Этос науки и новые этические проблемы науки XXI века

Тема 6.2 ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОГО ЭТАПА РАЗВИТИЯ НАУКИ

ЭТОС НАУКИ И НОВЫЕ ЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ НАУКИ XXI ВЕКА

СЦИЕНТИЗМ И АНТИСЦИЕНТИЗМ

ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКАЯ НАУКА И ИЗМЕНЕНИЕ МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИХ ОРИЕНТАЦИЙ

СООТНОШЕНИЕ НАУКИ И ПАРАНАУКИ. МНОГООБРАЗИЕ ФОРМ ЗНАНИЯ

ЭТОС НАУКИ И НОВЫЕ ЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ НАУКИ XXI ВЕКА

Этические проблемы современной науки настолько актуальны и значимы, что не могут далее оставаться на периферии научных исследований. Этика науки изучает нравственные основы научной деятельности, совокупность ценностных принципов, принятых в научном сообществе, и концентрирует в себе социальный и гуманистический аспекты науки. По определению Мертона, этос науки — это эмоционально окрашенный комплекс правил, предписаний и обычаев, верований, ценностей и предрасположенностей, которые считаются обязательными для ученого. Современная техника помещает человека в условия, далекие от его нормального функционирования, задает необходимость новых форм приспособления к окружающей действительности. Современный мир - это во многом технологизированное пространство, человек окружил себя предметами техники, они составляют его досуг и образ жизни, даже проявление творческих способностей современного человека также происходит с учетом законов окружающей техносреды. Сама сущность человека трансформируется в направлении тяготения не к природе, гармонии и любви, а к технизации. Возникает противоречие между исконными нормами этики и необходимостью технического бытия человека, которое влечет за собой обширный класс этических проблем мира искусственного.

Значительное расширение технических возможностей общества сопровождается тем, что в ряде исследований объектом воздействия становится сам человек, что создает определенную угрозу его здоровью и существованию. Физики-ядерщики были первыми, кто столкнулся с проблемами подобного рода. Сейчас эти риски и угрозы затрагивают и область молекулярной биологии, генетики, медицины, психологии и пр. Многообразные этические проблемы в наиболее общем виде можно разделить на этические проблемы физики, биологии, генетики, техники; особое место занимают проблемы этики ученого.

Наиболее важным в сфере этики ученого мира является проблема авторства научных открытий, плагиата, компетентности и фальсификации научных открытий. В научном сообществе принято устанавливать достаточно жесткие санкции за совершение подобных актов: научное сообщество бойкотирует исследователей, занимающихся плагиатом, прерывает с ними научные контакты, отказывается от совместной работы. Для исследований, претендующих на научный статус, строго обязателен институт ссылок, «академическая составляющая науки», благодаря которому фиксируется авторство тех или иных идей и, кроме того, обеспечивается селекция того нового, которое свидетельствует о росте научного знания. В противном случае наука будет топтаться на месте, осуществлять бесконечные повторы. Как правило, «псевдооткрытия» не долговременны. Особое значение имеет проблема одержимости ученого, когда он, интенсивно занимаясь научной деятельностью, отрывается от реального мира и превращается в подобие робота. Очень часто ученые значительно преувеличивают свой личный вклад в науку, сравнивая свою деятельность с деятельностью своих коллег, что также порождает массу проблем, обнаруживаемых в проведении научной полемики, и влечет нарушение научной корректности и научной этики. В сферу этики науки попадают и проблемы бытия ученых. Т. Парсонс особо отмечал необходимость адекватных взаимообменов с обществом, позволяющим людям научных профессий обеспечивать свою жизнь за счет только своих профессиональных занятий. Ученый выступает в качестве поставщика специализированных знаний, он компетентен в своей достаточно ограниченной дисциплинарной области. Строго говоря, ученый ответствен лишь за достоверность предлагаемых знаний, а не за последствия их практического применения. Возникает острое противоречие между профессиональной ответственностью ученого и его социальной ответственностью. Поэтому этическое обоснование должно предварять сам ход эксперимента и научного исследования.

Создание атомной бомбы, а также новейших смертоносных видов вооружения, заставляет считать приоритетными и первостепенными задачи гуманитарного контроля над наукой. Этические проблемы, которые были порождены областью ядерной физики, стали очевидными уже в 1938 г. в силу открытия расщепления атома урана, сопровождавшегося выделением огромного количества энергии.

