изучению, выявить возможности изменить это общество и добиться политического влияния:

«Независимый художник и интеллектуал стоят среди тех немногих, кто достаточно подготовлен, чтобы сопротивляться стереотипизации и противостоять гибели действительно живого. Свежесть восприятия включает способность постоянно срывать маски со стереотипов взгляда и мысли, разбивать их, даже несмотря на то, что современные средства коммуникации обрушивают их на нас потоками. Эти миры массового искусства и массовой мысли все больше зависят от требований политики. Именно поэтому интеллектуальные усилия и интеллектуальная солидарность должны сосредоточиться на политике» [Миллс, 2014].

«Сосредоточиться на политике» означает преодолеть свойственные интеллектуалам ограничения и обратиться к более широкому инструментарию, к технологиям борьбы за Власты

«Поскольку его [интеллектуала] модель спора — обмен рациональными аргументами, а не умелое применение силы или пустая риторика, эта модель не дает ему видеть другие, более убедительные в историческом отношении формы спора. Такой итог позиции пишущего, его труд и последствия его работы очень удобны для политика, так как обычно они маскируют этическими размышлениями природу политической борьбы» [Миллс, 2014].

Соединить знание, создаваемое интеллектуалами, и силу, принадлежащую какой-нибудь политической группировке, чтобы добиться лучшей жизни для всех и более весомого положения для себя — таким видел высшую цель своей науки молодой социолог Чарльз Раш Миллс. Буквально в день публикации «Бессильных людей» он приступил к практической реализации своего плана и оставался верен ему до конца жизни...

Читатель. Поскольку я мало что слышал про Миллса, могу предположить, что этот план провалился. А почему? Что помешало Миллсу войти в какую-нибудь правящую группировку? Ведь н узкий круг американских социологов он втерся за считаные годы!

Теоретик. Отличный вопрос» который и должен задавать человек Власти! Действительно, что помешало Миллсу стать своим человеком в американском истеблишменте, как это сделали многие era современники (такие как историк Генри Киссинджер, политолог Збигнев Бжезинский, да и близкий друг самого Миллса» публицист Дэниел Белл)? Только ли его гипертрофированная не зависимость⁵¹² и явная неспособность работать в команде? На наш взгляд, имелась куда более весомая причина. К моменту» когда Миллс осознал необходимость примкнуть к какой-нибудь властной группировке, он уже принадлежал ко вполне определенной группе людей — к движению, позднее названному «новыми левыми», Лидеры этого движения в дальнейшем оказались идеологами «революции» 1968 года, а их политическим наследником стала современная Демократическая партия США во главе с Бараком Обамой. Но все это произошло потом» в период с 1960-е по 2000-е годы, а в начале 1940-х «новые левые» еще не имели какой-либо серьезной поддержки, Миллс рано сделал свой выбор во Власти, и хотя стратегически (на 30-летнем периоде) этот выбор был верен, в тактическом плане он перечеркнул надежды Миллса на быструю политическую карьеру.

Не имея возможности (да и особого желания) встроиться в американский истеблишмент, Миллс принялся искать альтернативные «центры власти». Поскольку в те годы {как и сегодня) основным методом левым интеллектуалам служи л классовый подход, направление поисков казалось очевидным: найти в аме риканском обществе класс, способный отобрать власть у крупной буржуазии. Первым и самым очевидным кандидатом на эту роль был классический, воспетый еще Марксом пролетариат. Получив доступ к материалам Бюро прикладных социальных исследований, Миллс с головой ушел в работу по изучению «новых людей власти» — лидеров американского рабочего движения⁵¹³.

В течение трех лет {1945-1948) Миллс провел десятки исследований и написал около дюжины статей, посвященных американскому рабочему движению. Поначалу он был весьма воодушевлен открывшимися возможностями — в 1945-1946 годах американские профсоюзы находились на пике своего могущества, объединяя десятки миллионов рабочих и организовывая забастовки национального масштаба. Однако волна забастовок вызвала ответные меры со стороны государств а, и в 1947 году закон Тафта-Хартли существенно ограничил права профсоюзов². Вопреки ожиданиям радикальных левых {к которым принадлежал и Миллс), профбоссы не устроили всеамериканской стачки, а согласились умерить свои амбиции и встроиться в американский истеблишмент. К 1948 году Миллс окончательно разочаровался в перспективах рабочего движения. Вышедшая в том же году книга «Новые люди власти. Американские рабочие лидеры» подвела жирную черту под юношеским увлечением Миллса: он описал профсоюзных боссов как обычных «князьков», чьим единственным ресурсом является численность входящих в профсоюз рабочих, и которые заинтересованы в укреплении собственного положения в обществе, а вовсе не в масштабных политических преобразованиях. На вопрос

Миллса: «Кто сильнее, бизнес или профсоюзы?» — абсолютное большинство профсоюзных лидеров ответили — конечно же бизнес!

