Пьеса предоставлена Ольгой Амелиной

(Библиотека драматургии - http://lib-drama.narod.ru)

 

Э.Ионеско. Урок / E.Ionesco. La Leçon

Комическая драма. Перевод Н. Мавлевич, 1991

Москва, изд-во "Текст", 1991

OCR & spellcheck: Ольга Амелина, январь 2006

 

 

Действующие лица

 

У ч и т е л ь, лет 50-60.

У ч е н и ц а, 18 лет.

С л у ж а н к а, лет 45-50.

 

 

Декорации

 

Кабинет старого учителя, служащий также столовой. С левой стороны сцены дверь, выходящая на лестничную площадку; в глубине, с правой стороны, — дру­гая, ведущая в коридор квартиры.

В глубине, левее, небольшое окно с простыми занавесками, снаружи перед ок­ном — горшки с простенькими цветами.

Из окна видна панорама небольшого городка: невысокие дома с красными чере­пичными крышами. Серовато-голубоватое небо. Справа на сцене стоит деревен­ский буфет. Посреди комнаты стол, одновременно обеденный и письменный. Пе­ред ним три стула, еще два — справа и слева от окна; на стенах, оклеенных светлыми обоями, несколько полок с книгами.

Поднимается занавес, довольно долго сцена остается пустой. Наконец раздается звонок в левую дверь.

 

Голос Служанки (за кулисами). Да-да. Сию минуту.

 

Появляется сама Служанка, которая, видимо, бегом спустилась со второго этажа и запыхалась. Это крупная краснолицая женщина лет 45-50, в деревенском чепце.

Служанка стремительно вбегает через правую дверь, которая захлопывается за ней, и спешит, вытирая фартуком руки, к левой. Раздается еще один звонок.

 

Сейчас. Уже иду. (Открывает дверь.)

 

Входит 18-летняя девушка в строгом сером платье с белым воротничком, под мышкой зажат портфель.

 

Добрый день, мадмуазель.

Ученица. Добрый день, мадам. Господин учитель дома?

Служанка. Вы пришли на урок?

Ученица. Да, мадам.

Служанка. Он вас ждет. Присядьте пока, а я доложу.

Ученица. Благодарю вас, мадам.

 

Она садится к столу, лицом к публике. Служанка все так же торопливо выхо­дит в дверь, ведущую внутрь квартиры, и зовет Учителя.

 

Служанка. Мсье, к вам ученица. Пожалуйте вниз.

Голос Учителя (дребезжащий). Спасибо... Иду... Одну минутку...

 

Служанка уходит. Ученица сидит, выпрямившись, на стуле, положив порт­фель на колени, и послушно ждет; мельком оглядев комнату, мебель, потолок, достает из портфеля тетрадь, листает ее, задерживается на какой-то странице и как будто повторяет урок или проверяет в последний раз домашнее задание. Она производит впечатление воспитанной, учтивой, но подвижной, жизнерадостной, энергичной девушки с приветливой улыбкой; по ходу действия ее движения за­медляются, делаются вялыми; из веселой и улыбчивой она становится грустной и мрачной; бодрость ее сменяется усталостью и апатией, а к концу пьесы она вы­казывает явные признаки нервной депрессии: с трудом подбирает и выговаривает слова, язык у нее заплетается и, кажется, вот-вот отнимется совсем. Самоуве­ренность Ученицы, доходящая до строптивости, мало-помалу исчезает, девушка словно превращается в неодушевленный предмет, в безвольную куклу в руках Учителя, все ее чувства и естественные рефлексы настолько атрофируются, что даже последнее его деяние не вызовет у нее никакой реакции, лишь в глазах на неподвижном лице отразится несказанное изумление и ужас; переход от

одного состояния к другому должен, разумеется, происходить незаметно.

Входит Учитель. Сухонький старичок с седой бородкой; в черной ермолке, пенсне, в длинном черном учительском сюртуке с пристежным воротничком, при черном галстуке, в черных туфлях. Он чрезвычайно вежлив, очень застенчив, даже несколько запинается, в общем — типичный учитель, воплощенная благопристойность. То и дело потирает руки, а в глазах по временам вспыхивает и тут же гаснет

похотливый блеск.

По ходу действия робость его постепенно и незаметно исчезает, похотливый блеск разгорается в жадное, неистовое пламя. Поначалу кажущийся безобидней­шим существом, Учитель мало-помалу становится все более самоуверенным, раз­дражительным, агрессивным, властным и наконец совершенно подчиняет себе пассивную Ученицу. Его голос, вначале дребезжащий и слабенький, набирает силу, становится мощным, как трубный глас, в то время как голос Ученицы, внача­ле звонкий и ясный, превращается в чуть слышный шепот. В первых сценах

Учитель может чуть-чуть заикаться.

 

Учитель. Добрый день, мадмуазель... По всей вероятности, вы и есть новая ученица?

Ученица (светски-непринужденно оборачивается, встает на­встречу Учителю, подает ему руку). Да, мсье. Добрый день, мсье. Как видите, я пришла вовремя. Мне не хотелось опаз­дывать.

Учитель. Прекрасно, мадмуазель. Благодарю вас. Не стоило торопиться. Виноват, я заставил вас ждать... Я тут... как раз за­канчивал... Словом, прошу прощенья... Извините...

Ученица. Не стоит извинений, мсье. Какие пустяки.

Учитель. Виноват... Вы легко нашли мой дом?

Ученица. О да... Сразу... Я спросила. Вас здесь все знают.

Учитель. Я живу в этом городе уже тридцать лет. А вы при­ехали совсем недавно? Вам здесь нравится?

Ученица. О да, вполне. Красивый, приятный город, с пре­красным парком, пансионатом, епископом, красивыми домами, улицами, проспектами...

Учитель. Вы правы, мадмуазель. И все же мне бы хотелось жить в другом месте. В Париже или хотя бы в Бордо.

Ученица. Вы любите Бордо?

Учитель. Не знаю. Я там не бывал.

Ученица. Тогда, значит, бывали в Париже?

Учитель. Нет, и там не бывал. Кстати, не могли бы вы сказать, Париж — это столица... чего?

Ученица (ищет ответ). Париж... это столица... (Вспомнив и просияв.) Франции?

Учитель. Конечно, мадмуазель, браво, хорошо, просто от­лично. Поздравляю. В географии вы сильны. Столицы знаете назубок.

Ученица. О, мсье, еще не все, их так трудно выучить.

Учитель. Ничего, со временем запомните. Глав­ное — упорство... Да, мадмуазель, было бы, с позволения ска­зать, терпение... терпение и упорство... И, вот увидите, все получится... Сегодня хорошая погода... или не очень... Нет, все-таки ничего... Главное, не слишком плохая... Э-э... Нет дождя, и снега тоже.

Ученица. Последнее было бы несколько странно, сейчас как-никак лето.

Учитель. Разумеется, мадмуазель, именно это я и соби­рался сказать... но со временем вы узнаете, что ничего не­возможного нет.

Ученица. Конечно, мсье.

Учитель. В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным.

Ученица. Снег бывает зимой. Зима — одно из четырех времен года. А три других, это... э-э... ве... вес...

Учитель. Ну-ну?

Ученица....Вес... весна, потом лето... а потом... э-э...

Учитель. Начинается так же, как «осина»...