Вопрос о практическом применении энергии атомного ядра возник еще до того как было понято ее губительное воздействие на организм человека. В полной мере осознавая угрозы фашизма, в условиях попыток запрещения квантовой физики и теории относительности выдающиеся немецкие физики продемонстрировали свои возможности, создав радарную защиту и атомную бомбу. Широко известен призыв Эйнштейна отказаться от использования атомного оружия, однако он не возымел действия: в августе 1945 г. на японские города Хиросима и Нагасаки были сброшены американские атомные бомбы. Последующая гонка вооружений поставила человечество перед угрозой атомного уничтожения.

Этические проблемы, проистекающие из области биологии, указывают на опасность абсолютизирования биологизаторских тенденций, в рамках которых признаются врожденными многие отрицательные черты человека - насилие, агрессия, угроза, вражда, войны, а также стремление к карьерному росту, лидерству, инстинкт власти и пр. В области генетики проблемными оказались вопросы о влиянии различий полов на умственную деятельность, генетические и интеллектуальные различия между расами и народностями. Далеко идущие выводы теории генетической детерминации умственной деятельности очень часто были основанием для проявления расизма и геноцида.

На стыке биологии и медицины возникли проблемы биоэтики. Некоторые из них вызваны отношением к пациенту только как к объекту исследования или медицинской практики. К проблемной сфере относят взаимоотношения «врач - пациент». В условиях возрастающей формализации обязанностей врача пациент предстает в роли носителя определенного заболевания лишается индивидуальных и социальных качеств. Пришедшая на смену патерналистской модели модель автономной ценности пациента позволяет врачу самостоятельно принимать решения за пациента и даже не информировать последнего о его состоянии и перспективах лечения.

Особое место занимают этические проблемы, обусловленные увеличением технизации медицины и появлением принципиально новых медицинских технологий и препаратов, которые расширяют возможности воздействия на человека. В настоящее время вырабатываются основные критерии, допускающие экспериментирование на человеке. Исследователь биоэтики Б. Юдин обратил внимание на то, что современная биомедицина расширяет технологические возможности контроля и вмешательства в естественные проблемы зарождения, протекания и завершения человеческой жизни. Различные методы искусственной репродукции человека, замены пораженных органов и тканей, замещение поврежденных генов, активное воздействие на процессы старения приводят к тому, что во всех подобных случаях возникают пограничные ситуации, когда последствия достижений НТП непрогнозируемы. Вместе с тем возникает реальная опасность разрушения исходной биогенетической основы, угроза человеческому естеству, его физическому и психическому здоровью. Стрессовые нагрузки, воздействие канцерогенов, засорение окружающей среды трансформируют человека, разрушают его здоровье, ухудшают генофонд. Этические проблемы касаются и самого субъекта ответственности. Актуальной должна стать практика этической экспертизы в медицине. Особые проблемы вызывает связь науки и бизнеса, которая ведет к коммерциализации взаимодействия «врач - пациент», области трансплантации органов, области лекарственных препаратов и технологических новаций.

Генная инженерия за весьма непродолжительный период оказалась авнгардом научно-экспериментальных исследований мира живого. Сейчас она предоставляет возможность вмешиваться в генетический код человека и изменять его, что считается позитивным при лечении ряда наследственных болезней. Однако возникает соблазн планомерного совершенствования человеческой природы с целью все большей его адаптации к нагрузкам современной искусственно созданной техносферы. Опасность состоит в том, что организмы, участвующие в генетических экспериментах, могут обмениваться генетической информацией с прочими особями, и результаты подобных взаимодействий могут привести к неконтролируемым мутациям. Многие эксперименты в сфере генной инженерии свидетельствуют о непрогнозируемости ее ближайших и отдаленных последствий.

Проблемы манипуляции над человеческой психикой, воздействия на человеческий мозг составляют особую группу проблем. Некоторые структуры мозга при воздействии на них способны продуцировать галлюцинации, неадекватные поведенческие реакции, изменять эмоциональные состояния человека. Существуют эксперименты, связанные с вживлением в мозг электродов, которые, оказывая слабые электрические воздействия, препятствуют возникновению сонливости, создают ощущение бодрости, прилива энергии, способствуют снятию напряжения. Средства манипуляции психикой по своему воздействию сравниваются с транквилизаторами и наркотиками.

