Июня Воскресенье, Св. Троица 13 страница

Мы оба (с Ларой) устали за эти дни и плохо себя чувствуем. Два или даже три дня не могли разобраться с ящиками и вещами. Завтра надо будет предпринять последние усилия. Пачифико (Pacifico) сегодня сказал, что при правильной организации, на которую уйдет не меньше месяца, можно сделать ремонт за два месяца. Значит:≈15 июня — 15 июля — организация дела (контракты и проч.) и с 1 августа по 1 ноября (пусть 3 месяца) — ремонт.

Дай Бог сил и помоги!

 

Июня

 

Вчера приезжал Франко и сказал, что надо покупать дом, иначе купит кто-то другой. Сразу следует заплатить 50 млн за дом, 2 млн — Pacifico за обмен земли и 7 млн налога за покупку. Подсчитаем: 58 млн. После оплаты останется — 48 млн внести к концу года, плюс — 30 млн за ремонт. Сейчас я расчитываю получить от А[нны]-Л[ены] — 45 млн и 30 млн от Тули = 75 млн. К концу осени Тули заплатит мне еще 20 млн, А.-Л. - 35 млн = 55 млн.

Итого от А.-Л. 75 млн

От Тули 50 млн

125 млн

Заплатить за дом: 58 млн

48 млн

30 млн

136 млн

Расплатившись за дом, не хватит 11 млн. Но есть надежда, что будут деньги за докум. фильмы. Сколько? «Гофман»? Блоки к/ф?

 

Июня

 

Блок — 10 фильмов по 1 час 30 мин. х10 = 15 часов. Каждые 45 мин., сказал Франко, вернее каждый фильм по 45 мин. будет стоить от 10 до 15 млн, т. е. 250 млн. В М. блок будет стоить 75 млн.

Значит, заработок 175 млн = Франко -15, нам 80 и Т. - 80. Не знаю, что-то слишком хорошо… Что-то не верится.

Вчера заплатил 50 млн принцессе за домик.

Сегодня приезжает К[оля] Двигубский, и я еду в Рим с ним работать.

«Ностальгия» в Риме и Болонье собирает по максимуму. В Милане была пока только треть в первые два дня. Все безумно довольны. Американская фирма («Гранд Фильм») купила картину для американского проката.

Изя сказал, что разыщет мне самого крупного издателя в Германии для «Сопоставлений».

Вчера же разговаривал с Кау. Уже первая встреча с ней оказалась очень полезной. (Надо иностранные деньги класть в особое отделение банка, лучше в швейцарский.) Иначе я теряю на обмене.

 

Июня

 

Написал письмо Ермашу, но еще не отправил. Подожду два дня результатов от министра.

Работал с Колей довольно неудачно. Совершенно запутался в возможностях перестройки.

Звонила Анна-Лена, сказала, что в шведских газетах сказано, что я сделаю фильм со шведами. Господи! Час от часу не легче!

А в доме должно быть, конечно, три этажа. Во втором и третьем вместе сейчас 4 + 1,5 потом.

 

Июня

 

Решил написать, вернее, послать Ермашу два письма: одно по почте, другое (копию) через наших кого-нибудь. Сегодня говорил с Нарымовым.

Франко прислал мне Codice Fiscale [17]. Также soggiorno продлили нам до конца августа. Теперь — Москва и визы в Лондон (английские и итальянские) для поездки в «Covent-Garden».

 

Июня

 

Вчера отправил письмо Ермашу, одну копию почтой. Другую оставил Нарымову. Он сказал, что для того, чтобы отправить письмо диппочтой, оно должно быть незапечатанным и иметь сопроводительную бумагу. Но в любом случае дойдет оно лишь к началу июля, т. е. поздно для меня. Я сказал Нарымову, что, если письмо будет прочтено, Ермаш будет недоволен, т. к. оно может его скомпрометировать в глазах свидетелей. Короче говоря, любопытство Нарымова таково сейчас, что он, конечно, письмо тут же вскрыл. И может быть, сообщил в Госкино (а в КГБ наверняка) о его содержании. Сейчас они примут решение, как со мной быть — а у них есть запас времени — на почту и на ответ.

Сейчас во временном смысле я в проигрыше. Позвонил Пио в пятницу, может быть, надо с ним встретиться с тем, чтобы поговорить о некоторых беспокоящих меня аспектах.

