Премьера вашей постановки «Дядя Ваня» состоялась в 2009 году, через год Вы ее показали в Израиле. Как спектакль развивался за эти три года?

- Все течет, все меняется, как в жизни, так и в спектакле. Пока, по-моему, спектакль хуже не становится.

- Когда фильм вышел на экран, что-то поправить в нем уже невозможно. Другое дело – спектакль, каждый раз актеры играют его по-другому. А режиссер может вмешаться, что называется, по ходу пьесы?

- Безусловно. Я поэтому и езжу на спектакли, смотрю их. Спектакль меняется, и это естественный процесс - актеры растут, по-другому начинают понимать многие вещи. Постановка - это живой мир. И если зритель к ней относится именно так - как к чему-то живому, - то актер пытается понять характер своего героя. И конечно, много всего разного на сцене происходит. Траектория характера - я бы сказал так - от спектакля к спектаклю меняется.

- Спектакль «Три сестры» выглядит как прямое продолжение и развитие «Дяди Вани». Для вас было принципиально важно, чтобы практически все актеры, занятые в «Дяде Ване», получили новые роли и в «Трех сестрах», почему? Почему было так важно сохранить актерский состав -Александр Бобровский,Наталия Вдовина,Юлия Высоцкая,Павел Деревянко,Александр Домогаров,Ирина Карташева,Лариса Кузнецова- для «Трех сестер»?

- Все очень просто: я не меняю оркестрантов, когда играю другую симфонию!

- Невозможно сказать во время работы над постановкой, понравится ли она зрителям. Но предчувствие успеха у вас есть? Что для вас вообще мерило успеха? Вот вы сами для себя знаете про тот или иной фильм, спектакль, оперу - что - вот это да, успех!?

- Нет, не знаю. И не думаю, что имею такой уж большой успех…

- Позвольте с вами не согласиться – я, как и миллионы зрителей, очень люблю ваш «Романс о влюбленных» и «Рабу любви»…

- Я думаю, что успех - это когда есть возможность делать что хочешь и с кем хочешь. И после окончания одной работы начинать новую. И когда ты кому-то нужен. Вот это, по мне, - успех.

- Мне интересно, как вы прокомментируете, например, такое мнение критика про «Дядю Ваню»: "Этот спектакль не назовешь открытием, тем более - откровением. Но это достойная постановка, внятная по мысли и эмоции, обеспеченная целым рядом хороших актерских работ. Главная радость, на мой взгляд, -Александр Домогаровв роли доктора Астрова..."

- Вообще странно было бы сказать одним словом, что человек, написавший это, не прав - все имеют право высказывать свои мысли. Но, для него, скажем, это - не открытие. А для кого-то Деревянко в роли дяди Вани - абсолютное открытие. Я думаю, что это новая трактовка роли - до того "Дядю Ваню" делали, как драму, и я его снимал точно так же. А с Деревянко получилась трагикомедия, а это - совсем другое. Лично для меня, через 35 лет после постановки пьесы со Смоктуновским, - Павел Деревянко довольно серьезное открытие.

- Чем вы руководствовались, когда выбралиДеревянкона эту роль?

- Жанром, в котором он работает. Ведь какой артист, такой и жанр получается…

- Вы как-то сказали: "Легко любить героев талантливых, не сломленных горем или самой жизнью. Трудно любить посредственных, неспособных на подвиг обывателей". А вы их любите, героев "Дяди Вани"?

- Да, безусловно. А как их не любить? Чехов их любил. Я – пытаюсь следовать за ним.

- По иронии судьбы, после вашего спектакля в Израиле покажут «Трёх сестёр»Льва Додина. Вы интересуетесь чеховскими постановками в других театрах?

- Этот спектакль я не видел, так как вообще мало смотрю чужие постановки. Но я очень уважаю Льва Додина.

- Кроме «Трёх сестёр» и «Дяди Вани» Вы уже ставили «Чайку». В связи с этим возникает закономерный вопрос: нет ли у Вас желания поставить ещё одну чеховскую пьесу – «Вишнёвый сад», чтобы полностью закончить чеховскую тему?

- Я не думаю, что когда-нибудь закончу тему Чехова, потому что его можно ставить бесконечно, повторять и исправлять. Конечно, у меня всегда есть желание ставить Чехова, так как великой драматургии не так много. Нет никаких других причин ставить Чехова. Причина всегда одна – понять. Понять Чехова. Но кроме Чехова ещё есть Стринберг, Шекспир и Эсхил, так что еще есть, над чем думать!

- В августе этого года Вам исполнилось 75. Как вы к нему отнеслись?

