Дагестанский государственный театр драмы им. М. Горького

Содержание

[убрать]

· 1Биография

o 1.1Детство

o 1.2Война

o 1.3Театр. До Мышкина

§ 1.3.1В Москве

o 1.4После Мышкина

§ 1.4.1Уход из БДТ

o 1.5Малый театр и МХАТ

§ 1.5.1Возвращение на сцену. «Царь Фёдор Иоаннович»

§ 1.5.2С Ефремовым во МХАТе

o 1.6В кино и на телевидении

· 2Семья

· 3Творчество

o 3.1Оценки критиков и режиссёров

o 3.2Театральные работы

o 3.3Работы на телевидении

o 3.4Работы на радио

o 3.5Фильмография

· 4Награды и звания

· 5Примечания

· 6Библиография

o 6.1Книги Смоктуновского

o 6.2Литература о Смоктуновском

· 7Фильмография о Смоктуновском

· 8Ссылки

Биография[править | править вики-текст]

Иннокентий Смоктуновский родился в деревне Татьяновка Томской губернии (ныне Шегарский район Томской области); был вторым из шестерых детей в семье Михаила Петровича Смоктуновича (1899—1942) и Анны Акимовны Махневой (1902—1985)^[6].

Существует версия, что Смоктуновичи (польск. Smoktunowicz) происходят из древнего рода волынских шляхтичей и были сосланы в Сибирь за участие в восстании 1863 года^[7][8]; однако по свидетельству самого актёра, его прадед не был ни дворянином, ни поляком и сам он по крови белорус^[8]. В одном из интервью Смоктуновский о своём прадеде рассказывал: «Он служил егерем в Беловежской пуще и в 1861 году убил зубра. Кто-то настучал, и его сослали в Сибирь — вместе со всей семьёй»^[8].

Детство [править | править вики-текст]

Кеша Смоктунович (слева) с братом Володей и тётей Надеждой Петровной Чернышенко.

В 1929 году семья Смоктуновичей, спасаясь от голода, покинула деревню. Не желая идти в колхоз, родители Иннокентия переехали сначала в Томск, затем вКрасноярск, где жила родная сестра отца, Надежда Петровна, — в голодном1932 году, не имея собственных детей, она взяла к себе на воспитание Иннокентия и его брата Владимира^[9]. Отец, одарённый незаурядной физической силой, работал грузчиком в красноярском порту^[9]. С началомВеликой Отечественной войны он был призван в армию, воевал в составе 637-го стрелкового полка и в августе 1942 года пропал без вести^[10], как выяснилось позже, погиб^[11].

В 14 лет Иннокентий Смоктуновский впервые попал в театр — Красноярский драматический театр им. А. С. Пушкина; много лет спустя он рассказывал о первом увиденном спектакле: «Сейчас уже я понимаю, что это было просто дурно по вкусу, но тогда вышел потрясённый… Должно быть, я был очень добрым зрителем или во мне уже тогда заговорило нутро: попал домой»^[12]. Ещё раньше, в шестом классе, он начал заниматься в школьном драмкружке, которым руководил актёр Синицын. Однако после первого же публичного представления «Предложения» А. П. Чехова, в котором Смоктуновский играл Ломова, он был из кружка изгнан^[12].

Война [править | править вики-текст]

Когда отец ушёл на фронт, Смоктуновскому пришлось помогать семье: он учился в фельдшерско-акушерском училище, затем перешёл на курсы киномехаников, по окончании которых, в 1942 году, работал в размещённой в Красноярске воинской части и госпитале при ней^[12]. В том же году он поступил статистом в Красноярский драматический театр; много лет спустя актёр признался в одном из своих интервью, что научился подделывать театральные билеты: покупать билеты каждый день не было никакой возможности, а жить без театра он уже не мог^[12].

Гвардии сержант Иннокентий Смоктунович

В январе 1943 года Смоктуновский был призван в армию и направлен в Киевское пехотное училище, находившееся в то время в Ачинске. В августе того же года в срочном порядке он был отправлен без присвоения офицерского звания^[13] рядовым на фронт, на пополнение 75-й гвардейской стрелковой дивизии^[13][11].

В должности связного штаба 212-го гвардейского полка этой дивизии он участвовал в боях на Курской дуге, в форсировании Днепра, в операции по освобождению Киева. За то, что под огнём противника вброд через Днепр доставлял боевые донесения в штаб 75-й дивизии, был награждён первой медалью «За отвагу»^[13][14][15]. Но эту медаль Смоктуновский получит лишь через 49 лет, на сцене Художественного театра, после спектакля «Кабала святош»^[16].

