Фразы и афоризмы преподавателей 1 страница

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИМЕНИ М.В. ЛОМОНОСОВА

ФАКУЛЬТЕТ ЖУРНАЛИСТИКИ

ЛЕГЕНДЫ И БАЙКИ

ЖУРФАКА

К славному юбилею

Ясена Николаевича Засурского

 

Москва

29 октября 2009 года

 

 

Легенды и байки журфака. К славному юбилею Ясена Николаевича Засурского. – Под редакцией доцента Г.В. Прутцкова. Составители Екатерина Анисимова, Полина Воскресенская.

 

От составителей

 

При подготовке этого сборника мы говорили, встречались, переписывались со многими преподавателями и выпускниками нашего факультета разных лет. Мы очень благодарны всем, кто нашёл время откликнуться на наши просьбы. Особые слова признательности хотим выразить Ивану Панкееву, Елене Корниловой, Ларисе Михайловой, Андрею Самохину, Георгию Выгалову, Людмиле Коваленко.

Просим читателей присылать нам не вошедшие в этот сборник легенды и байки, связанные с факультетом журналистики МГУ, его преподавателями, аспирантами, студентами и абитуриентами. Наш электронный адрес: [email protected]

Наш почтовый адрес: 125009, Москва, улица Моховая, дом 9, кафедра зарубежной журналистики и литературы, с пометкой «Байки журфака».

 

С уважением,

Екатерина Анисимова, Полина Воскресенская,

студентки факультета журналистики МГУ.

 

 

От редактора

 

Ясена Николаевича Засурского трудно удивить необычными подарками. Ведь ему дарили, наверное, всё, что только можно подарить: старинные книги, национальные костюмы и даже кенгуриные шкуры. Думая о сегодняшнем юбилее Президента факультета журналистики МГУ, мы решили, что наш подарок должен быть простым, и подготовили этот сборник легенд и баек о журфаке, его преподавателях и студентах разных эпох.

Мы нарочно не стали классифицировать истории по темам или преподавателям. Ведь у всех этих рассказов – коротких и длинных, документальных и легендарных – есть объединяющая основа, точнее, конкретный человек – наш юбиляр. Не будь его, жизнь журфака сложилась бы совсем по-другому, и многие истории, представленные здесь, вообще не произошли бы: ведь тогда не преподавали бы в старом здании на Моховой многие герои легенд и баек – люди, которых привёл сюда Засурский.

Впрочем, оставим суждения о месте и роли Ясена Николаевича в Московском университете будущим биографам Президента. Масштабность его фигуры пусть беспристрастно оценят потомки. А наш сборник историй – пристрастный и отнюдь не претендующий на академическую полноту фактов и событий. По сути, это всего лишь попытка собрать фольклор журфака эпохи Засурского.

Мы просим извинить нас, если под этой обложкой не окажется историй о тех или иных преподавателях. Сбор легенд и баек журфака будет активно продолжаться. Рассчитываем в этом на помощь наших читателей. И надеемся к следующему юбилею Ясена Николаевича порадовать его новой книгой историй – гораздо более полной и солидной, чем эта.

 

Григорий Прутцков,

доцент факультета журналистики МГУ.

 

Как-то на журфаке поселился бездомный пес. Дворняга. Он лежал голодный и грустный в фойе. Студенты переживали, что декан Засурский будет ругаться и заставит выбросить собаку на улицу, где уже зачастили осенние холодные дожди. Кто-то стоял на стреме, когда шел декан: прятали собаку в подвале, в гардеробной.

Но каким-то образом декан все же узнал о собаке. Студенты, выстроившись в фойе, молча ждали строгий вердикт. Но каково было их удивление, когда они увидели в руках Ясена Николаевича красивый ошейник.

– Когда у собаки ошейник, с ней не будут обращаться, как с бездомной, – сказал он, пристегнув кожаный ремешок.

 

***

В 80-годы один журфаковец, Сережа Благодаров (позднее сотрудник «Комсомольской правды»), попытался пробиться на концерт Аллы Пугачевой в Театре эстрады. В кассе, как обычно тогда, «билетов нет», а примадонна была в зените славы. Гонят в дверь – лезь в окно: Сережа попал туда окольным путем – через какую-то форточку второго этажа на задворках. Когда друзья стали расспрашивать, что его вдохновило и заставило так рисковать, он простодушно признался:

– Вчера на лекции по зарубежной журналистике Засурский рассказал про чешского репортера Эгона Эрвина Киша, который спрыгнул с корабля, сломал ногу и таким образом попал на запретную территорию другой страны. Вот и я тоже, пролезая в форточку, порвал джинсы: и куда ж контролеры денутся – меня тут же провели в темный зал с глаз подальше!

