электронного оборудования при Хармонтском филиале МИВК

 

 

Ричард Г.Нунан сидел за столом у себя в кабинете и рисовал чертиков в

огромном блокноте для деловых заметок. При этом он сочувственно улыбался,

кивал лысой головой и не слушал посетителя. Он просто ждал телефонного

звонка, а посетитель, доктор Пильман, лениво делал ему выговор. Или

воображал, что делает ему выговор. Или хотел заставить себя поверить,

будто делает ему выговор.

- Мы все это учтем, - сказал наконец Нунан, дорисовав десятого для

ровного счета чертика и захлопнув блокнот. - В самом деле, безобразие...

Валентин протянул тонкую руку и аккуратно стряхнул пепел в

пепельницу.

- И что же именно вы учтете? - вежливо осведомился он.

- А все, что вы сказали, - весело ответил Нунан, откидываясь в

кресле. - До последнего слова.

- А что я сказал?

- Это несущественно, - произнес Нунан. - Что бы вы ни сказали, все

будет учтено.

Валентин (доктор Валентин Пильман, лауреат Нобелевской премии и все

такое прочее) сидел перед ним в глубоком кресле, маленький, изящный,

аккуратный, на замшевой курточке ни пятнышка, на поддернутых брюках ни

морщинки; ослепительная рубашка, строгий одноцветный галстук, сияющие

ботинки, на тонких бледных губах ехидная улыбочка, огромные черные очки

скрывают глаза, над широким низким лбом черные волосы жестким ежиком.

- По-моему, вам зря платят ваше фантастическое жалование, - сказал

он. - Мало того, по-моему, вы еще и саботажник, Дик.

- Чш-ш-ш! - произнес Нунан шепотом. - Ради бога, не так громко.

- В самом деле, - продолжал Валентин. - Я довольно давно слежу за

вами: по-моему, вы совсем не работаете...

- Одну минутку! - прервал его Нунан и помахал розовым толстым

пальцем. - Как это не работаю? Разве хоть одна рекламация осталась без

последствий?

- Не знаю, - сказал Валентин и снова стряхнул пепел. - Приходит

хорошее оборудование, приходит плохое оборудование. Хорошее приходит чаще,

а при чем здесь вы, не знаю.

- А вот если бы не я, - возразил Нунан, - хорошее приходило бы реже.

Кроме того, вы, ученые, все время портите хорошее оборудование, а потом

заявляете рекламации, и кто вас тогда покрывает? Вот, например...

Зазвонил телефон, и Нунан, сразу забыв о Валентине, схватил трубку.

- Мистер Нунан? - спросила секретарша. - Вас снова господин Лемхен.

- Соединяйте.

Валентин поднялся, положил потухший окурок в пепельницу, в знак

прощания пошевелил у виска двумя пальцами и вышел, маленький, прямой,

складный.

- Мистер Нунан? - раздался в трубке знакомый медлительный голос.

- Слушаю вас.

- Не легко застать вас на рабочем месте, мистер Нунан.

- Пришла новая партия...

- Да, я уже знаю. Мистер Нунан, я приехал ненадолго. Есть несколько

вопросов, которые необходимо обсудить при личной встрече. Имеются в виду

последние контракты "Мицубиси дэнси". Юридическая сторона.

- К вашим услугам.

- Тогда, если вы не возражаете, минут через тридцать в конторе нашего

отделения. Вас устраивает?

- Вполне. Через тридцать минут.

Ричард Нунан положил трубку, поднялся и, потирая пухлые руки,

прошелся по кабинету. Он даже запел какой-то модный шлягер, но тут же

пустил петуха и добродушно засмеялся над собой. Затем он взял шляпу,

перекинул через руку плащ и вышел в приемную.

- Детка, - сказал он секретарше, - меня понесло по клиентам.

Оставайтесь командовать гарнизоном, удерживайте, как говорится, крепость,

а я вам принесу шоколадку.

Секретарша расцвела. Нунан послал ей воздушный поцелуй и покатился по

коридорам института. Несколько раз его пытались поймать за полу, он

увертывался, отшучивался, просил удерживать без него позиции, беречь

почки, не напрягаться, и в конце концов, так никем и не уловленный,

выкатился из здания, привычно взмахнув нераскрытым пропуском перед носом

дежурного сержанта.

Над городом висели низкие тучи, парило, первые неуверенные капли

черными звездочками расплывались на асфальте. Накинув плащ на голову и

плечи, Нунан рысцой побежал вдоль шеренги машин к своему "пежо", нырнул

внутрь и, сорвав с головы плащ, бросил его на заднее сиденье. Из бокового

кармана пиджака он извлек черную круглую палочку этака, вставил ее в

аккумуляторное гнездо и задвинул большим пальцем до щелчка. Потом, поерзав

задом, он поудобнее устроился за рулем и нажал педаль. "Пежо" беззвучно

выкатился на середину улицы и понесся к выходу из предзонника.

Дождь хлынул внезапно, разом, как будто в небесах опрокинули чан с

водой. Мостовая сделалась скользкой, машину заносило на поворотах. Нунан

запустил дворники и снизил скорость. Итак, рапорт получен, думал он.

Сейчас нас будут хвалить. Что ж, я за. Я люблю, когда меня хвалят.

Особенно когда хвалит сам господин Лемхен, через силу. Странное дело,

почему это нам нравится, когда нас хвалят? Денег от этого не прибавится.

Славы? Какая у нас может быть слава? "Он прославился: теперь о нем знали

трое". Ну, скажем, четверо, если считать Бейлиса. Забавное существо

человек!.. Похоже, мы любим похвалу как таковую. Как детишки мороженое. И

очень глупо. Как я могу подняться в собственных глазах? Что, я сам себя не

знаю? Старого толстого Ричарда Г.Нунана? А кстати, что такое это "Г"? Вот

тебе и на! И спросить не у кого... Не у господина же Лемхена спрашивать...

А, вспомнил! Герберт. Ричард Герберт Нунан. Ну и льет!

Он вывернул на Центральный проспект и вдруг подумал: до чего сильно

вырос городишко за последние годы!.. Экие небоскребы отгрохали... Вот еще

один строят. Это что же у нас будет? А, луна-комплекс: лучшие в мире

джазы, и варьете, и прочее все для нашего доблестного гарнизона и для

наших храбрых туристов, особенно пожилых, и для благородных рыцарей

науки... А окраины пустеют.

Да, хотел бы я знать, чем все это кончится. Между прочим, десять лет

назад я совершенно точно знал, чем все это должно кончиться. Непреодолимые

кордоны. Пояс пустоты шириной в пятьдесят километров. Ученые и солдаты,

больше никого. Страшная язва на теле планеты заблокирована намертво... И

ведь надо же, вроде бы и все так считали, не только я. Какие произносились

речи, какие вносились законопроекты!.. А теперь вот уже даже и не

вспомнишь, каким образом эта всеобщая стальная решимость расплылась вдруг

киселем. "С одной стороны нельзя не признать, а с другой стороны нельзя не

согласиться". А началось это, кажется, когда сталкеры вынесли из Зоны

первые "этаки". Батарейки... Да, кажется, с этого и началось. Особенно

когда открылось, что они размножаются. Язва оказалась не такой уж и язвой,

и даже не язвой вовсе, а вроде бы сокровищницей... А теперь уже никто и не

знает, что это такое - язва ли, сокровищница, адский соблазн, шкатулка

Пандоры, черт, дьявол... Пользуются помаленьку. Двадцать лет пыхтят,

миллиарды ухлопали, а организованного грабежа наладить так и не смогли.

Каждый делает свой маленький бизнес, а ученые лбы с важным видом вещают: с

одной стороны нельзя не признать, а с другой стороны нельзя не

согласиться, поскольку объект такой-то, будучи облучен рентгеном под углом

восемнадцать градусов, испускает квазитепловые электроны под углом

двадцать два градуса... К дьяволу! Все равно до самого конца мне не

дожить...