Ремо Терилли уже разговаривал с геометром коммуны, и ему кажется, что много можно добиться (в смысле строительства), правда, нам в любом случае стоит все поделить на два раза: из-за архитектурного плана террасы-кухни и из-за денег.

 

Июня

 

Письмо, видимо, уже попало к Ермашу. Позвонил Нарымову, который почти не разговаривал со мной, т. е. говорил очень неохотно и адресовал меня к Жиляеву в посольство, как к человеку, который (намекнул он), видимо, в курсе дела. Жиляев захотел со мной встретиться в посольстве; я сказал, что лучше будет, если это произойдет в другом месте. Он настаивал. Я сказал, что завтра позвоню ему в 3.30 и скажу, где мы увидимся.

Надо где-нибудь в кафе. Завтра назначена встреча с министром обороны и Пио. Посоветуюсь с ними. Хочу показать письмо Жиляеву.

 

Июль 1983

 

 

Июля

 

Вчера был ужасный день. Встреча с Жиляевым и Нарымовым, которые уже получили, конечно же, указание провести со мной беседу, «промыть мне мозги», но, по-видимому, вежливо, с надеждой на мое обращение, вернее, возвращение в лоно прежней жизни.

Жиляев:

1. Я не прав в том, что делаю выводы в письме к Ермашу (которое я дал ему, только ему одному, — не Нарымову — прочесть), будто бы моя творческая судьба так беспросветна. А как же контракт с Италией? Мой последний фильм. Не доказательство ли это моих тесных контактов с руководством на основе взаимопонимания.

2. Я напрасно акцентирую свои творческие (артистические) аспекты, т. к. есть и другие, более важные, как, например, аспект политический, гражданский: мой срок пребывания и моей жены за рубежом окончен, и мы должны вернуться в Москву.

Я: Нет!

3. Для обсуждения возможности моей работы на Западе мне надо вернуться в любом случае в Москву, для встречи с руководством. Кстати, этот третий пункт очень ярко отстаивает и Нарымов.

4. Я подрываю авторитет культурных связей и компрометирую советских культурных деятелей.

Я: Все будет выглядеть так, как решит руководство: или я расширяю контакты, или компрометирую советского артиста.

Нарымов:

1. Я ошибаюсь в оценках отношения к себе Ермаша. —?!!!

2. Что решения руководства, которое я ожидаю здесь, в Италии, никакого без меня невозможно.

Я: Не будет решения, начну работать без разрешения!

Нарымов: В качестве кого?

Я: В качестве русского режиссера.

Нарымов: А социально? В смысле твоего статуса?

Я: Это будет решать руководство. Захочет сделать из меня диссидента — сделает, захочет продолжить через меня в культурном смысле контракт с Италией — продолжит. Все будет так, как решит руководство.

Я приехал в гостиницу «Leonardo da Vinci» с Франко, там нас уже ждал Никола, которого мы пригласили приехать. Представил их Жиляеву. Ушли они злые и понявшие, что я не уступлю, и принял решение твердо. Единственное, что неприятно: ожидание их непредвиденных шагов. А что если они решатся на насилие? Хотя секретарь военного министра, у которого я был с Пио Де Берти, сказал, что это вряд ли возможно, вернее, невозможно. Может быть, это просто вечное непонимание Западом нашего безграничного беззакония? Если это так, то как нам уберечься?

Устал как собака от этого разговора, издергался и, приехав в Сан Грегорио, поссорился с Ларисой, которая была тоже не на уровне, а как всегда зла, подозрительна и раздражена.

 

Июля

 

Письмо к Пертини (забыл вклеить раньше) [перевод с итал.]:

«Рим,

25 января, 1983

Уважаемый и дорогой Президент Пертини,

Как Вы наверняка знаете, я уже более года являюсь гостем Италии — страны, которую почитаю и люблю и в которой заканчиваю съемки фильма „Ностальгия“, постановку которого осуществляет Второй канал РАИ совместно с „Гомоном“. Если я нашел в себе силы написать Вам это письмо и поделиться малой частью своих проблем, то это потому, что верю, что Ваше авторитетное вмешательство смогло бы хотя бы временно облегчить мое положение.