В декабре 1943 года под Киевом Смоктуновский попал в плен, месяц провёл в лагерях для военнопленных в Житомире, Шепетовке, Бердичеве. 7 января 1944 года бежал из плена^[17], и в течение месяца его укрывала в своём доме бесстрашная украинская семья. «Может быть, именно здесь, — напишет позже Раиса Беньяш, — где с риском для собственной жизни люди вернули жизнь обессилевшему солдату, впервые узнал Смоктуновский реальную цену человечности»^[18]. Связь с членами этой семьи Смоктуновский сохранял до конца жизни^[19]. В том же доме он познакомился с заместителем командира партизанского отряда Каменец-Подольского соединения, в который и вступил в феврале 1944 года^[19].

В мае партизанский отряд объединился с 318-м гвардейским стрелковым полком 102-й гвардейской стрелковой дивизии^[20]. С этим полком, в должности командира отделения роты автоматчиков, гвардии младший сержантСмоктунович принимал участие в освобождении Варшавы; как сказано в приказе о награждении, за то, что в боях при прорыве обороны противника в районе деревни Лорцен 14 января 1945 года его отделение одним из первых ворвалось в траншеи противника и уничтожило при этом около 20 немцев, был награждён второй медалью «За отвагу»^[21]. Войну Смоктуновский закончил в Гревесмюлене^[22].

Театр. До Мышкина [править | править вики-текст]

Демобилизовавшись в октябре 1945 года, Иннокентий Смоктуновский вернулся в Красноярск; не имея ни ясной цели, ни поддержки, поначалу он намеревался поступить в Лесотехнический институт^[18], но старый приятель по школьному драмкружку сообщил, что местный театр организовал студию: «Будем вести лёгкую, приятную, весёлую, беззаботную жизнь»^[23]. Через тридцать лет, в зените славы, Смоктуновский скажет: «Было в моей жизни много всякого: и плохого и прекрасного. Одного только не было и, наверное, никогда не будет — лёгкости и беззаботности»^[23].

Хотя Смоктуновский бежал из немецкого плена, сам факт пребывания в плену отозвался в послевоенные годы: как «неблагонадёжный», он получил «минус 39» — запрет на проживание в 39 крупнейших городах^[23]. После недолгой учёбы в студии при Красноярском драматическом театре им. А. С. Пушкина (1945—1946), «не глотнув даже азбучных истин актёрской профессии»^[18], он набирался опыта в тех краях, дальше которых не ссылали^[24]: в 1946—1951 годах выступал на сцене Норильского Заполярного театра драмы, в котором служили преимущественно заключённые Норильлага, в их числе Георгий Жжёнов; именно здесь, в Норильске, в разгар «борьбы с космополитизмом», по требованию директора театра ему пришлось изменить фамилию^[25], — в 1966 году Смоктуновский подпишет Письмо 25 деятелей культуры и науки Л. И. Брежневу против реабилитации Сталина^[26].

В 1952 году актёр переселился в Махачкалу, где служил в Русском драматическом театре, в 1953—1954 годах жил вСталинграде и выступал на сцене местного Театра им. М. Горького. За эти годы ему довелось сыграть Белогубова в «Доходном месте» А. Островского и даже Хлестакова, дважды — в Махачкале и в Сталинграде^[27][28]. Римма Маркова, видевшая его Хлестакова, много лет спустя говорила: «Жаль, что позже Смоктуновский практически не играл комедийные роли, он мог делать это блистательно»^[29].

В Москве [править | править вики-текст]

Мечтая о театре более высокого уровня, в начале 1955 года Смоктуновский, по совету Риммы и ЛеонидаМарковых^[30], отправился в Москву, показывался едва ли не во всех столичных театрах, но ни один не заинтересовал^[27]. «Он был не нужен, — писал А. Смелянский, — и по справедливости: „ментальность“ артиста была на редкость не подходящей для репертуара той поры. Ему некого было играть. Высокий, худой, с прозрачными голубыми глазами и светлыми, чуть вьющимися волосами, с каким-то завораживающе-странным голосом, которым он как бы не управлял, испуганной, осторожной „тюремной“ пластикой… Артист с такими данными был безнадёжен для тех пьес, что определяли репертуар»^[24].

В конце концов Смоктуновский был принят на внештатную работу, с оплатой за выход, в Театр им. Ленинского комсомола, но и там ролей практически не имел и через несколько месяцев перешёл в Театр-студию киноактёра^[27]. Снимался на киностудии «Мосфильм» в массовках, в 1956 году сыграл первые небольшие роли — в фильмах «Убийство на улице Данте» и «Как он лгал её мужу»; наконец был замечен режиссёром Александром Ивановым, пригласившим никому не известного актёра на неэпизодическую роль Фарбера в фильме «Солдаты» по повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда»^[27].