Машина катилась мимо особняка Стервятника Барбриджа. Во всех окнах по

случаю проливного дождя горел свет, видно было, как в окнах второго этажа,

в комнатах красотки Дины, движутся танцующие пары. Не то спозаранку

начали, не то со вчерашнего никак кончить не могут. Мода такая пошла по

городу: сутками напролет. Крепких мы вырастили молодцов, выносливых и

упорных в своих намерениях...

Нунан остановил машину перед невзрачным зданием с неприметной

вывеской "Юридическая контора Корш, Корш и Саймак". Он вынул и спрятал в

карман "этак", снова натянул на голову плащ, подхватил шляпу и опрометью

бросился в парадное мимо швейцара, углубленного в газету, по лестнице,

покрытой потертым ковром, застучал каблуками по темному коридору второго

этажа, пропитанному специфическим запахом, природу которого он в свое

время напрасно тщился выяснить, распахнул дверь в конце коридора и вошел в

приемную. На месте секретарши сидел незнакомый, очень смуглый молодой

человек. Он был без пиджака, рукава сорочки засучены. Он копался в

потрохах какого-то сложного электронного устройства, установленного на

столике вместо пишущей машинки. Ричард Нунан повесил плащ и шляпу на

гвоздик, обеими руками пригладил остатки волос за ушами и вопросительно

взглянул на молодого человека. Тот кивнул. Тогда Нунан открыл дверь в

кабинет.

Господин Лемхен грузно поднялся ему навстречу из большого кожаного

кресла, стоявшего у завешенного портьерой окна. Прямоугольное генеральское

лицо его собралось в складки, означающие не то приветливую улыбку, не то

скорбь по поводу дурной погоды, а может быть, с трудом обуздываемое

желание чихнуть.

- Ну вот и вы, - медлительно проговорил он. - Входите,

располагайтесь.

Нунан поискал взглядом, где бы расположиться, и не обнаружил ничего,

кроме жесткого стула с прямой спинкой, упрятанного за стол. Тогда он

присел на край стола. Веселое настроение его начало почему-то

улетучиваться, он и сам не понимал еще, почему. Вдруг ему стало ясно, что

хвалить его не будут. Скорее наоборот. День гнева, философически подумал

он и приготовился к худшему.

- Закуривайте, - предложил господин Лемхен, снова опускаясь в кресло.

- Спасибо, не курю.

Господин Лемхен покивал головой с таким видом, словно подтвердились

самые дурные его предположения, соединил перед лицом кончики пальцев обеих

рук и некоторое время внимательно разглядывал образовавшуюся фигуру.

- Полагаю, юридические дела фирмы "Мицубиси дэнси" мы обсуждать с

вами не будем, - проговорил он наконец.

Это была шутка. Ричард Нунан с готовностью улыбнулся и сказал:

- Как вам будет угодно!

Сидеть на столе было чертовски неудобно, ноги не доставали до полу.

- С сожалением должен сообщить вам, Ричард, - сказал господин Лемхен,

- что ваш рапорт произвел наверху чрезвычайно благоприятное впечатление.

- Гм... - произнес Нунан. Начинается, подумал он.

- Вас даже собирались представить к ордену, - продолжал господин

Лемхен, - однако я предложил повременить. И правильно сделал. - Он наконец

оторвался от созерцания фигуры из десяти пальцев и посмотрел исподлобья на

Нунана. - Вы спросите меня, почему я проявил такую, казалось бы,

чрезмерную осторожность...

- Наверное, у вас были к тому основания, - скучным голосом сказал

Нунан.

- Да, были. Что получалось из вашего рапорта, Ричард? Группа

"Метрополь" ликвидирована. Вашими усилиями. Группа "Зеленый цветочек"

взята с поличным в полном составе. Блестящая работа. Тоже ваша. Группы

"Варр", "Квазимодо", "Странствующие музыканты" и все прочие, я не помню их

названий, самоликвидировались, осознав, что не сегодня-завтра их накроют.

Это все на самом деле так и было, все подтверждается перекрестной

информацией. Поле боя очистилось. Оно осталось за вами, Ричард. Противник

в беспорядке отступил, понеся большие потери. Я верно изложил ситуацию?

- Во всяком случае, - осторожно начал Нунан, - последние три месяца

утечка материалов из Зоны через Хармонт прекратилась... По крайней мере,

по моим сведениям, - добавил он.

- Противник отступил, не так ли?

- Ну, если вы настаиваете именно на этом выражении... Так.

- Не так! - сказал господин Лемхен. - Дело в том, что этот противник

никогда не отступает. Я это знаю твердо. Поспешив с победным рапортом,

Ричард, вы продемонстрировали незрелость. Именно поэтому я предложил

воздержаться от немедленного представления вас к награде.

Да провались они, твои награды, думал Нунан, раскачивая ногой и

угрюмо глядя на мелькающий носок ботинка. В паутину... на чердак я твои

награды вешал! Тоже мне моралист, воспитатель! Я и без тебя знаю, с кем я

здесь имею дело, нечего мне морали читать, какой у меня противник. Скажи

просто и ясно: где, как и что я прошлепал... Что эти негодяи откололи

еще... где, как и какие нашли щели... и без предисловий, я тебе не

приготовишка сопливый, мне уже за полста перевалило, и я тебе здесь не

ради твоих орденов сижу...

- Что вы слышали о Золотом шаре? - спросил вдруг господин Лемхен.

Господи, с раздражением подумал Нунан, Золотой-то шар здесь при чем?

Провалился бы ты с твоей манерой разговаривать...

- Золотой шар есть легенда, - скучным голосом доложил он. -

Мифическое сооружение в Зоне, имеющее форму и вид некоего золотого шара,

предназначенное для исполнения человеческих желаний.

- Любых?

- В соответствии с каноническим текстом легенды - любых. Существуют,

однако, варианты...

- Так, - произнес господин Лемхен. - А что вы слышали о

"смерть-лампе"?

- Восемь лет назад, - скучным голосом затянул Нунан, - сталкер по

имени Стефан Норман, по кличке Очкарик, вынес из Зоны некое устройство,

представляющее собою, насколько можно судить, нечто вроде системы

излучателей, смертоносно действующих на земные организмы. Упомянутый

Очкарик предлагал этот агрегат институту. В цене они не сошлись, Очкарик

ушел в Зону и не вернулся. Где находится агрегат в настоящее время -

неизвестно. В институте до сих пор рвут на себе волосы. Известный вам Хью

из "Метрополя" предлагал за этот агрегат любую сумму, какая уместится на

листке чековой книжки.

- Все? - спросил господин Лемхен.

- Все, - ответил Нунан. Он демонстративно оглядывал комнату. Комната

была скучная, смотреть было не на что.

- Так, - сказал Лемхен. - А что вы слышали о "рачьем глазе"?

- О каком глазе?

- О рачьем. Рак. Знаете? - Господин Лемхен постриг воздух двумя

пальцами. - С клешнями.

- В первый раз слышу, - сказал Нунан, нахмурившись.

- Ну а что вы знаете о "гремучих салфетках"?

Нунан слез со стола и встал перед Лемхеном, засунув руки в карманы.

- Ничего не знаю, - сказал он. - А вы?

- К сожалению, я тоже ничего не знаю. Ни о "рачьем глазе", ни о

"гремучих салфетках". А между тем они существуют.

- В моей Зоне? - спросил Нунан.

- Вы сядьте, сядьте, - сказал господин Лемхен, помахивая ладонью. -

Наш разговор только начинается. Сядьте.

Нунан обогнул стол и уселся на жесткий стул с высокой спинкой.

Куда гнет? - лихорадочно думал он. - Что еще за новости? Наверное,

нашли что-нибудь в других Зонах, а он меня разыгрывает, скотина. Всегда он

меня не любил, старый черт, не может забыть того стишка...

