Государственные финансы в западных экономических теориях макрорегулирования

http://economy-ru.com/lektsii-finansam-rf/gosudarstvennyie-finansyi-zapadnyih-30784.html

 

Источник: Под ред. проф. М.В. Романовского, проф. О.В. Врублевской, проф. Б.М. Сабанти. Финансы: Учебник для вузов. — М.:Юрайт-М.—504с., 2004

 

В первой половине XX века великий Дж. Кейнс писал: «Идеи экономистов и политических мыслителей — и когда они правы, и когда они ошибаются — имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности, только они и правят миром. Люди практики, которые считают себя совершенно неподверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад. Я уверен, что сила корыстных интересов значительно преувеличивается по сравнению с постепенным усилением влияния идей. Правда, это происходит не сразу, а по истечении некоторого периода времени». Весь ход новейшей истории подтверждает эту мудрость, нашедшую свое воплощение в появлении новых экономических идей и теснейшей взаимосвязи реальных экономических ситуаций, в которых за последние десятилетия оказывался мир. Поэтому развитие западной экономической науки представляет интерес в период перехода России на новую экономическую модель после дискредитации прежней системы централизованного планирования.

В процессе активного реформирования экономики, начавшемся в Российской' Федерации с 1992 году, допущено много стратегических и тактических ошибок, следствием которых являются негативные результаты в экономической и социальной сфере. В то же время следует отметить, что экономическая теория Запада дает примеры преодоления больших трудностей хозяйственного развития, таких, как «Великая депрессия 30-х», сильнейшие экономические кризисы середины 70-х и начала 80-х годов, высокая инфляция этого же периода, серьезные структурные деформации, достаточно весомые масштабы безработицы и стремительный рост бюджетных, дефицитов и государственных долгов. Можно не бояться погрешить против истины, утверждая факт выдающихся достижений западных экономистов XX века, без которых подобных успехов экономическая практика никогда бы не имела.

После изучения данного параграфа станет более понятной логическая схема эволюции финансовой науки и ее сегодняшних задач, а также необходимость усвоения теоретического опыта развитых стран и возможностей его применения в практике российской экономики переходного периода. Как известно, генезис науки о финансах насчитывает несколько веков и его начало исследователи относят к XV — XVI векам. Не являясь исключением, финансовая наука, как и все прочие, рождается из потребностей практики, т.е. тогда, когда ранее не изучаемая сторона действительности становится стабильной и значимой для жизнедеятельности данной системы. Поэтому совершенно естественно, что финансовая практика на тысячелетия старше финансовой науки.

На грани средневековья и нового времени торговый капитализм создал как базисную возможность, так и определил настоятельную потребность в сознательном отношении к государственному денежному (финансовому) хозяйству. Вначале исследованием вопросов финансовой теории занимались ученые, создавшие общую политическую экономию. Необходимо отдать дань уважения тем, кто вложил свой огромный труд в исследование тогда еще новой области знаний. Это гений средневековья Ф. Аквинский; меркантилисты XV и XVI веков Д. Караф, Ж. Боден; английские философы-экономисты XVII столетия Т. Гоббс и Дж. Локк, а затем в XIX веке А. Пигу; выдающиеся немецкие финансисты-камералисты XVII—XVIII веков Ф. Юсти и И. Зонненфельс, французские физиократыXVIII века Ф. Кенэ, А. Тюрго, О. Мирабо, а также в первой половине XIX века Ж. Сэй и Ф. Бас тиа; гениальный А. Смит и его самый одаренный ученик Д. Рикардо; в XIX веке немецкие ученые Л. Штейн, А. Шеффле и А. Вагнер, К. Pay; на рубеже XIX—XX веков итальянские и шведские экономисты Мацолла, Ф. Нитти, Панталеони, Де Витти, Виксель, Линдаль; представители австрийской школы К. Менгер и Э. Сакс и другие. В этот славный ряд такими же крупными золотыми буквами могут по праву быть вписаны и имена выдающихся российских ученых XIX - начала XX веков: Ц. Тургенева, И. Озерова, И. Кулишера, А. Буковец- кого, Л. Ходского, В. Твердохлебова, И. Янжула, П. Гензеля, М. Алексеенко, П. Мигулина, Н. Яснопольского, М. Боголюбова, В. Лебедева, К. Шмелева, А. Тривуса, А. Соколова, М. Менькова, П. Микелад- зе, В. Дитмана. В советский период: А. Александрова, В. Чантладзе, Г. Точильникова, А. Бирмана, Э. Вознесенского.

Но при всем огромном разнообразии стилей, принципов, методологической базы, масштабов и уровней анализа у столь именитых авторов, необходимо обобщить основные направления их исследований, существенно отличающиеся от подходов к современным экономическим теориям. Дело в том, что на протяжении нескольких веков все темы, связанные с описанием отдельных сторон, выяснением сущности единичных категорий и анализом деятельности государственного денежного хозяйства в целом представляли собой относительно самостоятельную сферу изучения, существовавшую в жестком каркасе основных идей «классической» школы политэкономии.

Ученые — экономисты и финансисты — сначала долго спорили и откристализовывали само понятие сущности государственных финансов и их общественное назначение (функции), затем была длительная дискуссия о содержании, т.е. объекте, сфере распространения действия системы государственных финансов. Отдельно строились теории государственных доходов (в которых особым вниманием всегда пользовалась важнейшая их сфера — налогообложение), государственных расходов, бюджета и государственного кредита, финансового контроля. Причем, со временем внимание ко всем этим вопросам возрастало. Столь многоплановое и кропотливое изучение всех деталей финансовой практики лучшими представителями экономической мысли на протяжении нескольких веков позволило создать достаточно стройную, убедительную и захватывающе интересную науку — «теорию финансов», в которой к концу первой трети XX века было уже мало белых пятен, так как внесена ясность по всем основным ее направлениям. Правда, элементы дискуссионных положений имеют место до сих пор, что в сущности вполне соответствует природе процесса научного познания. В противном случае, как известно, изначально научная логика и научная система обречены превратиться в догму.

Обращает на себя внимание тематика работ в области финансовой теории приблизительно с XVI и до первой трети XX века. Например, «Финансы — нервы государства» Ж. Бодена, «Трактат о налогах и сборах» В. Петти, «Основные начала полиции, торговли и финансов» И. Зонненфельса, «Начала политической экономии и налогового обложения» Д. Рикардо, «Основные начала финансовой науки» К. Рау, то же самое название основного труда Ф. Нитти, «Опыт по государственным финансам» А. Пигу, «Русский государственный кредит» П. Мигулина, «Взгляд на развитие учения о налоге» у экономистов А. Смита, Ж. Сэя, Рикардо, Сисмонди и Д. Милля, М. Алексеенко, «Основы финансовой науки» И. Озерова, «Налоги в иностранных государствах» — монография авторского коллектива: А. Буковецкий, П. Гензель, И. Кулишер, В. Твердохлебов, «Налоги как орудие экономической политики» А. Тривуса, «Конспект лекций о государственном хозяйстве» С. Витте. Продолжение этой тематики, правда, далеко не в таких значительных масштабах, имело место и в последние десятилетия в СССР, примером чему являются «Финансы как стоимостная категория» и «Методологические аспекты анализа сущности финансов» Э. Вознесенского.

