Глава 5. Геополитика Московского царства

 

К Московскому царству

 

Московское царство как полностью самостоятельный политический и геополитический субъект появляется в истории в конце XV века, но корни его уходят намного глубже – в домонгольский период (Ростовско-Суздальское княжество – позже Владимирско-Суздальское) и в эпоху Золотой Орды (Владимирское княжество, затем Московское). Московское царство есть историческаякульминация русского востока, этапы становления которого мы прослеживали ранее на предыдущих исторических стадиях.

Постепенное укрепление собственно московского княжества в ордынскую эпоху идет от Даниила Московского к Ивану Калите, Дмитрию Донскому и вплоть до Василия II Темного. Каждый из московских князей (разными способами и с разной степенью успеха) постоянно расширяет зону московских владений, укрепляет страну, присоединяет новые и новые земли, устанавливает контроль над прилегающими к территориям Московского княжества областями. Важно, что необходимость предоставления всем членам великокняжеского дома отдельных земель в княжение, являющаяся истоком раздробленности, компенсируется в случае Москвы постоянной заботой великих князей о сохранении самодержавного правления в ее центре. И именно эта постоянная и неизменная ориентация на централизм и крепкую великокняжескую власть составляет стиль московского правления. Центростремительные силы здесь преобладают над центробежными, хотя и центробежные силы также довольно могущественны, правовым образом закреплены и действенны. В этом состоит вся диалектика московской государственности: преодоление распада и усиление центра вопреки тенденциям к дальнейшему расчленению и раздроблению территорий.

 

Дмитрий Донской и прообраз будущей Москвы

 

Годы великого княжения московских князей, правивших под Ордой.

Даниил Московский - не ранее 1276-1303;

Юрий Данилович - 1303-1322;

Иван I Даниилович Калита - 1328-1341;

Симеон Иванович Гордый - 1341-1353;

Иван II Иванович Милостивый - 1353-1359;

Дмитрий Константинович Суздальский - 1359-1363;

Дмитрий Иванович Донской - 1363-1389;

Василий I Дмитриевич - 1389-1425;

Василий II Васильевич - 1425-1433;
Юрий Дмитриевич - 1433-1434;

Василий II Васильевич Темный 1434-1462.

В этой череде московских правителей следует особенно выделить Дмитрия Донского. Фигура Дмитрия Донского является ключевой, так как в его столкновении с Мамаем мы впервые видим пример успешного сопротивления восточной Руси монголам, хотя ранее вся политика строилась на альянсе с Ордой и на лояльности ей. Куликовская битва (8 сентября 1380 года) показывает, что русский восток, объединивший под эгидой великого князя не только московское войско, но и армии других русских княжеств, способно выставить мощную и консолидированную силу для того, чтобы бросить вызов более, чем столетнему (на тот момент) ордынскому господству. И хотя через два года опустошительный поход ордынского хана Тохтамыша приводит к тому, что выплата дани восстанавливается, отныне Русь готовится к новому историческому этапу – к будущей независимости, возможность которой была наглядно продемонстрирована на Куликовом поле. Историк Лев Гумилев писал об историческом значении этого события, с точки зрения формирования новой исторической общности – великороссов как народа. «На Куликово поле вышли жители разных княжеств, а вернулись оттуда жителями единого московского русского государства.»[286]. Победа над Мамаем на Куликовом поле стала символом грядущей свободы и геополитической самостоятельности. Линия Дмитрия Донского поэтому становится, как некогда линия Александра Невского, символом самостоятельной и независимой политики Москвы как нового исторического центра силы. Следующие сто лет уйдут на то, чтобы закрепить этот вектор и на фоне нарастающего упадка «Золотой Орды», обосновав новую русскую государственность.

В правление Дмитрия Донского владимирское великое княжение становится собственностью московских князей, которые с этого времени начинают титуловаться «великими».

 

Василий Первый: рост московского могущества

 

Рост геополитического значения Москвы в XV веке идет не линейно. Русь как и прежде раздирают разного рода усобицы. Традиционно продолжаются разногласия Московских князей с Тверскими и Рязанскими. Переменчивы отношения с Новгородом и Псковом. Сын Дмитрия Донского Василий Первый продолжает расширять пределы влияния Москвы.

После разгрома Тохтамышем Москвы Дмитрий Донской посылает его в Орду представительствовать в споре за великокняжеский стол с тверским князем Михаилом Александровичем. После сложных перипетий, бегства в Молдавию и Литву, договора о будущей женитьбе на дочери Великого князя Литвы Витовта Софии, Василий Первый возвращается в Москву в окружении литовской свиты. Позже он получает от посла Тохтамыша ярлык на великое княжение.

Позднее Василий Первый покупает в Орде ярлык на княжество нижегородское, бывшее ранее во владении его двоюродного деда, Бориса Константиновича. Кроме Нижнего, по тому же ярлыку Василий приобрел Городец, Муром, Мещеру, Тарусу и, таким образом, овладел всем суздальским княжением.

Василий Первый поддерживал дружеские связи с Литвой, решая за счет опоры на литовцев Витовта ряд внутренних споров с другими русским князьями (рязанскими, смоленскими и т.д.). Обострились в период его правления отношения с Великим Новгородом, заключившим союз с немцами.

Однако постепенно Василий Первый выходит из-под влияния литовской политики. В 1406 году мир с Литвой был разорван, к Вязьме послано войско, сам Василий вышел против Витовта к реке Плаве, но до битвы не дошло, и было заключено перемирие на год. Смуты на Литве продлили попытки выхода из зоны влияния Литвы. В июле 1408 года Василий принял к себе неудачливого соперника Ягайлы, Свидригайла, главу прорусской партии в Литве, с князьями звенигородским, путивльским, перемышльским и минским и боярами черниговскими, брянскими, стародубскими и рославльскими, дав Свидригайлу города Владимир, Переяславль и др. Витовт ответил на это походом к реке Угре, куда выступили и московские полки с Василием Дмитриевичем; стояние кончилось и на этот раз заключением мира.

В 1408 к Москве подходит ордынское войско Едигея. Из письма Едигея к Василию первому, укрывшемуся в Костроме, становится ясным, что после разгрома Орды Тамерланом в 1395 Москва вышла из подчинения Орды, что выразилось в прекращении посылки собираемой дани.

Василий после этого едет в Орду и добивается у нового хана Керимбердея закрепления прав на свои территориальные приобретения.

Важным фактором в укреплении Московского княжества стало то обстоятельство, что Василия Первого пережил только один сын – Василий Васильевич Второй. Он становится наследником всех земель, приобретенных своими предшественниками на московском престоле.

 

 

Василий Второй Темный: геополитика раздоров

 

Сын Василия Первого Василий Второй княжил в уникальный период русской истории, когда произошли события мирового масштаба, резко изменившие судьбу Руси. Речь идет о заключении Византией Флорентийской Унии и о падении Византийской империи после взятия Константинополя османским султаном Мехметом Вторым. Но об этом несколько позже.

Василий Второй определен на великокняжеский престол своим отцом, но этого не признали удельные князья. В 1430 году против него выступила коалиция во главе с его дядей — звенигородским князем Юрием Дмитриевичем, и его сыновьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой. В ходе войны, осложнённой одновременной борьбой с Казанью и Великим Княжеством Литовским, великокняжеский престол несколько раз переходил к галицким князьям (Галич стал в тот период силовым центром Юрия Дмитриевича), которых поддерживали Новгород и временно Тверь.