- Продолжим наш маленький экзамен, - объявил Лемхен, отогнул портьеру

и выглянул в окно. - Льет, - сообщил он. - Люблю. - Он отпустил портьеру,

откинулся в кресле и, глядя в потолок, спросил: - Как поживает старый

Барбридж?

- Барбридж? Стервятник Барбридж под наблюдением. Калека, в средствах

не нуждается. С Зоной не связан. Содержит четыре бара, танцкласс и

организует пикники для офицеров гарнизона и туристов. Дочь, Дина, ведет

рассеянный образ жизни. Сын, Артур, только что окончил юридический

колледж.

Господин Лемхен удовлетворенно покивал.

- Отчетливо, - похвалил он. - А что поделывает Креон Мальтиец?

- Один из немногих действующих сталкеров. Был связан с группой

"Квазимодо", теперь сбывает хабар институту, через меня. Я держу его на

свободе: когда-нибудь кто-нибудь клюнет. Правда, последнее время он сильно

пьет и, боюсь, долго не протянет.

- Контакты с Барбриджем?

- Ухаживает за Диной. Успеха не имеет.

- Очень хорошо, - сказал господин Лемхен. - А что слышно о Рыжем

Шухарте?

- Месяц назад вышел из тюрьмы. В средствах не нуждается. Пытался

эмигрировать, но у него... - Нунан помолчал. - Словом, у него семейные

неприятности. Ему сейчас не до Зоны.

- Все?

- Все.

- Немного, - сказал господин Лемхен. - А как обстоят дела у

Счастливчика Картера?

- Он уже много лет не сталкер. Торгует подержанными автомобилями, и

потом у него мастерская по переоборудованию автомашин на питание от

"этаков". Четверо детей, жена умерла год назад. Теща.

Лемхен покивал.

- Ну кого из стариков я еще забыл? - добродушно осведомился он.

- Вы забыли Джонатана Майлза по прозвищу Кактус. Сейчас он в

больнице, умирает от рака. И вы забыли Гуталина...

- Да-да, что Гуталин?

- Гуталин все тот же, - сказал Нунан. - У него группа из трех

человек. Неделями пропадают в Зоне. Все, что находят, уничтожают на месте.

А его общество Воинствующих Ангелов распалось.

- Почему?

- Ну, как вы помните, они занимались тем, что скупали хабар, и

Гуталин относил его обратно в Зону. Дьяволово дьяволу. Теперь скупать

стало нечего, а кроме того, новый директор филиала натравил на них

полицию.

- Понимаю, - сказал господин Лемхен. - Ну а молодые?

- Что же, молодые... приходят и уходят, есть человек пять-шесть с

кое-каким опытом, но последнее время им некому сбывать хабар, и они

растерялись. Я их понемножку приручаю... Полагаю, шеф, что со сталкерством

в моей Зоне практически покончено. Старики сошли, молодежь ничего не

умеет, да и престиж ремесла уже не тот, что раньше. Идет техника,

сталкеры-автоматы.

- Да-да, я слыхал об этом, - сказал господин Лемхен. - Однако эти

автоматы не оправдывают пока и той энергии, которую потребляют. Или я

ошибаюсь?

- Это вопрос времени. Скоро начнут оправдывать.

- Как скоро?

- Лет через пять-шесть...

Господин Лемхен снова покивал.

- Между прочим, вы, наверное, еще не знаете, противник тоже стал

применять сталкеры-автоматы.

- В моей Зоне? - повторил Нунан, насторожившись.

- И в вашей тоже. У вас они базируются на Рексополис, перебрасывают

оборудование на вертолетах через горы в Змеиное ущелье, на Черное озеро, к

подножию пика Болдер...

- Так ведь это же периферия, - сказал Нунан недоверчиво. - Там пусто,

что они там могут найти?

- Мало, очень мало. Но находят. Впрочем, это я для справки, это вас

на касается... Резюмируем. Сталкеров-профессионалов в Хармонте почти не

осталось. Те, что остались, к Зоне больше отношения не имеют. Молодежь

растерянна и находится в процессе приручения. Противник разбит, отброшен,

залег где-то и зализывает раны. Хабара нет, а когда он появляется, его

некому сбывать. Незаконная утечка материалов из хармонтской Зоны уже три

месяца как прекратилась. Так?

Нунан молчал. Сейчас, думал он. Сейчас он мне врежет. Но где же у

меня дыра? И здоровенная, видно, пробоина. Ну, давай, давай, старая

морковка!.. Не тяни душу...

- Не слышу ответа, - произнес господин Лемхен и приложил ладонь к

морщинистому волосатому уху.

- Ладно, шеф, - мрачно сказал Нунан. - Хватит. Вы меня уже сварили и

изжарили, подавайте на стол.

Господин Лемхен неопределенно хмыкнул.

- Вам даже нечего мне сказать, - проговорил он с неожиданной горечью.

- Ушами вот хлопаете перед начальством, а каково же было мне, когда

позавчера... - Он вдруг оборвал себя, поднялся и побрел по кабинету к

сейфу. - Короче говоря, за последние два месяца, только по имеющимся

сведениям, комплексы противника получили свыше шести тысяч единиц

материала из различных Зон. - Он остановился около сейфа, погладил его по

крашеному боку и резко повернулся к Нунану. - Не тешьте себя иллюзиями! -

заорал он. - Отпечатки пальцев Барбриджа! Отпечатки пальцев Мальтийца!

Отпечатки пальцев Носатого Бен-Галеви, о котором вы даже не сочли нужным

упомянуть! Отпечатки пальцев Гундосого Гереша и Карлика Цмыга! Так-то вы

приручаете вашу молодежь! "Браслеты"! "Иголки"! "Белые вертячки"! И мало

того, какие-то "рачьи глаза", какие-то "сучьи погремушки", "гремучие

салфетки", черт бы их подрал! - Он снова оборвал себя, вернулся в кресло,

опять соединил пальцы и вежливо спросил: - Что вы об этом думаете, Ричард?

Нунан вытащил носовой платок и вытер шею и затылок.

- Ничего не думаю, - просипел он честно. - Простите, шеф, я сейчас

вообще... Дайте отдышаться... Барбридж! Барбридж не имеет никакого

отношения к Зоне! Я знаю каждый его шаг! Он устраивает попойки и пикники

на озерах, он зашибает хорошие деньги, и ему просто не нужно... Простите,

я чепуху, конечно, говорю, но уверяю вас, я не теряю Барбриджа из виду с

тех пор, как он вышел из больницы...

- Я вас больше не задерживаю, - сказал господин Лемхен. - Даю неделю

сроку. Представьте соображения, каким образом материалы из вашей Зоны

попадают в руки Барбриджа... и всех прочих. До свидания!

Нунан поднялся, неловко кивнул профилю господина Лемхена и, продолжая

вытирать платком обильно потеющую шею, выбрался в приемную. Смуглый

молодой человек курил, задумчиво глядя в недра развороченной электроники.

Он мельком посмотрел в сторону Нунана, глаза у него были пустые,

обращенные внутрь.

Ричард Нунан кое-как нахлобучил шляпу, схватил плащ под мышку и пошел

вон. Такого со мной, пожалуй, еще не бывало, - беспорядочно думал он. Надо

же, Носатый Бен-Галеви! Кличку уже успел заработать... Когда? Этакий

мальчишка, соплей перешибить можно... Нет, все это не то... Ах ты,

животина безрогая, Стервятник! Как же ты меня уел! Без штанов ведь пустил,

как маленького... Как же это могло случиться? Этого же просто не могло

случиться! Прямо как тогда, в Сингапуре, - мордой об стол, затылком об

стену...

