Одиннадцать утверждений Д.И. Хармса 5 страница

гнусным видом взоров мирного населения.

Великий император Александр Вильбердат понимал сущность детей не хуже

фламандского художника Тенирса, он знал, что дети -- это, в лучшем случае,

жестокие и капризные старички. Склонность к детям -- почти то же, что

склонность к зародышу, а склонность к зародышу -- почти то же, что

склонность к испражнениям.

Неразумно хвастаться: "Я -- хороший человек, потому что люблю зародыш

или потому что люблю испражняться." Точно так же неразумно хвастаться: "Я --

хороший человек, потому что люблю детей."

Великого императора Александра Вильбердата при виде ребёнка тут же

начинало рвать, но это нисколько не мешало ему быть очень хорошим человеком.

Я знал одну даму, которая говорила, что она согласна переночевать в

конюшне, в хлеву со свиньями, в лисятнике, где угодно -- только не там, где

пахнет детьми. Да, поистине, это самый отвратительный запах, я бы даже

сказал: самый оскорбительный.

Для взрослого человека оскорбительно присутствие детей. И вот, во

времена великого императора Александра Вильбердата показать взрослому

человеку ребёнка считалось наивысшим оскорблением. Это считалось хуже, чем

плюнуть человеку в лицо, да ещё попасть, скажем, в ноздрю. За "оскорбление

ребёнком" полагалась кровавая дуэль.

____________________

 

Один человек гнался за другим, тогда как тот, который убегал, в свою

очередь, гнался за третьим, который, не чувствуя за собой погони, просто шёл

быстрым шагом по мостовой.

____________________

 

Был дом, наполненный старухами. Старухи целый день шатались по дому и

били мух бумажными фунтиками. Всех старух в этом доме было тридцать шесть.

Самая бойкая старуха по фамилии Юфлева командовала другими старухами.

Непослушных старух она щипала за плечи или подставляла им подножку, и они

падали и разбивали свои рожи. Старуха Звякина, наказанная Юфлевой, упала так

неудачно, что сломала свои обе челюсти. Пришлось вызвать доктора. Тот

пришел, надел халат и, осмотрев Звякину, сказал, что она слишком стара,

чтобы можно было рассчитывать на исправление ее челюстей. Затем доктор

попросил дать ему молоток, стамеску, клещи и веревку. Старухи долго носились

по дому, не зная, как выглядят клещи и стамеска, приносили доктору все, что

казалось им похожим на инструменты. Доктор долго ругался, но наконец,

получив все требуемые предметы, попросил всех удалиться. Старухи, сгорая от

любопытства, удалились с большим неудовольствием. "Ну-с", - сказал доктор и,

схватив Звякину, крепко связал ее веревкой. Потом доктор, не обращая

внимания на громкие крики и вой Звякиной, приставил к ее челюсти стамеску и

сильно ударил по стамеске молотком. Звякина завыла хриплым басом. Раздробив

стамеской челюсти Звякиной, доктор схватил клещи и, зацепив ими звякинские

челюсти, вырвал их. Звякина выла, кричала и хрипела, обливаясь кровью. А

доктор бросил клещи и вырванные звякинские челюсти на пол, снял халат, вытер

об него свои руки и, подойдя к двери, открыл ее. Старухи с визгом ввалились

в комнату и выпученными глазами уставились, кто на Звякину, а кто на

окровавленные куски, валявшиеся на полу. Доктор протолкался между старухами

и ушел. Старухи кинулись к Звякиной. Звякина затихла и, видно, начала

умирать. Юфлева стояла тут же, смотрела на Звякину и грызла семечки. Старуха

Бяшечина сказала: "Вот, Юфлева, когда-нибудь и мы с тобой усопнем". Юфлева

лягнула Бяшечину, но та вовремя успела отскочить в сторону.

-- Пойдемте же, старухи! -- сказала Бяшечина.-- Чего нам тут делать?

Пусть Юфлева со Звякиной возится, а мы пойдемте мух бить.

И старухи двинулись из комнаты.

