Восстания у Мидилпю и Стамбула 2 страница

«И пошли мы, — сказано у И. Мошкина, —... на Шпанскую землю, и дал нам Господь Бог доброй ветер, и чинили мы два паруса, и пошли... мы через Белое море, и шли мы... 7 дней и 8 нощей...» В итальянской брошюре этот путь описан более подробно, хотя и здесь не сказано ни слова о том, как повстан­цы проходили опасные Дарданеллы. «Лишь только окончиласьбитва и водворился порядок, тотчас все бросились к веслам ипринялись гресть изо всех сил; они быстро помчались по морю, тем более что дул попутный ветер. Они непрерывно работали веслами...»

По пути встретили «турецкую фелюку, в которой плыли семь человек турок; последние, увидев одну из своих галер, прибли­зились к ней, спрашивая, нет ли на пути христианских кораб­лей. Один из русинов, выдавая себя за турецкого начальника, ответил им, что кораблей христианских в море нет, и ласково пригласил их к себе, предложив угощение. Но когда они взошли на галеру, то русины разразились громким хохотом, турки же с крайним прискорбием увидели себя неожиданно в плену». Оче­видно, и Дарданелльский пролив корабль повстанцев прошел под видом обычного турецкого судна, нигде не останавливаясь. На восьмой день плавания разразился страшный шторм, на галере поломало 17 весел и раздробило руль, и «вследствие этого беглецы должны были сократить путь, они пристали к берегу в гавани Мессине».

Встретили их не особенно сердечно. «Шпанские земли ино­земцы», писал И. Мошкин, «стали нас... призывать и призвали нас... в город, и зазвали нас в одну палату, и приставили к намсторожу, и воду нам... продавали. И я... не мог в том ничего учинити, потому что ранен и обгорел и два месяца лечился...» Галеру со всем содержимым («со всеми животы») и турецких пленников у бывших рабов отобрали, по выражению И. Мош­кина, «совсем ограбив душею да телом», и прибывшие «не мог­ли ничего учинити».

По выздоровлении руководитель восстания, какой сам за­мечал, «стал писать Шпанские земли до воеводы, чтобы нас... из своей земли отпустил в православную христианскую веру. И он нас пустить не хотел, и давал нам гроши и платья, и жало­ванья, чтобы мы служили шпанскому королю... мне... давал Шпанские земли король по 20 руб. на месяц, и мы ему служить не захотели». В конце концов власти отпустили большинство «русинов» на родину, дав им «лист вольной», но все-таки семь человек задержали силой, посадив в тюрьму.

И. Мошкин, казаки и русские люди переправились из Си­цилии через Мессинский пролив на Апеннинский полуостров и по территории Калабрии и Кампании направились к Риму. «И шли... наги и босы, и голодны...» В Риме «у папы приимали сокрамент» (благословение), и там же ватиканские врачи сдела­ли операцию Г. Кирееву, который до того «лежал... при смерти 2 месяца», — извлекли из раны наконечник стрелы.

Из Рима путники пошли на Венецию, а оттуда в Австрию. «Цесарь, — писал И. Мошкин, —... был нам рад и звал нас на службу, и давал нам жалованье большое, а мне... поместье...» Из Австрии через Венгрию они пришли в Варшаву. Польский ко­роль, говорится в челобитной И. Мошкина, «велел нам дати пити и есть, дал нам пристава своего, королевского коморника Андрея Заклику и... подводы, мне... на дорогу дал 10 руб., а товарыщам моим всем по 2 руб., и вез на подводах до Вязьмы». По дороге к группе примкнул еще один русский, Степан Лукьянов, который сообщил, что взяли его «в полон литовские люди в мос­ковское разоренье маленька», что он трижды пытался бежать из Польши, но его настигали, и один из «литовских людей» при этом его «порубил топором, а другой саблею».