Ученица. Ах да — осень...

Учитель. Правильно, мадмуазель, совершенно верно. Вы, я вижу, способная ученица. Вы прекрасно усваиваете, умны, весьма эрудированы, и у вас, как мне кажется, хорошая па­мять.

Ученица. Правда, я хорошо знаю времена года?

Учитель. Конечно, хорошо... или почти что... но постепенно все придет. Пока неплохо и так. А скоро будете знать все време­на года наизусть, с закрытыми глазами. Как я.

Ученица. Это так трудно.

Учитель. О нет. Нужно только сделать усилие, постараться, проявить прилежание. Вот увидите. И все получится, будьте уве­рены.

Ученица. О, я так хочу! Я просто жажду учиться. И папа с мамой тоже хотят, чтобы я углубила свои знания и получила спе­циальное образование. Они считают, что общей культуры, даже весьма обширной, в наше время недостаточно.

Учитель. Ваши родители совершенно правы, мадмуазель. Вам надо продолжать образование. Осмелюсь сказать, образование просто необходимо. Современная жизнь так сложна.

Ученица. Да, весьма непроста... К счастью, мои родители достаточно состоятельны и могут помочь мне получить высшее образование.

Учитель. Значит, вы собираетесь сдавать экзамен...

Ученица. Да, на степень доктора, и как можно скорее. Че­рез три недели.

Учитель. А диплом бакалавра у вас, позвольте спросить, есть?

Ученица. Да, я бакалавр естественных и гуманитарных наук.

Учитель. О, в вашем возрасте это очень и очень недурно. И в какой же области собираетесь экзаменоваться? В прикладной технике или отвлеченной философии?

Ученица. Папа с мамой хотели бы, если вы сочтете возмож­ным, подготовить меня в такой короткий срок, чтобы я сдавала экзамен на полного доктора всех наук.

Учитель. На полного? О, я восхищен вашей смелостью. Что ж, попытаемся сделать все возможное. Впрочем, у вас уже имеется изрядный багаж знаний. При том, что вы так молоды.

Ученица. О, мсье!

Учитель. Но в таком случае, позволю себе заметить, следует приняться за дело немедленно. У нас мало времени.

Ученица. Конечно, мсье, вы абсолютно правы. Я и сама про­шу вас о том же.

Учитель. Не угодно ли вам будет сесть... вот сюда... И... не будете ли вы возражать, если я, с вашего позволения, тоже сяду, вот здесь, напротив вас?

Ученица. Разумеется, мсье. Сделайте милость.

Учитель. Благодарю покорно. (Они садятся за стол друг на­против друга, боком к зрителям.) Так. Вы принесли книги и тет­ради?

Ученица (достает из портфеля книги и тетради). Конечно, все, что нужно.

Учитель. Превосходно, мадмуазель. Превосходно. Тогда, ес­ли вы ничего не имеете против... мы можем начать?

Ученица. О да, мсье, я в вашем распоряжении.

Учитель. В моем распоряжении?.. (Глаза его вспыхнули, он встрепенулся, но быстро овладел собой.) О, напротив, мадмуазель, это я в вашем распоряжении. Я ваш покорный слуга.

Ученица. О, мсье...

Учитель. Итак, если вам угодно... мы... пожалуй... пожалуй. приступим... и для начала посмотрим, каков объем ваших знаний, чтобы определить порядок дальнейших занятий... Итак, разбирае­тесь ли вы в количественных категориях?

Ученица. Более или менее... так себе...

Учитель. Что ж. Посмотрим. (Потирает руки.)

 

Входит Служанка, идет к буфету, что-то ищет, медлит. Учителя это как будто раздражает.

 

Итак, не угодно ли вам, мадмуазель, уделить некоторое время арифметике...

Ученица. С превеликим удовольствием.

Учитель. Это довольно новая, вполне современная наука, или, вернее говоря, не столько наука, сколько научный ме­тод... А также лекарственное средство. (Служанке.) Вы кон­чили, Мари?

Служанка. Да, мсье, я искала тарелку. Ухожу...

Учитель. Поскорее. Идите, пожалуйста, к себе на кухню.

Служанка. Да, мсье. Уже иду. (Направляется к двери, но не уходит.) Простите, мсье, но будьте осторожны, сохраняйте спокойствие.

Учитель. Это просто смешно, Мари. Не беспокойтесь.

Служанка. Вы всегда так говорите.

Учитель. Что за возмутительные намеки! Я сам отлично знаю, как себя вести. Слава Богу, не маленький.

Служанка. Вот именно. Не стоило бы начинать урок с арифметики. Арифметика слишком утомляет и возбуждает.

Учитель. Право, я уже не в том возрасте, чтобы выслуши­вать наставления. И вообще, с какой стати вы вмешиваетесь? Я свое дело знаю. А вам здесь нечего делать.

Служанка. Ладно, мсье. Не говорите потом, что я вас не предупреждала.

Учитель. Я не нуждаюсь в ваших советах, Мари.

 

Служанка уходит.

 

Простите, мадмуазель, за досадное промедление. Извините эту женщину... Она вечно боится, как бы я не переутомился. Беспоко­ится за мое здоровье.

Ученица. Не стоит извинений. Это только доказывает ее преданность. Она к вам привязана. А верные слуги так редки.

Учитель. Да, но это уж чересчур. Какие-то нелепые опасе­ния. Однако вернемся к арифметике.

Ученица. Я вас слушаю.

Учитель. Итак, мы с вами вступаем в область арифметики.

Ученица. Да, мсье, вступаем.

Учитель (острит). Не сходя с места.

Ученица (оценив юмор). В самом деле, мсье.

Учитель. Ну, стало быть, арифметика. Давайте же посчитаем.

Ученица. Охотно, мсье.

Учитель. Не затруднит ли вас ответить...

Ученица. О, конечно, мсье, спрашивайте.

Учитель. Сколько будет к одному прибавить один?

Ученица. К одному прибавить один будет два.

Учитель (восхищенный знаниями Ученицы). Великолепно! Я вижу, вы уже весьма основательно приготовлены. И без труда сдадите докторский экзамен.

Ученица. Рада слышать. Тем более из ваших уст.

Учитель. Продолжим. Сколько будет два и один?

Ученица. Три.

Учитель. Три и один?

Ученица. Четыре.

Учитель. Четыре и один?

Ученица. Пять.

Учитель. Пять и один?

Ученица. Шесть.

Учитель. Шесть и один?

Ученица. Семь.

Учитель. Семь и один?

Ученица. Восемь.

Учитель. Семь и один?

Ученица. Восемь... штрих.

Учитель. Прекрасный ответ! Семь и один?

Ученица. Восемь... два штриха.

Учитель. Замечательно! Семь и один?

Ученица. Восемь, три штриха. А иногда девять.

Учитель. Великолепно! Выше всяческих похвал. Бесподобно! Искренне рад за вас, мадмуазель. Достаточно. Ясно, что в сложе­нии вам нет равных. Посмотрим, как обстоит дело с вычитанием. Скажите, если это не слишком утомит вас, сколько будет от че­тырех отнять три?

Ученица. От четырех отнять три?.. От четырех три?

Учитель. То есть вычтите три из четырех.

Ученица. Это будет... семь?

