О состоянии средних и высших

Духовных учебных заведений

В предреволюционное время

Господин Осипов в статье «Русское духовное образование» поднял вопрос огромной важности: почему семинарии и академии предреволюционного времени стали рассадниками атеизма? Со многими фактами, которые приводит г-н Осипов, нельзя не согласиться, но все-таки нам кажется, что автор приводит своих читателей к неверному выводу, будто бы прежняя духовная школа отошла от Православия. Нам кажется, что при всех недостатках и ошибках, свойственных схоластической системе, состояние духовного образования в XVII-XVIII вв. вовсе не способствовало атеизации Российского государства, напротив, именно священство представляло собой ту здоровую консервативную силу, которая противостояла вольтерьянству и ложному мистицизму, охватившему, как эпидемия, высшие круги российского общества.

Уже в XVII веке колонии иностранцев, обосновавшихся в России, служили рассадниками атеизма и сектантства различного направления, как рационалистического, так и мистического. Католицизм планомерно и незаметно вил свое гнездо в России. Уже Царица София и второе после нее лицо в России — князь Голицын явно выражали свою симпатию к католицизму и разрабатывали планы, как опереться на него. Может быть, поэтому Петр I так легко кинулся в объятия протестантизма, и при его преемниках лжемистические учения, как продукт разложившегося протестантизма, стали как бы второй религией у «высшего общества» России. И это тяжелое для Православия время дало выдающихся борцов за веру именно из среды духовенства, многие из которых поплатились тюрьмой и ссылкой за эту борьбу и свою твердость (Иннокентий, епископ Пензенский, и архимандрит Фотий).

Кто были эти выдающиеся апологеты Православия, которые не дали России превратиться в католическую или протестантскую страну? Конечно, прежде всего, это благочестие народа,— дух Православия, укоренившегося в нем, приверженность к традиции и обряду, о которых г-н Осипов столь невысокого мнения, а затем иерархи и священники, - воспитанники тех академий и семинарий, которые г-н Осипов считает отошедшими от Православия. Несмотря на увлечение схоластикой и внедрение греческого, а затем латинского языков, эти школы вовсе не были средой, где господствовал формализм и угасал дух веры. Достаточно прочитать блестящие проповеди, экзегетические труды, написанные в XVII веке, чтобы убедиться в православном духе их авторов (свтт. Тихон Задонский, Димитрий Ростовский).

Как ни странно, но разложение началось тогда, когда во второй половине XIX века дух либерализма и гуманизма стал проникать в духовную школу через светских преподавателей. Под видом борьбы со схоластикой и формализмом в эти учебные заведения вошел, как хозяин в свой дом, дух рационализма и критицизма, дух явного или скрытого реформаторства. В это время в академиях ведется полезная интенсивная работа по переводу святоотеческой литературы, пишутся солидные труды по истории Церкви, но меняется менталитет учащих и учащихся.

Под видом чистой науки подвергаются критике и дискредитации священные тексты. Рационализм получает негласное право ревизовать то, что было предметом веры. Скепсис в религии, прикрывающийся словом «наука»,— это разрушительное и революционное начало. Учащиеся в предреволюционные годы перестали понимать, во что им верить и во что не верить. Поэтому лекции некоторых профессоров-модернистов стали искушением для студентов. Не формализм, а либерализм создал определенный тип неверующего семинариста.

Господин Осипов указал на ряд ошибок и недостатков прежних академий, но ведь революционеры тоже указывали на существующие недостатки, злоупотребления и ошибки политического и социального строя Империи. Какая-то часть этих обвинений имела под собой факты. Но уничтожив ненавистный им строй, его противники совершили намного больше преступлений и принесли людям неисчислимые бедствия. Лютер начал свою реформистскую деятельность с обличения злоупотреблений католицизма, в частности продажи индульгенций, но кончил тем, что стал еще дальше, чем католицизм, от древней Церкви. Сама по себе критика еще ничего не дает, кроме неясного чувства, что надо изменить существующее положение. Но как изменить его?

Нам кажется, что в настоящее время силы мирового либерализма заинтересованы в реформации даже такой духовной ситуации, в которой живет Церковь сегодня. Под видом критики формализма и призыва к обновлению Церкви и ее духовных школ, они хотят отказаться от драгоценного наследия прошлого, порвать с преданием и традицией, порвать с богословской преемственностью прежних веков и создать новый теософско-экуменический менталитет для современных христиан.

Господин Осипов, отмечая, что семинария дала немало революционеров, забывает, что та же семинария и академия дали в революционные годы сонмы мучеников и исповедников за веру. Если старая семинария была настолько прогнившей, как хочет это доказать г-н Осипов, то откуда появились десятки тысяч узников концлагерей — священников и епископов, готовых идти на смерть за православную веру? Поэтому нам кажется, что критика старых семинарий — это подготовка к «революции» в духовном образовании, а не возвращение к патристике. Вспомним, что Лютер тоже говорил о возвращении к древней Церкви, а что получилось из этого?