Поверьте мне, я не „диссидент“ в своей стране, и моя политическая репутация в России может даже считаться благонадежной. Более двадцати лет я работаю в советском кино и всегда стремился по мере своих сил и таланта добиться его более широкого признания. К сожалению, за эти минувшие двадцать лет мне удалось — и не по моей вине — сделать всего лишь пять картин.

Основной причиной этого — а мои фильмы никогда не были политическими или направленными против Советского Союза, но всегда поэтическими произведениями — было мое желание снимать лишь „свои“ картины, задуманные по написанным мною же сценариям, то есть, как их называют в Италии, „авторские фильмы“, а не заказанные руководством советского кинематографа ленты.

В результате этого снимать кино в своей стране становилось для меня все сложнее и сложнее. И всякий раз, когда мой фильм выходил на экраны, руководство советского кино всегда пыталось сломить и приуменьшить его успех, к примеру, запрещая прессе писать о нем. Советская же публика, особенно молодежь, любит мои фильмы, как оно происходит в других странах помимо России. Однако успех этот не нравится властям, и пресса систематически о нем умалчивает.

В Советском Союзе я не получил ни одного приза или премии за свою работу. Ни один из моих фильмов не был удостоен наград на советских фестивалях. Хотя во всем мире они были восприняты благосклонно и удостоены высоких премий на международных кинофестивалях, которые способствовали престижу советского кино. Мои фильмы продавали в прокат на Запад, но я ничего не получал от этих продаж. Несмотря на мою склонность к преподаванию, мне даже не предлагалось заняться педагогической деятельностью в каком-нибудь из киноинститутов Москвы.

Каждый раз, когда я приезжал на Запад представлять советское кино, я всегда получал большое количество приглашений работать, в том числе в театрах и в киношколах. Но как Вы знаете, нам запрещены любые контракты, если они не санкционированы руководством нашего кинематографа.

Поэтому только по счастливой случайности после четырехлетней борьбы министр от кино Ермаш, руководитель Госкино СССР, разрешил подписать контракт с РАИ на этот фильм, который я снимаю по собственному замыслу. При этом предпринималась любая попытка, чтобы оттянуть время и разуверить РАИ в правильности выбора автора. Но в РАИ терпеливо ожидали заключения контракта. И я бесконечно благодарен им за это.

Теперь мой фильм „Ностальгия“ монтируется. В апреле он приглашен в конкурс Каннского фестиваля. Я не уверен, смогу ли я там быть, поскольку советское киноначальство не желает участия этой картины в Канне и всячески пытается этому помешать. Уже около месяца они звонят, под разными предлогами отзывая меня в Москву, для того, чтобы я остановил работу и передал монтаж и завершение работы в чужие руки.

Существует официальный телекс от „Совинфильма“ (отделение Госкино по совместным постановкам с зарубежными странами под руководством Сурикова) Второму каналу РАИ, в котором меня призывают в Москву вместе с дирекцией РАИ для обсуждения производственных аспектов фильма. В РАИ заявили в ответ, что работа над монтажом не допускает моих отлучек.

Второй телекс „Совинфильма“ настаивал на моем обязательном присутствии в Москве. На что руководство РАИ пригласило советское руководство в Рим для обсуждения возникших вопросов.

Я знаю, что теперь меня ожидает. Закончив этот фильм, если мне удастся его закончить оставшись в Риме, меня вернут в Советский Союз и оставят без работы. Как мы сможем жить — я и моя семья, — мне неизвестно.

Дорогой Президент Пертини, у меня в Москве трое детей, вполне взрослые дочь 23 лет и сын 21 года и несовершеннолетний сын Андрей 12 лет, который живет с моей тещей, Анной Егоркиной, пожилой и очень больной женщиной. У моего сына нездоровое сердце. Поскольку моей жене, Ларисе, разрешили выехать ко мне в Рим, где она работает со мной в качестве второго режиссера, Андрей практически остается в Москве заложником. Мне запретили взять его с собой в Италию.

Надеюсь, мне удалось описать Вам, в каком положении я ныне нахожусь. В Италии у меня реальные возможности продолжать профессиональную работу. Меня просят поставить оперу в Муниципальном театре Флоренции. У меня есть новые кинопроекты, к примеру, экранизация „Гамлета“, которая всегда была моей сокровенной мечтой. РАИ и Экспериментальный киноцентр в Риме также готовят мне предложения. Но, главное, итальянские друзья предоставляют мне возможность организовать школу повышения квалификации для профессионалов кино — режиссеров, сценаристов, операторов, монтажеров. Эта инициатива могла бы быть очень полезной как для итальянского, так и для европейского кинематографа в целом. Стоит ли говорить, насколько меня заинтересовала эта идея!

