Мир между Ярислейфом и Вартилафом34

Так и случилось, что послы прибыли от Конунга Ярислейфа, требовать весей и городов, лежащих поблизости его владения, от Конунга Вартилафа. Он сообщил о том Конунгу Эймунду, но тот отвечал:

— Вы должны рядить об этом, Господарь!

Конунг примолвил:

— Теперь именно и пришел случай, где вы, как то было условленно, обязаны определять ряд совокупно со мною.

Эймунд отвечал:

— Мне кажется так, Господарь, что надобно ожидать нападения от алчного волка. Он не преминет требовать более, если это будет уступлено. Пусть послы едут назад в покое, — продолжал он, — они, (Ярислейф, и его супруга), я думаю, скоро увидят наш ряд. Сколько времени нужно, чтоб собрать людей?

— Полмесяца, — сказал Конунг. Эймунд примолвил:

— Теперь определи, Господарь, где должны вы сойтись для сражения, и объяви послам, чтоб они могли сказать своему Конунгу.

Так было и сделано: послы отправились домой…

(Значительный пропуск в тексте 35)

С обеих сторон рати были приготовлены к брани, и сошлись в определенном месте на границе той страны, где, учредив станы, он простояли несколько ночей. Конунг Вартилаф молвил:

— Зачем сидим мы здесь понапрасну? Мы уронили победу из рук.

Эймунд отвечал:

— Предоставьте мне рядить об этом, ибо в беде лучшее дело отсрочка36; притом еще не приехала Господыня Ингигерда, которая держит ряд за всех их, хотя Конунг считается предводителем их людей. Сам я буду содержать стражу. Господарь!

Конунг сказал:

— Пусть будет так, как вы хотите!

Они простояли семь ночей с ратью37… В одну ночь ветер был злой и темнота большая: тогда Конунг Эймунд и Рагнар (неприметно) улизнули от своих людей. Они поехали в лес, позади стана Конунга Ярислейфа, ожидавшего приезда Господыни и засели там подле одной дорожки. Тут Конунг Эймунд сказал:

— Верно, этою тропою поедут Ярислейфовы мужи (с его супругою): если б сам я хотел проехать скрытно, я бы тоже избрал этот путь. Останемся наперед здесь!

Они просидели в этом месте известное время. Конунг Эймунд воскликнул:

— Безрассудно мы здесь сидим!

Но вслед за тем послышали они (шум) едущих (всадников), так, что, (казалось), женщина была между путниками. Они подметили, что один муж едет верхом впереди женщины, а другой сзади нее. Тогда сказал Эймунд:

— Верно, проезжает Господыня! Разделимся, мы с тобою, по обеим сторонам дорожки: когда они подъедут к нам, я раню коня под нею, а ты, Рагнар, схвати ее.

Путники подъехали, и, прежде чем они спохватились, конь был повергнут мертвым, и Господыня (унесена) далеко в сторону. Второй (муж) закричал, что он видел образ человека, который перепрыгнул через дорогу; но ни один из них не посмел явиться к Конунгу (Ярислейфу), потому, что они не знали, люди ли это были, или духи. Они тайно уехали восвояси, и более не показывались. Господыня сказала своим землякам:

— Вы, Нордманны, видно, никогда не перестанете обижать меня!

На что отвечал Эймунд:

— Мы будем хорошо поступать с вами, Господыня: но уж не знаю, удастся ли вам в нынешнюю ночь целоваться со своим Конунгом!

Затем, отправились они в стан Конунга Вартилафа, и сказали, что Господыня к нему приехала. Он был очень обрадован, и сам взялся сторожить ее. Но, на (следующее) утро, она велела просить к себе Конунга Эймунда, и, когда он явился, сказала ему:

— Самый лучший ряд был бы тот, если б мы примирились, и я готова стараться, чтоб водворить согласие между вами. Но должна объявить вам вперед, что всего более буду я пещись о выгодах Конунга Ярислейфа.

Эймунд отвечал:

— В этом власть Конунга (Вартилафа)!

Господыня возразила:

— Но твой ряд считается здесь самым важнейшим?..

Эймунд отправился от нее к Конунгу Вартилафу, и спросил, желает ли он, чтобы Господыня примирила его с братом. Конунг отвечал:

— Я не назову этого благоразумным, коль скоро она объявила, что хочет уменьшить мою долю.

Эймунд примолвил:

— Будешь ли доволен, имея и вперед то, что имел доселе?

— Да! — сказал Конунг38. Эймунд возразил:

— Но я не назову этого дельным, если он не увеличит твоей доли; потому, что ты должен взять после брата равную с ним часть наследства39.

Конунг отвечал:

— Если ты убеждаешь меня избрать ее посредничество, то пусть будет так!

Эймунд донес Господыне, что Вартилаф согласен, чтобы она устроила мир между ним и ее супругом.

— Это уж наверное твой ряд! — сказала она. — Ты должен предвидеть, что мое участие не будет невыгодно, что бы то ни сделалось…

Эймунд примолвил:

— (Не знаю! но, во всяком случае), я не подавал совета, чтобы вам не было оказываемо должное уважение40.

Тогда затрубили сбор, и было всем объявлено, что Господыня Ингигерда хочет говорить с Конунгом и его (ратными) людьми. Когда собрались люди, мужи увидели, что Господыня Ингигерда находится в Нордманнской дружине Конунга Эймунда41. В тоже время обнародовано от имени Конунга Вартилафа, что Господыня будет творить (мир)… Она сказала Конунгу Ярислейфу42, что ему держать вперед самую важную часть Гардарика, то есть Гольмгард (Новгород), а Вартилафу владеть Кунигардом (Киевом), другою лучшею частью всех владений, с податями и сборами43, — от чего будет он иметь вдвое более владения, нежели как имел прежде, Палтеск (Полоцк) и область, лежащую подле, иметь Конунгу Эймунду, и быть ему там, (над этою областью), Конунгом, пользуясь всеми земскими сборами, какие там положены44, — «потому, что мы не хотим, чтоб он уезжал прочь из Гардарика». Если Конунг Эймунд оставит после себя наследников, то наследникам его иметь по нем ту область, но если у него не будет ни одного сына, то ей возвратиться к обоим братьям. Конунгу Эймунду содержать защиту земель (landvarn) за обоих братьев и всего Гардарика, а им снабжать его людьми и (поддерживать) своею властью. Ярислейфу быть Конунгом всего Гардарика45. Ярл Рогнвальд будет владеть Альдегиоборгом, который уже имел он прежде. Этот мир и раздел областей были одобрены и утверждены всем народом тех стран. (Сверх того, было условлено, что) все недоразумения (между договаривающимися) решат Конунг Эймунд и Господыня Ингигерда. Потом, каждый из них уехал в свое владение46… Конунг Вартилаф жил не более трех зим: тогда захворал он и умер. То был самый обожаемый Конунг. После него, (Киевское) владение взял Конунг Ярислейф, и с тех пор один управлял обоими уделами. Но Эймунд владел своею областью, и умер не стар. Он скончался без наследников, от тяжкой болезни: смерть его была весьма прискорбна всем жителям тех стран, ибо из иностранцев никого не было умнее Конунга Эймунда в Гардарике, и неприятельских набегов не случалось в той стране, доколе он держал защиту ее (landvarn) от имени Конунга Ярислейфа. Будучи больным, Эймунд передал свою область совоспитаннику своему, Рагнару, считая его достойнейшим воспользоваться ею: это состоялось по соизволению Конунга Ярислейфа и Господыни Ингигерды. Рогнвальд Ульфович остался Ярлом Альдегиоборга: он был двоюродный по сестре брат Господыне Ингигерде. Рогнвальд был тоже очень знаменитый муж, платил дань Конунгу Ярислейфу, и умер в старых летах. Когда Олаф Святой, Гаральдович, был (в гостях) в Гардарик, он много беседовал с Рогнвальдом Ульфовичем, и они тесно подружились, ибо все знатные мужи весьма уважали Конунга Олафа во время пребывания его в том краю, но всех более Ярл Рогнвальд и Господыня Ингигерда, которая даже имела с ним тайную любовную связь.

