М. Хайдеггер. Пролегомены к истории понятия времени

историческая действительность, как и действительность природы, суть связи процессов, протекающих во времени, что такова их традиционная трактовка.

В естествознании, и прежде всего в физике как основной естественной науке, измерение времени составляет один из основных моментов определения предмета. Исследование исторической действительности совершенно немыслимо без хронологии, порядка времени. История и природа - в самой поверхностной формулировке - имеют временной характер. Этой временной действительности в целом обычно противопоставляют вневременные предметы, которые являются темой, например математических исследований. Наряду с этими вневременными предметами математики известны надвременные - вечные - предметы метафизики или теологии. В этом уже - совершенно схематично и грубо - проявляется то обстоятельство, что время представляет собой единый "индекс", различающий и отграничивающий предметные области вообще. Понятие времени раскрывает для нас способ и возможность такого разграничения универсальной сферы сущего. Это понятие так или иначе - в зависимости от стадии его формирования - становится путеводной нитью для вопроса о бытии сущего и о его возможных регионах; однако эта его принципиальная роль не получает отчетливого осознания, вследствие чего оно используется довольно грубо, и возможности, заложенные в ориентации на это понятие, остаются нереализованными. Таким образом, понятие времени - это совершенно особое понятие, связанное с основным вопросом философии, тем более что это вопрос о бытии сущего, о действительности действительного, о реальности реального. Но тогда история понятия времени оказывается историей открытия времени и его понятийной интерпретации, т.е. историей вопроса о бытии сущего, историей попыток открыть сущее в его бытии, предпринимаемых на основе соответствующего понимания времени, на той или иной ступени понятийной разработки этого феномена. Стало быть, в конечном-то счете история понятия времени оказывается историей упадка и историей искажений основного вопроса научного исследования - вопроса о бытии сущего: историей неспособности радикально по-новому поставить вопрос о бытии и заново разработать его первоосновы - неспособность, укорененная в бытии вот-бытия. Однако в ходе нашего рассмотрения мы столкнемся с вопросом более глубоким, нежели это совершенно поверхностное указание на фундаментальную роль понятия времени: что вообще придает времени и понятию времени, т.е. понимающему взгляду на время, пригодность к этой функции (которую до сих пор всегда воспринимали как нечто само собой разумеющееся) при характеристике и разделении областей действительности - временной, вневременной и надвременной? В свою очередь история понятия времени - в силу его фундаментального значения - тоже оказывается совершенно особым историческим рассмотрением, что определяет и его способ. Историю понятия времени можно было бы представить как собрание мнений о времени и формулировок его понятия. Можно было бы ожидать, что на основе доксографического обзора понятий времени мы сумеем понять само время и тем самым обретем почву для характеристики особых сфер временной действительности - истории и природы. Однако и самые основательные собрания мнений о времени останутся слепы, если предварительно не прояснен тот сквозной вопрос, на который должны ответить эти исторические сведения. История понятия времени никоим образом не дает понимания самого времени; более того, как раз-таки предварительно выработанное понимание феномена времени впервые позволяет уяснить его прежние понятия.