Он сел в автомобиль и некоторое время, ничего не соображая, шарил по

щитку в поисках ключа зажигания. Со шляпы текло на колени, он снял ее и,

не глядя, швырнул за спину. Дождь заливал переднее стекло, и Ричарду

Нунану представлялось почему-то, что именно из-за этого он никак не может

понять, что же делать дальше. Осознав это, он с размаху стукнул себя

кулаком в лысый лоб. Полегчало. Сразу вспомнилось, что ключа зажигания нет

и быть не может, а есть в кармане "этак". Вечный аккумулятор. И надо его

вытащить из кармана, чтоб ты треснул, и вставить в приемное гнездо, и

тогда можно будет по крайней мере куда-нибудь поехать подальше от этого

дома, где из окна за ним наверняка наблюдает эта старая брюква...

Рука Нунана с "этаком" замерла на полпути. Так. С кого начать я по

крайней мере знаю. Вот с него и начну. Ох как я с него начну! Никто ни с

кого никогда так не начинал, как начну с него я сейчас. И с таким

удовольствием. Он включил дворники и погнал машину вдоль бульвара, почти

никого не видя перед собой, но уже понемногу успокаиваясь. Ничего. Пусть

как в Сингапуре. В конце концов в Сингапуре ведь все кончилось

благополучно... Подумаешь, разок мордой об стол! Могло быть и хуже. Могло

быть не мордой и не об стол, а об что-нибудь с гвоздями... Ладно, не будем

отвлекаться. Где тут мое заведеньице? Не видно ни черта... Ага, вот оно.

Время было неурочное, но заведение "Пять минут" сияло огнями, что

твой "Метрополь". Отряхиваясь, как собака на берегу, Ричард Нунан вступил

в ярко освещенный холл, провонявший табаком, парфюмерией и прокисшим

шампанским. Старый Бенни, еще без ливреи, сидел за стойкой наискосок от

входа и что-то жрал, держа вилку в кулаке. Перед ним, расположив среди

пустых бокалов чудовищный бюст, возвышалась Мадам; пригорюнясь, смотрела,

как он ест. В холле еще даже не убирали после вчерашнего. Когда Нунан

вошел, Мадам сейчас же повернула в его сторону широкое наштукатуренное

лицо, сначала недовольное, но тут же расплывшееся в профессиональной

улыбке.

- Хо! - пробасила она. - Никак сам господин Нунан! По девочкам

соскучились?

Бенни продолжал жрать, он был глух как пень.

- Привет, старушка! - отозвался Нунан, подходя. - Зачем мне девочки,

когда передо мной настоящая женщина?

Бенни наконец заметил его. Страшная маска, вся в синих и багровых

шрамах, с натугой перекосилась в приветливой улыбке.

- Здравствуйте, хозяин! - прохрипел он. - Обсушиться зашли?

Нунан улыбнулся в ответ и сделал ручкой. Он не любил разговаривать с

Бенни: все время приходилось орать.

- Где мой управляющий, ребята? - спросил он.

- У себя, - ответила Мадам. - Завтра налоги платить.

- Ох уж эти налоги! - сказал Нунан. - Ладно. Мадам, попрошу

приготовить мое любимое, я скоро вернусь.

Бесшумно ступая по толстому синтетическому ковру, он прошел по

коридору мимо задернутых портьерами стойл, на стенке возле каждого стойла

красовалось изображение какого-нибудь цветка, - свернул в неприметный

тупичок и без стука открыл обшитую кожей дверь.

Мосол Катюша восседал за столом и рассматривал в зеркальце зловещую

болячку на носу. Плевать ему было, что завтра налоги платить. На

совершенно пустом столе перед ним стояла баночка с ртутной мазью и стакан

с прозрачной жидкостью. Мосол Катюша поднял на Нунана налитые кровью глаза

и вскочил, уронив зеркальце. Не говоря ни слова, Нунан опустился в кресло

напротив и некоторое время молча рассматривал прохвоста и слушал, как тот

невнятно бормочет что-то насчет проклятого дождя и ревматизма. Потом он

сказал:

- Закрой-ка дверь на ключ, голубчик.

Мосол, плоскостопо бухая ножищами, подбежал к двери, щелкнул ключом и

вернулся к столу. Он волосатой горой возвышался над Нунаном, преданно

глядя ему в рот. Нунан все рассматривал его через прищуренные веки.

Почему-то он вдруг вспомнил, что настоящее имя Мосла Катюши - Рафаэль.

Мослом его прозвали за чудовищные костлявые кулаки, сизо-красные и голые,

торчащие из густой шерсти, покрывавшей его руки, словно из манжет. Катюшей

же он называл себя сам в полной уверенности, что это традиционное имя

великих монгольских царей. Рафаэль. Ну что ж, Рафаэль, начнем.

- Как дела? - спросил он ласково.

- В полном порядке, босс, - поспешно ответствовал Рафаэль-Мосол.

- Тот скандал уладил в комендатуре?

- Сто пятьдесят монет выложил. Все довольны.

- Сто пятьдесят с тебя, - сказал Нунан. - Твоя вина, голубчик. Надо

было следить.

Мосол сделал несчастное лицо и с покорностью развел огромные ладони.

- Паркет в холле надо бы перестелить, - сказал Нунан.

- Будет сделано.

Нунан помолчал, топорща губы.

- Хабар? - спросил он, понизив голос.

- Есть немножко, - тоже понизив голос, произнес Мосол.

- Покажи.

Мосол кинулся к сейфу, достал сверток, положил его на стол перед

Нунаном и развернул. Нунан одним пальцем покопался в кучке "черных брызг",

взял "браслет", оглядел его со всех сторон и положил обратно.

- Это все? - спросил он.

- Не несут, - виновато сказал Мосол.

- Не несут... - повторил Нунан.

Он тщательно прицелился и изо всех сил пнул носком ботинка Мослу в

голень. Мосол охнул, пригнулся было, чтобы схватиться за ушибленное место,

но тут же снова выпрямился и вытянул руки по швам. Тогда Нунан вскочил,

отшвырнул кресло, схватил Мосла за воротник сорочки и пошел на него,

лягаясь, вращая глазами и шепча ругательства. Мосол, ахая и охая, задирая

голову, как испуганная лошадь, пятился от него до тех пор, пока не рухнул

на диван.

- На две стороны работаешь, стерва? - шипел Нунан прямо в его белые

от ужаса глаза. - Стервятник в хабаре купается, а ты мне бусики в

бумажечке подносишь?.. - Он развернулся и ударил Мосла по лицу, стараясь

зацепить нос с болячкой. - В тюрьме сгною! В навозе у меня жить будешь...

Сухари жрать будешь... Жалеть будешь, что на свет родился! - он снова с

размаху ткнул кулаком в Болячку. - Откуда у Барбриджа хабар? Почему ему

несут, а тебе нет? Кто несет? Почему я ничего не знаю? Ты на кого

работаешь, свинья волосатая? Говори!

Мосол беззвучно открывал и закрывал рот. Нунан отпустил его, вернулся

в кресло и задрал ноги на стол.

- Ну? - сказал он.

Мосол с хлюпаньем втянул носом кровь и сказал:

- Ей-богу, босс... Чего вы? Какой у Стервятника хабар? Нет у него

никакого хабара. Нынче ни у кого хабара нету...

- Ты что, спорить со мной будешь? - ласково спросил Нунан, снимая

ноги со стола.

- Да нет, босс... Ей-богу... - заторопился Мосол. - Да провалиться

мне! Какое там спорить! И в мыслях этого нету...

- Вышвырну я тебя, - мрачно произнес Нунан. - Работать не умеешь. На

кой черт ты мне, такой-сякой, сдался? Я таких, как ты, на четвертак

десяток наберу. Мне настоящий человек нужен при деле.

