Вы попадали в плен? У вас было ранение?

Когда и где Вы родились?

- Я родился в 1913 году в г. Ульяновске. Родители мои занимались крестьянским хозяйством.

Вы пошли на войну добровольцем?

- На фронт я попал не в 1941 году, как большая часть мужского населения нашей страны, а гораздо раньше. Повестку в военкомат я получил в сентябре 1939 года, когда началась война с Финляндией. В это время я работал инструктором вождения в Ульяновском автомобильном техникуме. Мне было 22 года. Я только недавно женился. Прожил в браке менее полугода. Только во вкус вошел. Ушел практически со свадьбы. Что поделать нашим войскам были нужны опытные водители.

- Как ваши родители отнеслись к тому, что вы решили пойти на войну?

- К тому времени отец уже умер, а мать болела, мне давали отсрочку, но я все-таки решил пойти служить.

- В каких войсках Вы служили и где?

- Во время финской войны я служил водителем. Возил боеприпасы, продовольствие. Потом нас вместе с машинами погрузили на железнодорожные платформы и отправили в Румынию. Эта страна мне очень понравилась. Наши войска, еще не измотанные войной, не зверствовали, поэтому и местное население относилось к нам неплохо. Было такое впечатление, что румыны восприняли советскую оккупацию, просто, как смену власти. К нашим машинам постоянно подходили местные девчушки с подносами, на которых было полно фруктов, вина и всякие вкусности. Продавалось это за сущий бесценок. Румыны воевали плохо, а отступали хорошо. Очень скоро мы значительно продвинулись на их территорию, и война закончилась. Румыния заключила с СССР мирный договор, в котором признавала захваченные территории за Россией. Тогда же в Румынию, вместе с офицерскими женами, приехала моя супруга. Вот где был настоящий праздник.

Ровно через год, как я был мобилизован, в сентябре 1940 года меня отпустили домой. Ну, все, думаю, наконец-то заживу как нормальный семейный человек. Но идиллия продолжалась не долго  26 июня 1941 года я снова был на сборном пункте в Ульяновске. Попал в 21-й автомобильный учебный полк.

Расскажите о первых годах войны.

- Вплоть до 1943 года я работал в тылу инструктором. Обучал шоферов перед отправкой в боевые части. В 43-ем меня, старшего сержанта, назначили бригадиром по ремонту боевой техники – самоходок «СУ-85» на базе танка «Т-34» (мы их звали «сучки») и автомобилей – и отправили на фронт. Первый бой наш самоходный артиллерийский полк №1057 принял в Вильнюсе. Затем, в январе 1944, мы пересекли границу, и пошли на Восточную Пруссию, на Кенигсберг.

Ваше самое яркое впечатление того времени?

- Удивлялись наши солдаты, видя, как жили бюргеры. Очень богатые усадьбы, где уже были автопоилки для скота, у нас о них тогда и не слыхивали. Очень много брошенной техники, вся исправная. На развилках дорог стояли мостки, на уровне кузова грузовика. Пленные объяснили, что на них ставили бидоны с молоком и продукты, которые привозили с усадеб. На продукты вешали квитанции, от кого, мол, этот бидон молока и кому. С мостков покупатели забирали груз и везли в город или еще куда. И никогда у них ничего с мостков не пропадало!

Какие моменты войны остались в вашей памяти навсегда?

- Немцы у же ослабли и боялись передвигаться по главным дорогам. Мы разок, сами на них напоролись. Искали своих, свернули на проселочную дорогу, выезжаем к поселку, а там враг. Немецкие самоходки «Фердинанды» тут же развернулись и влупили по нам в упор. Мы – в разные стороны. Снаряды рвались прямо под ногами, пули свистели, наверное, в сантиметре от головы. В 200 метрах вижу: немцы к нам бегут. Ну, все, думаю, конец. В плен бы нас не взяли. А отстреливаться, из автомата и пистолета от бронетехники – безнадега полная. Ползком, перебежками, почерневшие и оглохшие бот разрывов, выбрались из этой передряги. Уцелело тогда человек пять, вместе со мной.

Вы попадали в плен? У вас было ранение?

- Мне повезло  в плену я не был, а вот ранение было. Подбили мой броневик «БА-10». Поехал его сдавать. Зашел в домик, где лейтенант сидит. Откуда прилетел снаряд, до сих пор не знаю. Выбросило меня из дома, как щепку. Лейтенанта убило на месте, а мне осколок в лицо попал. Ранение вроде легкое, но тогда ни перевязочных материалов, ни медикаментов не было. К тому же я простудился в госпитале и заболел. Заболел «рожей». Без сознания был, температура под 40. Сквозь полусон слышал, как солдаты и врачи говорили: «Этот не жилец». Санитары засунули мою голову в какую-то трофейную печь с лампочками, чтобы прогреть. Все до единого волоса потерял и ослеп, но немного пришел в себя. Продиктовал медсестре письмо домой жене, что, мол, все в порядке – жив. Потом мне окулиста привезли, аж с другого фронта. Она-то и спасла мне зрение. Я за это ей подарил трофейные золотые швейцарские часы. Когда немного встал на ноги, меня отправили долечиваться в Ульяновск.