Особенности церковного устройства Киевской митрополии в XV - XVII в. Брестская уния.

Понять причины и суть всяких попыток отделения Церкви на Украине от Русской Православной Церкви как нельзя лучше помогают обстоятельства возникновения обособленной от Всероссийской Церкви Киевской Митрополии в XV веке. В 1437-1438 гг. состоялся печальной памяти Ферраро-Флорентийский Собор, на котором епископат Константинопольской Церкви (за исключением св. Марка Эфесского) признал власть папы Римского, принял унию и, таким образом, отпал от Православия. Среди наиболее активных поборников унии был митрополит Киевский и всея Руси Исидор. Однако вскоре после своего прибытия в Москву Исидор был с позором изгнан великим князем и бежал в Рим, где получил титул кардинала. Во главе же Русской Церкви стал св. митрополит Иона, избранный самостоятельно Собором русских епископов ввиду отпадения Константинопольских Патриархов от Православия.

«В Риме… понимали, что отнять у Ионы власть над теми епархиями, которые находились во владениях русского государя, решительно отвергшего Флорентийскую унию, нет возможности, а рассчитывали только на епархии русские, находившиеся во владениях польско-литовского короля Казимира, последователя римской веры. В этих видах папа Каллист III (21 июля 1458 г.) по совещании с своими кардиналами и с согласия Исидора положил разделить Русскую Церковь на две части, и ту половину ее, которая состояла в областях Литвы и Польши… отнять у Ионы и предоставить особому митрополиту».

В 1458 г. униатский Константинопольский лжепатриарх рукоположил в Риме особого митрополита Киевского для Малой и Белой Руси – Григория.

Все это неоспоримые факты, которые любят обходить стороной псевдоисторики «боротьби за незалежну Українську Церкву», но которые свидетельствуют об одном: инициатором и создателем первого по-настоящему удачного отделения Церкви на Малой Руси от Русской Церкви являлся папский престол (4).

По прибытии Григория в пределы новообразованной Митрополии, ему, частью добровольно, частью под давлением светской власти (польско-литовского короля Казимира), подчинились все епископы, кроме одного – Черниговского Евфимия, бежавшего в Москву (5). Поражает то, с какой быстротой епископат Киевской Митрополии, отделившись от Русской Церкви, отказался от Православия и принял унию.

Однако долго сохранить верность унии у Григория не получилось. Ее не принял сам народ церковный, лишь волею властей предержащих оторванный от послушания законному митрополиту. В 1469 г. Григорий был вынужден присоединиться к Православию (6).

Но сделал он это не так, как полагается по святым канонам: обратился не к Русской Церкви (уже автокефальной), от которой увел в ересь и раскол Киевскую Митрополию, а к Константинопольскому Патриарху Дионисию, который, согласно церковному закону, должен был переадресовать Григория в Москву.

С этих пор начинается многострадальная двухвековая история собственно православной Киевской Митрополии в составе Константинопольского Патриархата. Что касается периода с 1469 по 1596 гг., то его можно охарактеризовать как время постоянного упадка и увядания церковной жизни и Православия в польско-литовских землях, приведшего в конечном счете к позорной Брестской унии. И это имеет прямую зависимость от выхода Киевской Митрополии из церковного послушания Московским Первосвятителям.

Епископат, духовенство и верующие Православной Церкви Киевской митрополии оказались один на один с властью, целью которой являлась ликвидация, будь то в радикальной или в постепенной форме, Православия и обращение их в католицизм. И если Московские митрополиты находились относительно близко, в столице русского православного государства, готового по просьбе церковной власти защитить интересы Православной Церкви там, где они будут притесняемы, одним словом, были способны реально помочь Православию в Киевской Митрополии, то совсем иное необходимо сказать о Константинопольской Патриархии.

Безусловно, нет сомнения в том, что Вселенские Патриархи вполне искренне желали сохранить Православие в Киевской Митрополии неповрежденным. Однако сами они находились в таком положении, что вопрос этот не стоял для них в ряду самых насущных.