- Погодите, босс, - рассудительно сказал Мосол, размазывая кровь по

лицу. - Что это вы сразу, с налету?.. Давайте все-таки разберемся... - Он

осторожно потрогал болячку кончиком пальца. - Хабара, говорите, много у

Барбриджа? Не знаю. Извиняюсь, конечно, но это вам кто-то соврал. Ни у

кого сейчас хабара нет. В Зону ведь одни сопляки ходят, так они же не

возвращаются. Нет, босс, это вам кто-то врет...

Нунан искоса следил за ним. Было похоже, что Мосол действительно

ничего не знает. Да ему и не выгодно было лгать, на Стервятнике много не

заработаешь.

- Эти пикники - выгодное дело? - спросил он.

- Пикники? Да не так чтобы очень. Лопатой не загребешь... Так ведь

сейчас в городе выгодных дел не осталось...

- Где эти пикники устраиваются?

- Устраиваются где? Так в разных местах. У Белой горы, на Горячих

источниках бывают, на Радужных озерах...

- А какая клиентура?

- Клиентура какая? - Мосол шмыгнул носом, поморгал и сказал

доверительно: - Если вы, босс, хотите сами за это дело взяться, я бы вам

не советовал. Против Стервятника вам здесь не посветит.

- Это почему же?

- У Стервятника клиентура: голубые каски - раз, - Мосол принялся

загибать пальцы, - офицеры из комендатуры - два, туристы из "Метрополя",

из "Белой лилии", из "Пришельца"... это три. Потом у него уже реклама

поставлена, местные ребята тоже к нему ходят... Ей-богу, босс, не стоит с

этим связываться. За девочек он нам платит не то чтобы богато...

- Местные тоже к нему ходят?

- Молодежь, в основном.

- Ну и что там, на пикниках, делается?

- Делается что? Едем туда на автобусах, так? Там уже палаточки,

буфетик, музычка... Ну и каждый развлекается, как хочет. Офицеры больше с

девочками, туристы прутся на Зону смотреть. Ежели у Горячих источников, то

до Зоны там рукой подать, прямо за Серной расщелиной... Стервятник туда им

лошадиных костей накидал, вот они и смотрят в бинокли...

- А местные?

- Местные? Местным это, конечно, не интересно... Так, развлекаются,

кто как умеет...

- А Барбридж?

- Так, а что Барбридж? Как все, так и Барбридж...

- А ты?

- А что я? Как все, так и я. Смотрю, чтобы девочек не обижали, и...

это... ну, там... Ну, как все, в общем.

- И сколько это все продолжается?

- Когда как. Когда трое суток, а когда и всю неделю.

- И сколько это удовольствие стоит? - спросил Нунан, думая совсем о

другом.

Мосол ответил что-то, Нунан его не слышал. Вот она, прореха, думал

он. Несколько суток... несколько ночей. В этих условиях просто невозможно

проследить за Барбриджем, даже если ты специально задался этой целью. И

все-таки ничего не понятно. Он же безногий, а там расщелина... Нет, тут

что-то не то...

- Кто из местных ездит постоянно?

- Из местных? Так я ж говорю, больше молодежь. Ну там Галеви,

Ражба... Куренок Цапфа... этот Цмыг... Ну, Мальтиец бывает. Теплая

компания. Они это дело называют "воскресная школа". Что, говорят, посетим

"воскресную школу"? Они там в основном насчет пожилых туристок, неплохо

зарабатывают. Прикатит какая-нибудь старуха из Европы...

- "Воскресная школа", - повторил Нунан.

Какая-то странная мысль появилась вдруг у него. Школа. Он поднялся.

- Ладно, - сказал он. - Бог с ними, с пикниками. Это не для нас. Но

чтоб ты знал: у Стервятника есть хабар, а это уже наше дело, голубчик. Это

мы просто так оставить не можем. Ищи, Мосол, ищи, а то выгоню я тебя к

чертям собачьим. Откуда он берет хабар, кто ему доставляет, - выясни все и

давай на двадцать процентов больше, чем он. Понял?

- Понял, босс. - Мосол уже тоже стоял, руки по швам, на измазанной

морде преданность.

- Да поворачивайся! Мозгами шевели, животное! - заорал вдруг Нунан и

вышел.

В холле у стойки он неспешно распил свой аперитив, побеседовал с

Мадам насчет падения нравов, намекнул, что в ближайшем будущем намерен

расширить заведение, и, понизив голос для значительности, посоветовался,

как быть с Бенни, - стар становится мужик, слуха нет, реакция уже не та,

не поспевает, как раньше... Было уже шесть часов, хотелось есть, а в мозгу

все сверлила, все крутилась неожиданная мыслишка, ни с чем не сообразная и

в то же время многое объясняющая. Впрочем, и так уже кое-что объяснилось,

исчез с этого дела раздражающий и пугающий налет мистики, осталась только

досада на себя, что раньше не подумал о такой возможности, но главное-то

было не в этом, главное было в этой мыслишке, которая все крутилась и

крутилась и не давала покоя.

Попрощавшись с Мадам и пожав руку Бенни, Нунан поехал прямиком в

"Боржч". Вся беда в том, что мы не замечаем, как проходят годы, думал он.

Плевать на годы, мы не замечаем, как все меняется. Мы знаем, что все

меняется, нас с детства учат, что все меняется, мы много раз видели своими

глазами, как все меняется, и в то же время мы совершенно не способны

заметить тот момент, когда происходит изменение, или ищем изменение не

там, где следовало бы. Вот уже появились новые сталкеры, оснащенные

кибернетикой. Старый сталкер был грязным, угрюмым человеком, который со

звериным упорством, миллиметр за миллиметром, полз на брюхе по Зоне,

зарабатывая себе куш. Новый сталкер это франт при галстуке, инженер, сидит

где-нибудь в километре от Зоны, в зубах сигаретка, возле локтя стакан с

бодрящей смесью, сидит себе и смотрит за экранами. Джентльмен на

жалование. Очень логичная картина. До того логичная, что все остальные

возможности просто на ум не приходят. А ведь есть и другие возможности,

"воскресная школа", например.

И вдруг, вроде бы ни с того ни с сего, он ощутил отчаяние. Все было

бесполезно. Все было зря. Боже мой, подумал он, ведь ничего же у нас не

получится! Не удержать, не остановить! Никаких сил не хватит удержать в

горшке эту квашню, подумал он с ужасом. Не потому, что мы плохо работаем.

И не потому, что они хитрее и ловчее нас. Просто мир у нас тут такой. И

человек в этом нашем мире такой. Не было бы Посещения - было бы что-нибудь

другое. Свинья грязи найдет...

В "Боржче" было много света и очень вкусно пахло. "Боржч" тоже

изменился, ни тебе танцев, ни тебе веселья. Гуталин теперь сюда не ходит,

брезгует, и Рэдрик Шухарт, наверное, сунул сюда нос свой конопатый,

покривился и ушел. Эрнест все еще в тюрьме, заправляет делами его старуха,

дорвалась: солидная постоянная клиентура, весь институт сюда ходит

обедать, да и старшие офицеры; уютные кабинки, готовят вкусно, берут

недорого, пиво всегда свежее. Добрая старая харчевня.

В одной из кабинок Нунан увидел Валентина Пильмана. Лауреат сидел за

чашечкой кофе и читал сложенный пополам журнал. Нунан подошел.

- Разрешите соседствовать? - спросил он.

Валентин поднял на него черные окуляры.

- А, - сказал он. - Прошу.

- Сейчас, только руки помою, - сказал Нунан, вспомнив вдруг болячку.

Здесь его хорошо знали. Когда он вернулся и сел напротив Валентина,

на столе уже стояла маленькая жаровня с дымящимся шураско и высокая кружка

пива не холодного и не теплого, - как он любил. Валентин отложил журнал и

пригубил кофе.

- Слушайте, Валентин, - сказал Нунан, отрезая кусочек мяса. - Как вы

думаете, чем все это кончится?

- Вы о чем?

- Посещение, Зоны, сталкеры, военно-промышленные комплексы, вся эта

куча... Чем все это может кончиться?