Этическое регулирование науки и появление высокого уровня этической культуры, оцениваемые сегодня как жизненная необходимость, являются важной предпосылкой будущего развития науки, будут способствовать обеспечению качества моральности современной науки. Ученый должен осознавать свою ответственность за судьбу человечества.

Острой проблемой современности является технология клонирования. Революционная ситуация в генетике и удавшийся эксперимент клонирования - создание искусственным путем первого млекопитающего, полученного из соматической клетки, овечки Долли - феномен, потрясший воображение всего современного человечества. Заметим, что соматической называется любая клетка взрослого организма, которая несет в себе набор наследственного вещества. Половые клетки имеют половинный набор генов, поэтому при зачатии отцовская и материнская половины соединяются в единый новый организм.

Термин «клонирование» (от древнегреч. klon - побег, черенок) всегда имел отношение к процессам вегетативного размножения и в этом своем качестве был достаточно хорошо известен (клонирование растений черенками, почками, клубнями в сельском хозяйстве). Живые организмы, например амеба, также размножаются, производя генетически идентичные клетки, которые называются клонами. Клетки живого организма прошли специализацию и дифференциацию, поэтому клетка печени, к примеру, отличается от нервной клетки. Более того, в одних клетках включены и работают одни гены, в других - другие. Специализированные клетки организма теряют свою многовариантность. Существуют так называемые стволовые клетки, которые находятся на ранней стадии дифференцировки и могут давать начало разным типам клеток. Поэтому для клонирования существенно важно получить недифференцированные клетки, которые могли бы размножаться, жить в пробирке и быть в любое удобное время пересажены животному-реципиенту. В стволовые клетки могут быть пересажены разные гены, измененные в нужной комбинации, после чего будут выращены организмы «с заказанным генотипом».

В общем смысле клонированием может быть назван процесс, предполагающий создание существа, генетически тождественного родительским. Изучение технологии клонирования началось в 60-е гг. XX в., однако сенсационное воспроизведение млекопитающего приходится на 90-е гг., в связи с чем возникла проблема возможности экспериментов клонирования над человеком. До тех пор пока речь шла о клонировании для обеспечения эффективности в рыбном хозяйстве, сельском хозяйстве, растениеводстве, проблема не обретала такую остроту и не сталкивалась с подобным накалом страстей. Когда же речь зашла о клонировании человеческого существа, потребовались усилия многих теоретиков для осмысления последствий такого шага.

По мнению известного американского ученого П. Диксона, любой способ, который испробован на млекопитающих, может быть применен к людям. В этом случае мы получим копии взрослых людей, копии своих родственников, друзей и вообще попадем в ситуацию реальной множественности, в которой и не отличить, где генетически подлинное человеческое существо, а где артефакт, т.е. искусственно созданное.

Согласно публикациям в 1998 г. американский физик Р. Сид на симпозиуме по репродуктивной медицине громогласно заявил о намерении приступить к работам по клонированию человека. Есть и желающие участвовать в этом эксперименте.

Если говорить о деталях процесса клонирования овечки Долли, то следует отметить, что начало этому организму дала материнская клетка, содержащая двойной набор генов матери. Иными словами, овца не имеет отца, но есть три матери: овца, которая дала свой генетический материал, овца, от которой взяли клетку, и овца-реципиент, которая вынашивала знаменитого ягненка. Исследователи подчеркивают, что можно получить генетически идентичную копию только от материнского организма, потому что ядра пересаживаются в яйцеклетку. В цитоплазме яйцеклетки есть небольшая часть генетического материала, митохондриальная ДНК, которая передается зародышу только от матери и обусловливает материнскую наследственность (поэтому любой человек, как и животное, получает больше информации от матери, нежели от отца).

Целесообразен ли запрет клонирования в народном хозяйстве - в растениеводстве, животноводстве, рыбном хозяйстве? Ведь получение копий ценных животных и растений, огромное количество экземпляров животных-рекордсменов, которые будут точной копией родительского организма или необыкновенно ценными растительными лекарственными препаратами, - не зло, а благо. Целые стада элитных коров, лошадей, пушных зверей, сохранение исчезающих видов животных - все это говорит о еще одной революции в сельском хозяйстве. Причем здесь просматриваются самозамыкающиеся технологии, ибо кормом может служить такое вещество, как калус, представляющее собой скопление делящихся клеток, из которых любая может дать жизнь новому организму-растению. Производство инсулина, синтез животных и растительных белков также даст экономический эффект. Иногда исследователи усматривают и возможность восстановления вымерших видов посредством клонирования, так как в ископаемых костных останках можно обнаружить сохраненную ДНК.

