Назад в будущее: подсказки 7 века до н.э.

Так что же все это нам дает? Можем ли мы сказать, что Исход, странствия по пустыне и, что наиболее важно, ниспослание Закона на Синае не содержат даже зерна истины? Так много исторических и географических элементов из столь многих периодов могли быть встроены в рассказ об Исходе, что трудно остановиться на одном единственном периоде, в котором могло иметь место что-нибудь подобное. В древности существовал вечный цикл миграций в Египет. Был конкретный случай господства гиксосов в дельте в период средней бронзы. Есть наводящие параллели с элементами эпохи Рамсеса, связанные с Египтом, вместе с первым упоминанием Израиля (в Ханаане, а не в Египте). Многие топонимы в книге Исход, такие, как Красное море (на иврите Yam Suph), река Шихор в восточной дельте (Нав. 13:3), и места стоянок израильтян в Пиха-хирот, похоже, имеют египетскую этимологию. Все они связаны с географией Исхода, но они не дают четкого указания, что они принадлежат к определенному периоду в истории Египта.

Историческая неопределенность рассказа об Исходе включает в себя тот факт, что нет никаких упоминаний имени какого-либо конкретного египетского монарха из Нового царства (в то время как более поздние библейские материалы упоминают фараонов по именам, например Сусаким и Нехо). Отождествление Рамсеса II, как фараона Исхода, произошло в результате современного научного предположения, основанного на идентификации географического названия Пи-Рамсес (Исх. 1:11; 12:37). Но есть несколько бесспорных ссылок на седьмой век до н.э. За расплывчатой ссылкой на боязнь израильтян идти прибрежным маршрутом нет никакого упоминания о крепостях египтян на севере Синая или их цитаделей в Ханаане. Библия может отражать реальность Нового Царства, но она может так же хорошо отражать более поздние условия железного века, ближе ко времени, когда повествование об Исходе было записано.

И это именно то, что предложил египтолог Дональд Редфорд. Самые памятные и согласующиеся географические детали рассказа об Исходе исходят из седьмого века до н.э, во времена великой эпохи процветания Иудейского царства - спустя шесть веков после предполагаемых событий Исхода. Редфорд показал, как много деталей в повествовании Исхода можно объяснить в этой ситуации, которая была также последним периодом имперской власти Египта, во время правления Двадцать шестой династии.

Великие цари этой династии, Псамметих I (664 - 610 гг. до н.э.) и его сын Нехо II (610 - 595 гг. до н.э.), вполне сознательно лепили из себя гораздо более древних фараонов Египта. Они принимали активное участие в строительных проектах по всей дельте в попытках восстановить утраченную славу своего государства и повысить его экономическую и военную мощь. Псамметих основал свою столицу в Саисе в западной дельте (отсюда и название Саитская династия в качестве альтернативного обозначения двадцать шестой династии). Нехо занимался еще более амбициозным проектом общественных работ в восточной дельте: постройкой канала через Суэцкий перешеек, чтобы связать Средиземное море с Красным морем через восточные притоки Нила. Археологические исследования в восточной дельте выявили учреждение некоторых из этой чрезвычайных мероприятий именно Саитской династией, а также присутствие там большого числа иностранных поселенцев.

Фактически, эпоха Саитской династии дает нам один из лучших исторических примеров этого феномена поселения иностранцев в дельте Нила. В дополнение к греческим торговым колониям, которые возникали там со второй половины 7 века до н.э, многие мигранты из Иудеи находились в дельте в начале 6 века до н.э., образуя большое сообщество (Иеремия 44:1, 46:14). Кроме того, общественные работы, начатые в этот период, хорошо соответствуют деталям Исхода. Хотя место, носящее имя Пифом, упоминается в текстах конца 13 века до н.э., более известный и выдающийся город Пифом был построен в конце 7 века до н.э. Надписи, обнаруженные в Телль-Масхуте в восточной дельте, позволили археологам отождествить это место с Пифомом. Раскопки здесь показали, что, за исключением краткого заселения в средней бронзе, он не был заселен до времен Двадцать шестой династии, когда здесь развился значительный город. Более того, хотя Мигдол (упомянутый в Исход 14:2) служит общим названием для крепостей времени Нового царства, но конкретный, имеющий важное значение Мигдол известен в восточной дельты в седьмом веке до н.э. Это не случайно, что пророк Иеремия, живший в конце седьмого и начале шестого веков до н.э, говорит нам (44:1, 46:14) об иудеях, живущих в дельте, упоминая, в частности, Мигдол. Наконец, название Гесем – территория, где в восточной дельте поселились израильтяне (Бытие 45:10) - не египетское название, а семитское. Начиная с седьмого века до н.э. арабы-кедариты расширили границы оседлых земель Леванта, а в шестом веке они достигли дельты. Позже, в пятом веке, они стали доминирующим фактором в дельте. По словам Редфорда, название Гесем происходит от Гешем – династического имени царской семьи кедаритов.