 

***

У Ясена Николаевича была забавная привычка: иногда при разговоре со студентом тет-а-тет на увещевательные темы он крутил на пиджаке слушающего пуговицу. Иногда морали затягивались, и пуговица, в конце концов, благополучно оставалась у декана в руках.

Поймав в коридоре одного шкодливого студента, Ясен Николаевич приступил к слововоспитанию: взялся за пуговицу студента и со словами «Вас как, молодой человек, зовут?» медленно крутил пуговицу, которая, естественно, отлетела. После этого декан вложил ее обратно в руку студента и ласково, произнеся себе под нос любимое «будем отчислять», медленно побрел по коридору.

 

***

Однажды две студентки поссорились, и одна из них дала другой пощечину, и у той даже очки разбились. Правда, они очень слабо держались. Девушке, давшей пощечину, грозило отчисление. Все были на ее стороне. Их вызвали к Ясену Николаевичу. Он спросил, что произошло.

– Я дала ей пощечину.

– Она мне за дело!

Ясен Николаевич сказал:

– Тогда идите отсюда и занимайтесь делом!

 

***

Учился на журфаке один парень. Звали его Юра. Он жил в ДАСе. Юру друзья его звали Шерстяной, потому что весь его торс густо зарос черными волосами, так что издалека его можно было принять за негра.

Однажды на 9 мая, как водится, студенты отметили это событие, выпили пивка. Было довольно жарко, и Юра разделся по пояс и лег на кровать отдохнуть. И заснул. А в это время, так раньше при советской власти было принято, руководство факультета приехало в общежитие посмотреть, как студенты проводят в выходные дни свой досуг, и все ли с ними в порядке.

И вот заходит Ясен Николаевич в комнату и видит: на белой простынке в белых брюках лежит черный обугленный парень и не дышит. Засурский испугался не на шутку, подумал, что студент где-то обгорел. Подошел к нему проверить: может, он без сознания и надо «скорую» вызвать. А как узнать, холодный он или ещё теплый?

Ясен Николаевич так аккуратно опускает свою руку Юре на грудь. И вдруг чувствует, что рука погружается в какой-то не совсем приятный мех. Он быстро отдернул руку от Юриной груди. Слава Богу – не обгорел студент!

 

 

***

Мужской туалет на первом этаже. Заходит Ясен Николаевич и, кивнув студентам, закрывает за собой дверь в кабинке. Пару секунд спустя в туалет залетает студент и начинает возмущенно вопить:

– Ясен, гад, сказал, что отчислит, а у меня всего-то «хвостов» пять штук!

Присутствующие взглядами пытаются показать на закрытую дверь кабинки. Но студент не унимается. В этот момент открывается дверь, выходит Ясен Николаевич, невозмутимо подходит к умывальнику, моет руки и походя бросает через плечо:

– И отчислю!

 

***

Стоят Засурский с Садовничим в очереди в столовой ДАСа. Перед ними смуглый студент говорит продавщице:

– Один кофе, пожалуйста.

Засурский кивает Садовничему в сторону этого молодого человека:

– Ну вот, видите, Виктор Антонович, умеют всё же наши студенты говорить на правильном русском языке.

Студент продолжает:

– И один булочка.

***

Студентка Ира была на курсе ходячая Драма. После трех лет обучения ей взбрело в голову, что она зря тратит время на образование, и ее призвание – монастырь. Она подалась в Загорск (ныне – Сергиев Посад).

В монахини ее, конечно, сразу не приняли, а назначили в виде испытательного срока годичное послушание. Поболталась Ира год санитаркой в больницах и быстренько сообразила, почем фунт лиха. Пришла к Засурскому восстанавливаться.

Ясен Николаевич слушал ее рассказ долго и молча. Когда Ирины слезы, наконец, иссякли, он произнес:

– Ваши заблуждения – ваша проблема. А наша задача – сделать из Вас специалиста.

И восстановил ее.