Решение данной проблемы связано с необходимостью четкого осознания многоаспектное™ феномена клонирования. Есть медицинский, экономический, этический, философский, религиозный аспекты этой проблемы. Клонирование как очень сложная экспериментальная технология, в принципе может приводить к воспроизводству не только эталонов (когда цель согласуется с результатом), но и уродцев. С методологической точки зрения речь идет о рассогласовании поставленных целей и полученных результатов, что в условиях клонирования на человеке аморально и преступно. Кроме того, неизвестно, как поведет себя клонированный организм в социальном мире, а животное — в стадной жизни.

Ведь всем известна сложная иерархия в стадной жизни высших животных, их ролевое разделение и амплитуды поведенческого амплуа. Изначальная жесткая генетическая запрограммированность может во многом ограничить универсальность данного организма; он может оказаться «странным» уродцем.

Налагает запрет на клонирование и Ватикан: служители религии настаивают на том, что рождение человека должно происходить естественным образом, иначе у родившегося не будет души. Клонирование, на их взгляд, - это вызов всемирной религиозной морали, измена ее принципам. И хотя в клонировании можно усмотреть возможность избежать грехопадения и отдаленный аналог непорочного зачатия, для православного человека, как отмечает И. Силуянова, клонирование - это серьезное искушение и возможность прельщения для монашенствующих как способ продлить свой род, сохраняя плотское воздержание.

Интересно, что в памятниках древности, например в текстах каббалы, запрещается создание искусственного человека по заданным параметрам, ибо за этим стоит космическое всевластие во многом нравственно несовершенного существа. Доктор Фауст - герой известного произведения Гете - пытается создать искусственного человека (гомункулуса), при этом присутствует сила зла - Мефистофель. Вместе с тем сюжеты о сверхчеловеке довольно часты. Проблема сверхчеловека, поставленная Ницше, напрямую связана с выводом: «Бог умер!»; Хаксли в романе «О дивный новый мир» описывает генетические манипуляции с эмбрионами. И, наконец, идеологический заказ на советскую евгенику, предполагающую вмешательство в природу человека, использование достижений генетики в целях государственной политики, формирование искусственного отбора в условиях ослабленного естественного, свидетельствуют о вероломстве псевдонауки. Евгенический эксперимент помимо психологического тестирования, медицинского обследования включает в себя искусственное осеменение. Цель подобных мероприятий - повышение «умственных способностей населения».

Медицинский аспект клонирования, предполагающий производство подверженных деформации органов и тканей, столь необходимых в хирургии и травматологии, влечет за собой проблему организации производства такого рода материала, поскольку донорами в любом случае должны стать живые люди - это, в свою очередь, может привести к социально негативным последствиям и криминальному бизнесу.

Обсуждение проблемы клонирования выявляет еще один неожиданный аспект: данная технология во многом уязвима, поскольку гении зачастую страдают серьезными патологиями. Шизофрения, циклотемия, эпилепсия, ряд разнообразных нервно- психических расстройств - лишь незначительный набор характеристик гениальных личностей. Кроме того, гениальность связана с социальным признанием, возможностью превзойти заданную социумом планку нормального развития способностей; поэтому гений прошлого века может стать в современном мире рядовым существом. Идея клонирования гениев может обернуться угрозой здоровью генотипа совокупного родового человека.

Чистота эксперимента клонирования в условиях резко обострившихся глобальных проблем современности вызывает большие сомнения. Такого рода экспериментирование, пусть даже под грифом «секретно», может привести к незапланированным мутациям, исход которых будет непредсказуем. Маловероятно и то, что клонирование будет давать точные копии отобранных образцов. Поскольку появление знаменитой овечки Долли последовало после 277 неудачных попыток, то опасения обретают еще и чисто технический характер. Как утверждает зместитель директора Института общей генетики РАН Е. Платонов, удачное клонирование первого ребенка потребует не менее 1000 попыток; появится большое количество мертворожденных или детей-уродов.

Клонирование в целях помощи бездетным семьям также проблематично, ибо даже в случае положительного исхода и абстрагирования от всех социально-негативных факторов клонирование предполагает воспроизводство не нового организма, а однояйцевого близнеца отца или матери, т.е. родители получат не ребенка, а родственника - сестру или брата. Кроме того, клонирование станет поддержкой инвертированных лиц - гомосексуалистов. Технологии искусственного размножения отменяют самый веский аргумент против гомосексуальных отношений - угрозу недовоспроизводства человечества. Подобные технологии откроют возможности для различных извращенных форм семейно-брачных отношений, укрепят основание неполных семей и поставят под сомнение всю систему кровно-родственных отношений.

