Роль экономики в становлении современных общественных институтов

Выдержки из стенограммы лекции, прочитанной 22 марта 2006 года в клубе – литературном кафе Bilingua в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру».

Большое спасибо за приглашение, для меня это честь – выступать в этом зале. Я расскажу о том, как современная экономическая наука влияет на общество. Но перед этим необходимо сформулировать, что такое современная экономическая наука и как она устроена. Я заметил, что под словом «экономика», «экономическая наука» в России часто понимают странные вещи. Поэтому я сначала расскажу, кто такие экономисты, чего они хотят, что они умеют, что они могут предложить обществу. А потом – о том, как экономисты влияют на институты современного общества через формальные и неформальные каналы. Обычно считается, что экономисты влияют на политику через прямые советы чиновникам и политикам, но, в действительности, гораздо важнее влияние через образование и СМИ.

Сначала я хотел бы сказать о том, кто такие экономисты. На самом деле, экономисты гораздо лучше, чем их репутация. Экономистов никто не любит.

Физики и математики не любят экономистов за то, что экономисты слишком неформально относятся к научным исследованиям, строят модели, которые по сравнению с физическими законами плохо описывают действительность. Социологи, психологи, другие люди, которые работают в общественных науках и науках о человеке, не любят экономистов за то, что экономисты используют слишком много чисел и моделей там, где числа, скорее всего, не применимы.

В России экономисты особенно непопулярны, потому что многие из провалов реформ 90-х гг. относятся на счет именно экономической науки. Предполагается, что лучшие мировые экономисты давали советы российскому правительству, и все это закончилось плохо.

Другая проблема репутации экономистов – то, что в экономике, как говорят, можно получить Нобелевскую премию за противоречащие друг другу результаты, что, якобы, нет никакого согласия между экономистами: одни говорят одно, другие говорят прямо противоположное, и оба считаются великими учеными.

В этом есть доля истины, но дело обстоит не совсем так. Экономика – достаточно серьезная наука, в которой есть предположения, есть модели, из этих моделей строятся теоремы и тестируемые гипотезы, эти гипотезы проверяются экспериментальными или квазиэкспериментальными данными, и эта наука является достаточно строгой. Однако, так как это наука об обществе, качество данных оставляет желать лучшего. Современная экономика сейчас находится на той стадии, на которой была, например, физика 300 лет назад – вместо единой теории много разрозненных – и, вполне возможно, она никогда не выйдет из такого состояния.

Еще одна особенность экономики заключается в том, что теперь это не наука об экономике, а наука, у которой есть определенный метод, а вот предмет применения этого метода может быть самым разным. Метод заключается как раз в формальном подходе к общественным явлениям. Предмет приложения этого метода – это и экономика, и политология, и психология, и право, и социология. И если посмотреть, например, на выступления на международной конференции Американского экономического общества, выяснится, что примерно половина докладов относится к междисциплинарным исследованиям.

Поскольку экономисты пользуются формальными методами лучше, они захватывают эти области знания гораздо быстрее, и это называется экономическим империализмом. Я хотел бы всем порекомендовать свою статью в журнале «SmartMoney» недели три назад, где очень детально, с примерами, обсуждается понятие экономического империализма. Идея в том, что, в принципе, у экономистов есть три ключевых отличия от других людей, которые работают с количественными методами в общественных науках:

1) Модели, которые строят экономисты, рассматривают рациональных экономических агентов, т.е. каждое домохозяйство, человек или фирма что-то максимизирует. Необязательно это полностью рациональный экономический агент. У него может быть ограниченная память, ограниченные вычислительные ресурсы, он может не знать всего того, что существует в природе. Но, тем не менее, он максимизирует что-то при некоторых ограничениях.

2) Цель автора модели – определить так называемое равновесие, предсказать, как эти агенты взаимодействуют, и что в результате получится. Таким образом, у модели есть предсказательная сила, из каких-то предположений мы получаем какие-то результаты. Более того, мы можем предсказать, как эти результаты будут зависеть от параметров модели.

3) И третье отличие – акцент на эффективности. Экономистов интересует, почему мир устроен именно так, мог бы он быть устроен лучше, можно ли что-то сделать для того, чтобы он был устроен лучше. Например, если мы видим, что каким-то образом равновесие неэффективно, мы можем понять, следует ли это из того, что на этом рынке недостаточно конкуренции, или, например, контрактная система неэффективна, потому что суды подкуплены или неэффективны, из-за того, что люди действительно ограниченно рациональны и не знают больших объемов информации и т.д.