Фон седьмого века до н.э. проявляется также и в некоторых своеобразных египетских именах, упомянутых в рассказе об Иосифе. Все четыре имени -Цафнаф-Панеах (великий визирь фараона), Потифар (царский офицер), Потифера (жрец), и Асенефа (дочь Потифера), хотя иногда используются в более ранних периодах истории Египта, достигают своей наибольшей популярности в седьмом и шестом веках до н.э. Дополнительные, кажущиеся случайными, подробности, кажется, созвучны библейским сюжетам, включая множество конкретных деталей из этого периода: опасение египтян вторжения с востока. Египет никогда не подвергся бы вторжению с этой стороны до нападения Ассирии в седьмом веке. И все же в рассказе об Иосифе драматическое напряжение усиливается, когда он обвиняет своего брата, недавно прибывшего из Ханаана, в шпионстве, который "пришел высмотреть наготу земли сей" (Бытие 42:9). И в рассказе об Исходе фараон опасается, что уходящие израильтяне будут сотрудничать с врагом. Эти драматические штрихи будут иметь смысл только после великого века египетского могущества времен династии Рамсеса, на фоне вторжения в значительно ослабленный Египет ассирийцев, вавилонян, персов в седьмом и шестом веках до н.э.

И наконец, все основные места, которые играют роль в рассказе о скитаниях израильтян, были заселены в седьмом веке, а в некоторых случаях они были заселены только в это время. Большое укрепление в Кадеш-Барнеа было основано в седьмом веке. Существует дискуссия об тождестве строителей укрепления - служил ли он далеким южным форпостом Иудейского царства на пути в пустыню в конце седьмого века или был построен в начале седьмого века под эгидой ассирийцев. Но в любом случае, место, столь важное в повествовании об Исходе как основное место стоянки израильтян, было важным и, возможно, известным форпостом в пустыне в конце монархического периода. Южный портовый город Эцион-Гевер также процветал в это время. Кроме того, царства Трансиордании были известными густонаселенными местами в седьмом веке. Наиболее значимым является случай Эдома. Библия описывает, как Моисей послал эмиссаров из Кадеш-Барнеа к царю Эдома просить разрешение пройти через его территорию на пути в Ханаан. Царь Эдома отказался дать такое разрешение, и израильтяне пошли в обход его страны. Но в это время в Эдоме не существовало царства. Археологические исследования показывают, что Эдом достиг государственности только под покровительством ассирийцев в седьмом веке до н.э. До этого периода он был малонаселенной отдаленной местностью, населенной в основном пастухами и кочевниками. Не менее важно то, что Эдом был разрушен вавилонянами в шестом веке до н.э, и оседлая жизнь там восстановилась только в эллинистическую эпоху.

Все эти признаки говорят о том, что повествование об Исходе достигло своей окончательной формы во время Двадцать шестой династии, т. е. во второй половине седьмого и первой половине шестого века до н.э. Его многочисленные ссылки на конкретные места и события в этот период достаточно четко показывают, что автор или авторы интегрировали в рассказ многие современные им детали. (Это было сделано почти таким же способом, как европейские раскрашенные манускрипты средневековья, изображающие Иерусалим европейским городом с башнями и зубцами для того, чтобы усилить свое непосредственное впечатление на современных читателей.) Более древние, менее формализованные легенды освобождения из Египта могли быть искусно вплетены в мощную сагу, которая заимствовала знакомые пейзажи и памятники. Но может ли быть простым совпадением то, что географические и этнические подробности как рассказов о патриархах, так и рассказа об освободительном Исходе имеют признаки того, что они были составлены в седьмом веке до н.э? Были ли связаны воедино древние зерна исторической правды, или основные рассказы впервые были скомпонованы именно тогда?

Вызов новому фараону

Ясно, что сага об освобождении из Египта не была скомпонована как оригинальное произведение в седьмом веке до н.э. Основные черты этой истории были, конечно, известны задолго до этого. Намеки на Исход и блуждания по пустыне содержатся в предсказаниях пророков Амоса (2:10; 3:1, 9:7) и Осии (11: 13:04 1), которые жили на целое столетие раньше. И оба разделяют воспоминания о великом историческом событии, которое касалось освобождения из Египта и состоялось в далеком прошлом. Но какого рода эти воспоминания?

Египтолог Дональд Редфорд утверждает, что отголоски великих событий оккупации Египта гиксосами и их насильственного изгнания из дельты звучали на протяжении столетий, чтобы стать центральной, разделяемой памятью народов Ханаана. Эти созданные в Египте истории ханаанских колонистов, достигших господства в дельте, а затем вынужденных вернуться на родину, могли бы послужить центром солидарности и сопротивления египетскому контролю над Ханааном в период поздней бронзы. Как мы увидим, с возможной ассимиляцией многих ханаанских общин в кристаллизующийся народ Израиля, этот мощный образ свободы может иметь возросшее значение для все более широкого сообщества. Рассказы об Исходе пережили бы время царств Иудеи и Израиля и были разработаны в качестве национальной саги - призыва к национальному единству перед лицом постоянных угроз со стороны великих империй.