Итак, пролетариат предпочел капитулировать перед буржуазией; надежды на рабочее движение рассыпались в прах, Где же еще искать «локомотив революции»? Быть может, среди американского среднего класса — мелких предпринимателей и наемных служащих? Миллс сам принадлежал к этому классу и не имел в его отношении никаких иллюзий; однако научная добросовестность требовала подкрепить личный скепсис эмпирическим материалом. Первый замысел книги о среднем классе появился у Миллса еще в 1944-м, и с самого начала работы в BASR он «держал глаза открытыми» в отношении любых данных, имевших отношение к этой теме. Работая над новой книгой, Миллс использовал все доступные источники о численности, доходах и занятиях среднего класса (как архивы BASR, так и данные государственной статистики). Основные сведения о взглядах и поведении самих представителей среднего класса Миллс получил в ходе исследования «Повседневная жизнь в Америке», проведенного в 1946 году; его команда подробно опросила 120 служащих в Нью-Йорке, Сразу же после выхода «Новых людей власти» Миллс занялся обобщением и оформлением⁵¹⁴ собранного материала, и в 1951 году на свет появилась его новая книга — «Белый воротничок. Американские средние классы».

Популярность автора, актуальность темы (растущий средний класс Америки наконец-то увидел в продаже книгу о самом себе) и литературный талант Миллса сделали свое дело: «Белый воротничок» стал бестселлером-. В научных кругах книга также получила хорошие отзывы (она и сегодня считается лучшим описанием американского среднего класса). Казалось бы, автор должен быть на седьмом небе от счастья; но сам Миллс был глубоко разочарован результатами своего исследования. Средний класс фермеров и мелких предпринимателей, служивший в XIX веке опорой американской демократии, превратился к середине XX века в средний класс наемных служащих — «белых воротничков» — неспособный, да и не желающий бороться за политическое влияние:

беловоротничковые средние классы не формируют независимую основу для (политической) власти: экономически они находятся в том же положении 1 что и лишенные собственности промышленные рабочие; политически их ситуация еще хуже, поскольку они не столь организованы». [Milk, 1956, р. 262]

Слабая организации «средних классов» является следствием того же изменения в их составе: в отличие от «старых» средних классов, ориентированных на развитие собственного бизнеса, жизненный успех «новых» средних классов связан исключительно с изменением их положения на рынке труда. Фермер или лавочник инвестировали в собственное дело; белые воротнички инвестируют в самих себя — получают дополнительное образование, делают карьеру, приобретают товары престижного спроса (такие как дома в хорошем районе или машины, демонстрирующие уровень жизни), Чем лучше белый воротничок «упакован», тем дороже он сможет продать себя на рынке труда, спрос на котором формируется крупными корпорациями (не только промышленными — СМИ и университеты устроены столь же бюрократически).

Практик. Контрольный вопрос к Читателю: почему такая жизненная стратегия принципиально ущербна с точки зрения карьеры во Власти?

Читатель, Ну, меня на мякине не проведешь! Конечно же потому, что командный рейтинг выше профессионального, и если все время тратить на профессиональную карьеру, никакой Власти не увидишь!

Теоретик. Смыслом жизни для новых средних классов становится погоня за личным престижем (и она же является необходимым условием их выживания на рынке труда), Для успешной карьеры и поисков новой работы нужно соответствовать корпоративным стандартам — что ж, будем соответствовать- в рабочее время белые воротнички превращаются в «жизнерадостных роботов»¹, компенсируя такое насилие над собой в оставшиеся свободными часы:

«Каждый день люди продают маленький кусочек себя, чтобы вечером или в ywc-энд купить пламен немного развлечений» [Milk, 1951, р. 137],

Людям, запертым в этом беличьем колесе карьерной жизнерадостности, престижного потребления и компенсаторных удоволь сгвий, незачем и некогда иметь какие-либо политические взгляды:

«Оли не радикалы, не либералы, не консерваторы и не реакционеры; они неучастники\ они вне всего этого. Если мы примем греческое определение идиота как замкнувшегося в частной жизни индивида, то мы должны заключить, что сегодня большинство граждан США — идиоты» [Mills, 1951, р. 328].

«Никакой политики!» — таким мог бы быть политический лозунг средних классов, образуй они когда-нибудь собственную политическую партию. «Белый воротничок» подвел итог многолетним попыткам Райта Миллса обнаружить вокруг себя хоть какую-то политическую силу, отличающуюся от уже сложившегося правящего класса: такой силы в современной ему Америке не нашлось.