СЦИЕНТИЗМ И АНТИСЦИЕНТИЗМ

Культ науки и провозглашение ее как наивысшей ценности развития человеческой цивилизации привел к утверждению в XX в. сциентистского мировоззрения. Сциентизм (от лат. scientia - знание, наука), представил науку как культурно-мировоззренческий образец и рассматривался сторонниками этого мировоззрения как идеология «чистой, ценностно-нейтральной большой науки». Он предписывал ориентироваться на методы естественных и технических наук, точное математизированное естествознание и распространял критерии научности на все виды человеческих взаимоотношений с миром, на все типы знания и человеческое общение в том числе; ему свойственна абсолютизация роли науки.

Одновременно со сциентизмом возник и антисциентизм, провозглашавший прямо противоположные установки, характеризующийся весьма пессимистическим отношением к возможностям науки. Антисциентизм исходил из негативных последствий НТР и требовал ограничения экспансии науки, возврата к традиционным ценностям и способам деятельности.

Сциентизм и антисциентизм представляют собой две остро конфликтующие ориентации в современном мире. Сторонники сциентизма приветствуют модернизацию быта и досуга, достижения НТР, убеждены в безграничных возможностях науки, в частности в том, что ей по силам решить все острые проблемы человеческого существования, с воодушевлением приветствуют все новые свидетельства технического подъема.

Антисциентисты видят сугубо отрицательные последствия НТР, их пессимистические настроения усиливаются по мере краха возлагаемых на науку надежд в решении экономических и социально-политических проблем. Антисциентисты подчеркивают значение искусства, религии, нравственности в жизни человека. Философский антисциентизм противопоставляет науку и свободу; религиозный антисциентизм настаивает на религиозной мотивации всех человеческих проявлений.

Важно подчеркнуть, что сциентизм и антисциентизм носят универсальный характер, пронизывая сферу обыденного сознания - области морали и эстетики, права и политики, воспитания и образования, - независимо оттого, называют ли подобные умонастроения указанными терминами или нет. Иногда умонастроения сциентистов и антисциентистов носят откровенный и открытый характер, но чаще выражаются скрыто и подспудно. В философии сциентистские тенденции проявляются в игнорировании ее смысложизненной проблематики и мировоззренческого характера.

Определить сторонников сциентизма и антисциентизма нетрудно: аргументы сциентистов и антисциентистов диаметрально противоположны. Сциентисты приветствуют достижения науки - антисциентисты испытывают предубежденность против научных инноваций; сциентисты провозглашают научное знание как наивысшую ценность культуры - антисциентисты не устают подчеркивать недостаточность науки и критическое к ней отношение.

Сциентисты, отыскивая аргументы в свою пользу, напоминают, что наука Нового времени, опровергая путы средневековой схоластики, выступала за обоснование культуры и новых, подлинно гуманных ценностей. Они совершенно справедливо подчеркивают, что наука является производительной силой общества и имеет безграничные познавательные возможности.

Антисциентисты в качестве своего аргумента подчеркивают, что, несмотря на многочисленные успехи науки, человечество не стало счастливее и подвержено опасностям, источником которых стала сама наука и ее достижения. Следовательно, наука не способна сделать свои успехи благодеянием для всего человечества.

Сциентисты считают науку ядром всех сфер человеческой жизни и стремятся к «онаучиванию» всего общества в целом, утверждая, что только благодаря науке жизнь может стать организованной, управляемой и успешной. В отличие от них антисциентисты убеждены, что понятие «научное знание» не тождественно понятию «истинное знание» — для человека не менее важна сфера чувств и переживаний.

Сциентисты намеренно игнорируют многие острые проблемы, связанные с негативными последствиями всеобщей технократизации. Антисциентисты прибегают к предельной драматизации ритуации, сгущают краски, рисуя сценарии катастрофического развития человечества, привлекая тем самым большое число своих сторонников.

Действительно, опасность получения непригодных в пищу продуктов химического синтеза, острые проблемы в области здравоохранения и экологии заставляют говорить о необходимости социального контроля за применением научных достижений. Однако возрастание стандартов жизни и причастность к этому процессу непривилегированных слоев населения добавляет аргументов в пользу сциентизма.

