Часть четвертая. Лодка Джека Мэуина 4 страница

— Тогда и я хочу прыгнуть, — воскликнула Анжелика.

— Женщины не могут, — запротестовал один из басков, пытаясь защитить традицию.

— По-вашему, женщин можно уступить дьяволу? — воскликнула Анжелика, натянув ему берет на нос.

Конечно, она была чуть-чуть пьяна и немного взвинчена. Но такой случай, возможно, никогда не повторится, а она так давно об этом мечтала.

— Она сможет, сможет! — уверенно сказал Эрнани, не спуская с нее горящих глаз. — Но ваши волосы, мадам… Будьте осторожны, — добавил он, ласково положив руку на голову Анжелики; в горячке этой минуты она не обратила внимания на этот его жест.

— Не бойтесь! Я дочь Стрельца, родившегося под знаком огня; он из когорты пламенных и легиона Саламандры, что безнаказанно проходят сквозь пламень. Я должна прыгнуть! Господин д'Астигуерра, вашу руку!

Он подвел ее на расстояние нескольких шагов от потрескивающего костра, и установилась мертвая тишина.

Анжелика сбросила туфли, одолженные у мистрис Мак Грегор. Ступни ее почувствовали прохладу песка. Перед ней поднималось золотой стеной высокое и шумное пламя.

После огненных наперченных колбасок, доброго вина и соленых морских моллюсков, Анжелика сама казалась себе пылающим огнем, готовым рвануться ввысь.

Эрнани протянул ей небольшой плоский флакон. Она понюхала, узнала:

— Арманьяк «пикну»!.. Спасибо, мессир!

И отпила несколько глотков.

Все взоры были обращены на нее. Не все запомнили ее имя, но то, что о ней было сказано, еще не выветрилось из затуманенных мозгов.

С босыми ногами, готовая к прыжку, она предстала перед всеми, как воплощенная богиня, не от мира сего, и, тем не менее, ее спокойная независимость уверенного в себе человека внушала почтение к ней.

Они видели, что талия ее тонка, но без слабости, а плечи, хотя и грациозны и гармоничны, но выдавали опыт в жизненной борьбе; а в глазах ее они читали, что презрение к страху перед огнем вызвано в ней волею покорить многие костры, которые ей еще придется преодолеть в жизни.

Что касается Анжелики, она ни о чем этом не думала, будучи целиком занята предстоящим трудным и заманчивым испытанием.

Все тело ее, возбужденное теплым ночным воздухом, стремилось к порыву, еще сегодня это живое тело чуть не погибло, и вот теперь, стоя перед пляшущим огнем, она как будто увидела зовущее, прекрасное и грозное лицо мифического духа ночи святого Жана, — ослепительную ведьму с волосами то черными, то пурпурными.

Тамбурин выбивал дробь. Эрнани д'Астигуерра, взяв Анжелику за руку, побежал вместе с ней к костру, ускоряя разбег…

Стена огня возникла перед ней.

Разогнавшись с помощью баска, она прыгнула, поднялась в воздух, ощутила огненное дыхание, прорвалась через раскаленное тело огня, ощутила легкий укус и сияющий вихрь, пытавшийся обхватить и удержать ее, но вырвалась из него и упала по другую сторону костра на свежий ночной песок, где другой баск поджидал ее, чтобы отнести подальше от опасности.

Двое других набросились на края ее юбки и руками прибили зачавшийся было огонь.

Попахивало опаленными волосами. Анжелика потрясла своей великолепной гривой.

— Ничего! Я проскочила! Слава Богу, спасибо!

— Я с ума схожу! — вскричал, весь в слезах, -Что бы мы стали делать, если бы вы не перепрыгнули? Не хватает вам моря, вам еще огонь нужен?…

Кстати, он был вдрызг пьян.

Музыка вновь заиграла, хотя и неровно, с перебоями.

Стройный Эрнани, прижимая могучей рукой талию Анжелики, отвел ее в сторону.

