Примеры уроков с использованием творческого пересказа

«Обед в Покровском» (по роману А.С.Пушкина «Дубровский»)

(Маранцман М.Г. Изучение Изучение творчества А.С. Пушкина в школе. На пути к А.С. Пушкину: Пособие для учит. и учащ. В2ч.Ч. 1. М., 1999)

Урок посвящен характеристике Дубровского-Дефоржа на материале перечитанных дома глав VII– IX.

Творческий пересказ составляется на уроке коллективно. События центрального эпизода IX главы ученики пытаются передать от лица Владимира Дубровского. Пересказ с изменением лица рассказчика труден, но необходим. Передавая реакцию Владимира Дубровского на все, что происходило за обедом, ученики начинают понимать, что решение Дубровского уйти из дома Троекурова продиктовано не только соблазном ограбить Спицына, отомстить одному из виновников гибели отца, но прежде всего тем, что круг опасности замкнулся.

Работа над пересказом с изменением лица рассказчика увлекает учеников. Каждому хочется хоть на минуту почувствовать себя Дубровским, который представляется детям настолько близким, что они называют его Володей. Однако это ощущение близости героя и подводит. Дети часто передают свою реакцию, подменяют собой героя. И от этой опасности необходимо предостеречь класс. С другой стороны, часть учеников склонна передавать события совершенно эпически: «Приехал Спицын... Глобова начала свой рассказ... Исправник стал читать приметы...» Эпизоды передаются подробно, но вне лирического освещения, личность рассказчика при этом не раскрывается. Поэтому учитель в работе над пересказом постоянно побуждает учеников к выявлению реакций героя: что мог думать и чувствовать Дубровский при появлении Спицына? Как Владимир отнесся к рассказу Глобовой? И т. д. Работа эта трудна, потому что внешне Дефорж остается бесстрастным, он отделен от присутствующих барьером мнимого непонимания языка. Одновременно приходится следить за тем, чтобы выявить в пересказе историческую и культурную дистанцию между пушкинским героем и юным современным читателем.

Мы следим и за тем, чтобы в пересказе Дубровский говорил слогом, свойственным его речи. Приведем пример ответа, не вполне свободного от недостатков, которые мы, естественно, отметили на уроке. Но здесь видна увлеченность ученика и справедливость мнения, к которому он приходит в итоге работы над пересказом.

«И вот я сижу на праздничном обеде у Кирилы Петровича. Все гости уже собрались и уселись за стол. Я сижу рядом с маленьким Сашей и делаю ему нравственные замечания. В это время во двор въехала карета. «Кто это?» – спросил хозяин. – «Да это же Антон Пафнутьич», – ответили несколько голосов. И вот в столовую ввалился толстый мужчина лет пятидесяти, с круглым и рябым лицом, украшенным тройным подбородком. Он кланялся и улыбался, собираясь извиниться. Этот человек мне был очень противен. Да к тому же он так заискивающе кланялся хозяину, что становилось еще противнее, и я повернулся к Саше, чтобы его не видеть. Позднее он стал говорить такие вещи, что у меня все вскипело внутри от злобы. Он вспоминал и рассказывал, что незаконно отнял Кистеневку у моего отца, по праву принадлежащую нам. Я силился сдержать себя, чтобы не кинуться на него. Я сжал кулаки и руки положил на колени. Но наконец Кирила Петрович оставил Антона Пафнутьича и обратился к своим гостям: «А что слышно про Дубровского? Где его видели в последний раз?» – «У меня», – пропищал дамский голосок. Я чуть не ахнул. Да ведь это говорила Анна Савишна Глобова, у которой я гостил недели две тому назад. Я очень испугался, что она меня узнает. Я начал закрывать свое лицо платком, делая вид, что вытираю рот. Но после первых же слов, произнесенных Анной Савишной в спокойном тоне, я понял, что она меня не узнала. Страх так и отлег от сердца. Во время всего рассказа Анны Савишны я посматривал на Машу. Она с восторгом слушала обо мне. Отсюда я понял, что Маша может полюбить не только Дефоржа, но и разбойника-атамана Дубровского. Потом Антон Пафнутьич спросил хозяина о здоровье косолапого. Кирила Петрович стал рассказывать случай с медведем и со мной. Гости со вниманием слушали о Мишиной гибели и посматривали на меня. Но я делал вид, что и не подозреваю, будто разговор идет о моей храбрости, хотя в душе я гордился собой. Я спокойно сидел на своем месте, делая замечания своему резвому воспитаннику. Потом я ушел во флигель и погрузился в тяжелые мысли. За обедом все сошло благополучно, но меня вот-вот могли узнать и схватить».

Домашнее задание: озаглавить X– XVIII главы и либо ответить на вопросы «Почему Дубровский открылся Спицыну и Маше?», «Почему помощь Дубровского не подоспела?», либо составить пересказ истории с кольцом от лица Саши или Мити.

«Поединок Раскольникова и Порфирия Петровича»

(Литература. 10 класс. Методические рекомендации. Под редакцией В. Г. Маранцмана.М., 2004.)

Цель урока – показать, как в поединках с Порфирием Петровичем раскрывается образ Раскольникова.Ответы учеников на вопрос домашнего задания обнаруживают, что ученикам непонятны мотивы «преследования» Порфирием Петровичем Раскольникова. В связи с этим в качестве формы урока выбрано составление коллективного творческого пересказа. Такой выбор формы работы обоснован тем, что при пересказе с изменением лица рассказчика, передавая мысли и чувства двух героев, ученики придут к пониманию того, чем продиктовано, во-первых, «преследование» Порфирия Петровича и, во-вторых, поведение Раскольникова во время «допросов».

Также обращение к форме коллективного творческого пересказа представляется необходимым и в связи с тем, что пересказ помогает школьникам лучше разобраться в художественном тексте, почувствовать мысли героев, понять их чувства. Работа предваряется постановкой вопроса: «Что важно Порфирию Петровичу и что важно Раскольникову в этих трех встречах-поединках?»

В старшем классе нет опасения, что ученики будут подменять чувства героя своими, навязывать свое мнение герою, от имени которого будут вести рассказ, но очень часто даже десятиклассники могут передавать события целиком эпически. Поэтому учеников перед подготовкой к пересказу надо предупредить о том, что в пересказе должна быть раскрыта в полной мере личность рассказчика через его отношение к событиям и другим героям, речевые особенности и т. д.

Для коллективного творческого пересказа класс делится на две группы: одна будет вести рассказ от имени Порфирия Петровича, другая – от имени Раскольникова. Пересказ будет оформлен как спор (поединок) между двумя героями. В ходе коллективной работы направляем внимание учеников на авторские ремарки и внутренние монологи, сопровождающие высказывания Раскольникова, обсуждаем их.