Уже на «государевых», царских подводах путешественники доехали из Вязьмы до Москвы, где и подали царю челобитную с описанием своего подвига и странствий. «И шел я... с товарыщи своими, — писал И. Мошкин, — через многие земли наг и бос, и во всяких землях призывали нас на службу и давали жалованье большое, и мы... христианские веры не покинули и в иных зем­лях служить не хотели, и шли мы... на твою государскую милость». «Милосердый государь царь и великий князь Михайла Федорович всея России! — просил герой. — Пожалуй меня... с моими товарыщи за нация службишка и за поденное нужное терпение своим царским жалованьем, чем тебе, праведному и милосердому государю, об нас, бедных, Бог известит».

21 июня 1643 г. царь «пожаловал» — повелел И. Мошкину и другим бывшим стрельцам «дать корму по 2 алтына, а достальным всем детям боярским по 8 денег, казакам по 7, пашенным крестьянам по 6 денег». Отмечено было лишь то, что они «свободились без окупу», а их героизм и мужество, необычные и тяжелые приключения были оставлены без внимания. Я. Бы­ков, не нашедший в родной Москве ни одного своего «родимца» («всех побили литовские люди в московское разоренье, а иные померли») и вынужденный скитаться «меж двор без приюту, го­ловы приклонить негде», просил, «чтоб... напрасною смертью не умереть», постричь его в монахи одного из монастырей «без Вкладу». Михаил Федорович удовлетворил просьбу человека, который провел 6 лет в литовском плену, 10 лет в крымском и еще 20 лет на турецкой галере. По государеву же указу бывших невольников отослали «под начало к патриарху для исправле­ния для того, что у папы приимали сокрамент», и они затем «в монастырях под началом были».

Надо полагать, донские казаки из Москвы вернулись на Дон и запорожцы из Варшавы в Сечь. Но дальнейшая судьба никого из участников восстания неведома, кроме, может быть, Р. Ка­торжного. Около четырех лет он служил в Палермо (по Ю.А. Мыцыку, в 1642—1647 гг.), затем вернулся на Украину, принял ак­тивное участие в освободительной войне 1648—1654 гг., отли­чился на дипломатическом поприще⁴², был наказным нежинским полковником.

«Автор рассказа, — пишет об итальянской брошюре 1643 г. В.Б. Антонович, — неизвестен, но можно догадываться по его содержанию, что он составлен... Сильвестром... которого дея­тельность во время подготовления восстания невольников осо­бенно тщательно оттенена». Публикатор второго издания той же брошюры на русском языке также считает, что этот «отчет» составлен, «по всему вероятию, итальянцем Сильвестром». У М.А. Алекберли есть замечание, что брошюра и челобитная И. Мошкина — это «два документа, весьма вероятно, написан­ные двумя участниками одних и тех же событий».

Однако у нас есть сомнения в авторстве Сильвестра в связи с его юным возрастом и тем, что подобные сочинения обычносоставляли лица, имевшие отношение к литературе. Кроме того, мы не находим в тексте какой-либо особенно значительной «от-тененности» действий Сильвестра, а внимание, проявленное к нему как соотечественнику, участвовавшему в замечательном деле, вполне понятно. Брошюра составлена, может быть, на ос­новании рассказа Сильвестра или кого-то другого, а скорее все­го нескольких из участников восстания, среди которых могли быть и сам И. Мошкин, и казаки⁴³.

Вернемся здесь к вопросу, который уже затрагивался и имеет отношение к антиосманской борьбе казаков за Босфором. Не­вольникам, добившимся свободы и попавшим в Италию, пе­ред возвращением на родину обычно предлагали службу на ме­стных флотах и в армиях, особенно в Венеции и владениях ис­панского короля. И. Мошкин и его донские и русские товарищи, как мы видели, устремились на родину, но некото­рые казаки по разным причинам принимали подобные пред­ложения, как тот же Р. Каторжный, вернувшийся домой по известию о начале войны с поляками. Ю.А. Мыцык предпо­лагает, что подобно украинскому казаку, возможно, остались на итальянской службе и еще некоторые участники восста­ния И. Мошкина.

