Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС», 1997 Все права защищены 4 страница

Не меньшая наивность — упрощенно прямолинейное истолкование этой эволюции, при котором все, что появилось позже, считается (часто даже не вполне осознанно) более совершенным, чем все прежнее. Объективная логика смены теоретико-философских ориентации — часть логики культуры. Ничего более сложного у человечества нет — головоломные картины птолемеевых эпициклов или парадоксальные построения ультрасовременных физических теорий — детские игрушки по сравнению с этой логикой.

Все эти слияния и разъединения, конкретизации и размежевания вовсе не складывались в картины тихого и мирного — буколического кружения, парения в эмпиреях. Напротив, атмосфера философствования в двадцатом веке была как никогда драматически накалена, постоянно подогреваемая внетеоретическими бурями столетия. Как далекая перспектива рисовалась отдельным мыслителям будущая философская идиллия на почве безмятежного диалога, в котором все готовы разлиться во взаимном «вчувствовании», в котором герменевтическому пониманию предшествует «предпонимание», и в котором поэтому царит атмосфера всеприятия, где все друг друга понимают с полуслова... Философский нелицеприятный спор, напоминавший бои на теоретическом ринге, когда противники «работают» в жестком контакте, порой не чуждаясь запрещенных при-

ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

емов — таким на деле выглядит оживленный философский ландшафт века.

Должно, по-видимому, добавить и еще один характерный штрих к философскому портрету века. Пока гремели споры, скрещивались интеллектуальные рапиры — в кружках, на семинарах, в журналах, на коллоквиумах, симпозиумах и съездах, — обычная университетская ругана в безмятежном спокойствии долгое время пребывала нерушимой. Респектабельный университетский идеализм 30-х гг., существовавший во время споров экзистенциалистов с феноменологами и попперианцев с верификационистами, — существует и теперь. Идеалист может позволить себе игнорировать неустранимое различие осмысливаемого и соответствующего благу мира, который он, собственно, только и имеет в виду, и мира колеблющегося, изменчивого и мятежного, о котором идеалист говорит гораздо реже. Его мир — это мир разговоров: его меняют слова и, диалоги, а не баррикады и выстрелы. Поэтому его противники — сторонники новейших «поворотов» — выдвигают требование «конкретной, а не абстрактной» философии — чтобы положить конец «идеалистической лжи». И потому же к этой идеалистической респектабельности тяготеет большинство современных мыслителей теологического толка — то есть тех, кто ставит цель соединить философию и теологию. Эта почва — и это тем более необходимо отметить, что в XX веке, стремясь приблизиться к науке и философии, теология поневоле (частично!) меняет свою природу — также породила немало внушительных плодов, однако редко можно встретиться здесь с новаторством — даже несмотря на то, что и здесь фигурируют приставки «нео-». Характерный штрих: Ж.Маритэн — признанный мэтр неотомистов, категорически возражал против того, чтобы его так называли. Он считал себя просто томистом — истолкователем «томистской революции» в философии.

Провозвестие философского «ретро» в конце века в то же время выявило большое значение ряда идейных и идеологических экспансий: экспансия обыденного сознания, экспансия гуманитаристики, экспансия экологистов, борьба с «сексизмом» (дискриминацией по половому признаку) — все это, а также активная борьба, общесоциальное движение за права человека — национальные и групповые — заставляло философию вливаться в общий поток выработки новых социальных идей. В результате интеллектуальная Европа приучалась ценить единичность, особенность, своеобразие, неординарность — по мере того, как становилось устрашающим фактом господство масскульта в обществе.

ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

Процессуальные характеристики философии XX века, таким образом, были бы крайне обеднены без упоминания о страстных полемиках, охвативших все философское пространство в нашем столетии и превративших это поле в подобие театра военных действий. Драматизм личных взаимоотношений философов на почве эквиритмичных философских поисков выразительно дополняет и делает живой, подвижной и человечески понятной картину философской эволюции. Давосская встреча Э.Кассирера и М.Хайдеггера, споры экзистенциалистов — со всеми на свете! — масса полемических взрывов вокруг упомянутой проблематики «научных революций», одним из последних впечатляющих эпизодов которой был спор «рационалистов-ин-терналистов» (ЛЛаудан) с заполонившими поле «философии науки» в конце 70-х—80-е гг. представителями «социологического поворота» (Б.Барнс, Д.Блур), напряженная философская жизнь современной Франции, сплошь состоящая из споров, международные журнальные полемики, к которым ныне прибавились конференции в компьютерном пространстве сетей intеrnet и Relcom... Споры внутри того или иного течения перемежались и дополнялись вспышками особо острых конфликтов между представителями разных течений. Следы этой полемики учащийся найдет и в хрестоматии — полемика Р.Рорти с противниками, полемика, в которой К.-О.Апель пытался выступить арбитром, полемика П.Рикера с Ж.Лаканом (феноменологии с психоанализом), тонкости и перипетии взаимоотношений феноменологии с экзистенциализмом, верификационизма и фальсификационизма, позитивизма и постпозитивизма, реализма и релятивизма...

Большая часть этих споров завершения не получила — главный урок философского развития вообще, по-видимому, состоит в том, что вечные вопросы разрешаются — но только посредством переформулирования, то есть бесконечно воссоздаваясь. Еще и в конце XX века небесполезно припомнить поэтому ранний (йенского периода) гегелевский афоризм: «Ответ на вопросы, которые философия оставляет без ответа, состоит в том, что они должны быть иначе поставлены».

Есть ли тогда философский прогресс? Есть. Вот одно из убедительных свидетельств, принадлежащих XX веку. Абсолютный, некритический скепсис — скепсис невежды — в наши дни почти совсем потерял интеллектуальный кредит, кое-где сохраняя позиции лишь в обыденном сознании за пределами профессионального поля и становясь жестким индикатором инфантильности

ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

и непрофессионализма. То, что еще во времена Гегеля требовало доказательства и подлежало ему — невозможность ограничиваться в интеллектуальном движении «голым отрицанием», — в наши дни выглядит как тривиальность, сама собой разумеющаяся предпосылка мыслительной деятельности в любой сфере.

Долгий, трудный, но головокружительно, захватывающе интересный процесс выковывания новых социальных идеалов истины, добра и красоты на базе знакомой проблематики: языка, общения, разрешения загадок психики, выяснения природы бессознательного, границ и значения метафизики — конечно, приведет мыслителя XXI века от знакомых поворотов — лингвистического, социологического, прагматического к новым, пока неведомым. Возможно, на очереди культурологизм, «филологизация» мышления, преодоление дихотомии «масскульт — элитарность». Философия не та область, где можно с легкостью предлагать фугурологические сценарии. Тем не менее можно говорить если не об определившихся тенденциях, то об общей познавательной направленности, апофатически, через определенные отрицания и принципиальные неприятия, выводящей на иные горизонты.

Одно можно сказать с определенностью: новый век несет нам новое понимание человека, человечности и человечества.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ.

| советы путнику

Одна из труднейших задач освоения новейшей западной философии связана с необходимостью пробираться через дебри своеобразной, часто сугубо индивидуализированной, приспособленной к данному конкретному случаю, а иной раз весьма эклектичной терминологии. Учащийся должен быть готов к встрече с этой неизбежной трудностью.