Валентин долго смотрел на него слепыми черными стеклами. Потом он

закурил сигарету и сказал:

- Для кого? Конкретизируйте.

- Ну, скажем, для нашей части планеты.

- Это зависит от того, повезет нам или нет, - сказал Валентин. - Мы

теперь знаем, что для нашей части планеты Посещение прошло, в общем,

бесследно. Конечно, не исключено, что, таская наугад каштаны из этого

огня, мы в конце концов вытащим что-нибудь такое, из-за чего жизнь не

только у нас, но и на всей планете станет просто невозможной. Это будет

невезенье. Однако, согласитесь, это всегда грозило человечеству. - Он

разогнал дым сигареты ладонью и усмехнулся. - Я, видите ли, давно уже

отвык рассуждать о человечестве в целом. Человечество в целом слишком

стационарная система, ее ничем не проймешь.

- Вы так думаете? - разочарованно произнес Нунан. - Что ж, может быть

и так...

- Скажите по чести, Ричард, - явно развлекаясь, сказал Валентин. -

Вот для вас, дельца, что изменилось с Посещением? Вот вы узнали, что во

Вселенной есть еще по крайней мере один разум помимо человеческого. Ну и

что?

- Да как вам сказать? - промямлил Нунан. Он уже жалел, что затеял

этот разговор. Не о чем здесь было разговаривать. - Что для меня

изменилось?.. Например, вот уже много лет я ощущаю некоторое неудобство,

неуютность какую-то. Хорошо, они пришли и сразу ушли. А если они придут

снова и им взбредет в голову остаться? Для меня, для дельца, это, знаете

ли, не праздный вопрос: кто они, как они живут, что им нужно?.. В самом

примитивном варианте я вынужден думать, как мне изменить производство. Я

должен быть готов. А если я вообще окажусь ненужным в их системе? - он

оживился. - А если мы все окажемся ненужными? Слушайте, Валентин, раз уж к

слову пришлось, существуют какие-нибудь ответы на эти вопросы? Кто они,

что им было нужно, вернутся или нет?..

- Ответы существуют, - сказал Валентин, усмехаясь. - Их даже очень

много, выбирайте любой.

- А сами вы что считаете?

- Откровенно говоря, я никогда не позволял себе размышлять об этом

серьезно. Для меня Посещение - это прежде всего уникальное событие,

чреватое возможностью перепрыгнуть сразу через несколько ступенек в

процессе познания. Что-то вроде путешествия в будущее технологии. Н-ну,

как если бы в лабораторию к Исааку Ньютону попал современный квантовый

генератор...

- Ньютон бы ничего не понял.

- Напрасно вы так думаете! Ньютон был очень проницательный человек.

- Да? Ну ладно, бог с ним, с Ньютоном. А как вы все-таки толкуете

Посещение? Пусть даже несерьезно...

- Хорошо, я вам скажу. Только я должен предупредить вас, Ричард, что

ваш вопрос находится в компетенции псевдонауки под названием ксенология.

Ксенология - это некая неестественная помесь научной фантастики с

формальной логикой. Основой ее метода является порочный прием -

навязывание инопланетному разуму человеческой психологии.

- Почему порочный? - сказал Нунан.

- А потому, что биологи в свое время уже обожглись, когда пытались

перенести психологию человека на животных. Земных животных, заметьте.

- Позвольте, - сказал Нунан. - Это совсем другое дело. Ведь мы

говорим о психологии _р_а_з_у_м_н_ы_х_ существ...

- Да. И все было бы очень хорошо, если бы мы знали, что такое разум.

- А разве мы не знаем? - удивился Нунан.

- Представьте себе, нет. Обычно исходят из очень плоского

определения: разум есть такое свойство человека, которое отличает его

деятельность от деятельности животных. Этакая, знаете ли, попытка

отграничить хозяина от пса, который якобы все понимает, только сказать не

может. Впрочем, из этого плоского определения вытекают более остроумные.

Они базируются на горестных наблюдениях за упомянутой деятельностью

человека. Например: разум есть способность живого существа совершать

нецелесообразные или неестественные поступки.

- Да, это про нас, про меня, про таких, как я, - горестно согласился

Нунан.

- К сожалению. Или, скажем, определение-гипотеза. Разум есть сложный

инстинкт, не успевший еще сформироваться. Имеется в виду, что

инстинктивная деятельность всегда целесообразна и естественна. Пройдет

миллион лет, инстинкт сформируется, и мы перестанем совершать ошибки,

которые, вероятно, являются неотъемлемым свойством разума. И тогда, если

во Вселенной что-нибудь изменится, мы благополучно вымрем, - опять же

именно потому, что разучились совершать ошибки, то есть пробовать разные,

не предусмотренные жесткой программой варианты.

- Как-то это все у вас получается... унизительно.

- Пожалуйста, тогда еще одно определение, очень возвышенное и

благородное. Разум есть способность использовать силы окружающего мира без

разрушения этого мира.

Нунан сморщился и замотал головой.

- Нет, - сказал он. - Это не про нас... Ну а как насчет того, что

человек, в отличие от животных, существо, испытывающее непреодолимую

потребность в знаниях? Я где-то об этом читал.

- Я тоже, - сказал Валентин. - Но вся беда в том, что человек, во

всяком случае, массовый человек, тот, которого вы имеете в виду, когда

говорите "про нас" или "не про нас", - с легкостью преодолевает эту свою

потребность в знаниях. По-моему, такой потребности и вовсе нет. Есть

потребность понять, а для этого знаний не надо. Гипотеза о боге, например,

дает ни с чем не сравнимую возможность абсолютно все понять, абсолютно

ничего не узнавая... Дайте человеку крайне упрощенную систему мира и

толкуйте всякое событие на базе этой упрощенной модели. Такой подход не

требует никаких знаний. Несколько заученных формул плюс так называемая

интуиция, так называемая практическая сметка и так называемый здравый

смысл.

- Погодите, - сказал Нунан. Он допил пиво и со стуком поставил пустую

кружку на стол. - Не отвлекайтесь. Давайте все-таки так. Человек

встретился с инопланетным существом. Как они узнают друг о друге, что они

оба разумны?

- Представления не имею, - сказал Валентин веселясь. - Все, что я

читал по этому поводу, сводится к порочному кругу. Если они способны к

контакту, значит, они разумны. И наоборот: если они разумны, они способны

к контакту. И вообще: если инопланетное существо имеет честь обладать

психологией человека, то оно разумно. Вот так.

- Вот тебе и на, - сказал Нунан. - А я-то думал, что у вас все уже

разложено по полочкам...

- Разложить по полочкам и обезьяна может, - заметил Валентин.

- Нет, погодите, - сказал Нунан. Почему-то он чувствовал себя

обманутым. - Но если вы таких простых вещей не знаете... Ладно, бог с ним,

с разумом. Видно, здесь сам черт ногу сломит. Но насчет Посещения? Что вы

все-таки думаете насчет Посещения?

- Пожалуйста, - сказал Валентин. - Представьте себе пикник...

Нунан вздрогнул.

- Как вы сказали?

- Пикник. Представьте себе: лес, проселок, лужайка. С проселка на

лужайку съезжает машина, из машины выгружаются молодые люди, бутылки,

корзины с провизией, девушки, транзисторы, фото- и киноаппараты...

Разжигается костер, ставятся палатки, включается музыка. А утром они

уезжают. Звери, птицы и насекомые, которые всю ночь с ужасом наблюдали

происходящее, выползают из своих убежищ. И что же они видят? На траву

понатекло автола, пролит бензин, разбросаны негодные свечи и масляные

фильтры. Валяется ветошь, перегоревшие лампочки, кто-то обронил разводной

ключ. От протекторов осталась грязь, налипшая на каком-то неведомом

болоте... ну и, сами понимаете, следы костра, огрызки яблок, конфетные

обертки, консервные банки, пустые бутылки, чей-то носовой платок, чей-то

перочинный нож, старые, драные газеты, монетки, увядшие цветы с других

полян...