Константинопольская Церковь пребывала под гнетом османского ига. На Патриархов, кроме управления Церковью, турками была возложена миссия «этнарха», то есть руководителя порабощенного греческого народа, им приходилось постоянно участвовать в интригах и политической борьбе, чтобы удержаться на патриаршем престоле. Кроме того, частая смена турецкими правителями, откровенно торговавшими «фирманами», Константинопольских Патриархов приводила к тому, что последние так и не успевали войти в курс дел не то что весьма отдаленной от Стамбула Киевской Митрополии, но даже и собственно Греческой Церкви. Кстати, немаловажным отрицательным фактором для жизни Православной Церкви в Киевской митрополии была именно эта удаленность, географическая и этническая, Константинопольских Первосвятителей. Они зачастую не знали реального положения дел в Киевской Митрополии, и в тех редких случаях, когда им все же удавалось вмешаться там в течение церковных дел, это не всегда приводило к положительным результатам. Очень показательно в этом плане такое знаменательное для тогдашней церковной жизни Киевской митрополии событие, как посещение ее в 1589 г. Вселенским Патриархом Иеремией II на обратном пути из Москвы, куда он ездил за милостыней.

 

Однако, прежде чем говорить об этом посещении, необходимо вкратце описать обстановку, сложившуюся к тому времени в Киевской Митрополии. Как прекрасно заметил церковный историк граф Михаил Владимирович Толстой, «самое разделение Русской Церкви на две митрополии не могло не вредить чистой вере и пролагало путь к унии» (7). Этому делу всеми путями способствовали польско-литовские короли, ревностные католики.

Одним из важных направлений постепенного окатоличивания малорусского народа стало воспитание молодежи из знатных православных фамилий в иезуитских учебных заведениях. Впоследствии это стало причиной известного сильного влияния латинского богословия на киевскую богословскую школу, а в ближайшей перспективе дало возможность подготовить богословскую основу для приготовления знати и духовенства, т. е. лидеров народа к унии.

Замыслам католицизма весьма способствовало моральное разложение в духовенстве, особенно в епископате. Киевские митрополиты, как правило, были личностями посредственными, незаметными, гораздо более заботившимися о собственном спокойствии и благополучии, чем о состоянии своей Церкви и чистоте своей веры. Конечно, были исключения, например священномученик Макарий Киевский, но они были крайне редки.

Ситуация достигла критического уровня к концу XVI века, когда разврат, симония, интриганство, предательство и своеволие стало нормой жизни высшего духовенства Киевской Митрополии. Предоставленное само себе, оторванное от Высшей Церковной Власти, оно породило таких, например, личностей, как двоеженца митрополита Киевского Онисифора Девочку и епископа Луцкого Кирилла Терлецкого, «прославившегося» чудовищным корыстолюбием, буйством и даже убийствами. «Будучи по происхождению панами, архиереи и на епархиях жили, как паны, в замках, окружив себя вооруженными слугами и пушками, делали наезды на чужие земли и дрались между собою; епархии были для них чем-то вроде вотчин, с которых они получали доходы, нисколько не заботясь о церковных делах» (8).

В этой ситуации единственной силой, твердо ставшей на защиту Православия, стали широкие слои православного народа и ряд представителей монашества, объединившиеся в братства. Именно братства стали силой, отстоявшей Православие в конце XVI века. Устав и широкие права их, вплоть до обличения епископов, утвердил патриарх Антиохийский Иоаким, посетивший Киевскую митрополию в 1586 г. (9)

Однако возвратимся к Вселенскому Патриарху Иеремии II (10). О визите Патриарха в 1589 г. в Киевскую митрополию очень метко пишет историк Чистович: «Все это время пребывания его здесь наполнено интригами одних епископов против других, и патриарх соглашал их тем, что раздавал им титулы и отличия, внося этим новые поводы к распрям между ними. Но замечательно, что патриарх, принявший два раза гостеприимство у иноверца Замойского… не показал никакого внимания к православной знаменитости края – князю Острожскому… Со стороны патриарха это был один из многих неверных шагов, которые имели вредные последствия».