Еще один — и, быть может, наиболее очевидный — момент в процессуальной картине философского познания состоит в том, что не только школы и направления претерпевали эволюцию. Взгляды многих мыслителей, наложивших на современное философствование свой яркий личностный отпечаток, не были раз и навсегда отлиты в те классические формы, которые обычно и отождествляются с именем того или иного философа, придавая его облику «хрестоматийный глянец». Отнюдь не только в годы интеллектуального становления — как это было в пред-

ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

шествующие эпохи («докритический» Кант, «додиалектический» Гегель, «молодой» Маркс в первую очередь приходят на память. Шеллинг эпохи «философии откровения» — скорее, исключение, подтверждающее правило) — во взглядах мыслителей XX века происходили мощные смещения. Биографии ярчайших фигур на философском небосклоне нашего времени исполнены таких поворотов, которые при ближайшем знакомстве могут поставить в тупик тех, кто в силах овладеть лишь «хрестоматийным» материалом современной философии. В самом деле, любые однозначные характеристики связаны с риском обеднить и при-митивизировать философский портрет, пройти мимо наиболее глубоких прозрений того или иного мыслителя. Никакой отбор текстов в пределах хрестоматии не может отразить радикальные преобразования, которым подверглись на протяжении жизни взгляды философских гигантов — Э.Гуссерля, Б.Рассела, Л.Витгенштейна, К.Поппера, У.Куайна. А количество теоретических виражей у такого признанного философского классика XX века, как Ж.-П.Сартр, просто трудно подсчитать. Было бы ошибкой, однако, полагать, что внешние или личные обстоятельства лежат в основе таких метаморфоз.

Европейская мысль, время от времени выбрасывая интеллектуальные протуберанцы, заряжала отдельных мыслителей небывалой интеллектуальной силой, проявившейся в честных и бескомпромиссных поисках выхода из трагических антиномий человеческого бытия. Это сама жизнь заставляла пересматривать взгляды, отказ от которых не был легким и простым делом — тем более, что в отличие от естественных наук в философии вообще необходимость пересмотра концепций под давлением эмпирических данных не выглядит такой очевидной. Что-то должно же было стоять за этим многозначительным и небывалым фактом: целый ряд блестящих философских умов века совершают теоретические кульбиты, в которых лишь с натяжкой и задним числом можно усмотреть признаки «естественной эволюции». Разгадка, по-видимому, состоит в том, что ускорение общественного развития привело именно к тому, что интеллектуальные кризисы, имманентные познанию, происходившие в познании и раньше, впервые поразили западное общество один за другим на протяжении жизни одного поколения, потребовав осмысления незамедлительно, подстегивая мышление наиболее чутких теоретиков, провоцируя эволюцию и сделав уход в башню из слоновой кости, еще иногда и поныне возможный для художника, абсолютно невозможным для философа.

ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

И еще одно надлежит иметь в виду неофиту. Изучение современной западной философии не приносит пользы в случае, если, как было у нас до недавнего времени, это изучение осуществляется с предзаданной целью отвергнуть весь ее материал или использовать этот материал для отыскания недостатков и пороков западной мысли. Изучение современной западной философии — необходимый этап овладения философией вообще, если исходить из того, что каждый оригинальный образец современного философствования содержит «момент истины» — попытку разрешить или по крайней мере зафиксировать ту или иную познавательную трудность, которая была и останется источником напряженных размышлений для целых поколений философов.

ЮЛ.Муравьев

 

 

ОГЮСТ КОНТ (1798—1857)

Огюст Конт — французский философ, основатель позитивизма. Изучал математику, астрономию и физику в Парижской политехнической школе, в молодые годы был личным секретарем социалиста-утописта Сен-Симона, в общении с которым во многом формировались учение о классификации наук, о трех стадиях общественного развития и концепция «позитивного» как высшего социального и духовного состояния. Наибольшую известность Конту принес «Курс позитивной философии» (V. 1—6, 1830—1842). Конт рассматривал позитивизм как среднюю линию между эмпиризмом (материализмом) и мистицизмом (идеализмом): ни наука, ни философия не могут и не должны ставить вопрос о причине явлений, а только о том, «как» они происходят. В соответствии с этим наука, по Конту, познает не сущность, а только феномены. В учении о трех стадиях интеллектуальной эволюции человечества Конт исходит из того, что на первой, теологической, стадии все явления объясняются на основе религиозных представлений; вторая, метафизическая, стадия носит характер критической и в чем-то разрушительной силы, подготавливающей позитивную, или научную, стадию, ни которой возникает наука об обществе, содействующая его рациональной организации. Социологическая доктрина Конта основывается на идее о том, что социология есть «социальная физика», которая применяет принципы «порядка» и прогресса, реставраторские и обновленческие тенденции.