По свидетельству самого актёра, покидая Сталинград, он сказал коллегам: «Если обо мне не услышите через пять лет, буду заниматься другим делом»^[31]. Главную роль своей жизни, круто изменившую его судьбу, Иннокентий Смоктуновский получил благодаря счастливому стечению обстоятельств: в 1957 году Георгий Товстоноговпригласил из Таллина режиссёра В. Я. Ланге для постановки «Идиота» в Большом драматическом театре; на ролькнязя Мышкина был назначен Пантелеймон Крымов, актёр столь же талантливый, сколь и недисциплинированный; не явившись на первую репетицию, он исчерпал терпение Товстоногова и был уволен^[32]; другого актёра на эту роль в труппе БДТ не нашлось, и Ланге вернулся в Таллин. Некоторое время спустя назначенный на роль РогожинаЕвгений Лебедев порекомендовал Товстоногову Смоктуновского, с которым вместе снимался в фильме «Шторм»; увидев актёра в роли Фарбера, Товстоногов пригласил его в БДТ и теперь уже сам взялся за постановку спектакля^[32].

После Мышкина [править | править вики-текст]

В роли князя Мышкина (БДТ, 1957)

Работа над ролью шла крайне тяжело: «Такого мучения в работе, такой трудности, — говорил актёр, — я и предположить не мог»^[33]. Но после премьеры «Идиота», состоявшейся 31 декабря 1957 года, Иннокентий Смоктуновский «проснулся знаменитым»; смотреть спектакль с необыкновенным князем Мышкиным люди приезжали со всех концов Советского Союза^[34]. Как отмечала А. Варламова, после знаменитых статей В. Г. Белинского о П. Мочалове в роли Гамлета трудно было вспомнить другой случай, когда бы критика зафиксировала и проанализировала едва ли не каждый момент существования актёра на сцене^[35]. И. Соловьёва и В. Шитова описали простой проход Мышкина—Смоктуновского из одной кулисы в другую перед закрытым занавесом, ставший одной из вершин роли: «Высокий и слабый, сутулый и непередаваемо изящный, с какими-то слишком лёгкими руками, с походкой, щемяще робкой и одновременно щемяще решительной, князь Мышкин шёл в иноземном своём платье, в толстых башмаках, с узелком, завязанным в клетчатый платок. Беззащитный, детски приветливый, строгий, вступал он в эту петербургскую жизнь, корыстную и горячечную, нёс сюда ясный и беспомощный свет своей души»^[36]. Этот Мышкин был для советского театра совершенно новым героем, востребованным «оттепелью»^[37].

По свидетельствам очевидцев, Смоктуновский с первого же появления на сцене, в вагоне поезда, возвращавшего его героя в Россию, убеждал зрителей в том, что Мышкин Достоевского — «такой и другим быть не может»^[38]. Впоследствии многие — и театральные критики, и режиссёры, и коллеги-актёры — называли спектакль Товстоногова самым сильным театральным потрясением в своей жизни^[38]. «Это был прорыв, взрыв, переход в новое качество не только ленинградского театра, но и всей нашей сцены», — писал об «Идиоте» десятилетия спустя А. Смелянский^[39]. Сам же Смоктуновский об этом спектакле говорил: «Я сыграл его двести раз, и если бы мне пришлось сыграть его ещё столько же, я бы и сам остался больным человеком»^[40]. Теперь актёра наперебой приглашали в кино — лучшие режиссёры Советского Союза; именно его хотел видеть в роли Андрея Болконского Сергей Бондарчук^[41].

После премьеры «Идиота» Смоктуновский проснулся не просто знаменитым, но «гением»^[42], между тем на сцене БДТ ему приходилось играть Дзержинского в погодинских «Кремлёвских курантах» и Сергея Серёгина в «Иркутской истории» А. Арбузова, схематично воспроизводившей конфликт «Идиота»^[43]. Партнёр по сцене, Павел Луспекаев, отметил тогда же, что играть Смоктуновский может и должен только в классике^[44]. Серёгина, по мнению критика, он сыграл «бледно и неинтересно», и причиной неудачи стало интуитивное неприятие среднего уровня, выше которого ни его герой, ни сама пьеса не поднимались^[43][45]. «Он стал бояться следующей роли, — писала завлит БДТ Дина Шварц, — У него появились собственные проблемы, не знакомые никому в театре… Никто не хотел задумываться — а не сыграет ли Смоктуновский следующую роль хуже, чем Мышкина»^[46].