Несмотря на распространенную точку зрения о том, что среди экономистов нет никакого согласия, на самом деле консенсуса нет по очень узкому кругу вопросов. По огромному количеству вопросов между экономистами есть согласие, и это согласие возникло в первую очередь потому, что в течение десятилетий экономика жила как наука, то есть – работала с формальными методами, и можно было отсеять неправильные гипотезы.

Экономисты – люди самоуверенные и считают, что любая формальная модель – это лучше, чем отсутствие модели. Потому что формальную модель, по крайней мере, можно раскритиковать. Неформальную модель и раскритиковать нельзя, поэтому все равно, есть она или нет. Это дело веры. Вы можете верить в то, что ваш коллега прав или не прав. А в экономике вы можете сказать: «Вот ваши данные, вот ваши предположения. Они не работают». И в этом смысле, экономисты, с одной стороны, более уверены в себе, а с другой стороны, и более честны по отношению к своей аудитории.

Согласие достигнуто по нескольким ключевым пунктам. Во-первых, это макроэкономика. Все макроэкономисты знают, что бюджетный дефицит, инфляция – это плохо, и понятно, как добиться снижения инфляции. Удивительная вещь, но если посмотреть на последние 50 лет, то произошло то, что в макроэкономике называется great moderation. Сейчас в мире нет высокой инфляции. В Америке удалось не просто снизить инфляцию, но и существенно снизить амплитуду циклов деловой активности, реальные макроэкономические колебания. И экономисты объясняют это разными причинами, в том числе, одно из главных объяснений – это то, что центральные банки научились работать с макроэкономическими инструментами.

Есть согласие по ключевым институциональным вопросам. Экономисты считают, что конкуренция – это хорошо, права собственности нужно защищать, открытая торговля – это хорошо, и частная собственность – тоже хорошо. И хотя есть проблемы с пониманием того, как устроен рост Китая и почему не получился рост, например, в Африке, это связано не с тем, что экономисты спорят, хороши или плохи сами по себе права собственности или конкуренции. Просто не совсем понятно, как создать стимулы, как защитить права собственности, как заставить исполнять контракты. Вот с этим у экономистов есть проблемы.

Главный спор в современной экономике – спор не о том, как устроен first best, как устроен идеал, а о том, как устроен second best. Что хуже: вмешательство государства, которое сопровождается серьезными неэффективностями или невмешательство государства и то, что называется market failure, что есть большие проблемы, проблемы, связанные с тем, что вообще-то права собственности нужно кому-то защищать, контракты нужно кому-то исполнять, конкуренцию нужно кому-то охранять, и макроэкономическую политику нужно кому-то проводить. Т.е. спрос на услуги государства есть, но государство, в свою очередь, не может хорошо управлять собственностью, создать стимулы для бюрократов, все время пытается не защитить конкуренцию, а ограничить ее и ухватить как можно больше. Такой выбор между двумя second best, между market failure и government failure – это и есть ключевой вопрос современной экономической науки.

Еще один момент, который показывает, что экономисты не так плохи, как кажутся: в последние годы резко улучшилось качество эконометрических эмпирических исследований. Теперь теории проверять легче, данные гораздо лучше, и методы гораздо качественнее.

На самом деле, хороший экономист должен уметь предложить политику trade off. Он должен сказать: «Ты хочешь повысить налоги? Пожалуйста! Тогда ты потеряешь здесь и здесь, выиграешь здесь и здесь, примерно вот столько» – это и есть хорошая экономическая работа. Этим и занимаются экономисты в Америке. Этим должны заниматься экономисты и в России. Они пытаются, но пока данных и моделей очень мало.

Я хотел бы рассказать здесь про то, что называется impact evaluation. Когда вы проводите какой-нибудь социально-экономический проект: пытаетесь реформировать здравоохранение, образование, систему социальных пособий – теперь хорошим тоном считается сопровождать это настоящими экономическими исследованиями с тем, чтобы понять, имеет ли эта реформа влияние, играет ли она какую-то роль в реальном сокращении бедности, повышении качества образования, снижении смертности и заболеваемости. Или и без этих реформ население и так стало бы и здоровее, и умнее, и богаче и т.д.

