Часть шестая Деревенский врач 2 мая 1864 г 10 страница

– В моей песне говорилось о том, что эта змея – это злой маниту, дух. И добрый маниту помог ей.

Тогда Шаман усвоил ценный урок – что у медицины, как у науки, есть определенный предел. И помочь ей пойти дальше сможет только вера во что-то большее. Знахарь имел преимущество по сравнению с доктором, поскольку был не только врачом, но и жрецом.

– Ты шаман?

– Нет, – ответил Сноходец. – Ты слышал о Хижинах Мудрости?

– Маква рассказывала мне о семи столпах.

– Да, их действительно семь. Часть моих знаний принадлежит к четвертому столпу. Но большая их часть относится к первому.

– А ты сможешь когда-нибудь стать шаманом?

– Учить меня некому. Вабокишик мертв. Маква-иква тоже. Племена разбросаны по резервациям, Миде-вивина больше нет. Когда я был еще молод и хотел стать говорящим с духами, то услышал как-то раз о старом индейце из сауков, который обладал почти всеми знаниями шаманов. Он жил в Миссури. Я поехал туда и проучился у него почти два года. Но он умер от лихорадки, сгорел буквально у меня на глазах. Теперь я все время ищу таких, как он, чтобы учиться у них, но их осталось совсем мало. Наших детей учат в резервациях английскому языку, а о столпах никто и не вспоминает.

Он все рассказывал о том, как его не принимали ни в одно медицинское училище, и вдруг Шаман понял. Сауков и мескуоков осталось очень мало – и у них украли религию, знания и их прошлое.

Он вдруг на один лишь миг представил, что это от орды белой расы осталось лишь несколько перепуганных скитальцев и обрывочные воспоминания о давней цивилизации, Гиппократе, Галене, Авиценне, Иегове, Аполлоне и Иисусе.

Казалось, будто в одну секунду весь городок узнал о чудесном спасении ребенка. У этих людей не было привычки бурно выражать свои чувства, но Шаман чувствовал их молчаливое одобрение, когда проходил мимо. Чарльз Кейсер подошел к нему и признался, что его жена умерла в прошлом году из-за того, что при родах с ней случилось то же самое, что и с этой девушкой.

– Врач не успел приехать вовремя. Единственной женщиной, которая помогала жене, была моя мать, но она в этих делах разбиралась не лучше моего.

– Ты не должен винить в этом себя. Иногда человека просто невозможно спасти. Ребенок… выжил?

Кейсер покачал головой.

– У вас есть еще дети?

– Две девочки и один мальчик.

Шаман тут же заподозрил, что одна из причин, по которым Кейсер регулярно наведывается в Таму, – это поиск новой жены. Жители городка явно хорошо знали его и привечали. По пути им встретилась пара местных, которые поздоровались с ним, называя его при этом Чарли-Фермер.

– Почему они вас так называют? Они разве не занимаются земледелием?

Кейсер усмехнулся.

– О, занимаются, но не так, как я. Отец оставил мне сорок акров самой черной земли в Айове, лучшей я в жизни не видел. Я вспахиваю восемнадцать акров и зимой засаживаю их пшеницей. Когда я только приехал сюда, я попытался научить этих людей правильно высаживать зерно. Не сразу понял, что они не хотят учиться фермерству у белых. Должно быть, те, кто продавал им эту землю, хотели обмануть их, потому что почва у них просто ужасная. Но они запускают ее, она зарастает кустарниками и сорняками, которые мешают садам. Они сажают зерно с помощью заостренной палки, а не плуга. Кормятся они в основном за счет садов. В лесах полно мелкой дичи, да и река щедро делится с ними рыбой.

– Кажется, здесь они возвращаются к тем старым временам, которые им так нравятся, – сказал Шаман.

Кейсер кивнул.

– Сноходец сказал, что попросил вас помочь ему с пациентами. Можно и мне помогать вам, доктор Коул?

У Шамана уже были помощники – Рэйчел и Сноходец. Но ему в голову пришло, что, хотя Кейсер и выглядел в точности так, как все остальные жители Тамы, он все же чувствовал себя здесь не очень уютно, и ему удобнее было общаться в компании гостей. Поэтому он сказал фермеру, что будет рад его помощи.

