Эпоха Императора Александра I.

 

Помимо общего сознания невозможности продолжения Павловского режима, душившего все живое, помимо влияния личности преемника Павла, Императора Александра I, на военное дело в России в первой четверти XIX столетия должны были повлиять и события, совершавшиеся на Западе. Эти события, среди которых первое место занимает естественное следствие Великой Французской революции — появление Наполеона, с одной стороны заставили Россию, не без желания ее руководителей, принять более деятельное и более широкое участие в мировой жизни народов, а с другой стороны, вследствие этого вступить в борьбу с гениальнейшим полководцем, ярко и могуче проведшим в жизнь основные неизменные начала военного искусства и давшим для проявления этих начал совершеннейшие формы, наилучше отвечающие их духу. Борьба с Наполеоном, конечно, не могла не отразиться на состоянии нашего военного искусства. Особенности его способа ведения войны заставили нас вспомнить другого великого мастера военного дела — Суворова. Эти воспоминания, в связи с заимствованиями в военном деле у современных французов, и привели к тому, что мало-помалу в Павловские мертвые формы стал вливаться новый дух, близкий духу Суворова, а с течением времени к этому духу разумной творческой свободы стали постепенно и удачно подыскивать соответствующие формы, которые не сковывали бы его. Но недолго продолжалось торжество духа. Изменения, под тем или другим влиянием, в характере верховного вождя русского народа и русской армии обусловили изменение в относительном и правильно уравновешенном положении между духом и формой и в результате — перевес сковывающей формы над свободным духом.

С этим господством формы Россия и наше военное искусство перешли и в следующую эпоху и, находя себе оправдание в событиях 14-го декабря 1825 года, пышно и вполне логично развивались во все следующее царствование, пока, наконец, севастопольский погром не заставил всех, начиная с Верховного кормчего русского государственного корабля, признать ошибочность господствовавшего доныне режима.

В связи с постепенным переходом от одного направления к другому в военном деле, в широком смысле этого слова, эпоха Императора Александра I может быть разделена на три периода:
Первый период от 1801 до 1805 года. В этот период хотя и проводятся реформы, и даже в духе Екатерины II, но в общем русская армия живет еще идеями Павловского режима, от которого отказаться сразу, конечно, не может. В результате — Аустерлиц, который является, таким образом, искупительной жертвой Павловской системы.

Второй период — от 1805 до 1815 года. В этот именно период происходит знакомство с Наполеоновским военным искусством, знакомство, сначала исключительно практическое, на горьком опыте Аустерлица и кампании 1806–1807 гг., а потом и на основании изучения его деятельности в связи с деятельностью Суворова путем литературным, научно-теоретическим. В результате — Отечественная война с ее центральным событием, Бородинским сражением.
Наконец, третий период — с 1815 по 1825 г. Этот период знаменуется в общегосударственной жизни России реакцией, влиянием на эту жизнь Священного Союза, мистицизмом Александра I, боязнью перед проявлением какого-нибудь либерального движения, проявлением в том или другом виде духа. Отсюда, как следствие, чтобы избежать этого проявления духа, перенесение центра тяжести на форму, а затем — незаметно-излишнее увлечение формой. Увлечься же было нетрудно: ведь только 15–20 лет тому назад форма неограниченно господствовала над духом. В военном деле это сказалось воцарением парадности, шагистики и всякого рода формализма. На внутреннее содержание обращалось мало внимания; стала господствовать блестящая внешность, которой приносилась в жертву сущность дела. В результате как вполне логичное, естественное и неизбежное следствие, называемое Николаевское время с Севастополем включительно…
Для реформирования устройства Вооруженных сил Император Александр I, дав своими первыми преобразованиями доказательство желания вернуться к временам своей великой бабушки и установив, так сказать, тон преобразованиям, в конце концов обратился к испытанному уже у нас способу выработки военных реформ и указом 24-го июня 1801 года им была учреждена «Воинская Комиссия для рассматривания положения войск и устройства оных».
Причины, вызвавшие образование комиссии, в названном указе пояснены были так: «Рассматривая настоящее положение государственных расходов и приведение их в равновесие с доходами, желая приобресть способы к народному облегчению, нашли мы, между прочим, что суммы, на содержание воинских сел отпускаемые, при уменьшении количества войска с исхода 1796 года весьма возвысились. Для приведения сей части в надлежащую соразмерность и для положения потому средств к содержанию войск, удобнейших и с выгодами казны сообразнейших, признали мы за благо учредить Воинскую Комиссию»…

Определенно указывалось, что армия предназначается для «внешней обороны и сохранения внутренней тишины»; вследствие этого при определении численности армии требовалось принять в соображение «положение границ других держав и пространство Империи».
Эта идея о численности армии несомненно являлась следствием, быть может, пока и бессознательного стремления к более широкому участию России в мировой жизни народов, а с другой стороны, — следствием усложнения внутренней жизни государства и иностранного влияния на эту жизнь.

Определение числа войск различных родов должно было основываться на «силе соседей», местном положении государства, т.е. на физических свойствах страны, им занимаемой, на свойствах народа и «на способах внутреннего содержания», т.е. на средствах страны…
Руководящие основания при пересмотре организационных и хозяйственных вопросов армии сводились к тому, что вопросы эти должны были решаться в зависимости: во-первыx, от боевой готовности армии для решения вероятнейших внешних задач государства; во-вторых, от свойств и средств своей страны, не исключая и свойства народа, ее населяющего, и в-третьих, при условии наименьшей стоимости ее содержания…

Если вспомнить, что в последнее время своего царствования Император Павел готовился к войне с Англией, для чего на границе было сосредоточено три армии, заключавшие в себе половину полевых войск; если принять во внимание, что содержание этих трех сосредоточенных армий не могло не стоить дорого, то станет ясным, почему первым вопросом, которым занялась Комиссия, было «отвращение стесненного расположения войск», что, конечно, явилось возможным вследствие отказа Александра I от внешней политики своего отца.
Уже через 10 дней после образования Воинской Комиссии было составлено ею расписание, по которому все войска были распределены по 14 существовавшим инспекциям. Состав инспекций по этому расписанию отличался чрезвычайным разнообразием, что мотивировалось Комиссией отчасти политическими и стратегическими соображениями — необходимостью удобного и скорейшего формирования на различных фронтах соответствующих армий, но самое главное: во-первыx, тем, чтобы «просторнейшим размещением» сократить расходы на продовольствие, во-вторых, чтобы «дать способ освежить полевые войска», расположив их в роты по деревням, оставя в городах лишь штабы полков…
При вступлении на престол Императора Александра I у нас тактических соединений выше полка не было, но вся армия была разделена на 14 инспекций, в состав которых входили войска всех родов и которые составляли не что иное, как территориальные округа, однако, не находящиеся под начальством одного лица, облеченного строго определенными обязанностями, правами и ответственностью.

Таким образом, по-видимому, за целое столетие существования регулярной армии в России еще не успели проникнуться необходимостью иметь, в целях тактических, боевых, стройную систему организации, основанную на постепенном соединении в руках одного начальника, облеченного соответствующей властью, мелких тактических единиц одного рода войск в более крупные и единиц разного рода войск — вполне самостоятельные.
Однако, в начале XIX столетия у нас сознавалась необходимость принятия мер уже и в мирное время к тому, чтобы с открытием военных действий возможно было формировать соответствующие боевым задачам армии, корпуса, отряды и т.п.
В этих видах были составлены заблаговременно особые распределения всех частей войск по предполагаемым армиям, и войска были расположены по инспекциям соответственно этим распределениям, причем, очевидно, число и относительный состав войск в различных инспекциях были не одинаковы.