Учитель. Простите, но я вынужден возразить вам. Если от четырех отнять три, никак не получится семь. Вы ошиб­лись: семь будет, если к четырем прибавить три, — прибавить, а не отнять... А мы занимаемся уже не сложением, а вычи­танием.

Ученица (силясь понять). Да, да...

Учитель. От четырех отнять три... будет?.. Ну же?

Ученица. Четыре?

Учитель. Нет, мадмуазель, неверно.

Ученица. Тогда три.

Учитель. Опять неверно... Весьма сожалею... но ответ непра­вильный.

Ученица. От четырех отнять три... От четырех отнять три... От четырех три?.. Но не десять же?

Учитель. Конечно, нет, мадмуазель. Надо не гадать, а думать. Давайте подумаем вместе. Вы умеете считать?

Ученица. Да, мсье. Один... два... э-э...

Учитель. Значит, умеете? А до скольких?

Ученица. До... до бесконечности.

Учитель. Это невозможно, мадмуазель.

Ученица. Ну, тогда, скажем, до шестнадцати.

Учитель. Что ж, вполне достаточно. Будем довольствоваться малым. Прошу вас, приступайте к счету.

Ученица. Один... два... что там после двух... три, четыре...

Учитель. Стоп. Остановитесь, мадмуазель. Какое число больше? Три или четыре?

Ученица. Э-э... Три или четыре? Какое больше? Из трех и четырех? В каком смысле больше?

Учитель. Ну, одни числа бывают больше, другие меньше. В больших содержится больше единиц, чем...

Ученица. Чем в меньших?

Учитель. Если, конечно, эти меньшие не состоят из меньших единиц. В таком случае в меньших числах содержится больше единиц, чем в больших... если единицы разные...

Ученица. Значит, меньшие числа могут быть больше, чем большие?

Учитель. Оставим это. Иначе мы уклонимся далеко в сторо­ну. Запомните только, что есть числа, а есть величины, суммы, группы, есть множество разных множеств: сливы, вагоны, гуси, семечки и т.д. Предположим для простоты, что все числа равного качества, тогда большими будут те, в которых содержится боль­шее количество равных единиц.

Ученица. В каком их больше, то и будет большим? О, я поняла, мсье, вы приравниваете количество к ка­честву.

Учитель. Все это слишком абстрактно, мадмуазель, слишком абстрактно. И вам пока не нужно. Вернемся к на­шему примеру и будем рассматривать лишь данный отдельный случай. А общие теории пока отложим. Итак, мы имеем чис­ло четыре и число три, в каждом из них содержится неизменное количество единиц, какое же число больше, большее или меньшее?

Ученица. Простите, мсье... Что вы понимаете под большим числом? То, которое менее мало, чем другое?

Учитель. Именно, мадмуазель, именно так. Вы отлично поняли.

Ученица. Тогда, значит, четыре.

Учитель. Что четыре? Больше или меньше, чем три?

Ученица. Меньше... то есть больше.

Учитель. Отличный ответ. На сколько же единиц четыре от­личается от трех? Или, если угодно, сколько единиц между тремя и четырьмя?

Ученица. Между тремя и четырьмя нет никаких единиц, мсье. Четыре идет сразу за тремя. Между ними ни­чего нет!

Учитель. Вы меня не поняли. Это я виноват.. Должно быть, неточно выразился.

Ученица. Нет, мсье, это я виновата.

Учитель. Смотрите. Вот три спички. А вот еще одна, всего четыре. Смотрите внимательно, у вас четыре спички, одну я заби­раю, сколько остается?

 

Ни спичек, ни прочих упоминаемых в дальнейшем предметов на самом деле нет; в нужный момент

Учитель, встав из-за стола, будет писать несуществующим мелом на несуществующей доске и т.д.

 

Ученица. Пять. Если три и один будет четыре, то четыре и один будет пять.

Учитель. Да нет. Совсем не то. Вас все тянет к сложению. Но надо же и вычитать. Надо не только собирать, но и разби­рать. Это и есть жизнь. Философия. Наука. Это и есть прогресс, цивилизация.

Ученица. Конечно, мсье.

Учитель. Вернемся к спичкам. Итак, у меня четыре штуки. Одну убираем, и остается?..

Ученица. Не знаю.

Учитель. Ну подумайте хорошенько. Я понимаю, это нелег­ко. Но вы достаточно развиты, чтобы сделать необходимое умст­венное усилие и понять. Ну же?

Ученица. Нет, не могу. Не знаю.

Учитель. Возьмем пример попроще. Допустим, у вас было бы два носа, и я бы оторвал вам один... сколько бы у вас оста­лось носов?

Ученица. Нисколько.

Учитель. Как нисколько?

Ученица. Ведь теперь у меня один нос, и вы его пока не оторвали. А если оторвете, не останется ни одного.

Учитель. Вы не поняли мой пример. Тогда представьте себе, что у вас только одно ухо.

Ученица. Представила.

Учитель. Я прибавил вам еще одно. Сколько у вас теперь стало ушей?

Ученица. Два.

Учитель. Так. Прибавлю еще одно. Сколько теперь?

Ученица. Три уха.

Учитель. Одно отрываю... Сколько остается?

Ученица. Два.

Учитель. Так. Отрываю еще одно. Сколько теперь?

Ученица. Два.

Учитель. Да нет же. У вас было два, а я одно оторвал... оторвал и съел! Сколько у вас осталось ушей?

Ученица. Два.

Учитель. Но если я одно съел, то и осталось одно!

Ученица. Два.

Учитель. Одно.

Ученица. Два.

Учитель. Одно!

Ученица. Два!

Учитель. Одно!!

Ученица. Два!!

Учитель. Одно!!!

Ученица. Два!!!

Учитель. Нет, так не пойдет! Не получается. Видимо, пример недостаточно... наглядный. Послушайте меня.

Ученица. Слушаю, мсье.

Учитель. Допустим, у вас... у вас... у вас...

Ученица. Десять пальцев!

Учитель. Если угодно. Хорошо. Чудесно. Итак, у вас десять пальцев.

Ученица. Да, мсье.

Учитель. Сколько бы у вас было пальцев, если бы их было пять?

Ученица. Десять, мсье.

Учитель. Да нет же, нет!

Ученица. Да, мсье.

Учитель. А я говорю — нет!

Ученица. Вы же сами только что сказали, что у меня десять пальцев.

Учитель. Да, но потом я сказал еще, что их стало пять!

Ученица. Но у меня же не пять, а десять пальцев!

Учитель. Так. Попробуем по-другому... Ограничимся для вычитания числами от одного до пяти... Сейчас вы все пой­мете, мадмуазель. Я вам все объясню. (Принимается писать на несуществующей доске. Подвигает ее к Ученице, та поворачи­вается и смотрит на доску.) Вот смотрите, мадмуазель... (Дела­ет вид, что рисует на доске палочку, над ней цифру «1», затем две палочки и цифру «2», три — и цифру «З», четыре — и цифру «4».) Видите?..

Ученица. Да, мсье.

Учитель. Это палочки, мадмуазель, палочки. Вот одна палочка, вот две палочки, вот три палочки, вот четыре и вот пять. Одна палочка, две палочки, три палочки, четыре палоч­ки и пять палочек — это числа. Когда мы считаем палочки, каждая палочка у нас — единица, мадмуазель... Повторите, что я сейчас сказал.