 

Они четверо напоминали странный маленький караван, переходящий от хижины к хижине, но вскоре поняли, что отлично дополняют друг друга. Благодаря знахарю им доверяли, к тому же он пользовался своими заклинаниями, что, несомненно, помогало во врачевании. У Рэйчел был с собой мешочек с карамелью, с помощью которого она легко завоевывала доверие детей. Руки Чарли Кейсера оказались невероятно сильными, поэтому он был полезен тогда, когда нужно было придержать пациента, чтобы тот не шевелился.

Шаман вырвал множество гнилых зубов, он больше смотреть не мог на отплевывающихся кровью пациентов, но все же был рад, что прекратил их ужасные мучения.

Он вырезал фурункулы и удалил почерневший от инфекции палец, в то время как Рэйчел со стетоскопом прослушивала легкие страдающих от кашля. Некоторым из них он прописал сироп, но остальные оказались настолько истощены болезнью, что он был вынужден сказать Сноходцу, что больше не может им ничем помочь. Проходя мимо хижин, Шаман заметил шестерых мужчин и даже нескольких женщин, которые лежали на земле в бессознательном состоянии. Сноходец пояснил, что здесь многие злоупотребляют виски, если умудряются его достать.

Шаман знал, что краснокожие страдают от болезней белых больше, чем от их пуль. Оспа принесла настоящее горе как этим лесным жителям, так и их равнинным собратьям, поэтому он привез с собой в Таму маленький деревянный ящичек со струпьями коровьей оспы.

Сноходец живо заинтересовался, когда Шаман сказал, что у него есть лекарство, которое спасет людей от оспы. Но ему оказалось довольно сложно объяснить, как именно оно работает. На руке здорового человека нужно было сделать глубокую царапину и вложить в нее струпья коровьей оспы. После этого на ней образуется маленький волдырь размером с горошинку. Волдырь превратится в серую язву, похожую на пупок, кожа вокруг нее воспалится и немного вздуется. После этой прививки пациент дня три проболеет коровьей оспой, которую люди переносят значительно легче, чем ветряную, но благодаря этому у него выработается невосприимчивость к этому смертельно опасному заболеванию. Привитых некоторое время будут мучить головные боли и лихорадка. После этого короткого недомогания язва еще больше увеличится и потемнеет, но после засохнет и отпадет через двадцать один день, оставив на коже розовый шрам.

Шаман попросил Сноходца объяснить все это местным и выяснить, кто из них хотел бы получить такую прививку. У знахаря это не заняло много времени. По его словам, все захотели привиться от оспы, и они решили организовать эту процедуру для всего города.

Сноходец должен был следить за людьми, которые выстроились в очередь к белому доктору, и разъяснять каждому из них, что именно произойдет с ними в ближайшее время. Рэйчел сидела на высоком пне и двумя скальпелями резала струпья на маленькие кусочки в маленьком ящике. Когда к Шаману подходил очередной пациент, Чарли Кейсер просил его поднять левую руку, чтобы обнажить подходящее для прививки место у подмышки, которым пациент вряд ли сможет случайно удариться. Шаман брал острый скальпель, делал надрез на руке пациента и вкладывал в него крошечный кусочек струпа.

Процедура была несложной, но выполнять ее было необходимо с величайшей осторожностью, поэтому очередь продвигалась медленно. Когда солнце уже почти село, Шаман попросил сделать перерыв. Четверть жителей Тамы все еще не были привиты, но он сказал, что на сегодня закончил свою работу, и предложил им вернуться к нему утром.

 

Сноходец обладал природным чутьем преуспевающего баптистского священника, поэтому ночью он собрал всех жителей и предложил как-то отблагодарить гостей. Тут же разожгли праздничный костер, чтобы осветить поляну, на которой устроились прямо на земле жители города.

Шаман сидел справа от Сноходца. Маленький Волк расположился между Шаманом и Рэйчел, чтобы переводить им все, что потребуется. Шаман заметил, что Чарли подсел к стройной улыбающейся женщине, которая, как рассказал им Маленький Волк, осталась вдовой с двумя маленькими сыновьями.