В основу распределения войск по инспекциям была положена современная политическая обстановка, которая в начале царствования Александра I его сотрудникам рисовалась в следующем виде:
Полагали, что наиболее вероятными в ближайшем будущем нашими противниками явятся турки и союзные им шведы; что же касается прочих государств, то держались того мнения, что вмешательство других держав хотя и возможно, но Англия и Фракия, Пруссия и Австрия будут друг другу противодействовать. Кроме того, полагали возможным постоянные враждебные действия против России со стороны «татарских народов, живущих за Кубанью и в Кавказских горах».
Ввиду этого считали необходимым быть готовыми к войне с Портой и Швецией и в то же время иметь постоянно «надежное охранение всех линий и границ, дабы и они, в случае таковой войны, не только не оставались обнаженными от войск, но еще и тогда составляли бы знатный обсервационный корпус для наблюдения за движениями других соседственных держав», преимущественно, конечно, Австрии и Пруссии. Во всяком случае, хотя и считали невероятным, чтобы «возгорелось нечаянно три войны разом, ибо война с сильной державой рождает обыкновенно союз с другой», — но полагали крайне необходимым «иметь исправные резервы для непредвиденных случаев».

События 1805 года заставили нас принять самое деятельное участие в коалиционной войне против империи, руководимой гениальным полководцем. То положение, которое занял Император Александр в коалиции, направленной против Франции, вынудило Россию в 1805 году выставить для военных действий громадное по тому времени число войск, которое в соответствии с предстоявшими боевыми задачами должно было так или иначе быть сорганизованным. Нет ничего, поэтому, удивительного в том, что такой авторитет, как генерал Леер, одной из главных причин ужасной неудачи русской армии под Аустерлицем считает капитальные промахи против основных начал организации, промахи, за которые мы заплатили позором поражения, гибелью около 20000 человек и потерею 131 орудий.
От современников также не ускользнула эта важная причина погрома русской армии 20-го ноября 1805 года.
Импровизация в минуту необходимости, отсутствие органической связи между начальниками и подчиненными всех степеней, отсутствие связи между различными родами войск, случайность и разнообразие в составе и силе различных соединений — таковы, по мнению современников и последующих исследователей, главные недостатки организации армий, корпусов, колонн и отрядов в войну 1805 года.

Весьма естественно поэтому, что почти тотчас после Аустерлицкого сражения стали раздаваться голоса против какой бы то ни было импровизации в тактических соединениях и что «войска не на инспекции, но на дивизии, части и бригады (нужно) разделить». Основанием для этого указывалось, что в этом случае «больше бдений будет и сии же генералы беспрестанно будут находиться при войсках и о состоянии во всех частях совершенно знать, следовательно, не только все недостатки видеть, но и способности каждого открывать». Это же считалось полезным и даже необходимым потому, что «генералу весьма множество дел настоит, сколько до начатия кампании, так и во время оной исправить и приуготовить, чего он один, как бы искусен ни был, не может успеть исполнениями, а должно препоручать под ним состоящим офицерам, избирая ко всякому правлению по способностям, но буде он их не знает, то какой же успех может быть, ибо не каждый на всякое употребление может быть полезен».

В этих словах ясно сказывается сознание необходимости иметь постоянные войсковые соединения и более тесную связь между начальниками и подчиненными, но на этом не останавливались современники, обсуждая вопрос о крупных тактических соединениях. Они говорили: «Если уже армия Вашего Императорского Величества будет разделена на дивизии, части и бригады, то и надлежит, смотря по краю и обстоятельствам, при каждой дивизии иметь парк артиллерии со всеми к ним принадлежностями и разным войскам принадлежащих чинов, как то: по квартирмейстерской, по инженерной, по провиантской, комиссариатской, медицинской». Здесь твердо указывается, что высшие соединения должны быть постоянны, должны по составу быть вполне самостоятельны и что между различными родами войск, входящих в состав дивизий, должна существовать самая тесная связь. Помимо всего прочего выгоды такого состава дивизий видели еще и в том, что в этом случае «если бы и неожиданное движение последовало, то вся дивизия без остатка выступает или как заблагоугодно будет, но генералам будут известны войска, а офицерам и солдатам они». Другими словами, здесь указывается, что только при постоянных и самостоятельных соединениях возможно достигнуть того, чтобы во всех случаях солдаты знали своих начальников и наоборот. Нельзя не признать, что в приводимых словах заключаются почти все требования, которые должны быть проявлены в рациональной организации тактических соединений различных категорий.
Все приведенные слова взяты из всеподданнейшей докладной записки неизвестного лица в 1805 году. Очевидно, однако, что лицо это имело правильный взгляд на организационные вопросы, что могло явиться следствием только глубокого понимания сущности военного дела и широкого знакомства с ним. Несомненно, также, что это лицо близко стояло к правительственным кругам того времени, имело там влияние и пользовалось авторитетом, так как в том же 1805 году, еще когда армия не вернулась даже в свои пределы, началась реорганизация армии на основаниях, высказанных упомянутым неизвестным лицом: 29-го декабря 1805 года, т.е. еще во время «обратного марша», полки, принимавшие участие в кампании этого года, т.е. больше половины полевых войск, были расписаны на семь корпусов с выделением их из инспекций. В начале же февраля 1806 года было «учинено» первое расписание войск на дивизии.
Сначала было образовано 13 дивизий. При этом дивизии состояли из всех родов и даже видов войск и были в этом отношении весьма разнообразного состава, однако каждая из дивизий была силой около 20000 человек и состояла из 6–7 пехотных полков, трех кавалерийских, двух казачьих и одной артиллерийской бригады.

К некоторым дивизиям, кроме того, были прибавлены понтонные роты.
Придав такой состав дивизии, создавали постоянную единицу высшего порядка, достаточно сильную и самостоятельную, при условии такой связи между различными родами войск.
К концу 1807 года число дивизий было доведено до 22, включая и Гвардию, как 1-ю дивизию, и кроме того, продолжали еще существовать две инспекции.
Но если дивизии не имели подразделений вниз, то ввиду возможных в скором времени военных действий против тех же французов и турок дивизии были сведены в корпуса, а затем и в армии: Днестровскую, состоявшую сначала из 5, а потом — из 3 корпусов и предназначавшуюся, под начальством Михельсона, для действий против Турции, и армию, находившуюся на западной границе и получившую впоследствии название Заграничной. Эта армия состояла сначала из 8 дивизий, разделенных на 2 совершенно самостоятельных корпуса (Бенигсена и Бугсгевдена), силой каждый в 4 дивизии. Впоследствии к ней был присоединен еще один корпус (Эссена 1), выделенный, в составе 2 дивизий, из Днестровской армии. С прибытием этого третьего корпуса начальствование над всеми тремя корпусами Заграничной армии было объединено в руках одного Главнокомандующего.