Запорожцы и донцы могли появляться на флотах Австрии, великого герцогства Тосканского, Ордена мальтийских рыца­рей, у ускоков⁴⁴. Обратим внимание на сообщение М. Нечаева, правда, выходящее за рамки XVII в., о том, что когда француз­ское судно, на котором паломник направлялся с Кипра в Яффу, было осмотрено мальтийскими корсарами, среди последних ока­зались «2 человека наших русских людей». В этой связи любо­пытно наблюдение, сделанное в 1980-х гг. одним украинским моряком на Мальте. В соборе Св. Иоанна он обнаружил пора­зительную скульптурную композицию — надгробие XVI— XVII вв., где изображены умерший господин и двое его слуг. Первый из них — «с угодливой ухмылкой раб, который покорно ожидает распоряжение от хозяина», а второй — запорожский казак. «На нас глядит волевое, гневное и одновременно исстра­давшееся неволею лицо. Оселедец на голове, напряженные мыш­цы тела, в глазах — тоска... Полоненный, проданный в рабство, но непокоренный»⁴⁵.

Некоторые ученые пытаются связать реальные восстания рабов на турецких галерах с замечательной украинской думой о бывшем запорожском гетмане Самийле Кишке (Самойле Кош­ке), оказавшемся в плену на галере молодого трабзонского князя Алкан-паши. Гребцы этого корабля — запорожские казаки и, возможно, донцы (в конце произведения есть не мотивирован­ная предыдущим описанием здравица в честь Войска Донско­го) — под руководством С. Кишки подняли восстание у крым­ского порта Гёзлева, в другом варианте — у Трабзона, одержали победу, «гуляли» на захваченном корабле по Черному морю вплоть до Стамбула, а затем пришли к острову Тендре, где встре­тили запорожскую заставу, сожгли галеру и благополучно вер­нулись в Сечь⁴⁶.

У П.А. Кулиша есть замечание о том, что «один из запорож­ских пиратов, черкасский козак Сулима» завладел галерой «по­добно кобзарскому Самуилу Кишке». Позже этот историк, на­зывая И. Сулиму, как в львовской летописи, Самуилом, уподо­бит бунт под его руководством «тому, который воспет в кобзарской думе о Кишке Самийле». М.С. Грушевский также считает, что восстание И. Сулимы было «в том роде, как описа­но в думе о Самийле Кишке», и добавляет: «Та подробность, что львовский летописец называет Сулиму Самийлом, могла бы по­казывать на то, что его путали с легендарным Самийлом Киш­кою».

В. Науменко высказывает другое мнение: в итальянской бро­шюре о восстании 1642 г. «нельзя не видеть очень многих мест, совершенно сходных с рассказом думы», — и приводит эти об­щие мотивы. Ренегат Микула помогает бунтовщикам, и ренегат из думы Лях-Бутурлак после победы восставших помогает им в дальнейшем плавании, а в одном варианте, заведуя, как и Ми-кула, провизией, оказывает помощь и в подготовке бунта. Побе­дившие невольники одинаково обманывают встретившиеся ту­рецкие суда, выдавая себя тоже за османское судно. Анти-паша сравнивается с Алкан-пашой из думы с учетом «естественного искажения имени». Сходны описания богатой галеры в брошю­ре и думе. Пашей в ходе обоих восстаний убивают, а тела их сбрасывают в воду. Заметим, что это еще не полный список «со­впадений», и к наблюдениям автора можно добавить некоторые другие сходные моменты, например, восстания 1642 г. и С. Киш­ки происходят глубокой ночью, а в руках рабов в обоих случаях оказываются сабли.