Ученица. «Единица, мадмуазель. Повторите, что я сейчас сказал».

Учитель. Иначе говоря, это цифры! Или числа! Один, два, три, четыре, пять — это элементы числового ряда, мад­муазель.

Ученица (неуверенно). Да, мсье. Элементы — это цифры, или палочки, или единицы, или числа...

Учитель. Одновременно... То есть, по сути, здесь перед вами вся арифметика.

Ученица. Да, мсье. Конечно, мсье. Благодарю вас, мсье.

Учитель. Теперь вы можете считать с помощью этих эле­ментов, складывать или вычитать...

Ученица (повторяя, чтобы лучше запомнить). Значит, палоч­ки — это цифры и они же числа и единицы?

Учитель. Гм... можно сказать и так. И что же?

Ученица. Можно вычесть две единицы из трех единиц? и две двойки из трех троек можно? или две цифры из четырех чи­сел? или три числа из одной единицы?

Учитель. Нет, мадмуазель.

Ученица. Почему же, мсье?

Учитель. Потому что, мадмуазель.

Ученица. Потому что — что, мсье? Разве это не одно и то же?

Учитель. Нельзя и все, мадмуазель. Такие вещи не объясня­ются. Они понятны в силу внутреннего математического чутья. А оно или есть, или нет.

Ученица. Жаль!

Учитель. Послушайте, мадмуазель, если вы не способны понять азы, первоосновы арифметики, вы никогда не станете грамотным инженером. И уж тем более — преподавателем в высшей политехнической школе или в высшем дошкольном учреждении. Все это, бесспорно, сложно, очень и очень от­влеченно... разумеется... но как же, без глубоких знаний ос­нов, вы сможете сосчитать в уме — а это самое малое, что требуется от рядового инженера, — сколько будет, ну, скажем, если три миллиарда семьсот пятьдесят пять миллионов де­вятьсот девяносто восемь тысяч сто пятьдесят один умножить на пять миллиардов сто шестьдесят два миллиона триста три тысячи пятьсот восемь?

Ученица. Это будет девятнадцать квинтиллионов триста де­вяносто квадриллионов два триллиона восемьсот сорок четыре миллиарда двести девятнадцать миллионов сто шестьдесят четыре тысячи пятьсот восемь...

Учитель (удивленно). Нет. Кажется, не так. Должно полу­читься девятнадцать квинтиллионов триста девяносто квадриллио­нов два триллиона восемьсот сорок четыре миллиарда двести девятнадцать миллионов сто шестьдесят четыре тысячи пятьсот девять...

Ученица. Нет... пятьсот восемь...

Учитель (сосчитав в уме, с нарастающим изумлением). Да... Вы правы... ответ, действительно... (Невнятно бормочет.) квадриллионов... триллионов... миллиардов... миллионов... (Раз­борчиво.) Сто шестьдесят четыре тысячи пятьсот восемь... (Ошеломленно.) Но каким образом вы это вычислили, если вам недоступны простейшие приемы арифметического мышления?

Ученица. Очень просто. Поскольку я не могу положиться на свое арифметическое мышление, я взяла и выучила наизусть все результаты умножения, какие только возможны.

Учитель. Потрясающе... Однако позвольте вам заметить, мадмуазель, меня это ни в коей мере не удовлетворяет, и я не стану вас хвалить, ибо в математике вообще и в арифме­тике в частности главным следует считать — а арифметика только и делает, что считает, — ясное понимание... Вы должны были получить этот ответ, как и любой другой, путем мате­матических рассуждений, путем дедукции и индукции. Мате­матика — заклятый враг зубрежки, и хотя память — прекрасная вещь, но для математики она губительна!.. Так что я не удовлетворен... отнюдь... так не годится...

Ученица (удрученно). Увы, мсье.

Учитель. Ну ладно, оставим это пока. Перейдем к другим дисциплинам...

 

Входит Служанка.

 

Служанка. Кхе-кхе, мсье!

Учитель (не слыша ее). Весьма досадно, что вы так мало сведущи в математике...

Служанка (тянет его за рукав). Мсье! Мсье!

Учитель. Боюсь, вы не сможете сдать экзамен на полного доктора...

Ученица. О, мсье, как жаль!

Учитель. Если только... (Служанке.) Мари... Опять вы лезе­те не в свое дело? Ступайте на кухню! К своим кастрюлям! Сту­пайте, ступайте! (Ученице.) Попробуем хотя бы подготовить вас к экзамену на неполного доктора...

Служанка. Мсье!.. Мсье!.. (Тянет его за рукав.)

Учитель (Служанке). Да отстаньте же! Отцепитесь! Что вам надо?.. (Ученице.) И если вы решите сдавать его...

Ученица. Да, мсье.

Учитель. Я преподам вам основы лингвистики и сравнитель­ной филологии...

Служанка. Нет-нет, мсье!.. Не нужно!..

Учитель. Ну, знаете, это уж слишком!

Служанка. Только не филология, филология — прямая доро­га к беде.

Ученица (удивленно). К беде? (Глуповато улыбается.) Вот это новости!

Учитель (Служанке). Просто возмутительно! Ступайте вон!

Служанка. Ладно, ладно, мсье. Только не говорите потом, что я вас не предупреждала! Филология ведет к беде!

Учитель. Я совершеннолетний, Мари!

Ученица. Да, мсье.

Служанка. Ну, как хотите! (Уходит.)

Учитель. Продолжим, мадмуазель.

Ученица. Да, мсье.

Учитель. Прошу вас выслушать с предельным вниманием со­ставленный мною курс...

Ученица. Да, мсье.

Учитель....с помощью которого вы за пятнадцать минут по­стигнете основы основ лингвистической и сравнительной филоло­гии неоиспанских языков.

Ученица. О, господин учитель! (Хлопает в ладоши.)

Учитель (властно). Тихо! Это еще что такое!

Ученица. Простите, мсье. (Медленно опускает руки на стол.)

Учитель. Тихо! (Встает и принимается расхаживать по комнате, заложив руки за спину; время от времени останавлива­ется посреди комнаты или около Ученицы и подкрепляет свои слова выразительным жестом, однако не следует играть утри­рованно. Ученица следит за ним взглядом, что иногда становится не так-то просто, потому что ей приходится чуть ли не сворачи­вать себе шею; раза два она даже поворачивается спиной к зрителям.) Итак, мадмуазель, испанский является родона­чальником всех неоиспанских языков, к каковым относятся испанский, гишпанский, латинский, итальянский, наш фран­цузский, португальский, румынский, сардинский, он же сарданапальский и неоиспанский, а также в некоторой сте­пени турецкий, который, впрочем, ближе к греческому, что вполне понятно, ибо от Турции до Греции ближе, чем от меня до вас, — лишнее подтверждение одного из ос­новных положений лингвистики, гласящего, что география и филология — близнецы... Можете конспектировать, мад­муазель.

Ученица (глухо). Да, мсье.

Учитель. Неоиспанские языки отличаются друг от друга и от других языковых групп, таких как австрийские и неоав­стрийские, или габсбургские; а также гельветические, эсперантистские, монакские, швейцарские, андоррские, баскские, гол­ландские, сырные, не забывая о дипломатических и техниче­ских языковых группах, — так вот, неоиспанские языки отли­чаются поразительным сходством друг с другом, в силу чего их крайне затруднительно различить, хотя такое различение все же возможно по некоторым имеющимся отличительным признакам, неоспоримо говорящим об общности происхожде­ния и в то же время указывающим на их глубокие разли­чия, проявляющиеся в отличительных чертах, о которых я только что упомянул.