Другим ошибочным шагом Иеремии стало посвящение в Киевские митрополиты, по одному требованию короля и рекомендации знати, Михаила Рогозы – человека, которого Патриарх едва знал и об истинной природе которого ему было не известно ничего. Знамениты слова Константинопольского Патриарха при посвящении Михаила Рогозы: «Если он достоин, то по вашему глаголу буди достоин, если же не достоин, а вы его достойным выставляете, то я чист, вы узрите». Рогоза был весьма труслив, не тверд и не энергичен, лицемерен и ради положения своего готов был пойти на любые уступки. И такого жалкого человека Константинопольский Патриарх поставляет на Киевский престол в самую ответственную минуту, когда решается судьба Православия во всей Западной Руси.

Но самым неудачным решением Патриарха Иеремии II стало назначение на пост Патриаршего Экзарха вышеупомянутого Кирилла Терлецкого, о котором тогда говорили, что он «лукав аки бес». Кирилл был человеком льстивым и ему удалось войти в доверие к Патриарху, весьма слабо представлявшему себе истинное положение церковных дел в Киевской митрополии, истинную раскладку сил и истинный облик западнорусских архиереев.

 

В связи с этим интересно проследить всю историю с утверждением Кирилла Терлецкого в должности. Сначала Патриарх посвящает его в Экзарха, называя «мужем разумным, духовным и искусным». Затем по интригам Кириллова конкурента, епископа Львовского Гедеона Балабана, подписывает какие-то листы против Терлецкого. В ответ епископ Кирилл спешит в Замостье, временную резиденцию Иеремии II, переубеждает последнего и тот вновь, с еще большей честью, утверждает Кирилла в должности Экзарха. «Нельзя не подивиться действиям Патриарха, - пишет митрополит Макарий (Булгаков), - он на слово верит епископу Гедеону и подписывает несколько грамот против Кирилла Терлецкого, верит потом на слово Кириллу и издает грамоту в пользу его и против Гедеона» (13).

Поступки Патриарха Иеремии, однако, скорее, более понятны, чем удивительны: трудно было ждать чего-либо еще от Предстоятеля, оторванного от Киевской Митрополии и весьма мало о ней знавшего.

Знаменитая Брестская уния, кстати, стала возможной также благодаря оторванности от Киевской митрополии и слабости Константинопольских Патриархов. Посвященные Патриархом Иеремией лица стали одними из главных действующих лиц этой унии. История принятия Брестской унии в 1596 г. Киевским митрополитом Терлецким и еще тремя епископами достаточно широко известна, описание ее не входит в цели данной статьи. Справедливость требует отметить, что на православном Брестском Соборе, отвергшем позорную унию и лишившем сана принявших ее архиереев, главную роль сыграл Экзарх Вселенского Патриарха Никифор. Однако это лишь один из очень малочисленных примеров положительного влияния Константинопольского Престола на судьбу Киевской митрополии. Не нужно быть провидцем, чтобы увидеть, насколько бы иначе сложилась судьба Западнорусского Православия в 1596 г., да и по сей день, пребывай тогда Киевская Митрополия в составе Русской Православной Церкви. У Константинопольских же Патриархов не было практически никаких средств, чтобы как-то реально противодействовать все нарастающей униатской лавине, надвигавшейся на Киевскую митрополию и имевшей мощнейшую поддержку у польских королей.

