О книгах — нецерковных и антицерковных

О книгах, литературе в жизни христианина хотелось бы сказать особо. Бытует мнение, что человеку воцерковленному стоит ограничить круг своего чтения литературой аскетической. Но если мы посмотрим на жизнь духовных писателей, самих авторов аскетических творений, то увидим, что их интерес распространялся на самые разные области знаний.

Если мы обратимся к жизнеописаниям святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, от нас не скроется тот факт, что их учителями были языческие философы. Если возьмем святителей Феофана Затворника или Игнатия (Брянчанинова), то это также были люди широко образованные, разбиравшиеся и в искусстве, и в медицине, и в общественной жизни, и в современных проблемах как таковых. Или можно вспомнить, например, преподобного Нектария Оптинского, который уже в скиту прочитал практически всю библиотеку мировой литературы. Преподобный Серафим Саровский в беседе с купцом Николаем Мотовиловым рассказывал:

«Вот, ваше Боголюбие, вчерашнего дня мы положили с вами мне помолиться Богу, что Он изволит сказать: мне ли исцелить вас Его благодатию, как Он прошлого года мне удостоил то сделать, или отпустить вас в Воронеж, я так и молился Богу. Но Господь открыл мне всю вашу жизнь от рождения вашего и до успения вашего». «Что же в ней 6удет со мною?» – воспросил я.

И он отвечал: «Этого Господь не велел мне сказывать вам, потому что в таком случае вы ни во грехах ваших виноваты не будете, ни в правде вашей не за что будет награждать вас.

– Одно вам скажу и главное, что если бы не Сам Господь и Божия Матерь возвестили мне о вашей жизни, то я бы не поверил, чтоб могла быть такая жизнь на земле. Ибо мне Господь сказал, что у вас в жизни все духовное с светским и все светское с духовным так тесно связано, что ни того от другого, ни этого от того отделить нельзя, и что за всем тем Он Сам изволил назначить вам такую жизнь, и что будущее человечество сим лишь путем пойдет, если захочет спастися, и что на все это есть Его собственная воля, и что поэтому-то лишь Он дозволяет мне открыть вам нечто из жизни вашей, чтобы от трудности пути вашего вы без того не погибли бы вовсе»

«Я, ваше Боголюбие, - продолжал он - плохо учен грамоте, так что с трудом подписываю мое имя, а грамматике и вовсе не учился, однако же читаю не только по церковной, но и по гражданской печати борзо и так скоро, что книги по две или по три мог прочитывать и прочитывал в сутки. А память такую имею, от Господа мне данную, что, пожалуй, могу вам от доски до доски все наизусть прочитать – такую сильную память Господь Бог мне изволил пожаловать.

Так я хотя и плохо учился грамоте, а грамматике и вовсе не учился, но знаю очень много и более многих ученых людей, потому что много тысяч книг содержу в свежей памяти…

В нашей саровской библиотеке, мню я, тысяч пять с половиною будет экземпляров, а в иных, как, например, в Ролленевой Истории, перевод Третьяковского тридцать томов. И я всю нашу библиотеку прочитал, так что даже и книгу о системах миров, и даже Алкаран Магометов, и другие подобные книги читал.

В иных книгах, вот, например, у Третьяковского, тяжел язык, но я смысла добивался, мне хотелось все узнать, что на земле делается и что человеку Бог на веку своем узнать допустил, потому что подобает и ереси знать, да их не творить, и Сам Господь говорит в Библии: Егда умножится ведение, тогда откроются тайны.

У господина Соловцева две тысячи пятьсот книг русских, и их прочитал все до одной;

у Аргамакова господина тысячи полторы книг, и его библиотеку всю прочитал;

у княжен Бибичевых они благодетельствуют же Саровской пустыни – и их книги все прочитал;

у братии и отцов святых нашей обители у кого тридцать, у кого семьдесят все брал на прочтение и все прочитал.

Неудержимая, ваше Боголюбие, была у меня охота к чтению, и все эти книги прочитал, духовные и светские, и все хорошо обсудил, потому что я не столько читал, сколько рассуждал о прочитанном, и все соображал, что и как получше бы для Богоугождения сделать.