Какже, по В. Науменко, могла возникнуть дума? С. Кишка находился в турецком плену, и в народе об этом «ходили тол­ки... которые, может быть, облеклись даже в песенную формулу, впоследствии совершенно утратившую свой первоначальный вид». «Возвратившиеся из плена вместе с героем италианскогосказания Симоновичем, конечно, рассказывали об этом собы­тии; рассказ переходил от одних к другим, с места на место, быть может, от одного поколения к другому; личность и имя малоизвестного Симоновича забыты, а в то же время жила в па­мяти народной личность героя Самуила Кошки, и ничего нет удивительного, если с течением времени рассказ о забытом Си­моновиче приурочен кдолгопамятному Самуилу Кошке, также бывшему в плену...»

«В общем, — говорит В. Науменко, — факт остался тот же, но дополнен фантазией, а может быть, и еще какими-нибудь неведомыми нам историческими случаями, бывшими с други­ми лицами, и, таким образом, до известной степени пересоз­дался».

Иными словами, считает автор, восстание, описанное вдуме, имело место в действительности, однако это событие произош­ло не с С. Кишкой, а с другими лицами в 1642 г.; народная же фантазия приурочила реальное восстание к «своему герою» и перенесла время события. «В таком виде предания эти, видоиз­меняясь и пополняясь новыми подробностями — то как обще­типическими приемами певцов, то как заимствованиями от дру­гих фактов однородных, распространились в целую думу...» Так бунт 1642 г. «подал повод к сложению думы о Кошке».

В.Б. Антонович согласно с В. Науменко полагает, что ита­льянский рассказ о восстании «Симоновича» имеет «много аналогичного с содержанием... думы» и потому предоставля­ет «некоторые данные для уяснения вопроса о происхожде­нии оной». Публикатор второго русского издания итальян­ской брошюры также высказывает мнение, что события вос­стания 1642 г. послужили основой для создания думы, но она перенесла действие из XVII столетия в XVI и главную роль приписала С. Кишке.

С такой постановкой вопроса не согласен Ю.А. Мыцык. Он замечает, что фольклорист Б.П. Кирдан указал на отсутствие в повествовании о восстании 1642 г. ряда подробностей, которые встречаются вдуме. По Ю.А. Мыцыку, бросается в глаза родство данного произведения с рассказом итальянского же автора о другом восстании — 1627 г. Вполне совпадают главные сюжет­ные линии и даже немало подробностей. В обоих случаях вос­стание вспыхивает, когда паши с половиной команды или с це­лой командой сходят на берег. М. Якимовскому, как и С. Киш­ке, разрешается днем ходить без цепей. Первый убивает потурнака-итальянца Мустафу и сбрасывает труп в море, а второй делает то же с Ляхом-Бутурлаком (т.е. потурнаком). Во вре­мя обоих восстаний часть турок убивают, а других выкидывают за борт.

Историк добавляет, что среди героев думы, как и в восстании 1627 г., действует Марко — бывший войсковой судья Марко Ру­дый (вариант: черкасский судья Марко Грач) и что М. Якимовский попал в плен в 1620 г. под Цецорой — там же, где и С. Кишка. «Есть даже основания считать, — пишет Ю.А. Мыцык, — что Марко Якимовский и Самийло Кишка были одним и тем же ли­цом». Согласно заключению историка, дума воспевает именно восстание 1627 г.

Выскажем наше отношение к изложенным мнениям. Что касается восстания И. Сулимы, то наименование последнего Самийлой, конечно, производит впечатление, но, не распола­гая подробностями этого возмущения, мы не имеем возможно­сти сравнивать его с «думским» восстанием. Относительно же «схожести» восстания 1642 г. и событий думы следует сказать, что некоторые из общих элементов характерны и для других вос­станий галерных рабов и что, главное, между сравниваемыми возмущениями есть существенные различия, о которых В. На­уменко специально не говорит.