Фрагменты текстов даны по кн.:

1. Антология мировой философии. В 4 т. Т. 3. М., 1971.

В.Н.Князев

Из книги «ДУХ ПОЗИТИВНОЙ ФИЛОСОФИИ» [ОПРЕДЕЛЕНИЕ «ПОЗИТИВНОГО»]

31. Рассматриваемое сначала в его более старом и более общем смысле слово «положительное» означает реальное в противоположность химерическому: в этом отношении оно вполне соответствует новому философскому мышлению, характеризуемому тем, что оно постоянно посвящает себя исследованиям, истинно доступным нашему уму, и неизменно исключает непроницаемые тайны, которыми он преимущественно занимался в период своего младенчества. Во втором смысле, чрезвычайно близком к предыдущему, но, однако, от него отличном, это основное выражение указывает контраст между п о-л е з н ы м и негодным: в этом случае оно напоминает в философии о необходимом назначении всех наших здоровых умозрений — беспрерывно улучшать условия нашего действительного индивидуального или коллективного существования вместо напрасного удовлетворения бесплодного любопытства. В своем третьем обычном значении это удачное выражение часто употребляется для определения противоположности между достоверным и сомнительным: оно указывает, таким образом, характерную способность этой философии самопроизвольно создавать между индивидуумом и духовной общно-

XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

стью целого рода логическую гармонию взамен тех бесконечных сомнений и нескончаемых споров, которые должен был порождать прежний образ мышления. Четвертое обыкновенное значение, очень часто смешиваемое с предыдущим, состоит в противопоставлении точного смутному. Этот смысл напоминает постоянную тенденцию истинного философского мышления добиваться всюду степени точности, совместимой с природой явлений и соответствующей нашим истинным потребностям; между тем как старый философский метод неизбежно приводит к сбивчивым мнениям, признавая необходимую дисциплину только в силу постоянного давления, производимого на него противоестественным авторитетом.

32. Наконец, нужно отметить особо пятое применение, менее употребительное, чем другие, хотя столь же всеобщее — когда слово «положительное» употребляется, как противоположное отрицательному.

В этом случае оно указывает одно из наиболее важных свойств истинной новой философии, представляя ее как назначенную по своей природе преимущественно не разрушать, но организовывать. Четыре общие характерные черты, которые мы только что отметили, отличают ее одновременно от всех возможных форм, как теологических, так и метафизических, свойственных первоначальной философии. Последнее же значение, указывая, сверх того, постоянную тенденцию нового философского мышления, представляет теперь особенную важность для непосредственного определения одного из его главных отличий уже не от теологической философии, которая была долгое время органической, но от метафизического духа в собственном смысле, который всегда мог быть только критическим (1.550-552).

КУРС ПОЗИТИВНОЙ ФИЛОСОФИИ

[ЗАКОН ТРЕХ СТАДИЙ И СУЩНОСТЬ ПОЗИТИВНОЙ

ФИЛОСОФИИ)

Чтобы надлежащим образом объяснить истинную природу и особый характер позитивной философии, необходимо прежде всего бросить общий взгляд на поступательный ход человеческого разума, рассматривая его во всей совокупности, ибо никакая идея не может быть хорошо понята без знакомства с ее историей.

XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

Изучая, таким образом, весь ход развития человеческого ума в различных областях его деятельности от его первоначального проявления до наших дней, я, как мне кажется, открыл великий основной закон, которому это развитие в силу неизменной необходимости подчинено и который может быть твердо установлен либо путем рациональных доказательств, доставляемых познанием нашего организма, либо посредством исторических данных, извлекаемых при внимательном изучении прошлого. Этот закон заключается в том, что каждая из наших главных концепций, каждая отрасль наших знаний последовательно проходит три различных теоретических состояния: состояние теологическое или фиктивное; состояние метафизическое или отвлеченное; состояние научное или позитивное. Другими словами, человеческий разум в силу своей природы в каждом из своих исследований пользуется последовательно тремя методами мышления, характер которых существенно различен и даже прямо противоположен: сначала методом теологическим, затем метафизическим и, наконец, позитивным. Отсюда возникают три взаимно исключающих друг друга вида философии, или три общие системы воззрений на совокупность явлений; первая есть необходимый отправной пункт человеческого ума; третья — его определенное и окончательное состояние; вторая предназначена служить только переходной ступенью.

В теологическом состоянии человеческий ум, направляя свои исследования главным образом на внутреннюю природу вещей, на первые и конечные причины всех поражающих его явлений, стремясь, одним словом, к абсолютному знанию, рассматривает явления как продукты прямого и беспрерывного воздействия более или менее многочисленных сверхъестественных факторов, произвольное вмешательство которых объясняет все кажущиеся аномалии мира.

В метафизическом состоянии, которое в действительности не что иное, как общее видоизменение теологического состояния, сверхъестественные факторы заменены отвлеченными силами, настоящими сущностями (олицетворенными абстракциями), нераздельно связанными с различными предметами, которым приписывается способность самостоятельно порождать все наблюдаемые явления, а объяснение явлений сводится к определению соответствующей ему сущности.

Наконец, в позитивном состоянии человеческий разум, признав невозможность достигнуть абсолютных знаний, отказывается от исследования происхождения и назначения Вселенной

XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

и от познания внутренних причин явлений и всецело сосредоточивается, правильно комбинируя рассуждение и наблюдение, На изучении их действительных законов, т.е. неизменных отношений последовательности и подобия. Объяснение фактов, приведенное к его действительным пределам, является отныне только установлением связи между различными частными явлениями и некоторыми общими фактами, число которых уменьшается все более и более по мере прогресса науки.

Теологическая система достигла наивысшей степени доступного ей совершенства, когда она поставила провиденциальное Действие единого существа на место разнородных вмешательств многочисленных, не зависящих друг от друга божеств, существование которых первоначально предполагалось. Точно так же крайний предел метафизической системы состоит в замене различных частных сущностей одной общей великой сущностью, природой, рассматриваемой как единственный источник всех явлений. Равным образом совершенство, к которому постоянно, хотя, весьма вероятно, безуспешно, стремится позитивная система, заключается в возможности представить все наблюдаемые явления как частные случаи одного общего факта, как, например, тяготение.

Здесь не место подробно доказывать этот основной закон развития человеческого разума и выводить наиболее важные его следствия. Мы рассмотрим его с надлежащей полнотой в той части нашего курса, которая посвящена изучению социальных явлений. Я говорю о нем теперь только для того, чтобы точно определить истинный характер позитивной философии, сопоставляя ее с двумя другими философскими системами, которые до последнего времени господствовали последовательно над всей нашей умственной деятельностью. Но чтобы не оставлять совершенно без доказательства столь важный закон, который часто придется применять в этом курсе, я ограничусь здесь беглым указанием на самые общие и очевидные соображения, доказывающие его справедливость.

Во-первых, достаточно, мне кажется, провозгласить такой закон, чтобы его справедливость была тотчас же проверена всеми, кто несколько глубже знаком с общей историей наук. В самом деле, нет ни одной науки, достигшей в настоящее время позитивного состояния, которую в прошлом нельзя было бы себе легко представить, состоящей преимущественно из метафизических отвлечений, а в более отдаленные эпохи даже и находящейся всецело под влиянием теологических понятий.

XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

В различных частях этого курса мы, к сожалению, не раз должны будем признать, что даже наиболее совершенные науки сохраняют еще теперь некоторые весьма заметные следы этих двух первоначальных состояний.

Это общее изменение человеческого разума может быть теперь легко установлено весьма осязательным, хотя и косвенным, путем, а именно рассматривая развитие индивидуального ума. Так как в развитии отдельной личности и целого вида отправной пункт необходимо должен быть один и тот же, то главные фазы первого должны представлять основные эпохи второго. И не вспомнит ли каждый из нас, оглянувшись на свое собственное прошлое, что он по отношению к своим важнейшим понятиям был теологом в детстве, метафизиком в юности и физиком в зрелом возрасте? Такая поверка доступна теперь всем людям, стоящим на уровне своего века.

Но кроме общего или индивидуального прямого наблюдения, доказывающего справедливость этого закона, я должен в этом кратком обзоре особенно указать еще на теоретические соображения, Заставляющие чувствовать его необходимость.

Наиболее важное из этих соображений, почерпнутое в самой природе предмета, заключается в том, что во всякую эпоху необходимо иметь какую-нибудь теорию, которая связывала бы отдельные факты; создавать же теории на основании наблюдений было, очевидно, невозможно для человеческого разума в его первоначальном состоянии.

Все здравомыслящие люди повторяют со времени Бэкона, что только те знания истинны, которые опираются на наблюдения. Это основное положение, очевидно, бесспорно, если его применять, как это и следует делать, к зрелому состоянию нашего ума. Но относительно образования наших знаний не менее очевидно, что человеческий разум первоначально не мог и не должен был мыслить таким образом. Ибо если, сводной стороны, всякая позитивная теория необходимо должна быть основана на наблюдениях, то, с другой — для того, чтобы заниматься наблюдением, наш ум нуждается уже в какой-нибудь теории. Если бы, созерцая явления, мы не связывали их с какими-нибудь принципами, то для нас было бы совершенно невозможно не только сочетать эти разрозненные наблюдения и, следовательно, извлекать из них какую-либо пользу, но даже и запоминать их; и чаще всего факты оставались бы незамеченными нами.

XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

Таким образом, под давлением, с одной стороны, необходимости делать наблюдения для образования истинных теорий, а с другой — не менее повелительной необходимости создавать себе какие-нибудь теории для того, чтобы иметь возможность заниматься последовательным наблюдением, человеческий разум должен был оказаться с момента своего рождения в заколдованном кругу, из которого он никогда не выбрался бы, если бы ему, к счастью, не открылся единственный выход благодаря самопроизвольному развитию теологических понятий, объединивших его усилия и давших пищу его деятельности. Таково независимо от связанных е ним важных социальных соображений, которых я не могу теперь касаться, основное положение, доказывающее логическую необходимость чисто теологического характера первоначальной философии.

Эта необходимость становится еще более осязательной, если обратить внимание на полное соответствие теологической философии с самой природой тех исследований, на которых человеческий разум в своем младенчестве преимущественно сосредоточивает свою деятельность (1.553—556).

[...] Все эти соображения, таким образом, показывают, что, хотя позитивная философия действительно представляет собой окончательное состояние человеческого ума, к которому он неизменно все сильнее и сильнее стремился, она тем не менее необходимо должна быть вначале, и притом в течение длинного ряда веков, пользоваться то как предварительным методом, то как предварительной теорией теологической философией, отличительной чертой которой является ее самопроизвольность, в силу которой она сначала была единственно возможной и также единственно способной достаточно заинтересовать наш рождающийся ум. Теперь очень легко понять, что для перехода от этой предварительной философии к окончательной человеческий разум, естественно, должен был усвоить в качестве посредствующей философии метафизические методы и доктрины. Это последнее соображение необходимо для пополнения общего обзора указанного мной великого закона.