Теперь под видом восстановления Православия и борьбы с пороками старой школы может быть реформировано и искажено само богословие, именно в либеральном духе, какой бы православной терминологией оно не прикрывалось и какими бы святоотеческими цитатами она не украшалось. Международному либерализму страшна Православная Церковь, даже та, которая существует сегодня, то современное монашество, (которое г-н Осипов позволил себе сравнить с древним фарисейством). В Библии написано: Время разбрасывать камни, и время собирать (Еккл. 3, 5). Теперь, по нашему мнению, время хранить оставшиеся камни и не производить над ними новых экспериментов.

Поэтому существует реальная угроза, что современные модернисты под видом очищения христианства могут превратить его в новую религию, где не будет места ни Церкви, ни Христу.

О «специфической проблеме нашего времени»

Господин Осипов в книге «Будь верным в малом» пишет, что одной из проблем, «специфических для нашего времени», которая становится для нашей Церкви «очень и очень насущной», является «видение и понимание того, что мы неуклонно и все более усиленно повторяем путь духовной деградации той богооткровенной и истинной религии, которая, тем не менее, привела свой народ и пришла сама к отвержению Христа».

Нам кажется, что в этой фразе трагедия отвержения Христа иудейским народом представлена в ложном и искаженном виде. Мысль о том, что истинная религия могла привести свой народ и пришла сама к отвержению Христа, не только богословски не оправдана, но с нравственной точки зрения возмутительна.

Ветхозаветная религия устами пророков возвещала народу о пришествии Христа на землю. Пророчества о Мессии, содержащиеся в ветхозаветных книгах, указывали время пришествия Мессии, Его страдания и тайну искупления. Но с богооткровенной ветхозаветной религией вступила в смертельную борьбу та религия, которая созревала в раввинских школах, которая вобрала в себя гордость книжников и мораль фарисеев, которая бросила вызов ветхозаветному Откровению, собрав свои силы под знаменем национализма.

Это была другая религия, и Господь обличал ее как замену Божественного слова преданием человеческим. Но сама ветхозаветная религия, как слово Истины, не могла стать ложью и привести людей к отрицанию Христа. Она не деградировала, а просто была заслонена другими идеями и представлениями, другим образом Мессии. Здесь универсализм Ветхого Завета сменился провинциализмом, а затем этот провинциализм был догматически абсолютизирован. Господь обличает позднейшие наслоения, но исполняет храмовое предание и призывает людей изучать писания Ветхого Завета, ибо, как он говорит, они свидетельствуют о Мне (Ин. 5, 39). Господь говорит, что истинная религия свидетельствует о Нем, а господин Осипов считает, что она ведет к отвержению Христа.

Деградировала не ветхозаветная религия, данная в Откровении, а изменились люди, поддавшиеся искушению национализмом — этому виду коллективной гордыни.

Идеи национализма обычно утверждают себя через общественный террор, поэтому Христос, как истинный Мессия, должен был вызвать по отношению к себе со стороны националистов непримиримую ненависть. Путать ветхозаветную религию с талмудизмом нам кажется для православного богослова недопустимым. Вообще нам хочется сказать, что люди некоторых профессий не имеют право на ошибку. В числе их я назвал бы хирурга и преподавателя основного богословия. Там, в одном случае — неверное движение руки, во втором — неверное движение мысли и языка может принести непоправимый ущерб и даже смерть человеку.

Господин Осипов пишет: «Через все Евангелие красной нитью проходят обращения Христа Спасителя к народу иудейскому: Горе вам, законники, фарисеи, лицемеры... (Мф. 23, 13, 14, 23, 25, 27, 29; Лк. 11, 44-46). Мы не можем согласиться с такой утрировкой, как будто красной нитью, т.е. главной идеей Евангелия было обличение слепых вождей народа. Красная нить — это главный узор, который употребляется вязальщиком или ткачом. Поэтому нам кажется, что Евангелие, написанное для всего человечества, для всех времен и народов, имеет своим лейтмотивом другое — саму идею искупления человечества. Красная нить Евангелия — это Кровь Христа, пролитая за наши грехи, а обличение книжников и фарисеев — скорее предупреждение народу искать истину в чистых источниках Священного Писания.

Затем г-н Осипов говорит слова, более подходящие к заявлениям радикальных обновленцев, чем православного богослова, возглавляющего кафедру в наиболее авторитетной и отличавшейся до сих пор православной традицией духовной школе. А именно: «...самое удивительное то, что обличения эти относились не к ворам, не к убийцам, не к грабителям, относились они к официальной духовной элите: архиереям-первосвященникам, книжникам, то есть богословам, фарисеям, что теперь точнее всего можно было бы перевести как "монашествующие"».

Итак, православный богослов выступает с дерзким обвинением Церкви, к которой он принадлежит, заявляя, что наиболее точный аналог законников, фарисеев, лицемеров, прямо скажем: врагов Христа, повинных в Его убийстве, представляют собой монашествующие. Самое печальное, что это публичное оскорбление или не было понято, или никого не возмутило. Неужели г-н Осипов забыл, что иерархи Православной Церкви являются монашествующими, и назвать их преемниками ветхозаветных фарисеев — это плюнуть в лицо самой Церкви?