Это разное число невольников (по думе, их350 или420,ане 277) и экипажа (700 турок, а не 250, и 400 янычар, а не 40), раз­ные места восстаний в разных морях по обе стороны Босфора, разное начало восстаний (в думе нет никакого взрыва, сыграв­шего решающую роль в 1642 г., но С. Кишка достает из-под го­ловы напившегося Ляха-Бутурлака ключи, рабы размыкают ими оковы, захватывают сабли и бросаются на турок) и разный ко­нец (плавание победивших невольников по Черному морю, за­тем к Тендре и возвращение в Сечь совершенно не соответству­ют путям возвращения на родину повстанцев И. Мошкина) и др. Добавим к тому же, что В. Науменко, не зная, кто такой «Симонович», считает его украинцем и поэтому в попытке вы­яснить происхождение думы «совмещает» слабую известность в народе этого человека с популярностью С. Кишки.

Мы видим также значительные различия многих деталей думы и восстания 1627 г. В думе опять-таки показано совершенно другое число рабов, не фигурируют женщины, бывшие на борту галеры во время восстания М. Якимовского, возмущение про­исходит не в Эгейском, а в Черном море, восстание начинается не так, как в 1627 г. (в частности, паша возвращается до бунта на галеру, а не остается на берегу), вдуме отсутствуют уход восставшего корабля из порта под огнем пушек и погоня, прекращен­ная штормом, события заканчиваются по-иному, чем у М. Яки-мовского, и др. Разумеется, дума ни словом не упоминает Ита­лию, занимавшую важное место в странствиях невольников и в 1627, и в 1642 гг.

Если расхождения в численности людей, участвовавших в событиях реальных восстаний и восстания думы, легко объяс­нить поэтическим преувеличением фольклорного произведе­ния, то с объяснением прочих «несхожестей» дело обстоит слож­нее.

Ю.А. Мьщык предлагает следующий вариант. Итальянский автор писал о восстании М. Якимовского «по живым следам», основываясь на свидетельствах повстанцев в Риме, а дума, хотя и складывалась на основе их же свидетельств на Украине, но зна­чительно позже. При этом трудно рассчитывать на то, что учас­тники восстания одинаково излагали события. Кроме того, нельзя забывать и о влиянии песенных традиций. Именно под их воздействием Эгейское и Ионическое моря заменены в думе Черным морем, которое часто упоминается в украинских исто­рических песнях, а малоизвестный порт Метеллино — Трабзо­ном, на который в первой четверти XVII в. «казаки ходили похо­дами чуть ли не каждые три года». Ю.А. Мыцык подчеркивает, что в фольклорных памятниках, где конкретные факты пропу­щены сквозь призму народного воображения, не следует искать абсолютной точности в изображении событий и хронологии.

Эти соображения резонны, однако, наш взгляд, не стоит забывать, что и в Черном море на турецких галерах случались восстания, и, как знать, не оказались бы они по сюжету и дета­лям ближе к событиям думы, чем средиземноморские возмуще­ния, если бы мы располагали такими же подробными описани­ями первых, какие имеем в отношении вторых. Между прочим, о восстании галерных рабов 1697 г. на пути из Гёзлева в Стамбул Н.И. Костомаров замечал, что оно «представляет такое сход­ство с тем, что описывается в думе о Самийле Кишке, что мы бы не затруднились признать тождество событий, если бы нас не удерживала хронологическая несообразность», т.е. значитель­ный разрыв между временем С. Кишки и последнего восстания. Наша точка зрения заключается в том, что дума вобрала в себя много типического из черноморских и средиземноморских невольничьих бунтов, которые все в определенной степени были похожи друг на друга, как похожими были условия существова­ния рабов на галерах. В. Науменко полагал, что восстание 1642 г. являлось уникальным, но чем больше мы узнаем о возмущениях невольников, тем больше отмечаем схожих элементов, общего, типического.

Впрочем, слабая изученность этих восстаний заставляет нас не исключать в конце концов и другой вариант, при котором в основе типизированных событий думы мог оказаться неизвест­ный нам реальный случай, действительно произошедший с С. Кишкой. В реальности восстания, возглавленного им, уве­рен В.А. Сэрчик. Биография гетмана почти совершенно не из­вестна, а источники содержат такие расходящиеся между собой известия, как смерть героя в 1602 г. и пленение в 1620 г.⁴⁷ Если последнее сообщение верно, то этот плен мог быть и не первым: В. Науменко замечает, что, согласно думе, С. Кишка вер­нулся из плена при гетмане Скалозубе, т.е. около 1599 г., и еще раньше В.Б. Антонович и М.П. Драгоманов относили события думы к этому году.