Уход из БДТ [править | править вики-текст]

Ролей, более соответствовавших его возможностям, актёр стал искать на стороне — в кинематографе, что в итоге привело к конфликту с художественным руководителем театра; так, из-за съёмок он на три недели опоздал к началу репетиций «Горя от ума», где должен был играть Чацкого^[47]. В конце 1960 года, сыграв лишь пять раз «Иркутскую историю», Смоктуновский покинул БДТ^[48].

Впоследствии его попытки вернуться в театр, — а он очень хотел сыграть Чацкого, — не увенчались успехом: Товстоногов не прощал измен^[48][49]. Евгений Лебедев, на протяжении десятилетий связанный с Товстоноговым и дружбой, и родством, свидетельствовал: «Георгий Александрович очень переживал уход Смоктуновского, но у нас был принцип — кто уходил из театра, тот уже не возвращался»^[50]. Лишь при возобновлении в 1966 году спектакля «Идиот», специально для гастролей в Англии и во Франции, он был ненадолго приглашён в БДТ — как гастролёр. Записанный на фонограмму голос Смоктуновского звучал в качестве текста от автора в спектаклях Товстоногова «Поднятая целина» (1964) и «Ревизор» (1972), но, оказавшись вынужденным выбирать между театром и кинематографом, актёр выбрал кино, — хотя без театра, как выяснилось очень скоро, жить не мог^[51], — и вплоть до 1973 года на сцену не выходил.

В этот период Смоктуновский сыграл целый ряд киноролей, принёсших ему всесоюзную славу, а в дальнейшем и признание за рубежом; в их числе Илья Куликов в фильме Михаила Ромма «Девять дней одного года», Гамлет вфильме Г. Козинцева, Юрий Деточкин в «Берегись автомобиля», Чайковский в фильме И. Таланкина (сценарий был написан специально для Смоктуновского^[52]); роль Порфирия Петровича в фильме Л. Кулиджанова «Преступление и наказание» в 1971 году была отмечена Государственной премией РСФСР^[53][54]; Гамлета Смоктуновского Британская киноакадемия отметила номинацией на свою престижную премию BAFTA — за лучшую мужскую роль.

Как отмечала Е. Горфункель, список ролей, не сыгранных из-за занятости в других фильмах или из-за болезни глаз, заставившей Смоктуновского на два года покинуть кинематограф (после съёмок у Рязанова), не менее впечатляющ: кроме Андрея Болконского, это и Каренин, и Хлудов в «Беге» А. Алова и В. Наумова, и Борис Годунов, и Гойя уК. Вольфа, и Сирано де Бержерак…^[55][56] А для каких-то ролей уже было безнадёжно упущено время: Кулиджанов, готовясь к съёмкам «Преступления и наказания», предложил Смоктуновскому на выбор Свидригайлова или Порфирия Петровича. Поскольку Свидригайлов мог стать повторением пройденного, актёр предпочёл неясного для него самого Порфирия и вскоре пожалел об этом: «Как ни бились мы… выискивая контрастные ритмы, которые так легко предлагал Достоевский в этом образе, увы, выявить их я не смог»^[57]. Играть человека, чья самобытность в «переливчатости», оказалось неожиданно тяжело, и Смоктуновский в процессе съёмок не раз говорил в сердцах: «Вот надо было мне дать сыграть Раскольникова — там бы я знал, что делать»^[58].

Малый театр и МХАТ [править | править вики-текст]

Возвращение на сцену. «Царь Фёдор Иоаннович» [править | править вики-текст]

В 1972 году Иннокентий Смоктуновский был приглашён в Малый театр специально на роль царя Фёдора в трагедииА. К. Толстого, ставшую одной из самых выдающихся его актёрских работ. Об этой роли, коронной для русских трагиков, Смоктуновский мечтал давно: когда-то поставить «Царя Фёдора» он предлагал Товстоногову; в конце 60-хВладлен Давыдов пытался под Смоктуновского возобновить трагедию Толстого во МХАТе, но произошедшая в 1970 году смена художественного руководства заставила отложить вопрос на неопределённое время^[59]. Борис Равенских, художественный руководитель Малого театра, за постановку «Царя Фёдора» взялся по просьбе своего любимого актёра — Виталия Доронина, но, узнав из прессы, что Смоктуновский мечтает об этой роли, не побоялся обидеть Доронина ради того, чтобы Фёдора сыграл именно Смоктуновский^[59].