С 1596 г. открывается, наверное, самая мрачная страница в истории Киевской митрополии. Вот краткая характеристика того периода: «Непосредственно затем (после униатского собора 1596 г. – автор) начались гонения на Православие. Экзарх Никифор был арестован и уморен голодом в Мариенбургской тюрьме… Униатские епископы выгоняли православных священников из приходов и ставили на их место своих униатов. Правительство теснило даже сильного князя Острожского, насчитывая на него разные недоимки по сборам. Братства объявлены были мятежными сходками и подверглись преследованиям. У православных отбирали церкви; священники их подвергались насилиям, заключались в тюрьмы. Униаты овладели даже Киево-Софийским собором. Печерский монастырь едва отстоял свою самостоятельность силой. В городах православных не допускали до городских должностей, стесняли в ремеслах и торговле. Нечего и говорить о страданиях православного крестьянства, которое и прежде жило, как в чистилище, а теперь подверглось еще новым бедам от религиозной ненависти своих панов. В имениях католических панов одни православные церкви были насильно обращаемы в униатские, другие отдавались в аренду жидам. Жид-арендатор держал у себя церковные ключи и брал деньги за всякую церковную службу и требу, причем еще жестоко издевался над религией, за которую некому было заступиться».

Но самым ужасным стала полная потеря Православной Церковью Киевской митрополии епископата, что могло привести к вымиранию Православия в Западной Руси (15). Собственно, этого и добивались униаты. Такое положение длилось со смерти последнего православного епископа Михаила Копыстенского в 1612 г. и до прибытия в Киев в 1620 г. Иерусалимского Патриарха Феофана, возвращавшегося из Москвы на Родину. Польское правительство категорически запретило Патриарху совершать какие-либо иерархические действия на подвластной ему территории. Но по настоянию запорожских казаков, обещавших Патриарху охрану, он в Киево-Печерской Лавре тайно, ночью, в подвальной церкви, при запертых дверях и слабом освещении, совершил хиротонию семи епископов (16). Таким образом, была восстановлена православная иерархия в Киевской Митрополии.

Новым митрополитом Киевским стал игумен Киевского Михайловского монастыря Иов Борецкий. Это была личность глубоко одаренная и благочестивая. Видя страдания Церкви и своего народа, он понимал, что восстановление иерархии – лишь временная мера по спасению Православия в Киевской митрополии и что единственное, что может остановить Ватикан – это церковное и государственное единство с Русской Церковью и Россией. В 1625 г. этот решительный и смелый митрополит, ревнуя о благе Святой Церкви и народа, бил челом русскому царю Михаилу Феодоровичу, дабы принял он Малороссию в свое подданство (17). Царь, правда, вынужден был ему отказать, так как Россия была еще очень слаба после Смуты. С тех пор, однако, государь стал неизменно посылать милостыню на западнорусские храмы и монастыри. Пребывал в переписке с русским государем и Московским Патриархом Филаретом и преемник митрополита Иова – Исаия Копинский (1631 – 1633) (18).

Святитель Петр Могила, имя которого пытаются взять под свои знамена нынешние церковные националисты, не только не боролся за независимость Малороссийской Церкви, но, наоборот, по свидетельству современников, «советовал вождям казацкой рати искать себе спасения в союзе с единокровным и единоверным Московским государством» (19).

Он не мог не понимать, что даже тот расцвет духовного просвещения, который Киевская митрополия пережила в его правление – явление относительное. Так, составляя свой знаменитый Требник, митрополит Петр вынужден был прибегнуть в ряде случаев к униатским чинам ввиду утери нормальной православной богослужебной традиции. Даже знаменитая Киево-Могилянская Академия, находясь в условиях католического окружения, испытывала на себе сильное влияние латинского богословия. И кто знает, к чему бы такое влияние привело, если бы в 1654 г. не состоялась воссоединительная Переяславская рада.

Не сразу по этом воссоединении Константинопольские Патриархи согласились на воссоединение церковное. Лишь в 1687 г. Вселенский Патриарх Дионисий прислал грамоту, утверждавшую Киевскую Митрополию за Московским Патриархом. Так окончилось двухвековое разделение Русской Церкви и была восстановлена историческая и, самое главное, каноническая справедливость.