***

 

Ясен Николаевич просто приходил и читал лекции, кажется, так отстранённо, как бы паря надо всем этим мелочным бытом, совершенно не обращая внимания на то, что происходит в аудитории, много или мало народу, чем эти люди там, внизу, занимаются. Но, однако же, когда дело доходило до каких-нибудь конфликтов и персональных разборок, студенты приходили к Ясену Николаевичу с очередной просьбой дать «еще один шанс» какому-нибудь талантливому бездельнику. Оказывалось, что Засурский очень даже в курсе многих студенческих дел и очень хорошо знает практически всех студентов на курсе.

 

***

Идет однажды один студент на занятия и в скверике, почти у самого здания журфака на Моховой, видит: ему навстречу шагает улыбающийся декан и приветливо протягивает руку, чтобы поздороваться. Он, конечно, смутился, поскольку был всего лишь второкурсником, и за руку с деканом здороваться до этого не приходилось. В ту же секунду в голове промелькнуло: «Эх, жаль, никто из моих однокашников не станет свидетелем, как мы с Засурским обмениваемся дружеским рукопожатием». Но особенно стало жаль студенту, что эту сцену хотя бы краешком глаза не увидит его суровая «немка», с которой у многих, включая меня, не совсем ладились отношения.

В следующие несколько секунд, оставшихся до рукопожатия, студент судорожно искал ответ на вопрос: откуда все-таки декан его знает? И, казалось, нашел. Ну, конечно же, Засурский не мог не знать, что именно он не так давно избран от журфака в состав комитета комсомола МГУ! Декана и студента отделяли последние полтора метра и, прежде чем стиснуть протянутую руку декана, студент почему-то решил оглянуться. И ему стало не по себе: за спиной, почти дыша в затылок, шел навстречу Засурскому, и тоже с протянутой рукой, секретарь парткома МГУ Протопопов – вторая после ректора фигура в университете. Студент оказался между ними. Вот был бы случай, если б студент пожал не предназначенную ему руку!

***

Жизнь беспечного и безалаберного студента резко перевернулась, как только он переехал жить на Мосфильмовскую улицу. Ему невдомек было, что рядом с его домом соседствовал дом профессорский.

А началось все как-то утром. Опаздывая в университет, студент профессиональным жестом тормознул такси и плюхнулся на заднее сидение. Заведя с водителем и впередисидящий пассажиром разговор о чем-то незначительном, он с ужасом стал понимать, что этот пассажир – Ясен Николаевич. Веселые нотки вмиг исчезли из его ставшей уже несвязной речи, и он стал с ужасом думать, как будет расплачиваться с таксистом. Заплатить за двоих? Верх нахальства: студент платит за декана! Прокатиться на халяву? Неудобно. Но, поразмыслив, студент понял, что это, пожалуй, был единственно разумный выход. Так и сделал, и потом с гордостью целый день рассказывал об этом однокурсникам.

Каково было удивление этого студента, когда на следующее утро картина повторилась один к одному. Студент, конечно, уже не держал всю дорогу зажатый в потном кулачке рубль, однако, выйдя из такси и поблагодарив Ясена Николаевича, дал себе клятву: больше такое не повторится. Стыдно было.

Прошла неделя. Снова опаздывая на лекции, студент решил вновь доехать на такси. Для этого специально выбрал время, когда, по его подсчетам, все должны были быть на лекции. Поэтому он неспешно собрался на вторую пару. Вышел к обочине. И что вы думаете? Такси само тормозит у его ног, а в окне студент видит улыбающегося Ясена Николаевича!

– Молодой человек, вас подвести? – с хитринкой приветствует его декан.

С тех пор этот студент никогда по утрам не опаздывал, а если уж это и случалось, то на лекции вообще не ходил.

 

***

 

На зачете студенты не смогли ответить Рожновскому про манифест братьев Шлегелей. Две группы не знали, что такое романтическая ирония. Все заходили в аудиторию по третьему разу, и каждый на этот вопрос отвечал по два предложения из манифеста. Но никто не мог попасть в точку.

Тогда студенты пошли к Засурскому. Выслушав их беду, декан только и сказал им:

– А-а-а, Рожновский, «абсолютный синтез абсолютных антитез».

Никто ничего не понял, но фразу запомнили все. И на вопрос Рожновского «что такое романтическая ирония» все бодро рапортовали: «Абсолютный синтез абсолютных антитез!».

Рожновский ставил зачет и говорил: «Жаль, жаль!».