Примечания

1 Перевод, который здесь сообщаем, сделан прямо с Исландского подлинника, а не с Латинского перевода Саги, изданного Королевским Обществом Сверных Антиквариев в Копенгагене. Последний, хотя верный и прекрасно написанный, представляет многие невыгоды для Русского читателя. Употребляя чужой, и притом древний, язык к переводу какого бы ни было текста, писатель принужден обходиться с его формами и риторическими притязаниями с большим почтением, и перелагаемые мысли подчинять его духу: он не смет ломать его так свободно, как ломал бы природный свой язык. Латинские переводы Исландских Саг, конечно, могут дать точное понятие об их содержании, но они истребляют их оригинальность, их подлинный цвет, всю привлекательную простоту и резкость рассказа, и понятия X или XI века, изображенные условными фразами и оборотами 1-го столетия, и чуждого и отдаленного народа, всегда являются разборчивому читателю идеологическими анахронизмами. Это неудобство весьма легко, по крайней мере в известной степени, может быть устранено переводом северных сказаний со Скандинавского языка прямо на Русский, ибо переводчик тотчас примечает удивительное сходство большей части старинных наших оборотов и выражений с древними Норманскими: он имеет, кажется, перед глазами тот грубый, жесткий, но живописный, литографический камень Истории, с которого оттиснута собственная наша старина, первый экземпляр нашего политического быта, — и уже от его искусства зависит, более или менее удачно сохранить в новом оттиске, в переводе на новейший язык, тон и цвет древней повести. Нигде так ясно не обнаруживается то обширное и решительное влияние, которое произвели над нашими нравами и языком Норманны, варварски и неприлично называемые у нас Варягами, как при чтении Саг в Скандинавском подлиннике, на природном языке Руссов. Не только древний наш образ мыслей, но и целые изречения тех времен кажутся буквально переведенными с Норвежского на язык Человеков, нередко с сохранением тех же слов во всех оттенках Забалтийского их значения. Чувствуя всю важность и, для многих из нас, всю новость подобного факта, мы старались в этом переводе в точности придерживаться подлинника, большею частью следуя за ним даже в расположении слов перевода, и отступая только там, где ясность смысла и дух нынешнего языка, повелевали отказаться от принятого правила, под опасением сделаться смешными и скучными, или попросту, где не умели побудить трудностей. Таким образом, почти повсюду удержали мы в переводе Норманнские слова ряд, ряжение, рядить, ráð, ráða, ráðagørð, в тогдашнем их значении: они играли чрезвычайно важную роль в нашем политическом и гражданском быту, и составляют, так сказать, филологическое клеймо образа мыслей эпохи. Правительственные и военные термины того времени, были образованы по примеру Скандинавских терминов этого рода, или целиком перенесены из Норманнского в язык Русских Человеков, заслуживали также остаться в первобытном своем виде в переводе сказания XI века. Слово, например, государь, в смысле владыка, князь, есть верный перевод Скандинавского herr; но, вместо государь и государыня (dróttning), мы решились употребить старинные формы, господарь и господыня, встречающиеся еще в Литовском Статуте, писанном на языке Белорусском, или Русском. Люди, ljudi, lið, liðinn, в значении «воинов, солдат» и мужи, mað, в значении «рыцарей, дворян, офицеров», сохраняли у нас весьма долго свое Норвежское употребление; но мы сожалеем, что не могли также возвратить слову дружина настоящего его значения: оно слишком отклонилось от первоначального смысла, и в тех местах, где упоминается в подлиннике, мы принуждены были заменить его словом сотоварищество, подразумевая в нем «договор, условие, заключенное с иностранными воинами». Слово дружина есть буквальный перевод Норманского félag (Англ. fellow), и — что важнее, — в то же время буквальный перевод слова Варяги и варяжество, Væring, которое, по-видимому, есть само перевод, на другой диалект, того же слова félag, так, что Варяги и дружина суть выражения совершенно однозначащие. Мы будем иметь случай говорить ниже о происхождении и значении слова «Варяг». Предоставляя самим читателям дальнейший разбор сходства других старинных наших выражений с Нордманнскими, скажем только, что важный глагол тех времен, greiða, «жаловать, платить жалованье», от которого остались у нас производные гридин, гридня, то есть, «жалованники, лица получающие от казны жалованье, плату», — мы переводили всегда глаголом «отпускать» плату или пенязи (feð, pfenning), предпочитая это последнее наименование монеты Татарскому слову «деньги», которое в сказании XI века было бы слишком преждевременно и неуместно. (Старинное слово гридница значит палата, в которой жили или собирались гридни, чиновники или воины, получающие от казны жалованье, почти то же, что «казенная квартира» и принадлежащее казне здание). Для избежания подобного же илологического анахронизма, мы не употребляем слова отечество, ибо слово сие есть простой и позднейший перевод Латинского patria. Настоящее понятие отечества тогда еще было чуждо северным народам, как теперь оно чуждо всей Азии, и в Европе распространилось из книг Цицерона. Слово отчизна, которое, для разнообразия, принуждены мы были ввести в перевод, также не старое и заимствовано из Польского; но мы принимаем его только в смысле «вотчины, родины», land, а не «отечества», о котором тогда ни Нордманны, ни Славяне, не имели понятия.

2 Мудрые мужи, то есть, люди грамотные, умеющие писать, переписчики Саг и летописцы.

3 Чем-то получше каких-нибудь купцов. Мы желаем обратить внимание наших читателей на эту фразу: в ней одной заключается полное опровержение мысли некоторых историков; будто Нордманны сообщили нам «выгоды новой торговли и полезных для народа учреждений». Могли ли думать о сообщении выгод торговли люди, выражающиеся с таким презрением о купеческом звании, страшащиеся, при выходе из отечества, одного только — быть принятыми за купцов! Латинский переводчик Эймундовой Саги заменил союз ef (если) последнего предложения частицею at, чтоб (at vér þikim þa vera meiri enn aðrir kaupmenn), и перевел это место несколько иначе. Мы придерживаемся подлинника, считая эту поправку излишнею, ибо смысл ясен и с двумя условными союзами ef, а оборот несравненно оригинальные того, который находим мы в Латинском переводе. В следующем периоде союз ef, если, означает тоже простое вопрошение: легко привести множество примеров подобного употребления, которое впрочем не чуждо и другим языкам.