Рассказ Порфирия Петровича: «Я хотел спасти Раскольникова»	Рассказ Раскольникова: Порфирий Петрович хотел поймать меня»
«Два месяца назад я познакомился со статьей в „Периодической печати“, которая меня очень поразила. Странной в ней была мысль, что преступление можно оправдать, если оно совершено „необыкновенным человеком“. Ну, с этим человеком так не пройдет, – подумал тогда я. И когда среди заложенных у убитой процентщицы вещей был найден заклад с именем Раскольникова, я сходил и узнал имя автора статьи в редакции. Я очень встревожился, потому что понял, что попал на след. Сразу вызывать Раскольникова я не стал, решил переждать. Я был уверен, что такой человек сам ко мне придет. А мой родственник Разумихин оказался его другом. От него я разузнал все, что мне было нужно. А еще Заметов рассказал о странном поведении и признании Раскольникова. И желание познакомиться с ним у меня возросло»	«О Порфирии Петровиче я узнал от Разумихина. Я узнал, что он интересуется мною и хочет познакомиться. Мне показалось это странным. Наверное, Разумихин ему все про меня рассказал, ведь он такой болтун. И тогда я решил проверить, считает ли он, что это я убил процентщицу, или нет. Поэтому я пошел к нему с Разумихиным. Я очень волновался от предстоящей встречи. И чтобы не выдать себя, я разыграл сцену с Разумихиным. Я стал говорить ему, что он влюбился в Дуню. А сам как будто смеялся над ним. Так, хохоча, я зашел в дом к Порфирию Петровичу»
«Наконец наступил тот день, когда ко мне должен был прийти Раскольников. Я с нетерпением ждал его. Даже пригласил Заметова, чтобы увидеть его реакцию. И когда услышал еще с лестницы его хохот, я сразу понял, чем вызвано это притворное веселье»	«Я был уверен, что сыграно мною очень хорошо и, главное, натурально. Но стоило мне увидеть его умные глаза, как я понял, что выкрутиться перед таким человеком будет сложно. А тут еще Заметов. „Сговорились!“ – мелькнуло у меня в голове. Но я решил не сдаваться, потому что фактов против меня у него не было»
«Познакомившись с Раскольниковым, я стал его изучать. С первого взгляда я определил в нем незаурядного человека. Несмотря на свой измученный вид, он держался молодцом, хотя, конечно, было видно, что очень нервничает. И рассказ его о закладе был достаточно правдоподобным. Если бы я не знал его по рассказам Разумихина, который, конечно, ничего не подозревал, то, наверное, поверил бы ему. Он даже чуть не расплакался, рассказывая, что заклад его– единственная память об отце. Я хотел его подцепить и посмотреть на его реакцию, поэтому завел разговор о преступлении. Я ведь нарочно еще на вечере у Разумихина поднял эту тему, чтобы продолжить ее в присутствии Раскольникова. Так я хотел подобраться к нему»	«Я начал объяснять Порфирию цель своего визита, тоже играл роль, на этот раз сына, дорожащего памятью отца. А сам вглядывался в его лицо и пытался узнать по нему, подозревает он меня или нет. А он нарочно играл со мной. Поэтому догадаться было нельзя. То как будто он верил моему рассказу, то как будто нет. Мне даже несколько раз показалось, что он мне подмигивает. Но я решил уйти отсюда, разузнав, знает он или нет. А тут разговор зашел о преступлении. Меня Разумихин предупреждал, что Порфирий – умный следователь. Я почувствовал подвох. Даже Разумихин заподозрил неладное. Поэтому я сразу напрягся»
«После того как Разумихин назвал меня притворщиком, я обратился к Раскольникову с вопросом о его статье»	«Этого я не ожидал. И это он знал! Теперь у меня не было сомнения: Порфирий Петрович подозревает именно меня. Я понял, что он сопоставил всё, мою статью и убийство старухи, и сделал выводы. Но я был уверен, что фактов у него против меня нет, статья еще ни о чем не говорит. Я понял, что он хочет меня поймать»
«Я постарался изложить его теорию самым циничным образом, потому что был уверен, что он заступится за нее. И он, как я и ожидал, поймался на мою удочку»	«Порфирий вынес из статьи чисто профессиональные выводы. Поэтому я взялся объяснять мою теорию»
«Во время объяснения Раскольникова я видел, как загорелись его глаза, с каким увлечением он рассказывал. Это был человек, глубоко убежденный и верящий в правильность своей идеи, человек, возомнивший себя Наполеоном»	«Я уж больно увлеченно изложил свою теорию Порфирию. Теперь я ждал его дальнейших действий»
«Твердая убежденность Раскольникова так поразила меня, что я не удержался и спросил, верует ли он в Бога и в воскресение Лазаря. А он сидел покойный и говорил страшные вещи»	«Я почувствовал, что Порфирий начал нервничать и злиться»
«Я догадывался, но хотел услышать от Раскольникова, к какому разряду он себя причисляет»	«Это было уже слишком! Так явно и нагло он чуть не спрашивал меня, не я ли убил процентщицу. Если уж подозревает меня, все должно проходить в официальной форме. Я так и сказал»
«Заметив его волнение, я решил поймать его и спросил, не видел ли он маляров, когда был в доме процентщицы. Хотя, по имеющемуся у нас факту, Раскольников был там за три дня»	«Я понял его намерение и решил продолжить игру. Рассказал, что видел за три дня до убийства»
«Раскольников принял мой вызов. Я понял, что с ним надо действовать по-другому»	«После знакомства и разговора с Порфирием я стал ожидать своего ареста. И когда я пришел к нему в контору, я все ждал, что меня вот-вот схватят. Порфирий не сразу принял меня, и мне стало страшно. Поэтому я решил много не говорить и постараться сохранить самообладание, хотя меня уже трясло»
«Я многое передумал после нашей вчерашней встречи с Раскольниковым. И опять мысль, что с этим человеком так не пройдет, овладела мною. Что мне было нужно? Его признание. И я решил вывести его из себя, и тогда он, возможно, выдаст себя»	«Порфирий показался мне не то чтобы неуверенным, но как будто он был в каком-то замешательстве. И особенно странным мне показалось, что он, протянув обе руки ко мне, ни одной не подал, вовремя отнял. Он ни о чем не расспрашивал меня, хотя пригласил на взятие показаний. Я начал говорить, что пришел для дачи показаний. И вдруг почувствовал, что мнительность моя возросла до чудовищных размеров: я боялся сказать не то»