В истории философии существуют случаи яростного сопротивления распространению сциентистского мировоззрения. Так, представитель экзистенциализма Сёрен Кьеркегор противопоставляет науку как неподлинную экзистенцию вере - как подлинной экзистенции и, совершенно обесценивая науку, задает каверзные вопросы: Какие открытия сделала наука в области этики? Меняется ли поведение людей, если они верят, что Солнце вращается вокруг неподвижной Земли? Способен ли дух жить в ожидании последних известий из газет и журналов?

«Суть сократовского незнания, - резюмирует подобный ход мысли С. Кьеркегор, - в том, чтобы отвергнуть со всей силой страсти любопытство всякого рода, чтобы смиренно предстать перед лицом Бога... Изобретения науки не решают человеческих проблем и не заменяют собой столь необходимую человеку духовность. Даже когда мир будет объят пламенем и разлагаться на элементы, дух останется при своем, с призывами веры. Трактовать изобретение микроскопа как небольшое развлечение - куда ни шло, но приписывать ему серьезность было бы слишком... Претенциозные натуралисты делают из «законов» религию». Главное возражение, выдвигаемое Кьеркегором против естественных наук (а в действительности против позитивистского сциентизма), состоит в следующем: «Возможно ли, чтобы человек, воспринимая себя как духовное существо, мог увлечься мечтой о естественных науках (эмпирических по содержанию)?» Естествоиспытатель - человек, наделенный талантом, чувством и изобретательностью, но при этом не постигающий самого себя. Если наука становится формой жизни, то остается нерешенной проблема осознания своей духовной сути.

Антисциентисты уверены, что вторжение науки во все сферы человеческой жизни делает жизнь бездуховной, лишенной романтики. Дух технократизма отрицает мир подлинности, высоких чувств и красивых отношений. Возникает неподлинный мир, который сливается со сферой производства и необходимостью постоянного удовлетворения все возрастающих «вещистских» потребностей. Адепты сциентизма исказили жизнь духа, отказывая ему в аутентичности. Сциентизм, делая из науки капитал, коммерциализировал науку, представил ее как заменитель морали. Только наивные и неосторожные цепляются за науку как за безликого спасителя.

Яркий антисциентист Герберт Маркузе выразил свое негодование против сциентизма, сформулировав концепцию «одномерного человека», в которой показал, что подавление природного, а затем и индивидуального в человеке сводит многообразие всех его проявлений лишь к одному технократическому параметру. Те перегрузки и перенапряжения, которые выпадают на долю современного человека, свидетельствуют о ненормальности самого общества, его глубоко болезненном состоянии. Ситуация осложняется тем, что узкий специалист (homo faber), который крайне перегружен, заорганизован и не принадлежит себе, - это не только представитель технических профессий, в подобном измерении может оказаться и гуманитарий, чья духовная устремленность будет сдавлена тисками нормативности и долженствования.

Известный ученый-логик Бертран Рассел, получивший в 1950 г. Нобелевскую премию по литературе, в поздний период своей деятельности стал сторонником антисциентизма. Он видел основной порок цивилизации в гипертрофированном развитии науки, что привело к утрате подлинно гуманистических ценностей и идеалов.

Автор концепции личностного знания Майкл Полани подчеркивал, что современный сциентизм сковывает мысль не меньше, чем это делала церковь. Он не оставляет места нашим важнейшим внутренним убеждениям и принуждает нас скрывать их под маской слепых и нелепых, неадекватных терминов.

Представители крайнего антисциентизма требуют ограничить и затормозить развитие науки. Однако эта позиция недальновидна, так как в этом случае возникает насущная проблема обеспечения потребностей постоянно возрастающего в количественном отношении населения в элементарных и уже привычных жизненных благах, не говоря уже о том, что именно в научно-теоретической деятельности закладываются «проекты» будущего развития человечества.

Дилемма «сциентизм - антисциентизм» предстает как извечная проблема социального и культурного выбора. Она отражает противоречивый характер общественного развития, в котором НТП оказывается реальностью, а его негативные последствия не только отражаются на культуре, но и уравновешиваются высшими достижениями в сфере духовности. В связи с этим задача современного интеллектуала весьма сложна - по мнению Э. Агацци, она состоит в том, чтобы одновременно защищать науки и противостоять сциентизму.