Я не хочу останавливаться на этом вопросе слишком долго, но напомню г-ну Осипову, что даже соборное правило повелевает уважать архиерея, именно архиерея-монаха, так как Православная Церковь не знает иной иерархии. Как же ученики г-на Осипова будут питать чувство благоговения перед высшим на земле епископским служением, соединенным с монашеством, когда их учитель говорит, что наиболее точный перевод слова «фарисей» — это монах; как они будут молиться святым преподобным нашего времени, когда профессор богословия сравнил с врагами Христа современных монашествующих?

Однако и здесь г-н Осипов проявляет странную неосведомленность. Во-первых, первосвященники-архиереи не примыкали к секте фарисеев;

во-вторых, нигде не сказано, что Христос обличал их, напротив, апостол Павел на вопрос, как он мог резко ответить архиерею, сказал: Я не

знал, что он архиерей, так как написано: «Старейшему народа твоего не говори злого» (Деян. 5). Так что г-н Осипов очевидно воспользовался случаем, чтобы бросить камень в сторону иерархии.

Затем, среди тех, кого обличал Христос, несколько не было монашествующих, но брак считался гражданским и религиозным долгом, а многочисленность детей — доказательством богоугодности человека. Напротив, ветхозаветные монахи — ессеи и ферапевты — представляли собой замкнутые общины и не являлись предметом обличения со стороны Христа и апостолов. Я хочу напомнить г-ну Осипову, что современный раввин обязан иметь семью, иначе он не может управлять синагогой. Если бы монашествующие были фарисеями и лицемерами, как утверждает г-н Осипов, то есть потенциальными врагами Христа, то вряд ли богоборческая сила обрушила бы самые страшные удары против монастырей. Но эта сила видела именно в монашествующих главную крепость Церкви.

«Бей гадов»,— говорил о старцах-монахах Владимир Ульянов. «Фарисей — это в наиболее точном переводе монах», — вторит Ульянову г-н Осипов. Разумеется, Осипов не призывает бить гадов-фарисеев, но предостерегает своих слушателей, чтобы они были от них подальше. Десятки тысяч монахов были убиты и замучены за Христа. Г-н Осипов взял на себя роль Терсида, который смеется над могилами павших в битве воинов. Это протестантско-обновленческое неприятие монашества не раз повторяется в лекциях г-на Осипова, т.е., если употребить его лексикон, пpoxoдит «красной нитью» через его лекции.

Святые Отцы говорили, что монашество - это возможность наиболее полного исполнений евангельских заповедей и советов; что первой монахиней была сама Божия Матерь, а апостолы исполняли главные монашеские правила: нестяжание, безбрачие, послушание и пребывание в непрестанной молитве. Тот, кто отрицает монашество, глубоко чужд духу Православия. Г-н Осипов видно забыл, что руководства по внутренней, духовной жизни человека были составлены преимущественно монахами и легли в основу нравственного богословия, а приписал монашествующим противоположное: лицемерие и тщеславие — свойства фарисеев.

Затем г-н Осипов хочет доказать, что иерархия не обладает благодатными дарами и что новозаветная иерархия не должна претендовать на особое положение в Церкви-хранительницы чистоты веры. Он отрицает благодатные дары, получаемые при хиротонии, подобно протестантским теологам, для которых священник и епископ — это только выбранные народом лица. Он пишет: «...мы — первосвященники, священники, богословы — сознательно или бессознательно, но привыкаем к мысли и становимся убежденными, что мы святы и непогрешимы той благодатью, которой освящены в Крещении, хиротонии и т.д.»

Итак, г-н Осипов начинает с анекдота, который должен «замутить воду». За всю свою продолжительную жизнь я не встречал ни одного архиерея, богослова или просто мирянина-христианина, который утверждал бы, что он свят и непогрешим по благодати крещения. Может быть, это шарж из журнала «Безбожник», но таких православных христиан в природе не существует, кроме, может быть, душевнобольных.

Простите, г-н Осипов, но только глупец может привыкнуть к мысли, зародившейся в его голове, что он свят и непогрешим, а православное учение не дает для этого никакого основания. Почему бред экстатиков-хлыстов вы приписываете православным христианам? Бред визионеров и психопатов, отождествляющих себя то с Ангелами, то с Самим Христом,— это область психопатологии, а не религии. Видели ли вы за свою много летнюю работу в академии, чтобы какой-нибудь студент сказал вам: я свят и безгрешен, потому что получил крещение. Наверное, вы в таком случае подняли бы вопрос об оказании ему немедленной медицинской помощи, а теперь приписываете этот бред современным христианам, в том числе первосвященникам.

Затем совершенно непонятно, почему г-н Осипов к иерархии присоединил богословов, которые могут быть не только лицами со священным саном, но и мирянами, занимающимися теоретической стороной религии. Если отнестись к этим словам серьезно, то г-н Осипов публично исповедался, что у него как богослова возникло искушение считать себя святым и безгрешным в силу крещения, и к этой мысли он стал привыкать. Но нельзя обобщать свой субъективный опыт и тем более абсолютизировать его.