«Я нарочно оттягивал допрос. И это подействовало на него: он начал нервничать. Я начал говорить совсем другое, не по делу следствия»	«Раздражение мое росло. Он никак не начинал разговора, говорил какие-то пустяки. Конечно, я понимал, что это у него такой прием. Я даже со злостью высказался на этот счет, что знаю такой прием. А он начал смеяться. Тогда я принудил себя тоже засмеяться. Но не смог долго выдержать. Я перестал смеяться, а он все смеялся и смеялся. Я не мог понять, над чем он смеется»
«Он с ненавистью смотрел на меня, безудержно смеющегося. Я же ждал, что он предпримет на это»	«Как я возненавидел его! Я не знал причины его смеха, но мне показалось, что я попался. Мне хотелось одного: определенности. И я спросил у Порфирия, намерен ли он меня допрашивать»
«Если бы я не перестал смеяться, он бы ушел, поэтому я прекратил смех. Стал говорить о состоянии преступника. О том, что любой преступник, даже все хорошо рассчитавший, натуру свою не сможет победить. Он, может, и соврет где-нибудь, но натура будет давать о себе знать, она не сможет выдержать. Я посматривал на него и по его состоянию видел, что он уже у меня в руках. Теперь я ждал, когда же он признается»	«Я понял его цель, он надеялся припереть меня к стенке. Он много говорил, ходил взад-вперед по комнате, хихикал так противно. Я весь дрожал, меня колотило. Мне хотелось броситься на него и задушить. Ну почему он мучил меня, почему не говорил, что я убил Алену Ивановну? Когда мне стало невмоготу слушать его, я не выдержал и сказал ему, что если он подозревает меня в убийстве процентщицы, то пусть арестует, но перестанет смеяться и издеваться надо мной»
«Это было бы слишком просто для Раскольникова – арестовать его тут же Я сказал, что он болен и в бреду всякое наговорил»	«Ну вот, он опять увернулся, теперь говорит о моей болезни, о том, что из-за нее я так себя веду. Он нарочно мучает меня. Я не мог перенести такого издевательства, даже начал кричать и требовать, чтобы он сказал честно, обвиняет он меня или нет»
«Раскольников начал кричать, стучать по столу, требовать, чтобы я подтвердил или опроверг его преступление»	«Да, он довел меня до исступления. Но я держался до последнего, потому что понял, что фактов у него против меня нет. Он только пытался таким образом вырвать у меня признание»
«Тут случилось невообразимое. В комнате моей оказался Николай и признался в убийстве старухи и ее сестры. Я пришел в такое замешательство от его признания, что совсем забыл про Раскольникова. И когда обратился к нему, он уже почти пришел в себя. Мне пришлось с ним на время расстаться, пока я не разберусь с Николаем»	«Появление и признание Николая было неожиданностью для меня. Но все-таки спасением. Я даже ободрился. Но Порфирий Петрович, конечно, знал, кто настоящий убийца. Поэтому, когда я вышел из его приемной, он в дверях догнал меня и сказал, что мы еще встретимся. Мне нужно было продолжить начатую игру, и я даже попросил прощения за свою истерику»
«Раскольникову удалось избежать признания и на этот раз, хотя он был близок к нему. Но я надеялся на следующую встречу»	«Я знал, что Николая оправдают и потом примутся за меня. Но пока у меня было время для того, чтобы что-нибудь предпринять. Но Порфирий не выходил у меня из головы: его хитрая игра чуть не довела меня до признания»
«Теперь я был уверен, теория завладела им полностью. Я видел его психическое состояние, близкое к безрассудству, и боялся за него. Я видел, что мои слова довели его до припадка, у него начиналась истерика. Мне было жалко его, и одновременно мысль о том, что он носит в себе чудовищную теорию, не давала мне покоя. Он продолжал не видеть в убийстве преступления. Но мог ли я ему помочь? Я решил идти к нему домой и там все ему сказать, постараться помочь ему»	«Я очень удивился, когда столкнулся в сенях с Порфирием. Он сам пришел ко мне. Что он предпримет на этот раз: опять примется за игру или предъявит обвинение?»
«Я видел, что Раскольников ждет, что я ему скажу. Он был спокоен. Я сказал, что пришел объясниться»	«Я заметил, что у Порфирия озабоченное и серьезное лицо, которое я никогда у него не замечал»
«Я начал рассказывать ему, как в своем следствии я напал на его след и что Николай невиновен»	«Сначала я понял, что он признает меня невиновным. И мне даже стало страшно, потому что у меня не было больше сил жить с этим и я хотел, чтобы меня арестовали. „Так кто же убил?“ – спросил я у него»
«Неужели он продолжал свою роль? Я очень удивился. Я был серьезен, как никогда, и не думал играть. Я все честно ему рассказал. А он продолжает отпираться после этого»	«Что он предлагает, признаться? Как мне быть? Я чувствую, что это конец, но не признаюсь. Продолжить игру, что ли? Но у него такое серьезное лицо сегодня, и нет и тени заигрывания, как было раньше»
«Он продолжает свое. Я ведь пытаюсь сделать так, как лучше для него. Я действительно не хочу вести его под арест. Для него самое лучшее – признаться самому. Это я ему и предлагаю»	«Ах вот оно что, сбавки он мне хочет, благодетель нашелся. А нужна мне она, эта сбавка?!»
«Не понимает меня совсем. Молодой и горячий! Ведь у него вся жизнь впереди»	«Какая жизнь! Да мне разницы нет, как меня засудят. Не это для меня главное сейчас!»
«Как же он не понимает, что эта дурь, теория его, выйдет у него из головы, по-другому он начнет думать и жить! Не такой ведь он подлец. Или трусит он? Но коли такой шаг сделал, надо ведь крепиться»	«Да кем он себя возомнил, почему указывает мне, что мне надо, а что не надо?!»
«Кто я? Я – конченый человек, а ему ведь жить еще и жить...»	«И сколько он мне еще даст походить на воле? Когда он собирается меня сдавать? А вдруг я убегу?»
«Нет, он не убежит. В этом я уверен. Ему воздуху надо сейчас. А что ему бежать? Ведь не вынесет, и так уже еле держится. Нет, не убежит!»	«Неужели это он серьезно? Нет, Порфирий Петрович, я вам еще не сознался»
«Я сделал все что мог. И больше чем уверен, что он сделает так, как я сказал. Я ему верю. Могу пожелать только добрых мыслей и благих начинаний. Пожалуй, мне пора! Не могу больше сидеть: до чего себя может довести человек...»	Ну вот и все. Странное опустошение после его ухода я почувствовал. А он ведь даже не взглянул на меня, когда уходил. Странный... Чего же он добивался?»