Примечательно и то, что антисциентизм автоматически перетекает в антитехнологизм, а аргументы антисциентистского характера с легкостью можно выявить и в сугубо научной (сциентистской) проблематике, в саморефлексии науки, вскрывающей трудности и преграды научного исследования, обнажающей нескончаемые споры и несовершенство науки. Не случайно Пол Фейерабенд, анализируя сущность современной науки, убеждал, что уже в далеком прошлом совершенно точно было известно, что попытка рационалистического исследования мира имеет свои границы и дает неполное знание. Он предлагал модель плюралистической эпистемологии, в которой использовались бы эвристический потенциал мифа, игры, непроизвольной активности. Наука, с его точки зрения, как идеология научной элиты должна быть лишена своего центрального места и уравнена с мифологией, религией и даже магией. Такая резко выраженная антисциентистская позиция направлена против критического рационализма и предлагает переоценку ценностей. Умеренный антисциентизм находит свое выражение в экологическом сознании, образуя его сердцевину.

Примечательны в связи с антисциентистской позицией рассуждения епископа Дж. Беркли (1685-1753) о том, что если люди взвесят те великие труды, прилежание и способности, которые употреблены в течение стольких лет на разработку и развитие наук, и сообразят, что, несмотря на это, значительная, большая часть наук остается исполненной темноты и сомнительности, а также примут во внимание споры, которым, по-видимому, не предвидится конца, и то обстоятельство, что даже те науки, которые считаются основанными на самых ясных и убедительных доказательствах, содержат парадоксы, совершенно неразрешимые для человеческого понимания, и что, в конце концов, лишь незначительная их часть приносит человечеству кроме невинного развлечения и забавы истинную пользу, если люди все это взвесят, то они легко придут к полной безнадежности и к совершенному презрению всякой учености.

История философии богата образцами сетований по поводу сложности науки. Дэвид Юм (1711-1776) утверждает, что не требуется даже особенно глубокого знания для того, чтобы заметить несовершенное состояние наук в настоящее время; ведь и толпа, стоящая вне храма науки, может судить по тому шуму и тем крикам, которые она слышит, что не все обстоит благополучно внутри его. Нет ничего такого, что не было бы предметом спора и относительно чего люди науки не держались бы противоречивых мнений. Самые незначительные вопросы не избегают наших прений, а на самые важные мы не в состоянии дать какого-либо достоверного ответа.

Предостережения против наук набирают силу, как это ни парадоксально, именно в эпоху Просвещения. По убеждению Жан Жака Руссо, надо пройти через множество ошибок, в тысячу раз более опасных, чем польза, приносимая истиною, чтобы этой истины достигнуть. Он подчеркивал, что если наши науки бессильны решить те задачи, которые они перед собой ставят, то они еще более опасны по тем результатам, к которым они приводят. Рожденные в праздности, они, в свою очередь, питают праздность, и невозместимая потеря времени - вот в чем раньше всего выражается вред, который они неизбежно приносят обществу.

Русские философы также не остаются безучастными в обсуждении вопроса о недостатках науки. Н.П. Огарев (1813-1877) уверен, что наука не составляет такой повсеместности, чтобы движение общественности могло совершаться исключительно на ее основании; наука не достигла той полноты содержания и определенности, чтобы каждый человек в нее уверовал.

Другая часть критических замечаний в адрес науки принадлежит духовно ориентированным мыслителям. П.Д. Юркевич (1804-1860), например, усматривает второстепенность, подсобность и зависимость науки от более главенствующего мира скрытых духовных постижений. Здесь уже аргументы направлены из сферы, наукой не являющейся, но с самых ранних времен ей сопутствующей: каждая наука имеет цену только как пособие к какому-нибудь ремеслу, пока она не дает замечать или чувствовать, что за внешним, являющимся миром есть мир высший, духовный, мир света и истины».