***

 

Один студент очень долго учился на журфаке: сначала на дневном отделении, потом взял академический отпуск, потом перевелся на заочное отделение. Наступил долгожданный год окончания журфака. Ясен Николаевич, вручая этому студенту диплом, сказал ему на ушко:

– Ну, наконец-то!

 

***

Один студент написал Засурскому заявление о материальной помощи: «Ясеню Николаевичу Засурскому». И потом рассказывал всем, что декан наложил резолюцию: «Дубу отказать».

 

***

Один из дней открытых дверей на факультете журналистики вел Ясен Николаевич Засурский. Он много рассказывал о факультете и представлял заведующих кафедрами.

– А кафедру стилистики возглавляет Дитмар Эльяшевич Розенталь.

Понятное дело, Ясен Николаевич просто оговорился: Розенталь-то давно умер. Коллеги шепчут Засурскому, что кафедру возглавляет профессор Солганик. Ясен Николаевич поправился:

– Дитмар Эльяшевич Розенталь возглавлял кафедру стилистики русского языка, но его сейчас уже нет с нами... Сейчас кафедру возглавляет Григорий Яковлевич Солганик.

Тут он смотрит: Солганик не пришёл. Пауза. Ясен Николаевич продолжает:

– Солганика сейчас тоже нет. – И, спохватившись: – Но по другой причине.

***

Давно было подмечено, что аспирантки Елены Леонидовны Вартановой за годы работы над кандидатской диссертацией непременно выходили замуж и рожали детей.

И вот однажды на ученом совете шла защита диссертации очередной аспирантки Вартановой. Всё прошло хорошо, работа набрала максимальное количество голосов, и члены совета выстроились в очередь поздравлять новоиспеченного кандидата наук. Первым подошел Ясен Николаевич.

– Вы замужем? – спросил он, поцеловав ручку дамы.

– Да, не так давно вышла, – ответила она.

– А дети у вас есть? – продолжал интересоваться Засурский.

– Еще нет.

– Обязательно будут, и очень скоро! Вот увидите! – уверенно пообещал Ясен Николаевич. – Все, у кого Елена Леонидовна была научным руководителем, быстро выходили замуж и рожали. И вы не будете исключением!

Не прошло и года, как эта молодая женщина пришла к Ясену Николаевичу и Елене Леонидовне – показать новорождённого сынишку.

***

В это, наверно, трудно поверить, но на факультете журналистики МГУ вместе с нами учился полный тезка классика русской литературы, автора бессмертных «Мертвых душ» и «Ревизора» – Николай Васильевич Гоголь. Он приехал в Москву из Мурманска, на первом курсе женился на однокурснице, горьковчанке Наталье Гештаровой, и вскорости у них родился сын Дима. Но я не об этом.

Из-за фамилии у Николая нередко случались любопытные истории. Впрочем, для кого любопытные, а для кого – не очень.

Сдавали экзамен по античной литературе. Его принимала хорошо известная многим поколениям журфаковцев Елизавета Петровна Кучборская, человек оригинальный и влюбленный в свой предмет. Вокруг ее имени до сих пор на факультете ходят легенды. И одна из них как раз связана с Николаем.

А дело было так. Пришел Коля на экзамен, подходит к столу, протягивает Кучборской зачетку и берет билет. Елизавета Петровна, глянув на фамилию, обмерла:

– Молодой человек, одну минутку. Ваша фамилия Гоголь?

– Гоголь, – кивает студент.

– И что? Николай Васильевич?

– Да.

Наступает затяжная пауза, после которой Елизавета Петровна осторожно закрывает зачетку и, недоверчиво глядя на однофамильца великого писателя, возвращает Николаю:

– Возьмите. Принять экзамен я у вас не смогу.

– Как? – В Колиных глазах недоумение. – Почему?

– Да подумайте сами! Имею ли я моральное право принимать экзамен у самого Николая Васильевича Гоголя?

Коля растерян:

– Но я же не виноват, что у меня такие фамилия, имя и отчество.

– Лично вы, молодой человек, наверно, не виноваты, но попробуйте встать на мое место. Принять экзамен у Гоголя! Каково, а? Это, сами понимаете, невозможно.

Коля расстроился и молча вышел из аудитории. Вскоре он вернулся в сопровождении инспектора учебной части.