Такая форма работы помогла ученикам понять позиции двух героев, и ученикам легко прийти к ответу на вопрос: «Что важно Порфирию Петровичу и что важно Раскольникову в этих трех встречах-поединках?», поставленный в начале работы. Они разобрались, что для Порфирия Петровича, понявшего характер Раскольникова, было важно спасти этого человека от нравственной катастрофы и возродить его к новой жизни. Ученики, находя и обсуждая авторские ремарки, увидели, что в них отражается внутреннее состояние Раскольникова: желание скрыть истинное лицо, не выдать себя, но горькая правда прорывается через его фальшивый тон, неестественное поведение. Обсуждение авторских ремарок дает понимание внутреннего состояния, противоречий, душевных метаний героя, в которых «натура» дает о себе знать. Монолог показывает раздвоенность сознания героя: внутри него идет спор не только с людьми, но и с собой. Раскольников хочет доказать себе, что совершенное им убийство не является преступлением. Если Раскольников в поединках надеется на свою сильную логику («казуистика его выточилась, как бритва»), то, как и предполагал Порфирий Петрович, переступить через свою натуру он не может.

Проблемный вопрос, ведущий к следующему уроку: «Порфирий Петрович был прав, считая, что Раскольников сам покается. Он так и сделал. Но действительно ли кается Раскольников? Действительно ли отрекается от своей теории?»

Перечитать главу, содержащую описание теории Раскольникова, эпизоды двух встреч у Сони. Найти авторские ремарки в исповедях Мармеладова и Раскольникова.

 

Пересказ-анализ

(Брáже Тереза Георгиевна. Целостное изучение эпического произведения: пособие для учителя. – СПб., 2000).

Пересказ-анализ – это пересказ особого типа, с одной стороны, в стиле Белинского и других критиков, у которых он был средством раскрытия творческой концепции произведения. С другой стороны, в таком пересказе учитываются приемы художественного расска­зывания. В борьбе со схематизмом и сухостью преподавания литературы представляется целесообразным педагогически осмыслить это наследие, использовать его в практике школы.

В чем специфика этого вида работы, когда и как приходится к нему прибегать? Вот класс приступает к изучению романа или по­вести. Надо вникнуть в тонкости поведения героев и стиля произве­дения, а книга прочитана давно, и впечатления от нее уже успели сгладиться; кто-то испытывал при чтении тоску, а кое-кто и вовсе еще не читал этой вещи. Учителю необходимо заставить прочитать не читавших ее, напомнить книгу давно читавшим, открыть ее кра­соту тем, кто не испытывал при чтении наслаждения. Обыкновен­ное чтение вслух может быть в этом плане недостаточно пло­дотворным средством, не говоря уже о том, что времени на чтение много отвести нельзя. Тогда-то и можно пользоваться пересказом-анализом.

Пересказ-анализ применим и тогда, когда на композиционно за­конченной части произведения можно решить какую-то проблему анализа, например: изображение Толстым войны 1805 года (вторая и третья части тома I «Войны и мира») и др. Пересказом можно воспользоваться и в анализе це­лых произведений, преимущественно небольших, например расска­зов Чехова или Горького. Такой пересказ может стать формой от­вета учащихся во время бесед о внеклассном чтении.

Избрав пересказ как вид работы, учитель должен подумать и о составлении текста пересказа, и об элементах анализа в нем, и о характере его произнесения.

В первую очередь, нужно решить вопрос о выборе для переска­за композиционно законченного отрывка или отрывков, объединен­ных общей темой. Далее следует определить проблему, выражаю­щую суть данной части произведения. Перед началом пересказа надо четко сформулировать задание для учащихся, чтобы обеспечить на­правленность их внимания. Необходимо стремиться к тому, чтобы поставленная учителем проблема совпадала с той, которую выде­ляет сам автор. Композиционная и целевая четкость пересказа из­бавляет его от аморфности и способствует активизации внимания учащихся. К четкости нужно стремиться потому, что восприятие слушающего менее сосредоточено, чем читающего. Читающий может возвратиться к какой-то мысли, подумать, тогда как слушающий должен непрерывно следить за ходом изложения.

Особенностями восприятия при слушании, а также и недостаточностью времени вызван и пропуск в тексте тех деталей, которые прямо не связаны с проблемой, поставленной перед пересказом, или тех, которые можно передать интонационно. Отбор наиболее выразительных фактов необходим и потому, что самим отбором осуществляется анализ.

Несмотря на необходимость сокращений, нужно соблюдать максимальную близость к тексту и передавать стиль данного автора. Это делает пересказ художественным и способствует эмоционально­сти его восприятия. Нужно ли произносить текст наизусть? Это вещи невозможная, да и ненужная. Возможен и пересказ своими словам, но при бережном отношении к тексту и стремлении воспроизвести стиль писателя.

При пропусках надо соблюдать такую связь между частями текста, чтобы не было резких переходов. При последних необходимы сюжетные мостики, чтобы сохранить цельность впечатления от воссоздаваемой картины.

Указанные выше особенности связаны с составлением текста пересказа. Они делают его своего рода литературной композицией.

Другая группа особенностей связана с элементами анализа в пе­ресказе. Во-первых, анализ содержится в постановке проблемы, которой подчиняется отбор материала, во-вторых, в самом отборе и соединении частей текста, и наконец, анализ осуществляется вплетением в текст пересказа отдельных замечаний, вопросов, размышлений, включением цитат из критических статей, из воспоминании современников и других источников. Однако «посторонний» текст не должен подавлять художественного. Пересказы могут быть двух типов: с «посторонним» текстом и без него. Оба равноправны, и в выборе надо исходить из конкретных условий.

Будучи автором композиции, учитель, таким образом, становит­ся как бы вторым автором текста. Интересное замечание есть у Горького. Он писал о роли автора в произведении: «В романе, в повести люди, изображаемые автором, действуют при его помощи, он все время с ними, он подсказывает читателю, как нужно их понимать, объясняет ему тайные мысли, скрытые мотивы действий изображаемых фигур, оттеняет их настроения описаниями природы, об­становки и вообще все время держит их на ниточках своих це­лей». Поэтому нужно продумать содержание замечаний, их место и пос­ледовательность, чтобы они имели свою логику – логику анализа материала.

