История создания и публикации

Сюжет и структура

Главный герой романа — ленинградский филолог Лёва Одоевцев, представитель поколения шестидесятников («Лёва был зачат в роковом году»). Роман посвящён его жизни, от окончания школы до работы в Институте русской литературы, который известен как Пушкинский дом.

Роман состоит из пролога под названием «Что делать?», трёх разделов, каждый из которых делится на главы и завершается приложением, и комментариев. Текст романа прерывается авторскими отступлениями, которые выделены курсивом.

В разделе первом «Отцы и дети. Ленинградский роман» рассказывается об отношениях Лёвы Одоевцева с родственниками. Он родился в семье учёных. Его дед — знаменитый филолог, репрессированный в сталинские годы, которого Лёва никогда не видел. Его отец — тоже филолог, преподаватель университета. Лёва не любит его, место отца в сознании Лёвы занимает друг семьи дядя Митя или дядя Диккенс, участник Первой мировой, Гражданской, Великой Отечественной войн и лагерник. Лёва поступает на филологический факультет и узнаёт, что вернулся его дед — Модест Платонович Одоевцев. Встреча оказывается вовсе не такой, какую ожидал Лёва. Приложение к разделу: две новеллы дяди Диккенса, которые попали в руки Лёве.

В центре второго раздела, который называется «Герой нашего времени. Версия и вариант первой части», — события, развивавшиеся параллельно тем событиям, что описаны в разделе первом. Начинается он с ключевой даты: «5 марта 1953 года умер известно кто»^[2]. Во втором разделе автор сосредотачивается на отношениях Лёвы вне семьи. С одноклассником и однокурсником Митишатьевым, имеющим странное влияние на Лёву. С тремя женщинами: Фаиной, Альбиной и Любашей. Особенно мучительны отношения с Фаиной, которая старше и опытнее Лёвы. Приложение к разделу: пересказ научной статьи Лёвы «Три пророка» с анализом трёх стихотворений: «Пророк» Пушкина, «Пророк»Лермонтова, «Безумие» Тютчева. Подчёркивается, что все стихотворения написаны в то время, когда их авторам было по двадцать семь лет. Столько же и Лёве во время написания статьи.

Раздел третий «Бедный всадник. Поэма о мелком хулиганстве» — прямое продолжение первых двух разделов, в нём повествовательные линии сливаются в одну. Лёва остаётся дежурить в Пушкинском доме на ноябрьские праздники. Отказаться он не может, так как сразу после праздников состоится защита его диссертации. Неожиданно приходит Митишатьев со своим студентом, которого он называет «фон Готтих». Затем приходит Бланк, бывший работник института. Вечер, начавшийся дружеской попойкой, завершается грандиозным скандалом и дуэлью (попросту дракой) Лёвы и Митишатьева. Автор предлагает разные варианты финала. В одном из них Лёва гибнет, в другом — остаётся в живых и с помощью дяди Диккенса наводит порядок в разгромленном кабинете института. Приложение к разделу: история отношений автора со своим героем, которые сравниваются с погоней Ахиллеса за черепахой^[3].

Заканчивается роман «Комментариями», где автор рассказывает о персонах и бытовых реалиях, упомянутых в тексте (игрушка «раскидайчик», Павлик Морозов и др.), об истории создания романа.

История создания и публикации

Андрей Битов начал писать роман в 1964 году под впечатлением от суда над Иосифом Бродским, когда казалось, что эпоха «оттепели» уже заканчивается. Сначала это был даже не роман, а рассказ под названием «Аут» (соответствует третьему разделу). Когда рассказ разросся до романа, Битов решил сменить название. Постепенно он пришёл к нынешнему названию — «Пушкинский дом». В приложении к третьему разделу название объясняется так: «…и русская литература, и Петербург (Ленинград), и Россия, — всё это, так или иначе, ПУШКИНСКИЙ ДОМ без его курчавого постояльца».

У автора было и несколько вариантов подзаголовка: роман-наказание, филологический роман, Ленинградский роман, две версии, поэма о мелком хулиганстве.

Роман был закончен в 1971 году и расходился в самиздате. Впервые он был опубликован в 1978 году в американском издательстве «Ардис». Зарубежная публикация (и участие в альманахе «Метрополь») фактически закрыли для Битова возможность что-либо печатать в СССР.