Ученица. О-о-о да-а-а-а-а, мсье!

Учитель. Однако не будем задерживаться на теории...

Ученица (с сожалением в голосе). О, мсье...

Учитель. Вы, кажется, заинтересовались. Что ж, чудесно.

Ученица. О да, мсье.

Учитель. Не огорчайтесь, мадмуазель. Мы еще вернемся к этому позже... а может, и не вернемся... Как знать?

Ученица (восторженно). О да, мсье.

Учитель. Итак, знайте и помните до самого своего смертно­го часа...

Ученица. До самого моего смертного часа... О да, мсье.

Учитель....еще одно основное положение: любой язык есть в конечном счете не что иное, как речь, и, следовательно, состоит из звуков, или...

Ученица. Или фонем...

Учитель. Это я и хотел сказать. Незачем забегать вперед. Будьте скромнее и слушайте.

Ученица. Хорошо, мсье. Конечно, мсье.

Учитель. Звуки, мадмуазель, следует схватывать на лету, по­ка они не упали в глухие уши. Поэтому, прежде чем заговорить, желательно по возможности вытянуть шею, задрать подбородок и встать на цыпочки, вот так, смотрите...

Ученица. Да, мсье.

Учитель. Тихо! Не перебивайте... И издавать звуки как можно громче, во всю силу легких и голосовых связок. Вот так: «бабочка», «эврика», «Трафальгар», «папенька». Таким об­разом, звуки, наполненные теплым воздухом, более легким, чем окружающая среда, полетят вверх, избежав опасности упасть в глухие уши — эти бездны, где гибнет все, что зву­чит. Если вы произносите несколько звуков подряд с боль­шой скоростью, они автоматически сцепляются друг с другом, образуя слоги, слова и даже фразы, то есть более или ме­нее значительные группировки, иррациональные сочетания, ли­шенные всякой смысловой нагрузки и именно поэтому спо­собные свободно держаться в воздухе на значительной высо­те. Слова же весомые, обремененные смыслом, неминуемо ле­тят вниз и падают...

Ученица.... в глухие уши.

Учитель. Верно, но не перебивайте... или безнадежно перепу­тываются... или лопаются, как воздушные шарики. Таким обра­зом, мадмуазель...

 

Ученица вдруг морщится как от сильной боли.

 

Что с вами?

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Подумаешь! Не прерывать же занятие из-за таких пустяков. Продолжим...

Ученица (страдая все сильнее). Да, мсье.

Учитель. Не слишком задерживаясь на этом вопросе, отме­тим все же существование согласных, изменяющих звук в рече­вом потоке, когда глухие становятся звонкими и наоборот. Так, например: «столб — столбы», «гроб — гробы», «клоп — клопы», «если бы».

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Продолжим.

Ученица. Да.

Учитель. Вывод: искусство произнесения звуков требует долгих лет обучения. Наука же позволяет сократить этот срок до нескольких минут. Итак, запомните: чтобы произне­сти слово, звук или что угодно другое, следует безжалост­но исторгнуть весь воздух из легких и мало-помалу про­пускать эту воздушную струю через голосовые связки так, чтобы они, точно струны арфы или листва под ветром, дро­жали, трепетали, вибрировали, вибрировали, вибрировали или картавили, шепелявили, свистели, свистели; а как вспомога­тельные средства используются: язык и язычок... губы и зубы...

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель....а также нёбо... В конце концов слова хлынут че­рез нос, рот, уши, поры, вырывая и увлекая за собой все вышепо­именованные органы, — хлынут мощным потоком, который мы не­верно называем голосом и который состоит из вокальных модуля­ций и симфонического сопровождения, подобного букету экзоти­ческих цветов... фейерверку из лабиальных, дентальных, палаталь­ных, взрывных, шипящих, свистящих и прочих звуков, то ласкаю­щих, то терзающих слух.

Ученица. Да, мсье, у меня болят зубы.

Учитель. Ничего, ничего, продолжим. Что касается нео­испанских языков, то они состоят в таком близком родстве друг с другом, что их можно считать двоюродными братьями. Впрочем, у них общий отец — гишпанский. Поэтому так труд­но отличить один из них от другого. И так важно правиль­ное, безукоризненное произношение. Произношение само по себе едва ли не важнее, чем все остальное. Плохое произно­шение чревато ошибками. По этому поводу позволю себе рассказать один случай из моего личного опыта. (Предавшись воспоминаниям, Учитель смягчается, лицо его принимает умильное выражение, но ненадолго.) Я был тогда совсем молод, почти мальчишка. Служил в армии. И в полку у меня был один товарищ, виконт, который не выговаривал букву «ф» — весьма серьезный дефект речи. Вместо «ф» он про­износил «ф». Например, вместо «сцена у фонтана» говорил «сцена у фонтана». Вместо «фазан» — «фазан», Фирмена назы­вал Фирменом, Филиппа Филиппом, вместо «фу-ты ну-ты» говорил «фу-ты ну-ты», вместо «фик-фок» и «фокус-по­кус» — «фик-фок» и «фокус-покус», «фиг вам» вместо «фиг вам», «февраль» вместо «февраль», «март-апрель» вместо «март-апрель», вместо «Жерар де Нерваль» говорил «Жерар де Нерваль», вместо «Мирабо» — «Мирабо», «и так далее» вместо «и так далее», «и тому подобное» вместо «и тому подобное» и так далее. Но он так искусно скрывал этот де­фект под маскировочной каской, что никто ничего не за­мечал.

Ученица. Да. У меня болят зубы.

Учитель (резко меняя тон, строгим голосом). Продолжим. Укажем сначала черты сходства, чтобы затем яснее усвоить различия языков. Ибо для неискушенных эти различия могут легко ускользнуть. Все слова во всех рассматриваемых языках...

Ученица. Да?.. У меня болят зубы.

Учитель. Продолжим... всегда одинаковы, так же, как все суффиксы, префиксы, флексии, приставки и корни...

Ученица. А какие у слов корни — квадратные?

Учитель. Бывают квадратные, бывают кубические.

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Продолжим. Возьмите к примеру слово «нос»...

Ученица. Чем взять?

Учитель. Чем хотите, тем и берите, только не переби­вайте.

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Продолжим... Продолжим, я сказал. Итак, возьми­те французское слово «нос». Взяли?

Ученица. Взяла. Ох, зубы мои, зубы...

Учитель. «Нос» является корнем в слове «переносица», а также в слове «заносчивый», причем «пере» и «за» — это пре­фиксы, а «иц» и «чив» — суффиксы. Они так называются, по­тому что у них идея фикс: они никогда не меняются. Не желают.

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Продолжим. Так. Надеюсь, вы обратили внимание, что эти префиксы испанского происхождения?

Ученица. О, как болят зубы.