- Я понял, - сказал Нунан. - Пикник на обочине.

- Именно. Пикник на обочине какой-то космической дороги. А вы меня

спрашиваете: вернутся они или нет?

- Дайте-ка мне закурить, - сказал Нунан. - Черт бы побрал вашу

псевдонауку! Как-то я все это не так себе представлял.

- Это ваше право, - заметил Валентин.

- Значит, что же, они нас даже и не заметили?

- Почему?

- Ну, во всяком случае, не обратили на нас внимания...

- Знаете, я бы на вашем месте не огорчался, - посоветовал Валентин.

Нунан затянулся, закашлялся, бросил сигарету.

- Все равно, - сказал он упрямо. - Не может быть... Черт бы вас,

ученых, подрал! Откуда это у вас такое пренебрежение к человеку? Что вы

его все время стремитесь принизить?..

- Подождите, - сказал Валентин. - Послушайте. "Вы спросите меня: чем

велик человек? - процитировал он. - Что создал вторую природу? Что привел

в движение силы, почти космические? Что в ничтожные сроки завладел

планетой и прорубил окно во Вселенную? Нет! Тем, что, несмотря на все это,

уцелел и намерен уцелеть и далее".

Наступило молчание. Нунан думал.

- Может быть... - сказал он неуверенно. - Конечно, если с этой точки

зрения...

- Да вы не огорчайтесь, - благодушно сказал Валентин. - Пикник - это

ведь только моя гипотеза. И даже не гипотеза, собственно, а так,

картинка... Так называемые серьезные ксенологи пытаются обосновать гораздо

более солидные и льстящие человеческому самолюбию версии. Например, что

никакого Посещения не было, что Посещение еще только будет. Некий высокий

разум забросил к нам на Землю контейнеры с образцами своей материальной

культуры. Ожидается, что мы изучим эти образцы, совершим технологический

скачок и сумеем послать ответный сигнал, который и будет означать реальную

готовность к контакту. Как вам это?

- Это уже значительно лучше, - сказал Нунан. - Я вижу, среди ученых

тоже попадаются порядочные люди.

- Или вот. Посещение имело место на самом деле, но оно отнюдь не

окончилось. Фактически мы сейчас находимся в состоянии контакта, только не

подозреваем об этом. Пришельцы угнездились в Зонах и тщательно нас

изучают, одновременно подготавливая к "жестоким чудесам грядущего".

- Вот это я понимаю! - сказал Нунан. - По крайней мере тогда понятно,

что это за таинственная возня происходит в развалинах завода. Между

прочим, ваш пикник эту возню не объясняет.

- Почему же не объясняет? - возразил Валентин. - Могла ведь

какая-нибудь девчушка забыть на лужайке любимого заводного медвежонка...

- Ну, это вы бросьте, - решительно сказал Нунан. - Ничего себе

медвежонок: земля трясется... Впрочем, конечно, может быть и медвежонок.

Пиво будете? Розалия! Два пива господам ксенологам!.. А все-таки приятно с

вами побеседовать, - сказал он Валентину. - Этакое прочищение мозгов,

словно английской соли насыпали под черепушку. А то вот

работаешь-работаешь, а зачем, для чего, что будет, что случится, чем

сердце успокоится...

Принесли пива. Нунан отхлебнул, глядя поверх пены, как Валентин с

выражением брезгливого сомнения рассматривает свою кружку.

- Что, не нравится? - спросил он, облизывая губы.

- Да я, собственно, не пью, - нерешительно сказал Валентин.

- Ну да? - поразился Нунан.

- Черт возьми! - сказал Валентин и решительно отодвинул кружку. -

Закажите мне лучше коньяку, раз так, - сказал он.

- Розалия! - немедленно рявкнул вконец развеселившийся Нунан.

Когда принесли коньяк, он сказал:

- И все-таки так нельзя. Я уж не говорю про ваш пикник, это вообще

свинство, - но если даже принять версию, что это, скажем, прелюдия к

контакту, все равно нехорошо. Я понимаю - "браслеты", "пустышки"... Но

"ведьмин студень" зачем? "Комариные плеши", пух этот отвратительный...

- Простите, - сказал Валентин, выбирая ломтик лимона. - Я не совсем

понимаю вашу терминологию. Какие, простите, плеши?

Нунан засмеялся.

- Это фольклор, - пояснил он. - Рабочий жаргон сталкеров. "Комариные

плеши" - это области повышенной гравитации.

- А, гравиконцентраты... Направленная гравитация. Вот об этом я бы

поговорил с удовольствием, но вы ничего не поймете.

- Почему же это я ничего не пойму? Я все-таки инженер...

- Потому что я сам не понимаю, - сказал Валентин. - У меня есть

системы уравнений, но как их истолковать, я представления не имею... А

"ведьмин студень" - это, вероятно, коллоидный газ?

- Он самый. Слыхали о катастрофе в Карригановских лабораториях?

- Слыхал кое-что, - неохотно отозвался Валентин.

- Эти идиоты поместили фарфоровый контейнер со студнем в специальную

камеру, предельно изолированную... То есть это они думали, что камера

предельно изолирована... А когда они открыли контейнер манипуляторами,

студень прошел через металл и пластик, как вода через промокашку, вырвался

наружу, и все, с чем он соприкасался, превращалось опять же в студень.

Погибло тридцать пять человек, больше ста изувечено, а все здание

лаборатории приведено в полную негодность. Вы там бывали когда-нибудь?

Великолепное сооружение! А теперь студень стек в подвалы и нижние этажи...

Вот вам и прелюдия к контакту.

Валентин весь сморщился.

- Да, я знаю все это, - сказал он. - Однако согласитесь, Ричард,

пришельцы здесь ни при чем. Откуда они могли знать о существовании у нас

военно-промышленных комплексов?

- А следовало бы знать! - назидательно ответил Нунан.

- Они сказали бы вам на это: следовало бы давным-давно уничтожить

военнопромышленные комплексы.

- И то верно, - согласился Нунан. - Вот бы они и занялись, раз такие

могучие.

- То есть вы предлагаете вмешательство во внутренние дела

человечества?

- Гм, - сказал Нунан. - Так мы, конечно, можем зайти очень далеко. Не

будем об этом. Вернемся лучше к началу разговора. Чем же все это кончится?

Ну вот, например, вы, ученые. Надеетесь вы получить из Зоны что-нибудь

фундаментальное, что-нибудь такое, что действительно способно перевернуть

науку, технологию, образ жизни?..

Валентин пожал плечами.

- Вы обращаетесь не по адресу, Ричард. Я не люблю фантазировать

впустую. Когда речь идет о таких серьезных вещах, я предпочитаю осторожный

скепсис. Если исходить из того, что мы уже получили, впереди целый спектр

возможностей, и ничего определенного сказать нельзя.

- Ну хорошо, попробуем с другого конца. Что вы, по вашему мнению, уже

получили?

- Как это ни забавно, довольно мало. Мы обнаружили много чудес. В

некоторых случаях мы научились даже использовать эти чудеса для своих

нужд. Мы даже привыкли к ним... Обезьяна нажимает красную кнопку -

получает банан, нажимает белую - апельсин, но как раздобыть бананы и

апельсины без кнопок, она не знает. И какое отношение имеют кнопки к

бананам и апельсинам, она не понимает. Возьмем, скажем, "этаки". Мы

научились ими пользоваться. Мы открыли даже условия, при которых они

размножаются делением. Но мы до сих пор не сумели сделать ни одного этака,

не понимаем, как они устроены, и, судя по всему, разберемся во всем этом

не скоро... Я бы сказал так. Есть объекты, которым мы нашли применение. Мы

используем их, хотя почти наверняка не так, как их используют пришельцы. Я

совершенно уверен, что в подавляющем большинстве случаев мы забиваем

микроскопами гвозди. Но все-таки кое-что мы применяем: "этаки",

"браслеты", стимулирующие жизненные процессы... различные типы

квазибиологических масс, которые произвели такой переворот в медицине...