Суждения Н. Бердяева (1874-1948), Л. Шестова (1866-1938), С. Франка (1877-1950) занимают особое место в критике науки и имеют огромное влияние в силу не только приводимых в них заключений, но и яростного пафоса и переживания за судьбу и духовность человечества. Н. Бердяев убежден, что вера в бога науки ныне пошатнулась, доверие к абсолютной науке, к возможности построить научное мировоззрение, удовлетворяющее природу человека, подорвано. Причины он видит в том, что в область научного знания вторгаются новые явления, которые казенный догматизм ученых недавно еще отвергал как сверхъестественное... А с другой стороны, философия и гносеология выяснили, что наука сама себя не может обосновать, не может укрепить себя в пределах точного знания. Своими корнями наука уходит в глубь, которую нельзя исследовать просто научно, а верхами своими наука поднимается к небу. Даже для людей научного сознания становится все яснее и яснее, что наука просто некомпетентна в решении вопроса о вере, откровении, чуде. Да и какая наука возьмет на себя смелость решать эти вопросы? Ведь не физика же, не химия, не физиология, не политическая экономия или юриспруденция? Науки нет, есть только науки, - утверждал Н. Бердяев. Идея науки, единой и всеразрешающей, переживает серьезный кризис, вера в этот миф пала. Наука есть лишь частная форма приспособления к частным формам бытия.

Бердяев по-своему решает проблему сциентизма и антисциентизма, различая науку и научность. Он замечает, что никто серьезно не сомневается в ценности науки. Наука - неоспоримый факт, нужный человеку. Но в ценности и нужности научности можно сомневаться. Наука и научность - совсем разные вещи. Научность есть перенесение критериев науки на другие области, чуждые духовной жизни, чуждые науке. Научность покоится на вере в то, что наука есть верховный критерий всей жизни духа, что установленному ей распорядку все должно покоряться, что ее запреты и разрешения имеют решающее значение повсеместно. Научность предполагает существование единого метода... Но и тут можно указать на плюрализм научных методов, соответствующий плюрализму науки. Нельзя, например, перенести метод естественных наук в психологию и в науки общественные. И если науки, по мнению Н. Бердяева, есть сознание зависимости, то научность есть рабство духа у низших сфер бытия, неустанное и повсеместное сознание власти необходимости. Бердяев приходит к выводу, что научная общеобязательность - это формализм человечества, внутренне разорванного и духовно разобщенного. Дискурсивное мышление принудительно.

Л. Шестов сокрушается, что наука покорила человеческую душу не тем, что разрешила все ее сомнения, и даже не тем, что она, как это думает большинство образованных людей, доказала невозможность удовлетворительного их разрешения. Она соблазнила людей не своим всеведением, а житейскими благами, за которыми так долго бедствовавшее человечество погналось с той стремительностью, с какой измученный продолжительным постом нищий набрасывается на предложенный ему кусок хлеба. Толстой, Достоевский и другие пытались восстановить против науки мораль - но их усилия в этом направлении оказались бесплодными. Нравственность и наука - родные сестры, родившиеся от одного общего отца, именуемого законом или нормою. Временами они могут враждовать меж собой и даже ненавидеть одна другую, как это часто бывает меж родными, но рано или поздно кровь скажется, и они примирятся непременно.

Шестов обращает внимание на реальное противоречие, гнездящееся в сердцевине зрелой науки, когда огромное количество единичных фактов выбрасывается ею за борт как излишний и ненужный балласт. Наука принимает в свое ведение только те явления, которые постоянно чередуются с известной правильностью; самый драгоценный для нее материал - это те случаи, когда явление может быть по желанию искусственно вызвано, т.е. когда возможен эксперимент. Но как же быть с единичными, не повторяющимися и не могущими быть вызванными явлениями? Если бы все люди были слепыми и только один из них на минуту прозрел и увидел бы красоту и великолепие Божьего мира, - утверждает Шестов, - наука не могла бы считаться с его показаниями. А между тем свидетельства одного зрячего значат больше, чем показания миллиона слепых. В жизни человека возможны внезапные озарения, хотя бы на несколько секунд. Неужели о них нужно молчать, потому что при нормальных обстоятельствах их не бывает и их нельзя вызвать в каждую данную минуту?! Наука этого требует. Шестов обращается к современникам с призывом забыть научное донкихотство и постараться довериться себе.

Однако ни конец второго тысячелетия, ни начало третьего так и не предложили убедительного решения дилеммы «сциентизм и антисциентизм». Человечество, задыхаясь в тисках рационализма, возлагает надежды на духовное спасение в многочисленных психотерапевтических и медитативных практиках, при этом высоко ценя их научное обоснование. Несмотря на тупики техногенного развития, связывает именно с наукой, а не с духовным и нравственным ростом прогрессивное развитие цивилизации. В сциентизированном мировоззрении человек предстает как носитель эффективности и нормативности, как существо всецело рациональное, подчиненное линейному прогрессу.