Юрий Дмитриевич с самого начала не признал права Василия Второго на великокняжеский престол, считая себя по старшинству более достойным для того, чтобы его занять. Также полагали и его сыновья, которые при этом не раз пытались восставать и против отца, чтобы самим стать великими князьями. Все это породило сложную комбинацию альянсов, битв, столкновений и предательств, в которой основные игроки неоднократно меняли занимаемые позиции.

В первый раз Василий Второй потерпел поражение от войск Юрия Дмитриевича 25 апреля 1433 года на реке Клязьме. Юрий Дмитриевич занял Москву и провозгласил себя великим князем.

Василий Второй обосновался в Костроме и создал там второй центр власти, куда стекались недовольные правлением в Москве Юрия Дмитриевича. Это привело, в конце концов к тому, что Юрий Дмитриевич вернул племяннику великокняжеский престол. После этого усобица, однако, не прекратилась, и последовала новая серия военных действий сыновей Юрия Дмитриевича против Василия Второго и ответные походы Василия Второго против Юрия Дмитриевича. 20 марта 1434 года Юрий Дмитриевич в битве на реке Могзе снова разгромил войска Василия Второго и вторично воцарился на великокняжеском престоле. Надо заметить, что и он в периоды великокняжения проводил в целом самодержавную политику, направленную на усиление центральной власти в ущерб полномочиям удельных князей, то есть был верен основной московской геополитической ориентации.

После того как в этом же 1434 году (5 июня) Юрий Дмитриевич скончался, великим князем объявил себя его сын Василий Косой. Правда, его претензий не признал никто, даже его братья.

На стороне Василия Васильевича выступил родной брат Всилия Косого Дмитрий Красный. В битве у села Скорятина в Ростовской области Василий Косой был разбит, схвачен и приведён к великому князю, а затем ослеплен.

Василий Второй воевал с казанским ханством, который стал ставкой ордынского хана Улуг-Мухаммеда, воевавшего с другими претендентами на этот титул в самой Орде. 7 июля 1445 года в сражении у окрестностей Суздаля Василий II во главе объединенных русских войск потерпел поражение от казанского войска под командованием царевичей, сыновей Улуг-Мухаммеда – Махмуда и Якуба. Василий Второй был взят в плен и в качестве выкупа был вынужден отдать татарам ряд территорий, включая вновь образованное в Мещере Касимовское ханство, первым ханом которого стал еще один сын хана Улуг-Мухаммеда — царевич Касим.

На время плена на короткий срок в 1445 году провозгласил себя великим князем защищавший Москву Дмитрий Шемяка, другой сын Юрия Дмитриевича. Но по возвращении Василия Васильевича из плена он вынужден был оставить Москву. Вторично он занял ее в феврале 1446 года. Тогда же им был пленен и ослеплен, сам Василий Второй, получивший эпитет «темный», то есть «слепой». Дмитрий Юрьевич отпустил Василия Васильевича из заточения, публично примирившись с ним. Но Василий Второй уже к декабрю 1446 года собрал верных ему сторонников и вошел в Москву, а в феврале 1447 там окончательно утвердился.

Традиционно Василий Второй поддерживал в Литве русскую партию и приютил в Москве проигравшего Казимиру IV Ягеллону князя Юрия Лугвеньевича, выбитого Казимиром IV из Смоленска. Одновременно по дипломатическим соображениям в ходе договоров с Литвой он формально обязался не поддерживать Михаила Сигизмундовича, возглавившего после смерти своего отца Сигизмунда иСвидригайла Ольгердовича ту часть литовско-русской знати, которая выступала против усиления влияния польских феодалов и католической церкви на землях Великого Княжества Литовского.

Драматичными были отношения в период царствования Василия Второго Москвы с Новгородом. Новгородцы постоянно пытались выйти из зависимости от Москвы, и поэтому неоднократно поддерживали всех противников Василия Второго, явно тяготевшего к укреплению самодержавного и централистского начала. При этом они обращались и ко внешним силам, в частности, к пропольской и антирусской партии в Литве (Казимир IV), на что Василий Второй реагировал сурово и безжалостно карал их. Кроме того, новгородцы традиционно поддерживали противника Василия Второго Дмитрия Шемяку, которого до конца его жизни признавали «великим князем». В 1456 году Василий II Темный навязал Новгородской республике неравноправный Яжелбицкий мир.

Василий II ликвидировал почти все мелкие уделы внутри Московского княжества, укрепил великокняжескую власть. В результате ряда походов в 1441-1460 годах усилилась зависимость от Москвы Суздальско-Нижегородского княжества, Новгородской земли,Пскова и Вятской земли.

 

Флорентийская уния

 

Однако в период великого княжения Василия Темного произошли события, на фоне которых внутренние раздоры, хотя и полные драматизма, могут показаться малозначимыми. Особенно если учесть, что практически обе стороны в междоусобных столкновениях были продолжателями одной и той же политической линии, коренящейся в московской геополитике, и наследниками Дмитрия Донского. В Византии же, которая, с церковной точки зрения, и в качестве образца политико-социального устройства оставалась на всем протяжении ориентиром для древнерусского общества, в тот период развертывалась настоящая геополитическая и духовная катастрофа.

Византия в XV веке оказалась в очень сложной ситуации. Само государство было предельно ослаблено, и его территории сжались до самого Константинополя и небольшого количество номинально зависимых от него земель. Политика была в упадке. Но при этом Византия сохраняла свое символическое значение как прямая наследница Римской империи и колыбель вселенского православия. Принципы византизма были универсально распространены даже в период, когда сам центр происхождения этих идей переживал крайний упадок. Главную угрозу для Византии представляли собой турки-османы и их государство, султанат, центр которого находился в Анатолии. Чтобы завершить строительство своей империи, туркам-османам был важен именно Константинополь.

Еще в самом начале XV века османский султан Баязид I двинул свои войска под стены Константинополя, но поход этот совпал с нападением на турецкие владения эмира Тимура. В 1402 году турки потерпели от него сокрушительное поражение при Анкаре, что фактически на половину столетия отсрочило следующий поход на Византию. Новые попытки не удавались из-за династических ссор в турецком государстве. Но к середине XV века стала понятно, что захват Константинополя турками – это лишь дело времени.

В этих условиях греки решают пойти на беспрецедентный шаг: обратиться за помощью к католическому Западу, против которого по религиозным и геополитическим причинам они боролись в течение многих веков. В основе этого стояли противоречия чисто религиозного порядка: введение католиками Filioque в христианский «Символ Веры», признание верховенства Папы Римского, допущение существования чистилища (что привело к взаимному анафематствованию в 1054 году обоих церквей), и радикальное несогласие византийцев с узурпацией западными королями титула «императора», что имело место, начиная с Карла Великого (в 800 году). Религиозные противоречия усугублялись различиями в представлениях о нормативной социально-политической системе: на католическом Западе преобладала идея всевластия Папы Римского не только над всеми церквями, но и над политическими правителями (королями), тогда как на византийском Востоке сложилась модель симфонии, гармонизации духовного владычества патриарха и политической (но тоже священной) власти императора, который, в свою очередь, стоит над простыми светскими правителями – королями и князьями. Таким образом, Византия, идя на сближение с католическим миром, отказывалась от своего собственного византизма, а византийское православие отрекалось от своих корней.