Великий актёр — это актёр, само пребывание которого на сцене становится фактом искусства... Его поведение отмечено особой притягательной грацией. Она свидетельствует о неповторимости, исключительности его художественной природы. Поэтому точно он сегодня играет или нет, в ударе или не в настроении — не столь важно. Всё равно от него глаз отвести невозможно. Как от Смоктуновского. — А. Шапиро[60]

В его Фёдоре не было ни «жалкого скудоумия», о котором писал Карамзин, ни «нравственного бессилия», в котором Толстой видел трагическую вину своего героя, не было ничего от «блаженного», и даже слова о подаренных цесарем шести обезьянах, обычно служившие подтверждением его слабоумия, у Смоктуновского неожиданно наполнялись иронически-драматическим смыслом^[61]. Трагедия Фёдора—Смоктуновского, с редкой естественностью сочетавшего в себе простодушие и исключительность, была, по словам Б. Тулинцева, трагедией «чистого разума», который в спектакле Равенских подвергался жестокому испытанию действительностью — и терпел поражение»^[62][61]. «Смоктуновский, — писала М. Рахманова, — играет… со всей проникновенностью, с пугающей почти достоверностью постижения самого естества „последнего в роде“, обречённого царя. Иначе говоря, трагедию личности, но столь глубокой и необыденной, что перед душевным сокровищем его героя мелкими кажутся и проницательный ум Годунова, и недальновидная, хотя и искренняя прямота Ивана Шуйского»^[63].

Этот единственный спектакль Смоктуновский играл до лета 1976 года, когда по приглашению Олега Ефремоваперешёл во МХАТ им. М. Горького.

С Ефремовым во МХАТе [править | править вики-текст]

На новой сцене Смоктуновский дебютировал в самом конце 1976 года в заглавной роли в чеховском «Иванове». Своими впечатлениями от этого дебюта Анатолий Эфрос поделился в книге «Профессия: режиссёр»: «Смоктуновский играет „Иванова“ необычайно глубоко. Собственно, на него только и смотришь в этом мхатовском спектакле. Он больше молчит, а говорят другие, но это значения не имеет, ибо, вот уж действительно, его молчание — золото… Он так слышит каждую фразу партнёра, так видит каждый его жест. Его лицо незаметно меняется от каждой чужой фразы или жеста. Иногда в зале и сам начинаешь почти физически ощущать, что на сцене чувствует этот Иванов»^[64]. При этом Смоктуновский «в слове» понравился режиссёру меньше: он как будто объяснял словами своё молчание, и слова оказывались беднее^[64].

Здесь, как некогда в БДТ, ему приходилось играть и роли, сшитые не по его росту, — в «Кремлёвских курантах» Н. Погодина, в «Так победим!» М. Шатрова… Но и эту неизбежную повинность искупали Порфирий Головлёв, Дорн в «Чайке», Войницкий и Серебряков в «Дяде Ване» Чехова. После раскола МХАТа в 1987 году Смоктуновский остался с Ефремовым в театре, получившем название МХТ им. А. П. Чехова. Смоктуновский и Ефремов, составившие блестящий дуэт ещё в 1966 году в фильме «Берегись автомобиля», в последние годы с нескрываемым удовольствием играли вместе в «Кабале святош» М. Булгакова (Ефремов — Мольер, Смоктуновский — Людовик XIV) и «Возможной встрече» П. Барца (Смоктуновский — Бах, Ефремов — Гендель)^[65].

О том, чем был Смоктуновский лично для Олега Ефремова и для его театра, рассказывал Анатолий Смелянский: «Уход Смоктуновского был одним из тех ударов, от которых не восстановиться. Он занимал совершенно особое место в Художественном театре: пока он был рядом, было ощущение порядка, какой-то актёрской иерархии, если хотите. Все понимали своё место и положение, потому как была точка отсчёта. Играя со Смоктуновским в последний раз в спектакле „Возможная встреча“ Пауля Барца… руководитель МХАТ, казалось мне, испытывал простую радость, которая так редко посещает его в последние годы. …Жизнь Художественного театра изменилась с уходом Иннокентия Смоктуновского, искусство Ефремова изменилось. Надо было строить театр, но уже без Смоктуновского. Долг и крест остались, а радость, кажется, совсем ушла»^[66].