Однако и при таком варианте нет сомнений в том, что это «прекрасное произведение народного эпического творчества», «самая полная и художественная» из всех дум о судьбе неволь­ников, является памятником казакам-галерникам, поднимав­шим восстания и на Черном, и на Средиземном морях.

Подобные возмущения — чрезвычайно своеобразная фор­ма решительной вооруженной борьбы против османских насиль­ников и угнетателей. Казаки, русские люди, украинцы и пред­ставители других народов Европы в ходе восстаний проявили не сломленный страшными несчастьями дух и удивительный, до­ныне поражающий героизм. Поднимаясь на открытые выступ­ления, рабы шли на верную и мучительную гибель, ожидавшую их в случае неудачи.

Подвиги восставших тем более изумительны, что особо су­ровые условия содержания невольничьих экипажей на турецких галерах фактически лишали рабов самой возможности прямого сопротивления. Тем не менее невольники, скованные цепями, находившиеся под круглосуточной бдительной охраной, изну­ренные непосильной работой и постоянными истязаниями и, наконец, разноязыкие, использовали редкие счастливые слу­чайности и одерживали победы.

Восстания казаков и других рабов на турецких галерах за Босфором дают яркие образцы международной солидарности людей разной этнической и религиозной принадлежности в яростной, смертельной антиосманской борьбе. Победы, одер­жанные невольниками в этой борьбе, имели важное морально-психологическое, воодушевляющее значение как для самих ка­заков, так и для народов Средиземноморско-Черноморского бассейна, противостоявших агрессии Османской империи.

Сделаем выводы:

1. Война казачества с Турцией продолжалась и за Босфором. Иногда казачьи флотилии выходили в Мраморное море и дей­ствовали вплоть до Дарданелльского пролива, хотя вряд ли та­кие выходы были систематическими. По утверждению Эвлии Челеби, со стороны реки Сакарьи существовала угроза главному порту Мраморного моря Измиту, и она подтверждается реаль­ной обстановкой того времени.

2. Казаки, попадавшие в плен, превращались в рабов, поло­жение которых, особенно гребцов на галерах, было невероятно тяжелым. Скованные цепями и находившиеся под непрерыв­ной охраной, галерники тем не менее вели борьбу за свободу. Высшей формой этой борьбы являлись восстания на борту ту­рецких кораблей. Начиная с 1610-х гг. известно несколько та­ких восстаний в морях Средиземноморского бассейна.

3. Источники дают возможность подробно рассмотреть под­готовку, ход и особенности восстаний 1627 г. у острова Мидил-лю в Эгейском море и 1642 г. у Стамбула в Мраморном море. Не павшие духом рабы, воспользовавшись ослаблением бдитель­ности турецкой охраны и счастливыми случайностями, прояви­ли исключительный героизм и одержали победу, после чего при­вели свои корабли к испанским владениям в Италии.

4. Некоторые историки пытаются связать конкретные восста­ния галерных рабов со знаменитой украинской думой о восстании под руководством С. Кишки. Представляется, что дума вобрала в себя черты многих восстаний и является памятником всем каза­кам, принимавшим в них активное и героическое участие.

 

Примечания

¹ Сейчас моряки проводят границу Босфора южнее, между Ахыркапы и Кадикёем. В учебниках для мореходов и океанологов можно прочитать, что граница между Черным и Мраморным морями проходит по линии мыс Руме-ли — мыс Анадолу. Понятно, что подобные границы абсолютно условны и целиком зависят от представлений людей. Как указывалось, нынешнее ту­рецкое географо-административное районирование относит к Мраморно-морскому, или Стамбульскому, району вообще весь западный черноморский район, расположенный на европейском черноморском побережье Турции и на западной части азиатского, от Босфора до устья реки Сакарьи.