4 Мы просимся быть защитниками этого владения. Ежели где-либо, то в этой Саге слово Варяги Værengar или Væringjar, долженствовало бы встречаться на каждой странице, ибо повествователи сами служили здесь в звании Варягов, сами исполняли их должность: к удивлению, оно нигде не встречается, и кажется им неизвестным! Здесь и они, сами себя, и другие, в речах своих об них, называют их, не иначе как Нордманнами. Снорри упоминает о Варягах, Væringjar: но они только назывались так в Константинополе, и состояли не из одних Нордманнов, а из людей разных северных народов. До 1040 года это слово, по-видимому, было неизвестно Скандинавам. Шлёцер производил его от слова vaere, союз, и соображал это значение с наименованием иностранной стражи при Дворе Римских (Византийских) Императоров, Foederati, или Союзники. Но слово vaere употреблялось в этом смысле только в Англо-Саксонском и Гофском наречиях: в Скандинавском языке союз выражается словами skyldagi и máli. Все заставляет думать, что название Варягов, Варенги, Веринги, Væringjar, есть чуждое Скандинавскому языку, и что оно образовалось в Цареграде, гораздо прежде появления там первых Нордманнов. Каким же образом перешло оно к нам? Мы полагаем, что оно сделалось известным на Руси не прежде половины XI столетия; что ни Рурик, ни его товарищи, ни его наследники, до введения Христианской Веры в Киеве, не знали этого имени, и если оно присвоено им нашими Летописями, то единственно по невежеству первых летописцев. В первой только половине XI века, Скандинавы из Норвегии и Швеции бросились толпами путешествовать (чрез Россию) в Константинополь, чтоб служить там в звании Варягов, или Варенгов, Федератов, Союзников; а другие, обогащенные выгодною службою, возвращались тем же путем оттуда восвояси, — и без сомнения тогда только Нордманнов стали у нас называть Варягами: во времена Нестора это название было уже так обыкновенно, что всякой Скандинавец получал у нас имя «Варяга», слово Нордманн пришло в забвение, и Летописец, который сверх того любил употреблять наименования Византийские, нарек всех Норвежцев, даже самого Рурика, «Варягами». Поздность, простонародность, или, яснее сказать, несообразность этого имени, очевидны: Эймундова Сага, писанная в первой половине XI века, еще ничего не знает о Варягах на Руси. Здесь Нордманны служат еще не в качестве Византийских Варенгов, или Союзников, но под названием Варнарменн, Varnarmenn, «Защитников, Оберегателей» государства, и служба их, в договорах и трактатах, именуется landvarn «земле-защитою». Сага эта имеет для нас необыкновенную важность и по тому даже уважению, что здесь мы в первый раз видим в подлиннике тех, которых ученым просторечием XI века называем «Варягами»; в первый раз слышим их говорящих о себе, о своей службе и занятиях своих в нашем отечестве. Все содержание повести доказывает, что положение наших (так называемых) Варягов было совершенно различное от положения Варенгов в Византии: начальник Нордманнской дружины при наших Нордманнских (а не Варяжских) Князьях был в то же время начальник военной и тайной полиции. Эймунд исправлял именно эту должность при Ярославе и при Брячиславе. Не спорим, что слово Варяг, в подражание Византийскому придворному обычаю, в конце XI столетия было уже обще принятое наименование для иностранной стражи и при Дворах наших Князей, но не менее того ясно, что оно не Скандинавское и не могло быть принесено на Русь Нордманнами в то время, когда сами они еще его не знали: называть же наших Нордманских Князей Варяжскими и этот период Истории Варяжскими временами, значит то же, что говорить — Князья драгунские, времена гусарские, времена гренадерские, жандармские, и т. п., ибо «Варяг» есть название особенного рода войска. Между Варягом и Руриком или другим Нордманно-Русским Князем всегда такое же различие, как между господином и слугою.

5 Построить для них каменный дом и обить его красным сукном. Под словом «для них» Исландский текст понимает здесь только Эймунда и Рагнара. Красное сукно или багряница почиталось тогда предметом чрезвычайной роскоши, и подобные шпалеры доказывают большую пышность Новгородского Двора.

6 Если надеешься потом удержаться сам собою. Оборот довольно темный: он может относиться и к личной умеренности, и к защите владения. Последнее значение более логическое, но и первое довольно вероятное, соображая его с тем, что сказано выше о необходимости кроткого обхождения с братом. Однако ж, как дело идет о войне оборонительной, а не наступательной, то благовременное предположение умеренности в защищающемся не слишком согласно с существом обстоятельства. Выражение ef þú sér at þú getir haldit þik síðan — значит буквально: «если ты сам в себе можешь удержать тебя потом».

7 А его ряд ничтожен!.. Согласно сказанному выше, слово ряд употребили мы здесь в старинном его значении, распоряжение, мнение, совет, чтоб ближе выразить оборот Исландского текста, в котором то же самое слово ряд, rad употребляется совершенно в том же смысле.

8 Такое множество мужей, что долго было бы прописывать их имена. Издатели Саги замечают, что в этом месте перо сокращателя очевидно коснулось целости первоначального текста повести, и что в подлинном сказании имена убитых врагов, вероятно, всегда были прописаны.

9 9 Служа Конунгу щитом (опорою) в ряжении и грабеже. Грабеж, добыча, herfang, есть техническое слово Саг для означения всякого военного похода.

10 Тогда я избираю, что наш торг уничтожен! Требование золота, вместо серебра, могло по справедливости ужаснуть Ярослава. По прежнему договору, они получали только по унции серебра на каждого мужа, а начальники ладьи по полторы унции.

11 Собралась к нему большая рать из вольных поселян. Слово bonda, употребленное здесь для означения состояния людей, из которого набрано было войско Ярослава, весьма достойно примечания. Скандинавские Саги делают большое различие между bonda, и trölle; первые были поселяне, пользующиеся личною свободою, и притом владельцы земель; вторые были невольники или крестьяне, крепкие земле. Бонды пользовались всеми политическими правами, были призываемы на вече и могли носить оружие. Кажется, что местные Человеки, или покоренные Руссами Словяне, были обращены ими в это состояние, не дворянское, но среднее между благородным происхождением «от Русского рода» и холопством, или рабством. Вообще устройство общества в той эпохе, кажется, было у нас совершенно Скандинавское.

12 Они помчались быстро в военном порядке. Слово «порядок» отнюдь не принято нами в строгом его значении. В подлиннике указано hermannlika, т. е. военно-образно.