На данный момент у меня нет другого выхода, чем просить Вас, Президент Пертини, обратиться с письмом к главе советского правительства Андропову с просьбой — во имя дружбы и сотрудничества между нашими странами — о продлении срока моего пребывания в Италии до двух или трех лет, чтобы я смог посвятить себя работе преподавателя в этой новой киношколе.

Также прошу Вас обратиться к руководству моей страны с официальным приглашением, чтобы моей теще Анне Егоркиной, моей жене Ларисе и моему младшему сыну, Андрею, было дозволено выехать ко мне в Рим, на тот же срок, что и мне, для того чтобы я смог непосредственно заботиться об их содержании и заниматься здоровьем ребенка.

Мне пятьдесят лет. Я хочу работать и нуждаюсь в работе. Я продолжаю уважать и признавать авторитет своей страны, но также хочу ответить благодарностью на гостеприимство той страны, в которой сейчас пребываю, предлагая ей свою работу еще в течение нескольких лет.

Надеюсь, Президент Пертини, что Ваше авторитетное вмешательство поможет мне быть услышанным руководством моей страны.

Заранее благодарен за то, что Вы в силах сделать.

С глубоким уважением,

Андрей Тарковский».

 

Вчера встречался с президентом Экспериментального центра в Риме (Киноцентр). Он дал мне письмо с приглашением для меня провести цикл киносеминаров на тему «Что такое кино» в течение 83–84 учебного года. Копию письма он отправит в Москву на имя Ермаша. Звонила Ольга. Сказала, что меня очень ждут в Америке — на фестивале (Том Лади) и продюсер, вернее, прокатчик. Что надо послать по две фотографии для виз и сообщить, откуда я поеду.

Сегодня ночью Лариса проснулась в 4.10 от звука проезжающей машины. Через десять минут она услышала шаги. Потом кто-то долго и упорно старался открыть внизу нашу дверь. Открыл и вошел внутрь. Лариса подошла к окну и никого не увидела, машины также. Через час после того, как она снова легла, кто-то вышел из нашей двери. Было 5.20 утра. Я позвонил Франко. Тот поговорил с Луиджи и выяснил, что никого из местных быть не могло, т. е. из своих. Франко говорил с Николой, и тот сказал, что вряд ли стоит беспокоиться. Вот, может быть, появился микрофон или в телефоне или отдельно. Не знаю… Я очень обеспокоен.

 

Июля

 

Никаких новостей. Был Никола. Ему кажется, что ничего страшного нет — просто «их» работа. Мне кажется, что до конца фестиваля в Москве не будет никаких решений.

Вчера к нам приезжал Кшиштоф Занусси, удивительно милый, интеллигентный человек. Поляки все надеются отстоять свою независимую линию. Напрасно! Нам же он сказал, что у меня не было другого выхода.

Завтра на два дня лечу в Лондон по поводу «Бориса».

 

[Текст вырезки из «Советской культуры», 21.5.1983 г., см. Приложение ^{11}]

 

Июля

 

Вчера вернулся из Лондона, где работал с Двигубским над макетом «Годунова». Какое несчастье, что я именно его пригласил на спектакль! Он сломался и, по-моему, болен. Создается впечатление, что он все время играет какую-то роль — роль иностранца. Вплоть до того, что ответил мне (когда я объяснил, почему я решил работать с ним по той причине, что он — русский): — «Какой же я русский?» Он хочет быть иностранцем. Боже! Какое ничтожество! И ни одной мысли, ни одной идеи! Когда я увидел впервые сделанный им (после стольких бесед и обсуждений) макет, я не поверил своим глазам. Пришлось все переделывать, переиначивать, начинать практически заново. Это называется «не повезло». Устал страшно.

В Лондоне была дикая жара, влажность и духота. Надо будет поехать туда в конце августа или в начале сентября. Но возникает проблема виз: в моем паспорте осталась только одна чистая страничка для виз, а идти в консульство (советское) бесполезно. Что же будет со Стокгольмом, Америкой и снова с Лондоном? Надо всех предупредить об этом. Может быть, будет возможность оформить мне визу на отдельных вставных страницах.