² В главе II приводилось соответствующее замечание С.Н. Филиппова.

³ Современный рейс Ростов — Керчь — Новороссийск — Стамбул по­крывает расстояние 740 миль, рейс Одесса — Стамбул 342 мили.

⁴ Когда в 1699 г. в османскую столицу на русском корабле «Крепость» прибыл посол Петра I Е. Украинцев, посол Франции заявил протест осман­ским властям, указывая, что право присылать послов в Стамбул на своих судах имеет только его страна, а представители других государств должны прибывать туда на турецких судах.

(⁵) { В оригинале нумерация сноски была пропущена. - OCR } Можно еще сказать, что Э. Шюц, публикатор изданного в 1968 г. анг­лийского перевода «Каменецкой хроники» Ахсента, видимо, также допус­кает казачьи плавания за пределами Босфора. Комментируя сообщение хрониста о бегстве в 1620 г. польского посла X. Отвиновского из Стамбула морем в Венецию, историк полагает, что посол при этом мог воспользовать­ся услугами казаков, однако не приводит никаких фактов или рассуждений.

⁶ О средневековом Средиземноморье см.: 577.

⁷ И.Ф. Быкадоров предполагает, что И. Каторжный возглавлял казаков в победоносном сражении с турецкой эскадрой из 10 галер у Керчи в 1616 г. и «после этой блестящей победы над 3-мя турецкими пашами получил про­звище Катаржного».

⁸В подтверждение сказанному добавим, что современник и «одно­фамилец» донского атамана белгородский казачий атаман Иван Федо­рович Каторжный, в свое время схваченный татарами на Северском Дон­це и проданный в Стамбул, долго состоял гребцом на османской галере, но сумел вернуться на родину. Д.И. Багалей правомерно связывает про­звище этого человека, который, вероятно, не участвовал в морских набе­гах, с его пребыванием на каторге. Ниже мы увидим, что украинский казачий деятель Роман Катиржный получит свое прозвище за активное участие в восстании галерных рабов. Вряд ли верно мнение В.М. Пуда-вова, что прозвище Каторжный появилось у донского атамана потому, что он именно на каторгах «отличался... в морских казачьих поисках». Утверждалось, что И. Каторжный «в своих морских поисках доходил до самого Константинополя», и это вполне могло быть, однако является лишь предположением.

⁹ В сражении при Лепанто в руки победителей попало 15,5 тыс. гребцов с турецких кораблей, в том числе 12 тыс. христиан, или 77 %. Надо полагать, многие из них являлись славянами. Впрочем, казаков среди этих рабов по условиям времени не должно было быть много.

¹⁰ Подробнее о положении рабов на галерах см.: 594; 625; 324, с.257— 263; 68, с. 221-222; 587, с. 20-29; 571, с. 57-58; 611; 629 и др.; вообще о положении рабов в Османской империи: 551, с. 147—149, 157; 571, с. 48—61. О рисунке XVI в., изображающем украинского раба-галерника, см.: 505.

11 Донские песни с мечтой казаков-невольников об освобождении с галер см.: 150, с. 128; 96, с. 480-481, 484.

¹² Ускоки имели некоторые общие черты с казаками. О близости этих сообществ друг к другу писали М. Бельский, венецианский дипломат Пьет-ро Дуодо и другие современники. Об ускоках см.: 292.

¹³ Обет сходить к гробу господню В. Полозов дал еще на галере, к Иерусалиму шел «чрез многия грады турския» в турецком платье, «что[б] негде... не задерживали», и после долгих странствий в конце концов сумел вернуться на родину.

¹⁴ Упомянем здесь уникальный случай бегства пленника не с галеры, а с берега на галеру. И. фон Хаммер сообщает, что при отплытии турецкого флота для вторичной попытки отвоевать у донцов Азов «население Кон­стантинополя получило зрелище казни одного русского раба, который при­надлежал к кладовой великого везира, бежал, смешался с галерными раба­ми флота, надеясь с флотом вернуться на свою родину», но был схвачен.