Анализ содержится и в характере звучания пересказа. Конечно, учитель должен хорошо знать текст и пересказывать его преимуще­ственно без помощи книги. Отдельные отрывки (но только отдель­ные, а не подряд) он может прочесть и по книге. Хорошее знание текста дается не сразу. Но если учитель работает над произведени­ем не первый раз, он чаще всего знает его очень подробно. Это трудно, зато как любят ученики, когда их учитель много знает наи­зусть или близко к тексту, тогда и у них может родиться желание знать так же самим. Но главный вопрос – о выразительности пере­сказа. В последнее время справедливо говорят о том, что учителю необходимо уметь выразительно читать. Но иногда этот вопрос интерпретируется так, что учителя ставят в положение актера, даже нескольких актеров сразу, заставляя разыгрывать различные эпи­зоды. Это справедливо по отношению к передаче драматического произведения, так как в нем жизнь воспроизводится в прямом, объективном виде. Но нельзя разыгрывать ни лирические, ни эпи­ческие произведения. В них жизнь передана через субъективную призму автора, и даже если нет в произведении фигуры рассказчика, образ автора все равно будет ощутимым (выше приводились слова Горького о специфике эпического произведения). Поэтому задача учителя – выступить неисполнителем, а рассказчиком. Исполнитель стремится к объективной передаче произведения, рассказчик имеет свои субъективные цели. Исполнитель перевоплощается в героев, рассказчик остается самим собой, даже передавая речь других лю­дей. В том случае, если субъективное отношение учителя к героям и событиям совпадает с отношением автора произведения, учитель выступит рассказчиком «от автора», если же его субъективная точ­ка зрения другая, он может вступить с автором в спор, передавая это интонационно. Чаще приходится передавать авторскую точку зрения, иногда же возникает совсем иная педагогическая задача, меняющая характер интонаций.

Стремление же некоторых учителей «разыгрывать» эпизоды при­водит часто к тому, что слово перегружается актерскими эмоциями и исчезает самая мысль текста. Поэтому стоит сдерживать эмоции говорящих героев, чтобы больше чувствовались сила и поэзия само­го слова. Все это отличает выразительность рассказчика от выразительности актерской. Учитель должен быть именно рассказчиком и по специфике эпического жанра, и по своей субъективной педагогической задаче. Много полезного для понимания специфики этой работы он может найти в воспоминаниях мастеров художественного рассказывания и книгах о них, таких, как «Вечера рас­сказа» А.Я.Закушняка, «Книга о чтецах» Н. Ю. Верховского, в трудах Г. Артоболевского, Е. И. Тиме и других. Предельно четко выразил своеобразие этой работы А. Я. Закушняк, сказав, что задача рассказчика – «уничтожить в себе актера, не играть тех или иных образов, действующих в произведении, а попытаться рассказать об этих образах, сделавшись как бы вторым автором».

Практика показала, что такая работа хорошо воспринимается учащимися и оказывает на них благотворное воздействие. Причины этого заключаются в том, что пересказ действует сразу и на эмоции и на разум. Воздействие на эмоции учащихся легко понять. Глубоко гуманное, человеческое содержание литературы доносится до них не в сухом, препарированном виде, а так, как это звучит у великих писателей. Глубокое содержание и прекрасная художественная форма не могут не найти отклика. Сила искусства всегда покоряет слушателей, и на основе этой живой прочувствованное восприятия строится все эстетическое воспитание, воспитание любви к прекрасному в искусстве и через искусство - к прекрасному в жизни. Эмоциональность воздействия усиливается, если рассказчик сам чувствует и умеет передавать чувство.

Но пересказ действует не только на эмоции. Он развивает и мышление учащихся и воспитывает у них культуру чтения. Заключается это вот в чем: учащиеся приучаются видеть даже в небольшом отрывке ту же глубину, которую видит учитель. Не поверхностно пробежать глазами по странице, а слушать и одновременна думать учат пересказы. Этому способствует постановка определенной, четкой цели, которая ориентирует учащихся при слушании или самостоятельной работе, обеспечивает направленность мысли и темсамым глубокое и полное восприятие произведения. При внешней пассивности слушающих пересказ-анализ активизирует их внутрен­нее внимание. Видеть глубину мысли, красоту и силу языка, гармо­нию в описании фактов и в деталях повествования, на деле ощущать единство формы и содержания – вот чему учат пересказы. Отбор фактов и комментариев направлен к тому же. Все это и воспитывает вдумчивого читателя, развивает мышление учащихся.

Кроме того, подготовка пересказов самими учащимися способ­ствует развитию культуры их речи. Они должны усвоить фразеоло­гию и строй речи писателя и найти свои слова для комментариев и соединения частей текста.

Такова специфика воздействия на учащихся этого вида работы.

Возможный текст пересказа-анализа сюжет­ной линии Базаров- Одинцова

Приглашенные на бал к губернатору Аркадий и Базаров поме­стились в уголке. Аркадий танцевал плохо, а Базаров и вовсе не танцевал. «Одинцова приехала», – со смущением проговорил Сит­ников (он к ним присоединился на балу). В дверях зала остановилась женщина высокого роста в черном платье. Она поразила Аркадия Достоинством своей осанки. «Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на пока­тые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокой­но, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависше­го белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица... движения ее были особенно плавны и естественны в одно и то же время». Внешний облик героини - очень важная деталь ее образа. В нем намечаются основные черты ее характера - спокойствие, благородство, изящество, сила в соединении с мягкостью.

Одинцова заинтересовала собой Базарова. «Это что за фигура? На остальных баб не похожа... У ней такие плечи, каких я не видь вал давно... Посмотрим, к какому разряду млекопитающих приналежит сия особа... Чувствует мой нос, что тут что-то не ладно». Что хочет сказать Базаров? Что Одинцова красива, что в ней есть что- то, отличающее ее от остальных женщин дворянского круга, что это все возбуждает у Базарова интерес к ней. Есть ли в содержании эти мыслей что-нибудь грубое, циничное? Вряд ли. Это справедливая и даже тонкая оценка Одинцовой. Но «Аркадия покоробило от цинизма Базарова», от цинизма выражения мыслей

Не только Базаров обратил внимание на Одинцову, но и она за метила его. «С кем это вы стояли?» - спросила она Аркадия, когда тот танцевал с нею. «А вы его заметили? - спросил в свою очередь Аркадий» (значит, могла и не заметить). «Не правда ли, какое у нее славное лицо?» И Аркадий принялся рассказывать о своем приятеле «так подробно и с таким восторгом, что Одинцова обернулась к нему и внимательно на него посмотрела». Прощаясь с Аркадиев она пригласила к себе и Аркадия, и Базарова. «Мне будет очереди любопытно видеть человека, который имеет смелость ни во что верить». Одинцова оказывается внимательной и наблюдательной женщиной, способной с первого взгляда почувствовать необычность Базарова.

Мы знаем, что такое Базаров. Но что же такое Одинцова? Ее биографию уже успели узнать оба приятеля, отправляясь к ней в го­сти. В прошлом Анны Сергеевны - ключ к пониманию ее характера.

