Так-то лодырничать, да скупиться.

Деньги от Шубина.

Заработал один углекоп сорок рублей на избу и корову. С этой деньгой в свою деревню пришел. Все свершил чин по чину: новую пятистенку поставил и Рябуху прикупил. Живет – в ус не дует. Приходит как-то раз под его окно побирушка. Просит Христа ради. Прогнал ее мужик. А она ему: - Будет тебе, батюшка, три сна, потом – не жизнь, а широкая масленица, опосля же масленицы той – горькая опохмелка. Сказала и ушла.

В ту же ночь видит хозяин себя на руднике. Будто пьет он, гуляет, а вокруг его артельщики. Все друзья-товарищи. Да так ему с ними лихо, весело и заздравно. В другую ночь приморочились ему недра. Долбит вроде бы он обушком угольный пласт. Работка – что шутка. И нет у него от нее тяжкого плечевого зуда, а чья-то коногонова кляча зырит на него из-за крепежной стойки, скалится и ржет зазывно. Прокинулся мужик, а на дворе уже светло. Пастух в рожок трубит. Вышел во двор, чтоб крестьянское дело править. За что ни возьмется – все из рук вон. Что такое? Шахта из головы не идет.… Вот с тоски он и запил. Баба его теребит: - Что творишь, оголтелый!

В субботнее спанье забрел в мужицкую голову третий сон. Видит он старикашку обшарпанного да ядреного. Вгляделся в его лик мужик и обмер. Шубина признал. Шахтного лешего. Говорит Шубин: - Что же ты, Вася, рудник оставил? Скучно мне без тебя и без твоей залихватской балалаечки, без твоей гуливой удали! Стал тут мужик отлыниваться: - Прости, - говорит, - тесно мне в твоих темных кладовых. Болят и ноют от твоих тяжких трудов мои члены. А Шубин ему: - Правда твоя, что тесны и глубоки мои угольные амбары, тяжел хлеб углекопа. Тебя, все же, помилую от ручной тягости. Приходи только, одарю по-царски.

Как прокинулся утром Василий, так в дорогу и заторопился. Только и сказал семье: - Как к весне ворочусь – хоромы возведу почище барских. Объявившись на руднике, десятнику говорит: - Пиши меня сразу отбойщиком, с завтрашнего дня.

Погуляла вечером песни шахтерня по случаю Васькиного прихода с мутной четвертью, а ранним утром к стволу пошла. Стал Василий в своем угольном уступе к работе приноравливаться. Только впервой размахнулся, чтоб в грудь забоя ударить, как кто-то его хвать за руку. Оглянулся – Шубин. Кажет свои щербатые зубы в смехе: - Остынь, Вася, кирку свою брось! - А работа как же? - Все тебе будет: и вырубка, и крепеж, и зачистка. Только помалкивай! - Как, само собой? - Да это уж моя забота, - отвечает подземный леший.

Так оно и свершилось. Пролежал Василий до скончания упряжки, а как стал на-гора идти, видит – две полоски сняты с уступа и крепь стоит ровнехонько так. Подполз десятник. Хвалит отбойщика: - Молодец, Вася, все чисто сделано. Даже раньше прочих! Так случилось и в другой день, и в третий. С каждым днем выработка у Василия все больше и больше. Как получку получил да сосчитал – оказалось многовато. - Этак я вскоре и толстосумом стану, - подумал.

Как-то подгуляли углекопы. К забоям не вышли. А трезвый Василий говорит озабоченному десятнику: - Не горюй, пойду-ка я в забой и за всех свершу работу единолично. Десятник только рукой махнул: - Делай, как знаешь!

А наутро облетела рудник молва: Васька в одиночку всю лаву изрубал! Хозяин рудника говорит: - Хочу того молодца видеть, что за одну упряжку всю лаву чешет.

Предстает Васька перед хозяином. Богатей ему: - Ты, Васька, сколько за упряжку вырабатываешь? - До двух целковых, - отвечает мужик. - Ну, а если я тебе до пяти платить буду, станешь ли один лавчонку обдирать каждодневно? - С великим нашим согласием! - Вот и условились! - обрадовался хозяин рудника. С того самого дня начал Василий в забой сам на сам ходить. Товарищи его сторонятся, держат на него обиду за хорохорство. А у того пошло дело! Не утруждая рук, уголь добывает и Шубина похваливает. Шубин же нет-нет да и явится к мужику: - Как тебе, Вася, поживается? Все ли, как надо?

Возгордился вскоре от непомерных людских похвал отбойщик. Через губу не переплюнет. Ходит фертом, ни на кого не глядит. Кубышку завел, куда деньгу большую кладет. Говорит ему как-то Шубин в забое: - Переменился ты, Василий. - Дык ты меня таковым сотворил, - ответствует деревенщина. - А ты сам смекни, как норовом потише стать. Вот, к примеру, заведи сызнова себе товарищей. Подсобил бы копейкой кому. Денег-то дармовых у тебя вон сколько... - Будя учить-то! - обозлился Василий. - Ну-ну, - выдохнул Шубин и стаял в темноте завалов и бутовых.

Назавтра приходит к Ваське Степаныч, хворый мужик с шестого номера. Это дальний забой так называется. Говорит он: - Позычь десять целковых. Через пару недель, Бог даст, отлыгаю, тогда возверну. А Васька жаден. Отвечает: - Прочь поди! Сказал так бедному человеку и на смену стал собираться. Как пришел в забой, ткнул кайлом в кливаж, а уголь будто залезный. Не крошится. Васька и так, и эдак. Запарился. А уголь от пачки не ломится. Зовет он Шубина. - Что ж ты со мной так-то?! Видит десятник не идет дело у отбойщика. Других призвал. Пошло у них, а Васька, что ни вдарит – без толку. Засмеяли его. Выбрался он на-гора, стал в отчизну собираться. Глянул в кубышку, а там вместо денег – одна труха.

Так-то лодырничать, да скупиться.