Сноходец попросил доктора Коула рассказать им об их шамане, Маква-икве.

Шаман отлично понимал, что каждый из присутствующих здесь совершенно точно знает о сражении у реки Бэд-Экс больше, чем он. Но он начал свой рассказ среди огней костров с описания тех событий, которые произошли в том месте, где встречаются река Бэд-Экс и великая Миссисипи. Он рассказал о том, что среди павших тогда были мужчина, которого звали Зеленый Бизон, имя это Сноходец перевел окружающим как Аштибугва-гупичи, и женщина по имени Союз Рек, Матапья. Он рассказал, как их десятилетняя дочь, Нишври Кекави, Два Неба, вынесла своего маленького брата из-под огня сил Соединенных Штатов и поплыла вниз по Масесибови, держа в зубах мягкую кожу на шее брата, чтобы тот не захлебнулся.

Шаман рассказал, как девочка по имени Нишври Кекави нашла свою сестру, Высокую Женщину, и они вместе прятались в кустарнике, как испуганные лани, пока их не нашли солдаты. Один из них забрал истекающего кровью ребенка, и больше сестры его никогда не видели.

Он рассказал им, что двух девочек из племени сауков отдали в христианскую школу в Висконсине, и что Высокая Женщина понесла от одного миссионера, и что в последний раз ее видели в 1832 году, когда ее взяли служанкой белые хозяева одной фермы недалеко от форта Кроуфорд. А девочка по имени Два Неба сбежала из школы и добралась до Профетстауна, где она встретилась с шаманом по имени Белое Облако, Вабокишик, который взял ее в свой вигвам и дал ей новое имя – Маква-иква, Женщина-Медведь.

Маква-иква стала шаманом своего народа. Ее изнасиловали и убили трое белых мужчин в штате Иллинойс в 1851 году.

Лица людей были печальны, но никто не плакал. Они привыкли уже к ужасным историям о тех, кого любили.

Они стали передавать шаманский барабан из рук в руки по кругу, пока не подошла очередь Сноходца. Конечно, это был не тот барабан Маква-иквы, который пропал после того, как сауки уехали из Иллинойса, но он был очень на него похож. Вместе с барабаном индейцы передавали одну палочку, и теперь Сноходец поставил перед собой барабан и начал петь и бить в него, повторяя все время четыре быстрых ритмичных удара.

 

Не-нье-ма-та-ва,

Не-нье-ма-та-ва,

Не-нье-ма-та-ва,

Ке-та-ко-ко-на-на.

 

Я ударяю четыре раза,

Я ударяю четыре раза,

Я ударяю четыре раза,

Я ударяю в наш барабан четыре раза.

 

Шаман осмотрелся по сторонам и увидел, что люди поют вместе со знахарем; многие взяли в каждую руку по калебасу и трясли ими в ритм музыки. Шаман вспомнил, как сам вот так тряс в детстве коробкой из-под сигар, наполненной кусочками мрамора.

 

Ке-те-ма-га-йо-се лье-я-я-ни,

Ке-те-ма-га-йо-се лье-я-я-ни,

Ме-то-че-не – ни-о лье-я-я-ни,

Ке-те-ма-га-йо-се лье-я-я-ни.

 

Приди и благослови нас,

Приди и благослови нас,

Приди и благослови свой народ,

Приди и благослови нас.

 

Шаман наклонился и приложил ладонь к кожаной стенке шаманского барабана. Когда Сноходец бил в него, доктор чувствовал, как под его пальцами гремит настоящий гром. Он вновь посмотрел на губы Сноходца и с удовольствием узнал песню, которую тот пел – это была песня Маква-иквы.

 

…Ви-а-я-ни,

ни-на не-ги-се ке-ви-то-се-ме-не ни-на.

 

…куда бы ты ни отправился,

сын мой, я пойду за тобой.