Брестская уния 1596, объединение католической и православной церквей на территории Речи Посполитой. Принята на церковном соборе в Бресте. Заключение Б. у. было вызвано стремлением высшего православного духовенства укрепить своё привилегированное положение, а также боязнью со стороны господствующего класса усиления антифеодальной борьбы украинского и белорусского народов, укрепления их религиозных и культурных связей с русским народом. Согласно Б. у., православная церковь Украины и Белоруссии признавала своим главой римского папу, но сохраняла богослужение на славянском языке и обряды православной церкви. Заключение Б. у. вызвало протест крестьян, казаков, мещан, части православной шляхты, низшего духовенства, а первоначально и некоторых крупных украинских феодалов (князь К. К. Острожский и др.). Официально Б. у. была расторгнута на церковном соборе 1946 во Львове.

немного предыстории: Когда королем Речи Посполитой стал Сигизмунд III (годы его правления 1587-1632), ревностный католик и воспитанник иезуитов, для заключения церковной унии создалась благоприятная обстановка. В 1590 г. иезуитский проповедник Петр Скарга во второй раз издает свою книгу об унии и прямо посвящает ее королю. Без единства церковного, говорит Скарга, невозможно осуществить полного государственного единства Речи Посполитой.

В 1591 г. четыре западно-русских епископа присылают королю Сигизмунду III свое согласие на унию с Римом. Владыки поставили условиями унии сохранение восточных обрядов и своих иерархических полномочий. Король с радостью прочитал это пока еще конфиденциальное обращение и принял епископов под свою защиту. Так начались переговоры о соединении с Римской церковью. Среди сторонников унии особенно выделялись епископ Брестский Ипатий Потей и епископ Луцкий Кирилл Терлецкий. Свое согласие на унию тайно дал и митрополит Киевский Михаил Рагоза.

Идея церковной унии, пропагандируемая католиками, обсуждалась, конечно, среди разных слоев православной паствы. Известный покровитель Православной Церкви, престарелый князь Константин Острожский, считал, например, что уния - это возможно благоприятный выход из того состояния нравственного упадка и подавленности, в котором находились и народ, и православная иерархия. Но обсуждение условий унии, по мнению князя, должно было вестись открыто и с участием православных патриархов, в особенности, Константинопольского и Московского. Известно также, что собор женатого и монашествующего духовенства Львовской епархии, созванный во Львове в 1595 г. по частной инициативе епископа Гедеона Балабана, единогласно высказался за подчинение римскому папе. Православные миряне, составлявшие братства, наоборот, отрицательно относились к идее унии. В послании патриарху Константинопольскому Иеремии в 1592 г. львовские братчики описывали какое было бедственное брожение умов и состояние Православной Церкви: "Горе миру от соблазнов! Епископы похитили себе право распоряжаться монастырями, ввели в них своих родственников и мирских урядников, истощили все церковные имения и разорили обители так, что монахи разбегаются, и в монастырских храмах служат мирские священники. Многие из духовенства укрепились в решении предаться Римскому первосвященнику. А папа римский прислал своего священника (грека, принявшего унию - А.Х.) и велел ему совершать службу в здешних костелах по восточному обычаю. Иезуит Петр Скарга проповедует унию самому королю, и власть мирская готовится совершить все по своему хотению. Простой народ рассуждает, что вера Христова может правоверно исповедоваться и под римской властью". Братские типографии начали издавать сочинения против соединения с Католической церковью.

Епископы-сторонники унии решили скрытно вести переговоры между собой и королем. Они обсудили и составили условия заключения унии для римского папы и получили от Сигизмунда III гарантии неприкосновенности своего церковного и имущественного положения. Важнейшим условием было обозначено сохранение православного вероучения, восточных традиций и обрядов. Епископы хотели просто переменить послушание греческому патриарху на подчинение римскому папе. Король отрядил двух самых деятельных сторонников унии епископов Ипатия Потея и Кирилла Терлецкого с условиями унии и челобитной посланниками в Рим.