Что касается епископской хиротонии, то она не делает человека лично святым и непогрешимым, но она вовсе не является безразличным действием, так как через рукоположение архиерей получает благодать Духа Святаго, Который содействует и помогает ему совершать самое ответственное дело на земле — служение, которое иногда сравнивается с ангельским достоинством. Благодать возводит естественные силы человека в более высокую степень совершенства, если человек не противится благодати; она не дает непогрешимости в делах веры, но просвещает ум, обостряет духовную интуицию, через которую звучит ее голос.Она не делает человека механически святым, но помогает ему во внутренней христианской аскезе. Она дает архиерею власть и право представлять Церковь и совершатьапостольскую миссию, но она не зачеркивает индивидуальность человека и оставляет свободной его волю. Эту сторону благодати, подаваемой в хиротонии, не только игнорировал, но в какой-то степени осмеял г-н Осипов, приписав православному епископу убеждение в своей святости и непогрешимости.

Я помню, как митрополит Зиновий (Мажуга), человек аскетического склада характера, отличавшийся глубоким смирением, рассказывал, что в некоторых случаях в его жизни он ощущал, как бы явственно слышал, в своей душе голос благодати и, повинуясь ему, говорил то, что не собирался сказать, или совершал поступок, необъяснимый для себя, который впоследствии становился ясным для него самого, притом у него не было каких-нибудь претензий на святость или непогрешимость, но он прислушивался к тому таинственному голосу благодати, которому давал место в своей душе через послушание, молитву и аскезу — тому, к чему призван каждый архиерей.

Разумеется, если епископ будет сопротивляться благодати, то он просто-напросто не услышит ее или примет за благодать другой голос. Но разве не понимает г-н Осипов, что, ставя в пример Нестория и Ария, он хочет доказать свою мысль через клиническую картину религиозной патологии? А разве борьба с еретиками не легла главной своей тяжестью на плечи православного епископата, хотя в ней участвовали священники и миряне?

Что касается догмата о непогрешимости папы, то он исходил из ложного принципа западной церкви, унаследовавшей идею хилиазма, где для церкви-государства требовался «непогрешимый» вождь. Стремление к центризму и отход от принципа соборности создало этот странный догмат, где человеку приписывались атрибуты Божества. Разве г-ну Осипову не известно, что догмат о папской непогрешимости вызывал со стороны православной иерархии на протяжении всей истории Православия после отпадения римского патриархата от Вселенской Церкви однозначное, отрицательное отношение, включая тот период времени, когда это учение уже фактически существовало, но еще не было догматизировано? Можно подумать, что каждый православный епископ с завистью смотрит на римского папу и, сопоставляя себя с ним, думает: ведь я тоже свят и непогрешим в силу своей хиротонии.

Господин Осипов утверждает, что это так, хотя говорит, что подобный процесс может происходить в душе епископа подсознательно. Но если он уверен, что видит область подсознательного у встречающихся ему архиереев, то приписывает себе или прозорливость, или способность к телепатии.

Господин Осипов предлагает свой перифраз аввы Дорофея: «...одна причина всех заблуждений и всех страстей — гордость» — и утверждает, что у нас процесс развития мнений о себе в среде священства и иерархии идет вовсю. Тогда позвольте задать вопрос г-ну Осипову. Если положение так печально, то каким же образом «гордая» иерархия, «фарисейское» монашество и миряне, потерявшие внутреннюю духовную жизнь, могли сохранить Православие в огне страшных и тяжелых испытаний? Неужели г-н Осипов не понимает, что гордость не может рождать мучеников за Христа? Если бы картина борьбы Церкви с силами ада соответствовала бы карикатуре, написанной г-ном Осиповым, то откуда у Церкви были бы силы бороться с земным и космическим злом; откуда у иерархов была бы твердость и решимость идти на историческую Голгофу ради Православия?

Далее г-н Осипов противопоставляет обряды Церкви, как нечто внешнее, нравственному исправлению человека; он пишет: «...целью становится исполнить то, что «положено», а не духовное и нравственное исправление человека по образу Христову». Позвольте, г-н Осипов, спросить вас, а что представляет собой обряд и церковный устав, к которым вы относитесь с такой иронией?

Церковный обряд — это сакральный и таинственный язык Церкви, это духовные каналы, через которые человеческая душа включается в поле благодати. Церковь верит в богодуховность литургических обрядов, которые включают в себя образы и символы вечного. Человек может приблизиться к Христу через благодать Духа Святаго, которая преимущественно дается в Таинствах Церкви. Без литургики и храмовой обрядности, без символического сакрала одни проповедь и учительство останутся только благочестивой болтологией.

Итак, г-н Осипов повторяет в своем варианте концепцию протестантов о том, что основой церковных собраний должна быть проповедь, а обряды, как нечто внешнее и второстепенное, сведены к минимуму и лишены сакрального смысла.

Господин Осипов с возмущением пишет, что некий студент «откровенно выразил то, что другие тщательно скрывают», а именно, что «главная задача пастыря — это исполнение Таинств, исполнение треб, совершение богослужений и т. д.» Студент не отрицает задачу духовного воспитания людей, но не считает ее основной для священника. Эту мысль г-н Осипов комментирует следующим образом: «Вот образец типичного, убийственного обрядоверия, превращение священнослужения в магизм». Во-первых, нас удивляет, что преподаватель богословия употребляет толстовский лексикон. Как известно, нигилист Толстой не раз заявлял, что Таинства и обряды Церкви — это колдовство.

