Антон Павлович Чехов. Студент

 

 

Погода вначале была хорошая, тихая. Кричали дрозды, и по соседству в

болотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку. Протянул

один вальдшнеп, и выстрел по нем прозвучал в весеннем воздухе раскатисто и

весело. Но.когда стемнело в лесу, некстати подул с востока холодный

пронизывающий ветер, все смолкло. По лужам протянулись ледяные иглы, и стало

в лесу неуютно, глухо и нелюдимо. Запахло зимой.

Иван Великопольский, студент духовной академии, сын дьячка, возвращаясь

с тяги домой, шел все время заливным лугом по тропинке. У него закоченели

пальцы, и разгорелось от ветра лицо. Ему казалось, что этот внезапно

наступивший холод нарушил во всем порядок и согласие, что самой природе

жутко, и оттого вечерние потемки сгустились быстрей, чем надо. Кругом было

пустынно и как-то особенно мрачно. Только на вдовьих огородах около реки

светился огонь; далеко же кругом и там, где была деревня, версты за четыре,

все сплошь утопало в холодной вечерней мгле. Студент вспомнил, что, когда он

уходил из дому, его мать, сидя в сенях на полу, босая, чистила самовар, а

отец лежал на печи и кашлял; по случаю страстной пятницы дома ничего не

.варили, и мучительно хотелось есть. И теперь, пожи-•. маясь от холода,

студент думал о том, что точно та-. кой же ветер дул и при Рюрике, и при

Иоанне Гроз-ном, и при Петре, и что при них была точно такая же лютая

бедность, голод; такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая

же пустыня кругом, мрак, чувство гнета -- все эти ужасы были, есть и будут,

и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше. И ему не

хотелось домой.

Огороды назывались вдовьими потому, что их содержали две вдовы, мать и

дочь. Костер горел жарко, с треском, освещая далеко кругом вспаханную землю.

Вдова Василиса, высокая пухлая старуха в мужском полушубке, стояла возле и в

раздумье глядела на огонь; ее дочь Лукерья, маленькая, рябая, с глуповатым

лицом, сидела на земле и мыла котел и ложки. Очевидно, только что отужинали.

Слышались мужские голоса; это здешние работники на реке поили лошадей.

-- Вот вам и зима пришла назад,-- сказал студент, подходя к костру.--

Здравствуйте!

Василиса вздрогнула, но тотчас же узнала его и улыбнулась приветливо.

-- Не узнала, бог с тобой,-- сказала она.-- Бога

тым быть.

Поговорили. Василиса, женщина бывалая, служившая когда-то у господ в

мамках, а потом няньках, выражалась деликатно, и с лица ее все время не

сходила мягкая, степенная улыбка; дочь же ее Лукерья, деревенская баба,

забитая мужем, только щурилась на студента и молчала, и выражение у нее было

странное, как у глухонемой.

-- Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Петр,-- сказал

студент, протягивая к огню руки.-- Значит, и тогда было холодно. Ах, какая

то

была страшная ночь, бабушка! До чрезвычайности унылая, длинная ночь!

Он посмотрел кругом на потемки, судорожно встряхнул головой и спросил:

Небось была на двенадцати евангелиях?

Была,-- ответила Василиса.

Если помнишь, во время тайной вечери Петр сказал Иисусу: "С тобою я

готов и в темницу и на смерть". А господь ему на это: "Говорю тебе, Петр, не

пропоет сегодня петел, то есть петух, как ты трижды

отречешься, что не знаешь меня". После вечери Иисус смертельно тосковал

в саду и молился, а бедный Петр истомился душой, ослабел, веки у него

отяжелели, и он никак не мог побороть сна. Спал. Потом, ты слышала,:Иуда в

ту же ночь поцеловал Иисуса и предал его мучителям. Его связанного вели к

первосвященнику и били, а Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой,

понимаешь ли, не выспавшийся, предчувствуя, что вот-вот на земле произойдет

что-то ужасное, шел вслед... Он страстно, без памяти любил Иисуса и теперь

видел издали, как его били...

Лукерья оставила ложки и устремила неподвижный взгляд на студента.

-- Пришли к первосвященнику,-- продолжал он,-- Иисуса стали

допрашивать, а работники тем временем развели среди двора огонь, потому что

было холодно, и грелись. С ними около костра стоял Петр и тоже грелся, как

вот я теперь. Одна женщина, увидев его, сказала: "И этот был с Иисусом", то

есть что и его, мол, нужно вести к допросу. И все работники, что находились

около огня, должно быть, подозрительно п сурово поглядели на него, потому

что он смутился и сказал: "Я не знаю его". Немного погодя опять кто-то узнал

в нем одного из учеников Иисуса и сказал: <'И ты из них". Но он опять

отрекся. И в третий раз кто-то, обратился к нему: "Да не тебя ли сегодня я

видел с ним в саду?" Он третий раз отрекся. И после этого раза тотчас же

запел петух, и Петр, взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые он

сказал ему на вечери... Вспомнил, очнулся, пошел со двора и горько-горько

заплакал. В евангелии сказано: "И исшед вон, плакася горько". Воображаю:

тихий-тихий, темный-темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания...

Студент вздохнул и задумался. Продолжая улыбаться, Василиса вдруг

всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам, и она

заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя

неподвижно на студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым,

напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль.

Работники возвращались с реки, и один из них верхом на лошади был уже

близко, и свет от костра дрожал на нем. Студент пожелал вдовам спокойной

ночи и пошел дальше. И опять наступили потемки, и стали зябнуть руки. Дул

жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что

послезавтра пасха.

Теперь студент думал о Василисе: если она заплакала, то, значит, все,

происходившее в ту страшную ночь с Петром, имеет к ней какое-то отношение...

Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже

не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а

ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что

происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему -- к

обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем

людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно

рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим

существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра.

И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на

минуту, чтобы перевести дух. Прошлое,-- думал он,-- связано с настоящим

непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что

он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как

дрогнул другой.

А когда он переправлялся* на пароме через реку и потом, поднимаясь на

гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась

холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие

человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались

непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в

человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы,--

ему было только двадцать два года,-- и невыразимо сладкое ожидание счастья,

неведомого, таинственного счастья, овладевали им мало-помалу, и жизнь

казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.