— Встреча с вами незабываема, мадам. Вы похитили мою душу. Мы должны провести вместе остаток ночи, согласны?

Анжелика высвободилась из его объятий, чтобы лучше его разглядеть и с удивлением подумала, что она поняла его слова, хотя все было сказано на языке басков, которого она не знала.

— Как странно, — воскликнула она, — но мне кажется, я понимаю язык басков!.. Я — и язык басков! Эту тарабарщину никто усвоить не может, если сам не родился на берегах Сули!.. Вы что, господин д'Астигуерра, подсыпали колдовское зелье в ваш арманьяк?

— Нет… Но… Я слышал, вы знаете некоторые диалекты индейцев Акадии, мадам?

— Да, я действительно владею языком абенаков из района Кеннебек.

— Вот и ответ загадки. Наш язык родственен языку этих индейцев. Я полагаю, что наши предки жили в Азии и, разделившись на две части, разошлись в разные стороны, совершив при этом кругосветное путешествие. Они добрались до этих берегов, а мы — до Байонны. Когда мои пра-прадеды пришли сюда охотиться на китов, они легко понимали дикарей, хотя никогда не учили их языка, и порою служили переводчиками для миссионеров.

Он снова сделал жест, желая привлечь ее к себе.

— Итак, если вы поняли мои смелые слова, мадам, каков будет ваш ответ?

Она положила ему два пальца на губы.

— Тес!.. В ночь на святого Жана, мессир, можно говорить безумные речи, но нельзя совершать безумных поступков. Это — игра воображения, а не плоти.

По-видимому, наступило время порядочным дамам расходиться.

Анжелика подхватила одной рукой мисс Пиджон, Другой потащила мистрис Мак Грегор, которая поддерживала одну из своих дочерей и тянула целую кучу ребятишек. Вместе они стали подниматься по склону берега к едва видневшимся домам, до слез смеясь над своей нетвердой походкой.

Как грозный судья, явился вдруг перед ними преподобный отец Пэтридж. Громовым голосом он заговорил:

— Мисс Элизабет Пиджон, я осуждаю ваше поведение. Вы, такая набожная…

— Ах, оставьте ее, бедняжку, — резко ответила Анжелика, сама удивившись своему хриплому голосу. — В конце концов, за последние две недели ей досталось столько ужасов и страданий! Теперь, когда мы вне опасности, она имеет право немного повеселиться!

И она продолжала идти, пританцовывая, а мисс Пиджон кружилась и хохотала как безумная.

— Я возьму вас с собой в Голдсборо, darling, и там вы будете в безопасности… Мистрис Мак Грегор, можно нам переночевать у вас?

— Конечно, милые вы мои, — певучим голосом отвечала совсем захмелевшая мистрис Мак Грегор. — Мой дом — ваш дом.

В общей комнате постелили на пол матрасы, набитые морскими водорослями, и все улеглись на них.

Только легли, в ставни застучали матросы, требуя женщин.

Тут старик Мак Грегор выскочил в одной рубахе, с ружьем, и пригрозил изрешетить башку первому, кто посмеет еще нарушить покой женщин в его доме.

После этого наступила тишина. Светало.

Так закончилась безумная ночь на святого Жана на острове Монеган, самая короткая ночь в году, языческий праздник летнего солнцестояния, когда на холмах и у рек горят костры, когда цветет папоротник, а старик Шеплей ходит по лесам Нового Света и собирает дикорастущий железняк.., слезы Юноны.., кровь Меркурия.., радость простых людей.

 

Глава 8

 

Настал третий день путешествия. День после праздника. Туман вот-вот готов был пролиться дождем на остров, где царили запахи потушенных костров и гниющей рыбы. Только чайки да бакланы, как обычно, летали с резкими криками. Казалось, они сердито протестовали:

«Теперь наша очередь!»

Пока Анжелика с Адемаром и маленьким Самюэлем спускались к порту, ее догнали дочь мистрис Мак Грегор со своими дочками, восьми и двенадцати лет.