Но государственные финансы неотделимы от государства, а государство XVIII — начала XX веков — это «ночной сторож», охраняющий мир, собственность и правопорядок, но ни в коем случае не хозяйствующий субъект, тем более претендующий на руководящую роль в общественном воспроизводстве. Государству можно, конечно; доверить руководить почтой, связью, непомерно дорогим даже для акционерных обществ строительством железных дорог и несколькими фискальными монополиями, но от всего, что приносит хотя бы среднюю прибыль, государство необходимо отстранить. Это основа национального менталитета и господствующее мировоззрение периода капитализма совершенной конкуренции. И роль, значимость государственных денежных фондов, полностью подчинялась ведущему принципу невмешательства государства в экономику. Буржуазия, оберегая необходимую ей норму накопления, не была тогда готова к высоким налогам, так как не чувствовала никакой потребности в больших государственных расходах, и ей нужно было только «дешевое» правительство.

Вся система централизованных денежных фондов аккумулировала тогда сравнительно небольшую, долю национального дохода, не превышающую к 20-м годам прошлого столетия 15% ВВП.

Тем не менее, уже с 1830-х годов относительные и абсолютные показатели величин государственных расходов начали возрастать. Первым, кто это заметил и сделал соответствующий прогноз, был экономический советник О. фон Бисмарка А. Вагнер. Его расчеты и теоретические выкладки были поистине революционны, так как он один из самых первых понял ограниченность рынка и разделил экономику на два сектора — государственный и частный, не считал правительство только непроизводительным органом и сформулировал «закон возрастающей государственной активности». В соответствии с последним во всех странах, где быстро развивается промышленность, государственные расходы должны увеличиваться более высокими темпами, чем объемы производства и национальные доходы. Кроме этого, растущая государственная активность, по его мнению, будет определяться социальным и научно-техническим прогрессом, а также возрастающим количеством причин для межгрупповых и внутригрупповых противоречий. Но. гениальные прогнозы А. Вагнера не могли быть востребованы тогда его классом, и для оформления их в научную теорию время еще не пришло. В наши дни им отдают дань глубокого уважения и сравнивают с пророчествами М. Нострадамуса.

В хронологических рамках экономической истории (XVII — первая треть XX века) «классическая школа» охватила весь период возникновения и формирования микроэкономики и была ориентирована исключительно на модель «свободного» рынка, выросшего из взаимодействия единичных потребителей и единичных производителей. Таким образом, вся экономика страны представлялась не более чем «совокупностью микрорынков», а объяснение механизмов движения и развития микроэкономики автоматически переносилось на экономику в целом и становилось теоретическим объяснением механизмов макроэкономического движения. Общую мировоззренческую сущность «классики», как известно, составляли три основные идеи:

• требование невмешательства государства в экономику;
• бесконечный гимн свободной конкуренции;
• романтическая уверенность в надежности рыночного механизма установления равновесия между объемами платежеспособного спроса и товарного предложения, обеспечивающего экономическую эффективность.

Логика подобной системы взглядов на законы движения в мире материального производства предполагала, что отклонения от требуемого равновесия возможны только временные, непродолжительное завышение уровня цен или сокращение объема производства невозможны, так как ценовой механизм, обеспеченный условиями совершенной конкуренции, в конце концов все отрегулирует. Но «Великая депрессия» потому и имела место, что реальные процессы совсем перестали укладываться в концепцию «автоматической» самонастройки и это относилось прежде всего к инфляции и безработице. Быстро растущая монополизация большинства рыночных структур уничтожила условия совершенной конкуренции, а вместе с ними и ценовое саморегулирование. Объем совокупного спроса, который мог быть создан силами рынка (частное потребление плюс частное расходование капитала), был уже недостаточен, чтобы сохранить полную занятость. Брешь, которую необходимо было заполнить для стабилизации хотя бы относительного макроравновесия, намного превосходила ту норму Частного инвестирования, которую тогда можно было поддерживать. Массовая безработица усилила роль социальных факторов, также деформирующих законы стихийного действия рыночных регуляторов. В отличие от предыдущих циклических кризисов перепроизводства, «Великая депрессия 30-х» обозначила кризис всей существующей системы мотивов, целей, методов экономического управления, а также обеспечивающих их экономических теорий. Государственная политика в отношении цикла не была готова к новой постановке проблемы поиска методов для достижения равновесия. В этих условиях в обществе всегда появляется острая необходимость в совершенно новых экономических концепциях (аналогичный случай имеет место в настоящее время в Российской Федерации, но пока, к сожалению, успеха не принес), экономических моделях, позволяющих создать новые условия для продолжения существования рыночной системы и объяснить законы последующего развития на другой теоретической высоте. Поэтому конец «Великой депрессии» с позиций эволюции производственных отношений и генезиса экономических теорий можно образно сравнить с «жирной чертой», проведенной под длительным этапом существования капитализма свободной конкуренции и «царства классики».

С 1940-х годов начинается следующий этап качественных изменений в системе координат всех экономических наук, который, естественно, не мог обойти стороной и «теорию финансов». Принципиально иной уровень общего философского и экономического мировоззрения с существенной корректировкой прежней системы ценностей позволили сконцентрировать внимание ученых на проблеме практического использования крупнейших денежных фондов национальной экономики, а многие вопросы богатейшего теоретического наследия прошедших веков перенести в учебники.

Первой и основополагающей экономической теорией «нового поколения», которая открыла дверь всем последующим модификациям экономической мысли Запада (и в этом смысле ее значение непреходяще), была «Общая теория занятости, процента и денег» Дж. Кейнса, опубликованная в 1936 году. Последняя породила обширную литературу, прежде всего его многочисленных сторонников и последователей, образовавших целое направление, объединенное идеей относительной нестабильности капиталистической экономики, ввиду объективной невозможности активного государственного вмешательства. Новая концепция государственных финансов, получила свое развитие в послевоенном «неокейнсианстве». Таким образом, хронологические рамки вышеупомянутого «второго этапа» можно установить между 1940-ми и серединой 1970-х годов.