Нельзя точно сказать, было ли библейское повествование расширением и разработкой смутных воспоминания об иммиграции ханаанеев в Египет и их изгнании из дельты Египта во втором тысячелетии до н.э, или нет. Однако представляется очевидным, что библейский рассказ об Исходе брал свою силу не только из древних традиций и современных ему географических и демографических деталей, но и из еще более прямых современных ему политических реалий.

Седьмой век было временем великого возрождения, как в Египте, так и в Иудее. В Египте после долгого периода упадка и тяжелых лет подчинения ассирийской империи, фараон Псамметих I захватил власть и снова превратил Египет в крупную международную силу. Как только Ассирийская империя начала рушиться, Египет стал двигаться, чтобы заполнить политический вакуум, занимая прежние территории Ассирии и устанавливая постоянное египетское правление. Между 640 и 630 до н.э., когда ассирийцы отозвали свои войска из Палестины, Финикии и территорий бывшего Израильского царства, Египет подчинил большинство из этих областей, ассирийское ярмо сменилось удушливым политическим господством Египта.

А в Иудее это было время царя Иосии. Идея того, что Яхве в конечном счете выполнит обещания, данные патриархам, Моисею и царю Давиду – огромного и единого народа Израиля, живущего в безопасности на своей земле – была одной из политически и духовно мощных идей для Иосии. Это было время, когда Иосия предпринял честолюбивую попытку воспользоваться крахом ассирийцев и объединить всех израильтян под своей властью. Его программа заключалась в расширении на север от Иудеи, на территории, где все еще, спустя сотню лет после падения Израильского царства, жили израильтяне, а также в реализации мечты о славной единой монархии – большом и мощном государстве всех израильтян, поклоняющихся одному единому Богу в одном храме, в одной столице (Иерусалиме) под руководством одного царя из рода Давида.

Следовательно, стремление могучего Египта расширить свою империю и стремление крошечной Иудеи присоединить территории бывшего Израильского царства и установить свою независимость находились в прямом конфликте. Египет времен Двадцать шестой династии с ее имперскими устремлениями стоял на пути исполнения желаний Иосии. Образы и воспоминания из прошлого теперь стали оружием в национальном испытании воли между сынами Израиля и фараона с его колесницами.

Таким образом, мы можем увидеть составление повествования об Исходе с поразительной новой точки зрения. Так же, как письменная форма повествования о патриархах соединила вместе разрозненные традиции происхождения на службе национального возрождения Иудеи седьмого века, полностью разработанный рассказ о противостоянии с Египтом, о великой силе Бога Израиля и его чудесном спасении своего народа еще более непосредственно служил политическим и военным целям. Великая сага о новом начале и втором шансе должна была получить отклик в сознании читателей седьмого века, напоминая об их собственных трудностях и давая им надежду на будущее.

Отношение к Египту в Иудее конца монархии всегда было смесью страха и отвращения. С одной стороны, Египет всегда предоставлял безопасный приют во время голода и убежище для беглецов, поэтому воспринимался как потенциальный союзник против вторжения с севера. В то же время, всегда имелись подозрения и враждебность по отношению к большому южному соседу, который с древнейших времен стремился контролировать жизненно важный сухопутный маршрут через земли Израиля на север в Малую Азию и Месопотамию. Теперь молодой лидер Иудеи был готов столкнуться с великим фараоном, и древние традиции из разных источников создали единый эпос, который укрепил Иосию в его политических целях.

В последующие века, во время вавилонского изгнания и после него, к рассказу об Исходе будут добавлены новые слои. Но теперь мы можем увидеть, как под давлением растущего конфликта с Египтом в седьмом веке до н.э было собрано удивительное сочинение. Сага об Исходе Израиля из Египта не является ни исторической правдой, ни литературной выдумкой. Это мощное выражение памяти и надежд, которое родилось в мире перемен. Противостояния между Моисеем и фараоном отражало важное противостояние молодого царя Иосии и недавно взошедшего на трон фараона Нехо. Чтобы закрепить этот библейский образ к единой дате нужно передать глубинный смысл рассказа. Пасха не указывает на единичное событие, а является продолжительным опытом национального сопротивления существующей власти.

(Декан факультета археологии при столичном Тель-Авивском университете - Израэль Финкельштейн (Israel Finkelstein) и археолог и историк Нил-Ашер Зильберман (Neil Asher Silberman). "Раскопанная Библия. Новый взгляд археологии на древний Израиль и происхождение его священных текстов" (Bible Uneathed))

http://scisne.net/a-340