В течение первой половины XV века греки готовили почву для сближения с католичеством, но пиком этого процесса стал Ферраро-Флорентийский собор[287]. Собор был созван папой Евгением IV и утверждён императором Иоанном VIII Палеологом. На Соборе присутствовал также Константинопольский патриарх Иосиф II. На этом соборе греческая делегация во главе с византийским императором и патриархом пошла во всех основных моментах на уступки римскому католицизму и практически отказалась от основных догматических и нормативных принципов православия[288]. Все это было продиктовано практически исключительно стратегическими соображениями и надеждами на помощь Европы в отражении османской угрозы. Логика была практически той же самой, что в действиях Даниила Романовича Галицкого перед лицом монгольского вторжения. Можно сказать, что в руководстве Византии того времени (император Иоанн VIII Палеолог и константинопольский патриарх Иосиф II) религиозные аспекты были полностью подчинены соображениям сугубо политического характера, и при этом большинство греческого православного духовенства относилось к этой инициативе критически, а то и откровенно враждебно.

В результате собора все требования католиков были выполнены, и православная делегация торжественно признала «верховенство римского престола над всей христианской церковью».

Этот шаг имел колоссальные последствия, с точки зрения церковной истории. Идентичность православного общества, православной традиции и православной культуры, начиная с IX века и даже несколько раньше, формировалась во все более и более напряженной и непримиримой полемике с западным христианством. Византизм отливался в религиозную, культурную, социально-политическую и (на уровне стратегии) геополитическую линию, по основным моментам резко контрастирующую с католицизмом. Речь шла не только о порядке богослужения, последовательности ритуалов, о разрешении перевода литургии на разные языки у православных и жесткой приверженности латыни в богослужебном обиходе католиков, о просфорах, на которых осуществляется Евхаристия и о целибетае белого духовенства, обязательного у католиков и необязательного у православных и т.д. Православие формировало отличную социокультурную идентичность: симфонию властей против примата папы («цезаре-папизм» против «папо-цезаризма»), представление о церкви как о совокупности всех верующих против отождествления церкви исключительно с церковным клиром (как у католиков), признание легитимности только восточных императоров против узурпации императорского титула франкскими королями. В 1054 году это вылилось в великий раскол, где обе стороны предали друг друга анафеме, и в дальнейшие века восточная и западная церковь шли, расходясь все дальше и дальше друг от друга, своими особыми путями. И от всего этого многовекового церковно-культурного и социально-политического наследия византийская власть отказывалась в одностороннем порядке, заключая Флорентийскую унию и признавая правоту католиков. Это было равнозначно духовной и исторической капитуляции, признанию огромного исторического периода восточной церкви и самого православия «заблуждением» и «ошибкой».

Показательно, что с греческой стороны одним из самых активных приверженцев унии был церковный деятель, близкий к императору Иоанну VIII Палеологу, накануне Флорентийского собора направленный в Москву в сане митрополита Киевского и всея Руси – Исидор. При этом константинопольский патриарх отклоняет предложенную великим князем московским Василием Вторым кандидатуру русского епископа Ионы и настаивает на Исидоре. Исидор возглавляет делегацию русского священства на Флорентийский собор и более других греков способствует соглашению со всеми пунктами, на которых настаивают латиняне. За усердие в отстаивании католических интересов он получает от папы Евгения IV значительное материальное пособие, а позднее, и сан униатского кардинала. По мнению историков, большинство представителей русской делегации на самом соборе не могло уловить сути происходящего и покорно следовало за своим митрополитом. Лишь суздальский священник Симеон, автор «Повести» о Флорентийском соборе, под влиянием греческого противника унии Марка Эфесского, резко порицавшего все происходящее на соборе, осмеливался открыто высказаться против всего происходящего[289].

Исследователь унии академик Б.Н.Флоря справедливо замечает: «Осуществить принятые на Флорентийском Соборе решения на территории Восточной Европы должен был «русский» митрополит Исидор, получивший от папы кардинальский сан и наделенный полномочиями папского легата в Литве, Ливонии, Руси и «Ляхии» (Польше), т. е. на всей территории восточноевропейского региона.»[290]

Исидор посещает польско-литовские территории, где активно ведет пропаганду унии, совершает православные службы в католических храмах и, наоборот, пропагандирует Папскую буллу среди православных. Здесь его деятельность имеет определенный успех в среде православного населения, так как на этих землях католическая власть всячески притесняла православных, представляя их как «еретиков» и «людей второго сорта», поэтому «уравнивание в правах с католиками» воспринималось как послабление и повышение социального статуса. По той же причине Исидор был хорошо принят православной аристократией и прорусской партией в Литве, еще за долго до Флорентийской унии пытавшейся найти компромисс между двумя половинами населения – католической и православной – в интересах гармонизации социальных отношений среди своих подданных. Более того, униатство как нельзя лучше соответствовало промежуточному геополитическому положению Литвы – между православной Русью и католической Польшей (шире, католической Европой).

Но совершенно иной прием ждал Исидора в Москве, там, где находилась его митрополичья кафедра. Проведя в 1441 году в Успенском соборе торжественное богослужение, где вместо восточных патриархов поминался папа Римский, и зачитав текст Папской буллы, Исидор вызывал бурю негодования как у великого князя и его окружения, так и среди русского духовенства. Протест был единодушным. Б.Н.Флоря пишет по этому поводу: «Действительно, у нас нет оснований думать, что при решении этого вопроса позиция великого князя могла в чем-то расходиться с позицией его духовных и светских подданных. На землях Северо-Восточной Руси, где Православие издревле было господствующим вероисповеданием, церковная уния не могла принести Русской Церкви тех выгод, на которые могла бы рассчитывать православная Церковь во владениях Ягеллонов. Не было здесь и внешней опасности, защищаясь от которой было бы необходимо «поступаться принципами». Положение было как раз противоположным. В тяжелые времена татаро-монгольского господства именно в приверженности к православной вере черпали русские люди способность к сопротивлению. К середине XV века власть завоевателей ослабла, складывались благоприятные условия для объединения русских земель вокруг Москвы и воссоздания суверенной государственности. Приверженность своей вере была подкреплена опытом истории, и тем менее оправданным представлялось русскому обществу отступление от нее. Уния Церквей и соглашение с латинством, несомненно, воспринимались в Москве и как отказ от борьбы с «иноверной» Литвой, подчинившей своей власти русские земли, здесь уже складывалось устойчивое представление, что именно московские великие князья – законные наследники Владимира киевского. В этих условиях провал миссии Исидора был неизбежным».

А вот далее следуют совсем радикальные события. Впервые в русской истории митрополита, официально и канонически поставленного Константинопольским патриархом, хватают, бросают в тюрьму и грозят казнить за ересь. Исидору удается бежать, и вскоре он снова оказывается у Папского престола, как верный служитель католической идеи в сане кардинала. Но Московская Русь и великий князь Василий Васильевич Темный делают совершенно иной выбор: они категорически отвергают унию и, тем самым, бросают вызов Вселенскому патриарху, эту унию поддержавшему, фактически обвиняя его в ереси.