– Елизавета Петровна! – начала инспектор. – У вас к этому студенту какие-то вопросы по фамилии? Он по всем документам – Гоголь Николай Васильевич. Это простое совпадение. Экзамен надо принимать.

Кучборская недоуменно разводит руками:

– Голубушка! Не могу я это сделать! Как вы не поймете!? Пусть обратится в органы ЗАГСа – может, ему поменяют фамилию. А так... И не уговаривайте!

Елизавета Петровна перевела дух и, окинув взором изумленных этой сценой студентов, сидящих в аудитории, неожиданно сдалась:

– А впрочем, давайте вашу зачетку, молодой человек…

И ставит Коле пятерку.

– Не сомневаюсь, что Николай Васильевич Гоголь знать античную литературу меньше, чем на «отлично», тоже не может. Но принимать экзамен? Извините, это выше моих сил...

Я, как и все, до поры до времени считал эту историю легендой, но на четвертом курсе, когда мы с женой и сынишкой оказались соседями Гоголей по жилищному блоку в "высотке" на Ленинских (Воробьевых) горах, из уст самого Николая узнал, что все, в сущности, так и было.

... После МГУ Коля уехал работать на Дальний Восток, звал и нас туда, но мы выбрали Киров. Потом он звонил из Москвы, печатался в «Комсомолке», работал в «Труде». Пусть и не снискал лавров именитого тезки, но журналист из него вышел хороший.

 

«Ералаш»

Так называлась газета, которую мы с друзьями-однокурсниками выпускали на втором году учебы на факультете. Правда, «газета» – это слишком громко сказано для шести экземпляров формата А-4, то есть обычных листов. Но больше копий пишущая машинка не пробивала, а ксероксов еще не было.

Однако во всем остальном наше творение было похоже на газету. Во-первых, шапку первого экземпляра украшал орден Ленина, привинченный слева от названия. Точь-в-точь, как в газете «Правда», главной газете страны, в которой мы родились, – СССР. Орден по глупости и ребячеству я реквизировал из коллекции государственных наград своего прославленного деда.

Во-вторых, в нашем СМИ, как в настоящем издании, были передовая статья, четкие рубрики, даже карикатуры и фотографии. Жанры присутствовали все, от репортажа до фельетона. Короче говоря, мы старались сделать так, как нас учили, и чтобы не было хуже того, что мы видели вокруг.

Это была игра. Нам было по 18 лет, мы были счастливы и беспечны. Мы учились в лучшем вузе страны, у наших ног лежал весь мир, и нас ждало блестящее будущее. Учеба давалась легко, поэтому время оставалось на развлечения, в том числе на игру. Игру в карты, которая называлась «кинг».

Понятно, что просто так дуться в кинга нам, таким талантливым, было мало. Так как-то сама собой и родилась идея сделать газету, получившую имя одного из розыгрышей в игре – ералаша, суть которого в том, что в его процессе бралось и считалось все, от взяток до картинок и мастей. Проиграв в предыдущих конах, ты мог наверстать упущенное, удачно проведя ералаш. Словом, у тебя была полная свобода действий и все зависело только от тебя самого.

Так родилось название издания, в котором мы абсолютно свободно высказывались по поводу того, как мы живем, что чувствуем и что говорим. Сегодня мне кажется, что «Ералаш» был в какой-то мере предтечей факультетской эстрадной студии «Грезы», ставшей впоследствии знаменитой. Во всяком случае, часть редакторов и авторов газеты стали основателями студии, которая на старте своей славы тоже говорила и пела то, что считала нужным.

Мы были вчерашними мальчишками. Туркмен Боря Шихмурадов, с которым мы долгое время работали вместе в Агентстве печати «Новости», в Москве и за границей. После распада СССР Борис стал министром иностранных дел Туркменистана и вице-премьером правительства. Дальнейшая его судьба трагична. У нас до сих пор нет достоверной информации о судьбе нашего друга, гражданина РФ, обвиненного феодальным режимом его родины в попытке государственного переворота. Но это тема другой статьи, а пока мы живем надеждой с нашей однокурсницей, его женой, Татьяной.

Драматург, писатель, создатель радиостанции «Максимум» Саша Юриков, мой друг и коллега по редакции. Украинец Володя Кучмий, блестящий спортивный журналист, создатель газеты «Спорт-экспресс» – ушедший из жизни, увы, безвременно в нынешнем году. Леша Моргун, родившийся в нынешнем Бишкеке, долго проработавший вместе с женой и нашей однокурсницей Татьяной Яхлаковой в Вильнюсе, а потом в Москве, моим заместителем в Министерстве печати РФ. Чуть не забыл упомянуть в этом списке себя, любимого.