Анна Сергеевна Одинцова, по мнению губернских остряков, про­шла через огонь, воду и медные трубы. Сама она полагает, что про­жила долгую (ей 29-й год) и несчастную жизнь, в которой было «вос­поминаний много, а вспоминать нечего». Дочь дворянина, из­вестного красавца-игрока, и обедневшей княжны, она получила в Петербурге блестящее светское воспитание. От отца она унасле­довала любовь к роскоши. Ей трудно пришлось, когда отец про­игрался и вынужден был переселиться в деревню, где скоро умер, оставив детям крошечное состояние. Мать умерла раньше. В двад­цать лет Анна Сергеевна должна была вести самостоятельную жизнь и отвечать за воспитание младшей сестры. Посоветоваться было не с кем: по отцовской традиции она презирала соседей, они платили ей тем же. Не подготовленная «блестящим» воспитанием к перене­сению забот по хозяйству и дому, она научилась многому в этот период жизни и сумела стать главою своего небольшого дома. Она же занималась воспитанием сестры. «В переделе была...нашего хлеба покушала», - говорит об этом Базаров.

Замуж Анна Сергеевна вышла не по любви, а по расчету, чтобы не «увянуть в глуши», за пожилого и богатого человека, которого считала добрым, но едва выносила. На толки и пересуды по пово­ду ее брака Одинцова не обращала внимания - «характер у нее был свободный и довольно решительный». Скорая смерть мужа сдела­ла ее богатой помещицей в губернии. За ум, независимость и гор­дость ее уважали и боялись, но не любили. Она вела уединенную жизнь в своем имении в Никольском, где был великолепный, от­лично убранный дом, прекрасный сад с оранжереями, богатое хо­зяйство.

Обеспеченность как основа ее независимости, возможность ро­скоши в жизни, спокойствие, ум и самостоятельность, холодность и незнание любви, отсутствие интересных людей вокруг нее, отсут­ствие друзей - вот особенности жизни Анны Сергеевны к моменту Встречи ее с Базаровым.

При первых встречах, на балу и в гостинице, ею двигало любо­пытство узнать, что это за человек. Она наблюдает за тем, как тот доведет себя, что будет говорить.

Что же Базаров? Аркадий с тайным удивлением заметил, что Базаров сконфузился. Базаров сам почувствовал это, и ему стал досадно. «Вот тебе раз! бабы испугался!» - подумал он и заговори преувеличенно развязно», а «Одинцова не спускала с него своих ясных глаз». «Ломанье Базарова в первые минуты посещения не приятно подействовало на нее... но она тотчас же поняла, что он чувствовал смущение, и это ей даже польстило».

Базаров говорил много. Он увидел в Одинцовой умную собеседницу. Оказалось, Одинцова не теряла времени в уединении, читает хорошие книги и могла говорить о медицине, о гомеопатии, о ботанике. Одинцова учла неразвитость художественного вкуса у Базарова, но, главное, увидела в нем ум, самобытность, силу и отсутствие в нем пошлости, несмотря даже на развязность его поведения в первое время. Часа три с лишним длилась беседа, неторопливая, разнообразная и живая. Любопытство Одинцовой перешло в заинтересо­ванность. «Одно пошлое ее отталкивало, а в пошлости никто бы не упрекнул Базарова». Прощаясь, Анна Сергеевна пригласила друзей к себе в Никольское. Поступок был необычным. Анна Сергеевна со­вершила его, подумав немного и с нерешительной улыбкой. Арка­дий и Базаров тоже почувствовали смелость этого приглашения -«герцогиней, владетельной особой» «таких сильных аристократов как мы с тобой». В ответ на приглашение Базаров только поклонился, а Аркадий заметил, что Базаров покраснел. Интерес Базарова и Одинцовой друг к другу после свидания в гостинице углубился!

В Никольском приятелей встретили два рослых лакея в ливрее один побежал за дворецким и тут же провел их в особую комнат приготовленную для гостей. Потом они спустились в гостиную, куда Анна Сергеевна просила их «пожаловать через полчаса». Дожидаясь хозяйки, Базаров и Аркадий огляделись. «В доме...царствовав порядок: все было чисто, пахло каким-то приличным запахом, точно в министерских приемных». В гостиной стояла тяжелая дорогая мебель в чопорном порядке. «Какой гранжанр! - заметил Базаров, –кажется, это так по-вашему называется?» «По- вашему», т. е. по обы­чаям чуждого для Базарова дворянско-аристократического миг" живет Анна Сергеевна, и это возбуждает в нем желание «аль рать?»

Но спустилась хозяйка, начались общие разговоры, а затем чай и жизнь покатилась, «как по рельсам». В доме Анны Сергеевны был строгий распорядок. «Все в течение дня совершалось в известную пору. Утром, ровно в 8 часов, все общество собиралось к чаю; от чая до завтрака всякий делал что хотел, сама хозяйка занималась с приказчиком... с дворецким, с главною ключницей. Перед обедом общество опять сходилось для беседы или для чтения; вечер посвя­щался прогулке, картам, музыке; в половине одиннадцатого Анна Сергеевна уходила к себе в комнату, отдавала приказания на сле­дующий день и ложилась спать. Базарову не нравилась эта разме­ренная, несколько торжественная правильность ежедневной жизни... ливрейные лакеи, чинные дворецкие оскорбляли его демократиче­ское чувство».

Со всем тем в молодых людях произошла перемена. Они раз­делились. Анна Сергеевна, очевидно, благоволила к Базарову. Ар­кадий не мог ее занимать, поэтому был чаще с Катей - сестрой Ан­ны Сергеевны, и ему было хорошо с ней, а Одинцовой - с Базаро­вым. Обыкновенно случалось так: побыв немного вместе, они расходились; Катя обожала природу, и Аркадий ее любил; «Один­цова была к ней довольно равнодушна, так же как и Базаров». При­глашая Базарова гулять поутру, она хотела узнать от него латинские названия полевых растений и их свойства, так как «во всем нужен порядок». И они отправлялись ботанизировать, разговаривали, спо­рили.

«В Базарове... стала проявляться небывалая прежде тревога: он легко раздражался, говорил нехотя, глядел сердито и не мог усидеть на месте, словно что его подмывало». Он перестал говорить с Ар­кадием об Одинцовой, перестал даже бранить ее «аристократические замашки», и «вообще он с Аркадием беседовал гораздо меньше пре­жнего... он как будто избегал, как будто стыдился его...» Он вдруг спросил у Одинцовой, зачем она, с ее умом и красотою, живет в де­ревне, тогда как раньше не допускал такого сочетания в женщинах. Он стал странно вести себя: то «отправлялся в лес и ходил по нем большими шагами, ломая попадавшиеся ветки и браня вполголоса и ее, и себя», то «забирался на сеновал, в сарай, и, упрямо закры­вая глаза, заставлял себя спать».