Положение науки в середине XIX в. мы охарактеризуем лишь в главных чертах, с прицелом на форму и размах обновления философской науки. Оно определялось общей максимой всех наук: только факты опыта, никаких спекуляций, никаких пустых понятий. Господство этой максимы было обусловлено разными причинами, но прежде всего - крушением идеалистических систем. Все силы науки сосредоточились на опыте, а именно в двух его областях, которые разделились уже тогда,- это исторический мир и опыт природы. Единственное, что тогда еще осталось от живой философской мысли, приняло облик пустого и грубого материализма, так называемого естественнонаучного мировоззрения. Исторические же науки вообще отказались от философского осмысления. В плане общей духовной ориентации они пребывали в мире Гете и Лессинга; решающей инстанцией казалась одна только конкретная работа, а это значит - стремление к фактам. Это требовало выполнения первой задачи истории: открытия и удостоверения источников. Рука об руку с этим разворачивалась и философская критика, техника интерпретации. Методическое руководство и принципы предметной интерпретации - того, что называют "трактовкой" материала источников, - были отданы на волю самого историка; трактовки менялись в зависимости от импульсов, возникавших в его духе. Последние же были многоразличны, а начиная с семидесятых годов они в значительной мере исходили от политики. В то же время существовало и культурно-историческое направление. Поэтому в восьмидесятые годы развернулась дискуссия о том, является ли история историей культуры или политической историей. К основоположениям же никто не приблизился, потому что отсутствовали необходимые для этого средства. Но это показывает, что исходное отношение историка к своему предмету было неустойчивым и подвергалось влиянию со стороны популярных представлений, проистекающих из общего образования. Это состояние доминирует и сегодня, хотя оба направления объединились под титулом истории духа. Таким образом, исторические науки сконцентрировались на сугубо конкретной работе и получили в ней существенные результаты.

а) позиция позитивизма

Во всех научных дисциплинах господствует позитивизм, стремление к позитивному, которое понимается в смысле фактов - фактов в рамках определенной интерпретации реальности; факты понимаются только как то, что можно исчислить, взвесить и измерить, что допускает определение в эксперименте, - в истории это процессы и явления, первоначально доступные в источниках. Позитивизм следует понимать не только как максиму конкретного исследования, но и как теорию познания и культуры вообще. Как теория, позитивизм сформировался одновременно во Франции и в Англии - в работах Огюста Конта и Джона Стюарта Милля. Конт различает три стадии в развитии человеческого бытия: религиозность, метафизику и науку. Стадия науки начинается сейчас; цель состоит в том, чтобы с помощью естественнонаучного метода построить социологию - всеобщее учение о человеке и человеческих отношениях.

Затем импульсы Марбургской школы и Дильтея были восприняты Виндельбандтом и Риккертом, которые низвели их до плоской тривиальности и до неузнаваемости исказили проблемы: в теоретико-научных разъяснениях этой школы вопрос сводится к пустой методологии. Теперь уже не спрашивают о структуре самого познания, о структуре исследования, о подходе к той или иной действительности, тем более - о структуре самой действительности; в качестве темы остался лишь вопрос о логической структуре научного описания. Дошло до тоге, что в риккертовской теории науки эти самые науки, о которых идет речь, уже невозможно узнать: в основе этой теории лежат голые схемы наук. Сомнительным итогом искажения и тривиализации дильтеевской постановки вопроса стало сокрытие ее собственного смысла и то, что ее позитивное воздействие до сих пор остается невозможным.

Позитивное в работе Дильтея - это направленность на саму действительность, которая является темой исторических наук. Эта постановка вопроса обусловила особое место Дильтея в философии второй половины XIX в. - полярно противоположное по отношению к Марбургской школе, потому что он остался свободен от догматического кантианства и, стремясь к более радикальной мысли, пытался философствовать, исходя только из самих вещей.

В конце XIX в. вся "научная" философия, во всех ее направлениях, имеет своей темой сознание. Она отчетливо осознает свою связь с Декартом, который впервые определил сознание, res cogitans, в качестве основной темы философии. Детали этой философии не очень прозрачны, и нам нет нужды рассматривать ее отдельные связи: для предметной постановки вопроса это ничего не даст. Отмечу лишь, что начиная с 1840-го г. в этом движении существует аристотелевская традиция. Она была основана Тренделенбургом, выросла из полемики против Гегеля и закрепилась, когда в области греческой философии были восприняты исторические исследования Шлейермахера и Бека. Учениками Тренделенбурга были Дильтей и Брентано.

Эти различия, в соответствии с которыми для разных переживаний имеется что-то предметное - представленное в представлении, утверждаемое в суждении, желаемое в желании, - эти различия образуют главные классы в сфере психических феноменов. Эту базовую структуру психического, которая состоит в том, что всякому переживанию присуще нечто предметное, Брентано называет интенциональным внутренним существованием

__________