 

Кто-то принес еще дров и подбросил их в костер, из которого тут же взвился в черное небо столб ярких искр. Из-за ослепительного света костра и теплой ночи у Шамана закружилась голова, а перед глазами заплясали огоньки. Он поискал взглядом жену, а найдя ее, решил, что ее матушка была бы не слишком довольна тем, как сейчас выглядела ее дочь. Рэйчел сидела с непокрытой головой, ее волосы были растрепаны, лицо блестело от пота, а глаза светились радостью. Она никогда еще не казалась ему более женственной, прекрасной и желанной. Он поймал ее взгляд и улыбнулся, когда она выглянула из-за плеча Маленького Волка, чтобы муж смог лучше разглядеть ее лицо. Ее голос наверняка утонул в бое барабана, но Шаман легко прочел все по ее губам. Даже бизон был бы меньшим чудом!

 

На следующее утро Шаман осторожно выскользнул из хижины, постаравшись не разбудить жену, чтобы искупаться в речке, пока ласточки стремительно летали над водой и ловили насекомых, а крошечные птенчики неуклюже порхали у его ног.

Солнце уже встало. На улице зазвучали детские крики и смех. Шаман шел по городку и видел то тут, то там босоногих женщин и мужчин, которые высаживали что-то в огородах, радуясь утренней прохладе. На краю поселения он столкнулся со Сноходцем и остановился поговорить с ним. Их непринужденная беседа необычайно походила на встречу двух местных сквайров во время утреннего осмотра своих владений.

Сноходец спросил его о похоронах и могиле Маква-иквы. Шаман чувствовал себя неловко, отвечая на такие вопросы.

– Я был еще мальчишкой, когда она умерла. Помню все не очень хорошо, – объяснил он.

Однако благодаря отцовскому дневнику он смог припомнить, что могилу Маквы рыли на рассвете, а похоронили ее где-то в полдень; тело женщины завернули в новую чистую простыню. Ногами тело повернули на запад. Вместе с ней в могилу положили хвост буйвола.

Сноходец одобрительно кивнул.

– А что находится в десяти шагах к северо-западу от ее могилы?

Шаман непонимающе взглянул на него:

– Я не помню. Не знаю.

Знахарь о чем-то крепко задумался, но потом рассказал, что тот старик из Миссури, которого можно было считать шаманом, рассказал ему об их традиции захоронения. Он объяснил, что в десяти шагах к северо-западу от места захоронения шамана должны жить ватавиномы, злые духи. Один из них всегда бодрствует, в то время как три остальных спят. По словам Сноходца, они не могут навредить Маква-икве, но если их оттуда не прогнать, они не дадут ей помогать тем живым, кто попросит ее о помощи.

Шаман тяжело вздохнул. Возможно, если бы его воспитывали в языческой вере, он бы смог проявить большую терпимость. Но сегодня всю ночь он беспокоился о тех пациентах, кому не успел помочь. Поэтому теперь он хотел поскорее закончить с прививками, чтобы успеть пораньше отправиться в путь и остановиться на ночь в той бухте, где они разбивали лагерь накануне.

– Чтобы прогнать духов, – продолжил Сноходец, – ты должен найти их обитель и сжечь ее.

– Да, я непременно сделаю это, – пристыженно пообещал Шаман, и Сноходец с облегчением вздохнул.

Пришел Маленький Волк и спросил, можно ли ему занять место Чарли-Фермера во время прививания местных жителей. Он сказал, что Кейсер уехал из Тамы еще ночью, сразу после того, как потушили костер.

Шаман немного расстроился из-за того, что Чарли уехал не попрощавшись. Но он разрешил Маленькому Волку помочь ему, сказав, что у него наверняка все получится.

Они начали рано. Дело шло немного быстрее, чем в прошлый раз, потому что Шаман уже набил руку. Очередь пациентов почти иссякла, когда в город с шумом въехала пара гнедых коней, которые везли за собой огромную повозку. На козлах сидел Кейсер, а из повозки опасливо выглядывали трое детей, которые с огромным интересом рассматривали сауков и мескуоков.

– Пожалуйста, сделай прививку и моим детям, – попросил Чарли, и Шаман ответил, что с радостью выполнит его просьбу.

Когда всем жителям Тамы и детям Чарли сделали прививки, Кейсер помог Шаману и Рэйчел собрать вещи.