Учитель. Далее. Во французском, как вы тоже могли бы заметить, они остались неизменными. Так вот, мадмуазель, ничто не может заставить их измениться ни в латинском, ни в итальянском, ни в португальском, ни в сардинском, или сарданапальском, ни в румынском, испанском и неоиспанском, ни даже в восточном: слова «нос», «переносица», «заносчи­вый» неизменны, у них тот же корень, тот же суффикс, тот же префикс во всех вышепоименованных языках. Это отно­сится и ко всем другим словам.

Ученица. И во всех языках эти слова означают одно и то же? У меня болят зубы.

Учитель. Абсолютно одно и то же. Иначе и быть не может. И эти, и все другие мыслимые слова во всех языках будут иметь одно и то же значение, одно и то же строение, одно и то же зву­чание. Ибо каждому понятию в любой стране соответствует одно-­единственное слово, не считая синонимов. Да перестаньте вы дер­жаться за щеку!

Ученица. У меня болят зубы. Зубы болят! Болят и все!

Учитель. Ладно, продолжим. Далее. Слышите, продолжим... Как вы скажете по-французски: розы моей бабушки желтее, чем мой дедушка, который был китайцем?

Ученица. Зубы, зубы, у меня болят зубы.

Учитель. Неважно, все равно, продолжим, отвечайте!

Ученица. По-французски?

Учитель. По-французски.

Ученица. Э-э... как сказать по-французски: розы моей ба­бушки желтее, чем..?

Учитель....чем мой дедушка, который был китайцем...

Ученица. Значит, так, по-французски это будет: розы... розы моей... как будет бабушка по-французски?

Учитель. По-французски? Бабушка.

Ученица. Розы моей бабушки... желтее... это будет по-фран­цузски «желтее»?

Учитель. Разумеется!

Ученица. Желтее, чем мой дедушка, который был ревнивцем.

Учитель. Нет, который был... ки...

Ученица....тайцем... У меня болят зубы.

Учитель. Верно.

Ученица. У меня...

Учитель....болят зубы... знаю... Далее! Теперь переведите эту фразу на испанский и неоиспанский...

Ученица. По-испански... это будет: «розы моей бабушки желтее, чем мой дедушка, который был китайцем».

Учитель. Нет. Неправильно.

Ученица. А по-неоиспански: «розы моей бабушки желтее, чем мой дедушка, который был китайцем».

Учитель. Неверно. Неверно. Неверно. Вы перепутали, вместо испанского сказали по-неоиспански, а вместо неоиспанского — по-испански... То есть... наоборот...

Ученица. У меня болят зубы. Вы сами запутались.

Учитель. Это вы меня запутали. Не отвлекайтесь. Будьте внимательны и записывайте. Я скажу вам эту фразу сначала по-испански, потом по-неоиспански и, наконец, по-латыни. А вы по­вторяйте. Внимательно, потому что сходство очень велико. До полного тождества. Слушайте и следите...

Ученица. У меня болят...

Учитель....зубы.

Ученица. Продолжим... Ох!

Учитель. По-испански: «розы моей бабушки желтее, чем мой дедушка, который был китайцем»; по-латыни: «розы моей бабушки желтее, чем мой дедушка, который был китайцем». Уловили разницу? Теперь переведите это на... ну, скажем, на румынский.

Ученица. Розы моей... Э-э... Как будет «розы» по-ру­мынски?

Учитель. «Розы», как же еще?

Ученица. А я думала «розы». Ох, зубы...

Учитель. Да нет же, нет, ведь «розы» — это восточное заим­ствование французского слова «розы», которое по-испански будет «розы», понимаете? А по-сарданапальски «розы»...

Ученица. Простите, мсье, но мне... о, как болят зубы... мне не совсем ясна разница.

Учитель. Между тем это так просто! Проще простого! Ну­жен только некоторый опыт, некоторая практика в этих языках, столь отличных друг от друга, несмотря на полное их сходство. Я попытаюсь растолковать вам...

Ученица. Зубы мои, зубы...

Учитель. Эти языки отличаются друг от друга не словарным составом, который у них абсолютно идентичен, не структурой фразы, которая в них во всех одна и та же, не интонацией, в ко­торой нет никаких различий, и не ритмическим строем... они от­личаются... вы меня слушаете?

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Слушаете или нет? О, я, кажется теряю терпе­ние!

Ученица. Отстаньте, мсье! У меня болят зубы.

Учитель. Клянусь козлиной бородой! Слушайте, пес вас по­бери!

Ученица. Да-да... слушаю... ну, я слушаю...

Учитель. Они отличаются как друг от друга, так и от их об­щего предка гишпанского... тем...

Ученица (кривясь от боли). Чем?

Учитель. Тем, чего нельзя определить и что познается очень нескоро, в результате долгих трудов...

Ученица. Да?

Учитель. Да, мадмуазель. Тут нет никаких правил. Все ре­шает интуиция. А чтобы она появилась, надо учиться, учиться и учиться.

Ученица. Зубы болят.

Учитель. Правда, иногда слова в этих языках могут не сов­падать, но эти, так сказать, исключительные случаи не делают по­годы.

Ученица. Да?.. О, мсье, как у меня болят зубы.

Учитель. Не перебивайте! Не сердите меня! Или я за себя не отвечаю. Так на чем я остановился... Ах да: в некоторых иск­лючительных случаях различия весьма ощутимы... зримы, выпук­лы, если хотите... Повторяю: если хотите. Я вижу, вы меня не слушаете...

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Так вот, как я сказал, в некоторых обиходных вы­ражениях встречаются слова, звучащие совершенно по-разному в каждом из языков, так что определить язык весьма несложно. Приведу пример. Распространенное в Мадриде неоиспанское вы­ражение «моя родина — Нео-Испания» звучит по-итальянски: «моя родина...»

Ученица. Нео-Испания.

Учитель. Неверно! «Моя родина — Италия». А теперь скажите, рассуждая по аналогии, как будет «Италия» по-французски?

Ученица. У меня болят зубы!

Учитель. А ведь это так просто: слову «Италия» соответству­ет во французском слово «Франция», являющееся его точным пе­реводом. «Моя родина — Франция». А «Франция» по-восточному будет «Восток». «Моя родина — Восток». А «Восток» по-порту­гальски — «Португалия»! Восточное выражение «моя родина — Во­сток» переводится на португальский следующим образом: «Моя родина — Португалия!» И так далее...

Ученица. Понятно! Я поняла! У меня болят...

Учитель. Зубы! Зубы! Зубы!.. Сейчас я вам их вырву! Еще один пример. Слово «столица» в разных языках имеет разный смысл. Так, когда испанец говорит: «Я живу в столи­це», он подразумевает под словом «столица» совсем не то, что португалец, когда тоже говорит: «Я живу в столице», или произносящий эту же фразу француз, румын, латинянин, сарданапалец... Поэтому, если вам скажут... мадмуазель, мадмуазе-ель, я объясняю все это для вас! О, черт! Поэтому, услышав выражение: «Я живу в столице», вы легко распознаете, на каком языке это сказано: на испанском, гишпанском или неоиспанском, французском, восточном, ру­мынском или латинском, стоит лишь догадаться, какую стра­ну имеет в виду говорящий... произнося данную фразу... Но этими примерами едва ли не исчерпываются подобные случаи...

Ученица. Ох, зубы, зу-бы...

Учитель. Молчать! Не то я вам голову проломлю!

Ученица. Попробуйте только! Вот еще болтун на мою голо­ву! (Учитель хватает ее за руку, начинает выкручивать.) Ай!