13 Об Эймунде. В этой именно главе примечается пропуск весьма значительной части первоначального текста Саги, или, лучше сказать, глава эта есть не что иное, как неискусное слияние начала одной главы с концом другой, весьма отдаленной, но описывавшей подобное же происшествие, так, что все повествование, заключавшееся между двумя этими пределами, попросту выкинуто сокращателем, который не принял даже на себя труда согласить конец главы, созданной им из двух отрывков, с ее началом. До известного места, которое означим мы ниже точками, рассказ ясен, правилен, и ничто не поражает читателя несообразностью с предыдущим; но с того места, все начинает противоречить сказанному в первой половине главы, многие предложения делаются непонятными, от того, что очевидно относятся к выпущенным обстоятельствам, и даже в разговорах встречаются лица, о прибытии которых на сцену прежде ничего не сказано. Даже, слишком общее заглавие главы не много сходствует с ее содержанием, и, кажется, выставлено наобум, или осталось от рассказа о совершенно другом обстоятельстве. Bсе эти противоречия и несообразности отметим мы в своих местах, чтоб оправдать твердое наше убеждение в том, что пропуск действительно последовал в этой главе.

14 И мы называем это безрассудным. Здесь тоже должно быть пропущено несколько слов. Но настоящий пропуск гораздо ниже.

15 Большой пропуск. Этот пропуск обнимает весь период Польской войны. По первобытному подлиннику Эймунд вероятно сказал здесь Князю, что Бурислав (Святополк) находится теперь в Пулилянде, Польше. Быть может, что Нордманны в этом месте поссорились с Ярославом, и не помогали ему в борьбе с Польским Королем. С другой стороны, если они по-прежнему оставались в его службе, как эта борьба была весьма неудачна для Князя и немного принесла чести Нордманнам, то ее происшествия могли быть рассказаны в подлинной Саге сокращенно и неясно. Во всяком случае, нельзя предполагать, чтобы сражение при Альте, в котором несомненно Нордманны участвовали, было в ней умолчано. Сокращатель Саги пропустил его вместе с прочим, мы думаем, единственно по незанимательности для него этого происшествия, сходного в существе своем с двумя другими, уже выше описанными, и перешел прямо к тому, что более действовало на его воображение, именно, к случаю, по которому узнали в Киеве, что Святослав находится у Половцев, тогда, как полагали, что он ушел между Чехи и Ляхи. В следующих строках речь идет уже об этом: время и обстоятельства уже совсем различны с содержанием первой части главы.

16 Он провел зиму в Туркландии, то есть, в Турции, у Турок или Половцев. В начале главы действие происходило скоро после сражения с Бярмийцами, которое, по содержанию предшествующего рассказа, случилось весною. Ярослав говорит там о недавнем подвиге Нордманнов, Эймунд упоминает о раненых и потерявших оружие в сражении, и Князь полагает, что после такой победы и взятия княжеского знамени брата, все будет спокойно,—а здесь повествование уже переносится за пределы зимы. Эпоха очевидно совсем другая! В прежних главах, когда прошло лето или зима, о том ясно было упомянуто, ибо главный интерес повествователей относится везде к расчету в жалованье за выслуженное время, а здесь сказано было только — til enn einhvern tíma, что бесспорно означает весьма короткий промежуток времени после сражения.

17 Он хочет отступиться от христианской Веры. Нельзя не согласиться, что все содержание носит на себе отпечаток величайшей подлинности, и что повествователи очень коротко были знакомы со всеми подробностями современной Русской Истории. Почти не возможно сомневаться в том, что Святополк был весьма дурной Христианин: озлобление Духовенства против него отразилось в Несторе со всею силою, и оно не могло иметь другого основания, кроме колебания его в Вере, принятой Владимиром, и опасения, возбужденного им в Духовенстве, увидеть возврат язычества. Люди, которые так хорошо знали положение дел России, не могли невежеством своим до такой степени запутать картины происшествий, случившихся при их глазах, и смешение двух отдаленных фактов очевидно есть дело чужой руки.

18 Рагнар сказал. В начале главы один Эймунд пошел в присутствие Князя: тут является Рагнар, о котором прежде ничего не сказано!

19 Улучшить жалованье согласно тому, как прежде решено между нами. Не нужно, кажется, объяснять, что эти слова явно относятся к выпущенным из текста событиям. Ни тех двенадцати месяцах, ни о решении увеличить жалованье, не было и дела в первой части главы. Латинский переводчик, чтоб исправить смысл, сказал — in proximos duodecim menses; но Исландский текст говорит не о будущих месяцах, а о þessa 12 mánuði, о тех 12 месяцах, — подразумевается, о которых сказано выше.

20 Усердно и более всех поощряют вас к защите. Весь этот период очень темен в подлиннике, ибо намекает на какое-то обстоятельство, исключенное из текста при сокращении. Мы старались сколько возможно яснее выразить мысль сочинителя, не отступая от формы его оборота, — и не слишком в том успели. Латинский переводчик передал другими словами, но едва ли вразумительнее: Scio quidem multos corum, qui spiculis hostium objiciuntur, ad hoc paratos fore; nescio autem, ut se in ipso discrimine praebituri sint, qui nunc hanc rem maxime suadent. Впрочем, настоящий смысл этого периода вещь неважная: дело в том, что в первой части главы Ярослав ничего не знал о месте пребывания брата, был уверен, что он убит, и упрекал Эймунда словами: как может он знать лучше других людей, имеющих достоверное сведение о смерти Святополка? — а тут Эймунд предостерегает его не слишком полагаться на тех, которые теперь «всех более» (mest eggja) советуют ему защищаться против брата! Бесспорно, начало главы и это место принадлежат к двум совсем различным эпохам и предметам. Несколько строк ниже встречаем мы другое выражение, которое делает эту истину еще яснейшею. Там сказано, что все удивлялись, почему Ярослав не собирает войска, когда опасность угрожает ему более, чем когда-ли6о. Следственно пребывание Святополка у Команов и его приготовления были всем известны, а судя по началу главы, никто не долженствовал бы знать об этом.

21 Потому, что никогда конца не будет этим суматохам. Эти слова могут относиться только к длинному ряду происшествий, который неминуемо должен быть весь пропущен после начальных строк главы, ибо до тех пор говорилось единственно о первом нападении Святослава на брата с Бярмийцами, о самом начале суматохи. Никогда конца не будет — явно намекает на длинную и несчастную войну с Болеславом.

22 Ни настраивать к личному сражению, ни порицать кого-либо. То есть, что он готов сражаться с войском своего брата, но на лице его посягать не хочет, и не мешается в это дело.

23 Затем они отправились домой, в свой дворец. Опять обстоятельство, существенно обнаруживающее, — что действие этой части главы происходит не только в другое время, но и в другом месте. В начале оно происходило в Киеве, у Ярослава, между ним и Эймундом только. Потом, в их разговоре появился Рагнар. Теперь Рагнар опять исчез, и Ярослав с Эймундом едут вдвоем во дворец, и еще домой: употребленное здесь слово heim, домой, восвояси, ясно показывает, что теперь они находились вне города. Всех этих обстоятельств, кажется, слишком достаточно для удостоверения всякого в той истине, что пропуск значительной части старинного текста случился именно в этой главе, которою сокращатель хотел заштукатурить как-нибудь сделанный им пролом в древнем рассказе.

24 Около половины пополуденного времени, то есть около шести часов пополудни.