В 1808 году для действий против Финляндии был сформирован корпус гр. Бугсгевдена, состоявший сначала из 3, а потом из 4 дивизий.
Таким образом, соединениями выше дивизий были корпуса и армии, которые являлись вполне удобоуправляемыми. Только дивизии, будучи по силе и составу совершенно самостоятельными, были недостаточно удобоуправляемыми: они состояли из 11—12 отдельных частей, несоединенных между собой в промежуточные войсковые единицы.
С такой организацией русская армия отбыла вторую Французскую войну (1806-1807 гг.); Финляндскую войну (1808–1809 гг.) и часть Турецкой войны 1806–18I2 гг. Лишь приготовления к третьей Французской войне (1812 г.) заставили русскую армию, на основании обширного боевого опыта, вновь изменять свою организацию.
Крупные указанные выше недостатки в организации высших тактических соединений заставили после богатого опыта войны 1806–08 гг. пересмотреть этот вопрос в видах лучшего его решения, поэтому прежде всего из дивизий была выделена кавалерия, которая после нескольких изменений в 1812 году была организована следующим образом:
Все 8 армейских кирасирских полков, а также Кавалергардский Конный полки составили две кирасирских дивизии, по 5 полков в каждой, все же армейские кавалерийские полки, существовавшие к тому времени, были сведены в 8 кавалерийских дивизий, по 6 полков каждая. Только в одной дивизии было 7 полков. Кроме того, из запасных и резервных эскадронов было сформировано 8 дивизий.
Следующей организационной мерой было создание как в пехоте, так и в кавалерии таких постоянных соединений, которые делали бы дивизии удобоуправляемыми. Для этого необходимо было создать строевую единицу, промежуточную между дивизией и полком. Такой единицей и в пехоте, и в коннице явилась бригада. Сначала бригады были одинакового состава, и только к концу 1811 года пришли к сознанию необходимости иметь бригады одинакового состава и сводить их в дивизии в одинаковом числе. Таким образом, к этому времени в пехоте установился состав бригады в два полка, а дивизии, как общее правило, в три бригады (одна дивизия состояла из двух, две — из одной и одна — из четырех бригад)… Таким образом, в сущности говоря, перед войной 1812 года были уничтожены все существенные недостатки организации дивизий, и они явились довольно сильными и вполне удобоуправляемыми; включение же в состав пехотных дивизий артиллерии обеспечивало столь необходимую для них взаимную связь как в деле подготовки, так и при боевых действиях.
Однако как бы ни была совершенна организация дивизий в рассматриваемую эпоху, уже нельзя было на ней остановиться. Причиной этого была значительная численность армий, предназначавшихся для боевых операций; с другой же стороны, пехотные дивизии при новой организации являлись не вполне самостоятельными, так как они не имели в своем составе кавалерии. Нужно было создать соединение из нескольких дивизий и хотя бы некоторого количества конницы. Такой единицей явился корпус. Поэтому у нас, начиная с 1810 года, стали формировать пехотные и кавалерийские корпуса. Нормальный состав пехотного корпуса был: две пехотные дивизии, полк легкой кавалерии (в качестве дивизионной) и одна конная артиллерийская рота.

По тем же причинам, по которым дивизии сводились в корпуса, некоторое число корпусов, действующих на одном театре войны по определенному стратегическому заданию, сводили в действующие армии, которым, сверх того, придавали отдельными единицами кавалерийские дивизии, получившие название резервных кавалерийских корпусов.
Таким образом, перед началом третьей Французской войны из 13 дивизий, с их сводным гренадерскими батальонами, сосредоточенных на западной границе, было образовано 8 пехотных корпусов, к которым присоединено было 4 резервных кавалерийских корпуса и два казачьих отряда, которые по аналогии могли считать также корпусами.
Все эти корпуса были распределены на две западные армии: первая состояла из 6 пехотных корпусов, 3 кавалерийских и одного казачьего, а вторая — из двух пехотных корпусов, одного кавалерийского и одного казачьего. Кроме того, была сформирована еще третья резервная обсервационная армия для действий на юге. Эта армия состояла из трех пехотных корпусов и одного кавалерийского.

Рассматривая состав армии, необходимо отметить, что по большому числу единиц, составлявших 1 западную армию, она являлась достаточно удобоуправляемой.
В общем, однако, нужно сказать, что ко времени Отечественной войны организация высших тактических соединений у нас получила постоянство и достаточную устойчивость и основывалась на разумных новациях, требующих от этих единиц удобоуправляемости и необходимой для каждой из них самостоятельности. После войны 1812 года организация высших тактических соединений оставалась прежней: в пехоте полки по два были сведены в бригады, причем в состав каждой бригады входили однородные полки или гренадерские, или карабинерные, или пехотные, или егерские, бригады по три сводились в дивизии, причем гренадерские дивизии были по две бригады гренадерских и по одной карабинерной, а в прочих дивизиях — по две пехотных бригады и по одной егерской; дивизии, по две или по три, сведены были в пехотные корпуса; всего было дивизий: две гренадерских, три гренадерских и 25 пехотных, которые составили корпуса, один гренадерский, 7 пехотных и три отдельных: Кавказский, Финляндский и Литовский. Кроме того, первая гренадерская дивизия и третьи батальоны большей части полков пехоты составляли отдельный корпус военных поселений…
Из изложенного видно, что организация высших тактических соединений, резко выступив на путь разумных мероприятий почти тотчас же после Аустерлицкого погрома, после войны 1812 года широко и смело изменяется на вполне рациональных началах: образуются в каждом роде войск постоянные устойчивые тактические соединения, удобоуправляемые и на первых степенях состоящие не только из одного рода войск, но даже из одного вида различных родов и притом в одинаковом числе. В результате к концу эпохи появляются в каждом роде войск дивизии.
Однако на этом система организации высших тактических соединений не останавливается: дивизии соединяются в корпуса, которые являются первыми соединениями, состоящими из всех родов войск.

Такая организация сделала корпуса самостоятельными и удобоуправляемыми при условии отсутствия неблагоприятной обстановки воспитания и обучения различных родов войск и установления тесной связи между ними еще в мирное время. Кроме таких корпусов, состоящих из всех родов войск, из кавалерийских дивизий формировались специальные кавалерийские корпуса. Но и на этом организация не останавливалась; корпуса (за исключением нескольких отдельных, Кавказского, Финляндского, Литовского) еще в мирное время сведены были в две армии сообразно вероятным военным действиям на западе и на юге. Во главе армии стояли лица с соответствующими штабами, которые в военное время должны были стать командующими действующими армиями…
Преобразования в армии, произведенные в промежуток между первой и второй Французскими войнами, увеличили численность армии всего на 60 000 чел.
Подготовка к третьей Французской войне 1812 года заставила прибегнуть к усиленным мерам для увеличения численности армии и особенно егерских войск, развития которых повелительно требовали новые условия ведения войны и боя. В результате действительная потребность, ввиду надвигавшейся грандиозной борьбы с Наполеоном, в значительном усилении армии повлекла за собою, наряду с формированием новых частей обычным путем, уничтожение для тех же целей весьма полезных рекрутских депо и необходимых запасных частей и, усилив армию на 18 пехотных и 8 кавалерийских дивизий, вновь оставила на весу вопрос о пополнении убыли в людях и лошадях в военное время в действующих частях.
В пехоте была принята однообразная и притом с тактической точки зрения наиболее выгодная трехбатальонная организация полка; впрочем, в поход полки выступали в составе 2 батальонов, а к концу царствования Императора Александра I в сущности большинство полков обратились в двухбатальонные, отдав третьи батальоны в поселенные войска.
Полки в пехоте в начале эпохи были сделаны более однородными с точки зрения соединения в одном полку пехоты различных видов, но вскоре в этом отношении вернулись к старому.
Состав батальонов установился окончательно в 4 роты.
Численность роты и полка увеличились.
Наконец, в пехоте необходимо отметить появление нового ее вида, карабинер, которые, впрочем, по существу ничем не отличались от егерей…

В отношении гарнизонных войск прежде всего было изменено назначение их возложением на них роли запасных войск. В соответствии с этим была урегулирована и их организация. Впоследствии, однако, обратив часть гарнизонных войск на образование новых полевых войск, лишили первых какого бы то ни было боевого значения, сведя их к роли конвойных и караульных команд.
В царствование Императора Александра I была сделана еще одна попытка создать правильно организованные запасные войска. Однако попытка эта, как и в предшествовавшие царствования, не увенчалась успехом.