Нетрудно в самом деле понять, что наш ум, вынужденный двигаться с почти незаметной постепенностью, не мог перейти вдруг и непосредственно от теологической философии к позитивной. Теология и физика так глубоко несовместимы, их понятия настолько противоречат друг другу, что, прежде чем отказаться от одних, чтобы пользоваться исключительно другими, человеческий ум должен был прибегать к посредствующим кон-

XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

цепциям, имеющим смешанный характер и способным в силу этого содействовать постепенному переходу. Таково естественное назначение метафизических понятий: они не приносят никакой иной действительной пользы. Заменяя при изучении явлений сверхъестественное направляющее действие соответственной и нераздельной сущностью, рассматриваемой сначала только как эманация первой, человек мало-помалу научился обращать внимание на самые факты, понятия же о метафизических причинах постепенно утончались до тех пор, пока не превратились у всех здравомыслящих людей просто в отвлеченные наименования явлений. Невозможно представить себе, каким иным путем наш ум мог бы перейти от явно сверхъестественных к чисто естественным соображениям, от теологического к позитивному образу мышления.

Установив, таким образом, поскольку я мог это сделать, не вдаваясь в неуместные здесь подробные рассуждения, общий закон развития человеческого разума, как я его понимаю, нам легко будет сейчас же точно определить истинную природу позитивной философии, что составляет главную задачу настоящей лекции.

Из предшествовавшего мы видим, что основной характер позитивной философии выражается в признании всех явлений подчиненными неизменным естественным законам, открытие и сведение числа которых до минимума и составляет цель всех наших усилий, причем мы считаем, безусловно, недоступным и бессмысленным искание так называемых причин как первичных, так и конечных. Бесполезно долго распространяться о принципе, который теперь хорошо известен всякому, кто сколько-нибудь глубже изучал науки наблюдения. Действительно, всякий знает, что в наших позитивных объяснениях, даже наиболее совершенных, мы не стремимся указывать причины, производящие явления, так как таким образом мы только отдаляли бы затруднения; но мы ограничиваемся тем, что точно анализируем условия, в которых явления происходят, и связываем их друг с другом естественными отношениями последовательности и подобия (1.558—559).

[...] Однако, так как во избежание неясности идей уместно точно определить эпоху зарождения позитивизма, я укажу на эпоху сильного подъема человеческого разума, вызванного два века тому назад соединенным влиянием правил Бэкона, идей Декарта и открытий Галилея, как на момент, когда дух позитивной философии стал проявляться как очевидное противопо-

XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

ложение теологическим и метафизическим воззрениям. Именно тогда позитивные понятия окончательно освободились от примеси суеверия и схоластики, которая более или менее искажала истинный характер всех предыдущих работ.

Начиная с этой памятной эпохи, поступательное движение позитивной философии и падение философий теологической и метафизической определилось чрезвычайно ясно. Это положение вещей стало, наконец, столь очевидным, что теперь каждый понимающий дух времени наблюдатель должен признать, что человеческий ум предназначен для позитивных исследований и что он отныне бесповоротно отказался от тех бессмысленных учений и предварительных методов, которые могли бы удовлетворять на первой ступени его развития. Таким образом, этот основной переворот должен необходимо совершиться во всем своем объеме. И если позитивизму еще остается сделать какое-либо крупное завоевание, если не все области умственной деятельности им захвачены, то можно быть уверенным, что и там преобразование совершится, как оно совершилось во всех других областях. Ибо было бы очевидным противоречием предположить, что человеческий разум, столь расположенный к единству метода, сохранит навсегда для одного рода явлений свой первоначальный способ рассуждения, когда во всем остальном он принял новое философское направление прямо противоположного характера.

Таким образом, все сводится к простому вопросу: обнимает ли теперь позитивная философия, постепенно получившая за последние два века столь широкое распространение, все виды явлений? На это, бесспорно, приходится ответить отрицательно. Поэтому, чтобы сообщить позитивной философии характер всеобщности, необходимой для ее окончательного построения, предстоит еще выполнить большую научную работу.