¹⁵ Эта мысль уже высказывалась.

¹⁶ Наша предыдущая датировка — около 1613г. И.Ф. Быкадоров не датирует точно это восстание.

¹⁷ Ю.А. Мыцык предпочитает говорить о восстании И. Сулимы отдель­но от восстания 1613г.

¹⁸ О гетмане см.: 514.

¹⁹ Во второй работе П.А. Кулиш исправляет 300 «положенных» турок на 300 захваченных.

²⁰ Это мнение уже излагалось. Ранее мы предполагали, что речь, воз­можно, идет об одном и том же восстании.

²¹ Тheatrum Euporaeum. Franckfurt am Mayn, 1707. 5. Тheil. S. 490. Бла­годарим Ю.А. Мыцыка за предоставленную информацию.

²² В литературе встречается неточная датировка восстания— 1654г.

²³ Согласно испанскому источнику, отряд возглавлял, напротив, Мех-мед, младший брат Касым-бея (Расимбека), губернатор «Дамиаты и Росеро»; четыре галеры имели назначение, крейсируя, охранять прибрежный район Александрии.

²⁴ У Ю.А. Мыцыка также Рахмет Радина, в испанском варианте Ramer Cadenne.

²⁵ Испанский вариант говорит о славянах, что это были русские, «обыч­но именуемые московитами». У Ю.А. Мыцыка в одной из работ фигуриру­ют два итальянца и англичанин. В.А. Артамонов со ссылкой на польского автора ошибочно говорит всего о 221 рабе, добавляя, что в их числе были три поляка, три грека, два англичанина и итальянец. 192 украинца, русских и поляка, упомянутые в нашей с Ю.А. Мыцыком работе, — результат ошибки в подсчете.

²⁶ Историк замечает, что казаки играли первостепенную роль в восста­ниях галерных рабов на Черном, Азовском, Эгейском и Средиземном мо­рях. На Эгейском море известно только одно, рассматриваемое здесь вос­стание.

²⁷ Основной источник — рассказ М.Т. Марнавизио (см. далее) — не сообщает точной даты события, но по тексту получается, что вся «одиссея» восставших заняла время с ноября 1627 по февраль 1628 г. Согласно ис­панскому варианту этого рассказа, бунт произошел 18 (8) июля 1628 г. В ча­совне Св. Розалии в Палермо есть сообщение, что повстанцы прибыли в этот город 7 декабря (27 ноября) 1626г. Поэтому мы ранее датировали восстание 1626—1628гг.

²⁸ По другим сведениям, примерно в миле.

²⁹ Испанский вариант: Мехмед высадился приблизительно с 60 турками.

³⁰ В испанском варианте повстанцы выехали в Рим 25 (15) августа.

³¹ Кай, понтифик в 283—296 гг., был по происхождению далматинцем. Не являлся ли кто-то из руководителей восстания выходцем из Далмации?

³² Немецкий перевод Ю.А. Мыцык определяет не только как сокра­щенный, но и небрежный.

³³ Рассказ о восстании см. также у Ежи Пертека. Восстанию посвящена поэма Александра Грозы «Марко Якимовский». У В.А. Голобуцкого опе­чатка в фамилии руководителя — Сакмовский.

³⁴ По сообщению И. Мошкина, восстание произошло «на Дмитрову субботу в 8-м часу ноши нынешнего 151 (1642. — В.К.) г.», а но названной итальянской брошюре — в 1642 г. «9 ноября, накануне св. Мартина... в полночь». В русском сообщении речь идет о «второй Дмитровке» (сулени-ках), т.е. о 29 октября (8 ноября). Разницу в один день с датой второго сообщения можно объяснить тем, что И. Мошкин и автор итальянского известия начинали отсчет суток с разного времени: первый — с восхода солнца, а второй — скорее всего с полуночи. Подробнее об определении даты восстания см.: 314, с. 163,170.