«Ералаш» выходил раз в неделю на двух полосах, то есть я печатал текст на оборотной стороне страницы. Газета рассказывала о жизни на факультете и в общежитии. Мы смеялись друг над другом, но только доброжелательно. Критиковали, но только по делу. Вышло пять-шесть номеров. Экземпляры разлетались, как горячие пирожки, как вдруг меня вызвали в деканат.

В кабинете декана меня ждал отнюдь не Засурский, а незнакомый мне человек весьма серьезного вида, коротко стриженный, в черной рубашке и при темном галстуке. Он вкрадчиво, но доходчиво объяснил мне, что я с товарищами занимаюсь делом, которое квалифицируется как «самиздат». А это деяние находится неподалеку от «антисоветской деятельности», которая уже квалифицируется соответствующей статьей в Уголовном кодексе РСФСР.

Признаюсь, этот тип, будучи куратором факультета от КГБ, напугал меня до смерти. Впрочем, именно это и входило в его задачу. Отчасти потому, что родители некоторых редакторов и корреспондентов «Ералаша» входили в состав высшего партийного и государственного руководства страны. Так это или не так, я точно не знаю. Но хорошо помню, как в коридоре меня остановил Ясен Николаевич и по-отечески посоветовал приостановить издание. Позже из достоверных источников я узнал: он убедил того дядю в черном в том, что «мальчики развлекаются» и ничего более за этим не стоит.

Во время игры при заявке «ералаш» запрещается заходить в черви. На разговорном: «С червей не ходить». Позже выяснилось также, что у нас на курсе были два таких «червяка». Стукача, по-простому, которые и донесли на нас. Их имена мы хорошо знаем. С тех пор они стараются не попадаться нам на пути.

Орден Ленина вернулся в дедовский архив и хранится у меня дома. Изредка я показываю его детям и очень сожалею о том, что у меня не сохранилось ни одного экземпляра «Ералаша». Ведь прошло сорок лет.

Если у кого-то из моих однокурсников, которые прочтут эти строки, найдется экземпляр нашей газеты, найдите меня.

 

Сергей Грызунов, экс-министр печати РФ, профессор МГИМО

 

***

Елизавета Петровна Кучборская. Она всегда ходила в длинном темном платье и была похожа на актрису Комиссаржевскую. Читала лекции, как будто давала представление на театральной сцене. Неподражаемые интонации, жесты… Заслушаешься – и забываешь про конспект. Но и без записи все оставалось в памяти.

В 1950-е годы, когда факультет журналистики только-только отделился от филологического, Елизавета Петровна Кучборская стала одним из первых его профессоров. Она чем-то напоминала Фаину Раневскую: прямая, бескомпромиссная, острая на язык. И если летом, зайдя на факультет, вы видели девушку с выпученными глазами, которая неслась вниз по центральной лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, это означало одно: Елизавета Петровна принимает экзамен! У ЕП было обыкновение выбрасывать зачётки не только с балюстрады, но и в окошко к ногам Михайло Васильевича! Кучборская не любила девиц, считая, что в журналистике женщине делать нечего. А вот юноши всегда могли рассчитывать на положительную отметку хотя бы за хороший внешний вид. Поэтому ночь накануне экзамена у Кучборской в общежитии журфака 50-х годов больше напоминала суету в портняжной мастерской: народ спешно гладил брюки, пришивал пуговицы, чистил пиджаки; нередко предметы для успешной сдачи экзамена брали взаймы у соседей. Незнание греков и римлян прощалось чаще, чем отсутствие стрелки на брюках.

Елизавета Петровна обладала замечательной самоиронией и умением держать паузу. Муж Кучборской был известным литературоведом, его книги находились в списке рекомендуемой методической литературы. Когда Кучборская давала список литературы на семестр, то, дойдя до работы супруга, делала многозначительную паузу, как бы решая, что сказать про эту книгу. Тот, кто понимал, в чем дело (у мужа была другая фамилия – Иващенко), начинал тихо смеяться. Затем, выйдя из оцепенения, Елизавета Петровна уже под хохот аудитории делала небрежный жест рукой со словами: «Впрочем… это вы можете не читать!»