«Настоящей причиной..."новизны" было чувство, внушенное Базарову Одинцовой, чувство, которое его мучило и бесило... Один­цова ему нравилась... свобода и независимость ее мыслей, ее несом­ненное расположение к нему - все, казалось, говорило в его пользу; но он скоро понял, что с ней "не добьешься толку", а отвернуться от нее он, к изумлению своему, не имел сил. Кровь его загоралась, как только он вспоминал о ней; он легко сладил бы со своей кро­вью, но что-то другое в него вселилось, чего он никак не допускал, над чем всегда трунил... В разговорах с Анной Сергеевной он еще больше прежнего высказывал свое равнодушное презрение ко всему романтическому; а оставшись наедине, он с негодованием сознавал романтика в самом себе...» Вот в чем ключ к тревоге, к внутреннему разладу Базарова. Он, в теории отрицавший возвышенную романтическую любовь, полюбил сам, и не только грубого «толкуя хотел он добиться. «Вдруг ему представится, что эти целомудренные руки когда-нибудь обовьются вокруг его шеи, что эти гордые губы ответят на его поцелуи, что эти умные глаза с нежностью – да, с нежностью остановятся на его глазах, и голова его закружится, и он забудется на миг...» Базаров, утверждавший, что анатомия глаза не оставляет места для загадочных или нежных взглядов, мечтал именно о нежных взглядах. Непредвиденная Базаровым, отрицаемая им большая, глубокая любовь, любовь в смысле «романтическом», заняла его сердце. Базаров любит в Одинцовой не только красивую женщину, но и человека умного и сильного. Романтика, любовь «в смысле идеальном» существует, и Базаров вынужден убедиться в этом на своем собственном опыте. Эта романтика сильна, ее нельзя выкинуть из сердца. Но, с другой стороны, это не только урок Базарову. Это проверка его характера, и на деле Базаров оказывается выше и человечнее своих теорий. Это поражение Базарова, но такое, в результате которого он стал лучше, сердечнее, человечнее. Способность к большой любви много говорит о человеке. «Признак великого сердца» увидел Достоевский в «беспокойном и тоскующем Базарове», «несмотря на весь его нигилизм». Общую оценку Достоевским характера Базарова, близкую само­му Тургеневу, вполне можно отнести и к тоске Базарова по большой любви.

Любовь Базарова действительно была гордой. «Ему казалось иногда, что и в Одинцовой происходит перемена, что в выражении ее лица появлялось что-то особенное, что, может быть...» Но даже желание поверить, что и она его полюбит (в этом смысл «может быть»), даже благосклонность к нему Одинцовой не закрывали ему глаза на истинное положение вещей. У него было ясное представление, что Одинцова вряд ли его полюбит. И однажды Базаров «объявил о своем отъезде не с мыслию испытать ее, посмотреть, что: из этого выйдет: он никогда не "сочинял"». Открываться в своей любви, умолять любимую женщину он не хотел. Он и не открылся бы, если бы не поведение Одинцовой.

А как же она вела себя?

Базаров не совсем ошибался, замечая в Одинцовой что-то осо­бенное. «Он поразил воображение Одинцовой, он занимал ее, она много о нем думала. В его отсутствие она не скучала, не ждала его, но его появление тотчас ее оживляло... Она как будто хотела и его испытать и себя изведать». Когда он внезапно объявил ей о своем отъезде, «она побледнела, словно ее что в сердце кольнуло».

«Как все женщины, которым не удалось полюбить, она хотела чего-то, сама не зная, чего именно». «Ее ум был пытлив и равно­душен в одно и то же время: ее сомнения не утихали никогда до за­бывчивости и никогда не дорастали до тревоги. Не будь она бога­та и независима, она, быть может, бросилась бы в битву... Но жи­лось ей легко, хотя она и скучала подчас... Бывало, выйдя из благовонной ванны, вся теплая и разнеженная, она замечтается о ничтожности жизни, об ее горе, труде и зле... Душа ее наполнится внезапной смелостью, закипит благородным стремлением; но сквоз­ной ветер подует из полузакрытого окна, и Анна Сергеевна вся сожмется, и жалуется, и почти сердится, и только одно ей и нужно в это мгновение: чтобы не дул на нее этот гадкий ветер». Интерес к чему-то новому и боязнь этого нового лежат и в основе ее отно­шения к Базарову.

Базаров ей нравился - «отсутствием кокетства и самою резкостью суждений», силой. В них было даже некоторое сходство в уме, в стремлении к самостоятельности, в равнодушии к природе. Но странным казался ей этот лекарь в аристократическом великолепии ее жизни. Базаров «сердил или оскорблял ее вкус, ее изящные при­вычки». Она чувствовала пропасть между собою и демократическим лекарем, однако сила его натуры увлекала ее.

Комментируя впоследствии свой роман, Тургенев писал К. К. Случевскому, что «Одинцова так же мало влюбляется в Аркадия, как в Базарова». Но против Тургенева - истолкователя своих произведений - может выступить Тургенев -автор произведения. Изображая психологическое состояние Одинцовой, Тургенев Дает такие детали, которые говорят о большем, чем простая заинтересованность, чувстве Одинцовой к Базарову. Если принять во внимание особенности психологи­ческого анализа у Тургенева и вдуматься в то, какие мысли и чувства героев стоят за лаконичными деталями, изображающими результат их чувства (протянула вперед обе руки, проговорила с невольной нежностью и т. д.), то станет ясно, что в Одинцо­вой есть зародыш чувства к Базарову, надо только дать ему развиться. Поэтому со­вершенно правы исполнительницы роли Анны Сергеевны Т. В. Киселева в спектак­ле, поставленном режиссером В. С. Смышляевым в Москве в 1933 году, и А. Ларионова в фильме 1959 года, показывая своих героинь тянущимися к Базарову.

Любопытство Одинцовой пе­реходит в заинтересованность, заинтересованность в увлечение, ко­торое может вырасти в любовь, но...

Одинцовой надо знать, что представляет собой Базаров как человек. Она думает о нем, она решает, может быть, «или»» (так обозначал Писарев вслед за Тургеневым внутреннее коле­бание Одинцовой - дать ей волю своему увлечению, чтобы оно выросло в чувство, или нет).

Последние перед отъездом Базарова разговоры были нелегки для них, и особенно для Базарова, так как Анна Сергеевна спрашивает его о нем самом, о его чувствах и настроениях. Она предлагает ему остаться.

«- Зачем ехать? - проговорила Одинцова, понизив голос...

- А зачем оставаться? - отвечал Базаров. Одинцова слегка повернула голову.