По мнению г-на Осипова, если Таинствам придавать первостепенное значение, то они превращаются в магизм, т. е. тоже в колдовство, в котором Лев Толстой так злобно и безнравственно обвинял Православную Церковь. Но позвольте задать вопрос: неужели сама Литургия, ее необычайные по глубине молитвы, ектений, охватывающие нужды всех людей, догматические и нравственные истины, содержащиеся в ее песнопениях, чтение апостольских посланий и Евангелия — этот концентрат христианства, — неужели не является высшим видом проповеди, которая пробуждает духовные силы человека, обогащает его ум и очищает его эмоциональную сферу? Вряд ли какая-нибудь проповедь, читаемая с амвона, сможет сравниться с великой ектенией.

Господин Осипов как будто не понимает или действительно не чувствует, что богослужение — это история мира и Церкви, в которую включается человек, это Библия в действии, в котором мистически участвует каждый молящийся в храме, это прошлое и будущее от творения мира до Страшного суда и воскрешения мертвых, это соединение воедино духовного неба и земли, это свет, проникающий в глубины преисподней, это сила благодати, оживотворяющая душу, это воскресение духа, прежде общего воскресения мертвых, это тот источник, о котором сказал Господь: Кто жаждет, тот пусть придет ко Мне и пьет (Ин. 7, 37). И литургику — самое большое сокровище Православия — г-н Осипов считает второстепенным для священника. Само слово «священник» означает «освящающий».

Конечно, проповедь необходима как пояснение Евангелия и тех истин, которые кристаллизованы в богослужении; но здесь внушается мысль, что комментарий дело первостепенное, а текст — второстепенное. Я не буду говорить об общем уровне современной проповеди, кажется сам г-н Осипов не в восторге от нее. Унизить литургику, заменить устав ироническим словом «то, что положено» — это значит подрезать корни самому Православию и переделывать Церковь по образу кирхи. Само Православие проповедуется не только словом, а благодатью Божией, которую человек должен стяжать молитвой и участием в церковных богослужениях и Таинствах.

Неужели приверженность к храмовому богослужению, мистическое видение его красоты, с которым не сравнится заурядная проповедь,— это «убийственное обрядоверие» и «магизм»?

Кстати сказать, осмыслил ли г-н Осипов слово «магизм»? Молитва — обращенность к Богу, а магизм — обращенность к демоническом силам. Неужели священник, считающий Таинство Евхаристии выше всякого человеческого дела и слова, превращается в колдуна и мага? Мне кажется, что швыряться такими словами, как магизм,— это или не понимать христианской мистики, или же слепо повторять обвинения против Церкви протестантских рационалистов. Неужели набожная старушка, которая ставит свечу и верит, что это жертва Богу, превращается в православную колдунью? Неужели человек, подающий записку в алтарь и надеющийся, что молитва священника имеет особую силу перед Богом, становится каким-то новым Фаустом, вызывающим космических духов посредством заклинаний?

Протестантство может вместиться в проповедь пастора, а Православие не может по своей глубине быть выражено никакими человеческими словами: в Православие надо включиться всей своей жизнью, но главной силой все равно остается храмовое богослужение и духовный огонь Евхаристии.

Господин Осипов приводит в своей статье случай исцеления Христом слепого в субботу и говорит, что Христос это делал для того, чтобы мы подумали, что дороже для нас: Бог или закон? И тут же от имени начальника синагоги говорит: «Закон». Простите, что я, православный священник, должен вступиться за начальника синагоги. Ни один ветхозаветный книжник и фарисей никогда не сказали, что закон для них выше Бога.

Они считали, что в законе всецело и окончательно проявилась воля Божия и дорожили законом, который уже начали читать глазами талмуда именно потому, что считали, что в нем Бог. Суббота и воскресение — это образ вечности, царство благодати. В содержании вечности Господь открыл как любовь после боговоплощения и искупления, сама вечность для людей стала иной. Поэтому, исцеляя больных в субботу, Господь показал, что в наступающем Новом Завете высшей формой закона становится любовь.

Пусть г-н Осипов укажет нам хотя бы на одного ветхозаветного фарисея, раввина или книжника, который сказал бы: «Для меня закон выше Бога». Как г-н Осипов выдумал православных магов, так он выдумал каких-то архифарисеев, которые говорят, что закон выше Бога, а Бог ниже закона. Достаточно для фарисеев их собственной вины и без клеветы г-на Осипова.

Затем г-н Осипов делает чрезвычайно оригинальное заявление, а именно, что мы из христиан превращаемся в язычников. При этом он дает новаторское определение язычества как неправильного отношения человека к Богу. До сих пор мы думали, что язычество представляет собой обожествление космоса и олицетворение его сил, действий, проявлений и свойств.

В философском плане это единосущие символа и символизируемого; в ритуальном плане — поклонение идолам, под которыми подразумеваются космические духи — божества; в мистическом плане — это демонопоклонение. Почему-то г-н Осипов считает, что язычество — это примат формы над со-Iдержанием, а вера в силу обряда — это убийство духа и магизм. Однако человек, исполняющий церковные обряды и принимающий Таинства, обязан верить в их спасительную силу. Напротив, сочинение и безразличие делают обряды чуждыми человеческому духу, непонятным для него языком.