В кино и на телевидении [править | править вики-текст]

Всегда узнаваемый голос Иннокентия Смоктуновского звучал за кадром во многих игровых и документальных фильмах, в том числе в «Зеркале» Андрея Тарковского, где он озвучил роль главного героя, на протяжении всего фильма остающегося за кадром^[67]. Он дублировал Чаплина в фильмах «Огни рампы» и «Король в Нью-Йорке»^[67]; много работал на радио и на телевидении — как актёр и как чтец; его театральный репертуар дополнили роли, сыгранные в телевизионных спектаклях — «Зима тревоги нашей» Р. Сироты, «Вишнёвый сад» Л. Хейфеца, «Цезарь и Клеопатра» А. Белинского и других^[68].

Могила И. Смоктуновского на Новодевичьем кладбище

В 1965 году на вопрос, что он предпочитает — театр или кинематограф, Смоктуновский отвечал: «И то, и другое дорого моему сердцу, но вот вынести двойную нагрузку оно не в состоянии»^[56]. В 60-х годах актёр выбрал кино, в 70-х — театр. После возвращения на сцену он по-прежнему много снимался, у самых именитых советских режиссёров, включая Сергея Герасимова и Сергея Бондарчука, при этом чаще в небольших, а порою и в необязательных ролях; но и среди эпизодических ролей были такие запоминающиеся, как Плюшкин в «Мёртвых душах» и Моисей Моисеевич в «Степи»^[69].

Кинематографисты не забывали о Смоктуновском даже в те годы, когда в России не снимали почти ничего; но выбор стал намного беднее, и сниматься в этот тяжёлый для всех российских актёров период приходилось главным образом ради заработка^[70]. Самой значительной ролью последних лет стал Исаак в фильмеЛ. Горовца «Дамский портной», отмеченный в 1990 году «Никой» как лучшая мужская роль, наиболее известной — криминальный авторитет Гиля «Принц» в фильме В. Сергеева «Гений», «человек с явно пошатнувшейся психикой», по определению самого актёра^[71]. Последняя кинороль Смоктуновского — полковник Фрилей в фильме «Вино из одуванчиков», роль, которую он не успел озвучить^[72].

Иннокентий Смоктуновский умер 3 августа 1994 года в подмосковном санатории, где лечился после инфаркта, и стал первым российским актёром, которого в последний путь провожали аплодисментами, точнее — овацией^[73]. В России в то время такое прощание ещё не было принято, многих оно поразило, кого-то даже шокировало, другие же приняли как должное то, что уникального актёра и провожают не так, как всех: «В этот последний день, — написала Н. Барабаш, — у Иннокентия Михайловича всё было как всегда»^[74]. После отпевания в церкви на улице Неждановойактёр был похоронен на Новодевичьем кладбище (участок № 10)^[74].

Семья[править | править вики-текст]

Недолгое и бесплодное в творческом отношении пребывание Иннокентия Смоктуновского в Театре им. Ленинского комсомола сыграло решающую роль в его частной жизни: здесь в 1955 году он познакомился с работавшей в пошивочном цехе художницей по костюмам Суламифью Михайловной (Шламитой Хаймовной) Кушнир (урожд. Хацкелевич; род. 1925, Иерусалим)^[25], дочерью известной писательницы на идише Ширы Горшман; отчимом её с 1930 года был художник Мендл Горшман (1902—1972)^[75]. «Человек высокой организованности, и внутренней, и художнической, — говорил о Суламифи Михайловне актёр Ленкома Всеволод Ларионов, — она его воспитала и стала на всю жизнь и женой, и матерью»^[76]. В марте 1956 года у них родилась дочь, названная Надеждой, но в сентябре того же года она умерла^[77].

Родившийся в 1957 году сын Филипп в настоящее время — переводчик научно-фантастической литературы^[78].
Дочь Мария (родилась в 1965 году) стала балериной, в настоящее время работает в Музее МХАТа^[79].

Творчество[править | править вики-текст]

Оценки критиков и режиссёров [править | править вики-текст]

На театральной сцене и в кинематографе Иннокентию Смоктуновскому довелось играть роли самые разные, объединяла их — князя Мышкина и Иудушку Головлёва, Гамлета и Юрия Деточкина — прежде всего ярко выраженная интровертность. По поводу фильма «Солдаты», в котором Смоктуновский впервые обратил на себя внимание, И. Соловьёва и В. Шитова писали в 1966 году:

В обстоятельствах войны, где отдельность вроде бы и невозможна и странна, герой Смоктуновского… обладал какой-то органической особностью, отдельностью своего существования. Это и стало определительным для всех без исключения ролей, сыгранных актёром: не поддающаяся простым объяснениям, но удивительно видная отдельность его героев. Герои Смоктуновского всегда общительны, всегда очень контактны, самая их интонация всегда… ищет отзыва. И при всём том люди, которых он сыграл, притягивают и тревожат нас сокровенной цельностью своего внутреннего ядра… И если зритель на вопрос, чем ему нравится Смоктуновский, отвечает, как правило: «своим обаянием», — ответ этот и верен и неверен. Обаяние Смоктуновского не в актёрском шарме, которого у него почти нет, а вот в этом, таком редкостном даже для современного экрана обаянии сложного, обаянии отдельного, которое оказывается всякий раз сложным и неисчерпаемым… В этом разгадка того удивительного на первый взгляд обстоятельства, что вершинами его ролей становятся подчас молчаливые проходы или минуты кажущегося бездействия[80]

 

Он привлекает тем, что в нём горит какой-то внутренний свет, я иначе это не могу назвать. Он поражает меня загадочностью своего творческого процесса — его нельзя объяснить. С ним нельзя работать, как с другими актёрами, его нельзя подчинить логикой, ему надо дать жить… — Г. Козинцев[81]

Такой молчаливый проход запомнился критикам, в частности, в фильме «Девять дней одного года» — когда Илья Куликов один появлялся в опустевшем туннеле, и зрители не видели его лица, не слышали голоса, но в его походке было всё^[82].

Гамлет, сыгранный Смоктуновским в фильме Григория Козинцева, — меланхоличный, рефлексирующий, утончённый и вместе с тем для самого актёра он был прежде всего борцом — «за человеческое в человеке»^[83]. Критики упрекали Смоктуновского в том, что для его Гамлета не существует «быть или не быть?», и сам актёр говорил, что не считает знаменитый монолог (в фильме он сокращён) кульминацией роли, как не считает и самого Гамлета человеком колеблющимся и сомневающимся; герой Шекспира виделся ему и сильным, и решительным, наделённым «огромной душевной волей и умственной энергией», его трагедия была трагедией знания, а не сомнения, и путеводными для него стали слова В. Белинского: Гамлет — это ты, это мы, это я, это все^[84]. Гамлету Смоктуновского, отмечал критик, хватило бы и воли, и решимости сразу отомстить за отца, и медлит он потому, что мысль его — не только о Клавдии^[85][86]. «Если можно максимально приблизить к нам шекспировского героя, — писала М. Туровская, — Смоктуновский делает это»^[87].

Роль, бывшая до него «коронной» у многих прославленных актёров, включая Лоуренса Оливье и Михаила Чехова, принесла Смоктуновскому широкое международное признание, была высоко оценена и зрителями, и критиками, и даже коллегами-актёрами^[88][86], однако сам Смоктуновский остался не удовлетворён как своей работой, так и режиссёрской трактовкой трагедии^[25][89]. Он вообще редко бывал доволен собой; по свидетельству Б. Езерской, в конце жизни из двухсот ролей, сыгранных в театре и кино, Смоктуновский только десять считал совершенно удавшимися: «Даже „Царя Фёдора Иоанновича“, которого критика отнесла к числу его шедевров, он не считает удачей»^[90].

В 1960-х годах актёра нередко упрекали в том, что во всех своих ролях он так или иначе повторяет князя Мышкина, — Раиса Беньяш уже тогда считала это величайшим заблуждением: «Лирическую взволнованность, органическую интеллигентность, интеллектуальную тонкость, обострённость нравственных задач, повышенную чуткость в восприятии окружающего — всё, что составляет неотъемлемую принадлежность творческой личности Смоктуновского, многие принимают за личное достояние князя Мышкина»^[91]. В действительности Смоктуновский, будучи актёром характерным, как никто другой, умел оставаться самим собой в самых разных ролях^[92][93]; в 58 лет впервые получив предложение сыграть персонаж «ярко негативной сущности» — Иудушку Головлёва, «выродка», который душит всё живое вокруг себя, убивает пустословием^[94], Смоктуновский поначалу воспринял это предложение как оскорбление; но, предположив, что в каждом есть хоть капля такого Иудушки, он нашёл эту каплю и в себе, — и Порфирий Головлёв стал одной из лучших его ролей^[95]; по свидетельству А. Смелянского, «оторопь брала от того, в какие тайники заглянул артист»^[96].