– Я бы хотел изредка привозить детей к могиле Маква-иквы, – сказал он.

Шаман ответил, что будет рад гостям.

С Одиссеем они управились довольно быстро. Муж Карабкающейся Белки по имени Шемаго, Копье, подарил им подарок: целых три огромных бутылки из-под виски с кленовым сиропом. Бутылки были связаны между собой с помощью такой же лозы, какую Сноходец использовал в своем колдовстве. Коулы приняли их с искренней благодарностью. Шаман приторочил их к тюку с вещами, водруженными на спину Одиссея.

Оказалось, что попрощаться с ними вышел весь городок. Он пожал руку Сноходцу и пообещал, что они вернутся следующей весной. Затем он обменялся рукопожатиями с Чарли, Стремительной Черепахой и Маленьким Волком.

– Теперь мы будем называть тебя Коусо вабескиу, – торжественно объявил Маленький Волк.

Коусо вабескиу, Белый Шаман. Шаман чувствовал себя польщенным – он знал, что получил такое имя не из-за своего детского прозвища.

Многие люди подняли руки на прощание; Рэйчел и Шаман ответили индейцам тем же и выехали из Тамы по дороге, ведущей к реке.

 

Ранняя пташка

 

Через четыре дня после их возвращения домой Шаман в полной мере почувствовал, что значило для деревни столь длительное отсутствие врача. В его амбулатории было не продохнуть, поскольку каждое утро он сталкивался с огромным наплывом пациентов. После окончания приема он ездил по домам больных, которые лечились у него, но не могли самостоятельно прийти. Шаман возвращался в дом Гайгеров поздно ночью, совсем без сил.

На пятый день, в субботу, поток пациентов немного уменьшился, так что Шаман смог работать в более спокойных условиях, а в воскресенье утром он проснулся в комнате Рэйчел, наслаждаясь долгожданной свободой. Как и всегда, он не хотел никого будить, поэтому взял свою одежду и унес ее вниз, в гостиную, где тихо оделся и вышел на крыльцо.

Он пошел по Длинной тропе и встретился в лесу с рабочими, которых прислал Оскар Эриксон, чтобы подготовить местность к постройке нового дома и амбара. Дом собирались строить не в том месте, которое представляла себе в детстве Рэйчел. После осмотра указанного Шаманом участка Эриксон лишь покачал головой. К сожалению, мечтая о доме, маленькие девочки не всегда учитывают особенности ландшафта. Площадка для будущего дома, которая почти идеально соответствовала требованиям строительной науки, нашлась неподалеку. Рэйчел согласилась с тем, что сотня ярдов – это не слишком далеко от ее большой мечты. Шаман уведомил родителей Рэйчел, что все расходы по застройке он берет на себя, но Джей настоял на том, чтобы деньги за участок молодые приняли в качестве свадебного подарка. Они с Джеем относились друг к другу с глубоким уважением и теплотой, потому довольно быстро пришли к соглашению.

Дойдя до участка, на котором должны были строить больницу, он увидел, что уже почти закончили земляные работы, предшествующие закладке фундамента будущего здания. Горы земли, лежащие вдоль будущих стен, походили на гигантские муравейники. Очертания фундамента показались ему меньше, чем он себе представлял, но Эриксон заверил, что так всегда бывает. Фундамент сделают из серого камня, который из самого Нову будут везти по Миссисипи в Рок-Айленд, а оттуда повозками, запряженными волами, – на строительный участок. Эта перспектива немного пугала Шамана, но опытный подрядчик сохранял полнейшее спокойствие.

Затем он прошел мимо старого дома Коулов, из которого вот-вот должен был съехать Алекс. Идя по Короткой тропе, он представлял себе, как скоро по ней будут ехать в новую больницу пациенты. Изменится многое. Он взглянул на парильню, которая почему-то смотрелась сейчас как-то не к месту. Он решил разработать подробный план и перенести парильню на другое место, поближе к новому амбару, чтобы Джошуа и Хетти тоже смогли попариться в ее необыкновенном тепле и пробежаться потом до прохладной речной воды.