В это же царствование впервые появляются резервные войска, получившие, однако, это название не по задачам, которые на них предполагалось возлагать, а по способу их формирования.
Вследствие этого войска эти не имели самостоятельного значения и по обстоятельствам тогдашнего времени вскоре слились с полевыми войсками.
Национальные войска в эту эпоху, получив сначала некоторое развитие, вскоре большей своей частью сливаются с регулярными войсками.
В отношении нерегулярных войск прежде всего необходимо указать на изменение взгляда на их значение с точки зрения боевых задач, которые на них могут быть возложены; затем было урегулировано несение ими службы; и вообще в жизнь и деятельность всех казачьих войск было внесено больше порядка.

В это же царствование впервые был поднят вопрос о постоянной и притом вполне рациональной организации высших тактических соединений. Но в рассматриваемую эпоху этот вопрос не только был поднят, но рядом последовательных и постепенных мер и решен в положительном смысле.
Наконец, нельзя не отметить попытки создать рекрутские депо, в которых производилась бы первоначальная подготовка рекрут, предназначенных в соответствующие войсковые части. Однако необходимость значительного увеличения числа войск для борьбы с Наполеоном привела к уничтожению рекрутских депо, просуществовавших всего только три года…
Рекрутская повинность для населения была крайне тяжела. Эти видно из того, что в сравнении с предшествующей эпохой численность населения, несущего рекрутскую повинность, увеличилась с 16 млн. до 16 ½ млн., а численность армии за это время увеличилась в 2 ½ раза. В общем, в 18 рекрутских наборов, произведенных в рассматриваемую эпоху, население выставило без малого 2 млн. рекрут. Такое напряжение населения в отношении выполнения рекрутской повинности, конечно, прежде всего и главным образом зависело от почти беспрерывных войн царствования Александра I.

Правительство сознавало всю тяжесть рекрутской повинности для населения, но поставленное в необходимость содержать в полной готовности громадную армию, оно не могло уменьшить того притока живой силы от населения, который только и давал возможность иметь такую армию.
Однако, чтобы хотя несколько облегчить население, правительство прибегло к следующим мерам: во-первыx, к замене части рекрут так называемыми кантонистами, во-вторых, — образованию милиции и ополчения, и в-третьих, — к образованию военных поселений.
Еще при Петре Великом при гарнизонных полках и батальонах были образованы для обучения солдатских детей грамоте и мастерствам гарнизонные школы.
Согласно Высочайшему Указу 1732 года, в гарнизонные школы должны были приниматься «служилых чинов (в том числе и офицеров не из шляхетства) дети родившихся во время действительной службы отцов их». После же окончания школы они должны были идти в военную службу, «чтобы в сборе с народа рекрут замена быть не могла». В гарнизонные школы принимались дети от 7 до 15 лет. В школах обучали: «словесной и письменной науке, пению, солдатской экзерциции, арифметике, артиллерийской и инженерной науке».
«Рассуждая, чтобы впредь в рекрутских наборах с государства могло быть подспорье и служилых людей дети шатаясь не пропадали», Сенат в 1732 году постановил, чтобы во все гарнизонные школы принимались дети и сверх общего штатного числа в 4000.

В последующее время, ничего не изменяя в организации и в характере назначения и деятельности гарнизонных школ, правительство усиленно принимало различные меры, чтобы школы «содержались в добром порядке и смотрении и комплекте, дабы для армии от оных плод был, а особливо по определению в писари, слесари и в прочие тому подобные чины и через то рекрутам некоторая замена». При таких условиях число солдатских детей в гарнизонных школах постоянно все более и более возрастало: в 1758 году их было 6000, в 763 — около 9000, в 1765 — свыше 10000.

С 1774 года, кроме солдатских детей, в гарнизонные школы разрешено было принимать и детей бедных дворян в числе 1000.
В 1797 году общее число школьников во всех гарнизонах доходило уже до 12000 человек…
Однако с положением 1797 года школы солдатских детей просуществовали недолго. В 1798 году они, согласно воле Императора Павла, обратились в отделения основанного им в Гатчине Императорского Сиротского дома. Сам Сиротский дом делился на два отделения: одно для детей дворян и всех штаб- и обер-офицеров, преимущественно тех, «кои скончали дни, служа отечеству». Принятые дети получали название кадет. Прием был неограниченный, но раньше 11-ти лет дети не принимались.

Кадеты обучались Закону Божьему, русскому и немецкому языкам, арифметике, геометрии, артиллерии, фортификации, тактике, рисованию, истории и географии и по окончании курса наук выпускались в армию юнкерами, а оказавшие особенно блестящие успехи в науках — офицерами.
Во 2-е отделение императорского Военно-Сиротского дома принимались «солдатские дети без разбора религии и не ограничивая их, а особливо сирот». Число их было неопределенно, а принимать велено, «сколько таковых найдется и принять возможно будет».
Содержание детей было на казенный счет, и они обучались «Закону Божьему, российскому чтению и письму, и арифметике». После учения этих предметов воспитанники переводились в ремесленный класс, где и обучались «всему, что к пользе войск служить может, как то: портному, сапожному, башмачному, седельному, кузнечному, слесарному, ружейному, кожевенному, каретному и малярному мастерствам и искусствам по усмотренным склонностям, того же, по способности — музыке на духовых инструментах и барабанному бою».
По достижении 18-ти лет солдатские дети отсылались в полки, при этом именно в те, где служат их отцы или родственники вообще.

В 1798 году всего кантонистов в Военно-Сиротских отделениях числилось около 17000 человек, из которых 9,75 тыс. находилось в отделениях, а 7,25 тыс. воспитывалось у родственников…
К 1812 году военных кантонистов в Сиротских отделениях состояло почти 39000 человек.
В последующие годы число это быстро росло, и к 1816 году кантонистов было уже с лишком 57000 человек, а к 1822 году — 65000 чел., да в войсках кантонистов было с лишком 22000 человек, а всего 87,5 тыс. человек.

После передачи военных кантонистов в ведение графа Аракчеева общее число их быстро возрастает, так как военными кантонистами стали считаться и мужского пола дети коренных жителей округов военных поселений. В 1825 году кантонистов было: в Сиротских отделениях — 61000 чел. и в войсках — около 93000, а всего 154000 человек…
События 1805 и 1806 годов, приведшие к поражению Австрии и к полному разгрому Пруссии, заставили Императора Александра I озаботиться такими средствами, которые давали бы возможность не только «повсюду и мгновенно» подкреплять регулярную армию, но и представлять неприятелю на каждом шагу непреоборимые силы», если бы последний ворвался в пределы России. Таким средством считали образование милиции.
Всего предполагалось собрать 612000 милиции.
Каждая из большей части губерний (милицию не ставили западные пограничные губернии и из внутренних наиболее отдаленные) должна была поставить определенное число милиционеров, которые составляли губернское земское войско. Все губернии, обязанные поставить милицию, были соединены в 7 областей. Губернские милиции каждой области составляли областное земское войско.