Значение этого решения трудно переоценить. На осуждение униатства в 1448 году собирается собор русских епископов, которые избирают уже без обращения к Константинопольскому патриарху своего митрополита (им становится митрополит Иона), и с этого момента Русская Церковь отсчитывает новое время – время своей автокефалии. Складывается совершено уникальная ситуация: Византия, от которой русские взяли веру и которой беспрекословно подчинялись в течение многих столетий в богослужебных вопросах, отступает от веры, а Русь, принявшая православие от греков, напротив, доказывает свою приверженность и стойкость. Характерно, что Иону на место митрополита прочил и временно захвативший великокняжеский престол Дмитрий Шемяка, что подтверждает единство геополитических и социополитических ориентаций у обоих противоборствующих в той время в Московской Руси партий.

Итак, после принятия Флорентийской унии Москва в лице великого князя Василия Второго Темного и православного духовенства единодушно и радикально отвергает унию и не останавливается даже перед тем, чтобы бросить вызов Константинопольскому патриархату, придерживающемуся униатства.

Это в высшей степени символично: когда в Византии возобладало западничество, Москва остается верна восточному вектору (в контексте православия), что только подтверждает ее изначальную ориентацию, становящуюся все более и более отчетливой век от века – даже несмотря на внутренние усобицы и существование в политической зависимости от ордынского государства.

 

Падение Константинополя

 

В 1453 году происходит то, что постепенно подготавливалось весь XV век – войска османского султана Мехмета Второго берут Константинополь, византийская империя рушится, на ее месте возникает совершенно новое государство Высокая Порта, или Османская империя, где доминирующей государственной религией становится ислам.

Помощь католического Запада так и не прибывает. Все надежды на Европу византийских униатов-западников оказываются тщетными. Папа поддерживает греков лишь морально. Обещанных войск европейской коалиции в нужный момент не оказывается.

Столица восточного христианства безжалостно разоряется турками, на месте величайшего христианского храма Святой Софии появляется мечеть. Цитадель христианства прекращает свое существование. Это означает конец всего византийского цикла.

Турецкие завоевания напрямую влияют на статус греческого православия и греческого патриарха. Отныне больше и речи не может быть о симфонии властей. Православие в самой Греции и в прилегающих к ней землях, где большинство исповедует эту веру, перестает быть религиозно-политической и культурной формой, но приобретает статус только религии, в полном отрыве от социальности и политики. Турки сохраняют константинопольский патриархат, оставляя за ним особый квартал в Константинополе – Фанар. Значение Вселенского патриарха качественно меняется. Его функции становятся чисто символическими и в большей степени зависят политически от интересов турецких султанов.

Для русских людей падение Константинополя имеет огромное значение. С одной стоны, рушится образец православного царства, нормативный архетип всякого православного, в том числе и русского общества. Кроме того, в соответствии с православным толкованием, православный император трактуется как та загадочная фигура из Второго послания апостола Павла к Фессалоникийцам, о которой говорится «что сын погибели (антихрист) не придет, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (2Фес.2:7). Святой Иоанн Златоустый разъяснял это как указание на то, что конец света и приход антихриста, ему непосредственно предшествующий, наступят только после падения империи и императора. Именно это событие и произошло в 1453 году, и православные люди Московской Руси, равно как и все остальные православные, не могли не соотнести это с широко известной им традицией. Тем более что религиозное понимание исторических факторов и соответствующая их интерпретация были общим местом средневекового общества. И так многие стали готовиться к концу света. Русь исполнилась эсхатологических предчувствий.

Но в то же время у всех было свежо воспоминание о миссии митрополита Исидора, о попытке навязать унию, о заигрывании с католическим миром самих греков. И вот теперь история показывала не просто, что это было тщетно, но по всё той же средневековой логике, между принятием унии, потворству Папе и падением Константинополя православное сознание устанавливало причинно-следственную связь. Греки отказались от чистого православия из-за материальных соображений, и Бог «наказал их», «отдал в руки неверным».

При этом перед глазами был и другой пример: русские не отказались от заветов отцов, соблюли верность православию, удержались от впадения в ересь. И выстояли. Так начали формироваться предпосылки теории, которая появится несколько позднее и станет кульминацией концептуального выражения всего русского востока – речь идет о идее Москвы как Третьего Рима. Смысл этой идеи тесно связан с падением Константинополя. Константинополь пал, а Москва стоит.

Показательно, что отказ от унии и падение Царьграда приходятся на период княжения великого князя Василия Второго Темного, которому приходилось принимать судьбоносные решения (в частности, по поводу отвержения унии)в столь напряженных исторических обстоятельствах. Поэтому на этом великом князе, последнем правившем в условиях подчинения (хотя уже довольно относительного) «Золотой Орде», мы можем завершить предысторию Московского царства.

 

Иван III и значение его великого княжения

 

Все эти этапы укрепления Москвы и восточной Руси при монголах и первые исторические шаги по освобождению от власти Орды (Дмитрий Донской), а также драматические события, связанные с Флорентийской унией и последующим сразу за ней падением Константинополя, подготовили почву для следующего периода русской истории, который принято называть Московским царством и отсчитывать со времени правления Ивана Третьего, сына Василия Второго Темного.

Княжение Ивана Третьего по основным силовым линиям повторяло логику его предшественников, всемерно заботившихся об укреплении Москвы и росте ее влияния. При этом за годы его правления территория Руси увеличилась более чем в 5 раз (когда в 1462 году он принял престол, то территория государства составляла 400 тыс. кв. км, а после его смерти, в 1505 году, она составила уже более 2 млн. кв. км). Иван Третий присоединил Ярославль (1463), Новгород (1478), Тверь (1485), Вятку, Пермь.

Особенно драматичным было присоединение Новгорода как самостоятельного центра северной Руси. Несогласие новгородцев с возрастающими претензиями московского самодержавия привело их к союзу с Литвой, и в 1471 году новгородцы признали над собой власть великого князя Литовского Казимира, выговорив у него право сохранить политическую модель вечевого самоуправления. Летом этого же года Иван Третий повел свои войска на Новгород. В ходе битвы на Шелони новгородская армия была наголову разгромлена. После этого был заключен мирный договор, Новгород принял требования Москвы. Но по мере того, как притязания Ивана Третьего становились все жестче и жестче, вплоть до полного признания верховенства Москвы, новгородцы опять возмутились. Зимой 1777 года состоялся еще один поход на Новгород, в результате которого этот город окончательно и бесповоротно утратил свою политическую независимость от Москвы. 15 января 1478 года Новгород сдался, вечевые порядки были упразднены, а вечевой колокол и городской архив были отправлены в Москву. Так заканчивается история относительной самостоятельности русского севера – как геополитического полюса и особой социологической модели.

Успешным оказалось и восточное направление внешней политики: сочетая дипломатию и военную силу, Иван III вводит в фарватер московской политики Казанское ханство.

Вторым браком Иван Третий был женат на византийской принцессе Софье Палеолог, получая возможность рассматривать последующих членов династии как прямых потомков византийских василевсов. В его правление официально вводится в оборот титул «великий князь Всея Руси». Тогда же официальным символом Руси становится византийский двуглавый орел.