Господин Осипов противопоставляет обряды внутренней жизни духовному служению Христу. В этом он не нов, таковой была позиция отцов реформации. Но г-н Осипов настолько оригинален в своем определении язычества, что я принужден привести цитату из его статьи, так как трудно поверить, что это слова доктора богословия, а не парадокс авангардиста. «Мы нередко говорим о язычестве. Но что такое язычество? Язычество и есть извращение понимания должного отношения человека к Богу, когда вместо «блаженны чистые сердцем» «ублажается» исполнение текста, действий, чина».

До сих пор нам было известно, что язычество — это многобожие (политеизм) в отличие от единобожия (монотеизма). Г-н Осипов имеет другую точку зрения — он убежден, что язычество — это религиозный формализм, и отличительные свойства язычества — это приверженность к внешнему исполнению обряда.

Таким образом, г-н Осипов считает язычество чем-то вроде старообрядчества и начетничества. Неужели г-н Осипов не знает этимологию и семантику этого слова? «Язык» значит «народ»; в узком смысле — не иудейский народ. Язычниками назывались народы, которые в противоположность ветхозаветной Церкви, а затем новозаветной, отпали от древнего монотеизма в многобожие. Характерным признаком язычества было поклонение демоническим силам, которых они принимали за духов и божеств космоса. Характерной обрядовой атрибутикой язычества было поклонение идолам и фетишам. В таком семантическом значении слово «язычество» дошло до нас и является аналогом многобожия. Впрочем, в простонародных диалектах или, если угодно, жаргонах слово «язычник» употребляется по отношению к человеку, который отличается болтливостью и у которого слово постоянно опережает мысль.

Но я думаю, что господин Осипов употребляет слово «язычество» не в первом и не во втором, а в своем собственном авангардистском значении, когда пишет, что «язычество — есть извращение понимания должного отношения человека к Богу». Господин Осипов утверждает, что язычника интересует не душа, а исполнение обряда. Мы не можем согласиться с такой наивной профанацией этого чрезвычайно важного вопроса. Император Троян во время допроса святого Игнатия Богоносца сказал ему: «И мы носим богов в нашем сердце».

Неужели г-н Осипов не поинтересовался прочитать, хотя бы по своей профессиональной обязанности, религиозные гимны античных поэтов или «Ригведу», прежде чем говорить о механической обрядности язычества. Для христиан ужас язычества заключался не в обрядоверии, а в демонообщении. Именно поэтому они предпочитали смерть участию в языческих ритуалах. А как смотрит г-н Осипов на античные мистерии и экстатическое язычество, которое принято называть дионисийством,— тоже как на обрядоверие?

Господин Осипов пишет, что скатывание в магизм «совершается и на наших глазах в христианстве, магизм охватывает нас». Обвинив православных христиан в язычестве по примеру протестантов, г-н Осипов вслед за Львом Толстым употребляет по отношению к обрядам слово «магизм». Лев Толстой с каким-то особым смаком заявлял, что священники в церкви колдуют. Теперь г-н Осипов в унисон ему заявляет: «Магизм охватывает нас». Неужели г-н Осипов не понимает, что магизм направлен к демоническим силам? Он агрессивен по своей форме и содержит в себе повеление демонам исполнить волю мага, за которую тот расплачивается собственной душой.

Господин Осипов пишет: «Верующие привыкают к чисто внешним актам: поставить свечку, отслужить молебен, подать записку и т. д.». Оказывается, «дурная привычка» ставить свечки, служить молебен и т. д. Обряд и ритуал — это внешний акт, но внешний акт необходим, так как мы не чистые духи, а духовно-материальные существа, которые пребывают в пространстве и времени. В Ветхом Завете не только догматы, но и ритуалы даны были в Откровении. В Синайской феофании Моисею было открыто богослужение ветхозаветного храма, но обряд имеет еще другую, внутреннюю сторону, — это символический язык и средства духовной коммуникации. Никто не может знать, насколько человеческая душа посредством молитвенного порыва проникла в мистическую глубину обряда, в эту тайнопись Церкви.

Кто дал право г-ну Осипову судить о состоянии христиан, исполняющих церковный Устав и участвующих в общественных и частных богослужениях? Неужели г-н Осипов объял своим всевидящим взглядом души верующих, которые ставят свечи перед иконами и молятся коленопреклоненно на молебнах, и обобщил их состояние в глубоко несправедливом и оскорбительном слове «магизм»?

Какая магия в том, что человек подает записку в алтарь? В соборных правилах написано о том, что Царь имеет право войти в алтарь, чтобы принести молитву за свой народ, а теперь вера человека в то, что в алтаре, где пребывает невидимо Святая Троица, молитва имеет особую силу и дерзновение к Богу, объявляется магизмом. Отцы реформации молотом разрушали алтари и престолы с криками, что это языческие наслоения в христианстве. Господин Осипов считает, что привычка подавать записку в алтарь — это дурная привычка, которая переводит духовную жизнь во внешнее. Почему же тогда величайшие святые Православной Церкви так любили богослужение с его обрядамии ритуалами? Значит, обряд способствует очищению души, является каноном дляосвящающей благодати.