Приблизившись к могиле Маква-иквы, он увидел, что деревянное надгробие настолько пострадало зимой от льда и снега, что надписи полностью стерлись. Образец этих письмен сохранился в одном из дневников отца, поэтому Шаман решил раздобыть более устойчивую краску и сделать для могилы оградку, чтобы она больше не рушилась от снега.

Повсюду зеленела весенняя травка. Он повыдергивал траву-бородач и партениум, которые пробивались среди зарослей лилейника. Шаман вдруг понял, что должен рассказать Макве о том, что ее народ основал Таму и вполне доволен своей жизнью в ней.

Тот испепеляющий гнев, который жег его душу, вмиг исчез. Теперь он ощущал лишь покой. Хотя… оставалось еще кое-что.

На какое-то мгновение он замер на месте. Потом по положению солнца определил стороны света и уверенно направился на северо-запад, отсчитывая шаги. На расстоянии десяти шагов находились руины гедоносо-те. Лонгхаус долгие годы был заброшен и теперь представлял собой груду бревен и палок из мягкого хинного дерева, сквозь которую проросли деревца изящной спартины и баптисии.

Это безумие – оставлять здесь обломки заброшенного дома. Он пошел обратно к сараю, где, как он помнил, хранилась старая керосиновая лампа. Масла в ней оказалось вполне достаточно. Он принес лампу к руинам и вылил керосин на кучу бревен. Дерево было влажным от росы, но от первой же спички вспыхнул керосин, и разгорелось пламя.

В один миг весь гедоносо-те охватили голубые и желтые языки пламени. К небу потянулись столбы иссиня-черного дыма. Ветер подхватывал их и уносил к реке.

Клубы черного дыма взорвались над руинами, как огромный фурункул, и первый злой маниту, стоявший на страже, оторвался от земли и испарился. Шаман представил себе одинокий яростный вопль духа, его шипение и крики.

Так один за другим исчезли все три духа, которых столь дерзко разбудили и выгнали из их обители. Они взвились на крыльях чумной ярости над Шаманом, как голодные хищные птицы, которых отогнали от вожделенной добычи. Шаману показалось, будто он услышал легкий вздох со стороны могилы Маквы.

Он стоял к кострищу очень близко, чувствуя его жар, как тогда, на праздничной церемонии сауков. И вдруг представил картину, которую когда-то увидел молодой Роб Джей Коул, стоя на этом же месте – нетронутые прерии, раскинувшиеся между лесами и рекой. Он вспомнил всех, кто жил на этой земле – Макву, Луну, Идет Поет. И Олдена. По мере того как стихал огонь, он стал мысленно напевать индейский куплет:

 

Тти-л-я ке-ви-та-мо-не и-но-ки-и-и, ке-те-ма-га-во-се.

Духи, прошу вас, благословите меня.

 

Вскоре от кострища остался лишь тонкий слой пепла, который едва заметно дымился. Он знал, что вскоре здесь прорастет трава, и от старого гедоносо-те не останется и следа. Шаман вернулся к сараю, оставил там лампу и пошел в сторону дома.

На Длинной тропе он вдруг увидел маленькую девочку, разыскивающую его. Она все пыталась убежать от мальчика, который, похоже, упал и разбил себе коленку. По щекам мальчика катились слезы, он, не отходя ни на шаг, следовал за девочкой.

Шаман утер платком нос Джошуа и поцеловал его в коленку рядом со ссадиной, пообещав, что обработает ранку уже дома. Он усадил Хетти к себе на плечи, обнял Джошуа, и они вместе пошли домой. Эти дети были единственными божествами, которые были важны для него в этом мире. Эти два добрых духа навечно поселились в его душе. Хетти тянула его за уши, когда хотела, чтобы он ускорил шаг, и он тут же пускался рысью, совсем как Труди. Когда же она дергала его за уши так сильно, что ему становилось больно, он просил Джошуа придерживать сестру за ноги, чтобы та не упала, и пускался в галоп, как Босс. По пути домой у него в ушах звучала дивная мелодия – прекрасная, восхитительная, которую мог слышать лишь он один.