25 Государственную палатку landtjald, то есть, Княжескую палатку. У всех древних народов, и позже у Восточных, были ставки особенного рода для предводителя войска: у Турецких народов они даже имеют особое наименование, отак, которым, как и своею пышностью, отличаются от обыкновенных палаток чатыр, или шатров.

26 Рогнвальд и Биорн, вы, Исландские мужи! В подлиннике находится Исландская выноска, в которой сказано, что Рогнвальд и Рагнар есть одно и то же лице. Нам кажется это толкование натянутым: оно придумано единственно для пояснения исковерканного текста, но отнюдь его не поясняет. Гораздо вероятнее, что, в выражении — Rögnvaldr og Björn ok þeir hinnir íslenzku menn (Рогнвальд Биорн и те Исландские мужи) союз ok (и) излишен, и что, вместо þeir (те) должно читать þér (вы), то есть: Рогнвальд Биорн, вы Исландские мужи! Что здесь речь идет только о двух лицах, в том нет ни малейшего сомнения, ибо ниже говорится: третий же муж, и проч. Да и по расчету числа людей, выходит то же: два человека поставлены были у дерева; третий держал веревку; четвертый должен был ударить её рукояткою топора; пятый с Эймундом пошел задевать концом веревки шатер Святослава; итого, 6 человек. Эймунд говорит: когда, устроим мы, — следственно, с ним был по крайней мере один человек; а если бы Эймунд сперва хотел идти туда один, то и так, об одном остающемся по расчету человеке, не мог бы он сказать: и те Исландские мужи. Он пошел туда с Рагнаром: и так Рогнвальд есть совсем другое лицо, родом Исландец, тогда, как Рагнар был Норвежец. Выноска подлинника очевидно имеет в виду согласить это место с другим, находящимся ниже, где сказано, что Эймунд отправился к Княжескому шатру с Рагнаром и Биорном, тогда как прежде с Биорном упомянут был Рогнвальд, но этот труд со стороны комментатора был совершенно напрасен: Эймунд с Рагнаром могли взять Биорна от дерева, у которого был он поставлен для пособия им в работе, и отпустить его благовременно опять к дереву. Самая форма оборота показывает, что Биорн пошел туда с ними в противность прежнему распоряжению. Текст изъясняет: Биорн тоже пошел с Эймундом и Рагнаром, а следуя объяснению комментатора, следовало бы сказать: Эймунд пошел с Рагнаром и Биорном.

27 Начали рядить. То есть, посоветовались друг с другом; условились, что должно делать.

28 Потом истекло лето и зима. Мы должны, в подтверждение сказанного нами выше, обратить внимание читателей на это выражение: везде, где нет пропуска в тексте, ясно упоминается о временах года, проведенных Нордманнами в службе Русского Князя. Как война с Брячиславом началась, по Несторову летосчислению, в 1021 году, а по содержанию Саги, спустя год после убийства Святополка; то смерть последнего следует отнести к 1020 году, если только Несторово летосчисление заслуживает безусловное доверие, — что весьма сомнительно.

29 Воспоминание об убийстве брата великое дело. В подлиннике сказано — at mikils var at minnast um bróðurdrapist, что значить буквально: что велико было воспоминать (или помнить) о братоубийстве. Латинский переводчик изъяснил: Erant, qui representarent, quam gravis esset fraternae caedis memoria. Кажется, что ученый переводчик Саги понял эти слова в том смысле, будто братоубийство унижало Князя в глазах народа. Но братоубийство было тайное, и весьма не многие о нем знали; притом, подобные происшествия не считались тогда столь важными у народа, привыкшего к зрелищу разного рода семейных злодеяний. Придерживаясь точного значения слов подлинника, мы понимаем это место так, как изъяснили в переводе, то есть, что противники Нордманнов, знавшие тайный их поступок, говорили Князю, что он не должен держать при себе тех, присутствие которых напоминает ему совершенное ими убийство его брата. Дальнейший рассказ вполне, кажется, подтверждает предпочитаемый нами смысл этой лаконической Фразы: Эймунд, в оправдание себя, потом лукаво упрекает Князя, что согласие на это злодеяние было дано им самим.

30 Вот был бы хороший ряд, если бы можно было срядить его — то есть, Эймунда. Мы сочли нужным удержать эту фразу в Русском переводе во всей ее Скандинавской дикости, с условием, объяснить ее читателям в Примечании. Она показалась нам очень живописною, ибо резко изображает дух времени, и обнаруживает настоящий смысл слов ряд, рядить, ряжение срядить, беспрестанно выходивших из уст героев X и XI веков; глагол срядить, afráða, принят здесь в смысле слов спровадить, извести, уходить, которых не хотели мы употребить, потому что они, особенно первое и последнее, гораздо новее в Русском языке, быв заимствованы из Польского. Поэтому, ряд и рядить значило в то время то же, что коварство, хитрость, хитрить. Арабские Писатели, особенно Ибн-Батута, свидетельствуют, что Руссы славились коварством своего характера: впрочем, это недостаток или добродетель всех варварских народов.

31 С Ярлом Рогнвальдом Ульфовичем, Ярл (Граф, Боярин) Рогнвальд Ульфович, Rögnvaldr Úlfsson, есть лицо, совершенно различное от Рогнвальда Исландца, упомянутого в предшествующем описании братоубийства. Ярл Рогнвальд был двоюродный брат Ингигерд, служил тоже Ярославу с дружиною своих Нордманнов, и в последствии получил от него небольшой удел.

32 Он умнее Конунга. Достойно примечания, что такое Нордманны называли умом: Эймунд хотел сказать этим, что эта Шведка коварнее своего супруга.

33 Мы поплывем вдаль с ними. Надобно думать, что они говорят здесь похищении Княгини и Рогнвальда, а не его людей, ибо — что пользы увозить с собою наемных убийц, которых могли они истребить на месте. Следующий за этими словами ответ Эймунда очевидно относится к Княгине и ее товарищу.

34 Мир между братьями. Самое заглавие этой статьи, которое невзначай говорит нам о мире, ничего не сказав о войне, извещает уже, что содержание древнего текста нарушено, и что опять начинаются сокращения. В самом деле, новый, весьма значительный пропуск, который означим мы ниже, вторично лишает нас важной части повествования. Но здесь представляется одно замечание. Нордманны очевидно пришли к Брячиславу еще до нападения его на Новгород. У Нестора это событие падает нечаянно, как молния, в Историю: неизвестно, ни каким образом, ни по какому поводу, Брячислав вдруг наступил на сильного тогда Ярослава, уже соединившего под свою власть два огромные удела, тогда как в продолжение всех несчастий новгородского Князя сидел он смирно, и не думал его тревожить. Тихий и неблистательный характер Брячислава, изображенный им самим в скромных ответах Эймунду, делал бы это событие еще загадочнейшим, если бы дело не объяснялось само собою. Поводом к нападению на Новгород были без сомнения Нордманны, перешедшие к нему от Ярослава. Чтоб отомстить последнему, Эймунд, кажется, подстрекнул спокойного Полоцкого Князя разграбить Новгород, ручаясь ему в успехе предприятия. О совершенном разбитии Брячислава, возвращающегося с добычею в Полоцк, можно по справедливости сомневаться, тем более, что в словах Нестора заметны здесь некоторая сбивчивость и противоречие. Ярослав мог отбить у него часть добычи, но не поразил главных его сил. Войны тогда оканчивались, как теперь в Азии, одним проигранным сражением; а с Брячиславом война еще продолжалась, и кончилась не в пользу Великого Князя. Должно еще заметить, что именование Брячислава братом Великого Князя и все неисправности выражений относительно к родству Русских Князей суть погрешности сокращателя, который прибавил от себя наименования глав.