Перед тем, как перейти ко второй части, я хотел бы сформулировать мой основной message первой части. Экономика на самом деле прошла огромный путь, и хотя это по-прежнему не очень точная наука, тем не менее, это наука с формальным аппаратом. Если в последние 30 лет был создан целый ряд новых моделей, то в последние 10-15 лет экономисты научились тестировать эти модели на хороших данных. Даже в России есть примеры очень хороших данных, очень хороших результатов, которые имеют прямое влияние на экономическую политику.

Предполагая, что экономика – это хорошая, полезная вещь, я хотел бы немного рассказать о том, как экономисты на самом деле влияют на современное общество. Как уже стало ясно, я искренне считаю, что у экономистов есть, что сказать современному обществу.

Во-первых, есть формальный канал. Экономисты либо сразу после получения степени Ph.D., либо поработав некоторое время профессорами, уходят работать в частный сектор или в государственные органы, в экономические исследовательские институты, в think-tank’ и, в международные организации, во Всемирный банк, в Международный валютный фонд, во Всемирную торговую организацию, где они на самом деле пишут законы, создают правила игры, дают советы политикам и таким образом непосредственно влияют на экономическую политику.

Чего добились экономисты через формальные каналы? Как ни странно, Всемирный банк, Международный валютный фонд, Всемирная торговая организация добились достаточно больших успехов. Не везде, но во многих странах проекты Всемирного банка помогли повысить доступность образования, существенно повысить грамотность, сократить бедность. Во многих странах выполнены и перевыполнены так называемые Millennium development goals, цели развития тысячелетия, одна из которых, например, – сократить бедность вдвое с 2000 по 2015 г. Пока не видно, каким образом эти цели будут выполнены в Африке к югу от Сахары, есть проблемы с тем, как выполнить эти цели, в странах Ближнего Востока и Южной Азии. Тем не менее, мы видим, что в Китае и Индии сотни миллионов людей перестали быть бедными. Многие успехи обусловлены как раз тем, что эти организации помогли правительствам выбирать более разумную экономическую политику. Во многих странах улучшился инвестиционный климат, туда пошли инвестиции, в том числе прямые и портфельные. И в этом смысле формальный канал достаточно важен.

Гораздо важней неформальный канал, власть идей. Влияние экономистов на общество оказывается через СМИ, блоги, образование, особенно в бакалаврских программах и бизнес-школах и т.д.

Что это за идеи, которые экономистам удается доносить до общества? Это те самые первые принципы: полезность защиты прав собственности, конкуренции, исполнение контрактов, независимой судебной системы, развитие финансовых рынков. Все эти идеи на самом деле трансформируют сегодняшний мир. И мы видим, что по всему миру действительно идет снижение инфляции, бурное развитие финансовых рынков, бурный рост инвестиций. Возникают страны, которые называются emerging markets, многие из них богатеют прямо на глазах. И те страны, которые воспринимают эти идеи, пусть перерабатывая, учитывая свою специфику, тем не менее, растут очень быстро.

Я закончу на этом. Еще раз повторю, что основная идея моего рассказа заключалась в том, что экономика – это серьезная наука, экономисты – гораздо лучше, чем о них думают. У экономистов есть, что предложить обществу, и они работают в этом направлении. Эти идеи очень сильно овладели миром, и в этом смысле мир, в котором мы сейчас живем, уже во многом определяется теми моделями, которые были разработаны в экономике 20 или 30 лет назад. В то же время я думаю, что мы увидим много нового как раз в некоммерческом секторе в ближайшие 5 или 10 лет, по мере того, как существующие исследования будут проникать в общественное сознание и приводить к изменениям.

У России есть все данные для того, чтобы стать одним из лидеров экономической науки. В первую очередь – очень серьезное математическое образование, во-вторых – огромный набор проблем, с которыми сталкивается Россия, что заставляет экономистов интересоваться российскими феноменами, а в-третьих, у нас большая и очень разнообразная страна, и можно делать эконометрические исследования по российским регионам, сопоставлять их. … У нас каждый регион – это небольшое государство, и их можно сопоставлять, и это тоже дает серьезные данные. Поэтому я думаю, что в России с экономикой рано или поздно все будет хорошо. Другое дело, будет ли это через 20, 30 или 50 лет – это пока непонятно. Спасибо.