Ведение военных действий при помощи неадекватного вооружения 4 страница

Танки отправились вслед за пехотой в 5.05, пока было еще темно, и затем продолжали движение, придерживаясь скорости пехоты. Все танки правофланговой группы — группы 12 — были hors de combat{4} еще прежде, чем достигли первого объекта. Из группы 8 в сражение смогли вступить всего 6 танков, и то лишь после того, как французская пехота начала продвижение ко второму объекту; танки двигались вперед в промежутке между ползущим огневым валом и первым эшелоном пехоты, и несколько машин, которые успели отремонтировать, следовали позади. К 11.00 8 танков из этой группы достигли намеченного объекта и прикрывали пехоту, пока войска закреплялись на местности. Группа 11 согласно плану вышла вместе с 13-й дивизией и сыграла значительную роль в обеспечении ее последующего успеха; цели достигли 12 танков. Группа 31 действовала достаточно хорошо, но группа 33 не сумела добраться до первой линии немецких окопов.

25 октября французы достигли Алетты без всякой дальнейшей помощи со стороны танков. К 1 ноября немцы полностью оставили Шмен-де-Дам и помимо убитых потеряли еще 12 тысяч человек пленными и 200 орудий. Французы потеряли [100] до 8 тысяч человек, или 10 процентов от общего числа участвовавших в сражении. Из 68 задействованных танков 19 были утрачены во время боя, хотя только 8 из них были уничтожены противником, остальные просто застряли; 20 танков дошли до намеченных объектов; 5 танков, оборудованных радио, выполняли связные функции.

Жертвы среди танковых экипажей насчитывали 82 человека, или 9 процентов, — число того же порядка, что и в пехотных войсках. Большинство из них получили попадания, когда находились вне танка или когда высовывались из люка, чтобы определить свое местонахождение.

Из этих событий французы сделали следующие выводы:

а) танки стали эффективно действовать против укрепленных позиций только после того, как преодолели зону воронок;

б) фланговые подразделения были особенно уязвимы и поэтому требовали специального прикрытия;

в) танковые атаки должны проводиться эшелонировано. К объектам нужно направлять не отдельные машины, которые не достигают цели, но всегда одновременно целые подразделения, то есть взводы или группы;

г) попытка связаться с пехотой при помощи флажков оказалась несостоятельной, и единственный эффективный способ связи был устный;

е) танки несли тяжелые потери всякий раз, когда оставались без движения в поле зрения противника, и в будущем это должно допускаться только в случае крайней необходимости;

ж) тесное взаимодействие с пехотой доказало свою значимость — и оно действительно остается фундаментальным принципом французской [101] танковой тактики до настоящего времени (майор Перре. «Les Chars a la bataille de la Malmaison» в Revue d'Infanterie).

В отношении последнего пункта мы должны добавить, что танки, будучи так тесно привязанными к пехоте, как это было 23 октября 1917 года, избежали полного уничтожения лишь благодаря тому, что немцы не имели никакой противотанковой защиты. Единственным эффективным против танков оружием была их артиллерия, а неблагоприятные условия на местности сделали ее применение практически невозможным; иначе эти громадные и неповоротливые мишени разделили бы судьбу танков от 16 апреля. В дальнейшем следование такой тактике будет самоубийственным.

Вот и все, что можно сказать о первых боях французских танков. Вернемся к англичанам, которые запланировали крупное наступление во Фландрии, где в портах базировались германские подводные лодки. О внезапности атаки не было и речи — наоборот, намечалось продвигаться шаг за шагом, причем только после того, как участок будет полностью перепахан артиллерийскими снарядами, отравлен газом и при необходимости поднят на воздух подземными минами. Это должна была быть битва грубой силы, битва на истощение, в которой не было места никакой новой и непроверенной технике, где преднамеренно отвергалась возможность развития любого непредвиденного успеха, который мог прийтись на долю англичан. Таковы были военные перспективы накануне третьего сражения при Ипре.