- Как зачем? Разве вам у меня не весело? Или вы думаете, что об вас здесь жалеть не будут?

- Я в этом убежден.

...Одинцова покусала угол носового платка.

- Думайте, что хотите, но мне будет скучно, когда вы уедете.

Отворите это окно... мне что-то душно. Базаров встал и толкнул окно. Оно разом со стуком распахну­лось... Он не ожидал, что оно так легко отворялось; притом руки его дрожали.

Расскажите мне что-нибудь о самом себе; вы никогда о себе не говорите... Вам нечего говорить - вам это самим известно, - что вы человек не из числа обыкновенных... К чему себя готовите? Какая будущность ожидает вас? Я хочу сказать - какой цели вы хоти­те достигнуть, куда вы идете, что у вас на душе? Словом, кто вы! что вы?»

Ей не хочется отпускать от себя Базарова, ей хочется проник­нуть в его мысли, понять их. Он ведь действительно мало говорил о себе, а ее это интересует. На слова Базарова, что он будущий уездный лекарь, она делает нетерпеливое движение: Базаров в такой! роли для нее неприемлем. Она обиженно говорит о недоверии к ней - она «сумела бы понять» Базарова. Базаров отвечает: «...я воя обще не привык высказываться, и между вами и мною такое расстояние...» Но Одинцова возражает: «Какое расстояние? Вы опять мне! скажете, что я аристократка...» Она пытается уверить Базарова в том, что они могут стать хорошими друзьями, если исчезнет его сдержанность. Ей хочется знать, что в нем «теперь происходит». Она несколько раз возвращается к этому. Она просит объяснить ей причину напряженности Базарова. И тот не выдерживает. «Что же остается делать несчастному Базарову? - замечает Писарев в статье "Реалисты".- Ведь, наконец, всякие человеческие силы должны истощиться... когда любимая женщина два дня подряд умоляет вас об одном и том же... и когда все ее Просьбы, все ее ласковые слова клонятся исключительно к той самой цели, к которой вы сами стремитесь всеми силами своего существа».

Не рассердится ли Одинцова, если Базаров выскажет причину своей сдержанности? «- Нет.

- Нет? - Базаров стоял к ней спиною. - Так знайте же, что я люб­лю вас, глупо, безумно... Вот чего вы добились».

Базаров высказал глубокую свою тайну. Как же реагирует на это Одинцова?

«Одинцова протянула вперед обе руки...» Ей «стало и страшно, и жалко его.

- Евгений Васильевич, - проговорила она, и невольная нежность зазвенела в ее голосе.

Он быстро обернулся, бросил на нее пожирающий взор, - и, схва­тив обе ее руки, внезапно привлек ее к себе на грудь.

Она не тотчас освободилась из его объятий: но мгновение спу­стя она уже стояла далеко в углу и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней...

- Вы меня не поняли, - прошептала она с торопливым испугом... Базаров закусил губы и вышел».

Перед отъездом Базарова они виделись еще раз, но все было уже ясно. «Ведь вы, извините мою дерзость, не любите меня и не полю­бите никогда?» - говорит Базаров. «Анна Сергеевна не отвечала ему. "Я боюсь этого человека", - мелькнуло у ней в голове».

Почему же не состоялось счастье Базарова, почему Одинцова так и не ответила на его любовь?

Когда Базаров ушел, она ходила и думала о нем и о себе. Раз она даже всплакнула. В себе она чувствовала что-то такое, что го­ворило о возможности другого исхода. «"Или?" - произнесла она вдруг и остановилась и тряхнула кудрями... "Нет", - решила она на­конец, - бог знает, куда бы это повело, этим нельзя шутить, спо­койствие все-таки лучше всего на свете».

На этом заканчивается пересказ-анализ, и учащимся предлагается Подумать, почему Одинцова решила «не шутить» этим «или».

Основа ее жизни и характера - спокойствие. Вторжение Базаров» в ее мир означало бы конец этого спокойствия, и душевного, и общественного, и поэтому силой разума, холодности она решила «наконец» (значит, было раздумье, как была невольная нежность и протянутые к Базарову руки), что это мезальянс. Базаров-нигилист был человеком чуждого ей мира. В отношении политическом это был человек, не верящий в те основы жизни, которые казались ей закон­ными, привычными. По социальному происхождению Базаров -выходец из низов. В отношении материальном бедняк, будущий лекарь, в лучшем случае ученый - опять-таки трудовой человек. По жизненным привычкам он был демократ, вкусы которого расходи­лись с ее вкусами. О «перевоспитании» Базарова нечего было и меч­тать. В отношении психологическом характер Базарова был слиш­ком резок, даже груб для Одинцовой. Она испугалась резкости вы­ражения Базаровым чувства. Даже если бы Одинцова и полюбила Базарова, она все-таки не пошла бы за ним в его «горькую, терп­кую, бобыльную жизнь».

А как же Базаров? Ему тяжело в этом конфликте, он по положе­нию в нем побежденный, но насколько сильнее и глубже сердцем он выглядит в этой истории, чем «холодная барыня» Одинцова. База­ров отрицал романтику, но она в нем появилась и украсила его; Одинцова же считала, весьма возвышенно, что в любви «жизнь за жизнь. Взял мою, отдай свою, и тогда уж без сожаления и без в врата. А то лучше и не надо». А на деле она вообще оказалась способной к любви и очень скоро, спокойно отказавшись от требо­вания «жизнь за жизнь... а то лучше и не надо», вышла снова за­муж, и снова не по любви, а «по убеждению». Быть может, пишет Тургенев с иронией, они с мужем «доживутся... до любви». Такие выводы могут сделать учащиеся.

 

Что сделано с текстом глав XIV–XIX романа? Прежде всего, он сокращен. Текст этих шести глав занимает в книге 40 страниц, текст пересказа – в пять раз короче. Выпущена совсем линия Аркадий– Одинцова и Аркадий –Катя. Сокращены разговоры героев. Из остального материала составлена композиция; отдельные куски смонтированы пересказом учителя. Но, главное, почти везде сохранен тургеневский текст.

«Базаров и Одинцова» - один из возможных примеров переска­за-анализа, делаемого учителем. На наш взгляд, пересказы можно использовать в классах, где затруднено близкое знакомство уча­щихся с текстом. Варьируя характер монтажа и анализа, ставя различные цели, можно сделать этот вид работы многогранным, пло­дотворным и интересным.

Пересказ-анализ может быть формой работы самих учащихся. Обычно совмещение пересказа и анализа вначале им трудно дает­ся. Помогают на первых порах планы-конспекты, составляемые уча­щимися. Степень подробности бывает разной в ученических пере­сказах, так же как разными могут быть задачи, определяющие от­бор материала.