При Иване Третьем происходит событие, являющееся поворотным пунктом всей русской истории: Золотая Орда окончательно слабнет, распадается, и после стояния на Угре (1480 год) Русь становится полностью независимой и свободной от внешнего управления. Больше дань никакому не выплачивается и никто ярлыков на княжение не выдает. Таким образом, в 1480 году восточная Русь восстанавливает независимую государственность, утраченную в первой четверти XIII в ходе монгольских завоеваний. Значение этого факта трудно переоценить. Начинается совершенно новый исторический цикл.

 

Отказ от рывка на юг

 

В период правления Ивана Третьего геополитическая роль Москвы начинает ясно осознаваться и западными державами. Так, к новому центру сил привлечено внимание венецианцев, столкнувшихся в Средиземном море с новым конкурентом и противником – Османской Турцией. Венецианская республика ведет с Портой войну в 1463-1479 годах. Тогда же ее представители вступают в переговоры с великим князем Московским Иваном III, надеясь обрести в нем союзника против серьезного врага. В 1476 году Москву посетил венецианский посол А. Контарини с миссией подтолкнуть Московскую Русь к войне на южном направлении. С точки зрения геополитики, очень показателен ответ: Иван Третий отклоняет эту перспективу, подчеркивая, что приоритетной задачей государства является не южное направление, а восстановление единого пространства древней Руси, то есть освобождение западнорусских земель от власти Польско-Литовского королевства.

Эта тема войны с турками будет подниматься неоднократно и в более позднее времена – при Иване Грозном и даже в XVII веке при Алексее Михайловиче. И на всем протяжении московского периода решение московских правителей будет одинаковым: южное направление русской экспансии не является приоритетным, пока не решены проблемы на западе. И именно на борьбу с европейским Западом и брошены все основные силы Московского государства. Это правило действовало в течение всего московского периода и было нарушено лишь при Петре Первом.

 

Новые элементы в Московской государственности

 

Независимое русское государство восстановлено при Иване Третьем. Посмотрим, что принципиально нового было в этом государстве.

1. Территориально. Это государство располагалась на восточных землях прежней Киевской Руси, западные же территории оставались под властью иностранных властителей и по большей части в разделенном состоянии.

2. Географически и геополитически. Московская Русь представляет собой державу, построенную и исторически, и геополитически, и идеологически на фундаменте традиций, заложенных князьями восточной Руси, то есть это государство представляет собой кульминацию именно этого восточного полюса. В нем нашла свое воплощение вся историческая стратегия восточных князей от Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского до Александра Невского, Ивана Калиты, Дмитрия Донского и Василия Второго. Это была восточная Русь.

3. Религиозно. Московская Русь оказывается полностью независимой и окрепшей, сохранив православную веру на фоне того, что Византия, откуда русские эту веру приняли, сама отступила от православия, а затем прекратила свое историческое существование. Москва же не только не поколебалась в вере, но и получила государственность в тот момент, когда Византия ее, напротив, утратила. Для Средневекового сознания было не возможно не связать эти факторы в прозрачную причинно-следственную цепочку: Византия отступает от православия и падает; Русь сохраняет верность православию, и наоборот, освобождается от внешнего управления.

4. Исторически. Поднявшаяся из периферийного существования Московская Русь оказывается в положении наследницы двух традиций: восточной, туранской – Ордынской и западной, византийско-православной. Отныне Москва будет развивать оба эти вектора, которые не просто не противоречат друг другу, но оказываются логически и исторически тесно связанными между собой. Это и есть евразийская идентичность.

Все эти моменты постепенно осмысляются в интеллектуальных и политических центрах Руси – в Новгороде и в Москве. Мало по малу складываются представления о том, что московские великие князья имеют историческое право на то, чтобы стать преемниками византийских императоров.

Наиболее активны в формировании таких представлений церковные среды, сложившиеся параллельно вокруг двух центров – в Новгороде вокруг архиепископа Геннадия Новгородского и вокруг Иосифа Волоцкого, епископа Волоколамского.

 

Василий Третий: на пороге царства

 

После смерти Ивана Третьего великокняжеский престол занимает его сын от брака с Софьей Палеолог Василий Иванович Третий.

Иван III, проводящий политику централизации, заботился о передаче всей полноты власти по линии старшего сына, с ограничением власти младших сыновей. Поэтому он уже в 1470 году объявил своим соправителем старшего сына от первой жены Ивана Молодого. Однако в 1490 году тот умер от болезни.

Василий III считал, что власть великого князя ничто не должно ограничивать. В этом он полностью продолжает линию всех правителей восточной Руси, и особенно его деда и отца Василия Второго Темного и Ивана Третьего. При Василии Третьем происходит окончательное оформление самодержавной идеологии. Вся власть сосредоточена в руках великого князя, который правит страной единолично и опираясь только на традиции и устои, в том числе церковные.

На лицевой стороне печати Василия Третьего имелась надпись: «Великий Государь Василий Божией милостью царь и господин всея Руси». На оборотной стороне значилось: «Владимирской, Московской, Новгородской, Псковской и Тверской, и Югорской, и Пермской, и многих земель Государь».

Точно так же, как Иван Третий отменяет вечевое самоуправление в Новгороде, в 1510 году Василий Третий отменяет вече в Пскове. Вечевой колокол снят и отправлен в Новгород.

Василий Третий ставит в точку в относительной независимости последних самостоятельных удельных князей – Рязанского, Стародубского и Новгород-Северского. Прямое правление великого князя распространяется отныне на всю территорию Руси.

Василий Третий трижды воевал с Литвой за контроль над Смоленском. С третьей попытки город был взят и вошел в состав Московской Руси, хотя формально оставался спорной территорией до конца правления Василия Третьего.

Неоднократно Василий Третий воевал с крымскими татарами, и всякий раз, когда в Казани приходил к власти ставленник Крыма, в эту борьбу включались и казанские татары, имевшие в тот период две партии – прорусскую и прокрымскую. Большую роль в этом играли преданные Москве властители Касимовского княжества – татарские царевичи, полностью лояльные русскому великому князю.

При Василии Третьем удельная система все же формально не была уничтожена. Как обычай, она продолжала существовать и не была отменена каким-нибудь законодательным актом, а вымерала постепенно, уступая место идее государственного единства, которая давно уже сказывалась в том, что старший брат получал обыкновенно удел, во много раз превосходивший уделы остальных братьев вместе взятых.

 

Окончательный триумф самодержавия

 

В период правления Василия Третьего завершается переход к полному фактическому самодержавию, ликвидируются последние остатки удельной автономии. Власть московского великого князя становится радикально выше всех остальных форм власти. То есть социологическая модель, начавшая складываться еще в Киевский период в землях восточной Руси, достигает в этот период кульминации.

Если вспомнить схемы политического устройства, о которых мы говорили ранее, то в правлении Василия Третьего мы видим пик становления самодержавных тенденций и окончательную и необратимую победу русского востока над всеми остальными вариантами становления русского общества. Перед нами модель монархического устройства, где главнейшей инстанцией является правитель, самодержец, а все остальные источники власти строго подчинены его монаршей воле. Это означает как ликвидацию вечевых институтов русского севера, так и феодально-аристократических моделей русского запада. Вместе с тем, это и не восстановление киевского центристского синтеза. Перед нами именно русский восток, неуклонно вступающий в свой апогей.