Милицию обязаны были выставлять дворяне, казенные селения и мещанство. На счет этих лиц и учреждений милиционеры должны были быть одеты и вооружены по возможности огнестрельным оружием.

Однако признавалось достаточным, чтобы ружьями была вооружена лишь 1/4–1/5 часть милиционеров. При этом указывалось, что милиционеры должны стремиться строиться в 4–5 шеренг, чтобы вся первая шеренга имела на вооружении ружья. Возраст милиционеров определен был от 17 до 50 лет. Назначенные в милицию люди, «доколе не будут сдвинуты с мест своих, должны оставаться в своих селениях и, пребывая в крестьянском их быту, исправят все те повинности, коими они обязаны по земскому и волостному их управлению, исключая дней, которые будут назначены для военных упражнений». Обучение милиции, как предназначенной лишь для охраны границ, должно было ограничиваться только первоначальными понятиями военного дела. Однако на стрельбу обращалось особенное внимание, и обучение ей требовалось для всех милиционеров, даже для тех, которые не имели ружей.

Население с большим одушевлением и усердием принялось создавать милиции.
Однако явилось немало принципиальных противников ее. Одним из таких противников по этому поводу были высказаны следующие соображения:
«Полезной для государства милиция не может быть сочтена, так как теперь от воина требуется уже не то, что требовалось раньше, до появления огнестрельного оружия: тогда в войне ценилась сила, ловкость; по появлении же огнестрельного оружия большое значение приобретает мгновенное и точное исполнение требований вождя. Ратники, один раз в неделю обучаемые, не приобретут привычки к строевому порядку и повиновению, так как на это нужно значительное время. В милиции характер ремесленника или земледельца будет уничтожать характер военного человека…

Не полезна милиция и в отношении политическом. Характер россиянина таков, что его может воспламенить самая безделица. Кулачные бои, праздничные скопища свидетельствуют, что часто шутки оканчиваются смертоубийством. Незначительное происшествие скопляет на улице народ, пристающий к той или другой стороне; одно слово, вовремя употребленное и защиты или мести требующее, взволнует и вмиг согласит многие сотни.
С такой чертой в свойстве народном можно ли допустить соединения толпищ и вооружить их без всякого понятия подчиненности? От буйства их могут удержать только регулярные войска, а последние будут заняты борьбой с неприятелем.

Опасна милиция и возможностью появления среди ее такой головы, которая, видя себя вне зависимости от регулярного войска, постарается дойти до полной независимости. История дает факт, что безграмотный донской казак собрал себе сообщников, возмутил народ и потрясал государство. А теперь мятежный и предприимчивый, а может быть и более просвещенный ум не встречает ли для себя уже готовых 600000 человек и в такое благоприятное время, когда регулярные войска заняты борьбой с неприятелем? Возможно также, что некоторые неудачники в жизни попустятся на злодейства, в особенности в это время, когда хищник французской власти действует всеми путями коварства и ухищрения. Он наверное дорого бы заплатил за то, чтобы внутри России завести скопища, а ныне они открываются, и притом вооруженные. Стоит ему только дождаться некоторого преуспеяния в победах над нашими регулярными силами и бросить искру раздора внутрь государства, тогда все погибло.

На государственном хозяйстве существование милиции отзовется также невыгодно: отнимая 600000 человек от земли, государство, если предположить, что каждый из этих людей мог бы в год производить 10 четвертей хлеба, ценой по 5 рублей за четверть, третья будет ежегодно по 30 мил. рублей, 600000 человек, не производя ничего полезного, становятся предметом издержек: цены на хлеб подымутся».

Таким образом, по словам автора цитируемой записки, принятое средство для борьбы с противником, милиция — плохая мера.

Были и другие противники милиции, которые указывали главным образом на то, что образование 600000 милиции весьма вредно отзовется в будущем на хозяйственной части государства.
Несомненно, что мнения, высказываемые против милиции, не остались без влияния на правительственные меры в деле устройства милиции. В результате, не без влияния наших успехов при Пултуске и Эйлау, решено было «для подкрепления российских армий вооружить и приготовить к движению одну третью часть ополчения». Эта третья часть составила так называемую подвижную или служащую милицию; остальные же люди, предназначавшиеся в милицию, были только на учете; оставаясь в прежнем состоянии: всего предполагалось собрать 252000 милиции, которая и должна была быть в постоянной готовности двинуться по первому приказу.

Но не успели еще собрать всю оставляемую на службе милицию, уже 27-го сентября 1807 года было объявлено, что «совершившимся с Францией миром обстоятельства, подвигнувшие на сие временное ополчение, прошли». Вследствие этого существование земского войска, как такового, прекращалось, но вместе с тем решено было не производить очередного рекрутского набора, а явившийся вследствие войны некомплект пополнить собранными милиционерами. Всего таким образом использовано было 168000 милиционеров из 200000 уже собранных.
Однако идея о созыве ополчения не умерла. Уже в 1812 году вступление Наполеона в пределы России заставило вновь обратиться к этому средству увеличения Вооруженных сил, и 6-го июля был объявлен манифест, в котором было сказано, что «при всей твердой надежде на храброе наше воинство, полагаем мы за необходимо нужное собрать внутри государства новые силы, которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей каждого и всех».

Ополчение повелено было собрать из 16 центральных и северных губерний, которые составили три округа. Призыв касался только помещичьих крестьян. При этом было объявлено, что «вся, составляемая ныне внутренняя сила не есть милиция и рекрутский набор, но временное верных сынов России ополчение, устрояемое из предосторожности в подкрепление войскам и для надлежащего охранения отечества».

«Каждый из военачальников и воинов при новом звании своем сохраняет прежнее, даже не принуждается к перемене одежды и по прошествии надобности, т.е. по изгнании неприятеля из земли нашей, всяк возвратится с честью и славой в первобытное свое состояние к прежним своим обязанностям». Образовавшееся на таких основаниях ополчение достигло численности в 310500 человек.

Первыми составились и первыми же приняли участие в военных действиях Смоленское и Московское ополчения. Некоторые ополчения участвовали в заграничном походе 1813 года, но уже в марте этого года начался роспуск ополчений, который постепенно и производился до октября 1814 года.

Третьей мерой для облегчения населению тяжести рекрутских наборов и для удешевления государству содержания армии послужили так называемые военные поселения.
Создание милиции и ополчений в необходимую минуту являлось экстренной, исключительной мерой, принимаемой не столько для облегчения народу отбывания воинской повинности, сколько необходимостью быстрого и с наименьшими расходами для казны увеличения в критическое время Вооруженных сил. Мерой, специально предпринятой для облегчения населению тяжести рекрутских наборов, а потому мерой постоянной, рассчитанной на обычное течение жизни, являлось создание так называемых военных поселений. Создавая эти поселения, очевидно, полагали в то же время этим удешевить для государства содержание вооруженной силы…

Несомненно, что сокращение срока службы сильно изменило бы указанные условия в более благоприятную сторону. И действительно, в 1810 году в соединенном заседании двух департаментов Государственного Совета, Военного в Гражданских и Духовных дел, был решен вопрос о сокращении срока службы нижних чинов до 15-ти лет с тем, чтобы по окончании их отставные нижние чины возвращались бы в состояние казенных иди помещичьих крестьян по принадлежности. Однако по различным причинам, из которых первое место принадлежит почти беспрерывным войнам в царствование Императора Александра I, это решение Государственного Совета не было проведено в жизнь. Приходилось прибегнуть к другим средствам. Сначала в этих целях внесли некоторое улучшение в производство рекрутских наборов, для чего создали рекрутские депо для приобретения рекрутами «навыка к жизни солдатской». Однако эта мера, увеличивая собой численность армий, увеличивала тем и тяжесть рекрутской повинности, а также и расходы казны; в стремлении же сделать легким для человека период военной службы являлась полумерой, так как хотя в рекрутских депо рекруты и втягивались в службу, но тоска по родине у них все же оставалась. На остальные же условия образование рекрутских депо никакого влияния не имело.