— Прошу вас, — сказала она, запыхавшись, — возьмите их с собой в Голдсборо! Говорят, там есть школа. Их научат молитвам и хорошему французскому языку, на каком говорила моя бабушка. Вот уже три года, как мы живем без пастора… А грамоте бедняжки, видно, не научатся, пока все ругательства не запомнят.

С Дороти и Жанетон по бокам, Анжелика не без смущения явилась на пристань.

— Я заплачу вам за провоз этих девочек, когда будем в Голдсборо, — сказала она Джеку Мэуину.

Тот отвернулся с выражением отвращения на лице, как человек, чье судно, по-видимому, принимают за свалку.

Позевывая, непроспавшиеся пассажиры занимали свои прежние места на «Белой птице».

В последний момент из тумана появился капитан Эрнани, такой же возбужденный, как вчера, и положил на колени Анжелике довольно тяжелый подарок.

— Это — для ваших друзей в Голдсборо, — шепнул он. — Я знаю, что они из Шаранты. Так что оценят по достоинству…

То был дубовый бочонок с чистейшим арманьяком. Бесценный дар!

Мэуин с оскорбленным видом оттолкнул багром лодку от берега. Анжелика едва успела поблагодарить любезного капитана.

— Заходите к нам в Голдсборо, — крикнула она.

Он стоял, посылая ей воздушные поцелуи, пока его красный берет виден был сквозь туман.

Пассажиры привыкли к непонятным вспышкам гнева английского шефа и собрались точно во время.

Но если б они подумали, то поняли бы, что выходить в море в такую мерзкую погоду было безумием.

К счастью, мало кто был в состоянии размышлять после почти бессонной ночи. Что до Анжелики, то она была рада поспешному отъезду. Вечером они будут в Голдсборо, и ничто не могло омрачить ее радостного настроения, — ни плохая погода, ни хмурое море, ни злая физиономия Джека Мэуина, ни мрачное выражение лица преподобного Пэтриджа. Он все еще сердит на мисс Пиджон, а та посматривала на него с видом раскаявшейся овечки…

Анжелике очень нравились две ее очаровательные маленькие спутницы с круглыми мордашками, выглядывающими из клетчатых пледов, в которые девочки были укутаны с головы до ног. Обе держали на коленях по узелку со своими одежками, а младшая прижимала к себе наивную индейскую куколку из кукурузных початков, с ярко-малиновыми щеками и волосами из сена.

Анжелика думала об Онорине и прелестном детском возрасте, озаряющем всю дальнейшую жизнь человека…

За весь день плавания было лишь одно происшествие.

Их перехватил баркас группы акадийцев, охотившихся за англичанами, чтобы взять их в плен.

Туман сгущался, и Мэуин приказал юнге трубить в рог, давая встречным судам сигнал предупреждения. Надув щеки, парень изо всех сил дул в большую раковину. Вдруг сбоку подошел большой рыбацкий баркас. Сперва казалось, что никого на его борту не было, но когда лодки сблизились, оттуда раздался воинственный клич краснокожих. Пассажиры замерли в страхе. Из-за борта баркаса появился длинный ствол пистолета и голос невидимого человека закричал по-французски:

— Клянусь святыми тайнами, вы англичане?

— Французы, французы! — поспешно ответили Анжелика и Адемар.

Баркас причалил к «Белой птице», удерживая лодку крючьями.

Внезапно высунулось молодое безусое лицо с золотистым цветом кожи, в обрамлении длинных черных косичек, с орлиными перьями на голове. Два черных глаза быстро оглядели всех пассажиров лодки.

— Ага! По-моему, я вижу много англичан.

Человек выпрямился во весь рост.

Серебряный крест и медали позвякивали на его замшевом камзоле с бахромой, как носят индейцы.