- У меня не было никаких торжеств по этому поводу: я просто сделал ретроспективу и ознакомил молодое поколение кинозрителей со своими картинами. Кроме того, ещё выпустил спектакль. Этим, собственно, я и занимался, а не праздновал.

- Как должны строиться взаимоотношения Художника и Власти? Зависит ли художник от власти? Можно ли быть внутренне свободным в несвободной стране?

- Что значит – «должны»? Они вообще могут и не строиться! Но вы знаете, бывает разная власть: власть, которая даёт деньги, – это одна власть, власть, которая контролирует идеологию, – это совсем другая власть.

- Допустим, когда вы ставите Чехова, идеологическая власть для вас не важна, да она и не вмешивается: тут все ясно. Но деньги! Вам приходится ходить по инстанциям и просить деньги на свои постановки?

- Проходится и, как правило безуспешно. Я вообще ненавижу просить для себя, да и для других тоже…

- Вы уехали из Советского Союза в 1980-м году по идеологическим причинам или Вам просто хотелось попробовать свои силы в Голливуде?

- Вообще-то я просто хотел путешествовать по миру, а для этого надо было зарабатывать деньги. Если бы я мог тогда зарабатывать деньги в России и свободно путешествовать по миру, я бы из России никуда не уехал. Но сегодня такое стало возможным.

- Вы не прижились в Голливуде, несмотря на то, что сняли там несколько очень удачных фильмов, которые до сих пор на виду. Вы открыли миру звездуНастасью Кински. Вашей женой была американская звезда Ширли Маклейн. Фильм «Танго и Кэш» стало той соломинкой, которая «переломила спину верблюду»? После того, как вас оттуда «ушли», вы решили оттуда уехать?

- Дело в том, что Голливуд – это не американское кино, как Нью-Йорк – не Америка. В нём существуют определённые правила, которые год от года меняются. Раньше стоимость картины была относительно невысокой, можно было делать разное кино, существовали независимые продюсеры. Потом Голливуд стал униформироваться, в него вошёл Уолл-Стрит, поэтому Голливуд потерял ту самую гибкость и разносторонность, которую имел в 80-е годы. Поэтому я оттуда и уехал.

- А по поводу европейского кино, которое отличается от Голливуда…

- В европейском кино я мало работал. Оно, конечно, отличается от американского. В европейском кино режиссёр – автор, поэтому он имеет серьёзные возможности, в отличие от американском кино, где авторского очень-очень мало: можно по пальцам пересчитать его представителей.

- У Вас есть свой продюсерский центр, который занимается разными видами деятельности: кино, ТВ, клипы, издательские проекты. Много ли к вам приходит предложений со стороны?

- Нет, мы занимаемся своими проектами. Сейчас я продюсирую проект Рустама Хандамова (советский и российский режиссёр узбекского происхождения, сценарист, художник, создатель оригинального ассоциативного, метафорического и визуального киноязыка. - Прим. автора). Но это – исключение, как я уже сказал – я не тот продюсер, который легко может достать деньги. Поэтому я, в основном, занимаюсь проектами, которые курирую как художник.

- В интервью газете «Новые известия» Вы сказали: «Я и сейчас утверждаю вслед за Плехановым: Россия к демократии не готова. В России не созрели исторические предпосылки для демократии, поэтому глупо говорить о зажиме демократии в стране, где её нет». Через шесть лет после того, как вы это сказали, ничего не изменилось в России?

- Это не может измениться – ни за шесть, ни за двадцать шесть лет. Для этого должны сложиться исторические предпосылки, а пока таких предпосылок нет.

- В конце ноября этого года в «Собеседнике» вышло Ваше интервью со следующим заголовком: «Если что – немедленно уеду из России и откажусь от гражданства!». Что же должно произойти в России, чтобы Вы навсегда её покинули?

- В этом интервью всё написано: если в России введут выездные визы, то я уеду. Я прожил сорок лет с выездными визами, и если из России начнут контролировать выезд, то я отсюда уеду, хотя и не собираюсь этого делать.

- Какое впечатление на Вас произвёл и производит Израиль?

- Мне нравятся молодое поколение израильтян: это – современные, динамичные и оптимистичные люди, мне интересно на них смотреть.

- Что Вы могли бы пожелать израильским зрителям, которые придут на Ваши спектакли?

- Я бы хотел, чтоб они испытали хотя бы часть того, чтобы пережил я, когда ставил эти спектакли, чтобы они радовались за героев там, где радовался я, и сострадали им там, где сострадал им и я. Ради этого, собственно, мы и делаем искусство – чтобы поделиться чувством. Если израильтяне на наших спектаклях это переживут вместе с нами, то – мы достигли цели.

- Большое вам спасибо за интервью. Желаем Вам дальнейших успехов в театре и в кино!

- И вам всего хорошего!