Уничтожить в рекрутах тоску по родине при всех прочих условиях можно было только посредством отдачи рекрут на службу в части войск, расположенные на их родине, что неминуемо приводило к системе территориального комплектования войск, однако, только при условии перемещения войск в районы намеченных источников комплектования. Таким образом, пришли к идее поселить войска в известных местностях, закрепив вместе с тем за военным ведомством жителей этих местностей или округов поселения.

Однако одним таким поселением если и уничтожалась возможность возникновения в рекрутах тоски по родине, то при наличности долгого срока службы не уничтожало в них беспокойства за свое будущее по окончании службы. Настоятельная необходимость водворить в нижних чинах спокойствие за это будущее, в связи с состоявшимся уже решением о поселении войск, и привела к идее дать возможность солдату во время самой службы вести сельское хозяйство и тем улучшать свой быт в настоящем и созидать себе благополучное будущее.
При проведении в жизнь этой идеи являлось необходимым не только выбрать постоянные квартиры для войск, но и установить систему выработки из войск особого военно-земледельческого сословия. При таком решении вопроса представлялось возможным рассчитывать, по достижении благосостояния в поселенных войсках, что они в состоянии будут сами поддерживать свое существование, т.е. расходы на армию сильно сократятся. Вместе с тем, это должно было привести к тому, что большая часть населения России получила бы полное освобождение от воинской повинности.

Первые шаги по проведению в жизнь идеи поселенных войск относятся к 1810 году, когда было избрано место для поселения запасного батальона Елецкого пехотного полка. В 1811 году батальон этот был поселен в Бобылицком старостве Могилевской губернии. Война 1812 года приостановила дальнейшее развитие идеи устройства поселенных войск; однако эта идея не была забыта; напротив, при первой возможности ее стремились осуществить в возможно широких размерах. Однако приступить к новым поселениям явилось возможным только в 1816 году и только пехотных частей; кавалерийские же части впервые были поселены только в 1817 году. Лишь в этом году и был издан указ о «непреложном намерении дать каждому полку свою оседлость в известном округе земли и определить на укомплектование оного единственно самих жителей сего округа»…

С 1818 года военные поселения получили весьма широкое развитие, которое в конце концов должно было, как рассчитывали, привести к следующему:
1) Совершенно прекратить в мирное время существование рекрутской повинности.
2) Установить строго территориальную систему комплектования, освобождающую все, находящееся вне округов военных поселений, население в мирное время от воинское повинности, а лицам, несущим военную службу, дающую возможность не покидать из-за нее родину.
3) Посредством дарования оседлости воинам, улучшить быт их, дав им душевное спокойствие насчет того времени, когда и лета, и силы не позволят нести службы; для чинов же, выступающих в поход, благоприятное разрешение вопроса о призрении жен и детей и о сохранении их имущества.
Кроме того, вводя военные поселения, рассчитывали сократить издержки казны на содержание армии.

Как ни казалась заманчивой по своим последствиям идея военных поселений, однако далеко не все относились к ней сочувственно. Во главе лиц, несочувствующих ей, необходимо поставить такое компетентное лицо, каким являлся генерал-фельдмаршал князь Барклай-де-Толли.
Относительно предположения системой военных поселений дать воинам свою оседлость, водворить в них душевное спокойствие насчет того времени, когда лета и силы не позволят нести службу, и улучшить их быт и состояние, Барклай возражал, что всего этого можно достигнуть только тогда, когда земледельцу будет дана совершенная свобода действовать в своем хозяйстве и распоряжаться вполне по своему усмотрению своим временем и когда у него будет полная уверенность в том, что оседлость и приобретенное трудами имущество останется непременно потомственным наследством в его роду и что никакое самовластие не может поселянина лишить этих прав.

Между тем, в военных поселениях, как они проектировались, всего этого не будет, так как всем будет распоряжаться начальство. Затем, если офицеры будут поселены, то они будут обращать более внимания на хозяйство и заставлять на себя работать военных поселян.
Быть одновременно хорошим солдатом и хорошим же хлебопашцем, по мнению Барклая, невозможно: работа хлебопашца несомненно убьет воинский дух в людях и в результате поселенцы из хороших солдат превратятся в дурных хлебопашцев.

Кроме этих главных причин, заставлявших Барклая высказываться против военных поселений, был еще целый ряд других, более второстепенных, вследствие которых, однако, по его мнению, не представлялось возможным достигнуть предположений относительно улучшения быта в настоящем и обеспечения существования в будущем нижних чинов.

Не признавал Барклай также и того, что учреждение военных поселений может уменьшить расходы казны на содержание армии. Это мнение он основывал на том, что, во-первыx, устройство поселений обойдется очень дорого, а во-вторых, у свободных от поселения жителей в губернии земские повинности возрастут, отчего увеличатся недоимки в казенных податях.
Но никакие мнения кого бы то ни было, высказываемые против поселений, не помешали графу Аракчееву расширить их на раз уже принятых началах, и к концу царствования Императора Александра I в отдельном корпусе военных поселений числилось по списку: 28 генералов, 3650 штаб- и обер-офицеров, 15561 унтер-офицеров, 131706 рядовых, 2335 музыкантов и 5661 нестроевых нижних чинов. Военных кантонистов (детей военных поселян) в это время при поселенных войсках было 154062 чел., а инвалидов — 7628 чел.
Несмотря, однако, на такое развитие военных поселений за восьмилетнее их существование, уже в это время с очевидностью обнаружилось к концу этого периода, что они не могут принести ожидавшейся от них пользы…

Неверность идеи поселений становится ясной из следующих слов одного из современников: «Естественно ли, чтобы коренные жители и дети их позабыли когда-нибудь выгоды прежней независимой жизни, соединявшей в себе благосостояние и удовольствие с правом неприкосновенной собственности; выгоды, замененные ныне горестною уверенностью остаться навек солдатами и навек в неволе, и тогда как все крестьяне сделаются свободными и таким образом все вообще сословия и каждый в особенности член оных будут иметь право избирать для себя род жизни, то справедливо ли лишить сего права одних военных поселян и их подвергнуть исключительно общей для граждан обязанности защищать отечество». Что касается способов проведения в жизнь идеи о военных поселениях, то достаточно вспомнить, что это дело всецело находилось в руках Аракчеева.