Господин Осипов пишет: «Магизм охватывает нас». Что подразумевает г-н Осипов под словом «нас»? Всю Церковь? В той же статье он пишет: «Мы неуклонно и все более усиленно повторяем путь духовной деградации».

Господин Осипов считает, что такой процесс оканчивается отвержением Христа. Кто дал право г-ну Осипову произносить свой приговор над Церковью? Он может говорить о личном состоянии своей души, но диагностировать через окно Своего кабинета всю Церковь — это значит находиться в состояний той гордости, от которой предостерегает сам г-н Осипов, перефразируя слова аввы Дорофея: «Одна причина всех заблуждений всех страстей — гордость». Разве не гордость бросать обвинения Церкви — своей матери — в скрытом язычестве, которое в Ветхом Завете сравнивалось с духовным блудом? Господин Осипов пишет, что мы, погружаясь в страсти, «повторяем путь истинной богооткровенной религии, православной религии ветхозаветной».

Нет, г-н Осипов, богооткровенная религия осталась богооткровенной, она не изменилась в своей сущности, как Слово Божие во все ветхозаветные времена, но ее стали подменять другой религией и ветхозаветные модернисты, и реформаторы. Не ветхозаветная религия пришла к отвержению Христа, а люди отошли от ветхозаветной религии. Талмудизм — это не консервация Ветхого Завета, а его реформация, как в догматическом, так и в нравственном аспектах.

Цитируем г-на Осипова: «Христос говорит: Не ищите, что есть, что пить, во что одеться, ищите прежде всего царствия небесного и | правды его, и это все приложится вам (Мф. 6, 31, 33). Но современные христиане считают это ошибкой, заблуждением. Главной заповедью становится: «Ищите прежде всего, что есть, что вам пить и во что одеться». Господин Осипов отзывается о современных христианах с иронией, достойнойжурнала «Безбожник» и его редактора Гультмана. Он клевещет, как будто христиане считают слова Спасителя ошибкой, заблуждением. Если Христос ошибался и заблуждался, значит Он — не Сын Божий и не Вечная Истина.

Во что и в кого же верят тогда современные христиане, по мнению г-на Осипова? В продолжение своей жизни я слышал много клеветы и насмешек над христианством, но это говорили атеисты; однако ни разу мне не приходилось слышать ни от одного христианина, посещающего храмовое богослужение и участвующего в Таинствах и обрядах Церкви, о том, что «Христос заблуждается». Басни о таких христианах, хулящих Христа, являются фантазией самого г-на Осипова. Другое дело, что люди по слабости воли отступают от заповедей Христа, что духовный путь их не прямолинеен, что полное совершенство на земле не доступно для человека, но я не видел грешника-христианина, который успокаивал себя тем, что «Христос заблуждался и ошибался».

Это все словесная эквилибристика г-на Осипова. Доктор богословия считает, что для современных христиан главной заповедью становится: «Ищите, прежде всего, что вам есть, что вам пить и во что одеться». В историческом аспекте XX век — это наша современность. Это был век самых страшных гонений на Православие за всю историю Церкви. Если христиане были бы духовными уродцами, для которых главная заповедь — есть и пить, т. е. двуногими поросятами, стремящимися занять удобное место у корыта, или людьми, индифферентными к вере, которые считают, что Евангелие — ошибка и заблуждение, то каким образом Церковь могла бы дать миллионы мучеников именно в наше время, которые предпочли тюрьмы, ссылки и смерть отречению от Христа?

Двадцатый век представляет собой кровавый мартиролог, летопись мученичества; пытки, которым подвергали христиан, особенно священнослужителей и монахов в лагерях и застенках, превосходят жестокость Нерона и Диоклетиана.

Богоборческие силы, захватив политическую власть, поставили одну из главных своих целей — уничтожение Церкви. Это совершалось путем гонений, физического уничтожения верующих, психического террора и массовой дезинформации. Школа, искусство, литература были мобилизованы для борьбы с христианством. Уже малые дети через систему общественного образования получали инъекцию атеизма. Казалось, нет материальной силы, которая могла противостоять этому террору и насилию.

Но Церковь выжила именно потому, что христиане искали прежде всего царства Божия и с помощью благодати выдержали казалось бы невыносимые для человека мучения и победили ценой своей жизни. Этого не захотел увидеть г-н Осипов (В другой лекции г-н Осипов признает, что 20-ый век дал мучеников больше, чем времена языческих гонений, противореча самому себе или предусмотрительно оставляя путь к отступлению). Он обозвал монашествующих преемниками фарисеев, которых обличал Христос, а епископов сравнил с последними ветхозаветными первосвященниками.

Если бы это было так, если бы у современных христиан не горела бы в сердцах вера и любовь к Христу, если бы современная Церковь была охвачена тем, что г-н Осипов изволил назвать магизом, то самой Церкви уже бы не существовало, ведь гонения продолжались в различных формах до 90-х годов XX столетия. И только небольшой промежуток в несколько лет отделяет нас от этого времени. Поэтому, по нашему мнению, г-н Осипов

нанес неслыханное оскорбление Церкви мучеников, сказав, что для современных христиан главное — есть и пить, т. е. «религия живота».