И это не велехвалясь говорю, а чтобы вы знали твердо, что я много на земле сущего знаю, а Бог и недоведомые тайны Свои сверх того открывает, как и о вашей жизни открыл, а все-таки жизни, подобно вашей, нигде я не вычитал, а если б Бог не уверил меня в ней, что она именно такая, что и десять житий святых угодников Божиих вместе сложить и десять жизней великих светских людей, каковы Суворов и другие, вместе сложить, то и тут во всех их двадцати жизнях еще не все то сбылось, что с вами с одним сбудется то я не поверил бы, чтобы все то могло в самом деле так быть. Но мне Господь именно так сказал. И я верую, что слово Его непреложно и все то будет так, как мне открыто, а из сего нечто и вам самим дозволено открыть.

(Полный текст записок здесь http://www.omolenko.com/biblio/motovilov.htm?p=0#toc10)

Есть и много других примеров. И мы можем увидеть, что служение многих подвижников — особенно миссионерское — опиралось на их кругозор, на базу полученных прежде знаний.

Вы помните, наверное, евангельские слова о некоем книжнике, который, будучи научен Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое (Мф. 13, 52). Вообще, если у человека есть какая-то культурная, интеллектуальная база, это зачастую помогает ему избежать в своей христианской жизни многих ошибок, поскольку ему известен, скажем так, определенный набор прецедентов: в чем вообще ошибки человеческие заключаются, к чему они приводили и приводят. И для такого человека очень легко, естественно спросить себя: «Не ошибаюсь ли я?». Словом, культурный опыт человека являет собой некую вспомогательную конструкцию, которая весьма полезна для него.

Я помню, как в том же начале 90-х часто звучал вопрос: «Может ли христианин читать стихи? Может быть, из поэзии стоит читать только Псалтирь?». Может быть, и я даже скажу, когда. Если Псалтирь стала для человека единственной поэзией, утешающей его и услаждающей, то за томик стихов можно уже не браться. Но если мы просто по неразумию такой огромный пласт культуры, как поэзия, из своей жизни выкинули, ничто не мешает нам его вернуть обратно.

Могу сказать, что у меня в жизни есть целый ряд «светских» книг, которые мне дали колоссально много. Это, например, романы Торнтона Уайлдера — «День восьмой», «Мост короля Людовика Святого». Это произведения Грэма Грина, который был, безусловно, человеком далеко не безгрешным и всю жизнь от этого страдал. Это роман Артуро Переса-Реверте «Кожа для барабана, или Севильское причастие», который многие считают антиклерикальным, но при этом я убежден, что он может принести человеку верующему большую пользу.

Вообще, необязательно читать только тех авторов, которые пишут о Церкви исключительно хорошо. Для меня, к примеру, стала открытием книга Уильяма Лобделла «Теряя веру», в которой автор, американский религиозный журналист, пишет о том, почему он не стал членом Католической Церкви, разочаровался в католицизме и потерял христианскую веру: она дает колоссальную пищу для размышлений, готовит к разговору с людьми сомневающимися, колеблющимися, разочаровавшимися.

Читая ее, я не мог не вступать в мысленную полемику с ее автором. И эта книга еще раз укрепила меня в убеждении, что если вера у человека подлинная, ее невозможно потерять оттого, что что-то в окружающем нас мире или в Церкви не так. Всё Евангелие говорит нам о том, что вокруг нас всегда всё будет не так, поскольку мы по-прежнему живем в том самом мире, который Христа распял.

+++

Подводя итог, хотелось бы сказать, что в этом мире невозможно знать всё, но тем не менее, возможно овладеть механизмами узнавания всего. И эта универсальность мышления, универсальность познания должна быть христианину нашего времени, на мой взгляд, обязательно присуща. Это важно потому, что без этого трудно быть человеком сильным, трудно быть человеком мужественным и трудно быть человеком по-настоящему искусным. И в христианской жизни, и в жизни как таковой.