7 июня 1917 года англичане разбомбили немецкие позиции на Витчетском выступе, разгромили 5 немецких дивизий и достигли реки Лис. Этот первый удар обеспечил прикрытие правому флангу последовавшего затем наступления, [102] которому предшествовали четыре недели артобстрела и которое продолжалось до начала декабря. Британские танковые силы вновь и вновь бросались в бой, но неизменно мелкими группами, получая строго ограниченные боевые задания и часто действуя в самых неблагоприятных условиях местности, какие только можно вообразить, — на почве, которую дожди и снаряды превратили в топкое болото. Под Витчетом у англичан было 76 танков, в третьем сражении при Ипре — 216, но они мало чего добились, и вину за это следует возложить на несовершенную тактику, которую им навязали.

А удалось ли другим родам войск получить заслуженную награду, увенчались ли успехом все их титанические усилия? Около четырех недель велся ураганный огонь, в котором было израсходовано 93 тысячи тонн артиллерийских боеприпасов плюс к этому за четыре месяца тяжелых боев — 400 000 жертв. Такова была цена покорения клочка земли, который протянулся самое большее на 9 километров в глубину и 14 километров в ширину. Немцы и сами потеряли 200 тысяч человек, но они смогли воспрепятствовать прорыву, и базы подводных лодок остались невредимыми. Величайшие жертвы были принесены без всякой пользы, и до британского высшего командования так никогда и не дошло, что с самого начала они готовили наступление тактически неправильно и что было совершенно немыслимо утаить приготовления к штурму такого масштаба, а это давало противнику время для принятия контрмер, поэтому и английские солдаты, после того как они брали с боем каждую пядь земли и платили за нее такую дорогую цену, оказывались перед необходимостью преодоления все новых линий обороны, создаваемых [103] в тылу. Командование так и не признало, что у подобного способа ведения военных действий нет шансов привести войну к успешному завершению.

Всякое представление о внезапности или быстроте должно было отступить перед непоколебимой убежденностью в преимуществе грубой силы и упрямством в применении изначально порочных методов. Рельеф местности, погодные условия, физические и моральные ресурсы армии — и в конечном счете самой британской нации — ничто не имело особого значения перед лицом этой жестокой борьбы. Зашоренные умонастроения высшего командования объясняли отсутствие проницательности и в других отношениях — они ни за что в жизни не желали изменить своей политической линии! Ради всего святого, никакого нового оружия! Это был период, когда британский танковый корпус, так же как и французские chars d'assaut, стояли на грани расформирования, поскольку в сражениях на болотистых полях Фландрии они смогли добиться не больших результатов, чем пехота.

4. Массовое производство

Хотя английское Верховное командование питало неприязнь к каким бы то ни было инновациям в тактике, английские и французские военные заводы были готовы выпускать танки большими партиями, и опыт боев 1917 года осмысливался ими как с точки зрения технической, так и тактической. К лету 1918 года Англия предполагала иметь тысячу полностью готовых к бою танков, а Франция — 3500. К тому же и американцы намеревались предложить фронту 1200 танков, организованных [104] в 25 батальонов. Эти цифры в действительности так и не были достигнуты из-за трудностей с производством, но танковые силы к этому времени настолько выросли, что получили возможность выйти из узкотактических пределов и добиться успехов большого оперативного значения. С технической стороны новые модели представляли заметный прогресс в том, что касается проходимости на пересеченной местности, запаса хода, скорости, качества брони, вооружения и управляемости; к тому же группирование танков в батальоны и роты сделало возможным более жесткий контроль над ними.

Следующая информация даст некоторое представление о тактических и оперативных возможностях танков в 1918 году:

Тип	«Маrk V»	«Уиппет»	«Рено»
Вес (тонны)			6,7
Вооружение	2 57-мм	3 MG	1 37-мм, 1 MG
Макс. скорость (км/ч)	7,5	12,5
Дальнобойность (км)

Прежде чем высшее командование сумело разработать план использования танков в 1918 году как для целей обороны, так и наступления, поздней осенью 1917 года произошло событие, которое представило значение танков в совершенно ином свете. Даже по прошествии многих лет этот эпизод стоит того, чтобы обратить на него наше внимание.

Рождение нового оружия

1. Камбре

Со времени их первого появления на поле боя в сентябре 1916 года английские танковые войска не только возросли численно, но и претерпели изменения в организации и личном составе. Первоначальные 6 рот разрослись до 9 батальонов, которые с июля 1917 года стали именоваться танковым корпусом. В свою очередь, были сформированы 3 бригады из 3 батальонов каждая. Каждый батальон сопровождался передвижной ремонтной мастерской и состоял из трех рот, в каждую из которых входили по 4 взвода из 4 танков каждый.