К поясу были прикреплены охотничий нож и топорик, а в руке он держал пистолет с перламутровой рукояткой. Позади виднелись матросы с подозрительными лицами пиратов и три-четыре индейца из племени мик-мак в островерхих шапочках, украшенных жемчугом.

Недоверчивым взглядом их юный предводитель внимательно рассматривал Анжелику; прищурив глаза, он спросил:

— Чем вы докажете, что вы француженка, а не англичанка?

— А чем вы докажете, что вы француз, а не индеец? — ответила она.

— Я? — воскликнул он возмущенно. — Да я Юбер д'Арпентиньи, с мыса Сабль. В Акадии и во Французском заливе меня знают все!

— А я, молодой человек, — графиня де Пейрак и полагаю, что в Акадии и во Французском заливе все знают моего супруга.

Нимало не смутившись, Юбер д'Арпентиньи прыгнул в лодку Мэуина.

По материнской линии его предком был великий вождь лесов, зато дед по отцовской линии был стремянным у самого короля Людовика XIII, от него юноша знал придворные обычаи; он галантно поцеловал руку Анжелики.

— Мадам, я узнаю вас по вашей репутации: вы прекрасны и смелы! Я далек от мысли причинить вам какой бы то ни было вред. Но, мне кажется, что, вместе с вами плывут англичане, и их-то я заберу как заложников, чтобы потом получить выкуп.

— Это — мои люди, и я обязана доставить их моему мужу, графу де Пейраку.

Д'Арпентиньи издал глубокий вздох.

— A-а….нет ли в этом шлюпе провизии или товаров? Зима у нас была суровой, и мы тщетно ожидаем корабль нашей компании из Бордо с провизией. Если он затонул или его захватили пираты, мы окажемся без средств к существованию.

— Поэтому-то вы и пиратствуете, грабя других, — сказала Анжелика, пытаясь получше припрятать за юбками бочонок, подаренный капитаном д'Астигуерра. — Очень сожалею, но вы здесь ничего не найдете. Мы бедны, как Иов.

— Посмотрим!,. Эй ты, папаша, а ну, посторонись, покажи что у тебя там в ящике!

Повелительным жестом он приказал Мэуину посторониться. Его друзья, удерживая крючьями лодки, перекидывались шуточками на языке индейцев, умильно поглядывая на юную Эстер, бегло разглядывая Анжелику и откровенно потешаясь над пастором-еретиком.

Анжелика беспокоилась, чем все это кончится, как вдруг д'Арпентиньи прыжком вернулся в свой баркас и, стоя у борта, почтительно отвесил ей несколько поклонов, улыбаясь до ушей.

— Можете плыть дальше, мадам, вместе с вашими заложниками. Да хранит вас Бог!

— Тысяча благодарностей, сударь. Если до нового урожая будут затруднения, приезжайте в Голдсборо.

— Обязательно. Господин де Пейрак всегда был щедр к нам. А вы действительно — красавица, как о вас говорят во Французском заливе. Сегодня я не зря прожил день…

— Вот сумасшедший! — проговорила Анжелика, пожав плечами.

И вот они вновь одни в тумане.

С ворчанием Джек Мэуин поднял паруса и попытался определить местонахождение лодки. Бродячий торговец вытирал пот со лба. Если бы эти акадийцы забрали его жалкие пожитки, он был бы разорен.

— Спасибо, миледи. Если бы не вы…

— Не благодарите. Я тут ни при чем.

Она действительно считала, что внезапный уход юного пирата был вызван не только ее присутствием. Может быть, так повлияло на него то, что он обнаружил в трюме мистера Уилаби? Тоже вряд ли. Такой человек, как Юбер д'Арпентиньи, не испугался бы при виде медведя, не только прирученного, но и дикого!

Она все чаще стала поглядывать вокруг себя и вверх. Может быть, эти акадийские французы, живущие и в лесах, и на воде, заметили признаки приближающейся бури и поспешили к берегу?