23 декабря 1595 г. состоялась торжественная аудиенция русских послов в Риме. Дело происходило в большой зале Ватиканского дворца, называвшейся Константиновой. Папа Климент VIII восседал на своем троне, рядом с ним находилась вся коллегия кардиналов, состоявшая тогда из 33 членов. Тут же присутствовали многие епископы Римской церкви, послы, высшие сановники и придворные чины. Перед лицом этого многочисленного собрания предстали послы, епископы Ипатий Потей и Кирилл Терлецкий со своими спутниками. Оба посла сначала сделали три приветственных коленопреклонения и затем, приблизившись к папе, поцеловали его ногу, далее, стоя на коленях, изъяснили цель своего пришествия и подали папе челобитную от западно-русских епископов. Затем они отступили обратно к своим спутникам, стоявшим на коленях у входа в заседание коллегии. После оглашения челобитной, т.е. декрета об унии западно-русских владык, на латинском и русском языке, послы снова приблизились к папскому трону и, стоя на коленях, присягнули папе перед Евангелием. После чтения присяги епископы опять целовали папскую туфлю. Затем папа объявил во всеуслышание о принятии в общение всех западно-русских епископов, их клира и мирян, обнял и лобызал послов, преподал общее благословение и оставил собрание.

Православная паства была взволнована. Еще до отъезда послов в Рим от союза епископов, согласных на унию, отмежевались Гедеон Балабан и Михаил Копыстенский. Князь Константин Острожский, возмущенный ведением тайных переговоров, опубликовал открытое воззвание: "стоять в Православии пока хватает сил". В Вильно кафедральный проповедник Стефан Зизаний открыто обличал измену епископов и критиковал католическое вероучение. Православные добивались от короля разрешения на открытие собора для рассмотрения епископских полномочий вести самостоятельные переговоры о церковной унии с Римом. И король, и митрополит, и епископы, присягнувшие папе, понимали, что без проведения собора невозможно объявить унию законной. Но они не могли решиться на обсуждение уже совершенного ими. После возвращения послов стало известно, что они сделали уступок в Риме более, чем были уполномочены. Хотя православным было разрешено папой употребление Символа веры без римской вставки об исхождении Святого Духа "и от Сына", но послы согласились со смыслом этой вставки, признали католическое учение о чистилище, индульгенциях, причастие под одним видом хлеба. И это понятно: ведь признание главного - учения о власти папы в Церкви - естественно влечет за собой признание всех остальных особенностей католического учения, провозглашенных через папу. Сами обряды православные были допущены с оговоркой: "если только эти обряды и церемонии не противоречат истине и учению католической веры". Так был совершен обман, скоро приведший к насилию.

6 октября 1596 г. в Бресте открылся церковный собор. Однако он сразу разделился на униатский и православный. Первый проходил во главе с митрополитом Михаилом Рагозой (где-то встречаем Рогозу) и согласившимися на унию епископами, с участием представителей католического духовенства и королевских послов. Другой собор возглавил посол Константинопольского патриарха экзарх Никифор с двумя несогласными на унию западно-русскими епископами с участием большого числа духовенства и мирян. За нарушение архиерейской присяги о послушании своему главе, патриарху Константинопольскому, а также за отступление от православной веры митрополит Михаил Рагоза и единомышленные с ним епископы были лишены православным собором своего сана, а пропагандируемая ими уния была отвергнута. Униатский же собор объявил соединение с Римской церковью состоявшимся, а собор православного духовенства и мирян незаконным. Оба собора обратились за утверждением к королю. Сигизмунд III признал решения униатского собора. Теперь только Униатская церковь считалась законной. На православных, не принявших унию, начались жестокие гонения. Первым пострадал по ложному обвинению экзарх Никифор. Он был схвачен и заточен в Мальборкском замке, где был уморен до смерти.

Брестская уния расколола Православную Церковь в Речи Посполитой. Положение оставшихся верными Православию стало неимоверно тяжелым. Особенно это сказалось на жителях белорусской земли. Здесь не осталось ни одного православного епископа. Храмы насильно отбирались и передавались униатам, несогласных священников мучили до смерти или изгоняли. Насильственные меры только усиливали вражду между православными и униатами. Брестская уния с тех пор стала одним из самых серьезных препятствий на пути истинного церковного единения Запада и Востока.