А теперь разве не видит г-н Осипов возрождение христианства, строительство храмов и монастырей, тягу молодежи к духовной жизни? Нет, упорно повторяет, что монахи — фарисеи, епископы и священники — гордецы с притязанием на личную непогрешимость, а миряне — это толпа, застывшая на исполнении внешней обрядности. В журнале «Безбожник» часто печатались карикатуры: буржуй, священник и жандарм. У буржуя и священника заплывшие жиром лица и огромные животы. Теперь г-н Осипов в унисон этой карикатуре утверждает, что главным для современных христиан становится забота о том, что есть и что пить. Такой представляли атеистические идеологи Церковь и считали, что могут в течение нескольких лет уничтожить ее, но ошиблись в своих расчетах именно потому, что для христиан высшей ценностью, ради которой они отдавали свою жизнь, была вера во Христа.

Господин Осипов продолжает свой шарж и пишет, как будто православные христиане считают, что они механически должны быть спасены. Любой христианин знает, что Церковь — это необходимое условие для спасения, но также необходимо исполнять заповеди Божий в своей жизни. Он хочет показать современных христиан преемниками древних фарисеев, которые считали, что царство небесное принадлежит им, как потомкам Авраама. Он приписывает современным христианам жуткую мысль, что можно жить как попало, в страстях и грехах, без покаяния и молитвы и при этом спастись: «Нам-то безусловно приложится царствие Божие, и сомневаться в этом нечего».

3а свою жизнь я не встречал ни одного христианина, который утверждал бы, что все правовые обязательно спасутся. Такой православный просто-напросто выдуман г-ном Осиповым, как персонаж трагикомедии. Безусловно, православные христиане не могут равнять себя с католиками, лютеранами и сектантами.

Православная вера — это основа спасения, но основа, на которой должен быть построен дом нашей вечной жизни. Каждый православный христианин, посещающий храм, уже получает основные катехизические знания, а тем более в наше время, когда открыта и доступна духовная литературa. Православных в невежестве вряд ли можно упрекнуть. Мы рады, что мы — православные. Само Евангелие — это радостная весть, оно живет в Церкви, и поэтому мы рады, что принадлежим Православной Церкви, как рады были люди, оказавшиеся в ковчеге, но разве они превозносились над теми, кто погибал во время потопа, не имея на чем спастись? Без ковчега спастись невозможно, но из трех сыновей Ноя там находился Хам. Радость о том, что мы православные, вовсе не уничтожает ответственность за Православие.

Господин Осипов представил современных православных какими-то провинциальными оригенистами. Он пишет: «Мы горды своим православием». Это старая песня экуменизма о конфессиональной гордости. Но это слово лживое и прибежит скорее к лексикону сторонников психологического террора. Гордый человек приписывает все себе, своим личным достоинствам и способностям. Он верит в самого себя, он исходит из себя, он считает самого себя последней инстанцией истины. Гордость обрекает человека на одиночество. Он превозносится над своими друзьями и братьями — и поэтому теряет их. Гордость порождает отчуждение от самых близких людей и эмоциональную холодность друг к другу.

Древних христиан ужасал демонизм идолопоклонства, и они, сожалея о погибели язычников, молились об их обращении ко Христу, а не превозносились перед ними. Иоанн Богослов — апостол любви, таинник Божией благодати — видел духовную смерть в ересях и запрещал своим ученикам общаться с еретиками-докетами и даже приветствовать их. Для него было очевидной истиной, что для спасения необходима чистота веры, но можно ли из этого делать заключение о какой-либо гордыне любимого ученика Христа и нравственной ограниченности его учеников?

Веру в Православие как единственный путь спасения г-н Осипов клеймит как духовную гордыню, то есть как самый тяжелый грех, из-за которого пал Люцифер. Он называет это «нашей печальной реальностью». Он считает, если вера в Православие как единственный путь к Богу не будет активно искореняться, то наше спасение невозможно. Он призывает обратить на это (по его экуменическому диалекту на «гордость православия») главное внимание; говорить об этом, спасать верующих от этого, иначе, по его словам, «бесполезно будет богослужение, оно ничего не дает душе человека»; и вдруг неожиданно продолжает: «Если человек не молится на этом богослужении, ничего не дает молитва, если он не кается».

По мнению г-на Осипова, христианин, верящий в уникальность Православия и радующийся, что он не еретик, не католик, не лютеранин, не сектант, отключен от духовной жизни, он не может искренне молиться и глубоко каяться, а гордо стоит в храме, имея царство Божие, и сомневаться в этом нечего».

Я говорил о том, что хирург не имеет права на ошибку, еще менее имеет право фармацевт, у которого на одной полке стоят яд и лекарство. Духовные ошибки преподавателя богословия обесценивают и уничтожают его призывы изучать Святых Отцов и даже отдельные верные мысли, которые в данном случае могут служить прикрытием богословских искажений. Либерализм проникает во все щели нашего общества. Церковь, в своем человечком элементе не изолирована от мира, поэтому надо ожидать, что процесс либерализации будет продолжаться возможно с нарастающей силой, но это не снимает с нас долга свидетельствовать о Православии как светом поле божественного Логоса, вне которого – хаос и смерть.*

*См. А.И.Осипов. Будь верен в малом. В С6.: Православное учение о вере, Церкви, духовности. Издание «Самарский дом печати», 1997.С.18-24