В Римини выходит «Рублев» как роман в конце месяца. Надо будет ехать туда на один день. В Милане очень заинтересовались «Сопоставлениями». Получил письмо от Луиджи Паини.

Слух от Лоры Яблочкиной («из верных источников» — что-то вроде Караганова): Тарковский остался в Италии и будет требовать сына через Красный Крест.

Анна-Лена говорит, что для разговора по поводу новой заявки «Жертвоприношения» надо ехать в Стокгольм. Это слишком сложно, надо ей позвонить и все устроить без меня. <…>

 

Июля

 

Из Москвы ни слуха ни духа… Звонил Жиляеву. Он сказал: «Я же говорил тебе, что ответа не будет». «Нехотя» взял телефон Франко «на всякий случай». Написал письмо Шауре в ЦК. В следующий приезд в Рим — отправлю.

Жду ответа от Анны-Лены по поводу новой заявки. Надо начинать работать.

23 августа в Римини праздник по поводу выхода моей книги «Рублев». Надо ехать, но не хочется из-за Тонино.

 

Июля

 

Вчера отправил письмо Шауре. Две копии. На всякий случай, если потеряется хотя бы одно…

Купил в антикварном магазине бронзовый крест с эмалью XVIII века, за 900 крон (120 долларов). Там бывают самовары, и не очень дорого.

 

Июля

 

Вчера звонил прокатчик (итало-американец Mario De Vecchi) «Ностальгии» в Америке. Очень хочет, чтобы я приехал в Америку — там намечаются два фестиваля: один у Тома Лади, другой — в Нью-Йорке. И турне: Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Чикаго, Нью-Йорк. Я объяснил мою паспортную проблему. Он обещал помочь. Хоть мне не хочется всей этой суеты (я чувствую себя очень усталым) — надо ехать. Это поможет прокату в США.

Прочел избранное Гумилева. Боже, какой бездарный и претенциозный субъект!

Звонил Франко Терилли и сказал, что и он разговаривал сегодня с De Vecchi и что тот сказал, что у него также ко мне какое-то предложение. Обстоятельства за то, чтобы мне ехать в США и встретиться с ним во время выхода «Ностальгии» на экраны. А дубляж? Неужели он дублировал «Ностальгию»! Этого никак нельзя было бы делать. Надо картину показывать с субтитрами. Только этого не знают прокатчики, RAI наплевать, а сами они не додумаются.

Здесь, да и вообще в Италии стоит жара, какой не помнят старожилы. Сегодня на горах у выезда из Сан Грегорио вспыхнул лес. Кто-нибудь бросил окурок или может быть, еще что-нибудь… Горит уже несколько часов. С темнотой зрелище стало устрашающим. Слышен треск пожара. Хорошо хоть, что нет ветра. Неприятный какой-то, нечеловеческий, безнравственный спектакль.

 

Август-ноябрь 1983

 

 

Августа

 

В начале недели позвонил из посольства Пахомов и попросил о встрече. Я пригласил их в монтажную. Их — Пахомова и Дорохина, консула. Короче говоря, они сказали, что уполномочены мне передать официально, что ответа никакого не будет (письменного) и что для утрясения всех моих дел мне вместе с женой следует немедленно вернуться в Москву. Я сказал, что этого не сделаю. Консул сказал, чтобы я подумал и позвонил ему, когда надо будет ехать. А то, мол, как бы не было хуже. Что он имел в виду? То, что мне не дадут паспорта? Или что-нибудь другое? В Москве ходят комитетские слухи о том, что я остался навсегда. Естественно, что ходят, а то как же… Надо написать письмо Зимянину. Не помню его ни имени, ни отчества.

В Москве оклеветали итальянского журналиста (друга Тонино Гуэрра). Запутали его в какое-то уголовное дело. (В духе дела Параджанова.) И в результате, чтобы избежать суда, обменяли на Пронина, засыпавшегося кагэбиста. Итальянец этот был «большим другом СССР», что, кстати, и послужило тому, что именно его выбрали жертвой: не будет агрессивен в этой ситуации, даже защищаться не сможет. Молодцы! Ничего, впрочем, нового. И методы, и стиль — старые и испытанные.