Ей казалось, что волна прибывает. Джек Мэуин сдерживал скорость. Он не решался подавать сигнал, очевидно опасаясь привлечь внимание еще каких-нибудь пиратов с этих бедных берегов. Поэтому он менял галс, лавировал в тумане и напряженно вглядывался вперед, чтобы не налететь на препятствие.

Анжелика с беспокойством следила за ним.

— Доберемся сегодня до Голдсборо? — спросила она.

Он сделал вид, что не слышал.

К счастью, туман стал светлеть. Он принял оттенок прозрачного фарфора, стал расслаиваться, и вдруг небо расчистилось и предстало блестящей эмалью. Солнце было еще высоко, море — все в больших темно-синих волнах с белыми барашками, а берег был хорошо виден, и в его зелени угадывался пейзаж, похожий на окрестности Голдсборо.

Сердце Анжелики сильно забилось.

Она не могла думать ни о чем, кроме скорого свидания, и напряженно вглядывалась вдаль, не обращая внимания на речи спутников, также довольных приближением конца путешествия.

«Жоффрей, любовь моя!»

Бесконечно долго тянулось время с тех пор, как неожиданное течение разлучило их.

Преодолевая трудности, встречавшиеся на ее пути, она больше всего опасалась нематериальных препятствий, вроде злого рока, с которым невозможно спорить. Она только тогда успокоится, когда будет рядом с мужем, сможет дотронуться до него, услышать его голос. Тогда все наваждения исчезнут. Она так хорошо помнит его взгляд, обращенный к ней, в котором читалось его восхищение ее красотой; она была для него единственной, взгляд этот замыкал ее в волшебном круге его любви. Он, как никто, умел отгородить ее от всего мира, — умение это свойственно мужчинам, охваченным радостью любви. Эта категоричность мужского характера порой шокировала Анжелику; как женщина, она смешивала все чувства — страсть, тревогу, желание, как сливается в морской пучине все, что несут в моря большие реки. Такова женская натура, она всегда переполнена множеством самых разнообразных чувств…

Анжелика иногда не успевала за ним, но он вел ее за собой, подчинял ее себе, и в такие минуты казалось, что у него в жизни только одна цель — любить ее и доказывать ей это. Он так хорошо умел убеждать ее, что сомнения, страхи и опасности остаются за порогом обители любви, так хорошо умел увлекать ее в мир, где они были одни, и их души и тела были полны радости и восхищения!

Она решила, что не расскажет ему сразу же о Колене. Нет! Потом… После… Когда она придет в себя на его груди, когда они снова вкусят опьянение самозабвения, когда она отдохнет телом, свободно и беспредельно отдавшимся его нежным ласкам, когда она насладится опьянением своей наготы и своей слабости в теплых объятиях его рук.

Взгляд Анжелики встретился со взглядом Джека Мэуина.

Как давно он ее наблюдает? Что он сумел прочесть на лице мечтающей Анжелики?..

Он тут же отвернулся. Она увидела, как он сплюнул в море долгим плевком, окрашенным жевательным табаком. Всегда спокойный и пунктуальный, Мэуин вынул изо рта комочек табака, по привычке моряков положил его за подкладку берета, который вновь надел на голову. Была в этих обычных жестах какая-то решимость, но она поняла это лишь позже. Затем он стал принюхиваться к ветру.

Как бы решившись на что-то, он протянул вперед жилистую ногу с большим пальцем, цепким, как клешня краба, и начал натягивать ею канат большого паруса с не меньшей силой, чем если бы делал это руками; он справлялся один и с рулем, и с несколькими канатами сразу. При этом он заставил свой тяжелый шлюп повернуть почти на сто восемьдесят градусов, положив на борт и получив ветер сбоку, так что судно продолжало двигаться, избегая встречного ветра.

Анжелика не удержалась от крика.

Причиной тому был не резкий маневр, который у менее ловкого моряка перевернул бы лодку. Нет, она увидела, что берег был совсем близко. Были видны отдельные деревья и слышался шум прибоя у скал.