Осенью 1917 года стандартным танком являлся танк «Маrk IV». Внешне он походил на танк «Маrk I», произведенный осенью 1916 года, но его броню не пробивали патроны SmK, и он был снабжен приспособлением, которое можно было прикрепить к гусеницам, чтобы дать машине возможность выбираться из окопов. Этот танк весил 28 тонн, и двигатель «даймлер» мощностью 105 лошадиных сил помогал ему развивать среднюю скорость 3 километра в час и максимальную — 6 километров в час. Экипаж состоял из командира и семи подчиненных, а вооружение танка [106] составляли 2 пушки 58-го калибра и 4 пулемета (в «мужской» версии) или б пулеметов (в «женской»). Запас его хода равнялся 24 километрам. В ноябре 1917 года у Англии было 318 танков «Маrk IV», готовых к эксплуатации, и 98 более старых моделей, которые могли использоваться в качестве танков снабжения.

Танковым корпусом командовал бригадир (позже генерал-майор) Хью Эллес, и в его штаб входили майор Дж.Ф. К. Фуллер (начальник штаба), майор Ж. ле Мартель и майор Ф.Э. Хотблэк, отвечавший за связь.

После того как третье наступление при Ипре настолько очевидным образом провалилось, руководство танкового корпуса попросило высшее командование дать ему право самостоятельно использовать танки более эффективным путем. Они мыслили в том же направлении, что и Суинтон в своем февральском меморандуме 1916 года, который был уже одобрен высшим командованием, но на следующий год забыт.

В основу успеха танковой атаки были положены три непременные предпосылки: подходящая местность, массированное применение и внезапность. Они заслуживают более подробного рассмотрения, прежде чем мы сможем продолжить наш рассказ.

Бронетанковые войска часто критикуют за то, что их нельзя использовать где придется — совершенно очевидно, что они никак не могут справиться с высокими горами, крутыми склонами, глубокими болотами и реками. Но то же самое на всем протяжении исторического развития было справедливо и для любого другого транспортного средства. Проблема в том, что за неимением лучшего всегда используется то, что есть под рукой, и при необходимости нам придется [107] преодолевать препятствия такого рода путем создания в них искусственных проходов или просто перелетать их. Правда, техника постоянно прилагает усилия для улучшения проходимости боевых машин, особенно танков; за совсем короткое время было достигнуто очень многое, и мы безусловно верим, что последует еще более значительный прогресс. Однако рельеф местности остается соображением, которое следует всегда принимать в расчет.

Неразумно посылать бронетехнику в атаку на участке, где у нее не может быть реальной надежды на продвижение вперед. Точно так же ошибочно предварять атаку артиллерийским обстрелом, который превращает местность в лунный ландшафт, где даже самые эффективные современные машины — не говоря уже о транспорте на конной тяге — в конце концов непременно застрянут. Чтобы танки могли продолжать движение, их нужно избавить от трудностей, связанных с преодолением пересеченной местности, по которой они наступают. Мы очень любим обозначать «оси наступления», но их нельзя проводить с геометрической прямотой через горы и долины, через реки и леса; когда дело касается танков, мы по меньшей мере должны учитывать структуру грунта и характер поверхности. Если скорость передвижения танков на местности не устраивает пехоту и артиллерию, может оказаться, что необходимо направить атаку бронетехники по оси, идущей наискось по отношению к движению пехоты. Основная цель танков — добраться до противника.

Проблема подходящего участка тесно связана с развертыванием en masse. Как мы уже выяснили из наших исторических примеров, решающего успеха достичь невозможно, если посылать [108] танки в бой малыми соединениями, не важно, по какой причине — или потому, что большого количества машин просто нет в наличии, или потому, что командование решило ввести в бой много танков, но малыми группами, как сделали французы 16 апреля 1917 года. Результат при этом один и тот же: противник всегда получает время для организации эффективного сопротивления. Танки во время мировой войны были тихоходными, и танковую атаку можно было остановить, просто направив на них сосредоточенный огонь артиллерии.