Василий Третий формально был последним правителем Великого княжества московского. Его сын и наследник Иван Васильевич Четвертый будет править уже над другой страной. Но уже при Василии Третьем совершенно очевидно: Москва как идея победила все альтернативные возможности исторического становления русской державы.

 

Москва Третий Рим

 

В эпоху Василия Третьего окончательно формируется то, что можно назвать «московской идеей» или «московской идеологией», обобщающей те тенденции, которые стали интенсивно калыдваться еще в княжение Ивана Третьего.

Так, тверским монахом Спиридоном-Саввой в Ферапонтовом монастыре было составлено " Послание о Мономаховом венце ", обращенное (как считают историки) к Василию Третьему. Там излагается версия о том, что Рюрик, призванный на великое княжение, был «потомком Пруса», а тот, в свою очередь, -- «императора Августа». Тем самым обосновывалось право московских великих князей на обладание императорским титулом.

Позднейшим подтверждением династических прав русских князей, по Спиридону-Савве, явилась состоявшаяся в XII веке передача византийским императором Константином Мономахом царских регалий (в том числе венца) Киевскому князю Владимиру Всеволодовичу Мономаху, от которого они перешли к великим князьям владимирским, а, соответственно, к московским.

Версия о происхождении московской династии от Римского цезаря Августа приобрела в XVI веке статус официальной мифологемы и неоднократно воспроизводилась в документах – например, в «Степенной книге царского родословия», созданной по благословению митрополита Макария и в «Сказании о князьях владимирских» (начало XVI века)[291].

К этим мотивам вплотную примыкают тексты «Повести о белом клобуке»; клобук этот, как символ церковной независимости, император Константин Великий вручил римскому папе Сильвестру, а преемники последнего, в сознании своего недостоинства, передали его константинопольскому патриарху; от него он перешёл к новгородским владыкам, а потом к московским митрополитам. Возможно, изначально этот цикл окончательно сложился в окружении Новгородского архиепископа Геннадия, самые ранние тексты датируются серединой XV века.

Кульминацией оформления «московской идеи» являются два послания псковского старца Филофея – первое, адресованное дьяку Михаилу Григорьевичу Мисюрю-Мунехину, второе – великому князю Василию Третьему. В этих текстах инок Филофей излагает теорию Москвы-Третьего Рима[292]. В исторической литературе эта концепция называется также translatio imperii, то есть тоерию легитимной передачи имперской эстафеты от одной страны к другой. Иногда ее называют также идеей «плавающего Рима». Эта теория имеет ярко выраженные византийские корни и может быть до определенной степени отождествлена с византизмом.

Смысл этой теории сводится к следующему.

1. Империя есть не просто организация временного земного порядка вещей, но форма работы Божественного Провидения. Империя священна (сакральна) по своей сути. Она отличается от простых государств и стран тем, что основана на духовном начале и на важнейшей миссии.

2. Рим есть символ священной империи. Но когда римляне отступили от требуемых историей качеств, центр империи была перенесен в Константинополь. Это – второй Рим или новый Рим.

3. Когда второй Рим пал под ударом турок, центр мировой православной священной империи был перенесен на Русь, и Москва стала третьим Римом. Она сохранила и православие, и политическую независимость, а следовательно, и унаследовала великую миссию служить последним оплотом истины и спасения в эпоху приближающегося неумолимо царства антихриста.

4. Третий Рим является последним («четвертому не бывать») и примыкает непосредственно к концу света, когда антихрист на короткое время воцарится на всей земле, а затем совершится Второе Пришествие Христа. Поэтому эта теория не столько является формой гордыни, сколько результатом православно-византийского осмысления исторического процесса в драматическом напряженном ожидании наступления скорого конца.

Данная теория предполагает переосмысления русской истории и самого статуса русского правителя – отныне это не просто великий князь (как светский властитель), но именно священный император, который наряду в высшими церковными иерархами исполняет вселенскую миссию. Здесь мы видим полное и ясно выраженное отождествление Руси с центром православного мира, православно понятой эйкумены, а значит, Москва объявляет во вступлении в права наследия византизма. Отныне именно Русь становится «новой Византией», а русский правитель – «вселенским императором», господином Вселенной (понятой по-христиански в православной интерпретации).

В идеологии Москвы Третьего Рима русский восток получает свое наиболее логичное и прозрачное выражение. Те тенденции, которые оживляли историческую стратегию и цепочку последовательных выборов владимирских и московских князей, находят воплощение в историко-религиозной модели священной империи, которой отныне становится Русь. Русь начинает воспринимается как Святая Русь, как вселенское царство, как квинтэссенция мировой истории. А русский народ, соответственно, становится «богоносцем», «избранным народом»[293].

 

Иван Грозный и геополитика Московского царства

 

События эпохи правления Ивана Грозного были всецело подготовлены идейно, социально и геополитически предшествующими этапами. Иван Васильевич, сын Василия Третьего от Елены Глинской, становится великим князем в детском возрасте (в 3 года). Сразу же он попадает в драматическое напряженное поле идей о Третьем Риме и о вселенской миссии московского царства. Этим предопределяются основные линии его правления:

1) военные завоевания (исполнение завета расширять русские земли и укреплять последнюю богоносную державу);

2) религиозные переживания (осознание тяжести миссии отстаивания православной истины, живое ощущение близости прихода антихриста);

3) осознание единства Руси как высшей ценности, а всех центробежных тенденций – как абсолютного зла.

Основной стиль правления Ивана Грозного вполне можно назвать «русским византизмом». Грозный строит империю и осознает себя «императором», личностью, которой волей судьбы вверена важнейшая миссия власти «перед лицом конца света»[294].

При Иване IV Русью были завоеваны и присоединены Казанское (1552) и Астраханское (1556) ханства, началось присоединениеСибири (1581). В 1572 году в результате упорной многолетней борьбы положен конец нашествиям Крымского ханства (битва при Молодях, в результате которой крымские татары были разгромлены на подступах к Москве).

Все это означает, что Москва активно приступила к воссозданию политического и территориального единства «Золотой Орды», только с центром не в Степи, а в Лесу[295].

Завоевания Ивана Грозного в направлении востока и юга были всецело успешными и качественно укрепили Русь, расширив ее территории почти в два раза. К завершению царствования Ивана Грозного площадь Русского Государства стала больше площади всей остальной Европы.

На западном направлении все обстояло намного более проблематично. В 1558-1583 годах велась изнурительная Ливонская войназа выход к Балтийскому морю, которая больших успехов не принесла.

16 января 1547 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась торжественная церемония венчания Ивана Четвертого на царство, чин которой был составлен митрополитом Москвоским на основании византийских правил^{http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD_%D0%93%D1%80%D0%BE%D0%B7%D0%BD%D1%8B%D0%B9 - cite_note-26}. Митрополит возложил на первого русского царя (прежние верховные властители были великими князьями) знаки царского достоинства – крест Животворящего Древа, бармы и шапку Мономаха. Иван Васильевич был помазан миром, а затем митрополит благословил царя по древнему византийскому чину. Это означало радикальное изменение статуса Руси. Русь становится отныне империей, а ее глава – царем, василевсом, то есть носителем титула, который, в отличие от князей и королей в христианском мире, может присвоен только одному единственному лицу.