35 Значительный пропуск в тексте. В этом месте должно, по нашему мнению, быть помещено внезапное нападение Брячислава на Новгород. Позволительно предполагать, что, отпустив Киевских послов, Полоцкий Князь и Эймунд решились воспользоваться временем и, пока Ярослав успеет собрат войско и выступить в поле, нанести ему удар в Новгороде. Сокращатель Саги пропустил описание этого нападения и последовавших за тем сражений, и от первых приготовлений к войне перешел прямо к романическому событию, которое предшествовало заключению мира. Вникая в дух его рассказа, при пособии самой обыкновенной проницательности легко можно приметить, что допущенные им пропуски сделаны не наудачу, а обдуманы и приведены в действие систематически. Он выбрасывает повсюду описания обыкновенных сражений и набегов, как неинтересные для Исландцев, ибо они происходили в чужой и неизвестной им стране, и удерживает только описания необыкновеннейших случаев и романических событий, в которых дерзкий и фантастический характер Нордманнов объявляется в полной своей занимательности. Так, изо всех войн Ярослава со Святополком и его покровителями, он избрал только сражение при Любече, потому, что оно было первое и притом лестное для его героев, защиту Киева против Бярмийцев и умерщвление Святополка. Из войны с Брячиславом он сохранил одно похищение Ингигерды пример почти столь же отчаянного молодечества Нордманнов, как и убийство Брячислава, выпустив все, более или менее обыкновенные, военные события. Впрочем, это общий дух Саг, обработанных в XIII столетии; они уже не составляли живой современной Истории для своих слушателей, но были только предметом приятного чтения, и те, которые их переписывали, более заботились об их занимательности, нежели о верности древнего их содержания. Сокращатель Эймундовой Саги, соединяя начало происшествия с его концом, склеил их краткою повестью о назначении Брячиславом места, где должно было происходить сражение. Эта невинная повесть вероятно прибавлена им самим, ибо она совершенно в духе старинных военных понятий Скандинавии, где враждующие стороны нередко определяли поле брани с общего согласия, или вызывали врагов своих явиться с войском в указанное ими место, хотя, с другой стороны, этот обычай существовал и у здешних Нордманнов, или Русских Конунгов, всегда страстно придерживавшихся военных и правительственных обыкновений прежнего своего отечества. Как бы то ни было, мы все еще обязаны многим этой главе: она по крайней мере открывает нам причину войны с Брячиславом, и дает понятие об ее окончании, — чего никогда не узнали б мы из наших летописей. По несчастию, то, что здесь выпущено, не может даже быть пополнено последними, как в прежнем пропуске. Девять строк, которые Нестор посвятил всему этому событию, так сбивчивы, наполнены такими противоречиями, что нельзя извлечь из них ничего логического. Вот его слова: В лето (1021) прииде Брячислав на Новгород, и зая Новгород, и поим Новгородцы и имение их, и прииде к Полоцку опять. И пришедшу ему ко Судомери реце, Ярослав в седьмый день из Kиева постиже и, и победи, и Новгородцы вороти к Новугороду, а Брячислав побежа к Полоцку. Как же это? Брячислав однажды уже пришел к Полоцку, уже воротился домой с Новгородцами, и вслед за тем Ярослав настиг его у реки Судомери, в Псковской губернии! Нестор, кажется, не слишком был тверд в Географии России. Сверх того, как можно предположит, чтобы Ярослав прошел в семь дней около 1000 верст, от Киева до Судомери? Как ни чудесны были времена средних веков, но ни какое войско не в состоянии ходить по 150 верст в сутки. И еще: Новгородцы уже были приведены в Полоцк, а Ярослав воротил их назад от берегов Судомери! Объясняйте это место, как угодно, все-таки не выведете вы ничего правдоподобного. Одно лишь следующее предположение было бы способно несколько уменьшить запутанность, — именно, что были две отдельные экспедиции; что Брячислав сперва ограбил Новгород и воротился в Полоцк с добычею, а потом уже вышел на встречу Ярославу, — только не на реку Судомер, ибо она не по дороге в Киев. Когда непременно захотим удержать эту реку, тогда нужно принять вместе и показание Саги о назначении места сражения, и думать, что Брячислав определил берега Судомери полем брани. Что касается до Новгородцев, то они, вероятно, были возвращены не с поля сражения, но по трактату. Ярослав мог одержать в стычке поверхность над Полоцким Князем, но Нордманны решили войну в пользу последнего похищением Ингигерды, и Великий Князь, чтоб обратно получить жену, которая имела большую власть над его характером, принужден был согласиться на условия, выгодные для Брячислава и для самого Эймунда. Последнее видно из Саги; догадки о первом предоставляем собственному соображение всякого.

36 Ибо лучшее дело в беде отсрочка. Это выражение подтверждает и существование пропуска, и сказанное нами в предыдущем Примечании, что Ярослав одержал только поверхность над Полоцким Князем, но не разбил его совершенно, и последний быль еще в состоянии защищаться. Слово в беде ясно доказывает, что они претерпели поражение и находились в сомнительных обстоятельствах. Необходимость замедления дела и самое средство, к которому прибегнул Эймунд, чтоб нанести чувствительный удар Ярославу не оружием, но хитростью, обнаруживают отчаянное их положение. Наши монашествующие летописцы систематически скрыли от потомства все участие женщин в событиях этой эпохи; оне однако ж найдя здесь, как и в Скандинавии, большое влияние на дела общественные, что можно видеть из дальнейшего содержания главы, и что мы уже видели выше, когда супруга Ярослава взялась срядить Эймунда. Заметим еще, что, отпуская Ярославовых послов, Эймунд сказал: Они, я думаю, скоро увидят наш ряд! Нельзя, Кажется, сомневаться, что эти слова намекают на Новгородскую экспедицию, и значат, что Эймунд с Брячиславом разграбят Новгород прежде, нежели Ярослав спохватится. Но этого ряду не видно в Саге: он пропущен; Брячислав и Нордманны стоят и ничего не делают; они принуждены выдумывать уже другой ряд. Сокращатель выкинул этот первый ряд с явным умыслом, и предпочел ему другой ряд, гораздо забавнее первого, о том, как Эймунд, в воздаяние за свою обиду, решился срядить Ингигерду.