Но теперь сдвоенная розовая вершина, прозванная «купола Мон-Дезер», за которыми был Голдсборо, стали удаляться и исчезать на востоке.

— Но вы не туда правите! — закричала Анжелика. — Голдсборо там! Вы удаляетесь от него!

Не отвечая ни слова, англичанин продолжал свой курс, и вскоре «купола» исчезли из виду.

«Белая птица» повернула на северо-запад и входила в широкую бухту со множеством островов. Эстер, уже бывавшая у своего дядюшки на острове Матиникус, узнала бухту у впадения в море реки Пенобскот.

Анжелика посмотрела на солнце, чтобы выяснить, который час. Оно было еще высоко в небе. Если Джек Мэуин не очень долго будет шляться по этим местам, они успеют, благодаря долгим вечерам, засветло достигнуть порта.

— Куда вы нас везете? — спросила она. Как будто и не было вопроса. Около часа они поднимались по устью реки. Когда лодка свернула влево и пошла по узкому руслу речушки в лесистых берегах, Анжелика и Илай Кемптон невольно переглянулись в отчаянии. Обоим до смерти хотелось наброситься на Джека Мэуина, приструнить его как следует, вырвать у него руль.

Среди лесистых берегов ветер спал, и лодка еле-еле поднималась вверх по течению. Англичанин спустил парус и сел за весла. Вскоре он направил лодку к тенистому берегу, заросшему ивой и ольхой. За ними шли вперемежку сосны, дубы, клены и буки, составляя теплый летний смешанный лес. Дыхание моря сюда не доходило. Летали дикие пчелы.

Моряк спрыгнул по колено в воду, подтянул лодку к берегу и закрепил ее.

— Можете выходить, — сказал он бесцветным голосом. — Приехали.

— Так мы же должны быть в Голдсборо сегодня же вечером! — закричала вне себя Анжелика. — Этот чертов англичанин сведет меня с ума… Он… Вы…

Она не находила слов, чтобы высказать свое отношение, тем более — по-английски, к этому тупому болвану.

— Вы неразумно поступаете, Джек Мэуин, — начала она, заставляя себя успокоиться. — Вам известно, что в этих местах бродит беспощадный охотник на англичан барон де Сен-Кастин, и если он со своими индейцами эчеминами нападет на нас, я вряд ли успею ему внушить, кто я, и все мы отправимся на тот свет.

— Вы слышите, что она говорит вам, damned fool note 24,

— вставил бродячий торговец. — Здесь полно французов и индейцев. Мы без оружия. Вы что, хотите чтобы нас всех поубивали?

— Высаживайтесь, — повторил Мэуин самым невозмутимым тоном.

Мистер Уилаби, медведь, с удовольствием выполнил команду. Ему очень понравились запахи земли. Где-то поблизости должен быть дикий мед. Он встал на задние лапы и, довольно урча, принялся точить когти о ствол сосны.

Со вздохом подчинились и другие пассажиры. Место ничего хорошего не предвещало. Все были подавлены.

Все внимательно следили за действиями Мэуина. А тот, порыскав вокруг, опустился на колени у подножия дерева и начал руками раскапывать землю.

— Что он делает?

— Может, у него здесь клад зарыт?

— Очень может быть. В этих местах зарыта добыча многих пиратов.

— Эй, Мэуин, чертов негодяй, — закричал ему бродячий торговец. — У тебя клад в каких монетах — в испанских дублонах, в португальских эскудо или в серебряных песо?

Не отвечая, моряк продолжал раскапывать. Сняв слой прошлогодних листьев, он разобрал и отбросил решетку из прутьев, затем — слой мха и камней. Наконец, из глубины норы он вынул довольно большой сверток, завернутый в старую шкуру и клеенку. Затем достал сверток поменьше и, держа его в руках, встал, явно довольный.

— Well! note 25. Ждите меня здесь, — сказал он. — Я скоро вернусь. А вы пока можете перекусить. В ящике есть еще немного сыра, хлеба и бутылка вина, что дала мне мистрис Мак Грегор.

