Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 10 страница

IV УНИЧТОЖЕНИЕ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ

МЕЖДУ ГОРОДОМ И ДЕРЕВНЕЙ. ЧАСТНЫЕ ВОПРОСЫ, ПОДНЯТЫЕ «КРИТИКАМИ»

От Герца перейдем к г. Чернову. Так как последний только «беседует» по поводу первого, то мы ограничимся здесь краткой характеристикой приемов рассуждения Гер­ца (и приемов перефразировки его г. Черновым), чтобы перейти (в следующем очерке) к разбору некоторых новых, выдвигаемых «критиками», фактических данных.

Выше 20 ha только 0,3 млн. хозяйств из 5,5 млн., т. е. только 5,5% всего числа, но у них 17,7 мил­лиона гектаров земли из 32,5. т. е. 54,4% всей сельскохозяйственной площади.

142__________________________ В. И. ЛЕНИН

Что представляет из себя Герц в качестве теоретика, это достаточно показать на од­ном примере. В самом начале его книги мы встречаем параграф, носящий претенциоз­ное заглавие: «Понятие национального капитализма». Герц хочет не больше и не мень­ше, как дать определение капитализму, «Мы можем, конечно, — пишет он, — охарак­теризовать его, как такую народнохозяйственную систему, которая юридически осно­вывается на вполне проведенных принципах свободы личности и собственности, тех­нически — на производстве в широких» (крупных?) «размерах, социально — на отде­лении средств производства от непосредственных производителей, политически — на обладании капиталистами центральной политической властью» (концентрированной политической силой государства?) «в силу одного экономического основания распре­деления собственности» (русск. пер., с. 37). Эти определения неполны, требуют огра­ничений — говорит Герц — напр., домашняя работа и мелкая аренда держатся еще вез­де наряду с крупным производством. «Не вполне подходящим является также реальное (sic!) определение капитализма, как системы, при которой производство находится под контролем» (господством и контролем) «капиталистов» (капиталовладельцов). Не правда ли, как великолепно это «реальное» определение капитализма как господства капиталистов? И как характерна эта, столь модная в настоящее время, quasi -реалистическая, а на самом деле эклектическая погоня за полным перечнем всех от­дельных признаков и отдельных «факторов». В результате, конечно, эта бессмысленная попытка внести в общее понятие все частные признаки единичных явлений, или, на­оборот, «избегнуть столкновения с крайним разнообразием явлений», — попытка, сви­детельствующая просто об элементарном непонимании того, что такое наука, — при­водит «теоретика» к тому, что за деревьями он не видит леса. Герц, напр.,

Г-н В. Чернов переводит («Р. Б.» №4, 132): «на производстве, достигшем высокой степени разви­тия». Это он ухитрился «понять» таким образом немецкое выражение «auf grosser Stufenleiter»!! — якобы. Ред.

_____________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС И «КРИТИКИ МАРКСА»____________________ 143

забыл о такой мелочи, как товарное производство и превращение рабочей силы в товар! Зато он сочинил следующее генетическое определение, которое — в наказание сочини­телю — следует привести целиком: капитализм — «такое состояние народного хозяй­ства, в котором осуществление принципов свободного оборота, свободы личности и собственности достигло высшего (относительно) пункта, определяемого экономиче­ским развитием и эмпирическими условиями каждого отдельного народного хозяйства» (S. 10, русск. пер. 38—39 не вполне точен). Г-н В. Чернов, разумеется, с восторженным благоговением переписывает и расписывает эти мыльные пузыри, угощая, кроме того, читателей «Русского Богатства» на протяжении целых тридцати страниц «анализом» типов национального капитализма. Из этого высокопоучительного анализа можно из­влечь ряд чрезвычайно ценных и нисколько не шаблонных указаний, напр., указание на «независимый, гордый и энергический характер британца», на «солидность» англий­ской буржуазии и «несимпатичность» ее внешней политики, — на «страстный, увле­кающийся темперамент романской расы» и на «немецкую аккуратность» (стр. 152 в № 4 «Р. Б.»). «Догматический» марксизм, разумеется, окончательно уничтожен этим анализом.

Не менее сокрушителен произведенный Герцем анализ данных об ипотеках. По крайней мере, г. Чернов в восторге от него. «Факт тот, — пишет он, — что... данные Герца еще никем не опровергнуты. Каутский в своем ответе на книгу Герца, распро­страняясь чрезвычайно много по поводу некоторых частностей» (вроде доказательства передержек Герца! Хороши «частности»!), «на аргументацию Герца в вопросе об ипо­теках не отвечает ни единым словом» («Р. Б.» № 10, стр. 217, курсив г. Чернова). Как видно из ссылки на стр. 238 той же книжки «Р. Б.», г. Чернов знаком с ответной статьей Каутского («Zwei Kritiker meiner «Agrarfrage»» в «Neue Zeit», 18, 1; 1899—1900); г. Чернов не мог не знать

- «Два критика моего «Аграрного вопроса»». Ред.

144__________________________ В. И. ЛЕНИН

также, что журнал, в котором эта статья помещена, запрещен в России цензурой. Тем знаменательнее для характеристики всего облика современной «критики» тот факт, что подчеркнутые самим г. Черновым слова заключают в себе прямую неправду, ибо Каут­ский ответил по вопросу об ипотеках «Герцу, Давиду, Бернштейну, Шиппелю, Булга­кову е tutti quanti» на стр. 472—477 той самой статьи, которую г. Черное указывает. Скучная эта обязанность — восстановлять извращенную истину, — но, раз имеешь де­ло с гг. Черновыми, от этой обязанности никак не уклониться.

Каутский ответил Герцу, разумеется, насмешкой, ибо Герц и в этом вопросе обнару­жил свое неумение или свое нежелание понять, что к чему, и склонность повторять из­битые доводы буржуазных экономистов. В «Agrarfrage» Каутского речь шла (S. 88—89) о концентрации ипотек. «Многочисленные мелкие деревенские ростовщики, — писал Каутский, — все более и более оттесняются на второй план, уступая место крупным централизованным капиталистическим или общественным учреждениям, монополизи­рующим ипотечный кредит». Каутский перечисляет некоторые капиталистические и общественные учреждения этого рода, говорит об обществах взаимного поземельного кредита (genossenschaftliche Bodenkreditinstitute), указывает на то, что и сберегательные кассы, и страховые общества, и многие корпорации (S. 89) вкладывают свои фонды в ипотеки и т. п. Напр., в Пруссии 17 обществ взаимного кредита выпустили к 1887 г. на 1650 млн. марок закладных листов⁷⁶. «Эти цифры указывают уже на громадную кон­центрацию поземельной ренты в немногих центральных учреждениях» (курсив наш), «но концентрация быстро растет. В 1875 г. немецкие ипотечные банки выпустили за­кладных листов на 900 млн. марок, в 1888 — на 2 /г миллиарда, в 1892 году эта сумма составляла уже 3400 миллионов, сконцентрированных в 31 (в 1875 г. в 27) банке» (S. 89). Эта концентрация

Выражение Каутского: стр. 472, «N. Z.». (Е tutti quanti — и всем им подобным. Ред.)

_____________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС И «КРИТИКИ МАРКСА»____________________ 145

поземельной ренты указывает ясно на концентрацию поземельной собственности.

Нет — отвечает Герц, Булгаков, Чернов и К⁰ — «мы встречаем самую решительную тенденцию к децентрализации, к раздроблению собственности» («Р. Б.» № 10, 216), ибо «более четверти ипотечного кредита сосредоточено в руках демократических (sic!) кре­дитных учреждений, с массою мелких вкладчиков» (там же). Герц, с необычайным усердием, приводя ряд таблиц, доказывает, что мелкие вкладчики составляют массу вкладчиков в сберегательные кассы и т. п. Спрашивается только, к чему все это? Ведь на общества взаимного кредита и сберегательные кассы указал сам Каутский (не вооб­ражая, конечно, как воображает г. Чернов, что это особо «демократические» учрежде­ния). Каутский говорит о централизации ренты в немногих центральных учреждениях, — а ему указывают на массу мелких вкладчиков в сберегательные кассы!! И называют это «раздроблением собственности»! Да какое же отношение к сельскому хозяйству (речь идет о концентрации ренты) имеет число вкладчиков в ипотечный банк? Разве крупная фабрика перестает означать централизацию производства на том основании, что акции ее распределены среди массы мелких капиталистов? «До тех пор пока Герц и Давид не осведомили меня, — писал Каутский в ответе Герцу, — я и понятия не имел о том, откуда берут сберегательные кассы свои деньги. Я думал, что они орудуют с сбе­режениями Ротшильдов и Вандербильтов».

По поводу передачи ипотек в собственность государства Герц говорит: «Это было бы очень плохое средство борьбы против крупного капитала и, конечно, прекрасное средство, чтобы восстановить против виновников такой реформы громадную, все уве­личивающуюся армию мелких собственников, и в их числе особенно сельских батра­ков» (S. 29, русск. пер. 78. Г-н Чернов повторяет это с удовольствием на стр. 217—218 «Р. Б.»).

Так вот кто эти «собственники», об увеличении числа которых кричат Бернштейн и К⁰! — отвечает Каутский. — Это служанки с 20 марками в сберегательной

146__________________________ В. И. ЛЕНИН

кассе! И как стар и избит этот довод против социалистов, что «экспроприацией» своей они ограбят громадную армию трудящихся. Никто иной, как Евгений Рихтер с особен­ным усердием выдвигал этот довод в своей брошюре, которую он выпустил после от­мены исключительного закона против социалистов⁷⁷ (и которую фабриканты скупали тысячами для даровой раздачи рабочим). В этой брошюре Евгений Рихтер выдвинул свою знаменитую «бережливую Агнесу»: бедную швею, которая имела несколько де­сятков марок в сберегательной кассе и которая была ограблена злыми социалистами, захватившими государственную власть и превратившими банки в государственную собственность. Вот из какого источника черпают свои «критические» доводы Булгако­вы, Герцы и Черновы!

«В то время, — говорит Каутский о «знаменитой» брошюре Евг. Рихтера, — Евг. Рихтер был за это единодушно осмеян всеми социал-демократами. А теперь находятся среди последних люди, которые в нашем Центральном органе» (имеются в виду статьи, кажется, Давида в «Vorwärts») «поют хвалебную песнь сочинению, повторяющему те же мысли: Герц, мы превозносим твои подвиги!

Для бедного Евгения на склоне его лет это — настоящий триумф, и я не могу не привести еще, к его удовольствию, следующего места, находящегося на той же страни­це у Герца: «Мы видим, что мелкого крестьянина, городского домовладельца и особен­но крупного земледельца экспроприируют именно низшие и средние классы, и главный контингент их поставляется, несомненно, сельским населением»» (Герц, S. 29, русск. пер. 77. — Пересказано с упоением в «Р. Б.» № 10, стр. 216—217). «Теория Давида об «опорожнении» (Aushöhlung) капитализма посредством коллективных договоров о за­работной плате (Tarifgemeinschaften) и потребительных обществ теперь превзойдена. Она бледнеет перед герцевской экспроприацией экспроприаторов

Г-н Булгаков выдвигал против Каутского те же доводы насчет ипотек в «Начале», а по-немецки и в «Архиве» Брауна.

_____________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС И «КРИТИКИ МАРКСА»____________________ 147

посредством сберегательных касс. Бережливая Агнеса, которую считали уже умершей, воскресает к новой жизни» (Kautsky, 1. с, S. 475) — и русские «критики» вместе с пуб­лицистами «Русского Богатства» спешат пересадить эту воскресшую «бережливую Аг-несу» на русскую почву для посрамления «ортодоксальной» социал-демократии.

И вот этот-то г. В. Чернов, захлебывающийся от восторга по поводу повторяемых Герцем доводов Евгения Рихтера, «разносит» Каутского на все корки на страницах «Русского Богатства» и сборника в честь г. Н. Михайловского «На славном посту». Бы­ло бы несправедливостью, если бы мы не отметили некоторые перлы этого разноса. «Каутский признает, опять-таки вслед за Марксом, — пишет г. Чернов в № 8 «Р. Б.», с. 229, — что прогресс капиталистического земледелия ведет к обеднению почвы пита­тельными веществами: в виде различных продуктов у земли постоянно нечто отнима­ется, направляется в город и не возвращается обратно земле... Как видите, в вопросе о законах плодородия почвы Каутский беспомощно (sic!) повторяет слова Маркса, осно­вывавшегося на теории Либиха. Но, когда Маркс писал свой первый том, либиховский «закон восстановления» был последним словом агрономии. Со времени этого открытия прошло уже более полувека. В наших знаниях о законах плодородия почвы произошла целая революция. И что же? Весь после-либиховский период, все последующие откры­тия Пастера, Вилле, опыты Солари с введением азота, открытия Вертело, Гелльригеля, Вильфарта и Виноградского в области бактериологии почвы — все это для Каутского прошло бесследно»... Милый г. Чернов! Как он удивительно похож на тургеневского Ворошилова⁷⁹: помните — в «Дыме» — молодого русского приват-доцента, который совершал променад по загранице, отличался вообще большой молчаливостью, но от времени до времени его прорывало, и он начинал сыпать десятками и сотнями ученых и ученейших, редких и редчайших имен? Точь-в-точь наш ученый г. Чернов, который совсем уничтожил этого невежественного Каутского.

148__________________________ В. И. ЛЕНИН

Только... только не справиться ли нам все же с книгой Каутского? Не заглянуть ли нам хоть в оглавление ее? Находим главу IV: «Современное сельское хозяйство», параграф d) «удобрения, бактерии». Открываем параграф (1) и читаем:

«Во второй половине прошлого десятилетия было сделано открытие, что стручковые растения в отличие от остальных культурных растений получают почти весь свой запас азота не из почвы, а из воздуха, что они делают почву не только не беднее азотом, а еще богаче. Но этим свойством обладают они лишь в том случае, если в почве имеются известные микроорганизмы, пристающие к их корням. Там, где нет этих микроорга­низмов, — можно посредством соответствующей прививки придать стручковым расте­ниям способность превращать бедную азотом почву в богатую азотом и таким образом удобрять до известной степени эту почву для других культурных растений. Прививка бактерий стручковым растениям дает, по общему правилу, возможность, в соединении с соответствующими минеральными удобрениями (фосфорнокислыми солями и калий­ными удобрениями), получать с земли постоянно самые высокие урожаи и без навоза. Лишь благодаря этому открытию «свободное хозяйство» приобрело вполне прочный базис» (Kautsky, 51—52). Кто же обосновал научно это замечательное открытие соби­рающих азот бактерий? — Гелльригель...

Вина Каутского в том, что он имеет скверную привычку (которая наблюдается также у многих узких ортодоксов) — не забывать никогда о том, что члены боевой социали­стической партии должны и в ученых своих трудах не упускать из виду читателя-рабочего, должны стараться писать просто, без тех ненужных ухищрений слога, без тех внешних признаков «учености», которые так пленяют декадентов и титулованных представителей официальной науки. Каутский и здесь предпочел рассказать толково и ясно, в чем состоят новейшие агрономические открытия, и опустить ничего не говоря­щие для девяти десятых публики ученые имена. Ворошиловы поступают наоборот: они пред-

_____________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС И «КРИТИКИ МАРКСА»____________________ 149

почитают высыпать целый мешок ученых имен из области агрономии, политической экономии, критической философии и т. п., загромождая ученым сором суть дела. На­пример, Ворошилов-Чернов своим облыжным обвинением Каутского в незнании уче­ных имен и научных открытий загромоздил и замял крайне интересный и поучитель­ный эпизод модной критики, именно: атаку буржуазной экономии на социалистиче­скую идею об уничтожении противоположности между городом и деревней. Профессор Луйо Брентапо уверяет, например, что переселение из деревень в города вызывается не данными социальными условиями, а естественной необходимостью, законом убы­вающего плодородия почвы. Г-н Булгаков, вслед за своим учителем, объявлял еще в «Начале» (1899, март, стр. 29) идею об уничтожении противоположности между горо­дом и деревней «совершенной фантазией», которая «вызовет улыбку у агронома». Герц пишет в своей книге: «Уничтожение различия между городом и деревней является,

См. статью Каутского в «Neue Zeit», XIX, 2, 1900—1901, «№ 27: «Tolstoi und Brentano» («Толстой и Брентано». Ред.). Каутский сопоставляет с современным научным социализмом учение Л. Толстого, ос­тающегося глубоким наблюдателем и критиком буржуазного строя, несмотря на реакционную наивность своей теории, — и буржуазную экономию, «звезда» которой, Брентано (как известно, учитель гг. Струве, Булгакова, Герца и tutti quanti), обнаруживает самую невероятную путаницу, смешивая явления природы и явления общественные, смешивая понятия продуктивности и прибыльности, стоимости и цены и т. п. «Это не столь характерно для Брентано лично, — справедливо говорит Каутский, — как для той школы, к которой он принадлежит. Историческая школа буржуазной экономии в ее современном виде считает стремление к целостному пониманию общественного механизма превзойденной ступенью (überwundener Standpunkt). Экономическая наука должна, по этому воззрению, не исследовать социальные законы и сводить их в цельную систему, а ограничиваться протокольным описанием отдельных социальных фак­тов прошлого и настоящего. Так она и привыкает к тому, чтобы касаться только поверхностной стороны явлений. А когда тот или другой представитель этой школы поддастся тем не менее искушению рассмот­реть более глубокие основания явлений, — тогда он оказывается совершенно не в состоянии ориентиро­ваться и блуждает беспомощно кругом да около. И в нашей партии с некоторого времени проявляется стремление заменить Марксову теорию не какой-либо другой теорией, а тем отсутствием всякой теории (Theorie-losigkeit), которое отличает историческую школу, — стремление принизить теоретика до роли репортера. Кому нужно не простое бесцельное перепрыгивание (Portwurschteln) от случая к случаю, а целостное энергичное движение вперед к великой цели, тому да послужит обнаруженная нами брента-новская путаница предостережением от теперешних методов исторической школы» (S. 25).

150__________________________ В. И. ЛЕНИН

правда, основным стремлением старых утопистов (и даже «Манифеста»), — но нам все же не верится, чтобы общественный строй, заключающий в себе все условия для на­правления человеческой культуры к высшим достижимым целям, действительно унич­тожил те великие центры энергии и культуры, какими являются большие города, и, в угоду оскорбленному эстетическому чувству, отказался от этих обильных сокровищниц искусства и науки, без которых невозможен прогресс» (S. 76. Русский переводчик, стр. 182, ухитрился слово «potenzirt» перевести «потенциальный». Беда с этими рус­скими переводами! На стр. 270 тот же переводчик переводит: «Wer isst zuletzt das Schwein?» — «Кто же в конце концов свинья?»). Как видите, Герц защищает буржу­азный порядок от социалистических «фантазий» фразами, в которых не меньше «борь­бы за идеализм», чем у гг. Струве и Бердяева! Но самая защита от этого напыщенного идеалистического фразерства нимало не выигрывает.

Что социал-демократы умеют ценить историческую заслугу великих центров энер­гии и культуры, это они доказывают своей непримиримой борьбой против всего, что прикрепляет к месту население вообще, крестьян и сельских рабочих в частности. И поэтому их, в отличие от критиков, не поймает на удочку ни один аграрий, стремящий­ся доставить «мужичку» зимние «заработки». Но решительное признание прогрессив­ности больших городов в капиталистическом обществе нисколько не мешает нам включать в свой идеал (и в свою программу действия, ибо неосуществимые идеалы мы предоставляем гг. Струве и Бердяевым) уничтожение противоположности между горо­дом и деревней. Неправда, что это равносильно отказу от сокровищ науки и искусства. Как раз наоборот: это необходимо для того, чтобы сделать эти сокровища доступными всему народу, чтобы уничтожить ту отчужденность от культуры миллионов деревен-

о/л

ского населения, которую Маркс так метко назвал «идиотизмом деревенской жизни». И в настоящее

- возведенный в степень, обильный. Ред.

- «Кто же в конце концов ест свинью?» Ред.

АГРАРНЫЙ ВОПРОС И «КРИТИКИ МАРКСА»____________________ 151

время, когда возможна передача электрической энергии на расстояние, когда техника транспорта повысилась настолько, что можно при меньших (против теперешних) из­держках перевозить пассажиров с быстротой свыше 200 верст в час, — нет ровно ни­каких технических препятствий тому, чтобы сокровищами науки и искусства, веками скопленными в немногих центрах, пользовалось все население, размещенное более или менее равномерно по всей стране.

И если ничто не мешает уничтожению противоположности между городом и дерев­ней (причем следует, конечно, представлять себе это уничтожение не в форме одного акта, а в форме целого ряда мер), то требует его отнюдь не одно только «эстетическое чувство». В больших городах люди задыхаются, по выражению Энгельса, в своем соб­ственном навозе, и периодически все, кто могут, бегут из города в поисках за свежим воздухом и чистой водой⁸¹. Промышленность тоже расселяется по стране, ибо и ей нужна чистая вода. Эксплуатация водопадов, каналов и рек для получения электриче­ской энергии даст новый толчок этому «рассеянию промышленности». Наконец — last but not least — рациональная утилизация столь важных для земледелия городских не­чистот вообще и человеческих экскрементов в частности тоже требует уничтожения противоположности между городом и деревней. И вот на этот-то пункт теории Маркса и Энгельса вздумали направить гг. критики свои агрономические возражения (от пол­ного разбора теории, которая по этому вопросу особенно подробно изложена Энгель­сом в «Anti-Dühring'e»⁸², гг. критики предпочли воздержаться, ограничиваясь, как и всегда, простой перефразировкой обрывков мысли какого-нибудь Брентано). Ход их рассуждения такой: Либих доказал необходимость отдавать почве столько же, сколько у нее берется. Он считал поэтому выбрасывание городских нечистот в моря и

Проект такой дороги между Манчестером и Ливерпулем не получил утверждения парламента толь­ко вследствие корыстного противодействия железнодорожных тузов, боящихся разорения старых компа­ний.

— последнее по счету, но не по значению. Ред.

152__________________________ В. И. ЛЕНИН

реки бессмысленным и варварским расхищением веществ, необходимых для земледе­лия. Каутский разделяет теорию Либиха. Но новейшая агрономия показала полную возможность восстановления производительных сил земли без стойлового навоза, по­средством искусственных удобрений, прививки известных бактерий собирающим азот стручковым растениям и т. п. Следовательно, Каутский и все эти «ортодоксы» — про­сто отсталые люди.

Следовательно — ответим мы — гг. критики и здесь совершают одну из своих бес­численных и бесконечных передержек. Изложивши теорию Либиха, Каутский тотчас же указал, что современная агрономия доказала полную возможность «обходиться со­вершенно без стойлового навоза» (S. 50, «Agrarfrage»; ср. вышеприведенное место), но добавил при этом, что это — паллиатив сравнительно с вызываемым системой очистки городов расхищением человеческих экскрементов. Вот этот пункт должны были бы оп­ровергнуть критики, если бы они были способны спорить по существу, — показать, что это не паллиатив. Об этом они и не подумали. Понятно само собой, что возможность замены естественных удобрений искусственными и факт этой (частичной) замены ни на йоту не опровергает того, что нерационально выбрасывать естественные удобрения понапрасну, отравляя притом нечистотами реки и воздух в пригородных и прифабрич­ных местностях. Около больших городов и сейчас существуют поля орошения, утили­зирующие городские нечистоты с громадной пользой для земледелия, — но утилизиру­ется таким образом только ничтожная доля нечистот. Искусственные удобрения — го­ворит Каутский, отвечая на стр. 211 своей книги на то самое возражение, будто новей­шая агрономия опровергает факт агрономической эксплуатации деревни городом, ко­торое гг. критики преподносят ему за нечто новое — искусственные удобрения «дают возможность предотвратить понижение плодородия почвы, но необходимость приме­нять эти искусственные удобрения все в большем и большем размере означает лишь еще одно из тех многочисленных отяго-

_____________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС И «КРИТИКИ МАРКСА»____________________ 153

щений сельского хозяйства, которые отнюдь не являются естественной необходимо-

* стью, а проистекают из существующих социальных отношении».

В подчеркнутых нами словах заключается весь «гвоздь» вопроса, так усердно запу­тываемого критиками. Писатели, которые, подобно г. Булгакову, пугают пролетариат «хлебным вопросом», более страшным и важным, чем социальный вопрос, которые восторгаются искусственным ограничением деторождения, говоря, что «регулирование прироста населения» становится «основным (sic!) экономическим условием» благопо­лучия крестьянства (II, 261), что это регулирование заслуживает «уважения», и что «много лицемерного негодования» (только лицемерного? а не законного негодования против современных общественных порядков?) «возбуждает крестьянский прирост на­селения у сентиментальных (!?) моралистов, как будто безудержная похотливость (sic!) сама по себе является добродетелью» (там же), — подобные писатели естественно и неизбежно должны стремиться к тому, чтобы оставить в тени капиталистические пре­пятствия земледельческому прогрессу, чтобы свалить все на естественный «закон убы­вающего плодородия почвы», чтобы выставить уничтожение противоположности меж­ду городом и деревней «совершенной фантазией». Но каким безграничным легкомыс­лием должны отличаться гг. Черновы, чтобы вторить подобным рассуждениям и в то же время упрекать критиков марксизма в «отсутствии принципиальности, эклектизме и оппортунизме» («Р. Б.» № 11, стр. 246)?! Г-н Чернов, упрекающий других в отсутствии принципиальности и оппортунизме, — что может быть комичнее этого зрелища?

Все остальные критические подвиги нашего Ворошилова совершенно такие же, как сейчас нами разобранный.

Если Ворошилов уверяет вас, что Каутский не понимает разницы между капитали­стическим кредитом и ростовщичеством, что он обнаруживает полное неумение

Разумеется, искусственные удобрения — говорит Каутский далее — не исчезнут с падением капита­лизма, но они будут обогащать почву особыми веществами, а не исполнять всю задачу восстановления плодородия почвы.

154__________________________ В. И. ЛЕНИН

или нежелание понять Маркса, когда говорит о крестьянине, исполняющем функции предпринимателя и в качестве такового занимающем относительно пролетариата место, подобное фабриканту, если Ворошилов бьет при этом себя в грудь и восклицает: «гово­рю это смело, ибо чувствую (sic!) под собою твердую почву» («На славном посту», стр. 169), — то вы можете быть спокойны: Ворошилов опять безбожно путает и так же безбожно хвастает. Он «не заметил» в книге Каутского мест, посвященных ростовщи­честву как таковому («Agrarfrage», S. И, 102—104, особенно 118, 290—292), и ломится изо всех сил в открытую дверь, крича при этом, как водится, о «доктринерском форма­лизме», «нравственной черствости» Каутского, «издевательстве над человеческими страданиями» и пр. Что же касается до исполнения крестьянином функций предприни­мателя, то эта удивительно мудреная вещь, по-видимому, превосходит меру понимания Ворошилова. В следующем очерке мы попробуем, однако, разъяснить ему ее на самых конкретных примерах.

Если Ворошилов желает доказать, что он настоящий представитель «интересов тру­да» и громит Каутского за «изгнание из рядов пролетариата множества самого допод­линного рабочего люда» (там же, стр. 167), вроде Lumpenproletariat'a, прислуги, куста­ря и т. п., — то знайте, что Ворошилов путает. Каутский разбирает здесь признаки, вы­деляющие тот «современный пролетариат», который создал современное «социал-демократическое пролетарское движение» («Agrarfrage», S. 306), и Ворошиловы не сделали еще до сих пор такого открытия, чтобы босяки, кустари или прислуга создали социал-демократическое движение. Упрек же, что Каутский способен «изгонять» при­слугу (начинающую теперь в Германии примыкать к движению), кустарей и пр. из ря­дов пролетариата, — показывает только в полном виде всю беззастенчивость Вороши­ловых, которые тем охотнее проявляют свое дружелюбие к «доподлинному рабочему люду», чем меньше практического значения

- люмпенпролетариата, босяков. Ред.

_____________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС И «КРИТИКИ МАРКСА»____________________ 155

имеют такие фразы и чем безопаснее разносить вторую часть «Аграрного вопроса», непропущенную российской цензурой. Впрочем, по части беззастенчивости есть и еще перлы: восхваляя гг. Н. —она и Каблукова с полным умолчанием о направленной про­тив них марксистской критике, г. Чернов в то же время с напускной наивностью спра­шивает: кого это разумеют немецкие социал-демократы под своими русскими «това­рищами»? Не верите, что в «Русском Богатстве» ставятся такие вопросы, так справь­тесь с № 7, стр. 166.