Нет достаточных оснований сомневаться в том, что при устройстве военных поселений Аракчеев руководился бы чем-нибудь другим, кроме глубокого убеждения в пользе их. Но черствый, слишком прямолинейный, с узким кругозором, совершенно неспособный к проявлению лучших душевных качеств, Аракчеев с неумолимой жестокостью проводил в жизнь идею поселений, совершенно не задумываясь над тем, насколько она отвечает духовному складу и характеру русского народа. Обращая внимание лишь на внешность, с неумолимой строгостью требуя выполнения им же составленных правил, Аракчеев сразу восстановил народ против поселений, тем более, что эти правила сами по себе шли вразрез с бытовыми его привычками. Невозможность располагать будущностью своих детей и пользоваться своим имуществом, требование брить бороды, прививать оспу, запрещение вступать в брак без разрешения начальства, масса разных работ, производимых не на себя, множество расходов, вызываемых требованиями начальства, клонящимися лишь к улучшению внешней, показной стороны жизни, все это заставляло крестьян крайне недружелюбно относиться к военным поселениям и в такой форме выражать свой протест против них, что для водворения порядка нередко приходилось прибегать к вооруженной силе.
Военные поселения были также вредны и с точки зрения экономической: устройство их стоило дорого, поддерживать их в первоначальном виде также стоило не дешево, тем более, что поселенные войска содержать себя не могли.
Наконец, образование особой замкнутой военной касты было несправедливо по отношению лиц, входивших не по своей доброй воле в нее, и невыгодно для государства в политическом отношении.

Однако, несмотря на все отрицательные стороны, поселения существовали не только в течение всей рассматриваемой эпохи, но еще и следующей и даже перешли в царствование Императора Александра II, поддерживаемые причинами, не зависящими от них…
Все меры, принимавшиеся в царствование Императора Александра I для комплектования армии офицерами, в конечном результате привели к следующему: ежегодный выпуск офицеров из военно-учебных заведений доходил до 700 чел., из которых две трети поступало в гвардию, в артиллерию и в инженерные части, а одна треть — на укомплектование армейских полков, что составляло около одной пятой части убыли.
Таким образом, четыре пятых убыли в армейских полках должно было пополняться из другого источника. Таким источником являлись вольноопределяющиеся из дворян и из выслужившихся разночинцев. Общий низкий уровень образования в стране и отсутствие достаточного числа общеобразовательных учебных заведений приводили к тому, что все вообще вольноопределяющиеся, а особенно из разночинцев, не отличались достаточной образованностью. Вольноопределяющиеся из разночинцев к тому же не обладали высоким нравственным уровнем и в военную службу шли обыкновенно не по призванию или способностям, а с единственной целью обеспечить себе средства к жизни…
При вступлении на престол Александра I высшее управление военно-сухопутными силами Империи сосредоточивалось в Военной Коллегии. Высшее же строевое управление собственно войсками принадлежало генерал-инспекторам, которые в то же время обыкновенно были военными губернаторами и ведали местное военное управление.
Кроме Военной Коллегии к составу центрального военного управления принадлежала Военно-Походная Его Величества Канцелярия, во главе которой стоял генерал-адъютант, передававший Военной Коллегии, а иногда и непосредственно войсковым начальникам различных степеней повеления Верховной власти.

Недостатками такой системы высшего управления армией, принимая во внимание ее частности, необходимо признать: единовременное действие двух начал — единоличного и коллегиального, несогласованных между собой; путаницу в распределении дел; излишнее раздробление; отсутствие единства в деятельности различных отраслей управления, имевшее последствием постоянные недоразумения, столкновения между отдельными учреждениями; недостаток правильных руководящих административных принципов в управлении. Несомненно, что эти недостатки вносили в дело управления армией большой беспорядок.
Видя неудовлетворительное состояние государственного устройства, Александр I тотчас после своего вступления на престол решил изменить его. При этом он желал дать России такую форму управления, которая устанавливала бы более тесную связь между Верховной властью и высшими исполнительными органами, подчиненными непосредственно Верховной власти и перед нею ответственными.

Результатом этого желания Государя явилось выработанное в особом «неофициальном комитете» учреждение министерств, которое было обнародовано манифестом 8-го сентября 1802 года…
Министру военно-сухопутных сил непосредственно подчинялась Военная Коллегия, которая при министре являлась совещательным органом; исполнительная же власть принадлежала исключительно министру. Ему делались представления о всех решительно делах. Если министр на основания прав, ему предоставленных, не мог разрешить какого-нибудь дела, то он входил с мотивированным всеподданнейшим докладом. Таким образом, устанавливалось непрерывное общение Верховной власти с министром; при этом министр мог входить к Государю с представлением законопроектов.
Через четыре дня после обнародования «учреждения министерств», а именно: 12-го сентября 1802 года последовал указ о назначении министров, причем министром военно-сухопутных сил был назначен вице-президент Военной Коллегии, генерал от инфантерии Сергей Кузьмич Вязьмитинов.
Таким образом, было учреждено министерство военно-сухопутных сил, впоследствии переименованное в Военное министерство…
На генерала Вязьмитинова выпала очень тяжелая задача усовершенствования органов управления армией. Эта задача усложнялась еще более тем, что ему одновременно с этим приходилось, в зависимости от политической обстановки того времени, заниматься увеличением и усовершенствованием Вооруженных сил.

Генерал Вязьмитинов отличался многолетней разносторонней опытностью, превосходным знанием нужд армии и всего административного строя.
Поставленный в необходимость на первых же порах упорядочить производство дел по управлению военно-сухопутными силами, генерал Вязьмитинов прежде всего учреждает департамент министра военно-сухопутных сил, который являлся его личной канцелярией и вместе с тем посредствующим органом между Военной Коллегией и министром…
Через год после восшествия на престол Александр I учредил министерство, вследствие чего коллегиальное начало, господствовавшее в учреждениях XVIII столетия, должно было уступить первое место единоличному началу.
Военное управление более какого-либо другого должно было вступить на путь реформ в этом направлении.

Однако столь коренное преобразование в управлении, как переход от коллегиальной системы к министерской, естественно не могло совершиться вдруг; необходима была продолжительная подготовка всех органов управления к восприятию новых начал, необходимо было время на основательную разработку новых коренных законов. И вот в течение почти 10 лет после учреждения министерств еще должна работать Военная Коллегия, но уже не в роли самостоятельного органа, а лишь как исполнительница указаний министра. Наконец, только в 1812 г. производится полное переустройство центрального военного управления. Коллегиальное начало исчезает совершенно, оставаясь лишь в виде совещательного, но уже не исполнительного органа при министре в виде Совета министра.
Образование Военного министерства 1812 года явилось законоположением относительно устройства центрального военного управления, сохранившегося в своих главнейших чертах до настоящего времени. Впрочем, причины частного характера побудили Императора Александра I в 1815 г. несколько видоизменить его, учредив контроль над хозяйственной деятельностью Военного министра, в лице начальника Главного Штаба Его Императорского Величества.
Устройство составных частей центрального военного управления, при этом, однако, не изменилось и осталось в том виде, в каком было дано генералом Барклаем-де-Толли.
Несовершенство нового порядка управления при посредстве Главного Штаба сказалось тотчас же, так как явилась масса трений во взаимных отношениях Начальника Штаба Его Величества, который являлся инициатором всех мероприятий и имел личный доклад у Государя, не будучи ответственным за хозяйство, и Военного министра, который являлся исполнителем всех мероприятий, был хозяином армии и ответственным за ее хозяйство, но был лишен личного доклада у Государя…

Несомненно, что лучшей школой для строевой и полевой, т.е. вообще говоря, боевой подготовки войск является война. И в этом отношении русские войска царствования Императора Александра I были в наиболее благоприятных условиях: первая большая война этого царствования (война 1805 г.) началась на 4-й год после восшествия на престол Императора Александра I, и затем большие войны продолжались беспрерывно в течение 10 лет. Самые войны, с точки зрения их значения как школы, велись русской армией в самых благоприятных условиях.
Война 1805 г. началась всего лишь 5 лет после бессмертных походов Суворова в Италии и Швейцарии, когда еще в рядах армии находились его ученики и последователи, всецело проникнутые и вдохновенным учением и на практике познавшие всю его разумность, целесообразность и соответствие с природою войны. Даже в массе нижних чинов было еще много участников славных деяний нашего великого полководца, по справедливости заслуживших от него название «чудо-богатыри».