Юфлева, продолжая лузгать семечки, стояла посередине комнаты и смотрела

на Звякину. Звякина затихла и лежала неподвижно. Может быть, она умерла.

Однако на этом автор заканчивает повествование, так как не может

отыскать своей чернильницы.

____________________

 

Иван Сергеевич жил в Ленинграде, он был холост, работал конторщиком,

но он был особенный. Он умел проходить сквозь стены.

Другие -- через дверь, а ему все равно -- он через стену, как через

пустое место.

На именинах у Нины Николаевны все показывали себя -- кто жонглировал,

кто фокусы показывал, кто просто острил. Но Иван Сергеевич сразу всех

перещеголял. Он взял и пошел на стену -- раз -- и прошел насквозь.

Все его хвалили, он имел успех. Брат хозяйки был очень хмурый, но когда

захочет -- обходительный человек. Он сразу стал с Иваном Сергеичем вежливый,

беседовал и спрашивал:

-- Вы через какие стены предпочитаете, через кирпичные или через

деревянные?

-- Мне все равно -- сказал Иван Сергеич -- да-с.

У Оли он имел сумасшедший успех -- она висела у него на руке и шептала:

-- Отчего вы не артист? Вы могли бы в кино выступать.-- И заигрывала.--

А сквозь меня можете пройти?

-- Что вы,-- игриво отвечают Иван Сергеич,-- где уж нам-с.-- И пожимал

локоток.

Тут и пошло.

Иван Сергеич вознесся в гору и даже женился на Олечке.

-- Скажите, Иван Сергеич,-- сказал ему незнакомый почтальон в пивной,--

что вы умеете делать? Для чего вы живете на свете?

-- Я,-- сказал Иван Сергеич,-- умею проходить сквозь стены.

-- Как-с? -- удивился почтальон.

-- Так-с,-- сказал Иван Сергеич и с этими словами -- шасть сквозь стену

туда и назад.

-- Так,-- сказал почтальон,-- вижу, но это не есть научное решение

вопроса, это чистая случайность.

Иван Сергеич очень огорчился и пошел домой.

Дома было все по-старому. Иван Сергеич вошел в дверь и сказал жене:

-- Прохождение сквозь стены чистая случайность. Где цель жизни?

У жены листом железа с крыши оторвало ухо, и она стала умирать.

Но Иван Сергеич все думал о научном решении и цели.

Потом он плюнул на это и пошел посмотреть жену.

-- Чорт с ней, с этой целью жизни,-- объяснял он ей,-- я опять буду

ходить сквозь стены и все.

Но жена уже померла, и ее надо было похоронить.

Иван Сергеич не женился во второй раз, он остался холостым, нанял себе

кухарку и велел ей готовить обед, он больше всего любил вареники с творогом.

А сам все ходил сквозь стены.

Так шли молодые и средние годы Ивана Сергеича. Он состарился, выступила

седина.

Один раз он задумался и застрял левой ногой в стене.

Пришел управдом, стену пришлось разбирать.

-- Довольно,-- сказал управдом,-- оставьте ваши штуки, этак все стены

ломать придется.

И вообще с ним по рассеянности стали случаться несчастья.

Один раз в гостях он прошел сквозь стену из столовой в гостиную, а с

той стороны, в гостиной стояла ваза. Он ее при прохождении столкнул, разбил,

получился скандал.

А кончил он трагически. Он был в четвертом этаже и пошел сквозь стену,

да не ту, вышел на улицу, да и свалился с четвертого этажа, разбился и умер.

Так кончилась бесцельная жизнь ленинградского физкультурника Ивана

Сергеича.

____________________

 

Тетерник (<i>входя и здороваясь</i>):

Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте!

Камушков:

Вы однако не очень точны. Мы ждем вас уже порядочно.

Грек:

Да-да-да. Мы вас поджидаем.

Лампов:

Ну говори, чего опоздал?

Тетерник (<i>смотря на часы</i>):

Да разве я опоздал? Да, вообще-то есть... Ну ладно!

Камушков:

Хорошо. Я продолжаю.