Он так был рад, что нашел на месте свертки, что стал почти любезным. И повторил:

— Wait just a minute note 26!

И исчез в зарослях ивняка. Анжелика сперва поговорила со спутниками, призвала их к терпению и вернулась к лодке забрать провизию. Подкрепиться было необходимо. Место казалось уединенным и пустынным. Если они не задержатся здесь слишком долго, они смогут уплыть до того, как дикари почувствуют их присутствие.

Нервничать было бесполезно. Надо было смириться с капризами и характером хозяина лодки. Если принять во внимание этот невозможный характер их перевозчика, опасности войны и тот факт, что три дня тому назад они все были в бухте Макуа, в руках Золотой Бороды, то надо признать, что путешествие было быстрым и пока что сравнительно благополучным.

Анжелика вернулась к спутникам и с помощью Сэмми разложила на плоском камне порции для каждого. В молчании начали есть. К концу обеда, подняв голову, чтобы попросить передать ей вино, она увидела, что все англичане, бледные, разинув от страха рты и широко раскрыв глаза, смотрели все в одну точку за ее спиной. С великим трудом заставила она себя оглянуться и посмотреть, откуда исходит опасность.

Под ивами с длинными золотисто-зелеными листьями, трепещущими на ветру, стоял иезуит в черном одеянии.

 

Глава 9

 

Первым желанием Анжелики было встать и защитить перепуганных англичан от пришельца. Вторая мысль: поискать глазами на нагрудном кресте священника рубиновый камешек, примету отца д'Оржеваля. Рубина не было. Значит, это был не д'Оржеваль.

Монах в черной сутане, неподвижно стоявший в тени, был высок и строен, гладко выбрит, с длинными темными волосами до плеч. Белые брыжи и высокий воротник подчеркивали сильную длинную шею, черты лица его были благородны и изысканны. Одна рука была опущена, другая покоилась на груди, придерживая крест с распятием, висящий на черной шелковой тесьме, и как бы указывая двумя пальцами на его вершину.

Темные глаза его смело смотрели на окаменевших от страха людей и, казалось, готовы были пригвоздить их к земле как загипнотизированных зверьков.

Наконец он вышел из тени деревьев и стал приближаться к ним по освещенному берегу. Тут она заметила, что из-под его обтрепанной и помятой внизу сутаны выглядывают ступни босых ног. Где-то она уже видела эти ступни.

— Hello! my fellom, how do you do? — раздался голос Джека Мэуина. — Dont you recognize me note 27?

Оторопевшие Анжелика и англичане не смели произнести ни звука: им показалось — о, колдовство или галлюцинация! — что эти слова были сказаны монахом.

Иезуит продолжал приближаться к ним, а они пятились к реке, пока не очутились у самой кромки воды.

Видя их испуг, он остановился.

— Итак, — продолжал он по-английски, с легкой усмешкой, — клад, который я только что выкопал, был всего лишь бедной монашеской сутаной, оставленной здесь перед отъездом, восемь месяцев тому назад.

И, обратившись к Анжелике, он добавил по-французски:

— Вы тоже удивлены моим превращением? Мне казалось, однако, что я давал вам повод для подозрений.

— Мэуин, — пробормотала она, — вы — Джек Мэуин?

— Он самый. Но я же и отец Луи-Поль Мареше де Верной, член Ордена иезуитов. Вот так при случае чертов англичанин может превратиться в проклятого француза и даже в самого ужасного паписта.

Тень усмешки пробежала по его лицу.

Он объяснил:

— Прошлой осенью мой наставник поручил мне секретную миссию в Новой Англии. Это переодевание в моряка — лишь одно из немногих, к которым мне пришлось там прибегнуть, чтобы не выдать себя и выполнить задание. Слава Богу, вот я и вернулся жив и невредим в нашу французскую Акадию.