С Олегом Ефремовым
в фильме «Берегись автомобиля» (1966)

Смоктуновский, — писала Р. Беньяш ещё задолго до чеховского Иванова и Головлёва, — актёр истинного и тончайшего перевоплощения. Изменчивость, разность его героев, включая и внешний их облик, достигается не гримом, а сложным переключением ритмов, способов общения с людьми, точным попаданием на эмоциональную волну данного, именно и только данного человека. А как результат этого попадания, меняются внутренние, душевные приспособления. Меняется даже весь строй существования, движение мысли, пластика, всегда точная и необыкновенно разнообразная… Даже одно и то же человеческое качество преображается у актёра неузнаваемо, возникая в разных людях[91]

Судя по тому, какие роли нередко предлагали Смоктуновскому в кино, режиссёрам казалось, что этот актёр может всё, в том числе и вытянуть на себе откровенно слабый фильм; на самом деле, и это не раз отмечали критики, он намного сильнее, чем заурядные актёры, нуждался в качественной драматургии^[43][97][98]; его высшие достижения связаны преимущественно с классическим репертуаром, в современном ему порою остро недоставало объёмности характера; особенно в кино, где неповторимость личности, по словам актёра, часто пытаются подменить «внешней эффектностью, неожиданными ракурсами»^[99].

Фильм «Ночной гость» представлен И. Соловьёвой и В. Шитовой как «Идиот», написанный не Достоевским, а Ганей Иволгиным — в полном соответствии с тем, как он в романе толкует цели и мотивы Мышкина: и бессребреничество, и чуткость к ближнему у героя Смоктуновского — Пал Палыча — превращались в изощрённые способы вымогательства^[97]. Отмеченный критиками «дар отдельности» в топорно-поучительном фильме В. Шределя, словно в насмешку над Смоктуновским, был использован для доказательства того, что сложных людей на самом деле не бывает и любую сложность можно разложить на несколько простых и подленьких составляющих^[97]. И хотя актёр, как отмечал Б. Тулинцев, укрупнил персонаж, придав ему едва ли не мистический смысл^[100], преодолеть ущербность сценария ему не удалось^[97].

Памятник Юрию Деточкину
в Самаре

Вместе с тем в кино «визитной карточкой» Смоктуновского, в неменьшей степени, чем Гамлет, стал Юрий Деточкин в лирической комедии Эльдара Рязанова«Берегись автомобиля», где он вновь продемонстрировал мастерство погружения в образ, ещё раз сыграв Гамлета, но уже не как Смоктуновский, а как посредственный актёр самодеятельного театра^[61]. После его отказа — из-за занятости и усталости — Рязанов пробовал на эту роль многих прекрасных актёров, но кому-то, как Леониду Куравлёву, при всей достоверности и правдивости, не хватало странности, «этакого лёгкого сдвига мозгов», кто-то, какОлег Ефремов, мастерски изображал Деточкина, но не был им и оттого производил впечатление «волка в овечьей шкуре»^[101]. Всё сошлось в Смоктуновском, включая природную странность: «Он пришёл на экран сам, как личность, — писал Рязанов. — Его своеобразная человеческая индивидуальность дала тот эффект остранения характера Деточкина, какого я мог только желать. Этого невозможно было добиться никакими актёрскими ужимками, приёмами, уловками»^[102].

И при жизни, и после смерти Иннокентия Смоктуновского награждали самыми высокими эпитетами, какие только можно было найти в русском языке, он был не только «гением», но и «первым, первейшим артистом России»^[103], — Олег Ефремов, который не смог говорить на панихиде, даже после ухода отказывался называть его «великим»: «великих» было много, Смоктуновский для Ефремова был один^[103].

Театральные работы [править | править вики-текст]

Норильский Заполярный театр драмы и музыкальной комедии

· 1946 — «Чужой ребёнок» В. В. Шкваркина — Костя

· 1946 — «Машенька» А. Н. Афиногенова — Виктор Туманский

· 1947 — «Старые друзья» Л. А. Малюгина — Семён Горин

· 1947 — «Последние» М. Горького — Пётр

· 1947 — «Дети Ванюшина» С. А. Найдёнова — Алексей

· 1948 — «Разлом» Б. А. Лавренёва — Полевой

· 1948 — «Вас вызывает Таймыр» А. Галича и К. Исаева — Гришко

· 1949 — «Доходное место» А. Н. Островского — Мыкин

· 1949 — «Моцарт и Сальери» А. С. Пушкина — Моцарт

· 1950 — «Поздняя любовь» А. Н. Островского — Дормидонт

· 1951 — «Шутники» А. Н. Островского — Недоносков ^[104]

Дагестанский государственный театр драмы им. М. Горького

· 1952 — «Семья» И. Попова — Александр Ульянов

· 1952 — «Свадьба с приданым» Н. М. Дьяконова — Муравьёв

· 1952 — «Её друзья» В. С. Розова — Виктор

· 1952 — «Ревизор» Н. В. Гоголя — Хлестаков ^[104]