 

Августа

 

Живем в Сан Грегорио трудной жизнью ожидания. Вчера меня разыскал новый работник отдела культуры посольства (Валентин Иванович) и сказал, что нужно встретиться для разговора. Лара предполагает, что разговор пойдет о нашей поездке в Америку. Вчера же виделся с заведующим культурным сектором в Министерстве иностранных дел. Обещал помочь и сказал, что было бы очень важно связаться с авторитетными деятелями коммунистической партии Италии (PCI). Мне кажется, он прав. Но как? Хорошо было бы поговорить с Берлингуэром.

Разговаривал (вчера же) с квестором Рима — обещал помочь с возвратной (в Италию) визой.

Сегодня договорились о встрече с Валентином Ивановичем, и после будет яснее, что делать в смысле письма М. В. Зимянину.

Квестор в разговоре запустил фразу такого типа. Что, мол, если кто-нибудь остается в Италии (из советских), то советские власти всегда могут сказать итальянцам: «Осторожнее (в смысле опеки над ними)». Ибо сейчас в СССР находятся полторы сотни итальянцев. Я не совсем понял, в каком контексте он это сказал: в смысле предупредить меня о возможности просить политического убежища или случайно, что было бы похоже на итальянцев. Очень грустно все и как-то мучительно грустно, то есть тоскливо.

<…> Сейчас помогаю с русским текстом и материалом убрать лишнее из будущего документального фильма о себе. Готовлю небольшое выступление о роли искусства сегодня — для Римини. Там они будут разглагольствовать в рамках довольно странной темы: «Обезьяна — человек — робот».

Материализм поразил всю западную жизнь и парализует ее. Здесь материализм — действительно в действии. В России же не материализм, а антиидеализм. Что то же, что идеализм, но наизнанку.

 

Августа

 

Сегодня Ремо объяснил нам, сколько будет стоить ремонт дома. Я в ужасе. Не знаю, что и делать, хоть отказывайся от дома. Без новой кухни, ванны, гостевой комнаты, без окон, полов, отопления, электричества, только поднять стены для трех этажей, сделать новую лестницу, большую терассу на двух этажах (без полов) — это будет стоить 58 млн.

Плюс: полы, окна, двери, отопление, электричество, земляные работы для будущих комнат: 32.000.000

Ограда: 9.000.000

Кухня, комната, ванна: 20.000.000

Я не говорю еще о мебели, кухонном оборудовании, освещении.

Затем: 2.000.000 — геометру

2.000.000 — Пачифико

Итого: 123.000.000+50.000.000 в конце года

173.000.000 (?!)

А в банке у меня сейчас: 65.000.000

50.000.000 (Анна-Лена)

30.000.000 (Анна-Лена)

37.000.000 (Лондон)

182.000.000

 

Августа

 

Франко сказал, что цены, названные Ремо, слишком высокие, и чтобы я не беспокоился.

Сегодня получили визу на три путешествия. (Следовательно, три возвращения в Италию.) После американской визы у меня не останется ни одного свободного местечка в паспорте. Имел счастье видеться с новым советником по культуре. Молодой, лет сорока пяти, с усиками, нервный, фальшивый, думает, что он хитрее многих. Хочет произвести хорошее впечатление. Нино привез его на Чак-студию и потом отвез обратно. Он заявил, что он как официальное лицо должен передать ответ на мои письма. Ответ, естественно, устный. Вот он:

— Есть возможность положительно решить вопрос о продолжении моей работы здесь в Италии, но для этого Вам надо вернуться в Москву для разговора.

Я спросил — от кого этот ответ? Он ответил, что телеграмма пришла из Министерства иностранных дел. Впрочем, как и всегда. Мы получаем только оттуда телеграммы и руководящие указания.

Мой ответ:

— Так как письмо мое, на которое я очень долго жду ответа, слишком серьезный для меня акт, оно очень многого для меня стоило, и я хочу получить на него такой же письменный ответ. Также ответ этот мне будет необходим, когда мне придется защищаться от нападок руководства перед лицом мировой общественности. Мне нужен письменный документ.

Простились очень мило, с обещанием с его стороны снова увидеться. Я ответил удовлетворительно. Лариса говорит, что он (тем более, что был один) все записал при помощи магнитофона. Боже мой! Да конечно же!