Учитель. Сидите тихо! Чтоб больше ни слова!

Ученица (хнычет). Зубы...

Учитель. Самое... как бы сказать... самое парадоксальное, да-да, именно парадоксальное заключается в том, что многие лю­ди в силу полного невежества говорят на том или ином языке... слышите? Что я сказал? Повторите.

Ученица....на том или ином языке! Что я сказал!

Учитель. Ваше счастье!.. Так вот, многие простолюдины говорят на испанском, вставляя, сами того не зная, слова из неоиспанского, а думают, что говорят на латинском... или го­ворят на латинском, вставляя слова из восточного, а думают, что говорят на румынском... или на испанском, вперемежку с неоиспанским, а думают, что на сарданапальском или на ис­панском... Понятно?

Ученица. Да! Да! Да! Да! Что вам еще надо?..

Учитель. Прошу без грубостей, малютка, а то худо бу­дет. (Захлебывается злобой.) Случаются, мадмуазель, и еще более странные ситуации, например, когда испанец говорит на латыни, которую считает испанским: «У меня с недавних пор кровь идет из пор», — обращаясь к французу, который не зна­ет ни слова по-испански, но отлично понимает собеседника, как будто тот говорит на его родном языке. Он, впрочем, именно так и думает и отвечает: «Вот и я жил-жил, и вдруг — пот из жил», и испанец тоже его понимает и уверен, что оба они говорят на чистейшем испанском, а на самом деле это не испанский и не французский, а самый настоя­щий латинский с примесью неоиспанского... Сидите спокойно, мадмуазель, не ерзайте и не топайте ногами...

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Как же получается, что простолюдины понимают друг друга, хотя сами не знают, на каком языке говорят, и при­нимают свой за чужой, а чужой за свой?

Ученица. Ну и как же?

Учитель. Это один из любопытнейших образчиков житейско­го опыта — не путать с опытом научным! — парадокс, нонсенс, причуда человеческой натуры, одним словом, инстинкт — именно он здесь и срабатывает.

Ученица. Ой-ой-ой!

Учитель. Вместо того чтобы ловить мух, пока я тут распина­юсь, вы бы лучше слушали повнимательнее... не мне же в конце концов сдавать экзамен на неполного доктора, я-то все экзамены давно сдал — и полного доктора получил, и диплом с отличием... Я для вас стараюсь, поймите, для вас!

Ученица. Ужасная боль!

Учитель. Ужасная ученица! Нет, так не пойдет, это из рук вон... из рук вон...

Ученица. Я... вас... слушаю...

Учитель. То-то! Как я уже говорил, лучший способ научить­ся различать языки — это практика... Поэтому давайте практико­ваться. Сейчас я произнесу слово «нож» на всех языках, а вы запоминайте.

Ученица. Как хотите... все равно...

Учитель (зовет Служанку). Мари! Мари! Не дозовешься... Мари! Мари!.. Да где вы там?! (Открывает правую дверь.) Мари!.. (Выходит.)

 

Ученица остается ненадолго одна, сидит, безучастно глядя перед собой.

 

Учитель (визгливо кричит за дверью). Мари! В чем дело? Куда вы запропастились? Идите сюда, раз я зову! (Возвращается, за ним входит Мари.) Здесь распоряжаюсь я, а вы должны слу­шаться. (Указывает на Ученицу.) Вот эта ничего не понимает. Ровным счетом ничего!

Служанка. Держите себя в руках, мсье, подумайте о по­следствиях! Дело может зайти слишком далеко.

Учитель. Я сумею вовремя остановиться.

Служанка. Вы всегда так говорите. Погляжу я, как это будет.

Ученица. У меня болят зубы.

Служанка. Вот, пожалуйста, начинается, это же симптом!

Учитель. Какой, скажите на милость, симптом? О чем вы?

Ученица (слабым голосом). Да, о чем вы? У меня болят зубы.

Служанка. Окончательный симптом! Решающий!

Учитель. Чушь! Чушь! Чушь!

 

Служанка хочет уйти.

 

Погодите! Я вас звал, чтобы вы мне принесли ножи: испанский, неоиспанский, португальский, французский, восточный, румын­ский, сарданапальский, латинский и гишпанский.

Служанка (угрюмо). На меня не рассчитывайте. (Уходит.)

Учитель (порывается что-то возразить, но сдерживается. Стоит какое-то время с нерешительным видом. Потом вдруг спох­ватывается). Ах да! (Быстро идет к буфету, открывает ящик и достает большой нож, настоящий или воображаемый, на усмотре­ние режиссера, радостно размахивает им.) Вот он, мадмуазель, вот и нож. Жаль, конечно, что только один, но мы попробуем обойтись одним на все языки! От вас требуется лишь произнести слово «нож» на всех языках, не сводя глаз с этого предмета и представляя себе, что он относится к тому языку, на котором вы его называете.

Ученица. Зубы болят.

Учитель (нараспев). Итак: повторяйте: но-о-ож... И смотри­те, смотрите прямо на него...

Ученица. Это по-какому? По-французски, по-итальянски, по-испански?

Учитель. Теперь уже неважно... Какая разница. Повторяйте: нож!

Ученица. Нож...

Учитель (потрясает ножом перед глазами Ученицы). Еще раз... Смотрите сюда...

Ученица. Ну, нет уж! Ни за что! Хватит с меня! И вообще у меня болят зубы, ноги, голова...

Учитель (отрывисто). Нож... Смотрите сюда... Нож... Смот­рите... Нож... Смотрите...

Ученица. Не кричите! У меня уже заболели уши. Вы прямо визжите.

Учитель. Повторяйте: нож... нож... нож...

Ученица. Нет! У меня болят уши, все-все болит...

Учитель. Ах, уши! Вот я тебе сейчас, моя прелесть, их оторву, сразу перестанут болеть!

Ученица. Ой! Больно!

Учитель. Ну, так смотрите и повторяйте: нож...

Ученица. Ладно... если вы непременно хотите... нож... (С внезапно проснувшейся иронией.) Это что, по-неоиспански?..

Учитель. Да, да, по-неоиспански, если вам угодно, только скорее... у нас мало времени... Вообще, что за дурацкий вопрос? Что вы себе позволяете?

Ученица (изнемогает, отчаянно и раздраженно стонет). О!

Учитель. Смотрите и повторяйте. (Монотонно.) Нож... нож... нож... нож...

Ученица. Все болит, ох, как болит... голова... (Касается ру­кой всех частей тела, которые перечисляет.) Глаза...

Учитель (монотонно). Нож... нож...

 

Оба поднялись с мест. Учитель, вне себя, кружит вокруг Ученицы, потрясая ножом, словно исполняет танец индейца перед снятием скальпа, однако не следует переигрывать, танцевальные движения должны быть только

слегка обозначены. Ученица, измученная болью, сгорбившись и пошатываясь, пятится к окну...

 

Учитель. Повторяйте, повторяйте: нож... нож... нож...

Ученица. Болит... горло, плечи... грудь... нож...

Учитель. Нож... нож... нож...

Ученица....живот... нож... ноги... нож...

Учитель. Отчетливей... нож... нож...

Ученица. Нож... ох, мое горло...

Учитель. Нож... нож..

Ученица. Нож... ох, мои плечи... руки мои... грудь... ноги... нож... нож...

Учитель. Вот так... Теперь хорошо...

Ученица. Нож... ох, грудь... ох, живот...

Учитель (меняя тон). Осторожно... не разбейте мне стекла... нож — орудие убийства...

Ученица (слабым голосом). Да, да... что? Убийства?

Учитель (взмахнув ножом, убивает Ученицу). А-ах! Вот тебе!

 

Вскрикнув: «А-ах!» — она валится на как бы случайно оказавшийся у окна стул и застывает в непристойной позе, широко расставив ноги. Ее предсмертный крик сливается с возгласом убийцы; после первого удара Учитель стоит спиной к зрителям, лицом к застывшей на стуле Ученице, затем наносит мертвому те­лу еще один

удар, снизу вверх, с такой силой, что, не устояв на месте, подскакивает.

 

Учитель (запыхавшись, бормочет). Тварь... Так ей и на­до... Сразу полегчало... Ох, устал... задыхаюсь... Ох! (Тяжело дышит, падает — к счастью, стул рядом; утирает пот со лба, что-то невнятно бормочет. Наконец, отдышавшись, встает, смотрит на зажатый в руке нож, на тело девушки и, словно очнувшись, вскрикивает. В панике.) Что я наделал! Что со мной сделают? Что же будет?! Ай-ай-ай! Вот беда! Мадмуазель, мадмуазель, вставайте! (Суетится, все еще не выпуская из руки невидимый нож и не зная, куда его девать.) Ну же, мадмуазель, урок окончен... Можете идти... заплатите в следующий раз... О! Она мертва... мертва-а-а! Это я ее — вот этим ножом... Мерт-ва-а-а... Это ужасно... (Зовет Служанку.) Мари! Мари! Мари, голубушка, идите сюда! О! О!

 

Открывается правая дверь. Входит Мари.

 

Нет... не надо... Идите, Мари. Вы мне совсем не нужны... Слышите, идите...

 

Мари, ни слова не говоря, с суровым видом подходит к трупу.

 

Учитель (все неувереннее). Идите, Мари, вы мне не нужны...

Служанка (саркастически). Ну и как, вы довольны своей ученицей, урок пошел ей на пользу?

Учитель (пряча нож за спиной). Да, урок окончен... но... она... она не уходит... она не хочет...

Служанка (холодно). В самом деле?..

Учитель (дрожа). Это не я... не я... Мари... миленькая Ма­ри... правда, не я...

Служанка. А кто же? Кто? Может, я?

Учитель. Не знаю... может быть...

Служанка. Или, может, кошка?

Учитель. Может быть... Не знаю...

Служанка. Это уже сороковая сегодня!.. И так каждый день! Каждый божий день! Постыдились бы, в вашем-то возра­сте... Последнее здоровье потеряете! А учениц не останется вовсе. И поделом вам!

Учитель (раздражаясь). Я не виноват! Она не желала учиться! Не слушалась! Плохая ученица! Не желала учиться!

Служанка. Ложь!..

Учитель (подбираясь потихоньку к Служанке, с ножом за спиной). А вам какое дело? (Размахивается, чтобы всадить в нее нож, но она перехватывает и выворачивает ему руку. Учитель ро­няет нож.)...Извините!

Служанка (сбивает его с ног парой увесистых, звонких оп­леух, Учитель хнычет, сидя на полу). Тоже мне убийца нашел­ся! Негодник! Безобразник! Со мной такие штуки не пройдут! Я вам не Ученица! (Поднимает его за шиворот, подбирает с полу ермолку и нахлобучивает ему на макушку; он заслоняется локтем, как ребенок.) Ну-ка, положите нож на место, живо! (Учитель прячет нож в ящик буфета и снова подходит.) А ведь я предупреждала: арифметика ведет к филологии, а филоло­гия — к преступлению...

Учитель. Вы говорили: «к беде».

Служанка. Это одно и то же.

Учитель. А я не понял. Я думал, что «беда» — это на­звание города, и вы хотели сказать, что филология ведет к этому городу...

Служанка. Опять лжете! Старый лис! Чтобы такой ученый, как вы, не знал значения слов! Так я вам и поверила!

Учитель (рыдая). Я ее убил нечаянно!

Служанка. Но вы хоть раскаиваетесь?

Учитель. О да, клянусь вам, Мари!

Служанка. Ну ладно, пожалею вас. Я знаю, вы все-таки хо­роший! Попробуем все уладить. Но чтобы в последний раз!.. Так недолго и сердце испортить...

Учитель. Конечно, Мари! А что надо делать?

Служанка. Надо ее похоронить... вместе с тридцатью де­вятью остальными, итого будет сорок гробов... Я вызову агента похоронного бюро и кюре Августина, моего любовника... Закажу венки...

Учитель. Спасибо, Мари, спасибо.

Служанка. Чего уж там. Впрочем, Августина можно и не звать, ведь вы и сами, как все говорят, можете, если захотите, его отлично заменить.

Учитель. Только не слишком дорогие венки. Она не заплати­ла за урок.

Служанка. Не волнуйтесь... Да одерните ей юбку, срам смотреть. И вообще надо ее унести...

Учитель. Да-да, Мари, конечно. (Одергивает Ученице юбку.) Но как бы нас на этом не поймали... сорок гробов... Ничего себе... начнутся разговоры... А если нас спросят, что там внутри?

Служанка. Не переживайте. Скажем: ничего нет. Да никто и спрашивать не будет, люди уже привыкли.

Учитель. Ну все-таки...

Служанка (вытаскивает повязку с каким-то знаком, воз­можно, со свастикой). Вот, наденьте, если боитесь, и можете быть спокойны. (Надевает повязку ему на руку.) С политикой шутки плохи.

Учитель. Спасибо, милая Мари, теперь я спокоен... Вы такая добрая, такая преданная душа...

Служанка. То-то. За дело, мсье. Взяли?

Учитель. Да-да, милочка Мари. (Служанка и Учитель берут тело девушки, одна — под руки, другой — за ноги, и несут к правой двери.) Осторожно. Не ушибите ее.

 

Выходят. Несколько секунд на сцене никого нет. Потом раздается звонок в левую дверь.

 

Голос Служанки. Иду, иду, сию минуту!

 

Она появляется так же, как в начале пьесы, идет к двери. Еще один звонок.

 

Служанка (в сторону). Не терпится ей! (Громко.) Иду, иду! (Открывает левую дверь.) Добрый день, мадмуазель! Вы но­вая ученица? Пришли на урок? Господин Учитель ждет вас. Я до­ложу ему, и он сейчас же выйдет. Входите же, мадмуазель, вхо­дите!*

 

Занавес

 

 

Июнь, 1950

 

 

*Перед началом пьесы, пока не поднят занавес, и несколько секунд первой сцены, когда сцена еще пуста, слышен стук молотка. Когда же появляется Служанка и идет открывать дверь Ученице, она убирает со стола тетрадь и портфель и швыряет их в угол, где уже валяется целая куча подобных вещей. Наконец в последней сцене, торопясь к входной двери. Служанка швыряет туда же тетрадь и портфель только что убитой Ученицы. Когда занавес опускается, стук молотка можно повторить.

 

 

Библиотека драматургии: http://www.lib-drama.narod.ru