Мы получили новые транквилизаторы, новые типы минеральных удобрений,

переворот в агрономии... В общем, что я вам перечисляю! Вы знаете все это

не хуже меня, браслетик, я вижу, сами носите... Назовем эту группу

объектов полезными. Можно сказать, что в какой-то степени человечество ими

облагодетельствовано, хотя никогда не следует забывать, что в нашем

эвклидовом мире всякая палка имеет два конца...

- Нежелательные применения? - вставил Нунан.

- Вот именно. Скажем, применение этаков в военной промышленности... Я

не об этом. Действие каждого полезного объекта нами более или менее

изучено, более или менее объяснено. Сейчас остановка за технологией, но

лет через пятьдесят мы сами научимся изготавливать эти королевские печати

и тогда вволю будем колоть ими орехи. Сложнее обстоит дело с другой

группой объектов, сложнее именно потому, что никакого применения они у нас

не находят, а свойства их в рамках наших нынешних представлений решительно

необъяснимы. Например, магнитные ловушки разных типов. Мы понимаем, что

это магнитная ловушка, Панов это очень остроумно доказал. Но мы не

понимаем, где источник такого мощного магнитного поля, в чем причина его

сверхустойчивости... ничего не понимаем. Мы можем только строить

фантастические гипотезы относительно таких свойств пространства, о которых

раньше даже не подозревали. Или К-23... Как вы их называете, эти черные

красивые шарики, которые идут на украшения?

- "Черные брызги", - сказал Нунан.

- Вот-вот, "черные брызги"... Хорошее название... Ну, вы знаете про

их свойства. Если пустить луч света в такой шарик, то свет выйдет из него

с задержкой, причем эта задержка зависит от веса шарика, от размера, еще

от некоторых параметров, и частота выходящего света всегда меньше частоты

входящего... Что это такое? Почему? Есть безумная идея, будто эти ваши

"черные брызги" - суть гигантские области пространства, обладающего иными

свойствами, нежели наше, и принявшего такую свернутую форму под

воздействием нашего пространства... - Валентин вытащил сигарету и закурил.

- Короче говоря, объекты этой группы для нынешней человеческой практики

совершенно бесполезны, хотя с чисто научной точки зрения они имеют

фундаментальное значение. Это свалившиеся с неба ответы на вопросы,

которые мы еще не умеем задать. Упомянутый выше сэр Исаак, может быть, и

не разобрался бы в лазере, но он во всяком случае понял бы, что такая вещь

возможна, и это очень сильно повлияло бы на его научное мировоззрение. Я

не буду вдаваться в подробности, но существование таких объектов, как

магнитные ловушки, К-23, "белое кольцо", разом зачеркнуло целое поле

недавно процветавших теорий и вызвало к жизни совершенно новые идеи. А

ведь есть еще третья группа...

- Да, - сказал Нунан. - "ведьмин студень" и прочие прелести...

- Нет-нет. Все это следует отнести либо к первой, либо ко второй

группе. Я имею в виду объекты, о которых мы ничего не знаем или знаем

только понаслышке, которые мы никогда не держали в руках. То, что уволокли

у нас из-под носа сталкеры, - продали неизвестно кому, припрятали. То, о

чем они молчат. Легенды и полулегенды: "машина желаний", "бродяга Дик",

"веселые призраки"...

- Минуточку, минуточку, - сказал Нунан. - Это еще что такое? "Машина

желаний" - понимаю...

Валентин засмеялся.

- Видите, у нас тоже есть свой рабочий жаргон. "Бродяга Дик" - это

тот самый гипотетический заводной медвежонок, который бесчинствует в

развалинах завода. А "веселые призраки" - это некая опасная турбуленция,

имеющая место в некоторых районах Зоны.

- Первый раз слышу, - сказал Нунан.

- Вы понимаете, Ричард, - сказал Валентин, - мы ковыряемся в Зоне два

десятка лет, но мы не знаем и тысячной доли того, что она содержит. А если

уж говорить о воздействии Зоны на человека... Вот, кстати, тут нам

придется ввести в классификацию еще одну, четвертую группу. Уже не

объектов, а воздействий. Эта группа изучена безобразно плохо, хотя фактов

накопилось, на мой взгляд, более чем достаточно. И вы знаете, Ричард, меня

иногда мороз продирает по коже, когда я думаю об этих фактах.

- Живые покойники... - пробормотал Нунан.

- Что? А... Нет, это загадочно, но не более того. Как бы это

сказать... Это вообразимо, что ли. А вот когда вокруг человека вдруг ни с

того ни с сего начинают происходить внефизические, внебиологические

явления...

- А, вы имеете в виду эмигрантов...

- Вот именно. Математическая статистика, знаете ли, это очень точная

наука, хотя она и имеет дело со случайными величинами. И кроме того, это

очень красноречивая наука, очень наглядная...

Валентин, по-видимому, слегка охмелел. Он стал говорить громче, щеки

его порозовели, а брови над черными окулярами высоко задрались, сминая лоб

в гармошку.

- Люблю непьющих, - с иронией сказал Нунан.

- Не отвлекайтесь! - сказал Валентин строго. - Слушайте, что вам

рассказывают. Это очень странно. - Он поднял рюмку, разом отхлебнул

половину и продолжал: - Мы не знаем, что произошло с бедными хармонтцами в

самый момент Посещения. Но вот один из них решил эмигрировать.

Какой-нибудь обыкновеннейший обыватель. Парикмахер. Сын парикмахера и внук

парикмахера. Он переезжает, скажем, в Детройт. Открывает парикмахерскую, и

начинается чертов бред. Более девяноста процентов его клиентуры погибает

на протяжении года: гибнут в автомобильных катастрофах, вываливаются из

окон, вырезаются гангстерами и хулиганами, тонут на мелких местах, и так

далее, и так далее. Возрастает количество стихийных бедствий в Детройте и

его окрестностях. Откуда-то берутся смерчи и тайфуны, которых в этих

местах не видывали с тысяча семьсот забытого года. Ну и все в таком же

роде. И такие катаклизмы происходят в любом городе, в любой местности, где

селится эмигрант из района Посещения, и количество этих катаклизмов прямо

пропорционально числу эмигрантов, поселившихся в данном месте. И заметьте,

подобное действие оказывают только те эмигранты, которые пережили само

Посещение. Родившиеся после Посещения на статистику несчастных случаев

никакого влияния не оказывают. Вы прожили здесь десять лет, но вы приехали

после Посещения, и вас без опаски можно селить хоть в Ватикане. Как

объяснить такое? От чего нужно отказаться: от статистики? Или от здравого

смысла? - Валентин схватил рюмку и залпом допил ее.

Ричард Нунан почесал за ухом.

- М-да, - сказал он. - Я вообще-то наслышан о таких вещах, но я,

честно говоря, всегда полагал, что все это, мягко выражаясь, несколько

преувеличено... Действительно, с точки зрения нашей могучей позитивистской

науки...

- Или, скажем, мутагенное воздействие Зоны, - прервал его Валентин.

Он снял очки и уставился на Нунана черными подслеповатыми глазами. - Все

люди, которые достаточно долго общаются с Зоной, подвергаются изменениям

как фенотипическим, так и генотипическим. Вы знаете, какие дети бывают у

сталкеров, вы знаете, что бывает с самими сталкерами. Почему? Где

мутагенный фактор? Радиации в Зоне никакой. Химическая структура воздуха и

почвы в Зоне хотя и обладает своей спецификой, но никакой мутагенной

опасности не представляет. Что же, мне