37 Семь ночей. Выражение — мы простояли семь ночей (дней) с ратью, также весьма достойно примечания. Не смешал ли Нестор этих семи дней со временем похода Ярослава из Киева?.. Это очень вероятно. Разбирая описания Любецкого сражения у Нестора и в Саге, мы заметили в предыдущей книжке Журнала, что разные, брошенные наудачу слова летописца действительно напоминают приводимые Исландцами обстоятельства дела, но что у него все перепутано, недосказано, или одно принято за другое с удивительною небрежностью. Мы поставили и в этом месте несколько точек, ибо подозреваем, что и здесь произошел какой-нибудь пропуск в тексте. Предыдущий период не вяжется с последующим. В первом сказано семь ночей, а во втором говорится не в осьмую ночь, но в одну ночь, eina nótt, совсем неопределенно. Легко быть может, что, после этих семи ночей, воспоследовало сражение, согласно сказанному у Нестора, постиже и в седьмой день (только не из Киева, а «простояв семь дней» в виду друг друга), и что происшествие, случившееся «в одну ночь», относится к позднейшему времени.

38 «Будешь ли доволен, имея и вперед то, что имел досель?» — «Да!» — ответил Конунг. Это место также подтверждает некоторым образом прежнее поражение Брячислава.

39 Ты должен взять равную часть наследства. Обратим внимание на эту Фразу: она показывает, какие именно соображения служили основанием договору. Из нее видно, что единодержавие не было ни в понятиях, ни в правах тогдашних наших Князей; что области только случайно соединялись под скипетром одного властелина, и соединялись не для основания прочной Державы, но только для того, чтобы соединивший их имел право разделить их опять по своему произволу; что, наконец, Скандинавская система Уделов была тогда у нас единственное политическое правило, почитаемое священным и ненарушимым. Удел Святополка был завоеван Ярославом, но другие Князья не признавали ему прав завоевателя, и, как скоро первый скончался, последние требовали раздела его наследства по равным частям. На этом основном понятии коренного закона заключен и договор с Брячиславом, и сам Ярослав, кажется, не отвергал справедливости подобного требования, коль скоро был принужден к тому обстоятельствами. Эта черта бросает большой свет и на причину внезапного восстания Мстислава на Великого Князя: очевидно, он тоже домогался раздела Киевского владения по смерти Святополка. Если Ярослав, как ниже увидим, предоставил по договору большие выгоды Брячиславу и Эймунду, то единственно для того, чтоб соединить их силы со своими, и тем воздвигнуть грознейший оплот неизбежным притязаниям других Князей.

40 Я не подавал совета, чтобы вам не было оказываемо должное уважение. Ответ весьма искусный, истинно дипломатический: мы принуждены были к его началу прибавить несколько слов, не для того, чтобы сообщить ему другой смысл, но чтоб сделать вежливый Скандинавский лаконизм понятнейшим для всех вообще читателей. Впрочем, Эймунд сам был Князь и воспитан лучше других.

41 Что Господыня находится в Нордманнской дружине. Должно заключить из соображения предыдущего ответа с этими словами, что оказание должного уважения Ингигерде состояло в том, чтобы, для чести Великой Княгини, скрыть от народа похищение ее ночью, — и она явилась войску не пленницею Брячислава, но среди Нордманнской дружины, как будто добровольно прибывшею к своим землякам с предложением посредничества. Подобное соблюдение приличий делает поистине честь Северу XI века.

42 Она сказала Конунгу Ярислейфу. Здесь также сокращен рассказ: по-видимому, выкинуты все предварительные сношения с Ярославом и прибытие его к месту переговоров.

43 Владеть Кунигардом с податями и сборами. Слова с податями и сборами показывают, что Киев был уступлен Брячиславу не в полное и безусловное его владение, — ибо в таком случае не нужно было бы и говорить, о податях и сборах, — но только в управление от имени Ярослава с присвоением управителю известных выгод, в вознаграждение притязаний его на часть наследства Святополкова. В самом деле, видно и по Нестору, что с тех пор Ярослав уже проживал в Новгороде, а не в Киеве, настоящей столицы начальника династии, а Летопись говорит, что он правил Киевом посредством своих наместников (мужей). Этим наместником мог быть Брячислав, по крайней мере пока Мстислав не прогнал его оттуда, восстав на них обоих за присвоение себе этою сделкою всего наследства Святополкова. Известно, что в 1026 году Ярослав принужден был поделиться этим наследством также с Мстиславом. Впрочем, не надо принимать имени Кунигард в точном смысле города Киева: оно у Скандинавов означает и Город, и всю область, то есть, весь удел Киевский. Слова — владеть Кунигардом, так же легко могут заключать в себе смысл — владеть частью Кунигарда, или Киевского удела, как и Киевом. Текст присовокупляет, что Брячислав по этой сделке удвоил пространство своих владений: присоединением всего Киевского Удела к Полоцку, он не удвоил бы, а впятеро увеличил бы свои владения. Надобно помнить, что сокращатель, не знающий географии России, не мог даже и соблюсти точности в выражениях и понять эту сделку во всех ее подробностях: если в древнем тексте говорилось о каких-нибудь неизвестных ему областях, принадлежащих Кенугарду, и уступленных Брячиславу, он счел кратчайшим и яснейшим сказать, что уступлен был Кенугард, подразумевая в этом слове и часть, и целое. Одно, что с некоторою достоверностью можно заключить из его слов, — это, что Ярослав в самом деле уступил Брячиславу несколько областей в виде удовлетворения за право Полоцкого Князя на часть оставшегося после Святополка наследства, подобно тому, как потом уступил другую часть Мстиславу, и что Брячеслав почти удвоил пространство своих владений.