Грек:

Да-да-да. Давайте, правда.

 

<i>Все рассаживаются по своим местам и замолкают</i>.

 

Камушков:

Не говоря по нескольку раз об одном и том же, скажу: мы должны выдумать

название.

Грек и Лампов:

Слышали!

Камушков (<i>передразнивая</i>):

Слышали! Вот и нужно название выдумать. Грек!

 

<i>Грек встает</i>.

 

Камушков:

Какое ты выдумал название?

Грек:

Ныпырсытет.

Камушков:

Не годится. Ну подумай сам -- что же это за название такое? Не звучит,

ничего не значит, глупое.-- Да встань ты как следует! -- Ну теперь говори:

почему ты предложил это глупое название?

Грек:

Да-да-да. Название, верно, не годится.

Камушков:

Сам понимаешь. Садись.-- Люди, надо выдумать хорошее название. Лампов!

(<i>Лампов встает</i>.) Какое название ты предлагаешь?

 

Лампов:

Предлагаю: "Краковяк". Или "Студень", или "Мой Савок". Что? не

нравится? Ну тогда: "Вершина всего", "Глицириновый отец", "Мортира и

свеча"...

Камушков (<i>махая руками</i>):

Садись! Садись!..

____________________

 

На набережной нашей реки собралось очень много народу. В реке тонул

командир полка Сепунов. Он захлебывался, выскакивал из воды по живот, кричал

и опять тонул в воде. Руками он колотил во все стороны и опять кричал, чтоб

его спасли.

Народ стоял на берегу и мрачно смотрел.

-- Утонет,-- сказал Кузьма.

-- Ясно, что утонет,-- подтвердил человек в картузе.

И действительно, командир полка утонул.

Народ начал расходиться.

____________________

 

Некий инженер задался целью выстроить поперёк Петербурга огромную

кирпичную стену. Он обдумывает, как это совершить, не спит ночами и

рассуждает. Постепенно образуется кружок мыслителей-инженеров и

вырабатывается план постройки стены. Стену решено строить ночью, да так,

чтобы в одну ночь всё и построить, чтобы она явилась всем сюрпризом.

Созываются рабочие. Идёт распределение. Городские власти отводятся в

сторону, и наконец настаёт ночь, когда эта стена должна быть построена. О

постройке стены известно только четырём человекам. Рабочие и инженеры

получают точное распоряжение, где кому встать и что сделать. Благодаря

точному расчёту, стену удаётся выстроить в одну ночь. На другой день в

Петербурге переполох. И сам изобретатель стены в унынии. На что эту стену

применить, он и сам не знал.

____________________

 

Бобров шёл по дороге и думал: почему, если в суп насыпать песку, то суп

становится невкусным.

Вдруг он увидел, что на дороге сидит очень маленькая девочка, держит в

руках червяка, и громко плачет.

-- О чем ты плачешь? -- спросил Бобров маленькую девочку.

-- Я не плачу, а пою,-- сказала маленькая девочка.

-- А зачем же ты так поёшь? -- спросил Бобров.

-- Чтобы червяку весело было,-- сказала девочка,-- а зовут меня Наташа.

-- Ах вот как? -- удивился Бобров.

-- Да, вот как,-- сказала девочка,-- до свидания,-- вскочила на

велосипед и уехала.

-- Такая маленькая, а уже на велосипедах катается,-- подумал Бобров.

____________________

 

Как странно, как это невыразимо странно, что за стеной, вот этой

стеной, на полу сидит человек, вытянув длинные ноги в рыжих сапогах и со

злым лицом.

Стоит только пробить в стене дырку и посмотреть в неё и сразу будет

видно, как сидит этот злой человек.

Но не надо думать о нём. Что он такое? Не есть ли он частица мертвой

жизни, залетевшая к нам из воображаемых пустот? Кто бы он ни был, Бог с ним.

____________________

 

Да, сегодня я видел сон о собаке.

Она лизала камень, а потом побежала к реке и стала смотреть в воду.

Она там видела что-нибудь?

Зачем она смотрит в воду?

Я закурил папиросу. Осталось ещё только две.

Я выкурю их, и больше у меня нет.

И денег нет.

Где я буду сегодня обедать?

Утром я могу выпить чай: у меня есть ещё сахар и булка. Но папирос уже

не будет. И обедать негде.

Надо скорее вставать. Уже половина третьего.

Я закурил вторую папиросу и стал думать, как бы мне сегодня пообедать.

Фома в семь часов обедает в Доме Печати. Если прийти в Дом Печати ровно

в семь часов, встретить там Фому и сказать ему: "Слушай, Фома Антоныч, я

хотел бы, чтобы ты накормил меня сегодня обедом. Я должен был получить

сегодня деньги, но в сберегательной кассе нет денег". Можно занять десятку у

профессора. Но профессор, пожалуй, скажет: "Помилуйте, я вам должен, а вы

занимаете. Но сейчас у меня нет десяти. Я могу дать вам только три". Или

нет, профессор скажет: "У меня сейчас нет ни копейки". Или нет, профессор

скажет не так, а так: "Вот вам рубль, и больше я вам ничего не дам. Ступайте

и купите себе спичек".

Я докурил папиросу и начал одеваться.

Звонил Володя. Татьяна Александровна сказала про меня, что она не может

понять, что во мне от Бога и что от дурака.

Я надел сапоги. На правом сапоге отлетает подметка.

Сегодня воскресение.

Я иду по Литейному мимо книжных магазинов. Вчера я просил о чуде.

Да-да, вот если бы сейчас произошло чудо.

Начинает идти полуснег-полудождь. Я останавливаюсь у книжного магазина

и смотрю на витрину. Я прочитываю десять названий книг и сейчас же их

забываю.

Я лезу в карман за папиросами, но вспоминаю, что у меня их больше нет.

Я делаю надменное лицо и быстро иду к Невскому, постукивая тросточкой.

Дом на углу Невского красится в отвратительную желтую краску.

Приходится свернуть на дорогу. Меня толкают встречные люди. Они все недавно

приехали из деревень и не умеют ещё ходить по улицам. Очень трудно отличить

их грязные костюмы и лица. Они топчутся во все стороны, рычат и толкаются.

Толкнув нечаянно друг друга, они не говорят "простите", а кричат друг другу

бранные слова.

На Невском страшная толчея на панелях. На дороге же довольно тихо.

Изредка проезжают грузовики и грязные легковые автомобили.

Трамваи ходят переполненные. Люди висят на подножках. В трамвае всегда

стоит ругань. Все говорят друг другу "ты". Когда открывается дверца, то из

вагона на площадку веет теплый и вонючий воздух. Люди вскакивают и

соскакивают в трамвай на ходу. Но этого делать ещё не умеют, и скачут задом

наперед. Часто кто-нибудь срывается и с ревом и руганью летит под трамвайные

колеса. Милиционеры свистят в свисточки, останавливают вагоны и штрафуют

прыгнувших на ходу. Но как только трамвай трогается, бегут новые люди и

скачут на ходу, хватаясь левой рукой за поручни.

Сегодня я проснулся в два часа дня. Я лежал на кровати до трех, не в

силах встать. Я обдумывал свой сон: почему собака посмотрела в реку и что

она там увидела. Я уверял себя, что это очень важно -- обдумать сон до

конца. Но я не мог вспомнить, что я видел дальше во сне, и я начинал думать о

другом.

Вчера вечером я сидел за столом и много курил. Передо мной лежала

бумага, чтобы написать что-то. Но я не знал, что мне надо написать. Я даже

не знал, должны быть это стихи, или рассказ, или рассуждение. Я ничего не

написал и лег спать. Но я долго не спал. Мне хотелось узнать, что я должен

был написать. Я перечислял в уме все виды словесного искусства, но я не

узнал своего вида. Это могло быть одно слово, а может быть, я должен был

написать целую книгу. Я просил Бога о чуде, чтобы я понял, что мне нужно

написать. Но мне начинало хотеться курить. У меня оставалось всего четыре

папиросы. Хорошо бы хоть две, нет, три оставить на утро.

Я сел на кровать и закурил.

Я просил Бога о каком-то чуде.

Да-да, надо чудо. Все равно, какое чудо.

Я зажег лампу и посмотрел вокруг. Все было по-прежнему.

Но ничего и не должно было измениться в моей комнате.

Должно измениться что-то во мне.

Я взглянул на часы. Три часа семь минут. Значит, спать я должен по

крайней мере до половины двенадцатого. Скорей спать!

Я потушил лампу и лег.

Нет, я должен лечь на левый бок.

Я лег на левый бок и стал засыпать.

Я смотрю в окно и вижу, как дворник метет улицу.

Я стою радом с дворником и говорю ему, что, прежде, чем написать

что-либо, надо знать слова, которые надо написать.

По моей ноге скачет блоха.

Я лежу лицом на подушке с закрытыми глазами и стараюсь заснуть. Но

слышу, как скачет блоха, и слежу за ней. Если я шевельнусь, я потеряю сон.

Но вот я должен поднять руку и пальцем коснуться лба. Я поднимаю руку и

касаюсь пальцем лба. И сон прошел.

Мне хочется перевернуться на правый бок, но я должен лежать на левом.

Теперь блоха ходит по спине. Сейчас она укусит.

Я говорю: Ох, ох.

Закрытыми глазами я вижу, как блоха скачет по простыне, забирается в

складочку и там сидит смирно, как собачка.

Я вижу всю мою комнату, но не сбоку, не сверху, а всю сразу, зараз. Все

предметы оранжевые.

Я не могу заснуть. Я стараюсь ни о чем не думать. Я вспоминаю, что это

невозможно, и стараюсь не напрягать мысли. Пусть думается о чем угодно. Вот

я думаю об огромной ложке и вспоминаю басню о татарине, который видел во сне

кисель, но забыл взять в сон ложку. А потом увидел ложку, но забыл...

забыл... забыл... Это я забыл, о чем я думал. Уж не сплю ли я? Я открыл для

проверки глаза.

Теперь я проснулся. Как жаль, ведь я уже засыпал и забыл, что это мне

так нужно. Я должен снова стараться заснуть. Сколько усилий пропало зря. Я

зевнул.

Мне стало лень засыпать.

Я вижу перед собой печку. В темноте она выглядит темно-зеленой. Я

закрываю глаза. Но печку видеть продолжаю. Она совершенно темно-зеленая. И

все предметы в комнате темно-зеленые. Глаза у меня закрыты, но я моргаю, не

открывая глаз.

"Человек продолжает моргать с закрытыми глазами,-- думаю я.-- Только

спящий не моргает".

Я вижу свою комнату и вижу себя, лежащего на кровати. Я покрыт одеялом

почти с головой. Едва только торчит лицо.

В комнате всё серого тона.

Это не цвет, это только схема цвета. Вещи загрунтованы для красок. Но

краски сняты. Но эта скатерть на столе хоть и серая, а видно, что она на

самом деле голубая. И этот карандаш хоть и серый, а на самом деле он желтый.

-- Заснул, - слышу я голос.

____________________

 

Вот я сижу на стуле. А стул стоит на полу. А пол приделан к дому. А дом

стоит на земле. А земля тянется во все стороны, и направо, и налево, и

вперед и назад. А кончается она где-нибудь?

Ведь не может же быть, чтоб нигде не кончалась! Обязательно где-нибудь

да кончается! А дальше что? Вода? А земля по воде плавает? Так раньше люди и

думали. И думали, что там, где вода кончается, там она вместе с небом

сходится.

И действительно, если встать на пароходе в море, где ничего не мешает

кругом смотреть, то так и кажется, что где-то очень далеко небо опускается

вниз и сходится с водою.

А небо казалось людям большим твёрдым куполом, сделанным из чего-то

прозрачного, вроде стекла. Но тогда ещё стекла не знали и говорили, что небо

сделано из хрусталя. И называли небо твердью, И думали люди, что небо или

твердь есть самое прочное, самое неизменное. Всё может измениться, а твердь

не изменится. И до сих пор, когда мы хотим сказать про что-нибудь, что не

должно меняться, мы говорим: это надо утвердить.

И видели люди, как по небу движутся солнце и луна, а звёзды стоят

неподвижно. Стали люди к звездам внимательнее приглядываться и заметили, что

звёзды расположены на небе фигурами. Вот семь звезд расположены в виде

кастрюли с ручкой, вот три звезды прямо одна за другой стоят как по линейке.

Научились люди одну звезду от другой отличать и увидели, что звезды тоже

движутся, но только все зараз, будто они к небу прикреплены и вместе с самим

небом движутся. И решили люди, что небо вокруг земли вертится.

Разделили тогда люди всё небо на отдельные звёздные фигуры и каждую

фигуру назвали созвездием и каждому созвездию своё имя дали.

Но только видят люди, что не все звезды вместе с небом двигаются, а

есть и такие, которые между другими звездами блуждают. И назвали люди такие

звезды планетами.

____________________

 

Как известно, у полу-поэта Бориса Пастернака была собака по имени

Балаган. И вот однажды, купаясь в озере, Борис Пастернак сказал

столпившемуся на берегу народу:

 

-- Вон смотрите, под осиной

Роет землю Балаган!

 

С тех пор этот экспромт известного полу-поэта сделался поговоркой.

____________________

 

Лев Маркович (<i>подскакивая к даме</i>):

Разрешите!

Дама (<i>отстраняясь ладонями</i>):

Отстаньте!

Л. М. (<i>наскакивая</i>):

Разрешите!

Дама (<i>пихаясь ногами</i>):

Уйдите!

Л. М. (<i>хватаясь руками</i>):

Дайте разок!

Дама (<i>пихаясь ногами</i>):

Прочь! Прочь!

Л. М.:

Один только пистон!

Дама (<i>мычит, дескать "нет"</i>).

Л. М.:

Пистон! Один пистон!

Дама (<i>закатывает глаза</i>).

Л. М. (<i>Суетится, лезет рукой за своим инструментом и вдруг оказывается, не

может его найти</i>).

Л. М.:

Обождите! (<i>Шарит у себя руками</i>). Что за чччорт!

Дама (<i>с удивлением смотрит на Льва Марковича</i>).

Л. М.:

Вот ведь история!

Дама:

Что случилось?

Л. М.:

Хм... (<i>смотрит растерянно во все стороны</i>).

 

<i>Занавес</i>

____________________

 

Не знаю, почему все думают, что я гений; а по-моему, я не гений. Вчера

я говорю им: Послушайте! Какой же я гений? А они мне говорят: Такой! А я им

говорю: Ну какой же такой? А они не говорят, какой, а только и говорят, что

гений и гений. А по-моему, я всё же не гений.

Куда не покажусь, сейчас же все начинают шептаться и на меня пальцами

показывают. "Ну что это, в самом деле!" - говорю я. А они мне и слова не

дают сказать, того и гляди схватят и понесут на руках.

____________________

 

Один толстый человек придумал способ похудеть. И похудел. К нему стали

приставать дамы, расспрашивая его, как он добился того, что похудел. Но

похудевший отвечал дамам, что мужчине худеть к лицу, а дамам не к лицу, что,

мол, дамы должны быть полными. И был глубоко прав.

____________________

 

Окно, занавешенное шторой, всё больше и больше светлело, потому что

начался день. Заскрипели полы, запели двери, в квартирах задвигали стульями.

Ружецкий, вылезая из кровати, упал на пол и разбил себе лицо. Он торопился

на службу и потому вышел на улицу, прикрыв лицо просто руками. Руки мешали

Ружецкому видеть, куда он идёт, и потому он дважды налетал на афишную будку,

толкнул какого-то старичка в коленкоровой шапке с меховыми наушниками, чем и

привёл старичка в такую ярость, что случившийся тут поблизости дворник,

старающийся поймать лопатой кошку, сказал расходившемуся старичку: "Стыдно,

батька, в твои-то годы так безобразничать!"

____________________

 

 

-- Ва-ва-ва! Где та баба, которая сидела вот тут, на этом кресле?

-- Почём вы знаете, что тут сидела баба?

-- Знаю, потому что от кресла пахнет бабой (<i>нюхает кресло</i>).

-- Тут сидела молодая дама, а теперь она ушла в свою комнату,

перебирать гардероб.

____________________

 

-- Говорят, все хорошие бабы толстозады. Эх, люблю грудастых баб,

мне нравится, как от них пахнет,-- сказав это, он стал увеличиваться в росте

и, достигнув потолка, рассыпался на тысячу маленьких шариков.

Пришёл дворник Пантелей, собрал эти шарики на совок, на который он

собирал обычно лошадиный навоз, и унёс эти шарики куда-то на задний двор.

А солнце продолжало светить по-прежнему, и пышные дамы продолжали

по-прежнему восхитительно пахнуть.

____________________

 

Один механик решил на работе стоять поочерёдно то на одной, то на

другой ноге, чтобы не очень уставать.

Но из этого ничего не вышло, он стал уставать больше прежнего, и работа

у него не клеилась, как раньше.

Механика вызвали в контору и сделали ему выговор с предупреждением.

Но механик решил побороть свою натуру и продолжал стоять за работой на

одной ноге.

Долго боролся механик со своей натурой и, наконец, почувствовав боль в

пояснице, которая возрастала с каждым днём, принужден был обратиться к

доктору.

____________________

 

Однажды Петя Гвоздиков ходил по квартире. Ему было очень скучно. Он

поднял с пола какую-то бумажку, которую обронила прислуга. Бумажка оказалась

обрывком газеты. Это было неинтересно. Петя попробовал поймать кошку, но

кошка забралась под шкап. Петя сходил в прихожую за зонтиком, чтобы зонтиком

выгнать кошку из-под шкапа. Но когда Петя вернулся, то кошки уже под шкапом

не было. Петя поискал кошку под диваном и за сундуком, но кошки нигде не

нашёл, зато за сундуком Петя нашёл молоток. Петя взял молоток и стал думать,

что бы им такое сделать. Петя постучал молотком по полу, но это было скучно.

Тут Петя вспомнил, что в прихожей на стуле стоит коробочка с гвоздями. Петя

пошёл в прихожую, выбрал в коробочке несколько гвоздей, которые были

подлиннее, и стал думать, куда бы их забить. Если была бы кошка, то конечно

было бы интересно прибить кошку гвоздём за ухо к двери, а хвостом к порогу.

Но кошки не было. Петя увидел рояль. И вот от скуки Петя подошёл и вбил три

гвоздя в крышку рояля.

____________________

 

У Колкова заболела рука и он пошёл в амбулаторию.

По дороге у него заболела и вторая рука. От боли Колков сел на панель и

решил дальше никуда не идти. Прохожие проходили мимо Колкова и не обращали

на него внимания. Только собака подошла к Колкову, понюхала его и, подняв

заднюю лапу, прыснула Колкову в лицо собачьей гадостью. Как бешеный вскочил

Колков и со всего маху ударил собаку ногой под живот. С жалобным визгом

поползла собака по панели, волоча задние ноги. На Колкова накинулась

какая-то дама и, когда Колков попытался оттолкнуть её, дама вцепилась ему в

рукав и начала звать милиционера. Колков не мог больными руками освободиться

от дамы и только старался плюнуть ей в лицо.

Это удалось ему сделать уже раза четыре и дама, зажмурив свои

заплёванные глаза, визжала на всю улицу. Кругом уже собиралась толпа. Люди

стояли, тупо глядели и порой выражали своё сочувствие Колкову.

-- Так её! Так её! -- говорил рослый мужик в коричневом пиджаке,

ковыряя перед собой в воздухе кривыми пальцами с черными ногтями.

-- Тоже ешшо барыня! -- говорила толстогубая баба, завязывая под