С этого момента отсчитывается история Московского царства, а история великого княжества московского уходит в прошлое.

Сам Иван Грозный ясно осознает значительность происходящих перемен. Подражая первым византийским императорам, он созывает церковный Собор (Стоглав – в 1551), на котором задает высшему русскому духовенству различные богословские, обрядовые и технические вопросы.

Тяжесть принятой им миссии царского достоинства составляет личную драму Грозного, подвигает его к составлению религиозных текстов, в частности, Канону Ангелу Грозному. Проблематика «скорого прихода антихриста» является постоянным мотивом его самых прагматических политических шагов.

Этот же дух окрашивает и драму борьбы с центробежными тенденциями. Воочию убедившись в раннем детстве в самоволии и гордыни русского боярства, а также столкнувшись с реальными или мнимыми сепаратистскими заговорами новгородцев, тверчан и т.д., Грозный начинает борьбу с изменой, сепаратизмом и автономизацией аристократии, и придает ей столь же отчаянный характер, как и все его действия. Так вводится опричнина, в основании которой лежит идея Грозного собрать вокруг себя активных и не очень знатных людей, чтобы с их помощью создать жесткое централистское и полностью самодержавное государство, выкорчевав с корнем любые попытки шантажа самодержавной власти со стороны аристократии или отдельных земель. С этим связаны репрессии против боярской знати и карательные экспедиции против Новгорода, Твери, Клина и Торжка[296].

 

Кульминация русского евразийства: геополитические итоги правления Ивана Грозного

 

Геополитические итоги правления Ивана Грозного можно описать как последний шаг русского востока к становлению и де факто и де юре мировой империей. То, что на этом этапе кусская держава становится из великого княжества Московского царством, не является лишь формальностью, речь идет о достижении исторического пика всего процесса, который коренится в самых первых этапах создания Киевской Руси, в начератании Святославом прообраза будущей гигантской империи, в крещении Руси князем Владимиром, во всей линии князей русского востока.

При Иване Грозном Русь полностью вступает в права византийского наследства, осознает себя оплотом мирового христианства, окруженного со всех сторон либо «неверными», либо «отступниками и еретиками». При этом отныне Москва призвана действовать самостоятельно, без оглядки на какие-либо иные инстанции: византизм, империя, симфония властей, царь как катехон, удерживающий, препятствующий приходу антихриста – все это отныне не внешние факторы, а внутренние, русские, и решения любых политических проблем соответственно приобретают вселенский эсхатологический масштаб. Все это придает правлению Ивана Грозного черты грандиозной, насыщенной, часто кровавой драмы[297].

Успехи русских военных компаний на востоке дополняют византизм, ставший отныне сугубо внутренним фактором, дополнительным геополитическим измерением – Московское царство вступает в права еще одного геополитического наследия – золото-ордынского. Отныне русский царь превращается для многих народов Востока в «продолжателя дела ордынского хана», который был своего рода «императором» Орды, восходящим к другой имперской легитимности – к легитимности Чингисхана. Значит, Русь и в этом измерении меняет свое качество: ордынская государственность, которая была для русских внешней властью, также становится отныне внутренним фактором. Туран, Великая Степь превращаются в открытую зону русского жизненного пространства. Точно так же, как византизм, становится внутренним русским делом и Туран. Интеграция северо-востока Турана, распространение своего влияния на всю территорию Heartland’а -- отныне естественный и поступательный процесс русской истории. При этом центром интегрируемой Евразии снова, как и во времена Святослава, становится Лес. Но это уже иной Лес, нежели при первых Киевских князьях. У Москвы за плечами насыщенные этапы исторической и геополитической диалектики: конкуренция русских центров геополитических ориентаций (восток, запад, север, центр), опыт существования под монголами, трагедия удельной раздробленности и потери свободы и независимости. Поэтому в Московском царстве после Грозного мы имеем дело не просто с победой Леса над Степью, но, скорее, с интеграцией Леса и Степи [298] (в центром в Лесу) в нечто новое, в уникальное геополитическое образование, где сочетаются

славянское этническое начало,

династия Рюриковичей,

византийская религиозная мессианская идеология и

туранская, теллурократическая геополитика.

Это и есть евразийство как синтетическое историческое и специфически русское явление.

Иван Грозный в своей личности воплощает символически все эти моменты. Он прямой продолжатель главной великокняжеской ветви Рюриковичей, и следовательно, восходит корнями к тому роду, представители которого и создали русскую державу Киевского периода. При этом он продолжатель великокняжеского дома владимирских князей, потомок Александра Невского и Дмитрия Донского. Вместе с тем по своей бабке он относится к императорской ветви византийской династии Палеологов, что обосновывает преемственность в отношении Византии. И наконец, по своей матери, княгине Елене Глинской, его род восходит к ордынцу Мамаю, который считается основателем рода литовских князей Глинских. Следовательно, у Грозного есть и ордынские корни. С символической точки зрения, Иван Васильевич Грозный представляет собой наиболее показательную фигуру евразийского самодержца, в котором воплощены основные черты Руси как законченной и совершенной теллурократии. Московское царство Грозного – это также выход Руси на мировой уровень. Ранее Московское великое княжество для европейцев представляло собой небольшое периферийное образование, теряющееся в тени гораздо более представительного и влиятельного, весомого западного соседа - Литвы. Отныне же это самостоятельный фактор, с которым нельзя не считаться.

Постепенно все основные авторитетные инстанции того времени от Константинопольского патриарха до австрийского императора и других европейских монархов признают (хотя многие и неохотно) за московским правителем статус царя (императора), что придает московской идеологии соответствующую международную легитимность.

С точки зрения логики развертывания русской геополитической истории, период правления Ивана Грозного является кульминацией всего предшествующего пути и геополитической матрицей для всей последующей русской истории. С первых своих шагов Киевская Русь шла к русскому XVI веку, а все остальные века можно считать растянувшимся послесловием к этому периоду.

 

Геополитика Смутного времени: Годунов

 

После смерти Ивана Грозного российское государство вступает в очень серьезный кризис. После жесткого авторитарного правителя, державшего страну в полном подчинении своей железной воле, возникает вакуум. Сын Грозного Федор Иоаннович, ставшим вторым в отечественной истории царем Всея Руси, не демонстрирует тех качеств, которые требуются от полноценного самодержца. По словам самого Грозного, он был «постник и молчальник, более для кельи, нежели для власти державной рождённый».

На первый план в этот период выступает влиятельный боярин, бывший опричник и, следовательно, продолжатель централизаторской линии Иоанна Грозного Борис Годунов (он был женат на дочери одного из видных опричников Скуратова-Бельского). Годунов организует брак Федора Иоанновича на своей сестре Ирине Федоровне Годуновой, но мужского потомства не появляется, и единственная дочь, родившаяся в этом браке, умирает в младенчестве. С 1587 года Годунов является по сути единоличным правителем Руси. В 1591 году в Угличе убит (или умер в эпилептическом припадке) сын Ивана Грозного от Марии Нагой, наследник московского престола по прямой линии, и после смерти Федора Иоанновича в 1558 году Борис Годунов на Земском соборе избирается царем. Прямая династия Рюриковичей на нем прерывается, и с этого момента начинается собственно Смутное время.