Читатель. Не нашлось потому, что не было, или потому, что Миллс плохо искал?

Теоретик. А сами вы как думаете? Попробуйте посмотреть на поиски Миллса глазами человека Власти.

Читатель. Ну давайте попробую. Миллс ведь хотел разыскать властную группировку, заинтересованную в сотрудничестве с ин- ^{515 516}

теллектуалами? Так, наверное, и нужно было искать такую группировку. Просто взять первую главу нашей книги и прямо по ней и искать. Посмотреть, какие в стране есть ресурсы, кто их официально контролирует, кто стоит за теми, кто контролирует... Получается, что Миллс не там искал!

Теоретик. Совершенно верно! История Миллса — образцовый пример того, как неверные теоретические предпосылки лишают исследователя возможности разглядеть нужный ему объект. Миллс искал «новых людей власти», но пользовался при этом классовом теорией, а не теорией Власти; результат оказался вполне предсказуем — классы нашлись, а Власти у них не оказалось. Вот почему мы постоянно подчеркиваем: правящий класс не то же самое, что «буржуазия» или «пролетариат». Это термины из разных теорий, и их не следует путать между собой.

Читатель. А как же Миллс со столь неверным подходом сумел совершить открытие в теории Власти?

Теоретик. А вот тут-то и начинается самое интересное! Замысел книги о высшем классе Америки созрел у Миллса еще в конце 1940-х, и первоначальным ее названием было «Сильные мира сего»'. С марксистской точки зрения этими «сильными» могли быть только капиталисты — последний оставшийся класс американского общества (после рабочих и «белых воротничков»), Именно с этого класса Миллс и начал свое исследование; он составил список из богатейших людей Америки в трех временных срезах (таких оказалось 90 человек в 1900, 95 в 1925 и 90 — в 1950 году) и тщательно изучил биографию каждого из них. Результаты оказались довольно любопытными’, однако одновременно с работой Миллса над книгой в США произошли события, ^{517 518} поставившие под сомнение простейшую модель «у кото деньги, у того и власть».

В марте 1947 года президент Трумэн объявил о новой внеше-политической программе США, направленной на «сдерживание» СССР (фактически это было объявлением холодной войны), В 1949 году был создан военный блок НАТО, в 1950-м США вступили в Корейскую войну, а в 1951-м отправили войска в Европу (что раньше практиковалось только в период мировых войн). Наконец, на выборы 1952 года республиканским кандидатом пошел генерал Эйзенхауэр¹, сформировавший после победы следующий кабинет (он оставался гем же и к 1955 году, когда Миллс дописывал свою книгу):

«Три главных с тонки зрения высокой политики поста в стране {государственный секретарь, министр финансов и министр обороны) занимают: нью-йоркский представитель^{519 520} крупнейшей в стране юридической фирмы, которая защищает заграничные коммерческие интересы группы Моргана и группы Рокфеллера; руководитель корпораций⁵²¹ ⁵²² со Среднего Запада (он был директором объединения, включавшего в себя свыше 30 корпораций) и, наконец, бывший президент¹ одной из трех или четырех крупнейших корпораций в США (она же крупнейший в стране производитель военного снаряжения)....» {Mills, 1956, р. 232],

Подобная милитаризация всей государственной политики, вместе с назначением на ключевые должности менеджеров крупных корпораций, явно отвечала интересам лишь некоторгнх «сверхбогачей» (таких как Рокфеллеры), а также крупных корпораций, формально не имеющих единоличных владельцев (таких как «Дженерал моторе»'), Мощь государственной машины США со всей очевидностью использовалась в интересах более узкой группы людей, нежели всех капиталистов Америки, или даже 90 самых богатых из них. Тут уж любой заинтересованный наблюдатель (как и в случае с итальянской «кешеортерией») должен был воскликнуть: ба, да вот же он, американский правящий кпасс\

При всей приверженности Миллса «широкому» классовому подходу, столь явное участие корпораций^{523 524} (бюрократическое устройство которых Миллс критиковал еще в «Белом воротничке») в системе власти американского общества не могло пройти мимо его внимания, Миллс поменял название книги с «Сильные мира сего» на «Властвующую элиту» и значительно расширил круг социальных групп, среди которых следовало искать представителей этой элиты. С этого момента до осознания того факта, что властвующая элита является особой социальной группой, отличающейся от порождающих ее представителей буржуазии, топ-менеджмента, чиновников и военных, оставался всего один шаг. Сделав его, Миллс полностью преодолел классовый подход в СОЦИОЛОГИИ Власти и поставил точку в истории открытия властных группировок, дав им однозначное определение:

».,.длй того, чтобы яснее очертить предмет исследования, надо остановиться на одной особенности, ясно выступающей в биографиях и мемуарах людей богатых, власть имущих и именитых: лица, принадлежащие к высшим кругам, в какой бы области они ни подвивались, являются членами взаимопереплетающихся „партий" и связанных между собой самым различным образам „клик"» [Mills, 1956, р. 11],

Читатель, То есть талант исследователя оказался сильнее его идеологических предпосылок?