 

Августа

 

Вчера у нас были Пио с Брунеллой. Он настроен пессимистически насчет Андрюши и Анны Семеновны. Он говорит, что советским нужно чем-то придерживать меня, если они уверены в том, что я не вернусь и буду работать на Западе. Я не музыкант, а режиссер. Поэтому они не захотят выпустить к нам Тяпу с Анной Семеновной, зная, что это самые наши близкие. С другой стороны, они все же, может быть, ошибаются: ведь я не первый, кто остается и требует детей (Аксенов, например). С другой стороны, они не захотят скандала, не ради Запада, а ради России, где я был достаточно известен. И скандал повлиял бы на умы в России в ненужном им смысле. Не знаю. Пио обещал узнать, можно ли получить для меня ссуду для строительства (с рассрочкой) и какие-нибудь льготы, раз наша домушка является Belle Arti [18].

Боже! Как я соскучился по Андрюше! Просто невозможно описать эти мучения. Неужели я увижу его наконец?!

 

Августа

 

Два дня (25 и 26) были в Римини. Там была традиционная встреча «Meeting», организованная католическим движением в Романьи.

За «круглым столом» присутствовало 14 тыс. человек. И 2–4 тысячи слушали за дверями трансляцию по радио. Около восьмидесяти процентов молодежи. Очень впечатляющее зрелище. Мое выступление было встречено с энтузиазмом. Марио Маджоли был очень мил и корректен.

Вот одна из статей по поводу «Meeting» а:

 

[Перевод вырезки из «Il Tempo», 26.8.1983 г., см. Приложение^{12}]

Была пресс-конференция, несколько интервью, TV. Устал. <…>

А это ответ Госкино на письмо Граццини по поводу моего приглашения провести семинары по режиссуре в Римском Киноцентре.

 

«Господину Джованни Граццини

Президенту Экспериментального центра

кинематографии, Рим, Италия

Уважаемый господин Президент,

Ознакомившись с адресованной Госкино СССР копией Вашего письма режиссеру А. Тарковскому от 6 июня с. г., хотел бы сообщить Вам, что киностудия „Мосфильм“ настаивает на выполнении обязательств, которые А. Тарковский взял на себя ранее, заключив с ней договор на написание сценария фильма „Идиот“.

В связи с этим представляется, что Тарковскому следовало бы урегулировать в Москве свои деловые отношения с этой студией. Кроме того, на Высших курсах сценаристов и режиссеров в Москве ожидают, что А. Тарковский приступит к чтению лекций по режиссерскому мастерству.

Все это вынуждает нас просить Вас воздержаться от приглашения режиссера Тарковского А. А. для проведения семинара в Экспериментальном центре кинематографии до тех пор, пока он не внесет ясность в свои отношения с упомянутыми организациями.

Надеюсь, что эта просьба не вызовет нежелательных осложнений для последующих связей между Государственным комитетом СССР по кинематографии и Вашим центром.

С уважением,

Петр Костиков

Заместитель Председателя Госкино СССР

Москва, 4.VIII.83 г.»

 

 

Августа Теллурайд

 

28-го утром Кикко нас проводил в аэропорт. (Купили косметику Ларе — 35 тыс. лир, шампунь с пастой — 10 тыс.) Восемь с половиной часов летели до Нью-Йорка, там ждали два часа пересадки. Там с опозданием нас встречали люди, связанные с М. De Vecchi, прокатчиком «Ностальгии» в США. Летели еще около четырех часов — сначала до Финикса, а потом до Лас-Вегаса, где нас встретили Том Лади, Кшиштоф Занусси и Ольга. Посмотрели Лас-Вегас — безумный по безвкусице город игорных домов. Как сказал кто-то, «мечта мирового пролетариата». Словно декорация, построенная Птушко. Что-то безумное. В диких архитектурных картинах. Копии античных скульптур — Марк Аврелий с Кампидольо, например; какие-то раскрашенные гипсовые манекены, изображающие древних римлян. Кормят в Америке чудовищно.

Потрясающее путешествие на машине — с двумя девушками с фестиваля и режиссером с Филиппин. Гранд-Каньон, пустыня, резервации и, наконец, великая Monument Valley (Вагнер, Гамлет, Стикс). Теллурайд — где добывался свинец и ртуть, золото… Окрестный пейзаж — горы, цветы, осины и ели, немного Швейцария, но гигантских размеров. Штат Колорадо.