С формальной точки зрения, в период после смерти Иоанна Васильевича и до появления Первого Лжедмитрия (1604 год) общая линия русской государственности продолжает в целом траекторию предшествующих эпох. Доминирующей остается идеология Москвы Третьего Рима. Так, при Федоре Иоанновиче (в 1589 году) при активной поддержке Бориса Годунова и по его инициативе на Руси учреждается патриаршество, что завершает собой более чем вековой путь по полной автокефалии Русской Церкви[299]. Первым патриархом становится Иов, близкий соратник Бориса Годунова. Наличие русского патриарха наряду с царем (императором) завершает картину симфонической власти и ставит последний штрих в становлении русского (московского) византизма.

Но далее начинает развертываться череда фатальных событий. Умерший Федор Иоаннович не оставил мужского потомства, и у Годунова, фактически управлявшего страной, не остается никаких вариантов, кроме провозглашения царем себя самого. Это создает фундаментальный кризис династической легитимности, которым тут же воспользовались самые различные силы – как внутренние (казаки, бунтующие крестьяне, враждующие боярские группировки), так и внешние (поляки, шведы и т.д.). Начинается ожесточенная борьба за власть. Державный порядок, с таким трудом установленный предыдущими московскими правителями, начинает стремительно рушиться.

В 1601-1603 годах на Руси разразился страшный голод, стали вспыхивать народные восстания (в частности, восстание казаков, крестьян и холопов под руководством Хлопка, с трудом подавленное царскими войсками).

Общая растерянность, катастрофы и кризис легитимности самого Годунова создают условия для выдвижения самозванца – Лжедмитрия Первого. Он появляется в Польше, выдает себя за избежавшего смерти от рук Годунова царевича Димитрия, заручается поддержкой Римского папы, польского короля и влиятельных польских князей и начинает поход на Русь. Лжедмитрий представляет собой не просто западника, но искусственную фигуру, политически сконструированную в Польше и служащую ее стратегическим целям для ослабления Руси, установления над ней контроля, а в перспективе и для ее аннексии польским государством. Лжедмитрий Первый даже внешне представляет собой образ типичного польского шляхтича, практикует европейские обычаи, безразличен к религиозным обрядам (православию), помолвлен с польской аристократкой Мариной Мнишек, которая позднее становится на короткий срок «русской царицей».

В 1605 году царь Борис Годунов скоропостижно умирает, царем становится его сын Федор. Но сторонники Лжедмитрия и противники Годунова из числа московских бояр поднимают мятеж, убивают наследника и его мать, супругу Годунова, и тем самым, сама возможность продолжения этой царской династии прерывается.

 

Самозванцы: развал Руси

 

В июне 1605 года Лжедмитрий Первый вступает в Москву. Он назначает лояльного ему архиепископа Игнатия патриархом, и тот 30 июля этого же года венчает его на царство. Лжедмитрий проводит политику модернизации, в духе европейских стандартов. Его окружение состоит почти исключительно из поляков, к обрядам московской старины он относится с полным пренебрежением. При царской свадьбе с Мариной Мнишек Лжедмитрий, попирая традиции, даже не настаивает на ее крещении в православную веру.

Краткий период правления Лжедмитрия Первого означает полный отказ от московской идентичности (как в области общественной жизни, так и в сфере геополитики) и попытку привнести на русскую почву совершенно чуждые восточно-европейские феодальные нравы. С социологической точки зрения, это означает резкое отступление от самодержавной модели (русский восток) и переход к аристократической (западно-русской и, шире, европейской) схеме аристократического правления. Показательно, что пренебрежение к московскому культурному и религиозному наследию облегчает для противников Лжедмитрия задачу его свержения – невнимательность к русским обрядам (ношение бороды, послеполуденный сон, мытье в бане, особый чин поклонения иконам и т.д.) действуют на различные слои общества как весомый аргумент в пользу его «самозванства». На глазах рушится самодержавие, и вопросы власти решают группы внутри боярской аристократии.

Заговор московского боярства и недовольство польского короля Сигизмунда III своим ставленником (Лжедмитрий не спешит выполнять своих обещаний, данных католикам и польским князьям) приводят к относительно легкому свержению Лжедмитрия. Его труп оскверняют и выставляют напоказ. Московская толпа 19 мая 1606 года «выкликает» на царство Василия Шуйского, стоявшего во главе заговора против Лжедмитрия Первого.

Шуйский оказывается царем в стране, истерзанной хаосом. Ему удается подавить восстание Болотникова, но многие территории Руси он уже не контролирует.

В августе 1607 года на смену Болотникову пришёл новый претендент на престол – Лжедмитрий II. Царские войска были разбиты под Болховом (1 мая 1608). Царь со своим правительством был заперт в Москве; под её стенами возникла альтернативная столица со своей правительственной иерархией — Тушинский лагерь. Лжедмитрий II («Тушинский вор») выдает себя за выжившего Лжедмитрия Первого и опирается на войска казаков и отдельных польских панов (гетман Сапега); Марина Мнишек, «признавшая его», обеспечивает ему «легитимность». Тушинский лагерь становится центром притяжения для всех политических сил, недовольных правлением Василия Шуйского. Страна стремительно рушится. Если посмотреть на все происходящее глазами современников, то вполне могло бы сложиться впечатление, что русской державе пришел конец.

Шуйский пытается опереться на враждующих с поляками шведов и заключает с ними Выборгский трактат ценой значительных территориальных уступок. С запада в сентябре 1609 года вторгаются польские войска Сигизмунда Третьего. Территория Руси стремительно сокращается. На юге крымские татары, не встречая отпора, разоряют Рязанский край. Смоленск после долгой осады захвачен поляками, а шведы, выйдя из роли «союзников», разоряют северные русские города.

Сторонники Лжедмитрия Второго из числа поляков покидают его и переходят в войска Сигизмунда, а сам «Тушинский вор» бежит в Калугу (где осенью 1610 года его и убивают).

Поражение войск брата царя Василия Дмитрия Шуйского под Клушином от армии Сигизмунда 24 июня 1610 года и восстание в Москве привели к падению Шуйского. 17 июля 1610 года частью боярства, столичного и провинциального дворянства Василий IV Иоаннович был свергнут с престола и насильственно пострижен в монахи. В сентябре 1610 году польский гетман Жолкевский вывез его в Польшу, где тот и скончался в плену.

Москва присягнула на верность польскому королевичу Владиславу IV, старшему сыну Сигизмунда III, а 20-21 сентября польские войска вступили в столицу. Это означает прямую оккупацию и утрату страной независимости. В этот момент практически все завоевания предшествующих этапов Московского периода были сведены на нет. Реализовался такой политический, социальный и геополитический сценарий, противодействие которому составляло суть политики всех прежних русских государей и особенно князей русского востока. Русь оккупирована представителями европейского католического Запада – того самого, с которым вел отчаянную войну еще Александр Невский и долгая череда русских правителей.

Показательно, что присягу оккупантам приносят представители московской аристократии, древних боярских родов. Это явление получило название «семибоярщина», которая длится 3 года – с 1610 по 1613. Представители русской аристократии (Мстиславский, Воротынский, Трубецкой, Голицын, Лыков-Оболенский, Романов, Шереметев) по своей воле предают