Только во время Перестройки снова начали выходить его книги. «Пушкинский дом» был напечатан в журнале «Новый мир», в трёх последних номерах 1987 года. В 1989 году вышло книжное издание, которое завершалось «Комментариями». В них Битов признаётся, что на роман больше всего повлияло творчество трёх писателей: Пруста,, Достоевского и Набокова. Там же он говорит, что прототипами деда Одоевцева стали писатель Юрий Домбровский, филолог Михаил Бахтин и непрофессиональный писатель, автор устных новелл Игорь Стин.

 

Критика

Роман «Пушкинский дом» называют одним из главных образцов русского постмодернизма (наряду с книгами «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева, «Школа для дураков» Саши Соколова, «Прогулки с Пушкиным» Абрама Терца).

Постмодернизм как литературное направление новой культурно-исторической эпохи - постмодерна - сформировался в 60-е годы XX столетия на Западе. Кризисное состояние современного мира, с присущими ему тенденциями распада целостности, исчерпанностью идеи прогресса и веры в Рацио, философией отчаяния и пессимизма и одновременно с потребностью преодоления этого состояния через поиски новых ценностей и нового языка, породило сложную культуру. В ее основе лежат идеи нового гуманизма. Культура, которую называют постмодерном, констатирует самим фактом своего существования переход «от классического антропологического гуманизма к универсальному гуманизму, включающему в свою орбиту не только все человечество, но и все живое, природу в целом, космос, Вселенную».

Постмодерн провозглашает принцип множественности интерпретаций, полагая, что бесконечность мира имеет как естественное следствие бесконечное число толкований.

 

Множественность интерпретаций обусловливает и «двухадресность» произведений искусства постмодернизма. Они обращены и к интеллектуальной элите, знакомой с кодами культурно-исторических эпох, претворенных в данном произведении, и к массовому читателю, которому окажется доступным лишь один, лежащий на поверхности культурный код, но и он тем не менее дает почву для интерпретации, одной из бесконечного множества.

Постмодернистская культура в силу ее концептуальных положений выдвигает идею деконструкции, демонтажа как основного принципа современного искусства. В деконструкции, как ее понимают постмодернисты, не уничтожается прежняя культура, напротив, связь с традиционной культурой даже подчеркивается, но в то же время внутри нее должно производиться что-то принципиально новое, иное. Принцип деконструкции - важнейший типологический код культуры постмодерна, так же как и принцип плюрализма, естественно, не в том вульгаризированном понимании этой философской категории, которое было характерно для нас в эпоху перестройки

Постмодернизм как литературное направление не мог сформироваться в отечественной культуре советской эпохи в силу торжествовавшего там принципа философского и эстетического монизма, получившего воплощение в теории и практике социализма. Постмодернизм как направление оформился на Западе. Сам термин «постмодернизм» применительно к литературе впервые употребил американский ученый Ихаб Хассан в 1971 году. Ему же принадлежит интереснейшая и убедительная классификация признаков постмодернизма, да еще и в сравнении с признаками предшествующего ему в историческом развитии литературы модернизма. А в вышедшей в 1979 году работе французского ученого Ж.Ф. Лиотара «Постмодернистское состояние» раскрываются философские предпосылки возникновения постмодернизма и его основополагающие черты.

Как уже отмечалось выше, постмодернизм вообще не ставит задачи отражения действительности, он создает собственную «вторую» реальность, в функционировании которой исключаются всякая линейность и детерминизм, в ней действуют некие симулякры, копии, у которых не может быть подлинника. Именно поэтому в поэтике постмодернизма совершенно отсутствует самовыражение художника, в отличие от модернизма, где самовыражение («как Я вижу мир») - основополагающая черта художественного мира. Художник-постмодернист с определенной дистанции без всякого своего вмешательства наблюдает за тем, как устроен мир, становящийся в его тексте, что это за мир? Естественно, в этой связи самой важной чертой постмодернистской поэтики оказывается так называемая интертекстуальность.

 

По представлениям Ю. Кристевой, интертекстуальность - это не простая совокупность цитат, каждая из которых имеет свой устойчивый смысл. В интертекстуальности отвергается устойчивый смысл какой-либо культурной ассоциации - цитаты. Интертекст - особое пространство схождений бесконечного множества цитатных осколков разных культурных эпох. В таком качестве интертекстуальность не может являться чертой мировосприятия художника и никак не характеризует его собственный мир. Интертекстуальность в постмодернизме - бытийная характеристика эстетически познаваемой реальности.