В период создания кейнсианской теории налицо были две основные проблемы — невиданные ранее масштабы безработицы, катастрофическое падение платежеспособного спроса (как потребительского, так и производственного), — и лишь две фазы циклического развития (кризис и депрессия). Поэтому Дж. Кейнса не могла тогда интересовать политика долгосрочного развития, и созданная им модель была статической, а все рассматриваемые в ней экономические процессы «действовали» лишь в рамках краткосрочного периода. Основные параметры (инвестиции, сбережения) не менялись во вре^ мени. В ответ на последующую критику этого обстоятельства он сам иронично замечал: «Наша жизнь тоже краткосрочна». Учитывая острую кризисность ситуации 1930-х годов и необходимость введения мер «скорой помощи», Дж. Кейнс сосредоточил все внимание на механизме формирования эффективного спроса в ближайшем будущем. И в решении этой задачи не могла остаться прежней ни узко фискальная, ни вся финансово-бюджетная политика в целом. В 1920-е годы обычно считалось, что последняя подлежит весьма жестким ограничениям, а сфера и размеры общественного вмешательства были строго ограничены догматами «здоровых финансов». По этому поводу крупный французский экономист Л. Столерю отмечает: «Исключительно жесткая ограничительная политика в европейских государствах в период с 1930 по 1935 год, решительно направленная на балансирование бюджета во имя некоторых ортодоксальных догм в тот момент, когда государство должно было бы открыть клапаны своей кассы, привела к катастрофическим последствиям — катастрофическим для экономики, катастрофическим для цивилизации, если вспомнить о том, что именно неспособность Гинденбурга, слабого и бездеятельного канцлера, ликвидировать безработицу в Германии способствовала приходу нацизма»1.

В своей экономической концепции Дж. Кейнс радикально изменяет систему взглядов как на само понятие «макроэкономическое равновесие», так и на механизм его достижения. Он выступает против классических постулатов о том, что предложение товаров всегда само по себе создает спрос, что равновесие спроса и предложения постоянно обеспечивается движением цен, что равенство объема инвестирования и объема сбережений устанавливается автоматически через колебания нормы процента. Кроме того, он решительно отверг объяснение безработицы элементами государственного вмешательства и деятельностью профсоюзов, препятствующих снижению уровня заработной платы. Подобно И. Ньютону, который увидел за фактом падения с дерева яблока закон всемирного тяготения, Дж. Кейнс обнаружил и доказал, казалось бы, достаточно понятное явление, а именно — несовпадение так называемого «равновесного рыночного состояния» и состояния «полного использования» наличных производственных ресурсов. Хотя, по его мнению, только оно может обеспечить истинную пропорциональность развития экономической модели и достижение «золотого четырехугольника»: полная занятость, предотвращение инфляции, обеспечение платежного баланса и устойчивость роста национального дохода. В свою очередь, «драма» саморегулируемой рыночной экономики у «классиков» как раз и заключалась в стремлении достичь только рыночного равновесия. Исповедуя эту религию, в определенный момент классическая макроэкономика остановилась в состоянии неполного, неэффективного производства, не имея стимула двигаться к полному валовому национальному продукту (ВНП), неся огромные материальные потери и порождая сильное социальное напряжение. Формирование «эффективного спроса» в краткосрочном плане, столь необходимого для приостановления экономической и социальной катастрофы, никак не могло обойтись без роста государственных расходов и изменения отношения к политике налогов и бюджетных дефицитов.

В кейнсианской модели рассматривались различные варианты «создания» бюджетных дефицитов — как за счет увеличения расходов без увеличения налогов, так и за счет снижения налогов при неизменных расходах. И доказывалось, что, в частности, в период депрессии создание некоторого бюджетного дефицита есть мощное средство стимулирования экономической деятельности, особенно, когда он создается путем увеличения правительственных расходов. Дж. Кейнс считал, что если воздействие инвестиционного мультипликатора, обусловленного многократным повторением цепочки «рост инвестиций — рост занятости — рост национального дохода — рост совокупного спроса», все-таки недостаточно для достижения необходимой величины валового совокупного спроса, то эту инвестиционную недостаточность должно компенсировать государство как через государственные трансфертные инвестиции, так и вообще «через политику бюджетной экспансии». Эти основные положения кейл-«сианской «финансовой теории» легли в основу политики в отношении цикла в «ведущих демократических странах», о чем писал Э. Хансен в своей фундаментальной монографии «Экономические циклы и национальный доход» (США, 1951)[32]. Декларации таких стран, как Великобритания, Канада, Австралия, Швеция, США показали новую тенденцию политического мышления относительно цикла. Правительства объявили, что берут на себя ответственность за сохранение «высокого и стабильного уровня -занятости» и первым шагом такой политики «должно быть недопущение того, чтобы упала совокупная сумма расходов», производимых в обществе. Но все осознавали, что столь энергичные действия для приостановки краха неизбежно требуют финансирования увеличивающихся непроизводительных затрат только за счет активного роста бюджетных дефицитов и всегда «сопровождающих» их государственных долгов. Но в тот период правительства рассматривали проблему послевоенных долгов как вполне поддающуюся регулированию.

Из ближайших последователей Дж. Кейнса, разделяющих его взгляды на возможности использования финансовой системы, заслуживает внимания теория американского экономиста А. Лернера, выпустившего в 1972 году солидный труд «Экономика занятости [33] (в России не издавался). В центре всей системы его теоретико-прагматических принципов стоит положение о развитии «функциональных финансов». Оно, детализируя разработки Дж: Кейнса, также отражает требование формирования активной бюджетно-фискальной системы, направленной на поддержание определенного уровня государственных расходов, которые должны по мере необходимости обеспечивать нормальный рост личного потребления и инвестиций, когда эти расходы в целом недостаточны* и, наоборот, — создавать ограничительные барьеры в случае их «чрезмерности». Он считает, что самой существенной проблемой «нашего современного общества» является вопрос о том, как избежать депрессии и инфляции «с помощью регулирования нормы расходов», и приступает к поискам «механизма нормального регулирования». Именно такой механизм Лернер связывает с использованием «функциональных финансов» и сразу пытается ввести эту концепцию в определенные социальные рамки (и в этом смысле можно констатировать усиление социологизации теории). Когда говорят о неокейнсианстве, стремясь подчеркнуть то новое, что дали его представители по сравнению с наследием "самого Дж. Кейнса, то к указанным новациям, прежде всего, относят теории экономического роста и циклического развития. По мере ликвидации послевоенных и кризисных последствий, уже в 1950-е годы проблема экономической динамики выдвигается на первый план, и западные экономисты сосредоточивают внимание не только на кризисах и депрессиях, но и на цикле в целом, включая оживление и подъем. Они доказывают, что бурные инфляционные бумы — явление для экономики не более желательное, чем затяжные спады, поэтому цикл нуждается в регулировании на всех стадиях своего протекания (ряд серьезных идей в этом направлении разработан Р. Харродом, Е. Домаром, Н. КалДором, П. Самуальсоном, Дж. Хиксом). Но наибольшую известность в качестве главного неокейнсианского теоретика цикла приобрел американский экономист («американский Кейнс») Элвин Хансен. В своем труде «Экономические циклы и национальный доход» (США, 1951) он высказывает и доказывает «новейшие предложения в области фискальной и кредитно-денежной политики», в которых идет речь о «трех типах программ компенсирования, предназначенных поддерживать устойчивость». В основе этих программ лежит следующее:

• встроенный механизм гибкости;
• автоматически действующие компенсирующие контрмеры;
• управляемые программы компенсирования.

Встроенные механизмы гибкости представляют собой автоматическую систему, которая в состоянии глушить колебания, но бессильна способствовать переходу от уровня депрессии к подлинному восстановлению. Система автоматически реагирует на изменение экономического положения. Она не требует сознательного управления. Одним из элементов такой программы является круто прогрессивная шкала подоходного налога. При фиксированной системе ставок поступления от налога будут быстро возрастать с ростом дохода и резко падать с уменьшением дохода. Следовательно, бум имеет тенденцию создавать бюджетные излишки, а депрессия — бюджетный дефицит, то есть происходит то, что и требуется. Точно так же система страхования от безработицы действует автоматически как компенсирующая мера: в периоды процветания (когда безработных мало, общая сумма выплачиваемых пособий падает, в то время как поступление налогов, удерживаемых из заработной платы на социальное обеспечение, растет), в периоды депрессии (когда безработица велика, общая сумма пособий растет, а поступления Налогов на нужды социального обеспечения падают). Налоги на нужды социального обеспечения превышают сумму выплачиваемых пособий в годы процветания, и это оказывает сдерживающее воздействие на бум; выплата пособий (по крайней мере, в сбалансированной системе или системе выплат из текущих доходов) превышает обложение по социальному обеспечению во время депрессии, и это оказывает смягчающее действие в период спада. И подобно этому, поддержание фермерских цен смягчает падение доходов фермеров в периоды, когда сельскохозяйственные цены снижаются. Отклонением от обычного типа программы поддержания цен является предложение, согласно которому фермеры продают по рыночным ценам, но в случае образования разрыва между рыночной ценой и ценой, которую предусмотрено поддержать, получают от правительства соответствующую компенсацию. Все это примеры «встроенных механизмов гибкости», действующих со стороны налогов или расходов.

Система «встроенных стабилизаторов» может уменьшить амплитуду циклических колебаний, смягчая падение и в какой-то мере тормозя бум; но вместе с тем она не в состоянии вызвать действительный подъем дохода и занятости. Для этого необходимы более решительные меры. Но решительные контрмеры также могут осуществляться автоматически. Подобного рода автоматическая схема предусматривает для борьбы против цикла варьирование налоговых ставок, с одной стороны, и правительственных расходов — с другой. Причем это варьирование автоматически вступает в действие, когда некоторые, специально выделенные индексы поднимаются или падают до точно определенных уровней. Так, когда индекс безработицы поднимется выше или опустится ниже точно определенного предела, станут оказывать свое действие точно установленные изменения в налоговых ставках и расходах. Все сказанное ранее относится к законодательным мероприятиям, имеющим целью приспособить бюджет к изменениям в ходе экономического развития.

Вся кейнсианская рецептура в широком смысле этого понятия,] (т.е. включая теорию самого Дж. Кейнса, «ортодоксальных» кейнсианцев и «неокейнсианцев») с большим или меньшим успехом давала положительный эффект до середины 1970-х годов, который затем совсем иссяк. Но сам по себе этот факт не должен был бы служить причиной яростной критики, доведенной иногда до степени полного отрицания не только «прикладных механизмов» кейнсианства (что само по себе являлось естественной реакцией), но и его сущности, а также оценки значимости. Вряд ли сам Дж. Кейнс, как человек незаурядного выдающегося ума, когда-либо претендовал на создание вечной монотеории, способной обеспечить конкретными рекомендациями практическую деятельность всех последующих правительств самых разных стран. Жизнь, как известно, развивается по законам Вселенной, а экономика — это часть «Бытия» и так же подчиняется этим общим закономерностям. А согласно последним, в каждой развивающейся «Системе» (тем более в экономической системе) существует предел управляемости. С послевоенного 1945-го до середины 1970-х годов в капиталистическом мире произошло очень много событий, которые вывели мировую экономику и все ее проблемы на совершенно иной уровень. Научно-техническая революция привела к резкому усложнению номенклатуры изделий и их быстрой сменяемости. В геометрической прогрессии увеличилось общее число предприятий, усилились интеграционные процессы. Соединились в «фокусе» сразу несколько кризисов (циклический, структурный, энергетический, экологический), распалась Бреттон- Вудская система и т.д. Здесь было над чем поработать коллективному разуму. Такая усложненная система, во-первых, не могла уже управляться прежними методами централизованного воздействия и, во-вторых, объективно требовала определенного перемещения акцентов на рыночные рычаги саморегуляции. Совершенно новая экономическая реальность нуждалась в новых концепциях макрорегулирования. Расположение школ экономической мысли Запада к первой половине 1970-х, может быть изображено в форме четырехугольника и представляет следующую картину: кейсианская «компания» (в верхнем углу воображаемого четырехугольника), «умеренная оппозиция в лице западногерманских неолибералов — В. Ойкена, А. Мюллер-Армяка, Л. Эрхарда и др. (по основным идеям занимала промежуточное положение между неоклассикой и кенсианством), в США — агрессивная «правая» оппозиция в лице неоклассиков с жестким лидером М. Фридменом, а также представители «экономики предложения» М. Феддстайн и А. Лаффер, выступающие за свободу предпринимательства и невмешательство государства. В «левом» углу имели место концепции институционально-социологического направления, доводящего идею государственного регулирования до требований целенаправленной социальной политики и индикативного планирования — Дж. Гелбрейт, Ф. Перру, Дж. Кларк, Г. Мюрдаль, Л. Столерю и др.

Неудивительно, что период 1970-х явился временем «второго кризиса экономической теории» Запада, но в отличие от первого, поразившего, в основном, концепции невмешательства государства в экономическую жизнь общества, этот был очень трудным и болезненным для всех школ и направлений. Но тем не менее, понятие «второй кризис» прежде всего ассоциируется с кризисом воздействия государства на экономику через совокупный спрос и совпадает с третьим этапом генезиса государственных финансов как предмета исследования в контексте общих экономических теорий.

Все главные прежние постулаты «поведения» государственных финансов начисто отвергаются. Выдвигаются жесткие требования сбалансированности бюджета (за неимением других приемлемых вариантов) путем драконовского сокращения социальных программ, общей доли ВВП, перераспределяемой через бюджет, а также умеренных налогов. На этой волне формируется экономическая теория предложения, усилиями, главным образом, экономистов США. Ее сторонники, так называемые сэплайсайдеры, представляют неоклассическую экономическую теорию на базе идейного наследия Ф. фон Хайека — теории предельной эффективности факторов производства и современного монетаризма. И хотя именно в этом направлении отчетливо виден водораздел с кейнсианством (в отличие от монетаристов, учитывающих все-таки кейнсианский анализ совокупного спроса), его представители выступают за самостоятельную, независимую от денежной, бюджетную политику, твердо веря в высокую эффективность налогового регулирования экономики.

В целом авторы этой современной концепции стоят за переход к долгосрочному государственному регулированию предложения факторов производства. 70-е и 80-е годы XX века отмечены усилением влияния сэплайсайдеров как на развитие мировой экономической мысли, так и на принципы формирования экономической политики ряда ведущих западных стран. После кейнсианских «провалов» ее сторонники сумели дать достаточно убедительные ответы на вопросы, поставленные хозяйственной практикой, и выработать конструктивные варианты решения многих проблем западной экономики 1970-х годов. По их мнению, такие формы государственного вмешательства в экономику, как кейнсианское антициклическое регулирование, бюджетное перераспределение доходов, подавление инфляции и т.д., признаются вредными, расстраивающими механизм рынка и порождающими хозяйственные трудности. Главным фактором роста безработицы они считают систему государственного социального обеспечения. Кроме того, по их мнению, государственные затраты на социальные цели изменяют соотношение между расходуемой и сберегаемой частями денежных доходов, так как увеличивается доля текущего потребления, в результате расчетов на финансовую помощь государства в пенсионный период. В результате происходит снижение доли сбережений в совокупном доходе, уменьшая объем кредитных ресурсов и источников накопления, что, в свою очередь, вызывает замедление экономического роста. В отличие от монетаристов, создатели теории предложения считают главными причинами непредвиденной инфляции высокие налоговые ставки и полностью отвергают бюджетный дефицит. Им удалось основательно разобраться в механизме его отрицательного воздействия на расширенное воспроизводство, особенно при таком методе покрытия, как долговые обязательства. В этом случае государство, стараясь не допустить ускорения инфляции, вынуждено размещать на финансовых рынках основную массу своих ценных бумаг и превращается в конкурента частных фирм, отбирая у частного сектора кредитные ресурсы. Последние перекачиваются в сферу государственного потребления и используются, главным образом, непроизводительно. Сторонники этой теории советуют государству полностью перекрыть бюджетный канал непредвиденной инфляции и изменять предложение денег иными путями, минуя дефицит. Центральное место в концепции принадлежит проблеме сбережений, дефицит которых обусловлен несовершенством налоговой системы. Когда уменьшаются реальные доходы, остающиеся после налогообложения, начинает действовать механизм сокращения личных сбережений. Когда же инфляция переплетается с непомерно высоким налогообложением прибыли, возникает большая вероятность падения дивидендов, что побуждает акционеров воздержаться от вложений капитала. Давит и дополнительный инфляционный налог, равный обычному налогу, умноженному на темп инфляции.

Выводы новых концепций безработицы, инфляции и экономической динамики образуют теоретический фундамент, некотором строится неоконсервативный проект реформы государственного регулирования экономики. Основным стержнем этой реформы считается радикальная реформа системы налогообложения, направленная в сторону значительного уменьшения предельных налоговых ставок. Предусматривается, что это снижение должно быть дифференцированным, пропорционально его предельной эффективности. В частности, предлагается в большей степени сократить те виды налогов,которые дадут максимально предельную отдачу с точки зрения роста накопления капитала и занятости, и в первую очередь это относится к налогам доходы от капиталовложений. Существенная роль ОТА водилась также реформе налогообложения лиц с высокими доходами: с богатых надо брать меньше, так как их отличает большая склонность к сбережениям. И вообще, в снижении налоговых ставок неоконсерваторы видят магистральный путь к решению многих проблем современной экономики. Долгосрочным последствием снижения налоговых ставок должен стать не рост бюджетного дефицита, а его сокращение. Эти закономерности были математически исследованы, и результат известен в мировой экономической науке как эффект Лаффера. В теории предложения он занимает исключительно важное место. Именно через него проходит, в сущности, единственная линия связи между концепцией налогового регулирования, находящейся в центре этой теории, и Принципом равновесия государственного бюджета.

Кривая на рис. 1.5.1 отражает взаимосвязь величины ставки налогов и поступления за их счет средств в государственный бюджет. При повышении ставки доходы государства за счет налогов вначале увеличиваются, но только до определенной границы — точки М, после нее повышение налоговой ставки уменьшает налоговые поступления. Высокие налоги снижают стимулы производства и уменьшают налоговые доходы государства. Но такая кривая не дает точного ответа, при какой ставке налогов поступления налогов максимальны. Ибо она различна для разных стран и зависит от многих факторов:

• размеров и структуры государственного сектора;
• налоговой политики и т.д.

В 1980-е годы ряд принципов теории предложения был положен в основу экономической политики правительств некоторых стран. На основе ее разработок с 1986 года проводятся крупные налоговые реформы, которые начались в США (поэтапно в течение 10 лет). Эти реформы имели несомненные достижения, и к первым из них можно отнести уменьшение максимальных предельных ставок по сравнению с началом 1980-х годов. В частности, в США это было снижение с 70 до реальных 33%, в Швеции — с 87 до 80%, в Португалии — с 80 до 69%, Ирландии — с 77 до 65%, Италии — с 72 до 62%, в Великобритании — с 83 до 60% (предельная налоговая ставка — высшая налоговая ставка в системе прогрессивного обложения). Вторым достижением был рост вычетов из личного дохода и стандартных вычетов, исключивших таким образом 6 млн человек из налоговых списков. Кроме того, деятельность по сокрытию налогов сделалась более трудной и менее привлекательной (США) [34]. Но как это часто случается, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги...». Суть этой русской мудрой пословицы иногда вполне соответствовала результатам практической реализации основных теоретических разработок сэплайсайдеров. Так, в США изменение предельной налоговой ставки дало ощутимое облегчение налогового бремени только четвертой части населения — цель упрощения не была достигнута. Но самой большой неудачей явилось явно недостаточное расширение налоговой базы до очень ограниченного уровня, т.е. не скомпенсировавшее быстро налоговые потери (имели место и другие несостоятельности), И тем не менее, хотя, безусловно, «практика — критерий истины», все-таки на основании подобных неудач даже в ряде стран не стоит делать скоропалительных выводов о неправомерности научной теории. Авторы «экономики предложения» совершенно верно уловили главное направление «теоретической» перестройки — необходимость всемерной мобилизации созидательного потенциала рынка, что, собственно, и входит в задачу экономической теории в отличие от практического руководства и инструкции. Что же касается реальных изменений в налоговых законах, то они всегда и везде влекут за собой проблемы, часто имеющие объяснения в сферах, очень далеких от фундаментальной экономической науки. И поэтому нередко результат соответствует опять-таки старой пословице (на сей раз английской) «старые налоги — хорошие налоги».

Как уже отмечалось, современная западная экономическая мысль представлена несколькими крупными школами, каждая из которых имеет ряд направлений. Некоторые из них базируются непосредственно на основных постулатах кейнсианства, другие откровенно им противоречат. Но никто не может отрицать, что вся академическая наука и практика развитых государств признает и осуществляет жизнедеятельность в системе смешанных экономик, т.е. в той или иной степени, в предпочтении одних или других форм, регулируемых государством. Поэтому, несмотря на наличие диаметрально противоположных точек зрения по комплексу вопросов государственного регулирования, в послевоенный период в странах с развитыми рыночными структурами сформировалась новая наука — экономика общественного сектора, представляющая иную, чем прежде, систему взглядов на роль государства и теорию государственных финансов. Изучение этой дисциплины стало неотъемлемой частью экономического образования во многих странах. Общественный сектор представляет собой совокупность всех ресурсов экономики, находящихся в распоряжении государства. Под государственными ресурсами подразумевается вся собственность и все денежные (в основном бюджетные) фонды. Но так как любые действия государства в условиях рынка опосредствуются финансовыми инструментами, то, не умаляя роли государственной собственности, наиболее универсальным инструментом воздействия признается бюджет. Поэтому в центре внимания экономики общественного сектора находятся в первую очередь государственные финансы. Особенность этой дисциплины состоит в том, что она рассматривает государство даже не в качестве регулирующей структуры, а в общем ряду субъектов экономической деятельности, который должен поставлять обществу конкретные экономические блага с необходимой Эффективностью производства этих благ. Экономика общественного сектора призвана также объяснить, как государство изыскивает средства для достижения этих целей, как оно эти средства расходует и за счет чего его экономическая деятельность может стать более рациональной. Однако, помещая государство в общий ряд участников экономической деятельности, учитывается его принципиальное отличие от других субъектов рыночного хозяйства, заключающих свои сделки добровольно. Государство и его органы всегда обладают Правом принуждения в рамках и на основе законов.

В основе всех прежних взглядов на роль государства и системы его денежных фондов лежала необходимость целесообразного перераспределения доходов, ресурсов, имущества в соответствии с принципами социальной справедливости. Но природа перераспределительных процессов такова, что очень часто их результатом становится конфликт интересов, так как улучшение положения одной группы индивидов происходит за счет ухудшения другой. Согласно новой системе взглядов речь идет о желательной Парето-оптимизации. Парето-улучшением называется такое изменение в ходе экономических процессов, которое повышает уровень благосостояния (значение функции индивидуальной полезности) хотя бы для одного из участников, если при этом не допускается снижение уровня благосостояния ни одного из других. По мнению авторов, современный свободный рынок в любом государстве вследствие несоверщенной конкуренции, внешнего воздействия и неполноты информации обязательно имеет серьезные изъяны («провалы рынка», «ошибки рынка»), т.е. попадает в ситуации, в которых свободное действие рыночных сил не обеспечивает Парето-оптимального использования ресурсов. И вот как раз в этих зонах, и только в них, должен функционировать общественный сектор (желательно на принципах Парето-оптимизации), при этом в предварительных расчетах изъяны рынка необходимо сопоставить с возможными провалами государства.

Поскольку отличительной чертой государства является законное право принуждения, имеет смысл использовать потенциал общественного сектора в тех и только в тех случаях, когда издержки и негативные последствия принуждения, как минимум, уравновешиваются его позитивными последствиями, т.е. потери для каждого индивида в отдельности, а не только для общества в целом, должны уравновешиваться приобретениями. Прежде всего государство призвано обеспечивать экономически эффективное удовлетворение потребностей своих граждан в общественных благах в таких отраслях, как: образование, здравоохранение, культура, транспорт и связь, энергетика, коммунальное хозяйство, — и обязательно на уровне социальной достаточности, а не минимального потребления. Выполнение этих функций на соответствующем уровне, в основном, и определяет масштабы общественного сектора в каждом данном государстве на определенном временном отрезке.

Ресурсы, с помощью которых государство участвует в общественной жизни, — это, с одной стороны, все то, владельцем чего оно является, а с другой — доходы и расходы централизованных денежных фондов. В первом случае речь идет о запасе ресурсов, во втором — об их потоке. Такого рода двойная характеристика экономического потенциала присуща любому субъекту хозяйства, но особенность государства состоит в том, что, пользуясь законным правом принуждения, в результате систематически осуществляемого перераспределения, доля общественного сектора в национальном доходе, как правило, существенно отличается от его доли в совокупном капитале. Правда, эти цифры не отражают полностью все аспекты государственной деятельности. С одной стороны, государство часто контролирует огромные ресурсы, которые не получают надлежащей экономической оценки в качестве потенциальных или реальных факторов производства (земли, не находящиеся в сельскохозяйственном обороте, охраняемые природные и культурные ценности и Т.Д.). С другой, расходы государства, в конечном счете, характеризуют услуги, которые оно предоставляет на нерыночной основе. Таким образом, и запас, и поток ресурсов общественного сектора частично изъяты из рыночного оборота, что сказывается на экономических измерениях. Но в целом роль и масштабы этого сектора наиболее концентрированно можно выразить удельным весом государственных доходов и расходов в национальном доходе или ВВП.

Так, к началу 1990-х годов доля совокупных расходов государства в ВВП составила: в Австралии — 13,4%, в Австрии — 49,9%, в Великобритании — 40,5%, в Индии — 17,6%, в Испании — 34,3%, в Италии — 52,5%, в Южной Корее — 17,7%, в Нидерландах — 55,8%, в Норвегии - 56,8%, в США - 36,0%, в ФРГ- 43,8%, в Финляндии - 35,9%, во Франции — 45,4%, в Швеции — 61,5%, в Японии — 32,4% [35]. Как свидетельствуют данные, разброс величин достаточно большой, от 13,4 до 61,5%. Но, если отбросить крайние значения, обусловленные спецификой экономической политики именно этих государств, а также возможными временными колебаниями, то во всех развитых странах ясно вырисовывается средняя современная цифра порядка 35— 50%, что соответствует очень высокой доле государства в ВВП.

Но какими бы принципами не руководствовалось государство в своем отношении к формированию денежных фондов, из которых финансируется производство общественных благ (перераспределение или «Парето»), перед правительством всегда будет стоять извечная проблема выбора между справедливостью в распределении и эффективностью в производстве. Например, согласно и «классическим», и «кейнсианским» понятиям налоговой справедливости, система налогообложения должна содержать высокие налоги на «богатых» и низкие на «бедных», так как только таким способом можно создать финансовый источник будущей социальной поддержки. И с этих позиций регрессивные налоговые ставки выглядят вопиющим преступлением против человечности. Но, согласно философии и логике тех же сэплайсайдеров, высокие доходы ни в коем случае не должны нести на себе большое налоговое бремя, так как только они обладают потенциальными возможностями скорейшего инвестирования и, следовательно, обеспечивают экономический рост, увеличение массы национальной добавленной стоимости, создают реальные источники финансирования всех дополнительных государственных расходов. В свою очередь, лица с низкими и средними доходами могут уменьшить или увеличить только свой фонд личного потребления, что в итоге будет влиять на совокупный спрос, но косвенным путем и замедленными темпами. Поэтому, согласно их взглядам, регрессивные ставки (когда они возможны) в принципе даже желательны. Сравнивая эти две противоположные, но солидно аргументированные точки зрения, нельзя дать однозначного ответа об абсолютной правомерности или неправомерности какой-либо из них. Все дело, очевидно, в структуре и назначении той общей экономической схемы, в которой искомая налоговая система формируется, а также в степени остроты «лидирующих» проблем. Каждое общество должно искать свой оптимум в соответствии с национальным менталитетом и сложившейся системой взглядов в отношении принципов общественной справедливости с учетом реальных общественных возможностей. И это еще одна причина, по которой навсегда исключается копирование готовых формул, тем более для государств с разным историческим мировоззрением и резкими различиями в способе и объемах производства.

Поиск такого оптимума технически очень сложная и даже не всегда выполнимая задача, ибо имеют место высокие объективные потребности в государственном финансировании, с одной стороны, и резко очерченная ограниченность реальных доходных источников, с другой. И чем ниже на лестнице мировых достижений иерархическая ступень, на которой находится данное государство, тем острее эта проблема и больше вероятность конфликта. Но даже и у высокоразвитых стран поиск путей ведется в надежде хотя бы частичного разрешения данного противоречия. В частности, неокейнсианцами Н. Калдором и Дж. Хиксом была разработана соответствующая система, обеспеченная обстоятельной математической аргументацией [36].

В теории экономики общественного сектора в ее понимании роли и назначения государства соответственно серьезно скорректированы взгляды на роль конкретных финансовых институтов. Например, налоги рассматриваются не как способ мобилизации средств на содержание неких надэкономических структур, а скорее, в качестве формы, которую приобретают затраты на производство разнообразных общественных благ, поставляемых государством своим гражданам. Предполагается, что государство и его органы, подобно другим производителям товаров и услуг, должны получать ресурсы лишь постольку, поскольку им удается продемонстрировать потребителям (налогоплательщикам) свою способность удовлетворять их запросы лучше потенциальных Конкурентов из числа частных фирм. Кроме того, за потребителями остается бесспорное право добиваться минимизации своих затрат (налогов), т.е. налицо требование ощутимой возвратности налогов как в масштабах общества, так и для каждого налогоплательщика. И единственным смыслом и оправданием налогов в демократическом обществе считается максимальное удовлетворение спроса налогоплательщиков на общественные блага и признанных гражданами этой страны принципов перераспределения доходов. Но в силу несовершенства современных экономик и изъянов государства на практике налоговые системы не способны безукоризненно выполнять данную миссию. Просто при конкретном выборе путей необходимо стремиться к этой идеальной модели. Налоги необходимо платить всем гражданам, а дифференциация уплаты должна производиться по четким критериям, соответствующим принятым в данном обществе представлениям о справедливости. Имеются два основных принципа дифференциации налогов: принцип подучаемых выгод и принцип платежеспособности. Первому отвечают различия в величине налогового бремени в соответствии с различиями в полезности действий государства для разных налогоплательщиков. Второй принцип предполагает соразмерность налогообложения, но не субъективной готовности, а объективной способности отдельных плательщиков нести налоговое бремя. На практике этот принцип трудно заменить каким-либо другим. Но какой бы конкретный принцип не был положен в основу относительного равенства налоговых обязательств, «демократическое» налогообложение предусматривает, во-первых, равенство по горизонтали и, во-вторых, равенство по вертикали.

Первое — это непосредственное равенство обязательств для всех лиц, находящихся в одинаковом положении с точки зрения принятого принципа. Второе — соответствие дифференциации налоговых обязательств различиям в их положении. Оба эти принципа, по сути, выражают идею запрета на дискриминацию в налогообложении. После выбора принципов налогообложения в целом и расчета необходимой суммы, следует сформировать общую структуру системы, т.е. выбрать конкретные виды и рассчитать ставки. Делать это нужно на базе анализа воздействия налогов на рыночное поведение производителей и потребителей, так как только он позволяет выявить искажающее влияние налогов и, правильно подбирая их характеристики, добиваться относительного уменьшения нежелательных искажений (под искажением обычно подразумевают негативное влияние на эффективность). Авторы теории экономики общественного сектора очень большое внимание уделяют обеспечению возможности общественного контроля за формированием и результатами действия налоговой системы. Эксплуатация неведения налогоплательщиков со стороны государства (отдельных групп специальных интересов) ничуть не более отвечает принципам современной рыночной экономики, чем всякое иное злоупотребление информационной асимметрией.

Как известно, в любом обществе во все времена налогоплательщиков посещало желание переложить, переместить свои налоги. И это по-человечески понятное стремление всегда находило способы реализации при наличии экономических и правовых возможностей. Авторами рассматриваемой теории подробно анализируются различные современные варианты как перемещения налогов, так и экономический результат избыточного налогового бремени. Доказано, что последнее представляет собой денежный эквивалент потерь полезности, которые вызываются эффектом замещения, обусловленным налогообложением. Этот эффект замещения и выражает искажающее действие налога, самым отрицательным результатом которого является искажение соотношений цен, на основе которых осуществляется перераспределение ресурсов.

Специфика системы взглядов описываемой теории, естественно, распространяется и на назначение государственных расходов и бюджетную политику в целом. Целесообразность государственных расходов должна достигаться только в рамках программного подхода к их формированию и осуществлению. Общественные расходы, по мнению авторов, можно представить в качестве отрицательных налогов, соответственно распространив на них с некоторыми оговорками многие из положений новой налоговой теории. Чтобы добиться наиболее рационального использования общественных средств, требуется как можно точнее определить их отдачу, сопоставить ее с затратами, сравнить различные варианты программ с точки зрения издержек и выгод. Не имея возможности в рамках данного параграфа подробнее остановиться на особенностях нового ракурса теории государственных расходов, хочется обратить внимание на их отношение к методу планирования расходов «от достигнутого уровня», столь любимого государственными деятелями и в СССР, и в РФ. Последнее считается более или менее приемлемым только в случае, когда общество в высокой степени удовлетворено состоянием общественного сектора и при этом само не находится в процессе глубоких перемен. Но, чем глубже и интенсивнее сдвиги в объективных условиях развития общественного сектора и запросах, которые он призван удовлетворить, чем настоятельнее потребность в реформировании самого этого сектора, тем менее допустимо полагаться на прежние образцы. Тогда в центр внимания должен обязательно выдвигаться поиск альтернативных вариантов использования общественных средств и сравнение этих вариантов. И хотя идеальных формализованных методов оценки затрат и результатов в общественном секторе не существует (иначе подготовку и принятие бюджета можно было бы превратить в сугубо техническую операцию), тем не менее в теоретических разработках нового направления существует несколько вариантов аналитических методов с серьезным математическим обеспечением. Их обязательное применение дает огромный практический выигрыш, позволяя отсекать хотя бы заведомо худшие варианты и обосновывать бюджетную политику именно в условиях смешанной рыночной экономики.

В завершение данного параграфа обобщим изложенное и сделаем некоторые выводы.

Финансовая наука имеет богатейшее многовековое теоретическое наследие, созданное трудом многих поколений выдающихся ученых стран Запада и России. И ни одно из направлений новейших исследований и практического законодательства в сфере государственных финансов не может иметь место без учета основных положений базовой теории. В противном случае все усилия обречены на отрицательный результат.

Первый кризис в истории экономической мысли, постигший экономическую науку в 30-е годы XX века, объективно отразил переломный этап в развитии самой рыночной экономики. Дж. Кейнс переломил этот кризис и дал толчок развитию всех последующих современных экономических школ, «о уже на новой теоретической высоте. Его доказательство необходимости существования смешан- ' ной экономики с регулирующей ролью государства имеет непреходящее значение и оказывает влияние на все направления исследований, связанных с материальным производством.

Подобный переворот в направляющей системе экономического мышления самым непосредственным образом коснулся общественного отношения к сфере государственных финансов. В достижении Целей стабилизации экономического цикла она была призвана играть ведущую роль, причем особо важное значение придавалось управлению бюджетным дефицитом в целях расширения или сокращения совокупного спроса (кредитно-денежная политика в этой ситуации должна была приспосабливаться к бюджетной).

С середины 1970-х годов радикально изменившаяся экономическая ситуация и совершенно новые проблемы перестали умещаться в рамки прикладных кейнсианских разработок, и западной экономической мысли пришлось преодолевать второй кризис общей теории в XX веке. Сфера государственных финансов не привлекает внимания многих авторов, предлагающих новые модели регулирования, но объективно она находится под пристальным вниманием общества. Доля денежных потоков, проходящих через систему централизованных государственных фондов, в послевоенный период увеличилась в несколько раз и от 15% ВВП дошла в отдельных случаях до 60%. Такие масштабы делают ее потенциально огромной регулирующей силой: созидательной или разрушительной.

Понимание этой объективной реальности натолкнуло экономическую мысль Запада на создание новой науки — экономики общественного сектора, которая развивает теорию государственных финансов в целях применения этой мощной системы в условиях уже смешанной экономики.

К концу второго тысячелетия и переходу человеческой цивилизации в XXI век, уже известны результаты воздействия основных экономических идей, из тех, которые «правят миром». Самые масштабные из них — марксистская и кейнсианская с современными ее модификациями. Причем, интересно то, что оба эти противоположные направления отражали одну объективную потребность дальнейшего общественного развития — выхода из узких рамок жесткого рыночного диктата в социально ориентированную экономику. Но многовековой менталитет, основанный на почитании «святого права частной собственности», и глубина демократической культуры после осознания необходимости радикальных реформ направили Запад по пути поиска решений сохранения базовой рыночной структуры, а Россию, в силу комплекса национальных особенностей — ее полного разрушения. Сейчас, осознав многие ошибки, страны бывшего социалистического лагеря проходят очень тяжелый переходный период с целью создания у себя модели смешанной экономики. И в этой ситуации теоретическое наследие прошлого и современные разработки Запада — бесценный дар, который необходимо использовать, опираясь на самое главное в нем — высокую культуру методологического анализа. Но столь необходимый процесс познания и расширения экономического кругозора ни в коем случае нельзя подменять слепым копированием готовых схем. Все без исключения новые теории Запада базируются на предположении существования развитого рыночного хозяйства с разветвленной институциональной структурой и отработанным веками законодательством. И хотя в СССР несколько десятилетий существовал единственный «общественный сектор», до внедрения в практику современной науки «экономика общественного сектора» России надо еще дорасти. Результатом бездумного использования отдельно вырванных из их общего контекста экономических мероприятий могут быть только невосполнимые материальные потери, нарастание и без того очень серьезных структурных деформаций и усиление социальной напряженности.

В начале данного параграфа приведены очень интересные размышления Дж. Кейнса о реальной степени влияния мыслителей- философов, экономистов на поведение человечества. Вместо заключения хотелось бы привести высказывание еще одного выдающегося представителя современной экономической науки Дж. Гэлбрейта, который говорит о воздействии реального мира на становление идей. «На деле экономические идеи всегда являются продуктом своего времени и места возникновения, их нельзя рассматривать независимо от того мира, который они объясняют, а этот мир постоянно меняется, соответственно и экономические теории, если они призваны отвечать своим целям, должны меняться. Появление за последние сто лет акционерных обществ, профсоюзов, прошедшие войны и экономическая депрессия, уничтожившие изобилие, изменение характера денег, новая роль банков, падение значения сельского хозяйства, рост городов и городской нищеты, появление государства всеобщего благосостояния, растущее значение экономической политики, возникновение социалистических стран — все это сильно изменило, даже революционизировало экономическую жизнь. А если изменился предмет исследования, значит, с необходимостью должна измениться его задача?».

 

Контрольные вопросы:

• Каковы главные причины повышенного интереса к современной истории экономических учений?
• Какими факторами определялись основные направления развития финансовой науки с XVI по начало XX века?
• В чем сущность кейнсианского «переворота» в истории экономической модели Запада?
• Почему Дж. Кейнс в первом ряду предлагаемых мероприятий антициклической стабилизационной политики ставит финансово-бюджетную и фискальную политику?
• Каковы основные направления теории «функциональных финансов»?
• Назовите причины и содержание теории экономики предложения.
• Что представляет собой общественный сектор рыночной экономики?

 

Литература

1. Архитектор макроэкономики (Дж.М. Кейнс и его макроэкономическая теория): Библиотека экономических спецкурсов. — Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.

2. Григоров К. Обновление или кризис. — М.: Прогресс, 1982.

3. Курс экономической теории: Учеб. пособие: Учебники МГУ им. М.В. Ломоносова. — М.: ДИС, 1997.

4. Пушкарева В.М. История финансовой мысли и политики налогов. — М.:ИНФРА-М, 1996.

5. Современные экономические теории Запада / Под ред. Марковой А.Н. — М.: Финстатинформ, 1996.

6. Стиглиц Дж.Ю. Экономика государственного сектора. — М.: ИНФРА-М, 1997.

7. Столер Ю'Л. Равновесие и экономический рост. — М.: Статистика, 1974.

8. Сумароков В.Н. Государственные финансы в системе макроэкономического регулирования. — М.: Финансы и статистика, 1996.

9. Хансен Э. Экономические циклы и национальный доход. Классики кейнсианства. Т. 2. — М.: Экономика, 1997.

10. Худокормов А.Г. Историяэкономическихучений: Учебник. — М.: ИНФРА-М, 1998.

11. Якобсон Л.И. Экономика общественного сектора. Основы теории государственных финансов: Учебник для вузов. — М.: Аспект пресс, 1996.