Непрерывность последующих войн, тянувшихся на протяжении многих лет, дала возможность наиболее талантливым ученикам Суворова выдвинуться постепенно на первенствующие и руководящие места в армии и тем самым поддерживать в ней заветы своего учителя и способы его ведения войны. Это тем более было возможно, что данные, наиболее влияющие на приемы действий, а именно: технические усовершенствования оружия, способов передвижения и сношений на расстоянии, почти совершенно не изменялись со времени Суворова и не изменялись и за все время войн царствования Александра I.

Новой данной в этом отношении в значительной части войн явился только иной противник в лице гениального Императора французов, который, пользуясь старыми средствами, дал новые приемы ведения войны и боя, влив эти приемы в совершенные, наиболее соответствующие природе вещей формы, причем на указанные приемы и формы в значительной степени влияло то обстоятельство, что Наполеон как на театре войны, так и на поле сражения стремился сосредоточивать возможно больше сил.
Отмеченная данная, заставлявшая наших полководцев действовать «под мечом строгого противника», могла только способствовать усовершенствованию самих военачальников и дать им в руки могучее образовательное и воспитательное средство для надлежащей боевой подготовки их войск.

Другим обстоятельством, сильно способствующим подготовке, несомненно являлось большое разнообразие театров военных действий, на которых пришлось воевать русской армии в царствование Александра I, и не меньшее разнообразие неприятеля по его свойствам и особенностям ведения войны: холмы Среднего Дуная и Моравии, болота и леса Польши и старой Пруссии, озера и леса Финляндии, лед Ботнического залива, знойные степи Молдавии и Валахии и низменности нижнего Дуная — таковы театры войн Императора Александра I; французы, шведы, финляндцы, турки, наконец, «двадесять языков» Западной Европы — вот враги, с которыми пришлось иметь дело русской армии в указанные войны.

Но кроме непосредственного влияния на боевую подготовку войск боевого опыта, этот опыт имеет еще на указанную подготовку косвенное, однако, не менее сильное влияние.
Боевой опыт, преломляясь в субъективных особенностях лиц, его испытавших или только его изучивших, заставляет их делать из этого опыта заключения и выводы, приводящие к теоретическим поучениям на будущее относительно приемов ведения боевых действий. Эти поучения и являются материалом для заблаговременной боевой подготовки войск в ближайшей будущей войне.

В периоды малого развития военной науки и литературы такие поучения находят себе место лишь в уставах, наставлениях и инструкциях, издаваемых правительственной властью или иногда тем или другим из старших войсковых начальников, на обязанности и ответственности которых лежит образование и воспитание войск… Военной науки у нас в царствование Императора Александра I почти совершенно еще не было, военная литература только что начиналась, а потому естественно, что для ознакомления с боевой подготовкой войск названного царствования необходимо прежде всего изучить изданные в течение его уставы и наставления.
При изучении русского военного искусства в эпоху царствования Александра I это тем более необходимо, что после великих войн этого царствования, окончившихся в 1815 г., наступил длинный период мира, который при особых условиях его протекания, зависящих главным образом от изменений в нравственном облике Императора Александра I, привел к довольно своеобразной точке зрения как на истекший богатый боевой опыт первой половины царствования, так и на то направление, в котором должна была вестись, на основании этого опыта, боевая подготовка войск к будущим войнам.
Уставы, изданные при Елизавете, не оказали никакого влияния на боевую деятельность войск в войну этого царствования, Семилетнюю. Еще меньше связи между строевыми уставами царствования Екатерины II и деятельностью войск на полях Турции и Польши под начальством Румянцева, Суворова и других выдающихся военачальников славного царствования. Уставы Павла тоже еще не были усвоены войсками, когда им пришлось под начальством Суворова бить французов в долинах и горах Италии и Швейцарии.
Таким образом, и в эту эпоху, непосредственно предшествовавшую эпохе Александра I, связи между уставами и боевой деятельностью войск не было.

Вместе с этим необходимо отметить, что все уставы указанных трех царствований всецело были проникнуты идеями линейной тактики, и в этом отношении значительно отставали от жизни и от практики наших полководцев. Это особенно относится к эпохам Екатерины II и Павла I. Таланты Панина, Вейсмана, Потемкина, Ферзена, Кутузова и гений Румянцева и Суворова, показав второстепенное значение для боевого успеха форм строя и преимущественное влияние морального элемента, сумели внести в линейные формы такие поправки, которые парализовали во многом их сковывающее влияние. И эти поправки были сделаны у нас так рано и так решительно, что в этом отношении первенство безусловно принадлежит нам. Между тем, мы видим такое, на первый взгляд, странное явление, что руководители военного дела новой эпохи в этом отношении вначале руководствуются не опытом, полученным в боях, а той ложной теорией, которой проникнуты были наши Елизаветинские, Екатерининские и Павловские уставы. Когда же этим деятелям пришлось на практике пострадать от противника, проникнутого новым духом, то обновления стали искать не в нашем славном и разумном прошлом, а будто бы в новом — наших противников. Произошло это потому, что мы забыли это прошлое; оно не было совершенно разработано у нас в литературе, между тем, в Западной Европе можно было по этому поводу найти богатую военную литературу с готовыми выводами, а настоящее, в лице Наполеона, давало чувствительные уроки за приверженность к своим старым уставам, не имеющим ничего общего с деятельностью войск, руководимых нашими полководцами.
Если к этому прибавим, что Император Александр I получил военное воспитание под непосредственным руководством отца, Павла I, и притом без всякого вмешательства со стороны бабки, Екатерины II, тo станет вполне естественным, что даже имея намерение реформировать армию в Екатерининском духе, Александр I в началах, положенных в основу боевой подготовки армии, придерживался старых уставов, а затем, когда воочию представилась необходимость изменить эти уставы, то новые начала не сразу завоевали себе в них место.
Первые четыре года царствования Александра I прошли в мире. Это обстоятельство, в связи с изложенным выше, привело к тому, что в это время армия руководствовалась в обиходе своей жизни и военной подготовке Павловскими уставами. Впрочем, новое издание в 1804 г. Устава Воинского 1716 г. показывает, что войска нуждались в этом уставе, по-видимому, главным образом в его отделах, трактующих о полевой и гарнизонной службе.
Обученная по Павловским уставам, наша армия первый боевой опыт в царствование Александра I имела в 1805 г. при столкновении с французами. Результатом этого столкновения явился Аустерлиц, где боевой порядок нашей армии был чисто линейный. Результат Аустерлица известен. Вполне естественно, что Аустерлиц должен был оказать влияние на дальнейший ход развития наших строевых уставов. Это влияние главнейшим образом выразилось во введении в наши пехотные уставы многочисленных колонн, в постановлениях о тщательном обучении пехоты прицельной стрельбе в во введении