44 Пользоваться всеми земскими сборами, какие там положены. То же самое замечание вполне применяется и к этой статье. Дважды повторенное слово там относится, по нашему мнению и по точному смыслу подлинника, к области, лежащей подле, а не к Полоцку. Чем более Сага приближается к концу, темь яснее заметно нетерпение сокращателя скорее окончить рассказ, который сжимает он в общие и тесные выражения; но самое наименование области лежащей подле, ясно показывает, что речь идет здесь о двух различных предметах, — о Полоцке и об этой области. Эймунду предоставлено было быть Конунгом, или Князем, только там, в области, лежащей подле, а не в Полоцке. Можно полагать, что Брячислав, получая Киев в условное содержание, управление Полоцком предоставил Эймунду с теми же ограничениями, то есть, что он будет править им от имени Брячислава, а, в воздаяние оказанной им услуги и в возврат принимаемым им обязанностей, о которых сказано ниже, дал ему какой-то город (подле лежащую область), со званием Князя и с особенными, но тоже условными, преимуществами. Предположение это получает еще большую вероятность от обстоятельства, что Ярл Рогнвальд Ульфович, двоюродный брат Ингигерды, получил при этом случае такую же область, именно, город Альдегиоборг, которым скорее могла быть Нарва, нежели Ладога. Впрочем, если уже осмелимся противоречить в этом отношении мнению ученого Латинского переводчика Саги, то скажем утвердительно, что дело идет здесь только об области, лежащей подле, þar ríki er þar liggr til, а не о Полоцке, ибо в дальнейших условиях об образе Эймундова княжения повторяется только то же самое слово ríki, область, а о Полоцке не говорится более ни слова: «Если Эймунд оставит после себя наследника, то и он имеет княжить в той области, at því ríki; если нет, то она возвратится к обоим братьям. Итак эта область, ríki, сверх того еще составляла общую, или по крайней мере спорную, собственность Брячислава и Ярослава, и очевидно была независима от Полоцка, на который последний не имел ни какого права. Следственно Эймунд, и по нем Рагнар, были не Polteskiae dynastae, как то сказано учеными издателями Саги, но dynastae (владельцы) этой неизвестной области ríki er þar liggr til, лежащей подле, которой имя исчезло под рукою сокращателя. Может статься, мы во зло уже употребляем дар человеческой проницательности, — нам однако ж хочется еще подвести это место под одно выражение второй главы Саги, чтоб не только извлечь новое доказательство для нашего мнения, но и разгадать настоящую мысль сокращателя. Во второй главе, сокращатель или сочинитель, представляя Эймунда увещевающим своих людей отправиться в Россию, в том месте, где Норвежский витязь объясняет им состояние дел Гардарика по смерти Владимира и раздел Империи, положил ему в уста следующие слова: а третий (Брячислав) правит Полоцком и всею тою областью, которая там лежит подле, ok þat ríki allt, er þar liggr til. Примечательно, что совершенно одни и те же слова употреблены в начале и в конце сказания, и нет сомнения, что как там, так и тут, говорится об одной и той же области, которою, кажется, была Ливония. Сочинитель или сокращатель Саги, упоминая в первый раз о Брячиславе и Полоцке, тотчас присовокупил, что сверх того, он владеет еще подле лежащею областью, — а для чего? — для того, что эта область была важна для повествователя; что она уже предназначалась Эймунду; что он должен был говорить о ней в конце своего сочинения, и в самом деле говорит о ней потом теми же как прежде, словами. Он очевидно с намерением упомянул о ней во второй главе. И так Эймунд получил не Полоцк, а эту область. Показав таким образом существование связи между началом и концом сказания, которой Латинский переводчик не приметил, и ясный намек в обоих местах на ту отдельную область, с самого начала повести уже предназначенную играть особую роль, приступим к чистой Филологической Критике, и постараемся объяснить решительно, что текст отнюдь не говорит того, чтобы Полоцк был отдан даже в управление или княжение Эймунду, что, напротив, он утверждает, что этот город остался в руках Брячислава, а Эймунд получил только подле лежащую область; что, наконец, Латинский переводчик невольно был приведен в заблуждение неправильно поставленными точкою с запятою, которые должны стоять двумя словами ниже: известно, что в самых древних рукописях не употреблялись знаки препинания, и что они прибавлены к текстам позднейшими переписчиками, нередко весьма произвольно. Вот подлинные слова текста: Она сказала Конунгу Ярислейфу, что ему держать вперед самую лучшую часть Гардарика, то есть, Гольмгард; а Вартилафу владеть Кенугардом, который есть другая самая лучшая область, с податями и сборами, то есть, вдвое более области, нежели как он имел прежде, (здесь должна быть запятая, а не точка с запятою, как в Исландском тексте) — нежели Полоцк, (здесь точка с запятою, вместо запятой, поставленной в текст)— а ту область, которая там лежит подле, иметь Конунгу Эймунду: halfu meira ríki, enn hann hefir aðr haft, (запятая), enn Pallteskju; (точка с запятой); ok þat ríki, er þar liggr til etc. В тексте, напечатанном в Копенгагене, точка с запятою напротив поставлена после haft, а после Pallteskju стоит запятая, которая впрочем была бы вовсе не нужна, если б следующее предложение соединялось логически или грамматически со словом Pallteskju, ибо здесь следует союз ok (и), и по смыслу, сообщенному переводчиком целой Фразе, выходит — а Полоцк и область лежащая подле. Вся запутанность произошла оттого, что частица enn значит в то же время и нежели и но, а, употребляясь произвольно вместо en (но, а), потому, что правописание Исландских Текстов весьма непостоянно, и нередко на одной и той же странице встречаются enn вместо en и en вместо enn, так, что почти нет на то правила. Как здесь попались два enn, одно очень близко другого, и второе enn было неправильно отделено от первого точкою с запятою (halfu meira riki, enn hann hefir aðr haft; enn Pallsteskju, ok þat ríki, er etc), то Латинский переводчик первое enn понял в смысле нежели, а второе в смысле а, и вышло — вдвое более области, нежели он (Брячислав) имел прежде; а Полоцк, и ту область, которая, и проч. Напротив, перенеся точку с запятою после слова Pallþeskju, Полоцк, и соединив оба enn в одну Фразу (halfu meira ríki, enn hann hefir aðr haft, enn Pallteskju, ok þat ríki, er etc.), получается смысл весьма простой и ясный — вдвое более области, нежели как он имел прежде, нежели (как) Полоцк; а ту область, которая лежит подле иметь Конунгу Эймунду. Логика, История и Филологическая Критика, вполне утверждают эту легкую и естественную поправку в знаках препинания, а достоверность ее оправдывается и самым устройством периода: в начале его, где говорится — Ярославу иметь лучшую часть Гардарика, повествователь тотчас присовокупил пояснительное выражение — то есть Гольмгард, здесь также, сказав — вдвое более области, нежели как он имел прежде, подобным же образом спешит он пояснить — нежели как Полоцк.

45 Ярислейфу быть Конунгом всего Гардарика. Эти слова вполне оправдывают приведенное нами в примечании 43-м предположение. «Ярислейфу быть Конунгом (Князем) всего Гардарика» — несомненно значит, что Ярослав остается при своем звании Великого Князя Киевского, и следовательно Киев принадлежит ему, а Брячислав получает только часть Киевского Удела, условно, с правом пользоваться податями и сборами, и, само собою разумеется, с обязанностью быть всегда готовым доставлять ратных людей первому, под главную команду Эймунда.

46 Конунг Вартилаф жил не более трех зим». Пропуск нескольких строк или смешение обстоятельств опять исказили подлинник в этом месте. В тексте сказано — «Вартилаф жил не более 3 зим: тогда он захворал и умер»; вероятно, в древнем тексте было здесь упомянуто еще о каком-нибудь происшествии, случившемся гораздо позже, после которого, спустя 5 года, умер Брячислав, ибо после заключения мира он жил еще 3 года, и умер, по Нестору, в 1044. С другой стороны, быть может, что в списке Саги по ошибке поставлено 3, вместо 23. Но правдоподобнее всего, что, при сокращении, два разных обстоятельства небрежно слиты в одно, то есть, что в древнем подлиннике могло быть сказано, что Брячислав жил в Киеве или владел уступленною ему частью Киевского Удела не более трех зим; потом случилось то-то, и проч.; тогда он захворал и умер. Вообще, в Сагах никогда не должно искать верности эпох. Все, что относится к лицам, что составляет биографию героя или картину его подвигов, бывает сохранено в них в целости; обия события, напротив, всегда показываются сбивчиво, или искажены невежественными сокращателями, не находившими в них ничего для себя занимательного, и часто даже позволявшими себе переделывать их по-своему. Лучшим доказательством нового пропуска в тексте и искажения смысла служит период, непосредственно следующий за этим показанием. В нем сказано: «Но Эймунд владел своею областью и умер не стар». Следственно, Брячислав был изгнан из уступленной ему части Киевского Удела, и умер довольно стар.