 

С помощью интертекстуальности создается новая реальность и принципиально новый, «другой», язык культуры. Художественный текст становится качественно иным. Перед нами уже не произведение как нечто законченное, обладающее смысловым единством, целостное, принадлежащее определенному автору, а именно текст как динамичный процесс порождения смыслов, многолинейный и принципиально «вторичный», не имеющий автора в привычном для нас представлении.

Постмодернистский текст активно творит нового читателя, который принимает правила новой игры. Игровое начало в постмодернизме проявляется и в постоянной перемене местами литературности и жизненности, так что граница между жизнью и литературой в тексте окончательно размывается, как у В. Пелевина, например. Во многих постмодернистских текстах имитируется сиюминутный процесс письма. Хронотоп таких текстов связан с идеей принципиальной незавершимости текста, его разомкнутости.

Кроме собственно литературных цитат, по преимуществу из классики, представлен в романе и советский фольклор, массовая культура и т.д. Автора-повестователя в тексте часто сменяют, а иногда и просто вытесняют другие голоса, текст становится интертекстом: «Мы склонны в этой повести... под сводами Пушкинского дома следовать музейным традициям, не опасаясь перекличек и повторений - наоборот, всячески приветствуя их, как бы даже радуясь нашей внутренней несамостоятельности», - раскрывает Битов смысл и особенности своих цитаций в романе.

Писатель использует в романе множество эпиграфов, названий из русской классики, но всегда со смещением акцентов или прямо пародийно - «Бедный всадник», «Поэма о мелком хулиганстве», название эпилога «Утро разоблачения», или «Медные люди» и т.д. В этой связи И.С. Скоропанова справедливо отмечает: «Тенденция к снижению характерных для русской классической литературы мотивов, героев и сюжетных положений подается как одна из неотъемлемых особенностей ее развития, начиная с послепушкинской эпохи и до наших дней. Наиболее отчетливо выявляет себя данная закономерность в игре с такими культурными знаками, как «пророк», «герой нашего времени», «маскарад», «дуэль», «бесы». Показательно, что для объяснения современной эпохи, феномена «советского человека» Битову потребовалась едва ли не вся «периодическая система» русской классики, - настолько сложны исследуемые им явления, настолько искажены представления о них, сложившиеся под воздействием тенденциозно ориентированной пропаганды (в том числе беллетристической)».

Таким образом, снижение культуры в цитациях романа Битова - это констатация потери в сознании человека и общества советского периода истории ключа к культуре. Она, по-настоящему не востребованная, а иногда сознательно отвергаемая, превращается в зашифрованный текст - сфинкса, загадку которого уже невозможно отгадать. Быть может, основная мысль многоуровневого романа Битова, с ярко выраженным игровым началом, интертекстуального по своей природе, достаточно проста и вовсе не замкнута на сфере культуры: сознание, отравленное компромиссностью, конформизмом, подменой непосредственного ощущения реальности регламентированными представлениями о ней, не способно к подлинной связи с культурой прошлого. Оно беспощадно, что грозит разрушением и самой культурной традиции, к которой такое сознание прикасается.

А в то же время символика цитатного названия романа и два эпиграфа к нему создают еще одно интересное поле интерпретации и всего романа, и роли художника в мире.

Эпиграфы из Пушкина: «А вот то будет, что и нас не будет» (проект эпиграфа к «Повестям Белкина») и второй - из стихотворения А. Блока «Пушкинскому дому»:

Имя Пушкинского Дома

В Академии наук!

Звук понятный и знакомый,

Не пустой для сердца звук!

- сопрягают в себе земное и небесное, временное наше земное бытие и вечную жизнь души и духа. Искусство - сфера небесного, в нем действительно заключен «не пустой для сердца звук!». Очерчивая границы русской литературы от Александра Пушкина до Александра Блока, Битов, несомненно, подчеркивает ее непреходящую духовную ценность, какие бы тяжелые времена ни переживала Россия, ее народ и сама культура. А это совсем не постмодернистская идея. Роман А. Битова «Пушкинский дом» - переходное явление: в условиях тяжелейшего идеологического давления писатель средствами искусства и только искусства ищет пути к обретению достоинства личности, используя и совершенно новые для русской литературы художественные приемы.

 

В «Пушкинском доме» отмечают такие черты постмодернизма:

1. интертекстуальность (эпиграфы и названия разделов и глав отсылают к классическим произведениям русской литературы),

2. принципиальная незавершённость повествования,

3. ирония,

4. сложные отношения автора и героя, рефлексия над собственным текстом («автолитературоведение»).