Но эффективность артиллерии значительно снижалась, когда ей приходилось справляться с большим количеством танков, наступающих одновременно, и это справедливо независимо от того, идет ли речь об артиллерии времен мировой войны или о современных противотанковых орудиях. Но если мы собираемся вводить в бой танки en masse, мы возвращаемся к первому доводу: нам в первую очередь нужен для атаки удобный участок.

Внезапность — третья предпосылка радикального успеха наступления. С незапамятных времен существовали решительные и уверенные в себе командиры, которые использовали фактор внезапности — условие, с помощью которого малочисленное войско может вырвать победу из рук противника и любые, даже невероятные обстоятельства обратить к своей выгоде. Это оказывает поразительное действие на моральное состояние обеих сторон — но этот же самый элемент непредсказуемости отпугивает осторожных тугодумов, и, наверное, именно потому они с такой неохотой воспринимают новые виды оружия, даже когда неадекватность старых слишком очевидна. [109]

Внезапность может быть вызвана самой новизной оружия, о котором идет речь. Чтобы применить оружие впервые, требуется немалая отвага со стороны командира, но тем скорее будет успех операции. Однако мы видели, что ни немцы со своим отравляющим газом, ни англичане со своими танками не готовы были рискнуть и применить при наступлении новое оружие внезапно и en masse. А как только эта быстропреходящая возможность упущена, внезапность приходится сочетать с освященными традициями тактическими приемами, которые годятся для обычного вооружения. И даже тогда еще остается простор для маневра, чтобы застигнуть противника врасплох.

Даже явно поверхностные технические новшества могут поразить неожиданностью, которая окажет чрезвычайно болезненное воздействие на противника. Двадцать лет прошло с тех пор, как прусская пехота сменила свои ружья, заряжающиеся с дула, на капсюльные ружья, заряжающиеся с казенной части, и все-таки это оказалось ключевым фактором победы в 1866 году — их противники-австрияки не оценили по достоинству все значение технического новшества и были изумлены смертоносным действием капсюльных ружей на поле боя. Еще один пример: немецкие мортиры 420-миллиметрового калибра представляли собой всего лишь оружие давно существующего типа с увеличенным калибром, но в 1914 году они сокрушили броню и бетон, защищавшие бельгийские крепости, которые пользовались славой неприступных. Но эти минометы, подобно капсюльным ружьям, испытывались только в мирное время, прежде чем их применили в военной кампании. Не было и речи о том, чтобы подождать и посмотреть, попытаются ли другие армии использовать подобное [110] оружие в своих войнах, да и о том, чтобы выяснять, имеют ли вообще иностранцы такое вооружение, — это бы означало пожертвовать внезапностью. Наоборот, 420-миллиметровые мортиры были тщательно охраняемым секретом, и в данном случае внезапность была абсолютной.

Во время последней войны то же самое оказалось верно и для танков. Даже спустя год после того, как эти машины впервые появились на поле боя, фактор внезапности еще мог проявить себя. В конце концов, никто бы не поручился, что немцы действительно сумели бы приспособиться к тому, что противник может использовать танки en masse, или к другим вероятным улучшениям конструкции и тактики. Потенциал фактора внезапности снизился лишь ненамного, и степень его снижения очень сильно зависела от немцев.

После того как традиционное оружие не оправдало ожиданий и через год после того, как танки, несмотря на протесты Суинтона, их создателя, были применены неправильно, британское высшее командование наконец вняло просьбам офицеров танковых войск и отдало в их распоряжение те боеспособные подразделения, которые остались от сил, понапрасну израсходованных в третьей битве при Ипре. Для первого в истории танкового сражения 3-я армия, которой командовал генерал Бинг, получила 2 корпуса по 2 дивизии в каждом; 1 кавалерийский корпус из 5 дивизий; 1 танковый корпус из 3 бригад по 2 батальона в каждой; тысячу орудий и большое число самолетов.

И больше ничего. Это было гораздо меньше того, сколько требовалось для осуществления крупного прорыва, даже если бы англичане умудрились добиться внезапности, а немцам нечего было [111] бы им противопоставить, кроме потрепанных дивизий. И наконец, англичане не имели необходимых резервов. Если говорить о масштабе наступления, план предусматривал прорыв при поддержке танков на участке двух корпусов между Гоннелье и Авренкуром; в открывшуюся брешь должна была прорваться кавалерия и развить успех. Англичане, очевидно, намеревались взять Камбре, но точно неизвестно, были ли у них более глобальные цели.

Район, о котором идет речь, протянулся на северо-восток между Гоннелье и Авренкуром и достаточно хорошо подходил для наступления. Холмистая и по большей части открытая равнина отлого понижалась к реке Шельде, которая надежно прикрывала правый фланг наступающих войск, поскольку текла от Банто к Кревкеру, огибая с востока Гоннелье; затем река делала крутой поворот, меняя направление с северо-востока на северо-запад и проходя при этом по участку, предназначенному для наступления, через Маньер, Маркуан и Нуайель, и, наконец, описывая широкую кривую, опять отклонялась к северо-востоку в направлении Камбре. Шельду и параллельный ей канал Скарп можно было пересечь только по мостам. Деревни Фонтен-Нотр-Дам и Бурлон, вместе с вдающимся между ними Бурлонским лесом, образовывали перед левым флангом нечто вроде бастиона, который представлял потенциальное затруднение для танков. Между этим бастионом и Шельдой единственным препятствием на пути наступления являлись разнообразные поселения. Однако стены и погреба домов предоставляли обороняющимся отличное укрытие против танков и требовали особого внимания со стороны англичан, если их нужно было захватить или подавить. [112]

Англичане знали, что сектор, избранный для атаки, удерживала, по существу, одна 54-я егерская дивизия и что они даже без учета танкового корпуса только в пехоте и артиллерии имеют шестикратное превосходство. Английский III корпус в составе 12-й, 20-й и 6-й дивизий собирался наступать на восток от границы, тянущейся от западной окраины Рибекур-ла-Тур до западной окраины Буа-де-Неф; 51-я и 62-я дивизии IV корпуса должны были атаковать к западу от границы. Первым объектом был рубеж регулирования, протянувшийся от Ла-Вакери до северной окраины Авренкура, проходя через железную дорогу севернее Рибекура; второй рубеж регулирования шел от Ле-Папе к северу от Флекьера, а третий — от Ла-Жюстик до Гренкура, проходя к юго-востоку от Кантена. Продвигаясь к Шельде, III корпус должен был принять на себя защиту северного фланга, тогда как IV корпус продолжал бы наступать в направлении Фонтен-Нотр-Дам. 56-я дивизия должна была произвести ложную атаку против укреплений, примыкающих слева между Кеаном и Инши, чтобы отвлечь внимание немцев. Дальнейшие отвлекающие маневры должны были предприниматься справа от настоящего участка наступления у фермы Жильмон и левее у Булькура. 29-я дивизия получила приказ следовать за наступающим III корпусом в резерве, затем захватить линию Маньер — Румийи — Маркуан.

Наконец, кавалерия должна была развить успех. 2-я и 3-я кавалерийские дивизии должны были провести фланговую атаку к югу и востоку от Камбре, а 1-я кавалерийская дивизия должна была сделать то же самое к западу. В процессе атаки 1-я кавалерийская дивизия должна была помочь пехоте захватить Кантен и Фонтен-Нотр-Дам (соответственно северо-западнее и севернее [113] Камбре), отрезать сам Камбре и объединиться с кавалерией, обходящей город с востока. Планировалось послать части дальше к северу к реке Сенси, чтобы разорвать немецкие тыловые коммуникации.

На этот раз артиллерия изменила обычаю. Вместо тщательной пристрелки и продолжительной артподготовки наступлению должен был предшествовать единственный мощный артиллерийский удар. Немецкие батареи, командные и наблюдательные посты были бы подавлены или ослеплены дымом, а дальнобойные орудия в то же время должны были вести обстрел путей подхода, поселений и железнодорожных станций в немецком тылу. Кроме того, перед атакующими войсками должен был двигаться ползущий огневой вал. Артиллерия прибыла на свои огневые позиции, не будучи обнаруженной немцами.

Самолетов было почти столько же, сколько танков, и пилотам и наблюдателям было приказано бдительно следить за резервами противника и без промедления докладывать о малейшей угрозе контратаки. Законченный вид плану наступления придавали танки. Танковые силы были распределены между различными войсковыми соединениями следующим образом:

III корпус:

12-я дивизия — 2 батальона, 48 танков в первой линии, 24 во второй и 12 в резерве;

20-я дивизия — 2 батальона без одной роты, 30 танков в первой линии, 30 во второй и 18 в резерве;

6-я дивизия — 2 батальона, 48 танков в первой линии, 24 во второй и 23 в резерве;

29-я дивизия (следующая в резерве) — 1 рота, 12 танков в третьей линии и 2 в резерве. [114]

IV корпус:

51-я дивизия — 2 батальона, 42 танка в первой линии и 28 во второй;

62-я дивизия — 1 батальон, 42 танка в первой линии и 14 во второй.

Каждому подразделению была поручена отдельная задача, притом наименьшим подразделением считался взвод. Некоторым частям было приказано как можно быстрее прорываться вперед и обезвредить самую серьезную угрозу из всех возможных — немецкую артиллерию, которую также должны были атаковать с воздуха самолеты-бомбардировщики.

Некоторые особенности этого наступления были предварительно проработаны с пехотой. Чтобы переправляться через широкие немецкие окопы, заранее были приготовлены и погружены на танки фашины. Точнее, «мужские» танки, вооруженные пушками, должны были прорываться к оборонительным позициям, круша заграждения и уничтожая огнем войска, после чего «женские» должны были накрывать фашинами траншеи. В этом месте небольшой отряд сопровождения должен был перебраться на ту сторону и повторить маневр со следующей траншеей. Захваченные окопы следовало удерживать, прикрывая огнем до тех пор, пока не подойдет и не займет их английская пехота.

Даже английские войска до поры оставались в неведении относительно цели этих приготовлений. Под предлогом тренировки танковый корпус был собран в Альберте и за две ночи до начала наступления отправился к районам сосредоточения, расположенным позади линии фронта, главным образом в лесах Буа д'Авренкур. В последнюю ночь танки выдвинулись на исходные [115] позиции непосредственно за передовыми окопами. Хмурая ноябрьская непогода помешала немцам провести рекогносцировку.

С марта 1917 года немцы стояли на линии Гинденбурга. Этот оборонительный рубеж возник не случайно, не там, где в результате предшествующих сражений установилась линия фронта, подобно оборонительным укреплениям на других участках. Нет, он был создан после проведения тщательных топографических съемок и в результате осмысления двухлетнего опыта позиционной войны. Ближе всего к противнику протянулись окопы боевого охранения, обнесенные полосой заграждений из колючей проволоки. За ними в промежутке между линией аванпостов и собственно первой линией окопов располагались несколько опорных пунктов. Ширина окопов первой боевой линии была более трех метров, и в них было оборудовано большое количество блиндажей. Как и вторая линия окопов, расположенная на 300 метров далее в тыл, она была защищена заграждениями из колючей проволоки средней шириной 30 метров. Обе боевые траншеи имели хорошие секторы обстрела, а разветвленная сеть ходов сообщения давала немцам возможность передвигаться внутри своей оборонительной системы под прикрытием. Примерно в двух километрах позади первой оборонительной позиции была заложена вторая позиция, но из-за нехватки рабочих рук не завершена. Она представляла собой просто ряд отдельных наспех возведенных укреплений, протянувшихся от «вражеской» стороны Бурлонского леса до Буа-де-Неф и оттуда к северному берегу Шельды. Стоит заметить, что Камбре считался тихим участком, где дивизии, потрепанные в боях во Фландрии, могли восстановить силы. [116]

В ноябре 1917 года немецкую армию на этом спокойном отрезке линии фронта представляла армейская группа Кодри, которая находилась под командованием XIII корпуса. 20-я дивизия ландвера{5} была размещена по обе стороны дороги Камбре — Бапо; 54-я егерская дивизия занимала участок протяженностью 8 километров между Авренкуром и Ла-Вакери; с юга к ней примыкала 9-я дивизия резерва. Плечом к плечу с ней выстроились три пехотных полка 54-й егерской дивизии; по два батальона от каждого поочередно находились на передовой, а третий отдыхал. Только первая позиция была укомплектована, промежуточная позиция пустовала.

Еще 16 ноября 1917 года командование 2-й армии полагало, что никаких крупных наступлений в ближайшем будущем не предвидится. 18 ноября рекогносцировочные патрули подтвердили, что 36-я дивизия англичан занимает фронт под Треко, как и прежде. Пленные, захваченные тогда же, сообщили, что эту дивизию должна сменить 51-я дивизия и что они замечали танки в лесу Буа д'Авренкур; они добавили, что на 20 ноября намечается атака и что ей должны будут предшествовать несколько часов артподготовки. 19 ноября пленный подтвердил, что 20-я дивизия англичан все еще на месте. Активность в воздухе и наземные передвижения противника стали оживленнее, чем обычно, и в Буа д'Авренкур было обнаружено несколько новых батарей. В остальном день 19 ноября прошел мирно, и со стороны английских батарей не было заметного усиления пристрелочного огня. [117]

На основе полученных сообщений немцы приняли некоторые контрмеры, хотя обычных признаков крупного наступления не наблюдалось, кроме того, и на других участках захваченные пленные фактически точно так же твердили о том, что у них планируется наступление. Поздним вечером 19 ноября немцы объявили состояние повышенной боеготовности, и артиллерия 54-й егерской дивизии открыла прицельный и беспокоящий огонь по ближайшим окопам противника и нанесла удары по Буа д'Авренкур, деревне Треко и путям подхода. Высшее командование передало левофланговый полк 20-й дивизии ландвера, который удерживал сектор Авренкура, под командование 54-й егерской дивизии, чтобы обеспечить единоначалие на предположительном месте сражения. Таким же образом армейская группа Кодри приняла под свое командование 27-й резервный егерский полк, группу управления артиллерийского отряда и две батареи — все они были подтянуты из армейского резерва. Было объявлено, что подкрепление в составе батарей тяжелой артиллерии ожидается 20-го числа. 27-й резервный егерский полк был выделен для контратаки и размещен позади двух полков правого фланга 54-й егерской дивизии: часть его первого батальона была придана 84-му егерскому полку и переброшена под Флекьер, а другую часть оставили в Фонтен-Нотр-Дам; штаб полка и второй батальон разместились в Маркуане; третий батальон остался в Камбре как группа резерва. В дополнение к этому 54-я егерская дивизия получила два отряда полевой артиллерии от 107-й егерской дивизии, которая только что прибыла с Восточного фронта; они были размещены у Гренкура и Флекьера. [119]

В целом немцы, по-видимому, не ожидали серьезного наступления со стороны англичан; они всецело доверяли неприступности линии Гинденбурга. Тем более замечательно, что по инициативе 2-й армии, армейской группы Кодри и 54-й егерской дивизии были приняты, как мы только что увидели, быстрые и энергичные меры защиты. Однако немцы, к несчастью, пренебрегли специальными мерами предосторожности против танковой атаки: на рубеже не было орудий, траектория стрельбы которых позволяла бы поразить танки с близкого расстояния, и, по-видимому, пехоту осведомили о возможности танковой атаки слишком поздно, и в результате, когда пришел час наступления, у нее оказалось слишком мало патронов SmK.

И вот забрезжил хмурый рассвет 20 ноября. В 6.00 была ложная тревога: на Авренкур обрушился огневой вал, но затем опять все затихло. В 7.15 английская артиллерия начала обстреливать немецкие позиции, и все наши войска укрылись в блиндажах, оставив снаружи только часовых. Исходя из прошлого опыта, ожидалось, что пехота противника пойдет в атаку только по истечении нескольких часов, и потому немецкая артиллерия поддерживала всего лишь слабый заградительный огонь, посылая снаряды вперед, за полосу охранения, в дым и туман тусклого утра. Аванпосты были захвачены врасплох: перед ними внезапно возникли неясные черные силуэты. Они извергали пламя, и под их тяжестью мощная и широкая полоса препятствий трещала, как солома. Предупреждение об опасности передали находящимся в окопах, и солдаты поспешили к пулеметам и попытались оказать сопротивление. Но тщетно! Танки появились не поодиночке, а многокилометровым развернутым строем! [120]Патроны SmK оказались бесполезны, зону попаданий заградительного огня нельзя было переместить назад, ручных гранат было немного, и еще меньше тех, которые причинили хоть какой-то ущерб вражеским машинам, продолжавшим вести огонь. Немецкие пехотинцы оказались фактически беззащитны, прижаты к земле и не способны противостоять непреодолимому техническому превосходству англичан. Выбирать они могли только между смертью и капитуляцией, потому что никто не мог убежать в тыл или надеяться выжить под таким огнем.