Теоретик. Талант, подкрепленный личной неприязнью, которую Миллс, несомненно, питал ко всей обнаруженной им «властвующей элите». Миллс лично был заинтересован разыскать если не союзников интеллектуалов во Власти, так хотя бы их главных врагов, и эта мотивация позволила ему пойти дальше традиционных обвинений в адрес «буржуазии». Он решительно отверг «общеклассовую» локализацию Власти и прямо поместил ее в руки сюзеренов правящих группировок;

«Никто не предлагал и не разрешал Наполеону разогнать 18 брюмера парламент, а затем превратить свою консульскую власть в император скую, Никто не предлагал и не разрешал Адольфу Гитлеру провозгласить себя в день смерти президента Тынде нбурга „фюрером и канцлером “ упразднить и узурпировать соответствующие должности, соединив президентство с канцлерством. Никто не предлагал и не разрешал Франклину Д. Рузвельту принять ряд решений, которые привели к вступлению Соединенных Штатов во Вторую мировую войну. Не „историческая необходимость 1 а человек, по имени Трумэн, принял вместе с несколькими другими лицами решение сбросить бомбу на Хиросиму» [Mills, 1956, р. 24].

Столь же проницательно он разглядел источник Власти этих сюзеренов;

«Под могущественными людьми мы, конечно, подразумеваем тех, кто имеет возможность осуществлять свою волю даже в том случае, когда другие сопротивляются ей. Никто, следовательно, не может быть по-настоящему могущественным, если он не имеет доступа к управлению важнейшими социальными институтами, ибо eaactnti подлинно могущественнее людей заключается прежде всего в том, что они распоряжаются этими общественными орудиями властил [Mills, 1956, р. 9].

«Эти иерархические институты — государство, корпорации, армия — образуют собой орудия власти,,. •» [Mills, 1956, р. 5].

Контроль над обладающими огромными ресурсами организациями — вот что превращает обычного человека в человека Власти; но поскольку на такие позиции всегда найдется множество претендентов, вопрос заключается в том, как осуществляется их отбор и какие люди в конечном счете оказываются на самом верху. Миллс уже провел такой анализ для крупных частных капиталов:

«г Взобраться на вершину пирамиды богатства нелегко, и многие, пытавшиеся это сделать, свалились, не достигнув цели. Легче и безопаснее родиться на этой вершине» (Mills,, i956, р. 115].

Но как обстоят дела в двух остальных сферах — в крупных корпорациях (должности в которых не передаются по наследству) и н государственном управлении (в котором участвуют демократически избираемые сенаторы и конгрессмены)? Миллс провел новое биографическое исследование руководителей крупнейших корпораций и обнаружил тенденцию, схожую с «наследованием» в мире частного бизнеса:

«Вся карьера типичного крупного администратора складывается ныне из переходов, совершающихся внутри корпоративных иерархий и между ними; удельный вес людей подобной карьеры неуклонно и быстро повышался: с 18% в 1870 г. до 68% в 1950 г.» [Mills, 1956, р.132].

Высшие должности в корпоративной среде все в большей степени доставались «своим» людям — проверенным в ходе многолетней карьеры внутри собственных корпораций, «Своим» для кого? Конечно же, для предыдущего высшего руководства:

«Читаяречи и доклады администраторов о человеке того склада, который им требуется, неизбежно приходишь к простому выводу: этот человек должен уметь притравливаться к тем, кто уже пребывает в aepjcax» [Mills, 1956, р. 141].

Миллс посвящает несколько страниц критике «американской мечты» о том, что умный и энергичный выходец из низов способен «пробиться» в высшее руководство за счет личных талантов. «Если ты такой умный, почему ты такой бедный?» — встречают такого кандидата корпоративные боссы, и сразу же делают вывод: не такой уж ты и умный. Оценка ума по богатству автоматически означает, что преимущества в продвижении по службе получают те, кто с самого начала не являются бедными —~ то есть обладают «начальным социальным капиталом» за счет хорошего образования и вхожих в высокие кабинеты родителей. Особое значение при этом имеет даже не просто хорошее образование («Гарварда недостаточно»), а образование, позволяющее с детских лет завести нужные знакомства: