В США ажиотажный спрос на оружие привел к его дефициту

Оружейный магазин в Лос-Анджелесе

Фото: Lucy Nicholson / Reuters

В США рекордный спрос на оружие привел к дефициту в магазинах, пишет USA Today. Американцы, опасаясь ограничений на распространение огнестрельного оружия, начали массово пополнять его запасы. В результате стало сложно достать самые распространенные товары, как, например, патроны 22-го калибра. Кроме того, за последний год цены на оружие в некоторых магазинах выросли более чем в два раза. В ряде случае владельцы магазинов установили ограничения на количество товара, которое может приобрести один покупатель.

Национальный фонд стрелкового спорта объясняет повышенный спрос ростом популярности стрельбы как вида спорта, охоты, а также использования оружия для самообороны. Служба охраны рыбных ресурсов и диких животных США сообщила, что количество заявок на получении лицензии на охоту выросло с 2006 по 2011 год на девять процентов. До этого спрос на лицензии неизменно падал в течение 25 лет. Глава национальной ассоциации стендовой стрельбы и ассоциации стрельбы по летящим мишеням Майкл Хэмптон (Michael Hampton) заявил, что количество членов каждой из организаций составляет до четырех миллионов человек и растет на три-пять процентов ежегодно.

Между тем в магазинах утверждают, что рекордный спрос обеспечивают вовсе не спортсмены, а владельцы оружия, которые пополняют свои запасы, опасаясь запретов или роста налогов. Продавцы отмечают, что продажи пошли в гору вскоре после переизбрания на пост президента Барака Обамы, чья администрация считается противником широкого распространения оружия, а резкий скачок произошел на фоне активных общественных дискуссий по этому вопросу.

Дебаты обострились после событий в школе «Сэнди Хук» в Коннектикуте. Там 14 декабря 2012 года жертвами 20-летнего Адама Лэнзы стали 27 человек, в том числе 20 детей. В связи с этим в январе 2013 года Обама высказал свои предложения по ограничению свободного оборота оружия. В частности, он заявил, что стоит запретить продажу частным лицам штурмового оружия и многозарядных магазинов, ужесточить наказание за нелегальную торговлю оружием и ввести новую процедуру покупки огнестрельного оружия в целом.

Инициативы президента вызвали недовольство со стороны владельцев оружия и представителей национальной стрелковой ассоциации. По их мнению, они затронут только законопослушных граждан и никак не помогут защитить население от немотивированного насилия.

lenta.ru

 

Война для конца мира

11/02/2013

Борис Надь

The animating energy of the American imperial project is essentially religious, not political. The ruling American mytopoethic is eschatological. It is about „end times“.

 

Arthur Kroker: Born Again Ideology

 

Либеральный тоталитаризм

 

По почти общему мнению, США – прагматическая мировая сила, полностью современная глобальная империя, чей интерес к идеологии – в данном случае идеологии либерализма – поверхностный, спорный и почти случайный. Либерализм, с этой точки зрения, очень легко спутать с „демократией“: с политической системой, в которой каждый (по крайней мере номинально) имеет право исповедовать любую политическую позицию, и в которой никто сам по себе не имеет никаких преимуществ по сравнению с другими. На самом деле, либеральное понимание является тем, которое допускает возможность существования любым другим, и которые, поэтому, обязательно остаются маргинальными. Либерализм не просто точка опоры, это – по сути, единственная легитимная идеология американизма, в то время как эвентуальное существование сопернических идей рассматривается как эксцесс, как инцидент, также как Америка на глобальном уровне воспринимает существование любого потенциального конкурента.

 

В основном либерализм пользуется „мягкими“ средствами вместо полностью открытой репрессии – но он из-за того не более доброжелателен по отношению к своим оппонентам. Как и многие другие, либерализм является тоталитарной идеологией, и эта идеология крепко укоренена в американском менталитете, чья скрытая основа – это протестантская пуританская эсхатология. Это те причины, из-за которых за последние несколько десятилетий, а особенно после падения железного занавеса, Вашингтон выступал в качестве настоящего мессианского центра, чей загадочный язык был основан на риторике о „демократии“, „свободной торговле“ и „правах человека“. Америка была создана как сообщество „избранных“ и равных между собой, отделена непроницаемой стеной от „остального мира“, но ее руки протянуты ко всему человечеству, которому она предлагает свою новую эсхатологию, свою „Благую весть“, свое решение „загадки истории“.

 

Америка – несомненный продукт европейской цивилизации и наследия. Более точно: одной совсем особенной части этого наследия, принимаемое современными западниками модерным, прогрессивным и „самым западным“, как самая высшая точка развития цивилизации, в отличие от Европейцев, особенно православных – признанных истинной устарелостью, аномалией... Чтобы понять это, необходимо вернуться в глубокое прошлое.

 

Manifest Destiny

 

Церковный раскол (1054 г.) является одним из наиболее важных, первоклассных фактов европейской истории; только с этого момента можно говорить о Западе (начиная с римо-католического), в отличие от европейского и христианского, православного Востока. Именно в римо-католицизме (как „более современном“ и „прогрессивном“) начинаются тенденции, которые достигнут своего пика в реформации, такие, как индивидуализм, экономизм и утилитарный рационализм. (Макс Вебер в своей монографии „Протестантская этика и дух капитализма“ описывает момент рождения капитализма в духе радикального протестантизма, где основным предположением является то, что материальное богатство – знак Божьей милости.) Они в полной мере воплощаются в „торговый порядок“, где-то в Англии с начала XVII века, которая, в конечном итоге, поворачивается к морю и колониальным завоеваниям и вскоре станет не только самой уважаемой морской силой, но и „морской цивилизацией“.

 

Морская, либеральная, торговая и колониальная Британская империя – это нечто совсем иное, еще отличное от глубоких римо-католических заморских империй Испании и Португалии. В связи с этим, Арнольд Тойнби говорит о „принципе техники“ и о „ технике, совершенно отдельной от всех норм (христианской) традиции“. Выступление Англии против Православного Востока на геополитическом и идеологическаом уровне вскоре станет абсолютным и бескомпромиссным. Начав с XVII века, Россия как великая континентальная сила во многом неожиданно выходит на европейскую сцену – борьба „гордого Альбиона“ против „русского медведя“, на протяжении веков враждебности, становится главным мотивом европейской политической и военной истории. Реформация и открытие Нового мира являются фактически одновременными историческими собтиями. К Америке, континенту на Дальнем Западе, отправляются самые экстремальные протестантские секты, привлеченные возможностью именно в пустом пространстве „Нового мира“ очевидно и конкретно реализовать свои утопические проекты. США явились союзом наиболее радикальных фундаменталистских протестантских сект, убежденных в свою эсхатологическую миссию, в свою Manifest Destiny (Богом „Предопределенную судьбу“), или, другими словами, возвышение Нового Иерусалима, города Господа на земле, в котором, как Томас Джефферсон говорил: „волк и ягненок, будут жить в мире, один рядом с другим“. В очень короткое время они успевают эмансипироваться от своих европейских родин.

 

Апокалиптический сценарий

 

В одинаковой мере, США – продукт неясных эсхатологических надежд и апокалиптических ожиданий красочных масс верующих в эту новую религию, которая отправляется к Новому континенту. С одной стороны, есть вера в начало Нового тысячелетия, Новой Золотой эры, которая уже началась - на американской земле, разумеется - с другой, апокалиптический сценарий, с потоками крови проклятых, о которым сегодня говорят телевизионные проповедники предназначен для „остального мира“, который отвергает американское решение истории и ее драмы. Решение парадоксальное и почти банальноe: либеральные модели социальной структуры, подняты на уровень религиозной догмы, абсолютизация рынка и „свободной торговли“, которая отменяет таможню, протекционизм и барьеры, и не предполагает взаимность, потому что существование любой другой концепции, силы или социального строя сводится на уровень непонимания или инцидента. Несомненно, существует сильное расхождение между эсхатологическим вдохновением и сухим прагматизмом американского общества, в котором, хотя бы по-видимому, все подчиняется бизнесу и экономике и их беспощадному активизму. Это противоречие разрешается определенным строем американской политической элиты, ее интеллектуальными и геополитическими услугами и очень конкретной доктриной под названием „диспенсациалзм“. Именно в этом богословском и эсхатологическом учении получаются все важные темы и навязчивые идеи американизма: исторический оптимизм, вера в постоянный прогресс и совершенствование демократии и увлеченность апокалиптическим мотивам; моралистические проповеди („We are a moral people“) и крайний аморализм, когда речь идет об Америке и ее особых интересах; прагматизм и бескомпромиссный идеализм, у которого нет смысла; агрессивный интервенционизм и аутистический изоляционизм; человеколюбие и вера в демократию и зловещее лицо „демократии номер один“, которую Америка показывает всем, кто отвергает ее решение и ее спасительную модель...