Он говорил на изысканном французском, однако легкий акцент сохранился, видимо из-за долгой привычки говорить по-английски.

— Но.., вы француз? — проговорила Анжелика, с трудом приходя в себя.

— Конечно, француз. Мой род — из Нормандии. С детства я говорю по-английски, потому что был пажем при английском королевском дворе во время его изгнания во Францию. Позже я ездил в Лондон совершенствоваться в языке.

Несмотря на эти учтивые объяснения, Анжелика не могла поверить, что перед ней Джек Мэуин, хозяин их лодки.

Как, в течение трех суток она путешествовала под предводительством некоего Джека Мэуина, ни на минуту не заподозрив, что перед ней не грубый английский матрос, а французский иезуит из аристократической семьи, к тому же, по-видимому, сотрудничающий с отцом д'Оржевалем?!

Она была так удивлена, так нежданна для нее была эта метаморфоза, что глядя на ее растерянные глаза и открытый рот, он не выдержал и расхохотался.

— Успокойтесь, сударыня, прошу вас! Некоторые ваши высказывания обеспокоили меня. Но я вижу, что мне нечего опасаться. Вы не разгадали моего переодевания.

Впервые они услышали громкий смех Джека Мэуина.

И как ни парадоксально, именно это заставило их поверить, что» перед ними под столь ненавистной и столь враждебной черной сутаной, — именно он, хозяин лодки, тот самый, кто только что смачно сплевывал в море табачную слюну и ловко покорял с помощью рук и ног наполненный ветром парус, кто доставлял их с острова на остров, молчаливый, одинокий, но любопытный…

В одно мгновение в голове Анжелики промелькнула вся глубина личности Джека Мэуина, которая так ее заинтриговала.

Ну конечно же!… Конечно, это был иезуит!

Как она раньше не догадалась? Она, воспитанная в католическом монастыре, строго руководимом членами самого высоко стоящего и могущественного религиозного ордена того времени! Воспитанники его обязаны были каждую неделю исповедоваться преподобным отцам и ничего не скрывать от них, вплоть до самых глухих закоулков сознания. Как же она позволила так себя провести?..

Почему, по тысяче признаков, не появились у нее подозрения?..

Например, когда он сидел однажды ночью, на скале в Лонг-Айленде, с таким «отсутствующим» видом, что она испугалась, — ведь это он молился, как умеют молиться только последователи великого Игнация Лойолы, он был в тот момент не отсутствующим, не в летаргическом состоянии, как она подумала, а в экстазе, в мистическом экстазе!

А когда он обносил их пищей в Монегане, как она не опознала ту ловкость, с которой монахи раздают бедным благотворительные обеды?..

А сегодня? Неожиданный уход акадского юноши Юбера д'Арпентиньи наверняка объясняется тем, что он узнал в человеке, переодетом английским моряком, католического миссионера, быть может, принимавшего от него когда-то первое причастие. По-видимому, монах незаметно подал ему сигнал молчать.

Медведь мистер Уилаби подошел к иезуиту, понюхал его. Учуяв знакомый запах хозяина шлюпа «Белая птица», он потерся о его сутану, а монах погладил его мохнатую голову.

— In fact we've already made acquaintance note 28, мистер Уилаби, — тихо проговорил он.

И верно, уже много дней, с тех пор, как вышли из Нью-Йорка, они делили деревянное убежище, укрывавшее их от волн. Признание монаха мистером Уилаби убедило самых недоверчивых.

Они окончательно сникли, потрясенные мыслью, что судьба их решена, и они проиграли игру. Анжелика не в состоянии была произнести ни слова. Никогда еще она не чувствовала себя такой подавленной. Обдумывая последствия, которые будет иметь эта мистификация для нее и ее спутников, она даже не была в состоянии посмеяться над тем, как она дала себя обмануть. Она думала:

«Случайно ли лодка мнимого Джека Мэуина оказалась рядом с кораблем Колена, или и на этот раз я попала в ловушку?»