В 1980-е про Кучборскую рассказывали, что она была балериной в Мариинском театре – то ли перед войной, то ли еще до революции; что она умеет провидеть и прорицать будущее; наконец, что Кучборская способна наколдовать судьбу. Экзамены она принимала, завернувшись в шаль и глядя поверх голов – куда-то в дальний верхний угол комнаты – взглядом ясновидящего.

Девиц она не жаловала по-прежнему. А в 80-е годы к журфаку прикрепляли в полном составе целые спортивные сборные, благо вольница вечернего и заочного отделений не мешала тренировкам.

***

Однажды Елизавета Петровна принимала экзамен у очередной сборной, вернувшейся с соревнований по прыжкам в воду. Дело происходило в аудитории на третьем этаже, выходящей на балюстраду. Кучборская, по своему обыкновению, завернулась в шаль и устремила взгляд в бесконечность; девушка, думая, что Кучборская витает далеко, бодрым голосом понесла околесицу.

– Постойте! – Кучборская опустила взгляд на студентку – Скажите, кто написал «Илиаду»?

– Одиссей, – уверенно сказала та.

– Каким спортом вы занимаетесь? – спросила Кучборская, окончательно выходя из транса.

– Прыжками в воду, мастер спорта, – гордо ответила девица, рассчитывая на поблажку.

Елизавета Петровна раскрыла ее зачетку, крупно написала: «Идиотка!», затем вышла на балюстраду и со словами «А теперь прыгайте!» кинула зачетку вниз.

 

Эта история очень популярна, и существует множество ее версий. Вот одна из них.

Однажды Е.П. Кучборская принимала экзамен. Девушка-студентка ну совсем ничего не знает. Кучборская, уже отчаявшись, спрашивает:

– Девушка, может, Вы хотя бы скажете, кто «Илиаду» написал?

Девушка, ничтоже сумняшеся, отвечает:

– Одиссей…

Елизавета Петровна побагровела и говорит:

– Девушка, вы дура! Вон отсюда!

А затем взяла ее зачетку и сбросила с балюстрады. Девушка начала возмущаться:

–Что Вы делаете, как так можно?

А Елизавета Петровна ответила:

– Вы хотите, чтобы я бросалась туда от ваших ответов?

***

В другой раз в очереди перед аудиторией оказался член сборной по борьбе. Пообщавшись с другими студентами, он впал в истерику и со словами «Я ничего не знаю!!!» начал биться всем телом о стену. На шум вышла Кучборская.

– Какая у вас замечательная античная экспрессия! Молодой человек, вашу зачетку!

***

На международном отделении был студент Борис А., который недостаток знаний по классической литературе попытался компенсировать ссылками на Ленина и партию (дело происходило в 1984 году). Елизавета Петровна с большим интересом выслушала его текст, после чего с театральным жестом заметила:

– Что бы вам такого пожелать, молодой человек… Чтобы вы провалились сквозь землю… Или на вас обрушилась стенка… Уходите от меня и будьте прокляты!..

Студент с округленными от ужаса глазами вылетел в коридор, раскрыл зачетку – в ней стояла четверка. Заглянул в аудиторию – Елизавета Петровна тихо смеялась, завернувшись в шаль.

Но жизнь этого не в меру партийного товарища дальше не сложилась: его перевели с международного отделения на дневное, потом на заочное, и далее его следы затерялись. А Кучборская в очередной раз подтвердила колдовскую репутацию.

 

***

По известному закону, студенту на экзамене у Кучборской достался билет – «Облака» Аристофана и «Орестея» Эсхила. Он знал лишь, что кто-то из них участвовал в своих постановках... Вразумительный ответ на таком факте не построишь, надо крутиться. Не придумав ничего лучше, бедолага разрисовал весь лист мечами, шлемами, щитами, греческими профилями... Благо кинофильм «Спартак» смотрел!

Идет отвечать, лист кладет на стол слегка наискось, чтобы Елизавета Петровна обратила на него внимание. Она поворачивает рисунок к себе, начинает рассматривать. Ура! Сработало, студент ликует! В итоге весь свой ответ он свел к Гомеру, «Илиаде» и «Одиссее». Пел соловьем. Елизавета Петровна аккуратно вывела в зачетке «пять» и отдала удачливому студенту зачетку.

А уже в дверях он слышит:

– А Аристофана и Эсхила все-таки прочтите!